Кермит Маккензи

 

Коминтерн и мировая революция. 1919-1943

 

 «Кермит Маккензи. Коминтерн и мировая революция. 1919 – 1943»: Центрполиграф; Москва; 2008

 

ISBN 978-5-9524-3430-1

 

Оригинал: Kermit McKenzi, “Comintern and World Revolution 1919 – 1943”

 

Перевод: Г. Г. Петрова

 

Аннотация

 

Книга К. Маккензи – одно из фундаментальных исследований, посвященных деятельности Коминтерна и особой роли Советского Союза в борьбе за мировую революцию. В ней рассказывается об этапах построения мирового интернационала коммунистов, о разработке стратегии и тактики захвата мирового господства и трансформации общества в соответствии с их идеологией. Важное место автор отводит взаимоотношениям «эталонного государства» – СССР с компартиями других стран и революционными движениями. В работе использованы исторические документы: стенограммы, резолюции, тезисы, программы, манифесты и работы крупных теоретиков коммунизма.

 

Кермит Маккензи

 

Коминтерн и мировая революция

 

1919 – 1943

 

Книга К. Маккензи – одно из фундаментальных исследований, посвященных деятельности Коминтерна и особой роли Советского Союза в борьбе за мировую революцию. В ней рассказывается об этапах построения мирового интернационала коммунистов, о разработке стратегии и тактики захвата мирового господства и трансформации общества в соответствии с их идеологией. Важное место автор отводит взаимоотношениям «эталонного государства» – СССР с компартиями других стран и революционными движениями. В работе использованы исторические документы: стенограммы, резолюции, тезисы, программы, манифесты и работы крупных теоретиков коммунизма.

 

Посвящается Вивиан

 

ОТ АВТОРА

 

Большую проблему для историка представляет взаимоотношение между мыслями и поступками. Является ли знание коммунистической доктрины необходимым и важным для полного понимания деятельности коммунистов – составляет суть рассматриваемой проблемы. То, что эти знания представляют первоочередную важность и на самом деле являются важными для надлежащего понимания сущности мирового коммунистического движения, всегда было главной темой на семинарах, посвященных советской общественной мысли, проводимых профессором Геройдом Т. Робинсоном в Колумбийском университете. Профессор Робинсон вызвал интерес к данной проблеме у автора этой книги. Его терпеливое отношение ко мне и тщательный анализ моей работы способствовали развитию темы и перерастанию простого исследования в докторскую диссертацию. Выражаю большую признательность моему наставнику за неустанный контроль над моим исследованием, а также за честность и искреннюю приверженность к правде в процессе нашей совместной деятельности. Если читатель сочтет это исследование полезным и заслуживающим внимания, то, несомненно, главная заслуга в этом принадлежит профессору Робинсону, моему научному руководителю.

 

Мне также хочется выразить слова благодарности за ценные критические замечания, высказанные профессорами Александром Даллином, Мартином Вилбуром, Джоном Хазардом, Рене Альбрехт-Кэрри и Оливером Лиссицыном, прочитавшим рукопись этой книги, когда она еще была диссертацией. Личные беседы долгими вечерами с профессорами Аленом Мак-Коннелом и Сидни Хайтманом позволили мне глубже понять суть поставленной проблемы и придали исследованию более реалистический характер, а также способствовали правильным суждениям и выводам. Господа Эудосио Равинес и Дуглас Хайд рассказали о своем личном опыте участия в коммунистическом движении, что помогло пролить свет на наиболее сложные и запутанные вопросы данного исследования.

 

Мой труд был в значительной степени облегчен благодаря помощи сотрудников библиотеки Колумбийского университета и Нью-Йоркской публичной библиотеки. Выражаю глубокую благодарность за неоценимую финансовую помощь, поступавшую в форме щедрых стипендий от Совета по проведению исследований в области общественных наук и от фонда Форда. Также выражаю благодарность сотрудникам издательства Колумбийского университета за большую помощь при подготовке рукописи к публикации. Считаю необходимым сделать заявление о том, что никто из вышеперечисленных лиц и учреждений не несет ответственности за взгляды и выводы, выраженные в данной публикации. В заключение мне хотелось бы поблагодарить свою жену за оказанную помощь, а также за слова ободрения и поддержку, оказанную мне в процессе работы.

 

Кермит Маккензи

 

Часть первая

 

ВСТУПЛЕНИЕ

 

Глава 1

 

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

 

Это исследование, представляющее собой анализ проблем мировой революции как части коммунистической теории, основано на изучении материалов руководящих органов Коммунистического интернационала в период с 1928 по 1943 год. Это не история Коминтерна, а исследование его основополагающих принципов. Проблема мировой революции, или всемирной борьбы коммунизма за власть, и использование власти с целью достижения кардинальных изменений человека и общества является краеугольным камнем всей коммунистической теории. Другие составные части коммунистической доктрины либо подчинены ей, либо рассматриваются в рамках основной теории. При исследовании проблем мировой революции необходимо надлежащим образом рассмотреть и тщательно проанализировать одну важнейшую проблему, а именно: какими должны были быть отношения между Советским Союзом, ставшим главным коммунистическим государством, и коммунистическими движениями, существовавшими за границами СССР. Жизнь показывает, что ни проблема борьбы коммунистов за власть вообще, ни вопрос об особой роли Советского Союза в мировой революции в частности не утратили своей важности и жизненной необходимости. Мы предприняли попытку заново проанализировать эти проблемы в свете специально отобранных, но очень важных событий, происшедших во время главного периода в истории коммунистического движения, а именно так называемого «сталинского периода».

 

Учредительный конгресс 1919 года провозгласил великую историческую главенствующую роль Коммунистического интернационала в ускорении мировой революции, в результате которой должна была произойти замена капиталистического строя и всех других существующих экономических систем социалистическим обществом, которое Маркс назвал не только неизбежным, но и необходимым для прочного мира и процветания всего человечества. Это всестороннее, даже тотальное изменение человека и общества, очевидно, в равной степени требовало всеобъемлющей общественной теории, которая ответила бы на вопросы о принципах, целях и методах мировой революции, а точнее: каковы пути совершения мировой революции и каковы ее конечные цели и результаты. Именно эти вопросы и будут основными направлениями данного исследования. Они охватывают средства и методы, цели и задачи мировой революции.

 

Исследование этих проблем неизменно приведет к изучению более конкретных вопросов. Какие приготовления было необходимо сделать коммунистам и их революционно настроенным последователям до захвата власти? При каких обстоятельствах и в какой исторический момент руководимое коммунистами движение захватит власть? Утверждало ли руководство Коминтерна, что коммунисты смогут захватить власть и «построить социализм» только в странах с высоким уровнем развития капитализма или, при определенных условиях, это возможно и в слаборазвитых странах? Захватив однажды власть в свои руки, каким образом должно революционное движение использовать эту власть для достижения дальнейших целей? Каковы должны быть характерные черты и устройство конечного общества, ради которого и совершалась революция?

 

Прямо связана с этими вопросами более фундаментальная проблема, а именно: останется или нет мировая революция в изучаемый период главной целью Коммунистического интернационала и составлявших его партий, среди которых была и Коммунистическая партия Советского Союза1. Изучение большого количества материалов в рамках данного исследования позволяет дать ответ на этот довольно спорный вопрос.

 

Все бывшие лидеры Советского Союза довольно часто публично заявляли об своей верности и преданности делу революции. Помогают ли материалы Коминтерна, изданные в период с 1928 по 1943 год, выяснить подлинное значение таких помпезных, но довольно туманных заявлений? Что должен сделать Советский Союз для ускорения прихода к власти коммунистов в других странах? И наоборот, каковы должны быть обязательства коммунистов, находящихся за границами Советского Союза, перед «отцом» всех трудящихся мира? После того как революционные движения под руководством коммунистов силой вырвали власть из рук своих противников, какого рода помощь: политическая, экономическая или какая-либо другая – должна быть оказана Советским Союзом новым государствам под руководством коммунистических правительств? Еще один довольно интересный вопрос: должен ли Советский Союз потерять свою национальную самобытность и слиться с другими коммунистическими государствами с целью образования мирового коммунистического общества? Для ответа на эти интересные вопросы необходимо поэтапно проанализировать роль Советского Союза и КПСС в мировом революционном процессе, а именно как она представлена в материалах Коминтерна.

 

Все исследования в рамках данной теории сталкиваются с довольно важной, но запутанной проблемой, связанной с толкованием терминов. Этому будет уделено большое внимание в данной книге. Сейчас же необходимо прояснить значение терминов «мировая революция» и «теория Коминтерна», которые неоднократно будут встречаться в настоящем исследовании.

 

Под мировой революцией понимается не внезапный решительный и одновременный захват власти революционерами под руководством коммунистов по всему миру, а более или менее длительный процесс захвата власти коммунистами, охватывающий большое количество различных революционных течений. Эти течения могут в значительной степени варьироваться по силе, широте и быстроте, но у всех у них есть одна общая черта: они являются революционными движениями, находящимися либо под гегемонией коммунистов, либо коммунисты хотят добиться гегемонии над ними с целью использования таких движений в интересах победы коммунизма в мировом масштабе.

 

Необходимо заметить, что слово «революция» используется автором не только в значении «переворот, приводящий к захвату власти», но также как предварительный этап подготовки к этому событию и дальнейший процесс утилизации власти для достижения революционных целей. Таким образом, два продолжительных периода политической и социальной деятельности вертятся вокруг главного вопроса – захвата власти. Эти три элемента, связанные воедино, и составляют понятие «революция».

 

Выражение «теория Коминтерна» используется просто для обозначения сути тех коммунистических доктрин и директив, которые исходили от руководства Коминтерна и его центральных институтов. Такие свидетельства охватывают как теоретические, так и практические вопросы, а также повседневные решения и директивы Коминтерна. Источниками доктрин и директив Коминтерна, например, являются устные и письменные высказывания коммунистов, занимавших должности руководителей Коминтерна, а также дискуссии центральных институтов Коминтерна, материалы периодической печати, изданные руководящими органами Коминтерна. Главное внимание в настоящем исследовании сосредоточено на ядре этой всемирной коммунистической организации, а не на отдельных коммунистических партиях, которые, безусловно, полностью и безоговорочно должны были принять идеологию руководства Коминтерна. В высшей степени централизованная и авторитарная природа Коминтерна оправдывает то внимание, которое мы уделили доктринам и директивам, в изобилии издававшимся руководством Коминтерна.

 

На основе этого нельзя сделать заключение, что частое использование таких удобных выражений, как «по свидетельству Коминтерна» или «согласно теории Коминтерна», означает или предполагает подлинное принципиальное различие между этими свидетельствами и другими коммунистическими идеями. Теория Коминтерна должна отличаться от другой коммунистической теории только тем, что она родилась непосредственно в этой организации. В этом и состоит особая важность этой теории как объекта изучения, так как именно через международный аппарат Коминтерна большое количество коммунистических идей распространялось по всему миру и было воспринято миллионами людей. Невозможно исследовать идеологическое развитие какой-либо отдельно взятой партии в течение этих лет, не поняв сначала, как развивалась идеология Коминтерна. Важно понять, что при изучении материалов Коминтерна исследуются доктрины и директивы, созданные специально для использования и применения в международном масштабе. Коммунистический интернационал был организацией, занимавшейся практической повседневной деятельностью, но полностью осознававшей долгосрочные цели, стоявшие перед ней. Созданная по настоянию В.И. Ленина, лидера российских большевиков, который превыше всего был политическим активистом, Коммунистический интернационал жил и работал в ожидании полного разрушения капитализма и победы революции. Почти четверть века – с весны 1919 до середины 1943 года – лидеры Коминтерна осуществляли руководство и контроль над деятельностью секций, составлявших его, а именно коммунистических партий во всем мире.

 

Очевидно, что идеологическое руководство Коминтерна было самым важным фактором в интеллектуальном развитии первого поколения коммунистов, появившихся на политической арене после Первой мировой войны. Несомненно, это влияние сохраняется до сих пор. Значительный процент лидеров большинства коммунистических партий состоял из людей, чья деятельность долгие годы осуществлялась под руководством Коминтерна. После окончания Второй мировой войны многие из этих коммунистов стали руководителями государств.

 

Идеология Коминтерна, таким образом, занимает важное место в генеалогии революционного марксизма. Если рассматривать идеологию Коминтерна под таким углом зрения, то ее можно считать, с одной стороны, духовной наследницей марксизма, переработанного Лениным, и, с другой стороны, предшественницей современных коммунистических идей. Возможно, полезно будет рассмотреть идеологию Коминтерна в качестве революционной социалистической идеологии государства – ее ровесника – Союза Советских Социалистических Республик. В этом смысле, очевидно, прослеживается контраст между докоминтерновской и посткоминтерновской стадиями развития революционной социалистической идеи. На том этапе, который можно назвать классической эпохой марксизма, то есть в период, предшествовавший Первой мировой войне вплоть до основания Советского государства в 1917 году, нигде в мире не существовало социалистического правительства, в основе которого лежала бы революционная идеология марксизма. После Второй мировой войны было образовано несколько коммунистических государств, и Советский Союз уже больше не являлся единственным коммунистическим государством, как в годы войны. Влияние на теорию, вызванное этим изменившимся положением, стало вполне очевидным в последние годы в связи с возникновением антисоветских движений титоизм и национальный коммунизм.

 

Тот факт, что в годы Коминтерна существовало единственное государство2, подконтрольное коммунистам, наложил отпечаток на природу и развитие доктрин и директив Коминтерна. Невозможно отделить идеологию Коминтерна от Советского Союза. Если позднее претензии Советского Союза и его коммунистической партии на то, что именно это государство было единственным образчиком для проверки правильности коммунистической теории, были отвергнуты рядом других коммунистических государств, то во времена Коминтерна лидирующая роль СССР не подвергалась сомнению. Хотя это правда, что в самом Коминтерне Советский Союз сталкивался с оппозицией, но правда и то, что оппозиция встречалась с бескомпромиссным сопротивлением и терпела поражение. Регулярно проводимые чистки и исключения из рядов делали эту оппозицию слабой. Это можно сказать даже о ее самой развитой форме – троцкизме. В целом, как бы то ни было, во время всего периода существования Коминтерна, и особенно в исследуемый период, подавляющее большинство коммунистов во всех странах признавали главенствующую роль СССР и его Коммунистической партии как своего идейного вдохновителя и руководителя, являвшегося для них образцом для подражания.

 

В самом деле в материалах Коминтерна часто и с гордостью заявлялось о том, что мировое революционное движение имеет в лице Советского Союза бесценную политическую поддержку и опору. Бесспорно, существовавшие тесные взаимоотношения между Советским государством и проповедуемой Коминтерном теорией подтверждает краткая цитата из Бертрана Рассела о важности изучения марксистских теорий. Он пишет: «Конечно, в метафизике Маркса не больше смысла, чем у Гегеля, но необходимо с уважением относиться к метафизике, поддерживаемой самой большой по численности армией в мире»3. Престиж «метафизики», являвшейся составной частью теории Коминтерна, для многих людей, живших в период между двумя войнами, в значительной степени усиливался благодаря существованию огромного государства, занимавшего «шестую часть суши».

 

Я не собираюсь подробно рассматривать идеологию Коминтерна в течение первого десятилетия его существования, а точнее – в период, предшествовавший VI конгрессу Коминтерна, состоявшемуся летом 1928 года. Чем вызвано изучение доктрин и директив Коминтерна, изданных лишь в последние пятнадцать лет его существования? Какую общую связь между ними можно проследить в период с 1928 по 1943 год? Решение ограничить рамки исследования периодом после 1928 года определялось несколькими причинами.

 

Прежде всего, нам кажется необходимым предоставить читателю описание и анализ документальных свидетельств, а также эволюцию взглядов Коминтерна в эпоху сталинизма Именно на протяжении 1928 и 1929 годов Сталин завершил свою борьбу за власть в СССР, подавив так называемую правую оппозицию в Политбюро. Одержав эту победу, он стал бесспорным лидером Коммунистической партии Советского Союза. Можно сказать, что культ Сталина начался во время пышного празднования его пятидесятилетия – в декабре 1929 года. В течение четверти века Сталин оставался диктатором и единоличным правителем СССР и, как следствие этого, человеком, обладавшим неограниченной властью в Коммунистическом интернационале. Безусловно, идеологическое руководство международным коммунизмом, со времени принятия в 1928 году главного документа – программы Коминтерна, осуществлялось под непосредственным руководством советского диктатора. Сталинская концепция марксизма-ленинизма стала той концепцией, которую в конце концов принял Коминтерн, после ряда других концепций, занимавших главенствующее положение в первом десятилетии существования Коминтерна. Сталин, конечно, участвовал в работе Коминтерна на раннем этапе деятельности этой организации, но в то время он не обладал ничем и никем не ограниченной властью в СССР, которую он получил в 1928 году и которой обладал вплоть до самой своей смерти. Если сейчас разрешено говорить о «сталинистах» или о коммунистах сталинского типа, то необходимо рассмотреть последние пятнадцать лет истории Коминтерна, то есть тот период, когда завершилось формирование коммуниста такого типа.

 

Взаимоотношения Сталина и Коминтерна были основаны на низкопоклонстве со стороны последнего, а влияние, оказываемое Сталиным, можно назвать огромным и всепоглощающим. Свидетельства этому можно найти на протяжении всей этой книги. Даже очень поверхностное изучение материалов Коминтерна за пятнадцать лет в период с 1928 по 1943 год убедительно доказывает, что в рассматриваемый период слова Сталина имели непререкаемый авторитет в Коминтерне. Поэтому нам кажется приемлемым назвать период работы Коминтерна начиная с 1928 года и далее вплоть до роспуска сталинским периодом (эпохой Сталина) в истории Коминтерна. Становится очевидным факт, что именно Сталин, а не Ленин, Троцкий, Зиновьев, Бухарин или кто-либо еще сумел сделать из Коминтерна организацию, воплотившую его идеи. Если безграничная и абсолютная власть Сталина обеспечивала единство и сплоченность в рядах Коминтерна в последние пятнадцать лет его существования, в качестве другой причины, обеспечивающей единство в Коминтерне, можно было бы назвать эволюцию самого капитализма. Период с 1928 года до начала Второй мировой войны можно с достаточным основанием назвать периодом серьезных проблем, с которыми столкнулись капиталистические страны и начало которым положила Великая депрессия (1929 – 1932 годов), приведшая к новым (не имевшим аналогов) и часто радикальным экспериментам в экономической, социальной и политической сферах. Перед наступающим периодом депрессии и спада в экономике 1928 год явился последним годом, когда в капиталистических странах царили оптимизм и уверенность в будущем благодаря экономическому процветанию. Ученые, изучающие историю XX столетия, в своем стремлении определить ясно различимые периоды прогресса человечества склонны рассматривать период, наступивший после 1928 года, как период, который качественно отличался от предшествовавших ему послевоенных лет. Эволюцию идеологии в доктринах и директивах Коминтерна можно понять лишь только на фоне той экономической и политической нестабильности, наступившей в период, когда капитализм как соперник коммунизма был на гране катастрофы и в глазах многих был дискредитирован как жизнеспособная социально-экономическая система.

 

В качестве еще одной причины избрания 1928 года отправной точкой в наших исследованиях можно назвать следующую. В середине этого года в Москве состоялся VI Всемирный конгресс. Это был первый конгресс, проведенный за четыре года. С точки зрения развития теории на этом конгрессе было сделано два важных шага. Первый шаг – конгресс принял единственную официальную программу в истории Коминтерна и, следовательно, преуспел в той области, где ранее проводимые конгрессы терпели неудачу. Программа явилась попыткой официально сформулировать фундаментальные основы теории. Это единственный, самый всеобъемлющий документ по вопросам теории, изданный Коминтерном, в который официально в дальнейшем не вносились поправки. Он дал коммунистам во всем мире основополагающий программный документ.

 

Другим важным шагом, предпринятым VI конгрессом, стало провозглашение начала так называемого третьего периода в развитии мирового капитализма после Первой мировой войны. По словам конгресса, отличительной чертой нового, третьего периода должно было явиться кардинальное ослабление капиталистической системы, проявившееся в увеличении числа сильных экономических и политических кризисов, завершающихся войнами и революциями. С этим предсказанием о радикальном повороте капиталистических стран от временной стабильности к полному разрушению было связано постановление, принятое VI конгрессом, разработавшим новую модель стратегии и тактики, которая должна была послужить основой для руководства международным коммунистическим движением в последующие годы.

 

Необходимо также заметить, что период, последовавший за 1928 годом, в значительной степени отличался от предшествующих послевоенных лет. В 1928 году Коммунистическая партия Советского Союза (у автора ВКП(б) на протяжении всего исследования называется КПСС.– Примеч. пер. ), возглавляемая Сталиным, завершила период НЭПа (новой экономической политики) (1921 – 1928 годы) и начала период пятилеток (пятилетних планов). С началом этой программы завершились усилия советского правительства по искоренению раз и навсегда «капиталистических элементов» в советском обществе и экономике и стали началом полномасштабного движения на пути к индустриализации и коллективизации. Коминтерн получил возможность с еще большей силой противопоставлять «социалистическое строительство» в СССР «загнивающему капитализму» за пределами СССР. В литературе Коминтерна имеется большое количество изречений, в которых говорится о том, что советские достижения должны побуждать к действию коммунистов во всем мире и укреплять их веру в революцию. Успех «строительства социализма» в Советском Союзе изображался как подтверждение на практике правильности коммунистических идей.

 

Для того чтобы нарисовать гармоничную и точную картину на основе имеющихся в большом количестве резолюций, манифестов, речей, статей, тезисов и других материалов Коминтерна, неизбежно придется составить иерархию ценностей в исследуемом материале. Конечно, очевидным представляется тот факт, что замечания второстепенного делегата во время заседаний конгресса не будут иметь такой ценности, как принятые конгрессом резолюции. Судить о том, заслуживают ли документы внимания или нет, необходимо на основании того, являются ли они свидетельствами отдельного индивидуума или свидетельствами руководящих органов Коминтерна. Вот в каком порядке можно расположить самые важные теоретические источники: 1) речи и сочинения Сталина, произнесенные им, когда он был одним из руководителей Коминтерна, а также другие цитируемые в документах Коминтерна речи и труды Сталина; 2) работы Ленина, Маркса и Энгельса, цитируемые в документах Коминтерна; 3) программа 1928 года; 4) резолюции, тезисы и манифесты конгрессов Коминтерна и заседаний Исполнительного комитета и президиума; 5) речи и труды некоторых лидеров Коминтерна, главным образом Бухарина, Молотова, Мануильского и Димитрова, когда они занимали должности руководителей Коминтерна; 6) передовицы «Коммунистического интернационала»; 7) другие материалы заседаний и встреч Коминтерна; 8) материалы периодической печати, издаваемой Коминтерном. Труды Сталина, бесспорно, занимают особое место среди других источников. Следующие пять источников также являются довольно важными и качественно превосходят последние два.

 

Вот краткий план книги. Эта глава и две последующие предваряют подробный анализ деятельности Коминтерна с 1928 по 1943 год. В главе 2 говорится об основании Коминтерна, при этом обсуждаются такие проблемы, как происхождение Коминтерна, его организационная структура, попытки создания программы Интернационала, оказавшиеся в высшей степени успешными. В главе 3, конечно в общих чертах, рассматриваются самые важные положения в теории Коминтерна до 1928 года. Эти три главы, составляющие первую часть данного исследования, обеспечивают понимание дальнейшего.

 

Во второй части рассматривается проблема предпосылок и подготовка к захвату власти коммунистами. Для марксистов и коммунистов проблема предпосылок исходит из некоторых ограничивающих условий, введенных Марксом. Часто в своих трудах Маркс говорил о том, что революционная деятельность будет бесполезной и неэффективной, если в экономической и социальной жизни отсутствуют определенные условия. Сам Сталин в предисловии к своему собранию сочинений признавался, что, когда он был молодым революционером-социалистом, он «принял тогда тезис, знакомый каждому марксисту, в соответствии с которым одним из главных условий победы социалистической революции является то, что пролетариат должен составить большинство населения»4. Хорошо известно, что предпосылки революции были сведены Лениным до минимума, и главный акцент он сделал на активности революционной элиты. В литературе Коминтерна предпосылки делятся на объективные и субъективные. Коминтерн считал, что объективные предпосылки развиваются независимо от воли коммунистов в результате объективных законов социально-экономического развития, в то время как субъективные предпосылки представляются результатом воли и деятельности коммунистов. Первый большой вопрос состоит в следующем: «В чем суть концепции Коминтерна об идеальном соотношении объективных и субъективных предпосылок, которые должны предшествовать попытке коммунистов захватить власть?»

 

Проблема подготовки к захвату власти тесно соотносится с проблемой предпосылок и составляет основное направление в исследовании во второй части. В этот период, когда объективные предпосылки еще полностью не созрели – это равносильно тому, если мы скажем, что еще не созрели условия для захвата власти коммунистами,– существующая ситуация использовалась коммунистами с целью подготовки тех предпосылок, которые они называли субъективными. Неоднократно Коминтерн давал указания коммунистам, чтобы они были готовы к предстоящему дню борьбы за власть. В определенном смысле вся деятельность коммунистов в некоммунистических странах может быть расценена как подготовка к «неизбежному» моменту, когда можно будет предпринять захват власти (в соответствии с критериями коммунистов). Такие усилия по подготовке захвата власти направлены: 1) на коммунистическую партию, которая сама должна быть готова идеологически и организационно и должна получить при этом необходимый практический опыт повседневной борьбы; 2) на те слои населения, которые составляют главную революционную силу. До тех пор, пока не настанет момент, когда созреют объективные предпосылки, коммунистические партии должны вести непрекращающуюся работу по подготовке тех предпосылок, которые человек может контролировать. Определенная модель стратегии и тактики, которую выберут коммунистические партии при подготовке ими субъективных предпосылок, должна всегда отражать серьезное обдумывание ими изменяющейся объективной ситуации, ее тенденций и потенциальных возможностей. Тактика и стратегия Коминтерна в период между 1928 и 1943 годами претерпела значительные изменения. Исследователи этого периода отмечают, что деятельность коммунистов делится на четыре ясно различимых этапа: с 1928 года по 1934 год, с 1935 по 1939, со второй половины 1939 года до середины 1941 и с середины 1941 по 1943 год. Эти этапы, демонстрирующие разные образцы стратегии и тактики и, следовательно, разные способы подготовки субъективных предпосылок для захвата власти, рассматриваются в отдельных главах во второй части.

 

В третьей части обсуждается проблема действительного захвата власти революционным движением под руководством коммунистов. Несмотря на важный характер этого этапа деятельности коммунистов, а возможно, из-за желания на этом этапе проявить гибкость и сохранить свои цели в тайне, в документах имеется лишь небольшое количество свидетельств, раскрывающих подлинные взгляды Коминтерна по этому вопросу.

 

В четвертой части рассматривается временной период после захвата власти коммунистами. Обсуждаются две составные части данного вопроса: 1) первый этап, во время которого должны быть предприняты незамедлительные шаги, чтобы привести в движение механизмы, способствующие переходу общества от его некоммунистического прошлого навстречу новым, навязанным коммунистами целям; и2) второй этап, высшее мировое общество – коммунизм.

 

В пятой части изложены основные выводы данного исследования, результаты которого, несомненно, не просто улучшат фактические знания содержания коммунистических доктрин и директив, но и позволят сделать выводы относительно того, в чем сохранялась преемственность и какие изменения наблюдались в работе Коминтерна в период с 1928 по 1943 год по документам Коминтерна. Некоторые идеи остаются практически неизменными за пятнадцатилетний период с 1928 по 1943 год, в то время как другие претерпели значительную эволюцию. Постоянство некоторых взглядов поможет, что, впрочем, необязательно, продемонстрировать непреклонность отдельных взглядов, а их знание позволит нам предугадать реакцию коммунистов на определенные ситуации. Изменчивость же некоторых взглядов свидетельствует о некоторой гибкости коммунистического мировоззрения.

 

Необходимо также сделать выводы, которые могут оказаться полезными, относительно последовательности, законченности и ясности доктрин Коминтерна. Насколько исследованный материал свободен от противоречий? Дает ли он ясные ответы на важные поставленные вопросы? Насколько ясен язык и насколько понятны те мысли, которые он выражает?

 

Учитывая положение Сталина в Коминтерне как его главного жившего в то время теоретика, возможно ли будет определить с некоторой степенью точности те характерные особенности марксизма-ленинизма, которые Сталин выбрал как необходимые для понимания роли коммуниста в мировой истории? С одной стороны, важно понять, какие вообще  философские воззрения открыто признавались группой воинственных реформаторов. С другой стороны, необходимо точно знать, каких символов веры в точности  они должны были придерживаться исходя из тщательных инструкций Коминтерна – в этом случае проявлялось воспитательное воздействие Коминтерна.

 

Изменения в идеологии Коминтерна были результатом сознательных усилий по-новому приспособить и развить марксизм. В таком случае это напоминает несколько других предпринятых попыток ревизии марксизма со времени опубликования в 1848 году «Манифеста Коммунистической партии». Пропагандисты теории Коминтерна заявляли о том, что лишь они являются истинными проводниками марксистской теории. Но не они первые, не они последние делали такие заявления. Если оставить в стороне вопросы об ортодоксальности, можно сказать, не боясь ошибиться, что идеологическое развитие Коминтерна в период с 1928 по 1943 год происходило на фоне экономических и политических неурядиц и совпало по времени с экономической и социальной революцией в СССР и, следовательно, заслуживает серьезного внимания со стороны любого ученого, изучающего революцию XX столетия.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 1

 

1 На самом деле в изучаемый период правильное название было Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков). Я предпочитаю использовать более точное название, данное в тексте (официально введенное в 1952 году), и его аббревиатуру КПСС – Коммунистическая партия Советского Союза.

 

2 За исключением государств-марионеток, созданных Советским Союзом в Азии в 1921 и 1922 годах,– Монгольская Народная Республика и Тувинская Народная Республика,– обе совершенно изолированные от внешнего мира.

 

3Russel.  The End of the Idea of Progress // The Manchester Guardian Weekly. March 19. 1953. Р. 11.

 

4Сталин И.В Сочинения. Т. I. С. xiv – xv.

 

Глава 2

 

ОСНОВАНИЕ КОМИНТЕРНА

 

Начало Первой мировой войны в 1914 году показало, что такое понятие, как пролетарский интернационализм, существовало только на бумаге. Согласно самому радикальному определению, пролетарский интернационализм – это верность рабочего класса в различных странах международному пролетарскому движению, одному ему, и ничему больше. Пролетарский интернационализм, основанный на высокоразвитом чувстве общих интересов и целей, теоретически был гораздо большей силой, чем патриотизм. Но в 1914 году, столкнувшись с патриотическим чувством, воображаемая антивоенная солидарность европейского пролетариата оказалась чистым обманом. В то же самое время мощный толчок был дан раскольническим течениям, уже существовавшим в руководстве международным социалистическим движением. Начавшаяся война сама по себе не разрушила единства и интернационализма социалистического движения, но она в действительности ускорила процесс раскола, который начался еще в предшествующие годы. В конечном итоге этот процесс должен был привести к разделению социалистического движения на враждебные лагеря, принадлежащие к соперничающим международным организациям.

 

Происхождение

 

Международное социалистическое движение в I914 году.  Ровно за полвека до 1914 года усилия сторонников идей пролетарского единства и интернационализма по созданию организации трудящихся (пролетариата) в Европе увенчались успехом. В результате этого возникло Международное товарищество рабочих, получившее впоследствии название Первый интернационал1. Основанный 28 сентября 1864 года на собрании в Сент-Мартинс-Холл в Лондоне, Первый интернационал стремился, по словам Карла Маркса, предоставить возможность для общения и сотрудничества тем организациям, которые стремились к защите, развитию и полной эмансипации рабочего класса2. Интернационал нельзя назвать организацией, полностью принадлежавшей марксистам, и после непродолжительного периода ее существования, во время которого марксисты, прудонисты, анархисты и другие радикально настроенные философы яростно боролись друг с другом с целью захвата этой организации и осуществления над ней полного контроля, она была распущена в 1876 году. Все же эти усилия на практике осуществить идею пролетарского интернационализма не оказались бесплодными. Именно для того, чтобы отпраздновать пятидесятилетнюю годовщину основания организации под названием Второй интернационал, явившейся преемницей Первого интернационала, в августе 1914 года должен был состояться конгресс в Вене3. Ожидаемые торжества так никогда и не состоялись, и пятидесятилетие упомянутой организации, вместо этого, явилось демонстрацией слабости пролетарского интернационализма – произошел крах Второго интернационала.

 

1914 год завершил почти четверть века в истории Второго интернационала, который был основан в День взятия Бастилии в 1889 году4. В отличие от опыта работы Первого интернационала Второй интернационал сумел предотвратить проникновение в него анархистов и стал по своим взглядам очень близким к марксистской идеологии. Второй интернационал состоял из рабочих партий Европы, называемых по-разному: социалистическими, социал-демократическими или трудовыми (рабочими) партиями. После 1900 года штаб Интернационала располагался в Брюсселе и осуществлял руководство социалистическим движением через Международное социалистическое бюро. К 1914 году состоялось восемь конгрессов, не считая специального антивоенного конгресса в Базеле в 1912 году.

 

Едва ли можно назвать Второй интернационал монолитной организацией. Она охватила много разнообразных течений в марксизме, которые были представлены тремя большими группировками: правыми, центристами и левыми. Правое, или реформистское, крыло Интернационала находилось под сильным влиянием ревизионизма, главным идеологом которого был Эдуард Бернштейн5. Хотя трудно описать вкратце особенности ревизионизма, но, чтобы хоть как-то охарактеризовать его, можно сказать, что ревизионисты открыто бросили вызов Марксу, говорившему о все большем обнищании рабочего класса, и вместо этого верили в возможность постепенного улучшения положения рабочего класса в рамках самого капиталистического общества. Они полагали, что этот мирный, эволюционный процесс в конечном счете приведет к тому, что капитализм будет заменен социализмом. Ревизионисты настаивали на эффективности демократического метода борьбы рабочего класса и смотрели на демократию – а не на классовую или партийную диктатуру – как на политическую основу будущего социалистического общества. Кроме того, утверждение Маркса о том, что рабочий класс не имеет родины, ими отклонялось. Даже при капитализме правильной идеей была признана идея пролетарского патриотизма.

 

За эти взгляды реакционеры, или ревизионисты, резко критиковались центристами, которые настаивали на строгой приверженности положениям теории Маркса и с воодушевлением защищали то течение, которое они считали ортодоксальным марксизмом. Однако поведение центристов, среди которых главной, доминирующей фигурой был, вероятнее всего, Карл Каутский6, в общем, было значительно менее революционным, чем их лексикон7. Как уже указывалось, в то время как «ортодоксальные» центристы были искренни в своей приверженности Марксу, они все же придали марксистской теории новое содержание. Например, понятие «пролетарская революция» означало для них не кровавую борьбу, а мирный и цивилизованный процесс8. Твердо придерживаясь марксистской идеи о том, что социализм был неизбежен и предопределен, центристы пассивно ожидали, когда сбудется предсказание Маркса, не находя никакого противоречия между ортодоксальностью и бездеятельностью9.

 

Слева от центристов находились радикалы или экстремисты, которые настаивали на «революционном» марксизме и критиковали как ревизионистов, так и центристов. Ленин и российские большевики составляли основное ядро этого крыла, так же как и последователи Розы Люксембург и нескольких других маленьких групп. Эти радикалы ни в коем случае не представляли собой однородную группу. Например, существовало глубокое различие во взглядах Ленина и Люксембург относительно важности роли пролетарских масс и их просвещенных лидеров в революции10. Все же радикалы пришли к соглашению, согласно которому и ревизионисты и центристы преобразовали марксизм в умеренное реформаторское движение, практически неопасное для капитализма.

 

Несмотря на существование трех противоборствующих течений во Втором интернационале, каждое из которых имело собственное понимание предназначения марксизма, до 1914 года ими не выдвигалось требование о замене Второго интернационала новой организацией, которая могла бы обеспечить более правильное руководство социалистическим движением. Такое требование, однако, было выдвинуто после того, как разразилась Первая мировая война в 1914 году и за этим событием последовал крах Второго интернационала. Большевистская революция 1917 года в России привела к власти представителей левого крыла старого интернационала, что способствовало дальнейшему расколу руководства социалистическим движением.

 

Борьба за новый Интернационал, 1914 – 1918.  По словам Э. Карра, «Предыстория»11 Коммунистического интернационала началась с влияния, которое оказала Первая мировая война на Второй интернационал12. Практически все социалистические лидеры в большинстве воюющих стран оказывали патриотическую поддержку своим «буржуазным» правительствам, несмотря на возражения решительно настроенного антивоенного меньшинства. Последние искренне поддерживали известное антивоенное решение, принятое Штутгартским конгрессом 1907 года. Этот документ, первоначально составленный Августом Бебелем, был усилен рядом поправок, предложенных Люксембург, Мартовым и Лениным13. В отличие от Германии, Франции, Англии, Бельгии и Австро-Венгрии находящиеся в меньшинстве социал-демократические парламентские группы в России и в Сербии единодушно выступили против поддержки войны, отказываясь уступить патриотическим настроениям большинства.

 

В результате начала Первой мировой войны меньшинство среди европейских социалистов получило возможность критиковать большинство во Втором интернационале, и война служила оправданием этой критики. Однако мы не должны думать, что те социалисты, которые выступали против поддержки войны, были единодушны в принятии мер, которые могли бы помочь в разрешении кризиса, разразившегося в Интернационале. Об этом необходимо помнить всем, кто занимается изучением Циммервальдского движения, как принято называть антивоенное социалистическое движение.

 

Циммервальдисты составляли меньшинство среди европейских социалистов. Среди этого меньшинства, выступающего против войны, выделялось еще одно меньшинство – экстремисты, чья критика поведения «социал-патриотов» дошла до того, что они потребовали распустить Второй интернационал и создать новую всемирную организацию, отличающуюся чистотой рядов. Такое решительное требование не разделялось более умеренным большинством в Циммервальдском движении. Некоторые из экстремистов также потребовали начать революционную борьбу против войны с целью ее скорейшего завершения посредством революции рабочего класса. Доминирующей фигурой в этой группе был Ленин, который был поддержан некоторыми (хотя, безусловно, не всеми) российскими большевиками, а также некоторыми социалистическими лидерами в других странах.

 

По прибытии в Берн в начале сентября 1914 года Ленин изложил свои взгляды на войну в ряде тезисов, которые были обсуждены здесь же, в Берне, на встрече с другими большевиками. Тезисы Ленина недвусмысленно осудили войну как «буржуазную» и «империалистическую»14. Относительно поддержки социалистами предпринимаемых военных усилий говорится в четвертом пункте тезисов Ленина: «Предательство социализма большинством лидеров Второго интернационала (1889 – 1914) означает идеологический крах этого Интернационала»15. Во время обсуждения, которое тотчас же последовало за публикацией, тезисы Ленина были пересмотрены, и в них прозвучала мысль о создании «будущего Интернационала»16. В этой же манере Ленин впервые публично одобрил создание нового, третьего Интернационала. Здесь мы не будем подробно обсуждать эволюцию взглядов Ленина по этому вопросу в период между 1914 и 1917 годами17. Но в связи с рассматриваемым нами вопросом необходимо отметить, что в письмах Ленина в течение военных лет сохраняются два требования: о необходимости преобразования «империалистической» войны в революционную гражданскую войну и о замене старого Второго интернационала новым Интернационалом. По возвращении в Россию в апреле 1917 года Ленин еще раз повторил эти требования и призвал большевиков без промедления сформировать «новый революционный пролетарский Интернационал»18.

 

Безусловно, Ленин был не единственным, кто высказывался о необходимости создания нового Интернационала. Троцкий, возможно вдохновленный Лениным, также призвал к созданию третьего Интернационала19. За пределами России известный нидерландский поэт и левый социалист Герман Гортер в первые недели войны написал брошюру, в которой он говорил о необходимости организации «нового Интернационала»20. Но никто не может подвергнуть сомнению самую важную и, возможно, самую решительную роль Ленина в движении за создание Третьего интернационала.

 

Циммервальдское движение черпало свою силу в основном в левом крыле Второго интернационала, существовавшем в довоенное время. Теоретики коммунизма стремились подчеркнуть, что в этом левом крыле только большевики правильно и точно истолковывали учение Маркса, другие же политические группировки во Втором интернационале лишь приближались, но не были равными большевикам относительно правильности понимания и следования марксистской теории и практики. По мнению одного историка коммунистического толка, занимавшегося изучением Второго интернационала, «единственное течение, приближающееся к ленинизму,– это течение, возглавляемое «левыми радикалами» в Германии и так называемым трибунистами в Нидерландах»21. Немецкие «левые радикалы» были последователями Розы Люксембург и Карла Либкнехта22. Трибунисты – левые социал-демократы – группировались вокруг газеты «Де Трибюне». Они основали в 1909 году Социал-демократическую партию Нидерландов, придерживающуюся более левых взглядов, чем Социал-демократическая рабочая партия Нидерландов, из состава которой они были исключены23.

 

На Циммервальдской конференции в сентябре 1915 года присутствовало тридцать восемь делегатов из одиннадцати стран. Помимо Ленина, Зиновьева и Троцкого, делегаты из России были также представлены меньшевиками и социалистами-революционерами. В работе конференции также участвовали делегаты из Италии, Франции, Нидерландов, Балкан, Скандинавии и Швейцарии. Большинство, высказываясь против поддержки войны, не одобрило призывов Ленина о превращении войны в войну гражданскую с целью завоевания политической власти. Они также отклонили требование о разрыве со Вторым интернационалом и о создании вместо него нового Интернационала24. Меньшинство, последовавшее за Лениным, известно как циммервальдская левая, состоявшая из восьми участников совещания25. После конференции в состав циммервальдской левой вошли нидерландские трибунисты и другие сторонники26. Также на Циммервальдской конференции был образован исполнительный комитет четырех, названный Интернациональной социалистической комиссией с местонахождением в Берне27. Этими шагами циммервальдисты ясно демонстрировали глубину своего протеста против войны и правых социалистов Второго интернационала. Не порвав связей со Вторым интернационалом, как этого требовал Ленин, Циммервальдское движение действительно сделало все необходимое, чтобы обеспечить свое существование и после первой конференции28.

 

На Кинтальской конференции в апреле 1916 года циммервальдская левая получила больше поддержки, но все еще не была в большинстве. Главное противоречие между левыми и правыми возникло при обсуждении вопроса об отношении к Международному социалистическому бюро – руководству Второго интернационала. Бюро не собиралось на заседания с начала войны. Здесь снова Ленин был еще не в состоянии порвать со старым Интернационалом29, но действительно увеличил число своих приверженцев, особенно среди левых немецких социалистов.

 

Третья, заключительная Циммервальдская конференция состоялась в Стокгольме в сентябре 1917 года, во время усиления революционных настроений в России. Стокгольмская конференция не имела большого значения в борьбе за создание нового Интернационала, поскольку те участники Циммервальдского движения, которые были больше всего настроены на создание такой организации, а именно русские революционеры, теперь сосредоточили свои усилия на проблеме захвата власти в России. Ни один из лидеров большевиков не присутствовал на конференции. Победа в Октябрьской революции позволила большевикам захватить власть в России, что ускорило создание нового Интернационала.

 

Основание Коммунистического интернационала.  Как начало Первой мировой войны, так и большевистская революция в ноябре 1917 года вызвали противоречивую реакцию среди европейских лидеров социалистического движения. Это событие вновь послужило иллюстрацией отсутствия согласия по основным вопросам в международном социалистическом рабочем движении. Реакционеры осудили захват власти большевиками и в целом политику, проводимую ими. Центристы первоначально предпочли не осуждать большевиков, ссылаясь на недостаточную информацию, но в последующие месяцы среди них произошел сильный раскол, потому что реакция на большевистское правление в России была неоднозначной. Радикалы приветствовали победу большевиков как первый успешный пример среди тех революционных выступлений, которые они намеревались совершить в будущем в других странах30.

 

После захвата власти у режима, возглавляемого слабым правительством Керенского, Ленин и другие большевистские лидеры не стремились тотчас же создать новый Интернационал. Действительно, лишь через шестнадцать месяцев был созван конгресс по вопросу создания Коминтерна. В этот период российские лидеры действительно пробовали «интернационализировать» свою победу самыми различными способами. Советская дипломатия яростно пропагандировала идеи мировой революции. Развивались контакты с представителями левых в других странах. В январе 1918 года международную конференцию в Петрограде посетили левые социалисты из Швеции, Дании, Великобритании, с Балкан, Польши, Армении и Соединенных Штатов (Социалистическая рабочая партия США)31. В мае того же года была создана Федерация иностранных групп при Центральном комитете Всероссийской коммунистической партии (большевиков). Эта организация охватила группы, сочувствующие большевикам, среди бывших военнопленных в России32. Председателем Федерации был избран Бела Кун33, ставший впоследствии знаменитым лидером венгерских коммунистов после создания Венгерской советской республики в 1919 году. Пропагандистская деятельность этой организации была настолько интенсивной, что многие военнопленные возвратились к себе на родину, обуреваемые желанием захватить власть, так же как большевики захватили власть в России. Следует заметить, что в этот период коммунистические партии были созданы в Германии, Финляндии, Польше, Австрии, Венгрии и в других местах, а в нескольких странах сильную симпатию к большевикам проявляли левые социалисты из различных социалистических или социал-демократических партий.

 

24 января 1919 года в Москве от имени восьми партий34 было выпущено обращение с призывом к революционерам тридцати восьми партий и групп прислать делегатов в Россию для участия в работе Учредительного конгресса нового Интернационала. Ленин и Троцкий подписали призыв к российской Коммунистической партии. В качестве причин этого обращения можно назвать следующие: 1) желание эксплуатировать социальные волнения в различных частях мира, но в основном в Европе, с целью организации мировой революции, которая тогда казалась неизбежной; 2) потребность получить поддержку от иностранных рабочих с целью воспрепятствования любым действиям, направленным против Советского Союза, крупными капиталистическими державами; 3) желание противостоять усилиям, предпринимаемым правыми социалистами для восстановления Второго интернационала. Третья причина была самой главной, поскольку лидеры социал-демократических партий, стоявших на правых позициях, наметили провести международную социалистическую конференцию в Берне 27 января 1919 года35.

 

Коммунистический интернационал был фактически основан 4 марта 1919 года, на третьей сессии конференции, которая собралась в ответ на приглашение Москвы от 24 января. Среди 51 делегата конференции российская делегация была самой многочисленной36. 35 делегатов, представляя 19 партий и групп, имели полное право голоса. Первоначально было решено придать конференции статус учредительной, с тем чтобы она расчистила путь для будущего, более представительного конгресса, на котором и будет создан Третий интернационал. Причиной этого решения стала оппозиционность делегата из Германии Эберлейна, которому были даны инструкции выступить против немедленного создания нового Интернационала37. Но 4 марта это возражение было отвергнуто, и, кроме воздержавшегося от голосования Эберлейна, другие делегаты единодушно утвердили постановление о преобразовании конференции в I конгресс Коммунистического интернационала. Был избран Исполнительный комитет, который, в свою очередь, избрал бюро пяти, включая Ленина, Троцкого и Зиновьева. Конгресс выпустил манифест, в котором говорилось, что новый Интернационал чувствует и сознает себя подлинным духовным преемником и вершителем дела, начатого Марксом и Энгельсом. Таким образом, в России под влиянием большевистской революции возникла новая международная организация, враждебно и воинственно настроенная не только по отношению к капитализму, но также и к «реформистскому» социализму.

 

Организационная структура

 

Очень много было написано о диктаторских методах, используемых лидерами Коммунистического интернационала против своих последователей с целью добиться согласия оппозиции или подавить ее и заставить замолчать. Не вдаваясь в подробный анализ этих противоречивых источников, мы лишь рассмотрим формальную организационную структуру Коминтерна, чтобы понять, какой авторитарный контроль осуществлялся внутри этой организации. Важность основных положений доктрины определяется тем, какие центральные руководящие органы Коминтерна распространяли их, и их значение прямо пропорционально той роли, которую играли эти органы в организационной структуре Коминтерна. Следующие параграфы были написаны специально для того, чтобы показать, что, даже без какого бы то ни было нарушения руководством Коминтерна структуры организации, он неизбежно оставался бы в высшей степени централизованным и недемократическим учреждением.

 

Уставы.  В течение I конгресса, продолжавшегося очень короткое время, не было предпринято никаких усилий для того, чтобы составить правила руководства новой организацией. Эта задача была выполнена на следующем конгрессе 1920 года, когда была принята первоначальная версия устава38, включавшая семнадцать статей с довольно длинной преамбулой, в которой характеризовались принципы и цели Коминтерна39. Действуя по решению IV конгресса, Коминтерн позднее пересмотрел устав, чтобы принять во внимание организационные изменения, произошедшие со времени II конгресса40. Новый устав, который был принят на V конгрессе, сохранил первоначальную преамбулу, но насчитывал теперь тридцать шесть статей.

 

Третья и заключительная версия устава была принята в 1928 году на VI конгрессе41. Не существует ни одного свидетельства о том, что устав когда-либо еще раз пересматривался до роспуска Коминтерна в 1943 году42. Таким образом, согласно имеющимся данным, организационная структура Коминтерна оставалась неизменной на протяжении всего периода, который охвачен в настоящем исследовании.

 

Руководящие органы Коминтерна.  Центральными органами Третьего интернационала являлись Всемирный конгресс, Исполнительный комитет, президиум, политический секретариат, Интернациональная контрольная комиссия, а во главе его стояли председатель и генеральный секретарь. Эти центральные руководящие органы мы охарактеризуем в вышеизложенном порядке.

 

Всемирный конгресс в уставах Коминтерна определялся как высший орган Коминтерна. Всего было проведено семь всемирных конгрессов43. Согласно уставу 1920 года, конгресс должен был собираться по крайней мере один раз в год44, но это правило было изменено в новом уставе 1924 года. В новом правиле говорилось о том, что он должен был собираться один раз в два года. Это правило осталось неизменным в уставе 1928 года45. Также был предусмотрен созыв внеочередных конгрессов по решению любой секции – представителей различных коммунистических партий, имевших не менее половины голосов на предыдущем конгрессе. Согласно уставу 1928 года, Всемирный конгресс обладает следующими полномочиями: он обсуждает и решает программные, организационные и тактические вопросы как в Интернационале, так и в отдельных его секциях – членах Интернационала; обладает исключительным правом изменять программу и устав Коминтерна; избирает Исполнительный комитет и Интернациональную контрольную комиссию; иопределяет местопребывание Исполнительного комитета46.

 

Как отмечалось выше, на I конгрессе присутствовал только 51 делегат. На последующих конгрессах число делегатов доходило в среднем до 400. Не все эти делегаты были уполномочены голосовать за решения Коминтерна; значительное количество имело лишь совещательный голос47. Число голосов на конгрессе, которые могла иметь каждая секция, входящая в состав Коминтерна, «определяется особым постановлением самого конгресса, согласно числу членов данной партии и политическому значению данной страны»48.

 

Очевидно, что Всемирный конгресс, собиравшийся только дважды в течение рассматриваемого периода, не мог соответствовать его функциям «верховного органа», и вряд ли можно утверждать, что и до 1928 года конгресс был главным органом Коминтерна. Никто никогда не предпринимал каких-либо серьезных усилий, чтобы поставить вопрос о прямом нарушении уставов, поскольку конгресс собирался не так часто, как было написано в уставе.

 

Исполнительный комитет Коммунистического интернационала (ИККИ) был избран на I конгрессе. Согласно решению этого конгресса, первый ИККИ должен был состоять из представителей России, Германии, Австрии, Венгрии, Балканской социал-демократической федерации, Швейцарии и Скандинавии. Было также предусмотрено, что другие национальные коммунистические партии, которые войдут в состав Коминтерна перед II конгрессом, получат место в ИККИ49. В соответствии с уставом 1920 года в состав ИККИ должны были войти пять делегатов от страны, в которой ИККИ имел свою штаб-квартиру (Россия), и по одному представителю от каждой наиболее крупной коммунистической партии, общим числом от десяти до двенадцати50. Другие партии имели право посылать делегатов только с совещательным голосом. На III конгрессе было увеличено количество членов ИККИ. В то время как Советская Россия все еще имела пять представителей в ИККИ, другие крупные партии теперь могли иметь по два представителя каждая, а малочисленные партии по одному51. Последующие версии уставов вообще никак не определяли состав ИККИ, ни количество представителей, ни общий состав членов ИККИ52.

 

Важное изменение в избирательной процедуре произошло на IV конгрессе в 1922 году. В то время Коминтерн искренне стремился устранить определенную фракционность в ИККИ в пользу большей централизации. До этого конгрессы определяли лишь число представителей от каждой страны и фактически не имели возможности, как органы управления, выбирать членов ИККИ. Каждая партия сама выбирала своих собственных представителей. Эта практика, как было указано в 1922 году, не соответствовала всему духу Коммунистического интернационала, который был не просто собранием отдельных национальных секций, а единой всемирной организацией53. С этого времени конгресс в полном составе должен был выбирать ИККИ, а отдельные секции потеряли право по их собственному усмотрению выбирать своих представителей в этот орган.

 

На протяжении всей истории Коминтерна ИККИ обладал значительными полномочиями. Согласно статье 12 устава 1928 года, «руководящим органом Коммунистического интернационала в период между двумя конгрессами является его Исполнительный комитет, дающий всем секциям Коммунистического интернационала  директивы и контролирующий их деятельность»54 (статья 13 указывала на то, что постановления ИККИ обязательны для всех секций Коминтерна и должны ими немедленно проводиться в жизнь)55. В следующем разделе мы подробно обсудим полномочия ИККИ и его президиума по сравнению с полномочиями коммунистических секций в составе Коминтерна. ИККИ обладал также следующими правами: он должен был издавать не менее чем на четырех языках центральный журнал Коммунистического интернационала (статья 12), избирать подотчетный ему президиум (статья 19), принимать в состав Коминтерна организации и партии, сочувствующие коммунизму (статья 18). Таким «сочувствующим» организациям и партиям давалось лишь право совещательного голоса56. ИККИ обладал большим аппаратом, который в 1928 году включал следующие специализированные отделы: отдел организации, агитации и пропаганды, информации, отдел кооперативного движения, женский, издательский отдел, редакционную коллегию журнала «Коммунистический интернационал» и бюро секретариата57.

 

Для настоящего исследования наиболее важной функцией ИККИ является его функция творца политики Коминтерна. В 1928 году, обращаясь к президиуму ИККИ, Сталин сделал одно примечательное заявление по этому вопросу в ходе критики итальянского коммуниста Серры, обвиненного Сталиным в попытке посягательств на законную власть ИККИ. «Проводником решений VI конгресса является Исполнительный комитет Коминтерна и его президиум»,– подчеркнул Сталин58. Кроме проводника решений конгресса ИККИ также провозглашал новую стратегию и определял политику. Именно эти функции выполнял ИККИ в период между V и VII конгрессами, когда состоялось десять пленумов59. Четыре пленума из этих десяти называли расширенными пленумами, и они в действительности были небольшими по численности конгрессами60. Расширенные пленумы отличались от регулярных. Их посетило значительно большее число делегатов, не являвшихся членами ИККИ, но кому давалось право решающего голоса61. Очевидно, право решающего голоса редко давалось лицам, не ставшими членами какой-либо организации, посещающими регулярные пленумы. Практика созыва расширенных пленумов была прекращена VI конгрессом62.

 

Подобно тому как ИККИ должен был осуществлять руководство между заседаниями конгрессов, точно так же президиум, избранный ИККИ, должен был быть высшим органом Коминтерна между пленумами ИККИ. В действительности изменения, внесенные в устав 1928 года, укрепили позиции президиума в иерархии Коминтерна и ослабили позиции ИККИ. Впредь ИККИ должен был собираться на пленумы не реже одного раза в шесть месяцев (статья 23), вместо проведения ежемесячных собраний. ИККИ больше не избирал секретариат, не назначал редакций периодических и других изданий «Коммунистического интернационала». Эти полномочия теперь перешли к президиуму (статьи 25 и 26), который должен был собираться не реже одного раза в две недели (статья 24)63. Президиум был создан на I конгрессе, как Малое бюро из пяти человек. К 1935 году число членов президиума возросло до девятнадцати полноправных членов с решающим голосом и до двенадцати кандидатов в члены с совещательным голосом64.

 

Развитие секретариата Коминтерна интересно, поскольку вначале разные секретари не играли никакой особой важной роли в Коминтерне. Среди первых секретарей был Карл Радек, выполнявший эту функцию на I конгрессе, и Ангелика Балабанова, бывший лидер Циммервальдского движения65. Позже секретариат расширился, и к 1926 году он включал четырнадцать человек66. В том же самом году он официально был переименован в политсекретариат. Согласно уставу 1928 года, в котором политсекретариат был упомянут лишь вскользь, он представлял собой «решающий орган»67, в задачи которого входила подготовка вопросов для обсуждения на пленумах ИККИ и его президиума, и он действовал как их исполнительный орган (статья 25). Политсекретариат назначал региональные секретариаты, которые представляли собой постоянные комиссии, организованные по географическому принципу. Им поручали подготовку и разработку вопросов относительно отдельных коммунистических партий68. В уставе не дается никаких разъяснений относительно фактических полномочий региональных секретариатов.

 

Политсекретариат, избранный в 1935 году, состоял из семи полноправных членов и трех кандидатов. Эти семь полноправных членов стали известными даже в некоммунистическом мире: Димитров, Эрколи (Тольятти), Мануильский, Пик, Куусинен, Марти и Готвальд69. Димитров, избранный генеральным секретарем ИККИ, стал номинальным главой Коминтерна.

 

Эти четыре органа: Всемирный конгресс, ИККИ, президиум и политсекретариат – и были официальными органами, определявшими политику и тактику Коминтерна. Для помощи в осуществлении решений Коминтерна в 1921 году была создана Интернациональная контрольная комиссия70. Избранная Всемирным конгрессом Коминтерна, Интернациональная контрольная комиссия выполняла две главные функции: следила за соблюдением коммунистической дисциплины и осуществляла ревизию финансов Коминтерна.

 

С 1919 до 1926 года Григорий Зиновьев занимал должность председателя (иногда переводится как президент) Исполкома Коминтерна. Он был избран на этот пост на Учредительном конгрессе и переизбирался на каждом последующем конгрессе до 1926 года71. В уставе 1920 года не предусматривался пост председателя, хотя он был включен в переработанный устав 1924 года. Как следствие неудачной борьбы Зиновьева со Сталиным во Всероссийской коммунистической партии, в 1926 году Зиновьева вынудили уйти в отставку с поста председателя Исполкома Коминтерна. В письме, датированном 21 ноября 1926 года, к седьмому расширенному пленуму ИККИ он обратился с просьбой об отставке72. Седьмой пленум не только принял отставку Зиновьева, но также и отменил пост, который он так долго занимал73. В заключительном уставе 1928 года уже ничего не говорится о должности председателя Исполкома Коминтерна. Поэтому кажется неправильным приписывать этот пост лидера Коминтерна какому-либо из преемников Зиновьева. Нет доступных документальных свидетельств, указывающих на то, что Бухарин, который фактически был номинальным главой в Коминтерне в 1927 и 1928 годах, был когда-либо выбран на должность председателя Исполкома Коминтерна, приписываемую ему в нескольких работах74. На протяжении нескольких лет после 1928 года ни один человек, кажется, не занимает такого престижного положения, которое занимали раньше Зиновьев и Бухарин. Однако, по нашему мнению, в 1929 и 1930 годах Молотов был одной из самых мощных фигур в Коминтерне, если не фактическим преемником Бухарина75. С назначением Молотова в декабре 1930 года председателем Совета народных комиссаров, главенствующими фигурами в Коминтерне оставались Дмитрий Мануильский, Отто Куусинен, A. Лозовский и Осип Пятницкий. Мануильский, украинец, и Куусинен, финн, стояли во главе Коминтерна вплоть до 1943 года. Лозовский был генеральным секретарем Профинтерна, филиала Коминтерна, в то время как Пятницкий занимался организационными и финансовыми делами в самом Коминтерне.

 

В 1935 году Георгий Димитров, ветеран болгарских коммунистов и герой известного процесса в Германии, который последовал за поджогом Рейхстага в 1933 году, был избран генеральным секретарем ИККИ76. Ранее для того, чтобы стать членом Политсекретариата, не требовались какие-либо заслуги, поэтому выдвижение Димитрова на пост генерального секретаря и, следовательно, номинального лидера Коминтерна можно объяснить желанием привнести в Коминтерн нечто новое. Димитров получил широкую известность как генеральный секретарь ИККИ, но ничто не может опровергнуть наши предположения о том, что он работал под строгим контролем Сталина.

 

Отношения между руководством Коминтерна и секциями, его составляющими.  Можно задать себе вопрос о том, какие ресурсы были доступны руководству Коминтерна с тем, чтобы заставить принять и, что более важно, фактически выполнить все, что связано с интерпретацией его доктрины. Очевидно, что негативной стороной этой борьбы с целью добиться безоговорочного следования доктрине стали постоянные усилия Коминтерна, направленные на то, чтобы воспрепятствовать проникновению чуждых теорий или устранить те из них, которые полностью или частично расходились с марксистско-ленинской теорией. Что касается организационной структуры Интернационала, то существует три документа, которые представляются нам основными: «Двадцать одно условие приема в Коммунистический интернационал», 1920 год, «Организационная структура коммунистических партий и методы и содержание их работы», 1921 год, а также устав 1928 года.

 

При вступлении в Коминтерн каждая секция должна была показать, что принимает это двадцать одно условие, составленное Лениным и Зиновьевым в 1920 году и принятое II конгрессом77. Это двадцать одно условие сыграло исторически важную роль раскола социалистических партий Европы, явно уменьшив число симпатизирующих Коминтерну. Условия действительно гарантировали, что каждая партия, входящая в Коммунистический интернационал, следовала бы ортодоксальной теории Ленина о фундаментальных принципах и целях Коминтерна, а также относительно организации, стратегии и тактики.

 

Можно отметить те условия, которые рассматривали отношения между членами Коминтерна и его центральным руководством. В пятнадцатом условии говорилось о том, что программа каждой партии должна была быть составлена не только с учетом специфических условий, существующих в стране, которую представляет эта партия, но также и в соответствии с решениями Коминтерна. Программа должна быть одобрена конгрессом Коминтерна или ИККИ. В шестнадцатом условии сообщалось о том, что все члены Коминтерна обязательно должны были выполнять его решения. Согласно восемнадцатому условию, все партии обязательно должны были публиковать все самые важные постановления ИККИ. Двадцать первое условие призвало к исключению из коммунистических партий тех членов, которые нарушили принятые обязательства и не подчинялись постановлениям Коминтерна.

 

На III конгрессе Коминтерна в 1921 году была намечена подробная программа перестройки коммунистического движения в довольно пространных тезисах, названных «Организационная структура коммунистических партий и методы и содержание их работы»78. В главе VII тезисов подчеркивалось, что любая коммунистическая партия «признает руководящую роль Коминтерна»  и «директивы и решения интернационала обязательны для исполнения всеми партиями и, что очевидно, для каждого члена партии»79. Кроме того, Центральный комитет Коммунистической партии «отвечает перед съездом партии и перед Исполнительным комитетом Коммунистического интернационала »80.

 

Устав 1928 года был написан в духе двадцати одного условия. Часть V устава «Взаимоотношения между секциями Коммунистического интернационала и Исполнительным комитетом Коммунистического интернационала» показывает, что наблюдалась сильная концентрация власти в ИККИ и его президиуме. Статья 29 требовала, чтобы центральные комитеты секций, входящих в Коммунистический интернационал, а также ЦК организаций, принятых в качестве сочувствующих, были обязаны присылать ИККИ протоколы своих заседаний и отчеты о проделанной работе. Статья 30 утверждала, что избранные члены центральных руководящих органов коммунистических партий могли бы сложить свой мандат лишь с согласия ИККИ. Отставки, принятые центральными комитетами отдельных секций, не признавались действительными. Статья 31 указывала на то, что секции, входящие в Коминтерн, должны поддерживать тесную организационную и информационную связь, но требовала согласия ИККИ для любого обмена руководящими силами81. Статья 32 говорила о том, что формирование федераций среди секций Коминтерна в целях координирования своих действий требовало разрешения ИККИ, а также то, что федерации должны были работать под его руководством и контролем. Статья 33 требовала, чтобы секции Коминтерна вносили ИККИ регулярные взносы. Более важной представляется статья 34, в которой заявлено требование о том, что съезды отдельных секций могут быть созываемы только с согласия ИККИ82.

 

В 1935 году VII конгресс Коминтерна призывал ИККИ «избегать, как правило, непосредственного вмешательства во внутриорганизационные дела коммунистических партий» и в связи с этим пересмотреть устав83. Однако не совсем ясно из этой директивы, насколько партии были «эмансипированы» в соответствии с ее положениями. Решение конгресса не исключало вмешательство во внешние  организационные дела – отношения секций с ИККИ или с другими секциями,– и при этом это не исключало вмешательства ИККИ в дела тех секций, которые допускали идеологические  нарушения. Во всяком случае, решение конгресса, направленное на исправление устава, очевидно, никогда не было претворено в жизнь, и нет никаких свидетельств о том, что вмешательство ИККИ в дела коммунистических партий уменьшилось после 1935 года.

 

Таковы пункты, записанные в уставе. Что касается фактических случаев вмешательства ИККИ и его органов в дела коммунистических партий, то, конечно, существует значительное количество источников, но в них очень мало документальных свидетельств, и большая часть их носит чрезвычайно субъективный характер. Мы не ставим перед собой цели привести большое количество примеров о фактическом вмешательстве ИККИ в национальные секции. Изучение этого важного вопроса – дело будущего, когда будет написана окончательная история Коминтерна84. Но нам представляется уместным в рамках данного исследования предпринять попытку кратко проанализировать принципы и методы таких вмешательств, которые стали осуществляться еще в досталинский период Коминтерна и были довольно продолжительными и частыми.

 

В основе взаимоотношений между ядром Коминтерна (ИККИ, президиумом и политсекретариатом) и остальными секциями – коммунистическими партиями, его составляющими, лежал принцип демократического централизма, который часто упоминался в разных источниках, а именно: единство пролетарского интернационализма и дисциплины. В соответствии с этим основным принципом отношения между ИККИ, с одной стороны, и любой секцией, с другой стороны, не были отношениями равных, но, несомненно, регламентировались как отношения между начальником и подчиненным. Рассмотрим, к примеру, резолюцию президиума Коминтерна о споре внутри Чехословацкой коммунистической партии в 1929 году, в которой президиум заявил о том, что отношения между Коминтерном и его секциями не являются отношениями между двумя партнерами, которые ведут переговоры друг с другом, но они основаны на принципе пролетарской дисциплины85. Здесь ясно выдвигается требование о подчинении отдельной секции (партии) центральным органам Коминтерна.

 

Центральный орган Коминтерна часто пользовался своим правом, о котором говорится в уставе (статья 22), направлять своих уполномоченных в отдельные секции. На V съезде Чехословацкой партии, состоявшемся в феврале 1929 года, Циглер, как представитель Коминтерна, поддержал борьбу против правого крыла партии во главе с Жилеком и Нейратом86. Это лишь один случай вмешательства уполномоченного в дела национальной секции в то время, когда против правой оппозиции в самом Интернационале предпринимались широко распространенные чистки. Точно так же в 1929 году ИККИ послал Гарри Полита, представителя компартии Великобритании, и Филиппа Денгеля, представителя компартии Германии, на съезд Коммунистической партии США, где они выступали против правых уклонистов87. Центральные органы Коминтерна делегировали своих уполномоченных в национальные секции не только с целью устранения оппозиции директивам и указаниям, принимаемым Коминтерном, но также для обеспечения надзора за соблюдением правильных формулировок, соответствующих директивам и указаниям Коминтерна, в основных документах национальных секций. Если посылка уполномоченных не давала желаемых результатов, то Коминтерн мог бы отнести такой случай к проявлению оппозиции и представить его на рассмотрение Интернациональной контрольной комиссии (ИКК) или специальной комиссии, назначенной ИКК88.

 

Согласно уставу, ИККИ принадлежит право исключения из Коминтерна отдельных членов, групп или даже целых секций89. В некоторых случаях ИККИ обладал достаточными полномочиями для роспуска секции, хотя условия, при которых он мог это сделать, подробно не оговаривались в уставе. Коммунистическая партия Кореи, которую приняли в Коминтерн на VI Всемирном конгрессе, была исключена несколько месяцев спустя, в декабре 1928 года, специальным решением Коминтерна90. В 1938 году была распущена Коммунистическая партия Польши91.

 

Существовали также и другие средства для того, чтобы на практике добиться беспрекословного следования марксистской теории. Одним из таких методов было обучение иностранных коммунистов в советских школах. Тито говорил, что он сам читал лекции в Москве в Интернациональной ленинской школе92 и в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада (КУНМЗ)93. Первое учебное заведение, по замечанию Тито, явно было учреждено для подготовки высших партийных кадров для компартий зарубежных стран94. Тито также говорил о притоке денег из Москвы, которые, по его заявлению, оказали «вредное воздействие»95. Финансовая зависимость партий – членов Коминтерна, должно быть, сама по себе оказывала на них давление, хотя и не напрямую, и принуждала их к подчинению.

 

В погоне за главной целью: постоянно и неуклонно добиваться безоговорочного следования марксистской идеологии посредством влияния на высшие коммунистические чины – в арсенале Коминтерна имелось большое количество средств и полномочий, как предоставленных ему уставом, так и дополнительных: от совета до различных штрафных санкций, вплоть до исключения. Конечно, следовало бы полагать, что высокие посты, занимаемые лидерами, позволили бы им злоупотреблять властью, сконцентрированной в центре96. Можно также предположить, что такое злоупотребление властью было значительно сильнее в изучаемый период, чем в первое десятилетие истории Коминтерна. Скрытые зловещие признаки того, что власть в Коминтерне стала быстро продвигаться по пути к авторитаризму и централизации, стали явными, когда много российских и иностранных сотрудников Коминтерна исчезли во время «большой чистки» конца 1930-х в СССР97. Вышеупомянутое свидетельство позволяет в полной мере сделать вывод о том, что Коминтерн, как высокоцентрализованное учреждение со строжайшей дисциплиной, мог эффективно оказывать влияние для того, чтобы приверженность его доктринам и политике была безоговорочной. Единственная альтернатива для коммуниста, несогласного с политикой Коминтерна,– это его исключение из рядов Коминтерна и коммунистической партии98.

 

Происхождение программы Коминтерна

 

Как уставы Коминтерна, программа 1928 года – основной документ для любого исследования Коммунистического интернационала и обязательный для тех, кто занимается исследованием теории Коминтерна. Принятая на VI конгрессе в 1928 году, программа представляет собой поворотный этап в истории Коминтерна. В программе можно найти авторитетные заявления по самым фундаментальным проблемам коммунистической теории. В этом разделе программа будет сопоставлена с ее предшественницами. Также мы рассмотрим вопрос о том, кто был автором программы и какая оценка была дана ей в самом Коминтерне. Идеи, изложенные в программе, будут подробно проанализированы в последующих главах.

 

На I конгрессе Коминтерна не было предпринято никаких усилий, чтобы исчерпывающе сформулировать программные принципы. Важное значение этого конгресса, конечно, состояло не в каком-либо вкладе в теорию, а в том, что на нем был основан Третий интернационал. Однако на этом конгрессе был составлен небольшой документ, в котором содержались зачатки программы, под названием «Платформа Коммунистического интернационала»99. Идеологами Коминтерна она была расценена как «предварительный проект программы Коммунистического интернационала»100. Платформа начала с описания распада капитализма и анархии и возвестила о наступлении нового этапа пролетарской революции. Только победа пролетариата во всем мире, как было заявлено в платформе, могла покончить с дальнейшими попытками капиталистов эксплуатировать человечество. Платформа суммировала отношение марксистов-ленинцев к таким вопросам, как империализм, гегемония пролетариата, необходимость насильственного свержения власти. Было дано определение демократии и рассмотрены другие вопросы. Сурово осудив социалистов, выступавших против нарастающих революционных действий мирового пролетариата, платформа явно возвещала о грядущей мировой революции.

 

Позднее, в более спокойной обстановке, в июне 1922 года на втором расширенном пленуме ИККИ был поднят вопрос о подготовке и принятии более всесторонней программы Коммунистического интернационала. Этот пленум решил создать комиссию по подготовке проекта программы из тридцати трех человек, которая должна была отчитаться о результатах своей работы на следующем конгрессе101. На IV конгрессе, в ноябре – декабре 1922 года, Бухарин в качестве официального докладчика и автора представил проект программы, также выступили Тальхаймер, один из лидеров Коммунистической партии Германии, и Кабакчиев, основатель Коммунистической партии Болгарии102. Все же программа не была принята, по-видимому, на том основании, что большинство коммунистических партий не в состоянии были изучить проект программы в достаточной мере103.

 

В июне 1923 года третий пленум ИККИ создал вторую комиссию по созданию программы, которой было дано указание привлечь все секции Коммунистического интернационала для обсуждения и разработки подходящего проекта программы к следующему конгрессу104. Незадолго до V Всемирного конгресса Зиновьев в циркулярном письме к секциям Коминтерна искренне просил сделать все возможное для принятия программы на предстоящем конгрессе105. На V конгрессе (июнь – июль 1924 года) новый проект программы был представлен Бухариным, и, как полагают, он был разработан им самим106. Сам Бухарин предложил, чтобы конгресс не принимал никаких решений по проекту программы, а вместо этого ИККИ должен был создать новую комиссию по созданию программы с тем, чтобы повсеместно в Интернационале вести обсуждение проекта107. Эти предложения были единодушно приняты.

 

Четыре года спустя, 25 мая 1928 года, комиссия ИККИ по созданию программы приняла документ, известный в кругах Коминтерна как «Проект программы»108. В июле 1928 года он был одобрен Пленумом Центрального комитета ВКП(б) (КПСС)109 – очевидно, это первая инстанция, которая должна была одобрить проект, поскольку ВКП(б) (КПСС) являлась секцией Коминтерна. Как до VI конгресса, так и во время его проведения проект программы стал главным предметом обсуждения и критики со стороны различных секций Третьего интернационала.

 

Проект программы значительно отличался, как по объему, так и по содержанию, от старой версии 1924 года, которая послужила отправной точкой для работы комиссии по созданию проекта программы. Помимо того, что по объему он во много раз превышал версию 1924 года, проект программы отличался от предыдущей версии некоторыми важными положениями: 1) в версии 1924 года не упоминалось и практически не анализировалось такое явление, как фашизм, которому в 1928 году было уделено основное внимание; 2) в проект программы был добавлен новый, подробный раздел, посвященный СССР, взаимным обязательствам Советского государства и международного пролетариата – вопросы, которые не получили освещения в версии 1924 года; 3) в отличие от версии 1924 года в проекте программы была представлена подробная классификация различных стран и регионов мира согласно этапу их экономического развития и типу революции, подходящей для каждой нации; 4) в проект программы было добавлено несколько параграфов по проблеме конкурирующих идеологий в международном рабочем движении; 5) так как версия 1924 года не сумела поднять вопрос об универсальной применимости модели экономического развития Советской России для будущих диктатур пролетариата, этот вопрос был подробно рассмотрен в версии 1928 года. В целом в проекте программы намного больше было отведено места освещению таких вопросов, как существование и достижения Советского Союза, чем в версии 1924 года, в которой СССР фактически был упомянут лишь дважды. В этом отношении версия 1928 была намного больше «советизирована», чем ее предшественница – версия 1924 года.

 

Поскольку проект программы был впервые опубликован в официальных изданиях Коминтерна в начале июня110, коммунистическим партиям до открытия предстоящего VI конгресса было дано лишь одиннадцать недель для изучения этого основополагающего документа. В течение трех месяцев: в июне, июле и августе – журнал «Коммунистический интернационал», в нескольких своих выпусках на различных языках, стремился вызвать интерес к проекту программы путем публикации ряда статей по отдельным вопросам программы. Такие известные деятели Коминтерна, как Евгений Варга, Клара Цеткин и Николай Бухарин, стали авторами этих публикаций.

 

Решающее обсуждение проекта программы перед конгрессом состоялось на июльском пленуме Центрального комитета ВКП(б) (КПСС). Замечания Сталина по итогам обсуждения проекта программы касались разнообразных пунктов и свидетельствовали о довольно оживленных дебатах в самом Центральном комитете111. Обсуждались следующие проблемы: объем и содержание программы, последовательность глав, национализация земли, «российский» характер проекта программы112, классификация обществ согласно социально-экономическому развитию и применимости для обществ за пределами России военного коммунизма и новой экономической политики.

 

Получив одобрение советской стороны, проект программы был представлен VI конгрессу Бухариным, председателем программной комиссии. Впоследствии проект обсуждался на конгрессе, в довольно энергичной и воинственной манере, на протяжении пяти заседаний. В этой связи важно оценить по достоинству тот факт, что VI конгресс состоялся между чисткой в 1926 и 1927 годах так называемой советской левой оппозиции (возглавляемой Зиновьевым, Каменевым и Троцким) и будущей чисткой в 1929 и 1930 годах правой оппозиции (во главе с Бухариным, Томским и Рыковым). Во время VI конгресса было невозможно открыто использовать термин «троцкизм», но в то же самое время зловещие слухи о неизбежном свержении с поста Бухарина создали атмосферу напряженности113. Одно событие, происшедшее на конгрессе, ясно свидетельствовало об ограничительном характере дебатов. Было отказано в разрешении Троцкому, находившемуся в то время в изгнании в Алма-Ате, в советской Средней Азии, представить делегатам его серьезную критику проекта программы. Частично текст с критическими замечаниями Троцкого был, очевидно, получен некоторыми делегатами, хотя критические замечания Троцкого не были обсуждены на конгрессе114. Троцкий развил свою критику в открытом письме, названном «Что теперь?», но конгресс так никогда и не увидел этого письма115.

 

После обсуждения проекта программы на конгрессе и заключительной речи Бухарина в ответе на прения проект был отправлен на доработку новой программной комиссии, избранной на четвертой сессии конгресса 19 июля 1928 года. Руководителями с советской стороны выступили Бухарин, Сталин, Рыков, Молотов, Мануильский, Скрыпник и Осинский116. Другие делегации были представлены в комиссии такими известными коммунистами, как Эрколи (Тольятти) (Италия), Торез (Франция), Кэннон (США), Катаяма (Япония), Коплениг (Австрия), Коларов (Болгария). Свой личный вклад в работу комиссии внесли Отто Куусинен, Клара Цеткин и Евгений Варга117. В общей сложности состоялось пятнадцать заседаний комиссии, во время которых было произнесено более ста речей118.

 

Программа Коминтерна была принята VI конгрессом 1 сентября 1928 года. Она оказалась по форме и содержанию близкой к проекту программы, была только немного больше по объему, чем проект, и, как и последний, состояла из введения и шести основных глав под следующими заголовками: «I. Мировая система капитализма, ее развитие и ее неизбежная гибель»; «II. Общий кризис капитализма и первая фаза мировой революции»; «III. Конечная цель Коммунистического интернационала – мировой коммунизм»; «IV. Период переходный от капитализма к социализму и диктатура пролетариата»; «V. Диктатура пролетариата в СССР и международная социалистическая революция»; «VI. Стратегия и тактика Коммунистического интернационала в борьбе за диктатуру пролетариата».

 

Содержание программы, безусловно, рассматривается нами на протяжении всего исследования, поэтому здесь мы не будем делать выводы. Как один из основных вопросов повестки дня VI конгресса 1928 года, программа рассматривается в основных главах исследования, а не во введении. Но различия между проектом программы и заключительной версией можно рассмотреть здесь. Согласно Бухарину, проект программы был подвергнут значительной переделке программной комиссией, избранной на VI конгрессе, и лишь только 40 процентов из проекта было перенесено без изменений в заключительную версию119. Хотя фактически были добавления в текст и материал был перенесен с одного места на другое, все же имелись небольшие изменения по основным идеям. В главе I, при обсуждении капитализма, программа отличалась от проекта добавлением следующих пунктов: 1) капитализм на его наиболее продвинутом этапе вызывает вырождение культуры человечества; 2) соревнование, хотя все более и более ограниченное ростом монополий, никогда полностью не отомрет, но сохранится до крушения капитализма. Таким образом, антагонизм сохраняется как внутри каждой капиталистической страны, так и между капиталистическими странами120. Глава II программы осталась по существу такой же, как и в проекте, но некоторые пункты были дополнены. В главе III не наблюдается каких-либо важных различий между проектом и окончательной версией. В главу IV программы были внесены некоторые существенные изменения в трактовку следующих вопросов: 1) яснее и настойчивее прозвучал призыв к насильственному свержению капитализма; 2) более всесторонне изложена та политика, которая будет осуществляться после захвата власти; 3) классификация типов обществ и революций, им соответствующих,– фундаментальной проблемы, несколько отличается в этих двух версиях. В главу V, рассматривающую взаимоотношение СССР и мирового революционного движения, не внесено никаких реальных изменений. Наконец, в главе VI единственное важное различие заключается в том, что социал-демократия была подвергнута более резкому осуждению в заключительной части программы, чем в проекте. В завершение можно отметить, что работа программной комиссии, избранной на VI конгрессе, была направлена на усовершенствование проекта программы и выбор более точных формулировок. Проект программы не был подвергнут полной переделке.

 

Авторство программы не может быть установлено с абсолютной точностью. Однако существует достаточное количество косвенных улик, укрепляющих нас во мнении, что Бухарин – самый выдающийся теоретик среди членов программной комиссии, избранной на VI конгрессе,– вероятно, и был ее главным создателем. Как уже было сказано выше, с самого основания Третьего интернационала Бухарин непосредственно занимался разработкой фундаментальной теоретической базы Коминтерна. Сам Бухарин никогда публично не заявлял о своем авторстве программы 1928 года. Однако представляется бесспорным его непосредственное участие в ее составлении. Бывшие коммунисты вообще сходились во мнении, что Бухарин был главным автором программы121. С этим были согласны многие лица, не являвшиеся коммунистами. Бухарин назван главным автором программы Александром Шифриным в его комментарии по вопросам программы в немецком социалистическом периодическом издании «Ди гезельшафт»122, сербский автор, Бранко Лазич, также приписывает Бухарину разработку «окончательной» версии программы Коминтерна123.

 

Трудно точно оценить роль Сталина и важность его участия в создании программы. Возникает два вопроса: 1) Какой вклад внес Сталин в создание программы? 2) Независимо от того, внес он свой вклад или нет, как много из окончательной версии программы Сталин принял или отверг в 1928 году и в последующие годы после изгнания Бухарина с его поста секретаря ИККИ?

 

На первый вопрос нельзя дать какой-либо категорический ответ из-за отсутствия опубликованных отчетов работы программной комиссии, избранной на V и VI Всемирных конгрессах, или мемуаров или личных воспоминаний кого-либо из членов программной комиссии. Можно отметить, что в 1930 году одна любопытная просьба поступила в отдел агитации и пропаганды ИККИ от центральноевропейской секции Коминтерна, призывая к публикации, «как можно скорее», протоколов программной комиссии, избранной на VI конгрессе124. Очевидно, эти бесценные сведения никогда не публиковались. В отсутствие таковых очень трудно оценить роль Сталина. Некоторые авторы ограничились ссылками на то, что Сталин и Бухарин были главными авторами программы, не пытаясь при этом оценить ту важную роль, которую каждый сыграл в отдельности. Профессор Флоринский, например, просто заявляет, что программа «была в значительной степени работой Сталина и Бухарина»125. Мартин Эбон приводит такое же краткое замечание126. Один из биографов Сталина, Борис Суворин, утверждает, что Сталин стремился взять на себя роль главного теоретика и препятствовал работе Бухарина. Утверждение Суворина, конечно, должно быть принято с учетом тех непреодолимых противоречий, которые у него были со Сталиным. Суворин приводит слова Бухарина о том, что Сталин испортил программу во многих местах, снедаемый тщетным желанием стать известным теоретиком127.

 

Мы знаем, что Сталин был членом программной комиссии, избранной V и VI конгрессами, и что он обсуждал программу в своей речи на июльском пленуме ЦК ВКП(б) 5 июля 1928 года и в более позднем докладе на собрании актива ленинградской организации ВКП(б) 13 июля 1928 года128. В этих сообщениях Сталин, конечно, рассматривает проект программы до его обсуждения на VI конгрессе. Ни одно из положений, высказанных Сталиным по вопросам программы на июльском пленуме, не было изменено VI конгрессом. Вопрос в основном состоит в следующем: выражал ли на июльском пленуме Сталин, в целом одобряя проект программы, свое собственное мнение, или это было мнение Бухарина или кого-либо еще.

 

Даже если теперь на основе имеющихся материалов нельзя с точностью определить роль Сталина в составлении программы, другую важную проблему – отношение Сталина к окончательной версии программы – можно легко решить. Не осталось свидетельств о том, что Сталин когда-либо пытался упразднить программу или какую-либо ее часть в 1928 году или после; скорее Сталин отдавал приказы авторам программы в Коминтерне или позволял им создавать впечатление о его непосредственном участии в создании программы. В 1934 году в передовице журнала «Коммунистический интернационал» утверждалось, что товарищ Сталин принимал ведущее участие в разработке программы Коммунистического интернационала129. По прошествии приблизительно двадцати лет после появления программы редакторы «Собрания сочинений» Сталина были вынуждены приписать заслугам Сталина то, что он возглавил работу программной комиссии, выпустившей в свет проект программы 1928 года130. Хотя сам Сталин, кажется, никогда не претендовал на свое единоличное авторство ни проекта программы, ни ее заключительной версии.

 

В каком свете Коминтерн рассматривал программу? Конечно, ни один другой документ Коминтерна не обладал таким авторитетом. В 1929 году болгарский историк Коминтерна Христо Кабакчиев приветствовал программу как «самое ценное руководство и мощное оружие в революционной борьбе угнетенных классов и народов»131. Молотов в своем обращении в 1930 году на XVI съезде ВКП(б) от имени советской делегации в ИККИ сказал о программе следующее:

 

«Большие перспективы Коммунистического интернационала нашли свое наилучшее выражение в программе Коминтерна, принятой VI Всемирным конгрессом. Эта программа представляет собой прогресс в борьбе за всемирную диктатуру пролетариата. Это – программа для свержения империализма и освобождения трудящихся всего мира от империалистического угнетения. Эта программа уже сделала реальностью победоносное строительство социализма в СССР132».

 

В 1934 году, когда только что была принята стратегия и тактика «народного фронта», программа Коминтерна получила повторное одобрение от Коминтерна. Димитров, генеральный секретарь ИККИ с 1935 по 1943 год, полностью разделял взгляды, изложенные в программе. В своей речи перед нацистским трибуналом во время известного процесса по поводу поджога Рейхстага в 1934 году он смело утверждал, что для него, коммуниста, самым высшим законом остается программа Коммунистического интернационала133. Что касается характеристики, данной ему немецкой газетой во время процесса о том, что Димитров – это программа Коммунистического интернационала, облаченная в плоть, Димитров подтвердил, что он не смог бы сам себе дать лучшую характеристику134. В тот же самый год он высказывался еще более патетично: «Когда я стоял в зале суда в Лейпциге и в Берлине, я держал в левой руке уголовный кодекс Германии, а в правой – программу Коминтерна»135.

 

Можно еще раз подчеркнуть, что программа никогда не критиковалась, не отклонялась руководством Коминтерна. Прежде всего нужно помнить о том, что программа 1928 года стала универсальным  руководством для формирования правильного мировоззрения коммуниста по многим вопросам революционного движения, поскольку программы всех коммунистических партий были созданы после принятия программы Коминтерна.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 2

 

1 По вопросу об основании Интернационала см. документальное исследование «Основание Первого интернационала», первоначально опубликованное в 1934 году Институтом Маркса, Энгельса, Ленина. Нет достаточно полной истории Интернационала, но с марксистско-ленинской (коммунистической) точки зрения она изложена в работах: Stekloff History of the First International и Foster History of the Three Internationals. См. также: Postgate The Workers’ International. Р. 11 – 83 и Valiani Storia del Movimento Socialista. Vol. I: L’Epoca della internationale.

 

2 Из Учредительного манифеста и устава Международного товарищества рабочих, в той форме, в какой они приводятся в книге «Основание Первого интернационала».

 

3Balabanoff My life as a Rebel. P. 113.

 

4 Самые лучшие исследования Второго интернационала – Joll The second International и Cole A History Of Socialist Thought. Vol. III (in two parts): The Second International 1889 – 1914 (Второй интернационал, 1889 – 1914). См. также: Lenz The Rise and fall if the Second International. Более ранние издания этой работы немецкого коммуниста появились на немецком и русском. Зайдель Очерки по истории Второго интернационала (1889 – 1914 годы) очень полезны для ознакомления с оценкой коммунистами различных течений в марксистской мысли в этот период. По истории Второго интернационала во время Первой мировой войны см.: Fainsod.  International Socialism.

 

5 См. великолепное исследование жизни и философии Берштейна: Gay The Dilemma of Democratic Socialism.

 

6 Автобиографию (автопортрет) см.: Die Volkswirtsschaftslehre der Gegenwart in Selbstdarstellungen. P. 117 – 150.

 

7Fainsod.  International Socialism. P. 14 – 15.

 

8Meyer.  Marxism: The Unity of Theory and Practice. P. 135.

 

9 Ibid. P. 136.

 

10 Вкратце, Ленин настаивал на необходимости в высшей степени организованного и дисциплинированного руководства; Люксембург считала, что надо опираться на «спонтанную» активность рабочего класса.

 

11 См.: Carr The Bolshevik Revolution, 1917 – 1923. Vol. III. P. 567.

 

12 Кроме незаменимого, уже процитированного издания: Fainsod International Socialism, см. также ценное документальное исследование: Gankin and Fisher The Bolsheviks and the World War.

 

13 Комментарии Ленина см. вего докладе «Международный социалистический конгресс в Штутгарте» // Сочинения. Т. XII. С. 78 – 83. В этой книге труды Ленина цитируются по третьему изданию. На русском языке текст резолюции Бебеля с внесенными поправками приводится на с. 444 – 446. Текст на английском языке см.: Joll The second International. P. 196 – 198.

 

14Gankin and Fisher The Bolsheviks and the World War. P. 140.

 

15 Ibid. P. 141.

 

16 Ibid.

 

17 Размышления Ленина о новом Интернационале в первый год войны вплоть до начала и во время первой Циммервальдской конференции в сентябре 1915 года были исследованы подробно: Phillips Lenin and the Origin of the Third International: July 28, 1914, to September 8, 1915.

 

18Ленин.  Сочинения. Т. XX. С. 130.

 

19Deutscher The Prophet Armed. P. 217.

 

20Gorter Der Imperialismus, der Weltkrieg und die Sozialdemokratie. С. 146 – 147 и глава XI. Первое издание (голландское) содержит замечания автора, датированные октябрем 1914 года.

 

21Зайдель.  Очерки по истории Второго интернационала. С. 209.

 

22 О левых радикалах в Германии см.: Frölich.  Rosa Luxemburg: Her Life and Work. P. 197 – 205.

 

23 См.: van Ravesteyen De Wording van het Communisme in Nederland, 1907 – 1925. Среди трибунистов были поэт Герман Гортер, астроном Антон Паннекук и Давид Вайнкоп – все в будущем явились основателями Коммунистической партии Нидерландов.

 

24Lazitch.  Lénine et la IIIe Internationale. P. 48. Эта работа впервые была опубликована в Женеве в 1950 году под фамилией Бранислав Страньяковитч (Branislav Stranjakovitch).

 

25 Кроме Ленина были также Зиновьев, Берзин, Радек, Хеглунд, Нерман, Платтен и Борхардт. Gankin and Fisher The Bolsheviks and the World War. P. 348 и Fainsod.  International Socialism. P. 68.

 

26Gankin and Fisher.  P. 349.

 

27 См. автобиографию секретаря Циммервальдского движения: Balabanoff.  My Life as a Rebel.

 

28 Два периодических издания впоследствии изданы международным социалистическим комитетом: Бюллетень (Берн), 1915 – 1917 годы, и The Nachrichtendienst (Стокгольм), 1917 – 1918. Gankin and Fisher The Bolsheviks and the World War. P. 756.

 

29Lazitch.  Lénine et la IIIe Internationale. P. 60 – 63. По этой причине возможно принять точку зрения Исаака Дойчера, что Ленин «занимался организацией второй конференции Циммервальдского движения». Deutscher.  The Prophet Armed. P. 235.

 

30Fainsod.  International Socialism. P. 212.

 

31Ленин.  Сочинения. Т. XXIV. 723. Сталин представлял Россию.

 

32 Там же. С. 724.

 

33 Там же. С. 753.

 

34 Восемь партий включали коммунистические партии Советской России, Венгрии, Польши, Германии, Австрии, Латвии и Финляндии, Балканскую революционную социал-демократическую федерацию, Социалистическую рабочую партию США. Fainsod International Socialism. P. 202. По словам Фейнсода, вдохновителями проведения конференции выступили большевики, несмотря на очевидные попытки с их стороны показать, что ее организаторами выступило большее количество партий.

 

35 Там же. С. 201 – 203.

 

36Ленин Сочинения. Т. XXIV. 725.

 

37Сarr.  The Bolshevik Revolution, 1917 – 1923. Vol. III. P. 121.

 

38 Кун, очевидно, ошибается, когда пишет, что устав был принят на I конгрессе. В официальных документах мы не находим этому подтверждение. Kun.  KIVD. P. 1 (Коммунистический  интернационал в документах / Под ред. Белы Куна. С. 1). На пятой сессии I конгресса было принято предложении об учреждении руководящих органов Коминтерна. Во внесенном предложении также говорилось о необходимости принятия устава на следующем конгрессе. См.: Der I. Kongress der Kommunistischen Internationale. P. 220 – 221.

 

39 Текст можно найти в Blueprint. С. 33 – 40.

 

40 Инпрекор. С. 321. Текст устава 1924 года см. всб.: Коммунистический  интернационал в документах. Решения, тезисы и воззвания конгрессов Коминтерна и пленумов ИККИ. 1919 – 1932 / Под ред. Белы Куна. С. 11 – 19 (Kun.  Komintern v rezoliutsiiakh. P. 11 – 19).

 

41 Текст см. всб.: Коммунистический  интернационал в документах. Решения, тезисы и воззвания конгрессов Коминтерна и пленумов ИККИ. 1919 – 1932 / Под ред. Белы Куна. С. 46 – 52; Blueprint. С. 249 – 58; Инпрекор. 1928. 28 ноября. С. 1600 – 1601.

 

42 Хотя решение было принято на VII конгрессе в 1935 году с целью внесения поправок в устав до созыва следующего Всемирного конгресса, но фактически больше не состоялось ни одного конгресса и нет свидетельств о четвертой редакции устава. См.: VII конгресс С. 604.

 

43 В 1919, 1920, 1921, 1922, 1924, 1928 и 1935 годах.

 

44 Статья 4 устава 1920 года.

 

45 Статья 7 устава 1924 года, статья 8 устава 1928 года.

 

46 Статьи с 8 по 11 устава 1928 года.

 

47 На III конгрессе, например, те, кто имел решающий голос, были явно в меньшинстве. Кун.  КИВД. С. 163.

 

48 Статья 8 устава. Кун.  КИВД. С. 48. Blueprint. С. 252. Для предстоящего VI конгресса девятый пленум в феврале 1928 года установил следующий вотум голосов, которые имела каждая делегация: РСФСР – 50 голосов, Коммунистический интернационал молодежи – 30 голосов; Франция, Германия, Чехословакия, Италия – каждая по 25 голосов; Великобритания, Китай, США – каждая по 20 голосов; Польша – 15 голосов; Индия, Швеция, Украинская ССР – каждая по 10 голосов; Болгария, Югославия, Финляндия, Норвегия, Аргентина – каждая по 7 голосов; Япония, Индонезия, Мексика, Белорусская ССР – каждая по 5 голосов; Венгрия, Бельгия, Австрия, Канада, Румыния – каждая по 4 голоса, Голландия, Австралия, Южная Америка, Швейцария, Грузинская ССР, Азербайджанская ССР – каждая по 3 голоса; Чили, Дания, Испания, Эстония, Латвия, Литва, Греция, Португалия, Турция, Палестина, Персия, Египет, Бразилия, Колумбия, Ирландия, Корея, Уругвай, Куба, Эквадор, Армянская ССР – по 2 голоса; Сирия – 1 голос. Детали приводятся Пятницким, см.: Инпрекор. С. 1532.

 

49 Der I. Kongress der Kommunistischen Internationale. P. 201.

 

50 Blueprint. P. 37.

 

51Carr.  The Bolshevik Revolution, 1917 – 1923. Vol. III. P. 393.

 

52 На последнем, VII конгрессе в 1935 году был избран ИККИ в составе 47 полноправных членов и 33 кандидатов. См.: Коммунистический  интернационал: Орган Исполнительного комитета Коммунистического интернационала. 1935. №23 – 24. С. 159.

 

53Тивель.  Четвертый конгресс Коминтерна. С. 65. Троцкий уже провозгласил эту концепцию Интернационала, когда он писал накануне II конгресса, что Коминтерн – это «не просто арифметическая сумма национальных рабочих партий. Это – Коммунистическая партия международного пролетариата». Троцкий.  Первые пять лет Коммунистического интернационала. Т. I. С. 85.

 

54Кун.  КИВД. С. 48.

 

55 Там же. Любая секция могла обратиться с апелляцией к следующему конгрессу, но между конгрессами от нее требовалось неукоснительно проводить его решения в жизнь.

 

56 Очевидно, только Всемирный конгресс мог принимать полноправных членов.

 

57Tivel’ and Kheimo.  10 let Komintema. P. 366.

 

58Сталин.  О правой опасности в германской компартии / Сочинения. Т. XI. С. 309.

 

59 Нет опубликованных отчетов ИККИ после 1933 года.

 

60 Инпрекор. 1928. 21 ноября. С. 1533.

 

61 На пятом расширенном пленуме, состоявшемся в 1925 году, присутствовал 281 делегат, 136 из которых имели решающий голос. В 1924 году был избран ИККИ, состоящий только из 35 членов. На девятом пленуме 1928 года право решающих голосов было ограничено количеством членов ИККИ.

 

62 Инпрекор. 1928. 21 ноября. С. 1533 – 1534.

 

63Кун.  КИВД. С. 50.

 

64 Коммунистический интернационал (КИ). 1935. №23 – 24. С. 160. Многие известные политические деятели входили в состав президиума в 1935 году: Сталин, Готвальд, Димитров, Кашен, Коларов, Коплениг, Куусинен, Мануильский, Марти, Ван Мин, Окано, Пик, Поллит, Фостер и Тольятти (Эрколи).

 

65Carr.  The Bolshevik Revolution, 1917 – 1923. Vol. III. P. 132.

 

66 Инпрекор. 1926. 15 апреля. С. 446.

 

67 В уставе умалчивается о полномочиях политсекретариата как «решающего органа». См.: Кун.  КИВД. С. 50.

 

68Tivel’ and Kheimo 10 let Kominterna. P. 365. После VI конгресса были незамедлительно образованы следующие региональные секретариаты:

 

1. Центральноевропейский: Чехословакия, Австрия, Венгрия, Швейцария, Нидерланды.

 

2. Балканский: Болгария, Югославия, Румыния, Греция.

 

3. Англо-американский: Англия, Южная Африка, Австралия, Новая Зеландия, США, Канада, Ирландия, Филиппины.

 

4. Скандинавский: Швеция, Норвегия, Дания, Исландия.

 

5. Польско-балтийский: Польша, Латвия, Литва, Эстония, Финляндия.

 

6. Романский: Франция, Италия, Бельгия, Испания, Португалия, Люксембург.

 

7. Латиноамериканский: Мексика и другие.

 

8. Восточный: Китай, Япония, Корея, Индия, Индонезия, Турция, Палестина, Египет, Персия и Индокитай.

 

69 Коммунистический интернационал (КИ). 1935. №23 – 24. С. 160.

 

70Nollau Die Internationale. P. 109. Ноллау довольно подробно анализирует организационную структуру Коминтерна. С. 104 – 150.

 

71 Следует заметить, что в 1923 году Ленин был избран почетным председателем Исполкома Коминтерна. Расширенный пленум Исполнительного комитета Коммунистического интернационала (12 – 23 июня 1923 года): Отчет. С. 4.

 

72Пути  мировой революции: Седьмой расширенный пленум исполнительного комитета Коммунистического интернационала (22 ноября – 16 декабря 1926 года). Т. I. С. 14.

 

73 Там же. Т. II. С. 468. Решение пленума признало необходимость изменения в управленческой структуре Коминтерна с целью дальнейшего подтверждения этого решения на предстоящем VI конгрессе.

 

74 Должность президента (председателя) была приписана Бухарину Фостером в кн.: Foster.  History of the Three Internationals. P. 361 и Гитлоу в кн.: Gitlow.  Confess. P. 549.

 

75 Гитлоу называет Молотова преемником Бухарина на посту председателя Исполкома Коминтерна. См.: Gitlow.  I. Confess. P. 549.

 

76 С формальной точки зрения этот пост не был новым, так как болгарин Коларов был генеральным секретарем ИККИ в 1922 – 1923 годах. См.: Большая советская энциклопедия (2-е изд., 1953). Т. XXI. С. 580. Очевидно, впоследствии пост был упразднен до назначения Димитрова.

 

77 Текст на русском языке см.: Кун КИВД. С. 100 – 104 и у Ленина: Сочинения. Т. XXV. С. 575 – 579.

 

78Кун.  КИВД. С. 201 – 225.

 

79 Там же. С. 220. Курсив оригинала.

 

80 Там же. С. 221. Курсив автора. Очевидно, что система двойного подчинения исполнительных органов, столь характерная для советских партийных и правительственных структур, была привнесена в Коминтерн.

 

81 На русском языке дословно «обмен... руководящими силами». Это, очевидно, означает (временный?) обмен руководством на высшем уровне для укрепления многостороннего сотрудничества.

 

82 Текст этой части устава см.: Кун.  КИВД. С. 50 – 51 и Blueprint. P. 257 – 258.

 

83VII конгресс.  С. 566, 604.

 

84 Совершенно необходимо отметить два труда Боркенау: «Мировой коммунизм» и «Европейский коммунизм» (Borkenau World Communism and European Communism). См. также: Ypsilon Pattern for World Revolution; Ruth Fischer Stalin and German Communism и Gitlow.  I Confess.

 

85 Инпрекор. 1929. 26 апреля. С. 435.

 

86 Там же. 18 февраля. С. 327.

 

87Gitlow.  I Confess. P. 516. Гитлоу замечает: «Согласно уставу Коммунистического интернационала, ИККИ обладал полномочиями выносить любые указания и директивы, а секции Коммунистического интернационала должны неукоснительно им следовать».

 

88Коммунистический  интернационал перед VII Всемирным конгрессом: Материалы. С. 593. Следует заметить, что ИКК также неофициально руководила с помощью большого количества так называемых «устных решений». Британский коммунист Маккарти, сообщая об одном примере довольно длительного по времени вынесения решения, пишет: «В 1931 году практически весь Центральный комитет Коммунистической партии Греции находился в Москве более года, что мне доподлинно известно, в то время как Коминтерн с трудом и довольно пассивно разбирал ошибки ЦК и выносил дисциплинарное решение». McCarthy Generation in Revolt. P. 200.

 

89Кун.  КИВД. С. 48.

 

90 Инпрекор. 1934. 14 сентября. С. 1266.

 

91Borkenau.  European Communism. P. 227. Боркенау, однако, ошибается, когда говорит, что та же участь постигла Коммунистическую партию Югославии. Она была подвергнута серьезной чистке, действительно начатой в 1937 году, но не роспуску. См. политический доклад Тито на V съезде Коммунистической партии Югославии. С. 47 – 48. Tito in V kongress Komunisticke Partije Yugoslavije: Izvestaji i referatii. P. 47 – 48. Dedijer Tito. P. 115.

 

92 Больше интересного материала о ленинской школе приводится в мемуарах бывшего коммуниста из Финляндии Туоминена: Tuominen.  Kremls Klockor. P. 21 – 43. Описание курса, проведенного в 1931 году, дается Маккартни: McCarthy.  Generation in Revolt. P. 117 – 118. См. также: Burmeister.  Dissolution and Aftermath of the Comintern: Experiences and Observations, 1937 – 1947. P. 4 – 10.

 

93 Кардель, позднее ставший министром иностранных дел в правительстве Тито, читал лекции в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада (КУНМЗ) по истории Коминтерна. См.: Dedijer Tito. P. 104.

 

94 Ibid. P. 103.

 

95 Ibid. P. 116. В 1937 году, после того как Тито возглавил Коммунистическую партию Югославии, он прекратил принимать финансовую помощь Москвы.

 

96 Например, Тито приписывает лишь одному Мануильскому принятие решения о том, что на V Всемирном конгрессе ни один югослав не должен быть избран членом ИККИ с решающим голосом. См.: Dedijer Tito. P. 105. Сильное влияние Мануильского подробно описывается в книге: Ravines.  The Yenan Way.

 

97Borkenau European Communism. P. 226 – 229.

 

98 Такое решение принял Игнацио Силоне. Его рассказ о случае, происшедшем на Восьмом пленуме в мае 1927 года, свидетельствовавший о высокой концентрации власти у центрального руководства Коминтерна, приведен в кн.: Crossman The God That Failed. P. 107 – 113. (Покойный итальянский писатель Игнацио Силоне, некогда состоявший в Коминтерне, рассказывает, как в 1927 году на заседании Исполкома Коминтерна немецкий коммунист Тельман вдруг предложил осудить документ Троцкого о положении в Китае. Но Силоне не видел документа в глаза и спросил шепотом другого итальянца, Тольятти, видел ли тот. «Нет»,– ответил Тольятти и, поднявшись, сказал об этом всем присутствующим. Тут выяснилось, что никто этого документа не видел, но осуждать собирались единогласно. Присутствовавшие на заседании Сталин, Бухарин, Рыков не смутились и объяснили, что Политбюро ЦК ВКП(б) считало распространение документа «нежелательным». Заседание отложили, и болгарин Коларов стал объяснять итальянцам, что Коминтерн обязан во всем поддерживать Политбюро, а не придираться к мелочам.– Примеч. пер. )

 

99Кун.  КИВД. С. 61 – 65.

 

100Мингулин.  I конгресс Коминтерна. С. 51 – 52.

 

101Кун.  КИВД. С. 1.

 

102Троцкий.  Третий интернационал после Ленина. С. 311.

 

103Тivel’ and Kheimo 10 let Kominterna. P. 48.

 

104Кун.  КИВД. С. 1.

 

105 Инпрекор. 1924. 17 апреля. С. 229.

 

106 Проект программы можно найти в издании: Le Programme de l’internationale communiste. P. 33 – 55.

 

107 Инпрекор. 1924. 12 апреля. С. 609.

 

108 Там же. 1928. 6июня. С. 549.

 

109Сталин Сочинения. Т. XI. С. 362.

 

110 Текст см. вКИ. 1928. Июнь. С. 49 – 79 и в Инпрекор. 1928. 6июня. С. 549. Текст также приводится в отчете о VI конгрессе. См.: VI конгресс Т. III. С. 156 – 192.

 

111Сталин.  Сочинения. Т. XI. С. 141 – 156. Резолюция июльского пленума призвала членов КПСС направлять свои поправки непосредственно в Комиссию по созданию программы, тем самым показав, что обсуждение проекта не окончено после его одобрения пленумом. Там же. С. 204.

 

112 Сталин заявил, что определенные круги, приближенные к Коминтерну, назвали проект программы слишком российским, но он «отпустил этот грех» июльскому пленуму. Там же. С. 150.

 

113Ypsilon.  Pattern for World Revolution. P. 118 – 119.

 

114 Одна фракция в расколовшейся на два лагеря Коммунистической партии США обвиняла другую в том, что ее критика проекта программы на самом деле основана на обширной работе в 100 страниц «Критика программы Коммунистического интернационала», «принадлежащей перу нашего бывшего товарища Троцкого». VI конгресс Т. I. С. 282.

 

115Троцкий.  Третий интернационал после Ленина. С. 346. Этот том включает как критику проекта программы, так и письмо.

 

116VI конгресс.  Т. I. С. 99.

 

117 Там же. С. 100.

 

118Гюнтер.  VI конгресс Коминтерна. С. 26. Комиссия была разделена на «расширенную» комиссию, где первоначально обсуждались вопросы программы, и комиссию «в узком составе», где, очевидно, обсуждались окончательные формулировки. См. замечания Бухарина, VI конгресс Т. V. С. 119.

 

119 Там же. С. 132.

 

120 Как обсуждается в главе V, главный «грех» Бухарина состоял в его заявлении о том, что в недрах капиталистического общества постепенно созревают материально-технические и социально-экономические предпосылки перехода к социализму.

 

121 См., например: Ypsilon Pattern for World Revolution. P. 117; Trotsky The Third International After Lenin. P. 311; and Souvarine Stalin. P. 484.

 

122Schifrin Die Bekenntnisse der Komintern // Die Gesellschaft. 1929. January. P. 44 – 46.

 

123Lazitch.  Lénine et la IIIe Internationale. P. 212.

 

124 Инпрекор. 1930. 11 декабря. С. 1200.

 

125Florinsky.  World Revolution and the USSR. P. 178.

 

126Ebon.  World Communism Today. P. 21.

 

127Souvarine.  Stalin. P. 484. Бухарин подчеркивал, что работа над внесением поправок в проект программы была «коллективной». Возможно, он иронизировал по этому поводу, поскольку в работу вмешался Сталин. VI конгресс Т. V. С. 132.

 

128Сталин.  Сочинения. Т. XI. C. 202 – 204.

 

12915 лет  Коммунистического интернационала: Тезисы для докладчиков // КИ. 1934. 10 марта. С. 139.

 

130Сталин.  Сочинения. Т. XI. С. 362.

 

131Кабакчиев.  Как возник и развивался Коммунистический интернационал: Краткий исторический очерк. С. 235.

 

132 XVI съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б): Стенографический отчет. С. 427. Молотов заметил, что программа была переведена на тридцать три языка.

 

133Речь  Димитрова перед фашистским судилищем // КИ. 1934. 1апреля. С. 15.

 

134 Инпрекор. 1934. 11 мая. С. 779.

 

135 Там же. 22 июня. С. 948.

 

Глава 3

 

ПЕРСПЕКТИВЫ И СТРАТЕГИЯ РЕВОЛЮЦИИ, 1919 – 1928

 

Хотя подробный анализ доктрин и директив Коминтерна в этом исследовании начинается с VI конгресса в 1928 году, нам кажется необходимым дать краткий обзор некоторых существенных особенностей идеологического развития Коминтерна до 1928 года. Такой краткий обзор должен дать общее представление об эволюции взглядов Коминтерна в первое десятилетие его существования.

 

В период с 1919 по 1928 год, несомненно, главные условия формирования доктрины Коминтерна и эволюция его взглядов определялись тем, что в Советском Союзе социализм сумел выжить и укрепиться, и тем, что усилия коммунистов по захвату власти в других странах потерпели провал. Оба фактора просто не могли не способствовать поддержке и укреплению гегемонии Коммунистической партии Советского Союза (ВКП(б)) как в самом Коминтерне, так и в мировом коммунистическом движении.

 

Изучение истории Коминтерна позволяет выделить в ней несколько этапов, которые в значительной мере совпадают с периодизацией в истории Советского Союза. Для иллюстрации этого положения приведем такой пример. Первый этап в советской истории завершился в марте 1921 года, когда на смену военному коммунизму пришла новая экономическая политика. Она начала осуществляться по решению X съезда РКП(б). В середине 1921 года на III конгрессе Коминтерна был снят лозунг о мировой революции, выдвинутый еще до революции 1917 года в России. Так же как и новая экономическая политика в Советской России представляла хотя и временный, но все же некоторый возврат к прошлому, точно так же и в нескольких новых директивах Коминтерна, выпущенных в середине 1921 года, был сделан акцент на необходимости подготовительного этапа, прежде чем коммунисты смогут захватить власть. Хотя и неохотно, но надежды на скорые и легкие победы пришлось оставить. Для продолжения сравнения приведем еще несколько примеров. В 1928 году в Советской России был принят первый пятилетний план, пришедший на смену относительно спокойным дням НЭПа, ознаменовавший начало напряженной борьбы за построение социалистической экономики. В 1928 году Коминтерн также объявил о наступлении нового второго этапа революционных послевоенных выступлений и определил радикально новую модель стратегии и тактики в изменившихся условиях. Таким образом, в 1928 году «поворот влево» в СССР ознаменовал такой же «поворот влево» в Коминтерне.

 

Конгресс Коминтерна 1928 года решил, что осень 1923 года стала окончанием первого этапа послевоенного революционного развития. Эта дата с точностью указывает на значительные изменения в стратегии и тактике Коминтерна, происшедшие в середине 1921 года. Далее она используется для разграничения двух больших этапов в истории Коминтерна до 1928 года.

 

Первый этап революций

 

Целый ряд политических и социальных потрясений произошел в мире в последние месяцы Первой мировой войны и в первые послевоенные годы до весны 1921 года. Гражданская война в Финляндии в 1918 году, свержение монархии в Германии и Австро-Венгрии во второй половине 1918 года, «рисовые мятежи» в Японии в 1918 году, установление коммунистического режима в Венгрии в 1919 году, национально-освободительное движение под руководством Мустафы Кемаля в Турции в 1919 году и далее на протяжении нескольких лет, захват заводов и фабрик итальянскими рабочими в 1920 году, возрождение германских коммунистов в марте 1921 года – все эти события вызвали восторженную реакцию в Коминтерне, члены которого были склонны видеть во всех них прямое доказательство немедленного краха мирового капитализма и империализма.

 

Манифест и платформа, принятые I конгрессом в 1919 году, представили основные взгляды нового Интернационала относительно современного общества и социальных изменений1. Эти идеи можно кратко изложить следующим образом. В общем, перспективы развития общества виделись марксистскими. Существовавшие в 1919 году государства находились на разных этапах исторического развития: некоторые были капиталистическими, другие – все еще находились на докапиталистическом уровне развития экономики, и лишь одна Советская Россия вступила в посткапиталистическую стадию развития – социализм. Капиталистическая система, контролировавшая несоциалистический мир, характеризовалась как загнивающая и непрогрессивная, хотя все еще сильная. Менее развитые общества, такие как колонии и другие зависимые государства, были подчинены экономически, а следовательно, и политически капиталистической системе. В этих двух документах (манифесте и платформе) в общих чертах описан мировой конфликт, в котором буржуазия, то есть социальный класс, доминирующий в капиталистическом обществе, находится в конфронтации с массой врагов, включая Советскую Россию, рабочий класс в капиталистических странах и движения за независимость в колониях. Манифест и платформа заявили, что российский рабочий класс, свергший в 1917 году эксплуатирующие и грабительские классы буржуазии и дворянства в этой стране, в 1919 году вместе с рабочим классом капиталистических стран и «эксплуатируемых» трудящихся масс в колониях в объединенном международном движении должны свергнуть упаднический капитализм и установить социализм во всем мире. На I конгрессе для обозначения высшей и последней стадии капитализма до наступления эры социализма используются взаимозаменяемо термины «финансовый капитал» и «империализм»2.

 

Как только разразилась Первая мировая война, документы Коминтерна стали утверждать, что капиталистическая система вступила в эпоху затяжного кризиса, которая в то же самое время была названа «эпохой коммунистической революции пролетариата»3. Установление в России того, что Коминтерн с удовлетворением называл «пролетарским» правлением, представлялось ему очень важным для последующего развития мировой революции. С этого времени мир столкнулся с неизбежным и неоспоримым фактом существования развивающейся системы экономики и управления, которая, по мнению Коминтерна, была в действительности более прогрессивной, чем капиталистическая. Был переступлен порог, то есть сделан необратимый шаг, из-за которого прежде объединенная мировая экономика стала теперь раздробленной на две антагонистические системы. I конгресс с уверенностью ожидал дальнейших революций, которые должны будут расширить территории под управлением коммунистов.

 

Что же необходимо для победы коммунистической революции? Как в манифесте, так и в платформе говорилось о необходимых составляющих: неизбежности ожесточенной борьбы, необходимости экспроприации и искоренения буржуазии и национализации средств производства.

 

Следует также отметить, что I конгресс осознает себя преемником К. Маркса, тем самым напрямую отклонив альтернативную идею крушения капитализма через «реформирование» капиталистической системы. Капиталистический мир по природе своей не способен решить трудности, или так называемые противоречия, он никогда не смог бы реализовать тот уровень организации и кооперации, который необходим для стабильности. Он неизбежно обречен на крах. I конгресс здесь принял в качестве основного, хотя и недоказуемое, утверждение Маркса о том, что капиталисты никогда не смогут сотрудничать длительно и плодотворно с целью решения проблем современного индустриального общества. Вслед за Марксом I конгресс утверждал, что борьба за прибыли расшатала и продолжит расшатывать все усилия, направленные на стабилизацию капиталистической системы. Вот еще один интересный комментарий о системе антропологии в Коминтерне – если можно назвать ее таковой: система частной собственности вынуждала человека становиться жадным и ненасытным, но даже самые ловкие и успешные капиталисты, которыми руководит жажда прибыли, обречены тем самым на гибель.

 

Коммунисты утверждали, что главный вклад в теорию Коминтерна внес Ленин своими тезисами «Буржуазная демократия и диктатура пролетариата»4. Зиновьев, председатель ИККИ, назвал эту работу самым важным документом конгресса5. В своих тезисах Ленин отклонил, как бесспорно ошибочную, любую абстрактную концепцию демократии и диктатуры, которые никогда не надо рассматривать как абсолютные понятия, а как нечто переменное в отношении класса, находящегося у власти. Для революционного пролетариата не могло существовать такой вещи, как защита демократии вообще. Демократические свободы, существующие в капиталистических странах, были главным образом свободами для буржуазии. Следовательно, ни в коем случае нельзя защищать институты «буржуазной» демократии, поскольку на самом деле они являются инструментами диктатуры. В этом, конечно, нет ничего особенно нового. Об относительности политических идеалов и систем писал еще Маркс. Но что стоит отметить, так это полный и абсолютный отказ от ценностей «буржуазной» демократии. Позднее, как мы увидим, Коминтерн оценил парламентскую форму правления, в отличие от фашистской. Бескомпромиссный отказ от «буржуазной» демократии в 1919 году отразил высокие чаяния и надежды коммунистов на скорую мировую революцию.

 

Ленин поставил перед коммунистическим движением задачу о замене «буржуазной» демократии «пролетарской», которая будет претворена в жизнь посредством установления диктатуры пролетариата. Этот термин в коммунистической теории означает наличие подлинных политических прав для пролетариата и других «тружеников», которые осуществляют диктатуру над свергнутыми классовыми врагами (буржуазией, крупными землевладельцами и т. д.). В действительности это всегда означало диктатуру коммунистической партии над всеми остальными слоями населения.

 

II конгресс, состоявшийся в июле – августе 1920 года, совпал с наступлением российских войск на Варшаву во время российско-польской войны. Ленин, полагая, что международная ситуация все еще благоприятствует революции, большое внимание на конгрессе уделил вопросу о коммунистических партиях. В апреле – мае перед II конгрессом он написал хорошо известную книгу «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», которую по силе и реализму можно сравнить с работой Никколо Макиавелли «Государь»6. В этой работе Ленин настоятельно призывал коммунистов к участию в работе парламентов и профсоюзов и осуждал тех, кто отрицал необходимость такой деятельности. II конгресс принял идеи Ленина по этим вопросам и в двух резолюциях7 отклонил политику самоизоляции от двух главных арен политической борьбы, как сектантскую и авантюристическую.

 

Ленин проявлял явный интерес к созданию коммунистической партии нового типа с целью осуществления неизбежных революций. В соответствии с его идеями II конгресс принял резолюцию «Роль коммунистической партии в пролетарской революции»8. В этой резолюции коммунистическая партия была названа «самой передовой, самой сознательной и самой революционной частью» рабочего класса. В ней указывалось, что перед захватом власти коммунистами партия будет насчитывать в своих рядах лишь меньшинство рабочего класса, но при благоприятных обстоятельствах она сможет распространить свое политическое влияние «над всеми пролетарскими и полупролетарскими слоями населения». В соответствии с этой резолюцией коммунистическая партия была абсолютно необходимым органом руководства и контроля до, во время и после захвата власти. Особенно подчеркивалось главенство партии над другими «пролетарскими» организациями после захвата власти. Партия должна была руководить победоносным пролетариатом как в органах управления – Советах, так и в профсоюзах.

 

Знаменитое «Двадцать одно условие о приеме в Коммунистический интернационал» также было принято на II конгрессе9. Кроме рассмотрения отношений между партиями, составляющими Третий интернационал, и его руководством – вопрос, который мы обсуждали в главе 2,– в документе говорилось также об условиях, отражающих взгляды Ленина, о природе коммунистических партий, их организационной структуре и областях деятельности, в которых они должны принимать участие. Партии должны были переименовать себя в коммунистические, публично отрешиться от всех «реформистских» элементов и взглядов, должны были открыто поддерживать революционное свержение капитализма и установление диктатуры пролетариата. Следовательно, коммунистическая партия должна отмежеваться от социал-демократической партии. Организационно каждая коммунистическая партия должна строиться на принципе демократического централизма, выдвинутого Лениным, который, в сущности, означал в высшей степени централизованную партию, подчиненную строгой дисциплине, управляемую недемократическим путем сверху. Каждая партия также должна была параллельно учредить аппарат для проведения нелегальной работы с учетом преходящей природы буржуазных привилегий, а также ей необходимо было периодически проводить чистки своих рядов. Во всех отношениях организационная модель партий во многом напоминала структуру большевистской партии в России, которая, безусловно, была плодом творения Ленина. Коммунистическая партия, направлявшая свои основные усилия на привлечение на свою сторону пролетариата, должна также проводить агитацию и пропаганду в войсках и среди крестьянского населения, а также «тружеников» в колониях. Важная четырнадцатая поправка говорила об обязанности коммунистических партий оказывать всяческую поддержку советским республикам в их борьбе против контрреволюции.

 

Два других главных теоретических вопроса были рассмотрены на II конгрессе при непосредственном участии Ленина. Во-первых, Ленин развил свои взгляды по вопросу о революционном потенциале национальных и колониальных движений, который Второй интернационал проигнорировал10. Он призвал коммунистов поддержать колониальные движения за независимость даже в вопросе о временном соглашении с революционно настроенной буржуазией колоний. Однако он предупреждал, что коммунистическая партия в колониях никогда не должна сливаться с движением под руководством буржуазии, но должна безоговорочно сохранить независимость пролетарского движения, даже в его зачаточной форме11. В тезисах, принятых II конгрессом, подчеркивается невозможность полного решения национальных проблем без установления социализма.

 

Во-вторых, при непосредственном участии Ленина на II конгрессе также рассматривался аграрный вопрос, который вплоть до VI конгресса, состоявшегося в 1928 году, не рассматривался так пристально. В принятых на II конгрессе тезисах по аграрному вопросу12 использовано обычное разделение большевиками крестьянства на три категории: 1) крупное, зажиточное крестьянство, являющееся сельской буржуазией и, следовательно, врагом революционного пролетариата; 2) среднее крестьянство, способное время от времени получать небольшие прибыли и в урожайные годы нанимать наемную рабочую силу, и 3) «трудящиеся и эксплуатируемые массы», составляющие большинство сельского населения и являющиеся главными союзниками пролетариата в его революционной борьбе. «Трудящиеся и эксплуатируемые массы» деревни состояли из сельского пролетариата (наемные сельскохозяйственные рабочие), полупролетарского крестьянства с «крошечными» наделами, работавшего время от времени как наемная рабочая сила, и мелкого крестьянства, лишь частично обеспечивающего себя и свою семью продовольствием с собственного небольшого участка земли. В тезисах говорилось, что без поддержки «трудящихся и эксплуатируемых масс» в деревне пролетариат не мог бы стать по-настоящему революционным классом. Опыт Октябрьской революции в России показал ценность и необходимость работы коммунистов среди беднейшего крестьянства.

 

Спад революционной борьбы

 

В середине 1921 года, когда состоялся II конгресс, революционное движение потерпело поражение в том, что оно не смогло успешно распространиться по всему миру, выйти за границы бывшей Российской империи. Этот факт вынудил руководство Коминтерна занять более осторожную позицию и настаивать на необходимости серьезной подготовки перед попыткой захватить власть. В тезисах «Мировая ситуация и наши задачи» III конгресс признал, что первый период послевоенного революционного движения оказался в значительной мере завершенным13, и объяснил это тем, что мировая революция не развивается « по прямой»14. В тезисах говорилось о том, что большая часть рабочего класса все еще находится вне сферы влияния коммунистов. Они поставили главную задачу перед Интернационалом завоевать на свою сторону большинство рабочего класса и направить его самую активную часть на непосредственную борьбу с буржуазией15. Лозунгом III съезда стали слова «К массам!».

 

По прошествии лет Коминтерн стал еще менее оптимистичным. Хотя IV конгресс в 1922 году настаивал на том, что кризис в капиталистическом мире продолжается до сих пор, он признал, что коммунистические партии все еще были далеки от достижения своей важной цели: убедить большинство пролетариата следовать по коммунистическому пути16. V конгресс 1924 года признал, что с 1921 года буржуазия практически повсеместно провела успешное наступление на пролетариат по всем фронтам17. Пятый пленум ИККИ, состоявшийся в марте 1925 года, пошел дальше, обратив внимание на «некоторую частичную стабилизацию» капитализма18. Шестой пленум (февраль – март 1926 года) подтвердил тот факт, что капитализм сумел частично преодолеть серьезный кризис первых послевоенных лет. Все же шестой пленум настаивал на том, что стабилизация капитализма была лишь временной и весьма сомнительной19. По существу, она основывалась на трех факторах: неслыханном давлении на массы в капиталистических странах, увеличившейся эксплуатации колоний и на американских займах, предоставленных европейским государствам, что, по мнению пленума, означало порабощение Америкой Европы20. Седьмой пленум (ноябрь – декабрь 1926 года) и восьмой пленум (май 1927 года) также признали лишь частичную и временную стабилизацию в капиталистическом мире.

 

Наряду с признанием Коминтерном периода наступления отлива революционной войны и достижения частичной стабилизации в капиталистическом мире была разработана тактика единого фронта. Широкое обсуждение новой тактики проводилось в форме тезисов «Единый рабочий фронт», принятых IV конгрессом в 1922 году21. Единый фронт предусматривал временный союз между широкими массами трудящихся (коммунистами и некоммунистами) с целью решения непосредственных требований и ближайших целей, которые принесут пользу пролетариату, например улучшение условий труда. Этой тактикой Коминтерн надеялся достигнуть стратегической цели: объединения рабочего класса под руководством коммунистов. В тактике единого фронта не говорилось о том, что коммунистические партии должны отказаться от своей независимости, и при этом она не означала отказа от планов коммунистов относительно полного контроля над революционным движением. Но бескомпромиссное единовластие Коминтерна в первые годы его существования было заменено более гибким подходом к некоммунистическим пролетарским организациям. В этой связи важно отметить, что, хотя Коминтерн и придерживался тактики единого фронта вплоть до своего роспуска в 1943 году, она осуществлялась по-разному. Вообще говоря, существовавшие две формы единого фронта сменяли друг друга на протяжении истории Коминтерна. Одна форма, названная единым фронтом «снизу», была попыткой достигнуть единения рабочего класса посредством отделения рабочего некоммунистического движения от своего руководства в лице социалистов, анархистов или анархо-синдикалистов и подчинение его коммунистическому руководству. Эта форма единого фронта всегда характеризовалась злобными нападками и бескомпромиссной позицией по отношению к лидерам – представителям других, некоммунистических партий, утверждающим, что они являются представителями рабочего класса. Альтернативной формой был единый фронт «сверху», который принимал и действительно искал сближения, хотя и временного, с некоммунистическими лидерами в пролетарском движении. Какая форма единого фронта использовалась в каждый конкретный момент, зависело от преобладающего настроения и общей политики, проводимой Коминтерном в тот момент. В колониальных странах аналогом единого фронта выступило сотрудничество между коммунистическими партиями и антиимпериалистически настроенной национальной буржуазией. Самым знаменитым примером такого сотрудничества может служить взаимоотношение между Коммунистической партией Китая и партией Гоминьдан с 1924 по 1927 год22. Это сотрудничество не увенчалось успехом, потому что в 1927 году Чан Кайши совершил переворот и обрушился с террором на коммунистов. Как мы увидим дальше, это привело к радикальным переменам во взглядах Коминтерна относительно проблем колониальных восстаний.

 

Следует отметить, что, несмотря на эти перемены, революционное движение в Китае становилось все более важным в глазах Коминтерна. В отсутствие каких-либо побед в капиталистическом мире растущие беспорядки и восстания в Китае были очень внушительными и, безусловно, многозначительными с точки зрения Коминтерна. Восьмой пленум в мае 1927 года, дав характеристику положения в мире, заметил, что роль революционного движения в капиталистических странах уменьшилась, заявив при этом о важности китайской революции. Пленум разделил мир на два лагеря: «в одном – Союз Советских Социалистических Республик и революционный Китай; вдругом – остальной капиталистический мир». СССР и революционный Китай стали опорой революции в международном масштабе. «Значение китайской революции для мирового пролетариата огромно». Согласно мнению восьмого пленума, победа революции в Китае явилась бы для рабочих и крестьян мощным стимулом в революционизации всего мирового рабочего движения. Она объективно создала бы революционную ситуацию для широкомасштабного выступления народных масс во всем мире23. Если когда-то в прошлом большевики в экономически отсталой Российской империи любили поразмышлять о влиянии успешно свершившейся российской революции на пролетариат в более передовых капиталистических странах, то в конце 20-х годов XX века Коминтерн стал говорить о еще более серьезном воздействии, вызванном революциями в колониальных странах, на коммунистическое движение в остальном мире.

 

Советский Союз и правящая коммунистическая партия укрепили свой авторитет и упрочили свое и без того значительное положение в теоретических материалах Коминтерна в этот период. Два события иллюстрируют это положение. Первое событие свидетельствует о том, что Советский Союз стали расценивать не как страну отсталую в экономическом отношении, которая временно стала лидером в мировом революционном движении, но как жизненно необходимый оплот революции, которому мировое революционное движение должно оказывать всемерную поддержку и защиту. Это изменение в отношении к СССР, по мнению Э. Карра, проявилось на IV конгрессе в 1922 году. Для коммунистов в других странах поддержка СССР стала главной обязанностью истинного революционера. Со времени IV конгресса об этом можно было заявлять открыто24. В отношениях между Советским Союзом и мировым революционным движением был принят принцип взаимных обязательств, который с тех пор должен был оставаться неизменным25. Это интересное, жизненно важное заверение будет пересмотрено после 1928 года. Конечно, верно то, что сначала Коминтерн расценивал лидерство Советской России в мировом революционном движении как временное и твердо верил, что это лидерство скоро перейдет к более развитым в промышленном отношении странам Запада, скорее всего к Германии. Действительно, в одной резолюции, принятой на III конгрессе Коминтерна, было упомянуто о помощи, которая будет оказана немецким рабочим классом России после того, как победа немецких коммунистов приведет к объединению сельскохозяйственной России и индустриальной Германии26. Чрезвычайно интересны в этой связи комментарии по этой теме, данные Троцким на III конгрессе Коминтерна, по поводу неизменности российской гегемонии в мировом революционном движении: «Да, товарищи, мы сделали нашу страну оплотом мировой революции. Наша страна все еще является очень отсталой, варварской...

 

Но мы защищаем этот оплот мировой революции, так как в данный момент в мире не существует никого другого. Когда появится еще один оплот, во Франции или в Германии, тогда в России он на девять десятых потеряет свое значение; имы тогда отправимся в Европу для защиты этого другого, более важного оплота революции. Наконец, товарищи, довольно нелепо думать, что мы расцениваем Россию, временно ставшую оплотом мировой революции, центром»27.

 

IV конгресс 1922 года принял резолюцию об обязательстве рабочих в других странах поддерживать Советский Союз28. Последующие конгрессы продолжили эту тему. Во время «военной истерии» 1927 года восьмой пленум, состоявшийся в мае, принял специальную резолюцию, призывающую к защите СССР от нападения капиталистических стран29. Веря в то, что капитализм неизбежно порождал войны, и убежденный в том, что Советский Союз всегда находился под угрозой войны, Коминтерн регулярно инструктировал своих приверженцев проявлять революционное рвение, борясь за защиту СССР.

 

Второе событие, способствовавшее росту престижа СССР и его коммунистической партии, стала программа «большевизации», принятая Коминтерном на V конгрессе в середине 1924 года. Был запущен главный «маховик» для того, чтобы обеспечить еще в большей степени соответствие идеям и методам ВКП(б) (КПСС). Лишь вкратце намеченная на V конгрессе, программа «большевизации» была более полно разработана на пятом пленуме, состоявшемся весной 1925 года. По существу, она преследовала цель усиления контроля ВКП(б) над Коминтерном и, в то же самое время, создание за границами СССР нового (улучшенного) типа коммунистической партии, которая смогла бы для достижения своих целей более эффективно использовать революционную ситуацию, складывающуюся в той или другой стране. Конечно, только последняя цель была опубликована в материалах Коминтерна. Сам термин «большевизация» – своего рода ярлык и явно носит «просоветский» характер, поскольку предписывает другим коммунистическим партиям, как надо осуществлять эту реформу на практике. На V конгрессе в 1924 году было сказано, что большевизация не означает механическую передачу всего опыта ВКП(б) всем другим партиям30. Все же «большевизация», согласно данному на конгрессе определению (довольно расплывчатому, допускавшему двойное толкование), есть понимание другими коммунистическими партиями того, что российский большевизм был и остается интернациональным по своей сути и имеет очень важное значение для остальных31. Так как к термину «большевизация» мы неоднократно будем обращаться в данном исследовании, нам кажется целесообразным именно сейчас назвать основные черты «большевистской» партии согласно тезисам V конгресса Коминтерна: массовость, маневренность, исключавшая всякий догматизм и сектантство; демократический централизм и монолитность, отсутствие фракций; регулярное проведение пропагандистской и организационной работы в вооруженных силах; партия должна быть революционной по сути, верной принципам марксизма и решительно продвигаться по пути к своей главной цели – свержению буржуазии32. В своей авторитетной работе Кабакчиев заявил, что «большевизация» означала использование опыта ВКП(б) и в одинаковой степени революционного опыта мирового пролетарского движения33. Но все же он не сумел привести хотя бы один пример из опыта международного пролетарского движения, кроме опыта российских большевиков, заслуживающий подражания. В другом определении Кабакчиев поставил знак равенства между «большевизацией» и безоговорочным принятием принципов и тактики ленинизма34.

 

Термин «ленинизм» в качестве еще одного наименования, означавшего правильный марксизм, вошел в обиход на V конгрессе Коминтерна в середине 1924 года. Следует заметить, что большевистский лидер умер в январе того же года. На пятом пленуме ИККИ весной 1925 года известное теперь определение было дано для того, чтобы его приняли все коммунистические партии: «Ленинизм – это марксизм эры монополистического капитализма (империализма), империалистических войн и пролетарских революций»35. Согласно пятому пленуму, ленинизм «обогатил» учение Маркса разработкой следующих вопросов:

 

1) теория империализма и пролетарской революции;

 

2) условия и механизм осуществления диктатуры пролетариата;

 

3) взаимоотношения пролетариата и крестьянства;

 

4) важность национального вопроса вообще;

 

5) особое значение национальных движений в колониальных и полуколониальных странах для мировой пролетарской революции;

 

6) роль партии;

 

7) тактика пролетариата в эпоху империалистических войн;

 

8) роль пролетарского государства в переходный период;

 

9) система социализма как реально существующий тип пролетарского государства в этот период;

 

10) проблема социального расслоения в самом рабочем движении как источник его раскола на оппортунистическое и революционное крыло и т. д.;

 

11) преодоление как социал-демократических тенденций, так и левого уклона в коммунистическом движении36.

 

Вышеперечисленные черты ленинизма содержались в тезисах пятого пленума «Большевизация партий Коммунистического интернационала» – слишком длинный документ, обстоятельно разъясняющий значение «большевизации» для Коминтерна37. Идеологическое завоевание Коминтерна Коммунистической партией Советского Союза стало, таким образом, еще более явным.

 

В самом Коминтерне «большевизация» партий получила всеобщее признание. Согласно этому предписанию, все остальные компартии должны были «большевизироваться». Преимущество Коммунистической партии Советского Союза, ее идеологии и политического опыта стало беспрецедентным. Но следует помнить, что программа «большевизации» была принята в то время, когда главными политическими факторами оставались следующие: длительное по времени существование СССР и его усиливающаяся власть (СССР в глазах Коминтерна оставался единственным «пролетарским» государством) и провал руководимого коммунистами революционного движения с целью захвата власти в других странах38.

 

На VI конгрессе Коминтерна в 1928 году было отмечено приближение нового, третьего периода в послевоенном развитии капитализма. Таким образом, в начале пятнадцатилетнего периода времени, охваченного в этом исследовании, Коминтерн снова заявил о возможности мировой революции и разработал новую стратегию и тактику для коммунистов по всем мире.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 3

 

1 Этот абзац и следующие три основаны на упомянутых документах. См.: Кун.  КИВД. С. 53 – 66.

 

2 Ленин идентифицировал эти понятия в своей хорошо известной книге 1916 года «Империализм как высшая стадия развития капитализма», в которой он отождествил термин «империализм», используемый англичанином Дж. Э. Хобсоном, с термином «финансовый капитал», используемый австрийцем Рудольфом Хильфердингом. Сталин использует те же самые тождественные термины в своей речи на седьмом расширенном пленуме ИККИ в 1926 году. Сочинения. Т. IX. С. 101 – 102 и далее.

 

3Кун.  КИВД. С. 61.

 

4 Там же. С. 66 – 73.

 

5Lazitch.  Lénine et la IIIe Internationale. P. 118. Та же самая точка зрения выражена в объяснительной записке на I конгрессе в кн.: Сталин.  Сочинения. Т. I. С. 429. См. также: Komor.  Ten Years of the Kommunist International. P. 14.

 

6Borkenau.  World Communism. P. 191. Текст см.: Ленин.  Сочинения. Т. XXV. С. 171 – 249.

 

7Кун.  КИВД. С. 113 – 126.

 

8 Там же. С. 104 – 111.

 

9 Там же. С. 100 – 104.

 

10 Эти тезисы II конгресса по национальному и колониальному вопросу основаны на взглядах Ленина, см.: Кун.  КИВД. С. 126 – 130. Дополнение к тезисам на с. 130 – 132 были основаны на взглядах М.Н. Рой, делегата из Индии.

 

11 Там же. С. 129.

 

12 Там же. С. 132 – 139.

 

13 Там же. С. 166.

 

14 Там же. С. 181.

 

15 Там же. С. 183.

 

16 См. описание атмосферы, царившей на конгрессе, в кн.: Carr.  The Bolshevik Revolution, 1917 – 1923. Vol. III. P. 441 – 446.

 

17Кун.  КИВД. С. 415.

 

18 Там же. С. 529.

 

19 Там же. С. 530.

 

20 Там же.

 

21 Там же. С. 303 – 310.

 

22 Краткие, но полноценные отчеты об этом сотрудничестве см. вкн.: Louis Fisher The Soviets in World Affairs. Vol. II. P. 632 – 679 и North.  Moscow and Chinese Communists. P. 66 – 97.

 

23Кун.  КИВД. С. 701.

 

24Carr.  The Bolshevik Revolution, 1917 – 1923. Vol. III. С. 448.

 

25 Ibid.

 

26Кун.  КИВД. С. 198.

 

27Троцкий Первые пять лет Коммунистического интернационала. Т. I. С. 267 – 268.

 

28Кун.  КИВД. С. 327.

 

29 Там же. С. 699 – 717. О «военной истерии» 1927 года см.: Louis Fisher The Soviets in World Affairs. Vol. II. P. 739 – 742.

 

30Кун.  КИВД. С. 411.

 

31 Там же. С. 412.

 

32 Там же. С. 411.

 

33Кабакчиев.  Как возник и развивался Коммунистический интернационал: Краткий исторический очерк. С. 159.

 

34 Там же. С. 161.

 

35Кун.  КИВД. С. 479. Курсив оригинала.

 

36 Там же. С. 478 – 479.

 

37 Там же. С. 472 – 495. В документе особо подчеркивается марксистско-ленинская (большевистская) традиция, но все же отдается, хоть и небольшая, дань заслугам некоторых лиц, не являвшихся коммунистами: Поль Лафарг, зять Карла Маркса; чартисты; Вильгельм Либкнехт и Август Бебель; иПлеханов, «когда он еще стоял на марксистской позиции». Там же. С. 480.

 

38 Рассказ об ослаблении веры Коминтерна в незамедлительное свершение мировой революции находим в статье, написанной Флоринским: Florinsky World Revolution and Soviet Foreign Policy // Political Science Quarterly. VLVII (1932. June). P. 204 – 233.

 

Часть вторая

 

ПРЕДПОСЫЛКИ И ПОДГОТОВКА ЗАХВАТА ВЛАСТИ КОММУНИСТАМИ

 

Глава 4

 

ПРЕДПОСЫЛКИ

 

При какой совокупности условий, по мнению Коминтерна, коммунисты должны предпринять попытку захвата власти? Поставленный в такой форме вопрос несколько упрощен, но достаточно предположить, что в Третьем интернационале он действительно стоял перед коммунистами, так же как и перед любыми другими последователями учения Маркса вообще, и проблема предпосылок захвата власти становится актуальной.

 

Природа проблемы

 

Значение термина «предпосылки» Коммунисты не думали, что они действуют изолированно от всех, если можно так сказать, и что единственной предпосылкой к действию стала бы их собственная воля. Прежде чем на повестку дня можно было бы поставить вопрос о захвате власти, должны были возникнуть определенные предпосылки. По мнению коммунистов, проблема «легитимности» сводилась лишь к попытке перехода власти от правящих кругов общества к коммунистам.

 

Сначала нужно было обсудить два вопроса, напрямую связанные с понятием «предпосылки захвата власти», значение которого мы объясним в дальнейшем. Первый вопрос связан с тем, что, по мнению представителей Коминтерна, должны были сложиться условия, при которых попытка захвата власти будет успешной Избегая прямых заявлений о том, что при определенных условиях любая попытка революционного захвата власти неизбежно будет победоносной, Коминтерн явно стремился указать на те условия или предпосылки, без которых  революционная попытка будет обречена на провал. Второй вопрос касается того, что данное понятие «предпосылки захвата власти» применимо лишь в том случае, когда захват власти осуществляется в пределах относительно большого территориально-политического образования. В большинстве случаев, особенно это относится к капиталистическим странам, такой единицей выступает все суверенное государство. Представители Коминтерна, кажется, всерьез не питали надежд на то, что возможно, к примеру, успешно захватить власть только на половине территории Германии; втакой ситуации длительные стабильные отношения между революционными и контрреволюционными силами не считались возможными. В капиталистическом государстве с великолепно развитой системой коммуникаций, очевидно, было бы трудно найти другую альтернативу вооруженному восстанию «или все, или ничего». Но в отсталых районах, особенно со слаборазвитыми коммуникациями и труднопроходимой местностью, захват власти, по мнению коммунистов, мог бы быть успешным в отдельной области или районе, как это произошло в советском Китае в 30-х годах XX века1.

 

При исследовании проблемы предпосылок необходимо принять во внимание общие взгляды и философию истории, которой придерживались лидеры Коминтерна. Эта философия истории должна показать, в какой области действуют субъективные законы, зависящие от воли человека, и в какой объективные законы, не зависящие от воли человека. Субъективные и объективные законы действуют вместе, если только не появляется философия либо полностью детерминированная (то есть согласно которой ход истории зависит только от волеизъявления человека), либо полностью отрицающая роль человека в процессе социальных изменений (то есть признающая лишь действие объективных законов). Соотношение объективных и субъективных законов в работах Маркса не определено с достаточной точностью, но всеми признается то, что Маркс действительно говорит о существовании определенных «законов» социально-экономического развития. Некоторые исследователи полагают, что эти «законы», неоспоримо, имеют первичное значение для Маркса, что он предстает законченным детерминистом, полностью подчиняющим волю человека и его деятельность действию каких-то безликих сил. С другой стороны, Маркс отрицательно относился к тем, кто считал человека марионеткой, и неоднократно настаивал на том, что человек сам является творцом истории. Здесь Маркс отчасти выступает волюнтаристом, полагающим, что бытие в немалой степени определяется волей человека и его деятельностью. Мы не будем выяснять в этом исследовании, был ли Маркс прежде всего детерминистом или волюнтаристом, но надо признать, что эта проблема – одна из главных проблем философии, хотя Коминтерн провозгласил ее своей собственной.

 

Проблема предпосылок, если рассматривать ее более подробно, включает следующие составляющие: 1) воздействие объективных законов на принятие решения о захвате власти революционным путем и 2) соотношение свободного и сознательного руководства как со стороны революционно настроенных людей и групп в обществе, так и со стороны их противников и тех, кто придерживался нейтральной позиции.

 

Позиция Маркса по этому вопросу представлена в авторитетном заявлении в предисловии к его работе «Критика политической экономии», написанной в 1859 году. В этом предисловии Маркс изложил некоторые фундаментальные положения, показывающие его взгляды на историю2. Особенно уместными в этой связи кажутся следующие слова: «Ни одна общественная форма не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Поэтому человечество ставит себе только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо или, по крайней мере, находятся в процессе становления»3.

 

В знаменитой периодизации Маркса пяти этапов истории человечества за капиталистическим обществом (четвертый этап) должно следовать социалистическое общество (пятый этап). В XIX веке марксист в Европе, таким образом, неизбежно ставил вопрос: является ли капитализм достаточно зрелым в той или иной стране, чтобы его можно было свергнуть с помощью пролетарской революции и учредить социалистическую систему? Российские меньшевики, задавая себе тот же вопрос в 1917 году, пришли к выводу, что в то время было бы ошибкой предпринять попытку низвержения капитализма в России.

 

Конечно, очень трудно судить о степени зрелости той или иной экономической системы в рамках конкретного общества. Марксисты для определения степени зрелости капитализма использовали один простой критерий, а именно численный состав  по отношению к остальной части населения пролетариата (пролетариат – наемные работники, лишенные средств производства, живущие за счет продажи рабочей силы предпринимателям). В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс предсказали, что зрелость капитализма будет сопровождаться двумя другими социальными событиями: исчезновением среднего класса и разделением остальной части общества на два класса: один – состоящий из сокращающейся по численности буржуазии, а другой – из постоянно увеличивающегося числа пролетариев. На последнем этапе развития капитализма пролетариат будет составлять бóльшую часть населения, и поэтому накануне социалистической революции он будет в преобладающем большинстве.

 

Маркс внес еще больший вклад в проблему предпосылок, настаивая на том, что с полным развитием производительных способностей капитализма в рядах пролетариата созреет непримиримое желание  захватить власть. Не принимая во внимание вопрос о роли коммунистической партии в появлении этой революционной воли, мы можем увидеть другую чрезвычайно важную предпосылку захвата власти. Высказав, таким образом, ряд суждений по этой трудной проблеме, Маркс заставил своих духовных наследников, лидеров Коминтерна, обратиться к решению этого же вопроса.

 

Взгляд Коминтерна на предпосылки.  Далее в этой главе будет подробно рассмотрена проблема предпосылок для определенных типов обществ и революций. Сейчас полезно будет просто указать на общие взгляды Коминтерна в период с 1928 по 1943 год относительно предпосылок захвата власти коммунистами.

 

Прежде всего надо сказать, что Коминтерн не принимал высказывания Маркса о том, что общество на определенной ступени своего развития должно показать, что производительные силы достигли полной зрелости, и это должно произойти прежде, чем эта стадия развития общества может быть заменена другой. («На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями или – что является только юридическим выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции». – К. Маркс. ) Коминтерн принял концепцию «слабого звена» в цепи империализма, где было легче осуществить решительный революционный прорыв. Согласно этому понятию революции, устанавливающие коммунистическую власть и ведущие рано или поздно к созданию социалистической экономики, вспыхнули бы там, где капиталистическая система была ослаблена. Концепция «слабого звена» капитализма вовсе не предполагала, что это будет страна, в которой капитализм был развит наиболее высоко. Это могла бы быть колониальная страна с зачатками капиталистической экономики. Сталин в 1924 году предположил, что цепь может прорваться в Индии или в Германии4. В 1917 году Россия действительно отвечала такой характеристике. В тот год, согласно программе Коминтерна, цепь империалистического фронта была прорвана в его самом слабом звене – в царской России5. В работе Сталина «Об основах ленинизма», которую так восхваляют в литературе Коминтерна, автор отклонил представление о том, что революция сначала должна начаться там, где «капитализм более развит, где пролетариев столько-то процентов, а крестьян столько-то и так дальше»6. Действительно, те, кто придерживался такого мнения, были объектом нескрываемого презрения. Например, в 1933 году один из редакторов «Коммунистического интернационала» A. Мартынов организовал серьезное наступление на «фатализм» и «хвостизм»7, проявляемые лидерами Второго интернационала перед Первой мировой войной. Он писал, что, преклоняясь перед спонтанностью исторического процесса, они (лидеры Второго интернационала) полагали, что материальные условия для социалистической революции созреют только в то далекое время... когда крупное капиталистическое производство полностью вытеснит мелкое, большинство крестьян пролетаризируется, пролетариат в капиталистических странах будет включать в себя значительное большинство населения и социал-демократические партии завоюют большинство в парламенте и т. д.8

 

Программа Коминтерна, признавая тот факт, что доля «эксплуатируемых» в обществе должна составлять большинство населения, нигде не заявляла о том, что пролетариат должен составлять большинство населения или даже большинство «эксплуатируемых масс». Отклонение положения о том, что в передовом капиталистическом обществе рабочий класс в конечном счете превзошел бы численностью все другие классы, вместе взятые, было явным опровержением точки зрения, долго пользовавшейся популярностью в марксистских кругах. До большевистской революции 1917 года, как указывал Исаак Дойчер, все марксисты считали, что рабочий класс не мог и не должен был пытаться захватить власть прежде, чем он станет большинством населения9.

 

C понятием «слабое звено» было тесно связано понятие «мировая система капитализма», являвшееся главным, основополагающим в литературе Коминтерна10. Оно помогает объяснять концепцию «самого слабого звена». В теории Коминтерна существование «мировой системы капитализма» было характерной особенностью капитализма на его последней стадии, так называемой эпохи империализма. Капитализм на этой заключительной стадии понимался не как совокупность отдельных национальных  экономических систем, а как мировая  экономика, все более и более выходящая за пределы политических границ государств и стремящаяся, хотя и напрасно, к созданию всемирного треста, способного управлять международной экономической сетью. Как «мировая система», капитализм представлялся загнивающим и умирающим, несмотря на то что в определенных территориально-политических единицах развитие капитализма могло бы быть еще на зачаточной стадии или, если капитализм продвинулся дальше в своем развитии, он не достиг еще полной зрелости. Мировой  упадок капитализма дает возможность коммунистической партии захватить власть при определенных условиях, в пределах национального  образования, независимо от зрелости или незрелости капитализма в этой стране. Страны, в которых хотя бы в какой-либо степени развит капиталистический способ производства, включены во многие связи с другими капиталистическими странами в мировой системе капитализма. Если капитализм интегрирован в мировую систему и если эта мировая система определяется упаднической, то любое звено в этой цепи созрело для революции. Таков вывод Коминтерна.

 

Понятие «слабое звено» действительно выдающееся. Оно предоставляет свободу действия коммунистам. Больше перед коммунистами в отдельно взятой стране не стоял вопрос о том, чтобы отсрочить попытку захватить власть до тех пор, пока капиталистическая система той страны полностью созреет. Революция происходит в «самом слабом звене», и «самым слабым звеном» в любой момент может стать страна, в которой капиталистическая система производства переживает неизбежные свойственные ей трудности.

 

Те, кто мог бы подвергнуть сомнению это интересное понятие «самое слабое звено» и связанное с ним понятие «мировая система» капитализма, сталкивались с дилеммой, принимают ли они большевистскую революцию 1917 года как подлинную пролетарскую революцию или нет, так как вряд ли можно было говорить о том, что до 1917 года капитализм в России достиг передового уровня развития или находился на одном уровне с западноевропейским капитализмом. И нельзя было игнорировать тот факт, что сильные пережитки «феодализма», в том значении, в каком этот термин понимался марксистами, сохранялись в российской экономике вплоть до 1917 года. Очевидным становится то, что понятие «слабое звено» предложило своего рода разумное объяснение захвата власти большевиками в полуотсталой России.

 

Утверждая, что вопрос захвата власти никак не соотносится со зрелостью производительных сил в обществе, Коминтерн никогда не говорил о том, что вообще не существовало никаких  предпосылок. Напротив, в течение всего периода существования с 1928 по 1943 год Коминтерн в своих доктринах и директивах настойчиво повторял, что при попытке захвата власти должны иметься в наличии три предпосылки: 1) ситуация острого кризиса, в котором положение «правящих кругов» подвергалось серьезной опасности в данном обществе; 2) наличие коммунистической партии, обладающей определенными характерными признаками; 3) массовая поддержка от значительной части недовольных классов или групп в обществе. Поскольку Коминтерн обычно говорил о том, что эти предпосылки должны сначала созреть в обществе, здесь также присутствует фактор времени. Эти предпосылки должны были достигнуть определенного уровня развития, который чрезвычайно трудно определить, прежде чем может быть предпринят успешный захват власти.

 

Из этих трех предпосылок первые две можно назвать постоянными поскольку они оставались в силе без всяких изменений для всех типов обществ; третью можно назвать изменяющейся  предпосылкой, потому что массовая поддержка варьировалась от общества к обществу и зависела от конкретной стадии экономического развития. Эти два удобных термина – постоянные и изменяющиеся предпосылки – будут использоваться впоследствии при нашем подробном анализе трех предпосылок захвата власти. Но сейчас мы кратко охарактеризуем терминологию Коминтерна, которая несколько отличается от нашей трактовки этих понятий.

 

Идеологи Коминтерна обычно делили предпосылки на объективные и субъективные. В объективных предпосылках речь шла о ситуации чрезвычайного кризиса, в субъективных же говорилось о роли коммунистической партии и об «организации» партией массовой поддержки революции среди населения. Эта терминология могла ввести в заблуждение, так как выражаемые массами чувства негодования и ненависти по отношению к капиталистической системе попадали под категорию объективных, а не субъективных факторов. Только тогда, когда такие чувства стали именоваться классовым сознанием – термин, принятый коммунистическим руководством,– такие предпосылки перешли в разряд субъективных. В литературе Коминтерна имеется большое количество свидетельств о том, что субъективный фактор всегда связывался с деятельностью коммунистической партии или, если смотреть шире, с классом или классами, которые приняли ее доктрины и ее лидерство. После чего такой класс стал называться классом, «обладающим классовым сознанием», или субъективно осознающим свою роль и обязанности. Его сопротивление существующему режиму больше не было слепым и спонтанным, а вдумчивым и организованным.

 

Тогда, в сущности, в качестве субъективного фактора выступала коммунистическая партия. Как было заявлено в передовой статье «Коммунистического интернационала» в 1931 году, «объективные условия» являются для нас очень благоприятными, но субъективный фактор (готовность коммунистических партий к предстоящим крупным сражениям во главе рабочего класса) очень сильно отстает от темпа разворачивающихся событий11. Член ИККИ Лозовский, глава Красного интернационала профсоюзов (Профинтерна), в 1929 году на десятом пленуме так описывал ситуацию в Великобритании: «Но британский пролетариат не может автоматически избавиться от своих иллюзий. Объективная ситуация, конечно, благоприятна для революции, но, чтобы ускорить процесс, необходимо вмешательство субъективного фактора, то есть коммунистической партии»12. Еще в одной передовой статье в теоретическом журнале Коминтерна различались «объективно благоприятные факторы» и «недостаточная зрелость субъективного фактора –  коммунистических партий»13.

 

Предпосылки, кратко охарактеризованные нами, далее будут описываться довольно внимательно. Но сейчас, в качестве необходимой преамбулы дальнейшего подробного исследования предпосылок, мы охарактеризуем различные типы революций и типы обществ согласно взглядам Коминтерна на мировую революцию.

 

Революции и общества

 

«Буржуазно-демократическая» и «пролетарская социалистическая» революция.  Даже при беглом прочтении практически всей коммунистической литературы можно заметить частое использование терминов «буржуазно-демократическая» и «пролетарская социалистическая революция». Нередко Коминтерн заменял термин «буржуазно-демократическая революция» на просто «буржуазная революция»; аналогично «пролетарская революция» или «социалистическая революция» использовались вместо термина «пролетарская социалистическая революция». Среди всех используемых Коминтерном терминов именно эти весьма неопределенны и запутанны, поэтому мы сейчас их разграничим. Далее везде в тексте они будут заключены в кавычки для того, чтобы показать радикальное отличие в использовании этих терминов в литературе Коминтерна и в общепринятом понимании. Позднее мы уточним эти различия. Но можно указать прямо сейчас на то, что, независимо от их использования, эти два термина отражают представление о том, что в изучаемый период не все общества являлись одинаковыми; скорее наоборот, они находились на различных этапах развития, которым соответствовали неодинаковые типы революций.

 

Чтобы понять термины «буржуазно-демократическая революция» и «пролетарская социалистическая революция», необходимо еще раз обратиться к Марксу в связи с тем, что лидеры Коминтерна считали его своим главным идеологом и Маркс использовал эти термины в особом, специфическом значении. Термин Маркса «буржуазная революция» обозначал революционный процесс, в результате которого третья (феодальная) стадия в развитии человеческого общества будет заменена его четвертой (капиталистической) стадией. Термин «пролетарская революция» использовался для обозначения революционного процесса, в результате которого четвертая (капиталистическая) стадия развития общества будет заменена на пятую (социалистическую) стадию. Использование Марксом этих терминов придавало им ясность, и впоследствии они широко использовались его последователями в социалистическом движении. Вероятно, можно сказать и о том, что большинство ученых-немарксистов в общем соглашались с теми значениями, в которых Маркс употреблял эти термины.

 

Явные отличия «пролетарской социалистической» от «буржуазно-демократической» революции, обычно признаваемые Марксом и его последователями, помимо коммунистов, можно суммировать следующим образом.

 

1. Политика.  В марксистском понимании «буржуазно-демократическая» революция завершила королевский абсолютизм или правление аристократии. Буржуазия, пришедшая на смену аристократии, обеспечила соблюдение прав, перечисленных в билле о правах, парламентское правление и независимую судебную систему. Для марксиста классическим случаем такой революции является Французская революция 1789 года. «Буржуазно-демократическая» революция тесно связана по времени с развитием капитализма в каждой территориально-политической единице. В результате «пролетарской социалистической» революции свергается буржуазное правление и устанавливается диктатура пролетариата. Эта форма правления считалась большевиками временной, и она должна была стать демократичной по отношению ко всем «труженикам» и диктаторской по отношению к имущим классам. В конечном итоге пролетарское государство отомрет.

 

2. Экономика.  «Буржуазно-демократическая» революция – это восстание против феодализма и меркантилизма. Требованиями ее становятся минимальное вмешательство правительства в экономическую сферу и укрепление и разъяснение понятия «частная собственность». Земельная реформа, направленная на разделение крупных поместий на маленькие участки земли для распределения их среди остро нуждающихся в земле крестьян, также является отличительной особенностью этой революции. «Пролетарская социалистическая» революция – восстание против общей «анархии» капитализма, представляющей собой результат существования частной собственности на природные ресурсы, оборудование и другие средства производства. Частная собственность обобществляется, устанавливается государственная собственность на средства производства. «Анархия» капитализма заменяется введением плановой экономики. Цель производства состоит не в получении прибыли, а в удовлетворении потребностей и нужд человека. В конечном итоге отпадает потребность в каком-либо принуждении, так как сформированы добровольные производственные объединения (артели).

 

3. Общество.  «Буржуазно-демократическая» революция разрушает привилегии, существовавшие при старом режиме,  для того чтобы предоставить равные права всем людям, но, по мнению марксистов, фактически только буржуазии. «Пролетарская социалистическая» революция положит конец превосходству буржуазии и предоставит пролетариям самую большую власть в обществе и самое высокое положение. Одна из конечных целей «социалистической» революции – дальнейшее преобразование всех классов в одну всеобъемлющую категорию свободных «тружеников».

 

Эти различия между «буржуазно-демократической» и «пролетарской социалистической» революциями ни в коей мере не исчерпывают всех различий между ними, но они должны помочь разъяснению содержания этих терминов в том значении, в котором марксисты, не являвшиеся коммунистами, привыкли их использовать. Необходимо по-настоящему понять, что, когда Маркс использовал термин «буржуазно-демократическое» (общество) с целью характеристики общества в данную эпоху, он подразумевал, что буржуазный класс был правящим классом в течение всей той эпохи в этом типе общества. Может показаться, что главное отличие здесь уже отчетливо видно; однако читатель поймет, сколь значительно использование коммунистами термина «буржуазно-демократическая» отличается от обычного использования, когда он обнаруживает, что коммунисты, говоря о предстоящей «буржуазно-демократической» революции, фактически подразумевают революцию под руководством коммунистов от имени пролетариата и других небуржуазных слоев общества.

 

Теперь мы рассмотрим значение этих терминов в материалах Коминтерна. «Буржуазно-демократическая» революция – это революция, происходящая в обществах, в которых капитализм, как правило, достиг невысокого уровня развития. Руководство «буржуазно-демократической» революцией должно осуществляться коммунистической партией, если такая революция имеет шанс на успешное завершение. На этапе мирового капиталистического развития после Первой мировой войны больше нельзя рассчитывать на то, что буржуазия будет играть подлинно революционную роль. Революция, под руководством коммунистов, совершается не от имени буржуазии, а от имени пролетариата, широких крестьянских масс и других слоев общества, которое попадают под широкую категорию «тружеников». Цели «буржуазно-демократической» революции не преследуют установления индивидуалистического капитализма, а скорее установление контролируемой экономики, которая постепенно перейдет к социализму через длительный переходный период.

 

«Социалистическая пролетарская» революция происходит в обществах, в которых капитализм достиг высокого развития, по мнению Коминтерна. Руководство «социалистической пролетарской» революцией находится в руках коммунистической партии. Революция совершается от имени пролетариата и беднейшего крестьянства. Цели революции включают отмену частной собственности на средства производства и скорейшее построение социализма за короткий переходный период.

 

Вышеупомянутые определения намеренно упрощены, но далее мы рассмотрим их подробно. Коминтерн использовал их без изменения на протяжении всего периода своей истории с 1928 по 1943 год, и те значения, которые мы привели выше, сохраняют актуальность на протяжении всего исследуемого периода.

 

Передовое капиталистическое общество.  Программа Коминтерна 1928 года выделила четыре типа обществ, в которых должен был разворачиваться мировой революционный процесс: 1) высокоразвитые или передовые капиталистические общества; 2) общества со средним развитием капитализма;

 

3) отсталые, полуколониальные и колониальные общества;

 

4) очень отсталые, примитивные общества14. В дискуссиях Коминтерна первые три типа обществ, безусловно, представлены как самые важные; четвертому типу фактически не было уделено должного внимания. Вот общие для всех типов обществ вопросы, на которые нам предстоит дать ответы: «Каковы были особенности данного типа общества согласно Коминтерну? Какой тип революции – «буржуазно-демократическая» или «социалистическая пролетарская» – соответствовал каждому типу общества?»

 

Начнем с общества с высоким уровнем развития капитализма. В литературе Коминтерна с 1928 года и далее, включая программу 1928 года, вряд ли кто-либо найдет полностью удовлетворившее его определение этого типа общества. Более точными представляются определения для второго и третьего типа стран. Очевидно, Коминтерн посчитал термин «развитая капиталистическая страна» настолько знакомым и понятным, что счел излишним подробно разъяснять его.

 

Программа, пытаясь дать наиболее полное определение, говорит о том, что развитое капиталистическое общество характеризуется преобладанием мощных производительных сил, в высшей степени централизованным производством, в то время как небольшое производство имеет небольшое значение,– таков установившийся буржуазно-демократический политический порядок15. В программе в качестве примера таких стран приводятся Соединенные Штаты, Германия и Великобритания.

 

Что касается экономических условий, программа не дает подробного объяснения, за исключением того, что в таком обществе преобладает «высокоцентрализованное производство» над небольшими предприятиями. Тенденции к централизации и концентрации, конечно, знакомые особенности капитализма, приведенные Марксом, когда он давал характеристику капитализма на его зрелой стадии. Что касается других экономических критериев передового капиталистического общества, осталось множество вопросов, на которые Коминтерн не дал ответа. Какой процент от его производства должен приходиться на промышленность, а какой на сельское хозяйство? До какой степени должна быть развита тяжелая промышленность? Какой уровень развития должен быть достигнут в секторе экономики, называемом сферой обслуживания16, то есть в тех видах деятельности, которые занимаются движением товаров от производителя к потребителю – транспорт и т. д.? В литературе Коминтерна не было сделано ни одной попытки, чтобы дать хотя бы приблизительные ответы на эти вопросы. Создается впечатление, что представители Коминтерна вообще предпочли не давать точных объяснений по этим вопросам.

 

Тип революции, соответствующий передовому капиталистическому обществу,– «социалистическая пролетарская» революция.

 

Общество со средним уровнем развития капитализма.  Программа 1928 года предложила только краткое и очень расплывчатое определение страны со средним уровнем развития капитализма. К таким странам относились те страны, в которых «сохранялись существенные остатки полуфеодальных отношений в сельском хозяйстве, с определенным минимумом материальных предпосылок, необходимых для социалистического строительства, и с еще не законченной буржуазно-демократической революцией»17. Под «существенными остатками полуфеодальных отношений в сельском хозяйстве» понимались либо широко распространенная задолженность крестьян и их безземельность, либо небольшие, «крошечные» наделы крестьян вкупе с преобладанием крупных земельных участков у лиц, не относившихся к крестьянам, либо отсутствие узаконенных юридически прав крестьян на их землю. «Определенный минимум предпосылок, необходимых для социалистического строительства» должен означать – и здесь снова программа высказывается весьма неопределенно – по крайней мере зачатки крупной промышленности в нескольких сферах промышленного производства, включая не только производство товаров народного потребления, но также и средств производства. Трудно понять, как страна может обладать минимальной основой для развития социалистической экономики, не имея промышленности, производящей хотя бы минимум средств производства. «Незаконченная буржуазно-демократическая революция» может указывать на отказ буржуазии стать правящим классом. Также это может свидетельствовать об отсутствии или частичном наличии таких «буржуазных» прав, как свобода слова, собраний, печати и «буржуазных» институтов типа парламента, обеспечение тайного голосования при выборах, независимой судебной власти и т. п. Наконец, это может указывать на провал в решении проблем национальных меньшинств. В качестве примеров этого второго типа общества программа приводит следующие страны: Испания, Португалия, Польша, Венгрия и Балканы18.

 

Общество со средним уровнем развития капитализма поставило много проблем перед теоретиками Коминтерна. По имеющимся свидетельствам понятно, что задача определения правильного типа революции для этого типа общества оказалась для них довольно трудной. Первоначально, в проекте программы 1928 года, второму типу общества соответствовала «буржуазно-демократическая» революция, которая потом «перерастет» в «социалистическую» революцию19. Ни природа, ни скорость процесса «перерастания» не ясны. Решение, предложенное проектом программы, вызвало много споров как на VI конгрессе, так и в программной комиссии. Особенно эти вопросы касались Польши и Болгарии. Некоторые делегаты утверждали, что «социалистическая» революция была на повестке дня в обеих странах. Бухарин ответил на критику проекта программы, признавая, что поступили возражения на то, к какому типу общества отнести Польшу и Болгарию. Он предложил, что надо проявлять больше гибкости в вопросе о типе революции, подходящей для стран второй группы20.

 

«Больше гибкости» было проявлено в заключительной версии программы. Простая альтернатива: либо «буржуазно-демократическая», либо «социалистическая пролетарская» революция – была отклонена для стран этого типа. Вместо этого программа говорит о довольно сложном революционном процессе, в котором возможны были два пути: «В некоторых  таких странах возможен процесс более или менее быстрого перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую революцию; в других –  пролетарская революция [возможна], но необходимо решать большое количество задач, которые стоят перед буржуазно-демократической революцией»21.

 

В общем существовало две возможности для общества со средним уровнем развития капитализма. Одна возможность открывалась перед обществом, которое было недостаточно развито, экономически и политически, чтобы осуществить непосредственный переход к социализму после захвата власти коммунистами. В связи с этим в таком типе обществ должен быть определенный переходный период, получивший у Коминтерна определение «перерастание» «буржуазно-демократической» революции в «социалистическую» революцию.

 

Другая возможность открывалась перед обществом второго типа, которое развито настолько, что в нем может произойти революция – «пролетарская» с самого начала, хотя она могла столкнуться с решением значительного числа незавершенных задач «буржуазно-демократической» природы. Очевидно, что те общества, которым Коминтерн предопределил «пролетарскую» революцию, ставятся выше тех, которым предназначалась «буржуазно-демократическая» революция.

 

Для каких стран, входящих в эту вторую группу, Коминтерн считал приемлемой «пролетарскую» революцию? Каковы причины этого? В категорию таких стран попадают Польша, Венгрия и Болгария.

 

На VI конгрессе польские коммунисты решительно возразили против того места в проекте программы, в котором Польше было отведено место во второй группе обществ, и против предназначавшейся ей «буржуазно-демократической» революции. Любимый аргумент, приводимый польскими коммунистами, состоял в том, что Польша достигла (к 1928 году) более высокой стадии развития, чем Россия к 1917 году. Если большевистская революция, происшедшая в ноябре 1917 года, была «социалистической пролетарской» по своей природе, как это провозгласил Коминтерн, тогда, спорили польские коммунисты, развитию общества в Польше, безусловно, соответствует такой тип революции. При чтении речей польских делегатов создается впечатление, что, по их мнению, национальная честь Польши ставится под угрозу. Поляки приводили следующие аргументы: 1) капиталистические отношения в Польше были более сильно развиты в сельской местности и расслоение среди крестьянства было намного сильнее, чем в России до 1917 года, и 2) политическая система Польши находилась в состоянии полной гармонии с интересами буржуазии, тогда как в России до 1917 года существовала глубокая враждебность между либеральной буржуазией и царем, который, вместе с дворянством, доминировал в российской политической жизни22. Немецкий делегат Денгель указывал на другие, более определенные факторы в недавней польской истории: существование крупного капиталистического сельского хозяйства в западных районах Польши, которая прежде входила в состав Германской империи; опыт польского пролетариата в революции 1905 года в России; развитие фашизма в Польше и веры пролетариата в то, что буржуазия, а не феодализм был его главным врагом; и, наконец, существование в Польше многочисленной коммунистической партии, имеющей значительное влияние на пролетариат и часть крестьянства23. Все эти указанные факторы, по словам Денгеля, свидетельствовали об уместности «социалистической» революции в Польше.

 

Авторитетное утверждение о природе революции которая подошла бы для Польши, давалось в 1932 году в проекте программы Коммунистической партии Польши, который был составлен при помощи центральных органов Коминтерна. В этом документе было заявлено о том, что для Польши необходима «пролетарская» революция, связанная с завершением буржуазно-демократических задач. Этому решению было дано следующее объяснение: «Конфискация земли у владельцев и ее распределение среди крестьянства и освобождение эксплуатируемых наций – исторические задачи буржуазно-демократической революции. В современной Польше из-за широкого расслоения крестьянства, слияния землевладельцев с городской буржуазией, из-за буржуазного порядка польского государства – буржуазно-демократическая революция уже прошедший этап. Однако тот факт, что значительное, а среди угнетаемых наций подавляющее число задач все еще не решено, создает в Польше особое переплетение исторических условий, благодаря которым социалистическая пролетарская революция должна полностью завершить и покончить с задачами, стоящими перед буржуазно-демократической революцией»24.

 

Положение дел в Венгрии особенно интересно. Программа 1928 года классифицировала венгерскую социалистическую революцию 1919 года как «пролетарскую»25, и в других материалах Коминтерна недолгое коммунистическое правление в Венгрии было определено как «диктатура пролетариата»26. Однако некоторые члены Коммунистической партии Венгрии во главе с коммунистом Блюмом (партийный псевдоним Лукача в тот период.– Примеч. пер. ) в 1929 году высказали свой взгляд на то, что будущая революция, соответствующая типу общества в Венгрии, будет «буржуазно-демократической» по своей природе27. В открытом письме от 26 октября 1929 года, обращенном к Коммунистической партии Венгрии, ИККИ предпринял действия официального характера с целью искоренения такого взгляда на революцию. Была осуждена позиция Блюма. ИККИ предназначал для Венгрии «пролетарскую» революцию, в ходе которой было бы ликвидировано «множество пережитков феодализма»28. Для этой «пролетарской» революции самые существенные задачи «буржуазно-демократического» характера лежали бы в области «распределения и структурирования земельной собственности и организации труда в сельском хозяйстве». Что конкретно здесь имелось в виду, не ясно, но можно догадаться, что в этом утверждении говорится о развале больших имений (поместий). Но революция должна была пойти еще дальше и свергнуть капиталистическую систему. В открытом письме говорилось, что решающим обстоятельством для определения характера революции в Венгрии стало то, «что рабочий класс уже когда-то завоевывал государственную власть и устанавливал свою диктатуру». Авторы открытого письма находились, очевидно, под впечатлением венгерской революции 1919 года, которая обычно называлась «пролетарской» революцией. Не желая противоречить традиционным представлениям и, очевидно, чувствуя себя неловко, высказывая предложения о «буржуазно-демократической» революции в той стране, где когда-то смогла победить и некоторое время продержаться «пролетарская» революция, Коминтерн еще раз предназначил для Венгрии этот последний тип революции.

 

Болгарский коммунист Коларов возразил против того, чтобы классифицировать будущую болгарскую революцию как «буржуазно-демократическую». Главный аргумент Коларова в пользу «пролетарской» революции состоял в том, что в болгарском сельском хозяйстве вообще отсутствовали «полуфеодальные» элементы. «В Болгарии,– заявлял Коларов,– аграрная революция была уже завершена полстолетия назад»29.

 

Кратко суммировать взгляды Коминтерна по этому вопросу можно следующим образом: «пролетарская» революция, которая решила бы некоторые задачи «буржуазно-демократической» революции в дополнение к решению своих собственных «пролетарских» задач, соответствовала обществу со средним уровнем развития капитализма, если это общество завершило большинство  задач «буржуазно-демократической» революции. Главными задачами «буржуазно-демократической» революции были следующие: 1) достижение определенного уровня индустриального развития; 2) аграрная реформа, которая должна была уничтожить «полуфеодальные отношения» и раздел больших поместий; 3) учреждение демократических институтов в правительстве и 4) решение вопроса о национальных меньшинствах в тех странах, где этот вопрос стоял на повестке дня.

 

Обращаясь теперь к тем странам, которым назначалась «буржуазно-демократическая» революция, которая могла бы довольно быстро «перерасти» в «социалистическую пролетарскую» революцию, в качестве главных примеров можно назвать Испанию и Японию.

 

Природа современной испанской революции была определена испанским коммунистом Уртадой на двенадцатом пленуме ИККИ в 1932 году. Он заявил, что «основной особенностью испанской революции остается незаконченная буржуазно-демократическая революция и, главным образом, аграрная революция»30. В Испании в ходе «буржуазно-демократической» революции были не завершены по крайней мере три задачи: в области землевладения, в вопросе о национальных меньшинствах и в правительственной сфере (бессменное феодально-монархическое правительство вплоть до революции в апреле 1931 года)31. «Буржуазно-демократический» характер испанской революции был подтвержден в 1936 году Эрколи (Тольятти), который указал на то, что испанский народ решал задачи «буржуазно-демократической» революции в особых условиях гражданской войны в Испании32.

 

С Японией дела обстояли еще сложнее. Довольно удивительно, что значительные успехи в области промышленного роста, достигнутые Японией, свидетельствовали о том, что она не могла быть отнесена к категории стран, которым предопределялась «пролетарская» революция. Главными отличительными чертами Японии являлись: ее «отсталая, азиатская, полуфеодальная» система сельского хозяйства и ее специфический политический режим, возглавляемый монархией, опирающейся на поддержку землевладельцев и буржуазии33. Большой процент пролетариев в населении страны (приблизительно 50 процентов от общего числа)34 никоим образом не повлиял на то, чтобы Коминтерн признал Японию страной, в которой должна была произойти пролетарская революция.

 

В 1927 году Коминтерн под руководством Бухарина опубликовал новые тезисы, в которых говорилось, что в тот период для Японии подходила «буржуазно-демократическая» революция35. Впоследствии тезисы были подвергнуты пересмотру, и в 1931 году в проекте программы, выпущенном Центральным комитетом компартии Японии, было заявлено о том, что Японии соответствует «пролетарская» революция36. Проект Центрального комитета критиковался в документе, названном «О ситуации в Японии и задачах Коммунистической партии Японии», который исходил от Западно-Европейского бюро Коминтерна и был опубликован в «Коммунистическом интернационале» в марте 1932 года. Цель документа заключалась в изменении характера революции в Японии и признания за ней права на «пролетарскую» революцию. Поднимая вопрос о природе японской революции, Западно-Европейское бюро уделило главное внимание «уникальности системы правления в Японии, которая представляет собой соединение необычно сильных элементов феодализма с хорошо развитым монополистическим капитализмом»37. Система государственного правления в Японии во главе с монархией опиралась не только на «феодальный, паразитирующий класс землевладельцев», но также и на «хищническую буржуазию», которая быстро обогащалась. В то же самое время монархия сохраняла «свою собственную независимость, большую роль в управлении государством и абсолютизм, скрытый под псевдоконституционными формами правления»38. Ошибка японских коммунистов состояла в недооценке роли монархии, в том, что они рассматривали японский парламент и министерства как государственные учреждения, независимые от монархии. Монархия в Японии была буржуазно-землевладельческой монархией, которая «довольно умело» представляла интересы обоих классов39. Можно предположить, что Западно-Европейское бюро, кажется, пыталось высказать следующую точку зрения: монархия не была простым инструментом в руках двух классов, поддерживающих ее, а скорее представляла собой независимую политическую силу, продолжающую осуществлять деспотичную власть за спиной парламента.

 

Природа японской революции также была исследована в докладе Отто Куусинена, высокопоставленного лица в Коминтерне, на специальном заседании президиума, состоявшемся 7 марта 1932 года40. Куусинен отметил как «чрезвычайно трудную» задачу определения характера революции, подходящей для Японии. Ссылаясь на мнение компартии Японии по этому вопросу, которое к тому моменту было осуждено, он точно указал на ее ошибку: партия принимала во внимание лишь единственный аспект экономики Японии, а именно – финансовый капитал41. Такое неполное представление о японской экономике привело к недооценке японской монархии и недооценке пережитков феодализма в Японии, а также к ошибочному выводу о том, что в Японии должна быть совершена «пролетарская» революция42.

 

После того как Куусинен высказал свою точку зрения по этому вопросу, он поддержал мнение Западно-Европейского бюро, настаивавшего на частично независимом положении японской монархии, гражданского и военного аппарата, возглавляемого ею. Каково, по мнению Куусинена, было отношение монархии к поддерживающим ее классам? «Монархический государственный аппарат является мощным оплотом существующей диктатуры эксплуататорских классов, он опирается на эти классы, представляет их интересы, существует в тесном союзе с верхушками буржуазии и землевладельцев». Но была ли монархия лишь номинальной главой государства, действия которой определялись группами буржуа и землевладельцев? Куусинен ответил на этот вопрос отрицательно, сказав, что монархия «довольно независима и играет большую роль в управлении государством, сохраняет свой абсолютизм, скрытый лишь внешними, псевдоконституционными формами»43. Аргумент Куусинена не совсем последователен, поскольку он утверждал, что японская монархия представляла как свои собственные интересы, так и интересы буржуазии и землевладельцев. По мнению Куусинена, «относительная независимость» японской монархии была по крайней мере не меньше, чем российской монархии. Он утверждал, что сам Ленин считал ошибкой отождествлять российскую монархию с правлением имущих классов44.

 

Для Испании и Японии главными аргументами, заставившими Коминтерн настаивать на «буржуазно-демократической» революции, были: потребность в широкой аграрной реформе и слабости буржуазии по отношению к богатым землевладельцам и монархии. Все же нужно сказать, что Коминтерн никогда не предлагал убедительный набор критериев, с помощью которых можно судить об уместности «буржуазно-демократической» революции для того или иного типа общества. Нерешительность Коминтерна в 1928 году в случаях Польши и Болгарии, так же как и позднее, в случае Японии, ясно указывает на неспособность Коминтерна установить необходимые критерии.

 

Колониальные, полуколониальные и зависимые общества.  Помимо стран, которые демонстрируют либо высокий, либо средний уровень капиталистического развития, программа Коминтерна 1928 года также стремилась классифицировать те страны мира, в которых капитализм был еще в зачаточном проявлении. В проекте программы эта третья категория стран была названа «колониальными и полуколониальными странами», и в качестве примеров приводились Китай и Индия45. Не было предпринято ни одной попытки провести различия между «колониальными» и «полуколониальными» странами. В литературе Коминтерна эти термины всегда употребляются вместе. Очевидно, использование термина «полуколониальный» являлось признанием Коминтерна формальной  независимости таких стран, как Китай, который, с точки зрения Коминтерна, фактически был таким же зависимым от иностранного контроля, как, скажем, Индия. В окончательной версии программы группа таких стран была расширена и включала также «зависимые страны», в качестве типичных примеров были приведены Аргентина и Бразилия46. Термин «зависимые страны» был, вероятно, принят из-за предложения Рикардо Парадеса, делегата, представлявшего Коммунистическую и Социалистическую партии Эквадора. Указывая на степень изменения зависимости латиноамериканских стран от империалистических государств, он предложил, чтобы было принято название «зависимые страны» для новой подгруппы стран47. Этот термин должен был использоваться для тех стран, в экономику которых проник империализм, но которые все еще сохраняли более высокую степень политической независимости, чем колонии и полуколонии.

 

Согласно программе, страны, входящие в третью категорию, имели следующие основные особенности: 1) зачаточное (рудиментарное) или, в некоторых случаях, существенное развитие промышленности, которое было, однако, недостаточно «в значительном большинстве случаев для независимого социалистического строительства»; 2) господство в экономике страны так же, как в ее политической системе, феодально-средневековых отношений или «азиатского способа производства» и 3) концентрация в руках «иностранных империалистических групп самых важных промышленных предприятий, торговых и банковских учреждений, основных средств транспорта, латифундий и плантаций и т. д.»48 Под «независимым социалистическим строительством» подразумевалось строительство социализма в определенной стране без внешней помощи от более передовой страны. Как известно, Сталин в его борьбе с Троцким настаивал на способности России строить социализм без внешней помощи. Согласно программе, можно было бы ожидать, что только меньшинство колоний, полуколоний и зависимых стран может построить социализм без помощи более передовых обществ и только, как указано ниже, после длительного периода «буржуазно-демократической» революции. Термины «феодально-средневековые отношения» и «отношения, основанные на «азиатском способе производства» относятся, соответственно, к третьим и первым стадиям в пятиэтапной периодизации Маркса человеческой истории49.

 

Как заявлялось в программе, колониальным, полуколониальным и зависимым странам соответствовал буржуазно-демократический тип революции50. Необходимо вспомнить, что этот термин означал для коммунистов революционный процесс под руководством коммунистов, а не под руководством буржуазии. Здесь термин «буржуазно-демократическая» относился к природе задач, стоящих перед революцией, а не к руководству этой революцией.

 

В колониальных, полуколониальных и зависимых странах Коминтерн уделял большое внимание двум очень важным формам революционной деятельности, попадавшим под категорию «буржуазно-демократическая». Это – революционное крестьянское движение, направленное против «феодализма и докапиталистических форм эксплуатации», и национально-освободительное движение, направленное против иностранного империализма51. Как будет показано ниже, оба этих движения, народные в истинном смысле этого слова, расценивались Коминтерном как мощные силы, которые должны были использоваться коммунистическим руководством.

 

Очень сложная «буржуазно-демократическая» революция в колониях, полуколониях и зависимых странах должна была в конечном итоге «перерасти» в «социалистическую пролетарскую» революцию. В программе не говорилось о продолжительности «буржуазно-демократического» этапа, но подчеркивалось, что «социалистический пролетарский» этап революции в большинстве случаев мог начаться только с помощью внешних сил, то есть при поддержке более передовых стран, которые были уже социалистическими52.

 

Наконец, можно отметить, что Коминтерн отклонил идею о том, что колониальные, полуколониальные и зависимые страны были готовы к «социалистической пролетарской» революции, так как такие общества, в которых еще не произошла «буржуазно-демократическая» революция, не могли просто пропустить необходимую стадию исторического развития. В 1928 году девятый пленум в своей резолюции по китайскому вопросу осудил намерения «перепрыгнуть» этап «буржуазно-демократической» революции в Китае. Пленум объяснил необходимость этого этапа на том основании, что несколько главных задач «буржуазно-демократической» революции не были завершены, а именно: аграрная революция и отмена феодальных отношений, объединение Китая и национальная независимость Китая53. Невозможность перепрыгивания стадий в развитии общества, однако, не означала, что такие стадии не могли бы быть сокращены путем «перерастания» более низкой стадии в более высокую. Но эти пункты будут подробно освещены в четвертой части.

 

Отсталые общества.  Программа Коминтерна завершила свою классификацию обществ, выделив также четвертую группу «еще более отсталых в экономическом отношении стран»54. Этой категории, которой в другой литературе Коминтерна не уделялось почти никакого внимания, был посвящен только один параграф программы. Очевидно, эта категория должна была охватить самые примитивные формы развития общества на земном шаре – области, в которых все еще преобладали племенные отношения. В программе было сказано, что некоторые части Африканского континента относились к этой категории стран55. Было указано, что в этих областях почти полностью отсутствовал пролетариат и практически не было никакой «национальной буржуазии»56. Иностранный империализм играл роль военного оккупанта и управлял ими. В этих районах борьба за национальное освобождение имела, по мнению Коминтерна, главное значение.

 

В программе вкратце сказано, какое интересное будущее ждет такие самые отсталые области: «Национальное восстание и его победа могут открыть этим странам путь к социализму, минуя капиталистическую стадию развития, если фактически будет оказана большая помощь со стороны государств с диктатурой пролетариата»57.

 

Постоянные предпосылки

 

Для успешного захвата власти коммунистами необходимы были следующие постоянные предпосылки: наличие революционной ситуации и коммунистической партии с набором определенных минимальных характеристик (а именно: размер партии, идеологическая чистота ее рядов, правильная организационная структура, связь с массами и т. д.). Эти предпосылки считались необходимыми в любом типе общества.

 

Революционная ситуация.  Определение, постоянно используемое Коминтерном в период с 1928 по 1943 год для точной характеристики природы революционной ситуации, было взято из брошюры Ленина «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», опубликованной в 1920 году58. Следующий отрывок, написанный в 1930 году A. Мартыновым, членом редакционной коллегии «Коммунистического интернационала», может послужить примером одобрения определения Ленина: «Ленин сформулировал методологические предпосылки для решения проблемы политического кризиса следующим образом: «Только когда низы не желают жить по-старому, а верхи не могут жить по-старому, лишь тогда революция может победить. Иначе эта истина выражается словами: революция невозможна без общенационального (и эксплуатируемых и эксплуататоров затрагивающего) кризиса».

 

Такой «общенациональный кризис» Ленин отождествлял с революционной ситуацией. Об особенностях национального кризиса, то есть революционной ситуации, Ленин написал еще раньше, в 1915 году, в своей статье «Крах II интернационала»:

 

«Каковы, вообще говоря, признаки революционной ситуации? Мы, наверное, не ошибемся, если укажем следующие три главные признака: 1) Невозможность для господствующих классов сохранить в неизменном виде свое господство; 2) Обострение, выше обычного, нужды и бедствий угнетенных классов; 3) Значительное повышение, в силу указанных причин, активности масс... Таковы – объективные признаки революционной ситуации»59.

 

Мартынов в этой цитате представил самые важные признаки одной из двух постоянных предпосылок. Краткие, лаконичные изречения Ленина составляют основу классического определения, к которому обычно прибегал Коминтерн. Эти цитаты из произведений Ленина очень часто встречаются в материалах Коминтерна. Фактически они всегда оставались основой официальной точки зрения Коминтерна по этому вопросу60.

 

Цитата из работы Ленина «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» подчеркивает национальный характер кризиса, который должен охватить не только «угнетаемые», но также и «правящие» классы в обществе. Таким образом, революционная ситуация – не только отражение серьезной нестабильности в верхушке общества, но также и глубокого недовольства, приводящего к массовой активности в более низких слоях общества. Рудольф Шлезингер указывает на то, что ситуация кризиса, которая приведет к революции, должна иметь хотя бы два признака: 1) положение низших слоев в существующем обществе должно быть настолько безнадежным, что они готовы принести «серьезные жертвы для своей эмансипации»; и2) перспективы успешной революции должны проявляться через «очевидную неспособность существующих правящих классов справиться с ситуацией, из-за раскола в их рядах и между ними и их прежними сторонниками»61.

 

Можно ли с уверенностью сказать или нет, что, по мнению Ленина, в «правящих классах» произойдет такой серьезный раскол из-за политики, которую надо будет проводить в будущем, и из-за принятия каких-либо действий, с тем чтобы они больше не могли положиться на традиционные инструменты принуждения – полицию и вооруженные силы? Невозможность эффективного принятия решения и осуществления решения – вот, кажется, обоснованные причины кризиса «верхов». Эффективность вооруженных сил в момент попытки коммунистов захватить власть – важный фактор. Хотя в материалах Коминтерна не говорится о том, что одной из предпосылок захвата власти является одобрение этого захвата вооруженными силами, можно с уверенностью сказать, что основная масса вооруженных сил должна быть в состоянии разложения и по крайней мере равнодушно относиться к «правящим классам», даже если при этом они не питают симпатий к коммунистам. В армиях, созданных на основе закона о воинской повинности, можно было ожидать, что национальный кризис среди «эксплуатируемых масс» будет иметь серьезный отклик у рядовых солдат вооруженных сил. Можно добавить, что в программе Коминтерна просто утверждается то, что вооруженные восстания против правящих классов должны иметь «своей обязательной предпосылкой... усиленную революционную работу среди армии и флота»62.

 

Фраза Ленина «когда низы не желают жить по-старому» представляется довольно неясной. Она должна означать как минимум то, что негодование и неудовлетворенность, спровоцированные национальным кризисом, вызвали у всего населения сильное желание и решимость радикально и в массовом порядке изменить существующую ситуацию. Насколько сильно это желание перемен выразил Ленин в словах «значительное повышение... активности масс».

 

Среди членов Коминтерна не было никаких разногласий, в результате каких конечных причин произойдет революционный кризис, который, как предполагалось, вытекал из кризиса капиталистической системы. Обнищание масс и неизбежность экономических кризисов при капитализме – основные положения марксизма. Капитализм приносит войны и политические и социальные кризисы, всегда сопровождающие ее,– простая истина ленинизма.

 

Однако, согласно материалам Коминтерна, революционная ситуация, описанная выше, сама по себе еще не является достаточным условием победоносного захвата власти коммунистами. Ситуация кризиса была, конечно, необходимым условием предстоящей революции согласно Коминтерну, но все же не достаточным. Революционная ситуация представляла собой особое соединение экономических, социальных и политических процессов и событий, которые должны были быть взяты на вооружение коммунистической партией. Но ни одна ситуация, насколько бы серьезной она ни была, не признавалась тупиковой для правящих классов. Коммунисты не должны были вставать у руля власти, если можно так выразиться, автоматически, всякий раз, когда назревала революционная ситуация.

 

Основные черты коммунистической партии.  Помимо наличия революционной ситуации, второй предпосылкой для захвата власти коммунистами, которую Коминтерн считал необходимой для любого общества, было наличие коммунистической партии, отвечающей определенным требованиям.

 

В обсуждении структуры Коминтерна в главе 2 было показано, что устав 1928 года создал в высшей степени централизованную организацию, с максимумом контроля, осуществляемого центром, и минимумом автономии, предоставляемой отдельным коммунистическим партиям. Эти коммунистические партии фактически расценивались просто как «секции» единой  всемирной партии Коммунистического интернационала. Цель такого централизованного контроля состояла в том, чтобы сделать каждую секцию Коминтерна самым эффективным инструментом осуществления его воли.

 

Характер и первостепенную роль коммунистической партии в революционном движении можно кратко охарактеризовать, ответив на ряд вопросов. Во-первых, что представляет собой коммунистическая партия? «Партия является авангардом рабочего класса, состоящим из лучших, наиболее сознательных, активных и мужественных членов класса»63. Такое определение дано в программе 1928 года. Во-вторых, действительно ли партия необходима для достижения целей коммунизма? Программа утверждает: «Успешная борьба Коммунистического интернационала за диктатуру пролетариата предполагает наличие сплоченной, закаленной в боях, дисциплинированной, централизованной, тесно связанной с массами коммунистической партии в каждой стране»64. И наконец, почему необходима партия? Ответ на этот вопрос основан на известной брошюре Ленина «Что делать?», изданной в 1902 году. Ленин в этом одном из своих наиболее последовательных сочинений пишет, что пролетариат не мог «стихийно» добиться своего освобождения. Исключительно своими собственными силами пролетариат в состоянии выработать лишь «сознание тред-юнионистское». Чтобы направить пролетариат с тред-юнионистского пути на путь социал-демократический для того, чтобы он разрушил капиталистическую систему, перед чем он всегда остановился бы, если бы его не возглавила и им не руководила бы коммунистическая партия – авангард рабочего класса65. Позиция Ленина всегда получала полное одобрение Коминтерна66.

 

На XVII съезде ВКП(б) в 1934 году Сталин дальше объяснил потребность в коммунистической партии, когда он выступил с нападками на тех, кто полагал, что крушение капитализма произойдет автоматически. На этом съезде Сталин сделал заявление, которое неоднократно цитировалось на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году и впоследствии во второй половине 30-х годов в изданиях Коминтерна. Так как это заявление столь часто цитировалось и было чрезвычайно авторитетным, здесь стоит привести это утверждение Сталина. Оно цитировалось Вильгельмом Пиком на VII конгрессе Коминтерна:

 

«Некоторые товарищи думают, что, коль скоро имеется революционный кризис, буржуазия должна неминуемо попасть в безвыходное положение, что ее конец, стало быть, уже предопределен, что победа революции тем самым уже обеспечена и что им остается только ждать падения буржуазии и писать победные резолюции. Это глубокая ошибка. Победа революции никогда не приходит сама. Ее надо подготовить и завоевать. А подготовить и завоевать ее может только сильная пролетарская революционная партия. Бывают моменты, когда положение – революционное, власть буржуазии шатается до самого основания, а победа революции все же не приходит, так как нет налицо революционной партии пролетариата, достаточно сильной и авторитетной для того, чтобы повести за собой массы и взять власть в свои руки. Было бы неразумно думать, что подобные «случаи» не могут иметь места»67.

 

Коммунистическая партия, следовательно, обязательна. Под ее руководством должен произойти переход от капитализма к социализму во всем мире. Она должна руководить даже «буржуазно-демократическими» революциями в менее развитых странах. Как будет показано далее, фактически Коминтерн придерживался мнения, что все будущие социальные изменения для того, чтобы считаться по-настоящему прогрессивными, должны были произойти под руководством и контролем коммунистической партии.

 

Если необходимость и важность коммунистической партии никогда не подвергалась сомнению в истории Коминтерна, какими же чертами должна была обладать идеальная коммунистическая партия, способная возглавить революционное движение и повести его за собой? Литература Коминтерна не оставляет сомнения, что коммунистическая партия, как ожидалось, должна достигнуть определенной идеологической зрелости и организационной силы прежде, чем она смогла бы успешно использовать революционную ситуацию. Эти стандарты – идеологический и организационный – были универсальными, независимо от типов общества и революций, которые надо было совершить сначала. Единая модель коммунистической партии должна быть приспособлена для таких разных стран, как, например, Соединенные Штаты, Болгария и Голландская Ост-Индия.

 

Рассматривая вначале вопрос об идеологической чистоте партии, мы можем привести определение «идеальной» коммунистической партии, данное Коминтерном: 1) принятие партией ортодоксальной теории марксизма; 2) отклонение ошибочной идеологии и 3) ее отношение к Советскому Союзу.

 

Большевистская версия марксизма была принята в первые годы Коминтерна как одна из форм ортодоксального марксизма. Российские большевики считались самыми успешными толкователями и разработчиками классического марксизма. Позднее, в большей степени из-за провала осуществления успешной революции в других местах и, как следствие, отсутствия конкурирующей группы марксистов во власти, ортодоксальный (правильный) марксизм отождествлялся исключительно с российским большевизмом. Дважды в своей истории Коминтерн менял свое определение ортодоксального (правильного) марксизма, чтобы включить в него сначала вклад Ленина и позднее вклад Сталина.

 

Как уже было указано в главе 3, ленинизм как термин стал употребляться Коминтерном, кажется, со времени V конгресса, состоявшегося в середине 1924 года, спустя несколько месяцев после смерти Ленина. Безусловно, идеи Ленина доминировали в теории Коминтерна с самого начала. Но только после его смерти руководство Коминтерна, очевидно, посчитало допустимым публично уравнять ортодоксальную (правильную) теорию с марксизмом-ленинизмом и подлинную коммунистическую партию с «большевистской» партией. Позже, в 1928 году, во введении к программе Коминтерна марксизм явно был сведен к ленинизму и было заявлено, что Коминтерн в своей теоретической и практической работе полностью и безоговорочно разделяет точку зрения революционного марксизма, который получил свое дальнейшее развитие в ленинизме, являвшемся марксизмом эпохи империализма и пролетарской революции 68.

 

Тремя возможными преемниками Ленина и главными проводниками «ортодоксальной» теории, по мнению Коминтерна, были Троцкий, Зиновьев и Бухарин. Все трое были не в состоянии удержаться в роли главных теоретиков марксизма в течение длительного отрезка времени. Троцкий и, в меньшей степени, Бухарин действительно выступали главными «еретиками», и их «еретические» взгляды поддерживались некоторое время не только в России, но и за ее пределами. Ослабленные и дискредитированные в свою очередь Сталиным, эти три потенциальных преемника Ленина в качестве главных теоретиков Коминтерна оказались беспомощными, предоставив Сталину свободу с тем, чтобы началась эра его господства в Коминтерне, так же как и в Советском Союзе.

 

То, что Сталин будет считаться главным теоретиком марксизма-ленинизма, было уже ясно на VI конгрессе Коминтерна в 1928 году. Здесь Сталин получил публичные признания лишь от горстки делегатов. Но в последующие годы он был всеми признан главным теоретиком марксизма, что было связано с усилением политического господства Сталина в Советской России. В начале 1930-х годов Коминтерн стал выделять Сталина своим «лидером», но делал это довольно сдержанно по сравнению с последующими годами. Типичным подтверждением роли Сталина в этот ранний период было замечание Тольятти на тринадцатом пленуме в декабре 1933 года: «У нас есть вождь, товарищ Сталин, который в области теории и практики является продолжателем большого революционного дела, начатого Марксом и Лениным»69. Несдержанная и совершенно не прикрытая ничем лесть перед Сталиным на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году не позволяет сделать нам правильных выводов, но хвалебная речь Мануильского может быть выбрана из всех речей как самая характерная. Он заявил, что «каждое заявление, которое  делает Сталин не только ориентир на пути социалистического строительства в СССР, это также ориентир для обогащения и углубления марксистско-ленинской теории»70. Сочинения Сталина, по утверждению Мануильского, были тем материалом, из которого передовые рабочие мира черпали свои знания, что было достаточно верно для того времени, так как «передовой» рабочий означало «коммунист».

 

Таким образом, коммунистическая теория не рассматривалась как законченная доктрина, навсегда оставшаяся неизменной после смерти Маркса и Энгельса. «Благодаря историческим условиям,– как указывал Мануильский на VII конгрессе,– Энгельс, как и Маркс, был не способен  [создать], и не создал,  законченное учение о стратегии и тактике революционного пролетариата»71. Но Ленин и Сталин были единственными людьми за всю четверть века истории Коминтерна, которые, как было отмечено, внесли оригинальный и существенный вклад в коммунистическую теорию. Теория могла бы с таким же успехом оставаться пока еще неоконченной, но тех коммунистов, которые были в состоянии развить ее дальше, как оказалось, было очень мало. Никакие другие деятели никогда не удостаивались в материалах Коминтерна звания теоретика.

 

Еретические и ложные доктрины в рядах коммунистов подверглись нападкам со стороны Коминтерна как оказывающие разлагающее, если даже не разрушительное, влияние на правильную коммунистическую стратегию и тактику. Связь между правильной теорией и правильным революционным поведением была подчеркнута Марксом и Лениным и была неоднократно подтверждена Коминтерном. Неправильные идеи и вытекающие из них неправильные методы были классифицированы Коминтерном или как «правые», или как «левые» тенденции, которые, если будут постоянно развиваться, станут отклонениями72. Хотя правый (консервативный) и левый (радикальный) уклоны, казалось, существовали практически всегда в истории Коминтерна, относительная важность этих двух категорий менялась. В период с 1928 по 1934 год официальный взгляд Коминтерна состоял в том, что правый уклон был намного серьезней, чем левый. Согласно Коминтерну, правый уклон повлек за собой недооценку революционного потенциала тех лет и неадекватную борьбу против социал-демократии73. Левый уклон в этот период был описан как продолжение троцкизма и считался вторичной проблемой. В середине 1930-х годов, с началом периода рабочего фронта, главным был признан левый уклон, и он стал называться «левым сектантством» или «левым доктринерством». Короче говоря, этот термин использовался для характеристики тех коммунистов, которые, отвергая общие идеи и стратегию рабочего фронта, полагали, что Коминтерн, частично восстановив отношения с социалистами и либералами, потерял свой революционный характер и идеалы. После «левого сектантства» середины 1930-х годов, кажется, в дальнейшем не было никаких широко известных уклонов, если не считать оппозицию Договору о ненападении между Германией и СССР от 23 августа 1939 года или пакту Молотова – Риббентропа 1939 года74.

 

Источником уклонистских тенденций, по мнению Коминтерна, оставался капитализм, или, если говорить об СССР, «капиталистические пережитки». Коминтерн настаивал на том, что ошибочная теория должна иметь объяснение в коммунистической материалистической философии. Мануильский в 1931 году назвал следующие причины правого уклона: давление капитализма на рабочий класс, существование реформистско настроенной социал-демократии (которая, по его словам, пока полностью не искоренена, будет неизбежно способствовать появлению реформистских рецидивов в рядах коммунистов), усиление классовой борьбы, которая принудила неустойчивые (шатающиеся) элементы в коммунистических партиях потерять веру75. Эту формулировку можно считать типичным для Коминтерна объяснением причин появления «еретических взглядов» внутри коммунистических партий.

 

К идеологиям, которые Коминтерн осудил как ошибочные и недружеские, относятся следующие: социал-демократия, «мелкобуржуазные» радикальные идеологии, светские идеологии правящих классов (за пределами СССР) и религии. Все они считались опасными для революционного движения, так как, во-первых, боролись за влияние над рабочим классом и раскалывали трудящиеся массы и, во-вторых, уводили их с правильного революционного пути на тихий путь, который в лучшем случае мог привести к компромиссу с классовым врагом, а в худшем случае завести в тупик, приводящий только к политическому бессилию и поражению. Коммунистические партии инструктировались с тем, чтобы они безжалостно боролись с любым появлением этих идеологий в своих рядах. Руководимое коммунистами движение никогда не могло бы быть успешным, если бы в ряды его руководства, столь жизненно важного для успеха мировой революции, проникла ложная доктрина. Евгений Варга на VII конгрессе Коминтерна сказал, что «наша обязанность состоит в защите революционной теории Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина от какой-либо ревизионистской фальсификации. Это – одна из предпосылок нашей победы»76.

 

«Социал-демократия» – термин, используемый для обозначения некоммунистических течений в социализме, которые были представлены различными социалистическими, социал-демократическими и трудовыми партиями. Большинство этих партий к 1928 году считало себя членами Социалистического рабочего интернационала, который был создан в 1923 году в качестве преемника Второго интернационала. Коминтерн опасался, что социал-демократия, расцениваемая им как чрезвычайно нереволюционная и предательски реформистская, будет опасным конкурентом за завоевание верности рабочего класса. Различные течения (фабианство, гильдейский социализм, австромарксизм и другие) в рамках того течения, которые Коминтерн называл социал-демократией, были описаны и осуждены в программе 1928 года77.

 

«Мелкобуржуазный радикализм» – термин, использованный Коминтерном, включал в себя анархизм и революционный синдикализм78, а также такие антиколониальные идеологии, как сунятсенизм (учение о трех принципах), пацифистский национализм Ганди (гандизм в Индии.– Примеч. пер. ) и гарвизм в Соединенных Штатах, который «выставил» лозунг «Назад в Африку»79. В программе Коминтерна сунятсенизм был осужден за его немарксистскую концепцию социализма и неспособность понять суть классовой борьбы. Гандизм, по мнению Коминтерна, неправильно отрицал классовую борьбу, был проникнут вредными религиозными представлениями и пацифизмом и видел выход не в движении в сторону прогресса – высокоразвитой, индустриализированной социалистической экономики, а в возврате к отсталым методам производства. Гарвизм, согласно программе Коминтерна, был «своеобразным негритянским «сионизмом», распространяющим «аристократические атрибуты несуществующего «негритянского королевства»80.

 

Кроме борьбы с вредным влиянием социалистических и радикальных теорий, Коминтерн стремился оградить себя от любого влияния светских идеологий, созданных капиталистическими правящими группами. Эти идеологии варьировались от неофициальной группы идеологий под разными вольными определениями, которые можно назвать одним термином «капиталистический фольклор», до более определенной, динамической, контрреволюционной доктрины – фашизм81. Последний был назван идеологией «финансового капитала», то есть капитализмом на его последней, упаднической стадии82.

 

Что касается отношения Коминтерна к религии, возможно, необходимо просто заметить, что Коминтерн был враждебен ко всем формам религии и идеалистической философии.

 

Эти идеологии расценивались как вредные влияния, с которыми надо бороться как внутри партии, так и за ее пределами, и они должны были уничтожаться повсеместно, если они появлялись в рядах коммунистов. Непрерывная кампания, направленная на то, чтобы оградить коммунистические партии от этих ложных доктрин, получила название «большевизация», об этом мы уже говорили. В литературе Коминтерна бесконечно повторялось требование о том, что только «большевистская» партия могла успешно возглавить революцию. В 1934 году теоретический журнал Коминтерна в своей передовице проследил историю «большевизации» коммунистических партий и отметил причины успеха, достигнутого ими на пути достижения этой цели83. Передовица начиналась с повторения знакомого заявления о том, что во время основания Коминтерна только Всероссийская коммунистическая партия (большевиков) была по-настоящему «большевистской»84. Более поздние победы «большевизации» в других коммунистических партиях приписывались следующим факторам: революционному опыту коммунистических партий, Коминтерну под руководством Ленина и Сталина, точнее, прямому вмешательству товарища Сталина, который приходил на помощь партиям всякий раз в трудный момент, и, наконец, «победам», одержанным Коммунистической партией Советского Союза ВКП(б)85.

 

«Большевизация» считалась предпосылкой для достижения партией успеха в революции. В обращении, выпущенном ИККИ по случаю десятой годовщины Коминтерна, говорилось о том, что без «большевизации» партии не смогут произвести реальных лидеров, «способных подготовить массы для грядущей революционной борьбы и возглавить их в этой борьбе за установление диктатуры пролетариата»86.

 

Если марксизм, развитый Лениным и Сталиным, составил бы ортодоксальную (подлинную) доктрину и если «большевизация» была бы средством достижения и сохранения чистоты теории, все же остается третья черта, характерная для подлинного марксизма, о которой прямо не говорится, но она нуждается в том, чтобы уделить ей внимание. Эта черта подлинного марксизма – положительное и благоприятное отношение любой коммунистической партии к СССР и Коммунистической партии Советского Союза. Из многочисленных документальных свидетельств Коминтерна следует, что невозможно считать коммунистическую партию эффективной революционной силой, если она будет критически настроена по отношению к СССР или недружелюбна к нему. Все конгрессы и пленумы, манифесты по случаю празднования Первого мая, все официальные заявления Коминтерна выражали согласие в главном: полная гармония интересов между различными коммунистическими партиями и революционными движениями под руководством коммунистов с одной стороны и СССР и КПСС – с другой. Программа Коминтерна 1928 года обязывала мировой пролетариат защищать СССР как оплот мировой революции87. В 1935 году это положение было более подробно представлено в решении, принятом VII Всемирным конгрессом Коминтерна:

 

«Как в мирных условиях, так и в условиях войны, направленной против СССР, укрепление СССР, усиление его власти и уверенность в его победе во всех сферах и на каждом участке борьбы полностью и неразрывно совпадает с интересами рабочих всего мира... эти условия вносят свой вклад в триумф мировой пролетарской революции, победу социализма во всем мире»88.

 

Возможно, самое поразительное заявление о применении этой доктрины было сделано на VII конгрессе Коминтерна Тольятти, в котором он, в сущности, отрицал необходимость подобной тактики со стороны СССР и со стороны революционного движения в других странах. Утверждая, что существовало «полное тождество цели» между «мирной политикой» СССР и политикой коммунистов и рабочего класса в капиталистических странах, Тольятти продолжал:

 

«Но это тождество цели ни в коем случае не означало, что в любой конкретный момент должно быть полное совпадение во всех действиях и по всем вопросам между тактикой пролетариата и коммунистических партий, которые все еще борются за власть, и конкретными тактическими мерами советского пролетариата и ВКП(б), которые уже удерживают власть в своих руках в Советском Союзе»89.

 

Конечно, почти любое действие КПСС и СССР могло бы быть объяснено и защищено Коминтерном как действие, предназначенное для сохранения и усиления СССР как оплота мирового революционного движения. Пока Коминтерн провозглашал Советский Союз частью мирового революционного коммунистического движения (эти заявления были сделаны неоднократно), сохранение и укрепление Советского Союза означало также сохранение и укрепление мирового коммунистического движения. Таким образом, соглашение между СССР и нацистской Германией, в то время когда коммунистические партии боролись против фашизма, можно было бы объяснить усилием защитить Советский Союз от опасной войны и, следовательно, сохранить в целости оплот мировой революции. Проблема сводится в основном к вопросу веры – веры зарубежных коммунистов в СССР и КПСС, как наиболее верных и преданных участников мирового революционного процесса. Если бы эта вера оставалась непоколебимой, то коммунисты расценивали бы все без исключения действия СССР и КПСС правильными. Поскольку мы видели, что одним из признаков идеальной коммунистической партии и была непоколебимая вера в Советский Союз и в его коммунистическую партию.

 

Однако верность марксистско-ленинской идеологии не была единственной предпосылкой для партийного руководства с целью захвата власти. Если верность идеологии позволила бы коммунистической партии правильно судить об изменяющихся силах в экономике и политике, хорошая организация была необходима для того, чтобы стратегия и цели партии стали целями массового движения. Иначе коммунистическая партия рисковала бы потерпеть неудачу в своей попытке захватить власть, несмотря на наличие благоприятных обстоятельств (таких как революционная ситуация). По словам немецкого коммуниста Вильгельма Пика, организационная слабость могла бы означать, что «коммунистические партии могли не соответствовать огромным задачам, которые налагала бы на них политическая ситуация с тем, чтобы возглавить массы»90.

 

Организационные основы отдельных партий были приняты до 1928 года, и основные документы по этому вопросу относятся к тому раннему периоду91. Эти основы искренне защищались и им следовали в период с 1928 по 1943 год; поэтому сейчас необходимо их вкратце охарактеризовать. Важно принять во внимание, что Коминтерн настаивал на принципах организации, которая могла быть применима ко всем коммунистическим партиям. Организационные тезисы 1921 года, признавая, что национальные особенности в некоторой степени способствовали бы организационной дифференциации партий, особое значение придавали тому, что необходимы были общие для всех партий правила организации, сплачивающие все партии воедино92. Этими правилами и принципами организации были следующие:

 

1. Демократический централизм.  Этот термин, используемый для обозначения принципов, управляющих внутренними партийными отношениями, получил двусмысленное определение как «объединение пролетарской демократии и централизма»93. Он был описан как в высшей степени предпочтительная альтернатива злу, исходящему от несгибаемой, бюрократической партийной структуры с одной стороны и от анархического подхода к организации с другой стороны. Материалы Коминтерна в целом не оставляют сомнений, что демократический централизм означал централизованный контроль, осуществляемый небольшим по численности партийным руководством над хорошо дисциплинированными рядовыми членами партии.

 

2. Трудовая обязанность (повинность).  Каждый коммунист должен ежедневно участвовать в революционном процессе, тесно связывая свою деятельность с жизнью «трудящихся масс». Простое принятие коммунистической программы рассматривалось лишь «только как заявление о намерении стать коммунистом», и оно должно быть подкреплено делами94. Вера без работы мертва.

 

3. Ячейки как самая лучшая форма организации.  Фактически партийные ячейки должны были быть образованы по месту работы пролетариата и других «тружеников». Работа по созданию партийных ячеек должна проводиться в «главных городах и центрах, где сосредоточены трудящиеся массы, работающие в тяжелой промышленности»95. Это требование, обращенное ко всем партиям, конечно, служит для того, чтобы подчеркнуть ведущую роль пролетариата, независимо от того, является ли существующее общество капиталистическим, полукапиталистическим или даже феодальным. Фабричные или заводские ячейки были привилегированными единицами первичной партийной организации. Настойчивое требование Коминтерна о соблюдении этого пункта имеет длинную историю. Неоднократно превозносились достоинства фабричной ячейки по сравнению с теми недостатками, которые имели ячейки по месту жительства96. Коммунистическая партия Китая, отрезанная от городских центров в течение долгого периода своей истории перед Второй мировой войной, может послужить примером при описании тех трудностей, которые стояли перед организаторами фабричных ячеек в колониальных и полуколониальных странах97. В очень отсталых в экономическом отношении странах, где фактически не было пролетариата, конечно, не существовало никаких фабричных ячеек. В этих регионах партии обычно не назывались «коммунистическими» и принимались в Коминтерн только как «сочувствующие» (с совещательным голосом)98.

 

4. Сочетание легальной и нелегальной работы.  Находящиеся на легальном положении коммунистические партии не должны были ограничивать свою деятельность рамками «буржуазных» законов; «революционная» законность должна была отвергнуть ограничения, наложенные «буржуазной» законностью. Партии, находящиеся на нелегальном положении, не должны были пренебрегать возможностями любой легальной деятельности, однако она должна быть ограничена. В действительности Коминтерн стремился создать партии, способные функционировать как легально, так и нелегально.

 

Упомянутые выше идеологические и организационные черты «идеальной» коммунистической партии, в соответствии со стандартами Коминтерна, не должны, конечно, создавать впечатление, что такие «идеальные» партии существовали в период между 1928 и 1943 годами (конечно, за исключением Коммунистической партии Советского Союза, которая сама была объектом чисток). Материалы Коминтерна предлагают значительное количество свидетельств о том, что во всех секциях Коминтерна состояние дел было неудовлетворительным. Все же обсужденные выше особенности надо рассматривать как нечто желаемое каждой коммунистической партией в ее борьбе за захват власти.

 

Итак, нами закончен анализ общих предпосылок, необходимых для захвата власти коммунистами в любом  обществе. Теперь мы должны обсудить те предпосылки, которые изменяются  в соответствии с этапом развития общества.

 

Изменяющиеся предпосылки

 

Если коммунистическая партия действовала без поддержки со стороны беспартийных, считалось, что она была неспособной осуществить захват власти в любом обществе. Такая поддержка должна быть массовой и должна исходить от определенных социальных классов и групп. Последовательный в своем отказе от авантюризма путчистов Коминтерн неоднократно подтверждал важность массовой деятельности в любой попытке под руководством коммунистов захватить власть. Коминтерн точно не называл те социальные слои в обществе, от которых партия должна получить поддержку, но всегда настаивал, что такая поддержка обязательна.

 

К социальным группам, которые должны поддержать коммунистов при попытке захватить власть, относятся: 1) пролетариат, 2) союзники пролетариата и 3) «нейтральные» группы. Мы можем обсудить их роль.

 

В обществах с высоким уровнем развития капитализма.  В них, насколько мы знаем, на повестке дня стояла «пролетарская» революция. Коммунистическая партия должна быть лидером и осуществлять контроль над пролетариатом и также над всеми другими революционными силами. Пролетариат был назван главной «движущей силой» революции. Она требовала лидерства коммунистической партии, активной поддержки от определенных социальных групп и нейтрализации (то есть сведения активности к минимуму) других социальных групп. Само собой разумеется, что ожидалась воинственная оппозиция определенных элементов, особенно буржуазного класса, и она действительно расценивалась как неизбежная, так как Коминтерн всегда отрицал возможность мирного перехода от капитализма к социализму (см. главу 9).

 

Из чтения материалов Коминтерна становится ясно, что он придерживался определения пролетариата, данного Марксом. Пролетариат был социальной группой, обеспечивающей современные капиталистические предприятия рабочей силой; он не обладал никакими существенными средствами производства, средства к существованию были получены исключительно или почти исключительно за счет заработной платы взамен своей рабочей силы. Этим термином всегда называли индустриальных рабочих (рабочие, получавшие заработную плату в сельском хозяйстве, именовались сельскохозяйственным  пролетариатом и никогда просто пролетариатом). Авторы программы 1928 года, очевидно, считали, что термин так хорошо был понятен, что они не предложили никакого определения99. Термин «рабочие» или «рабочий класс» часто использовался в материалах Коминтерна как альтернативная форма. Но под «тружениками» или «трудящимися массами» Коминтерн подразумевал более широкие группы населения, включавшие помимо пролетариата другие «эксплуатируемые» категории населения.

 

Время от времени Коминтерн недвусмысленно оценивал политическую роль пролетариата: он считался главной революционной силой в передовых капиталистических странах. Что же тогда было нужно коммунистической партии от пролетариата в тот момент, когда власть должна была быть вырвана из рук буржуазии, правящего класса в капиталистическом обществе? Ответ на этот вопрос неоднократно давался в материалах Коминтерна: большинство пролетариата должно оказывать партии активную поддержку. Как будет продемонстрировано ниже, термин «большинство» не должен был пониматься буквально. В программе Коминтерна говорилось о том, что для того, «чтобы разрешить историческую задачу завоевания диктатуры пролетариата», партия как авангард пролетариата должна завоевать под свое влияние «большинство членов собственного класса,  в том числе женщин-работниц и рабочей молодежи»100. Коминтерн неукоснительно следовал этой формуле. При этом он стремился сделать абсолютно ясной главную предпосылку захвата власти. «Неправильно думать,– заявлял Мануильский в 1935 году,– что не надо опираться на большинство рабочего класса»101.

 

Что же тогда означала фраза «завоевание поддержки большинства пролетариата»? Какое свидетельство могло бы убедить Коминтерн, что определенная коммунистическая партия обладала такой поддержкой? (Другой вопрос: с помощью каких средств  надо было завоевать это большинство – относится к стратегии и тактике и будет рассмотрен в главах 5 – 8.)

 

Термин «большинство» не объяснялся в программе. Весьма вероятно, что у многих рядовых коммунистов создавалось впечатление, что имелось в виду простое численное большинство, статистически обоснованное. Однако теоретики и ораторы Коминтерна часто уравнивали термин «большинство» с термином «самые решительные слои» пролетариата. Например, Мануильский в 1928 году писал, что задача завоевания большинства рабочего класса означает завоевание авангарда этого класса102. В передовице журнала «Коммунистический интернационал» в 1929 году использовался термин «самые решительные слои» как эквивалент понятия «большинство»103. Часто делались заявления, что такое толкование термина является ленинским. Например, в передовице журнала «Коммунистический интернационал» говорилось о защите Лениным захвата власти большевиками в 1917 году. Ленин неоднократно повторял, что до и после Октябрьской революции для решительной борьбы за власть вполне достаточно было заручиться поддержкой большинства из числа самых решительных представителей пролетариата в главных центрах страны104. Мартынов, член редакционного комитета журнала «Коммунистический интернационал», подтвердил эту точку зрения в последующей статье, в которой он определил большинство в «ленинском смысле слова, как завоевание самых решительных слоев пролетариата»105.

 

На десятом пленуме в 1929 году Мануильский выступил с интересной речью, полностью посвященной проблеме завоевания большинства пролетариата106. Его замечания проясняют многое. Поднимая вопрос о том, могла ли при капитализме коммунистическая партия самостоятельно охватить большинство рабочего класса «организационно», то есть чтобы они стали членами партии, он ответил, что это было бы невозможно107. Вопрос здесь ставился о влиянии, а необходимое влияние над большинством пролетариата могло быть установлено через беспартийные организации под партийным руководством. Мануильский также возражал, что поддержку рабочего класса можно измерить цифрами. Коммунистическая партия не нуждалась в формальной поддержке большинства; кроме того, при капитализме нельзя ожидать полностью свободных выборов. Критерии Мануильского в основном сводились к результатам: если коммунистическая партия могла бы возглавлять массовые забастовки, марши и другие демонстрации, в которых участвовало бы большое количество рабочих, на основании этих данных партия могла бы сделать заявление, что она выражает чувства большинства рабочего класса.

 

Таким образом, термин «большинство» представляется неопределенным и не поддающимся проверке. Будучи таковым, он мог использоваться по-разному во всех видах пропагандистской и просветительной партийной литературы и мог вводить в заблуждение. По словам Кнорина, члена ИККИ, ни одна из коммунистических партий не завоевала до 1931 года поддержку большинства рабочих; но Коммунистическая партия Германии, самая успешная из всех, подошла к тому, что завоевала большинство рабочего класса среди самых решительных представителей этого класса108. В 1933 году Пятницкий попытался объяснить отсутствие пролетарского восстания под руководством коммунистов в Германии против прихода Гитлера к власти, говоря о том, что Коммунистическая партия Германии тогда не обладала поддержкой большинства пролетариата109. Обходившийся без данных, поддающихся проверке, Коминтерн мог игнорировать мнение всех, кто выражал несогласие с этим заявлением.

 

Остается еще один вопрос. Где надо было искать «решительные слои» пролетариата? В ответе на этот вопрос Мануильский перечислял следующие слои как самые решительные: рабочие, занятые в металлургических, транспортных, химических отраслях промышленности и электропромышленности, а также шахтеры и рабочие военных заводов. Географически партия должна искать поддержку в главных индустриальных центрах, там, где победы пролетариата оказали бы большое влияние на остальную часть страны. Мануильский полагал, что мощная пролетарская поддержка в двух или трех революционных центрах в западной капиталистической стране не была бы достаточна для успешного захвата власти коммунистической партией, как это было в старой России; революция сейчас нуждалась в такой поддержке во многих таких центрах110. Важными также были рабочие, занятые в сфере коммуникации, например в почтовой, телеграфной и телефонной связи, а также те, кто работал в гаванях и на железнодорожных узлах. В общем, Мануильский выступал за перетягивание на сторону коммунистов тех рабочих, которые выполняли самые важные работы для обеспечения нормального функционирования данного предприятия111.

 

Один автор перечислил самые важные отрасли экономики в Соединенных Штатах: горная, автомобильная, металлургическая и текстильная промышленность и морской транспорт, а также самые важные центры: Нью-Йорк, Питсбург, Кливленд, Чикаго и Детройт. Автор предупредил, что без завоевания на свою сторону рабочих в этих отраслях промышленности будет невозможно говорить о победе «большинства» пролетариата в Америке112.

 

Теперь мы можем выяснить, какие же еще социальные группы, по мнению Коминтерна, необходимо было завоевать на свою сторону с тем, чтобы они оказали поддержку при захвате власти во время «социалистической пролетарской» революции. Эти союзники должны были быть привлечены из непролетарских, но «трудящихся» и «эксплуатируемых» слоев населения. Используя выражение, одобренное Коминтерном, Коммунистическая партия и ее пролетарские сторонники должны были осуществить «гегемонию» над этими союзниками. Согласно программе Коминтерна:

 

«Завоевание диктатуры пролетариата предполагает также осуществление гегемонии пролетариата над широкими кругами трудящихся масс Для этого коммунистическая партия должна завоевать под свое влияние массы городской и деревенской бедноты, низших слоев интеллигенции, так называемого «мелкого люда», то есть мелкобуржуазных слоев вообще. Особенно большое значение имеет работа по обеспечению влияния партии среди крестьянства. Коммунистическая партия должна заручиться полной поддержкой наиболее близких пролетариату слоев деревни, а именно – сельскохозяйственных рабочих и деревенской бедноты... Решение всех этих задач пролетариатом... представляется обязательной предпосылкой победоносной коммунистической революции»113.

 

Тогда в качестве главного условия победы программа выдвигает условие о значительной поддержке революции со стороны низших слоев буржуазии, интеллигенции и крестьянства. В материалах Коминтерна никогда точно не говорилось о том, насколько широкой и всеохватывающей должна быть поддержка непролетарских слоев населения, чтобы сделать возможным захват власти коммунистами. Термин «гегемония», конечно, подразумевал, что коммунистическая партия, как «авангард» пролетариата, будет руководить и управлять другими социальными группами, которые, как считал Коминтерн, были не способны осуществлять независимую политическую деятельность. Программа говорила об осуществлении такой гегемонии «над широкими кругами трудящихся масс» а также о том, что необходимо заручиться «полной поддержкой» со стороны сельскохозяйственных рабочих и деревенской бедноты. Невозможно точно установить, какой процент от каждой группы трудящихся, помимо пролетариев, должен был оказать поддержку коммунистической партии и ее пролетарским последователям прежде, чем она могла прийти к власти. В одном случае Мануильский в действительности недвусмысленно заявлял, что пролетариат мог свергнуть буржуазию до завоевания большинства среди непролетарских слоев населения – других «тружеников»114.

 

Городская мелкая буржуазия, как подразделение буржуазного класса, по мнению Коминтерна, включала такие категории, как мелкие торговцы и владельцы магазинов, мастеровые и ремесленники, работающие не по найму, конторские служащие и вообще «белые воротнички», а также часть таких профессиональных групп, как преподаватели, адвокаты, доктора, дантисты и низшие слои интеллигенции вообще115.

 

Читая материалы Коминтерна, можно выявить определенные черты городской мелкой буржуазии. У этой социальной категории, согласно Коминтерну, вообще был низкий или, в лучшем случае, скромный уровень жизни, демонстрирующий, что эта категория не получила прибыль от капиталистической системы, а скорее была «эксплуатируемой». Мелкая буржуазия, в большинстве своем, не была в положении «эксплуататора» по отношению к рабочему классу, и ее можно было бы убедить в том, что у нее есть определенные общие интересы с рабочими. Она не была «независимой» политической силой, как крупная буржуазия и пролетариат, но оставалась нерешительным элементом, который мог бы следовать или за буржуазией, или за пролетариатом во время кризиса116.

 

Крестьянство представляет собой более неоднородную массу. Как было указано в главе 3, Коминтерн в 1920 году сделал довольно пространное заявление, названное «Аграрный вопрос», в котором крестьянство было разделено на три главные группы. Эта классификация использовалась также в период с 1928 по 1943 год. К этим трем категориям относились «трудящиеся и эксплуатируемые» крестьяне, среднее крестьянство и крупное или зажиточное крестьянство, часто называемое «кулаками». Экономические интересы этих групп были разными, хотя они разделяли общую крестьянскую культуру. Именно в категории «трудящихся и эксплуатируемых» крестьян программа 1928 года видела основных союзников пролетариата в деревне при захвате власти коммунистами в странах с высоким уровнем развития капитализма. Эта категория включала безземельный сельскохозяйственный пролетариат, который, как и наемные рабочие на капиталистических сельскохозяйственных предприятиях, считался самой близкой по духу к промышленному пролетариату; полупролетарское, или «парцеллярное», крестьянство, маленькие наделы земли которых не позволяли им обеспечить себя продовольствием и заставляли их искать дополнительный доход своим наемным трудом; имелкое крестьянство, имевшее или арендовавшее достаточное количество земли, чтобы прокормить свои семьи, но неспособное нанять дополнительных, наемных работников, не входящих в состав семьи117.

 

Главные из этих трех категорий – «трудящиеся и эксплуатируемые» крестьяне – считались важными союзниками в «пролетарской» революции. О важности крестьянства как союзника пролетариев говорилось неоднократно. Подробный анализ вопроса о союзниках-крестьянах был предложен на одиннадцатом пленуме ИККИ Коларовым, который был главным уполномоченным Коминтерна по крестьянскому вопросу. Он особо подчеркивал, что отношения между пролетариатом и союзным крестьянством строятся на основе совпадения интересов. Коларов утверждал, что для трудящегося крестьянства не может быть никакого спасения от бедности и притеснения... без борьбы под руководством пролетариата. Аналогично он заявлял, что пролетариат не может обеспечить свою победу над буржуазией без поддержки со стороны эксплуатируемой и угнетаемой части деревни118. С уверенностью можно сказать, что Коминтерн считал более ценным завоевание на свою сторону крестьян, чем завоевание союзников среди масс непролетарской городской бедноты. Для Кнорина на одиннадцатом пленуме это был центральный вопрос в деле завоевания пролетариатом поддержки от других классов119.

 

Ища поддержки от городского пролетариата и других «трудящихся масс», коммунистическая партия ожидала, что она тем самым ослабит силы оппозиции, «нейтрализует» определенные слои общества. Нейтрализация означала сведение роли этих социальных групп к пассивной, с тем чтобы, когда будет предпринят захват власти, нейтрализованные группы не оказали помощь буржуазии. Программа 1928 года не указывала, какие категории населения должны были быть нейтрализованы, кроме средних слоев крестьянства120. Эта категория, которая в состоянии была поддерживать хороший уровень жизни, занимаясь сельским хозяйством, а иногда даже получать небольшую прибыль и нанимать наемную рабочую силу, не считалась потенциальным союзником коммунистической партии в странах с высоким уровнем развития капитализма и в лучшем случае была нейтральным наблюдателем. Экономические интересы среднего крестьянина делали его ненадежной силой, но, действуя осторожно, предполагалось, что возможно нейтрализовать влияние, которое оказывает на него капитализм, как на владельца собственности.

 

Программа ничего не сообщает о нейтрализации какой-либо городской группы населения. Фактически в литературе Коминтерна почти ничего не говорится по этому вопросу. Однако в одном случае передовица журнала Коминтерна призвала к нейтрализации «среднего слоя» городской мелкой буржуазии121. Видимо, Коминтерн полагал, что линия фронта между революционными и нереволюционными силами была намного более ясно очерчена в городах, чем в сельских районах, и маловероятно, что будет существовать второй «нейтральный» слой населения. Кроме того, Коминтерн, несомненно, полагал, что важность нейтрализованного слоя населения в городах будет намного меньше, чем в сельской местности, так как там были бы сконцентрированы революционные силы пролетариата.

 

В заключение можно сказать о том, что Коминтерн настаивал на необходимости широкой массовой поддержки захвата власти коммунистами в странах с высоким уровнем развития капитализма. Все же он отказывался использовать любые цифры при оценке возможности такой поддержки, и, сохраняя, таким образом, для себя максимум свободы и минимум сдерживающих факторов относительно оценки, мог ли быть предпринят захват власти? Чтобы оставаться преданным марксистскому наследию, было важно не свести захват власти к государственному перевороту  или путчу.  В то же самое время существование массовой поддержки не было предназначено для ограничения лидерства и осуществления контроля над партией, которая, как явный авангард пролетариата, должна была осуществить гегемонию над остальной частью пролетариата и, кроме того, должна была осуществить «пролетарскую» гегемонию над непролетарскими сторонниками.

 

В странах со средним уровнем развития капитализма.  В этой второй категории стран проблема организации под руководством коммунистов революционных сил, требовавшихся для захвата власти коммунистами, значительно более сложная, чем в случае стран с высоким уровнем развития капитализма. Во-первых, доступные материалы Коминтерна неточны и неполны в освещении всех проблем, имеющих отношение к странам со средним уровнем развития капитализма.  Очевидно, большинство спикеров и теоретиков Коминтерна полагали, что существует две основные категории стран: капиталистические страны (включающие все типы) и колониальные страны. Они были склонны расценивать страны со средним уровнем развития капитализма как особую подкатегорию стран капиталистического мира, и мы проследим черты, отличающие эти страны от стран с высоким уровнем развития капитализма.

 

Другим фактором, усложняющим дело, как мы уже видели, является существование двух возможных путей революционного развития обществ со средним уровнем развития капитализма. Один путь – путь «социалистической» революции, в которой революционеры, возглавляемые коммунистами, в начальный период после захвата власти сталкивались с первоочередной задачей завершения определенных незаконченных задач «буржуазно-демократической» революции (как, например, ликвидация феодализма) в дополнение к главной задаче победы социализма и коммунизма. Другой путь (соответствующий обществам с более ограниченным развитием капитализма) – путь возглавляемой коммунистами «буржуазно-демократической» революции, способной вскоре после захвата власти коммунистами перейти границу, отделяющую задачи «буржуазно-демократической» революции от задач «социалистической пролетарской» революции.

 

В обоих типах революций коммунистические партии должны были возглавить и контролировать революционное движение. Главной движущей силой обеих революций должен был стать пролетариат, пусть даже небольшой по численности. Эти особенности были верны не только для «социалистических пролетарских» революций, которые были на повестке дня, например, в Венгрии122 и в Болгарии123, но также и для «буржуазно-демократических» революций, например в Испании124 и Югославии125. Таким образом, ясно, что Коминтерн отклонил лидерство буржуазии в «буржуазно-демократической» революции126. Коммунистическая партия и пролетариат под ее контролем должен был занять положение гегемона не только в «социалистической пролетарской» революции, но даже и в «буржуазно-демократической» революции, которая должна была перерасти в «социалистическую пролетарскую» революцию. Эта возросшая роль пролетариата радикально отличалась от его роли в так называемых буржуазных революциях XIX столетия, как во Франции в 1830 и 1848 годах, в которых пролетариат играл второстепенную роль – поддерживал буржуазию, возглавлявшую революцию.

 

До захвата власти в стране со средним уровнем развития капитализма коммунистическим партиям было предписано завоевать «большинство» пролетариата под свое влияние. Это «большинство», как и в случае стран с высоким уровнем развития капитализма, обычно называлось термином «решительные слои» пролетариата. Уникальность Коммунистической партии Болгарии заключается в том, что она была единственной партией, которой, согласно имеющимся свидетельствам, удалось завоевать на свою сторону большинство пролетариата в своей стране127.

 

Что касается непролетарских союзников, то главное внимание в материалах Коминтерна уделялось крестьянству и национальным меньшинствам. Программа Коминтерна подчеркнула важность для революции крестьянских восстаний, игравших, в общем, «очень большую, а иногда решающую роль»128. Это утверждение можно подкрепить большим количеством свидетельств. На самом деле особая роль приписывается крестьянству как союзнику пролетариата в «буржуазно-демократической» и в «социалистической пролетарской» революциях, которые отличают вторую категорию стран. Этого надо ожидать, так как эта категория обществ охватывала страны Восточной и Южной Европы (за исключением Италии и СССР), где пролетариат был немногочисленным и где в экономике преобладало сельское хозяйство. Доля крестьянства по отношению к остальной части населения была намного выше, чем в передовых капиталистических странах.

 

Невозможно с точностью определить, над какими категориями крестьянского населения должна была быть осуществлена гегемония пролетариата прежде, чем может быть предпринят захват власти коммунистами. В программе 1928 года этот вопрос не конкретизируется. Материалы Коминтерна не дают точной информации по этому вопросу, и большинство теоретиков Коминтерна просто упоминали об осуществлении гегемонии над «основной массой» крестьянства, точно не определяя категорий. В 1932 году Мартынов в своей статье пролил свет на этот вопрос. Он привел формулировку Ленина и Сталина, касающуюся проблемы союзников-крестьян. В «буржуазно-демократической» революции, утверждал Мартынов, пролетариат объединяется со всем  крестьянством против монархии, землевладельцев и феодализма. В «социалистической пролетарской» революции крестьянские союзники ограничены самыми бедными крестьянскими слоями, в то время как средний крестьянин будет нейтрализован и жестокая борьба будет направлена против богатого крестьянина, или «кулака»129. Такая ясность и точность редко присутствует в материалах Коминтерна. Даже в странах, в которых должна была свершиться «буржуазно-демократическая» революция, почти никогда союзником пролетариата не называлось все крестьянство, а лишь беднейшие крестьяне или широкие круги крестьянских масс. Например, в Югославии, где на повестке дня стояла «буржуазно-демократическая» революция, ожидалось, что коммунисты завоюют под свое влияние не только самые бедные слои крестьянства, но также и среднего крестьянина. Кулак, или зажиточный крестьянин, не был включен в союзники130. Возможно сделать вывод о том, что для обществ со средним уровнем развития капитализма, в которых должна свершиться «социалистическая пролетарская» революция, предпосылкой захвата власти коммунистами являлась широкая поддержка только от самых бедных слоев крестьянства; втех же странах, в которых должна свершиться «буржуазно-демократическая» революция, требовалась поддержка как от самого бедного, так и от среднего крестьянства.

 

В странах со средним уровнем развития капитализма, в дополнение к установлению гегемонии над широким крестьянским движением, коммунистическая партия должна была установить гегемонию над национальными меньшинствами. Большинство этих стран имело проблемы с национальными меньшинствами: например, украинцы и белорусы в Польше, хорваты, словенцы и македонцы в Югославии и каталонцы в Испании. «Одним из самых существенных условий для победы революции на Балканах» было «соединение национальных революций с пролетариатом и революционной борьбой трудового крестьянства»131. Руководство движением национальных меньшинств, борющихся за достижение автономии или даже за полную независимость, нельзя в любом случае оставить национальной буржуазии. Коммунистическая партия и ее пролетарские сторонники, как со стороны «угнетающей» нации, так и «угнетаемой» нации, должны были выступить как единственные истинные, последовательные и неподкупные защитники национальной независимости. По мнению Коларова, национальный вопрос в этих странах был «по существу крестьянским вопросом»132. Под этим он подразумевал то, что угнетаемые национальные меньшинства в большинстве своем были крестьянами. Согласно докладу Куусинена на президиуме ИККИ, коммунистические партии должны были связать национальный вопрос с социальными вопросами революции и прямо выступить за полную национальную независимость для меньшинств133.

 

Надо было также найти союзников среди низших слоев мелкой городской буржуазии. Но недостаток материала по этой социальной категории сильно выделяется на фоне данных, которые имеются по союзникам среди крестьянства и национальных меньшинств. Это свидетельствует о том, что Коминтерн рассматривал революционное движение как борьбу под руководством коммунистов промышленного пролетариата, осуществляющего гегемонию над массовым крестьянским движением (термин, не получивший в материалах Коминтерна конкретизации), и при поддержке национальных меньшинств.

 

На основании очень скудных материалов, имеющихся в нашем распоряжении, нельзя сделать никаких важных выводов по поводу нейтрализации специфических социальных групп в обществе со средним уровнем развития капитализма.

 

В колониальных, полуколониальных и зависимых странах.  Поскольку, как мы уже видели, отличительными особенностями этих обществ, по мнению Коминтерна, было их подчинение иностранному империалистическому контролю и вытекающее отсюда отсутствие подлинного национального суверенитета, преобладание феодальной, докапиталистической экономики, прежде всего аграрной, в рамках которой, однако, уже началось элементарное развитие капитализма, а также преобладающее большинство крестьянского населения, вместе с небольшой по численностью буржуазией и пролетариатом, Коминтерн считал, что для этих стран на повестке дня стояла «буржуазно-демократическая» революция под контролем коммунистов.

 

Первый важный вопрос, на который будет дан ответ,– это вопрос о лидерстве в революционном движении в этих странах. Исторически движущая сила таких революционных движений, вовлеченных в борьбу за национальную независимость, состояла в значительной степени из образованных городских средних классов, то есть национальной буржуазии. Интеллигенция и торговцы и, в некоторых случаях, военные выступали лидерами таких появляющихся национальных антиколониальных движений во второй половине XIX и в начале XX столетия, например: партия ВАФД в Египте, Индийский национальный конгресс и «Сарекат ислам» в Голландской Ост-Индии134. Коминтерн признал, что в годы после Первой мировой войны поднялась волна национальных выступлений в Египте, Индии, Турции, Голландской Ост-Индии и в других местах под руководством буржуазии. Роль пролетариата пока что сводилась к поддержке буржуазии135. Но к 1928 году Коминтерн пришел к выводу о том, что национальная буржуазия неизбежно должна рано или поздно перейти в контрреволюционный лагерь, не завершив задач «буржуазно-демократической» революции (включая раздел больших наделов земли и распределение их среди крестьян), и что коммунистическая партия при поддержке пролетариата должна выступить лидером революции и осуществить гегемонию над группой союзников, главными среди которых должны были стать крестьянские массы, которым коммунистическая партия обещала бы раздел земель136.

 

Эти выводы по большей части стали результатом провала в Китае в 1927 году сотрудничества между коммунистами и партией Гоминьдан. Китайская революция вновь была в центре внимания на девятом пленуме в начале 1928 года, и при ее обсуждении докладчиками на VI конгрессе Коминтерна ситуация выглядела угрожающей. Действия Чан Кайши, положившего конец сотрудничеству с коммунистами, начавшемуся в 1923 году, вызвали самые серьезные сомнения по поводу всей теории сотрудничества между национальной буржуазией и возглавляемыми коммунистами силами в любых зависимых и колониальных странах.

 

VI конгресс предположил, что «буржуазно-демократические» движения в этих странах пройдут два этапа перед тем, как коммунисты захватят власть. Первый этап: гегемония буржуазии и пролетариат, играющий зависимую роль, и второй, поздний, высший этап под руководством коммунистов и гегемонией пролетариата, с буржуазией, перешедшей в лагерь контрреволюции137. Скорость перехода от одного этапа к другому зависела от роста численности коммунистической партии и революционного опыта рабочего класса и крестьянства, а также насколько большой процент рабочего класса и крестьянства был охвачен организациями, находящимися под контролем партии138. Куусинен считал, что китайская революция достигла к 1928 году наивысшей стадии, а Кантонское восстание (Гуанчжоуское восстание.– Примеч. пер. ), происшедшее в декабре 1927 года, является примером независимого коммунистического руководства, в то время как, по мнению Куусинена, индийская революция находилась все еще на первом этапе139. Йенбайское восстание в феврале 1930 года в Индокитае изображалось как последнее революционное выступление в этой колонии, которое возглавлялось буржуазными националистами, в связи с тем что они пошли на примирение с французским империализмом, уступив тем самым коммунистам руководство движением140.

 

Расстановку сил в колониальных, полуколониальных и зависимых странах можно охарактеризовать следующими терминами: антиреволюционные, колеблющиеся и революционные элементы141. Антиреволюционные силы в литературе Коминтерна именовались как «феодальные империалистические» и включали власть иностранных империалистов, местных феодалов и крупных землевладельцев и в большинстве этих стран ту часть местного среднего класса, известную как компрадоры. Компрадоры, в значительной степени занятые в коммерции и в торговле, экономически зависели от империалистов. Колеблющиеся элементы, состоявшие из остатков местной буржуазии, обычно называемой «национально-реформистской» буржуазией, которые экономически были связаны с промышленностью, а не с коммерцией и торговлей, характеризовались как «оппортунистические, склонные к большим колебаниям и колеблющиеся между империализмом и революцией»142. Этот класс, как предупреждал Коминтерн, неизбежно бросит революцию и капитулирует перед империалистами. Однако их нерешительная оппозиция империалистам могла бы некоторое время быть использована и коммунистическими партиями143. Мелкая буржуазия и мелкобуржуазная интеллигенция расценивались, особенно это касается самых низших слоев этой прослойки, как возможные союзники коммунистической партии и пролетариата при захвате власти.

 

Революционные силы должны были находиться под гегемонией пролетариата, руководимого коммунистами. Термины «большинство пролетариата» или «решающие слои» используются здесь в таком же туманном значении, как и ранее, что было отмечено нами ранее при обсуждении стран с высоким уровнем развития капитализма. В крестьянстве пролетариат должен был иметь своего самого важного союзника144. В тезисах по колониальному вопросу указывается на возможность того, «что в первый период борьбы крестьянства против землевладельцев пролетариат может повести за собой все крестьянство. Но в ходе дальнейшей борьбы некоторые верхние слои крестьянства могут переметнуться в контрреволюционный лагерь»145. Ясно, что Коминтерн ожидал, что подавляющая масса крестьянства поддержит пролетариат и партию на начальном этапе захвата власти коммунистами. Самым важным союзником пролетариата, поддерживающим коммунистическую партию, называлось крестьянство.

 

Обсудив теорию Коминтерна о предпосылках захвата власти коммунистами в каждом типе стран, мы можем обратиться к анализу взглядов Коминтерна относительно того, как коммунистические партии наилучшим образом могут достигнуть этих предпосылок и приблизить их.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 4

 

1 См. интересные дебаты об особенностях революции в зависимых регионах, представленных на страницах «Коммунистического интернационала» в 1935 году: Миро В.  Борьба за создание внутренних советских районов в полуколониальных странах // КИ. 1935. 1января. С. 38 – 45; и Ли К вопросу об условиях создания внутренних советских районов в полуколониальных странах (ответ т. В. Миро) // КИ. 1935. 10 января. С. 40 – 51.

 

2Federn The materialist Conception of History. P. 1 – 3.

 

3 Ibid. P. 2 (одиннадцатый пункт у Федерна).

 

4Сталин Об основах ленинизма. С. 21. В этом исследовании произведения Сталина цитируются по одиннадцатому изданию собр. соч. Сталина.

 

5Кун.  КИВД. С. 9.

 

6Сталин Об основах ленинизма. С. 21.

 

7 Хвостизм означает для коммунистов пассивное ожидание или отставание от хода событий, а не сознательные усилия по руководству, контролю или даже ускорению революционного процесса.

 

8Мартынов А.  Ленин, Люксембург и Либкнехт // КИ. 1933. 10 января. С. 14.

 

9Deutscher The Prophet Armed. P. 156.

 

10 Используется, например, в заголовке к главе 1 программы Коминтерна, в которой обсуждается это понятие. См.: Кун.  КИВД. С. 4 – 9.

 

11 Как использовать чрезвычайно благоприятную ситуацию, как преодолевать отставание // КИ. 1931. 20 апреля. С. 10.

 

12X пленум.  Т. I. С. 118.

 

13 Путь Коминтерна // КИ. 1929. №9 – 10. С. 12.

 

14Кун.  КИВД. С. 29 – 30.

 

15 Там же. С. 29.

 

16 В этом смысле, например, используется в хорошо известном издании: Clarke The Conditions of Economic Progress.

 

17Кун.  КИВД. С. 29.

 

18 Проект программы 1928 года выделяет лишь Россию (до 1917 года) и Польшу. Инпрекор. 1928. 6июля. С. 559.

 

19 Там же.

 

20VI конгресс.  Т. III. С. 150.

 

21Кун.  КИВД. С. 29.

 

22VI конгресс Т. III. С. 35.

 

23 Там же. С. 47.

 

24 Проект программы компартии Польши (секции Коммунистического интернационала) // КИ. 1932. 30 августа. С. 71.

 

25Кун.  КИВД. С. 9.

 

26 Об этой диктатуре см.: Borkenau World Communism. P. 108 – 133.

 

27Коммунистический  интернационал перед VII Всемирным конгрессом: Материалы. С. 149 – 150.

 

28 Эта и последующие цитаты в этом параграфе приведены из «Открытого письма к членам Коммунистической партии Венгрии», напечатанного в КИ. 22 ноября. С. 67 – 69.

 

29VI конгресс.  Т. III. С. 107.

 

30XII пленум.  Т. II. С. 83.

 

31 Там же. Пик в своем докладе на VII конгрессе в 1935 году точно указал на начало испанской буржуазно-демократической революции в 1931 году, когда была свергнута монархия. VII конгресс С. 42.

 

32Эрколи.  Об особенностях испанской революции. КИ. 1936. Октябрь. С. 14 – 16.

 

33 См. анализ в передовой статье Коминтерна «Положение в Японии и задачи КПЯ» // КИ. 1932. 30 марта. С. 3 – 12.

 

34 См. доклад Куусинена: XII пленум Т. I. С. 23.

 

35Swearingen and Langer Red Flag in Japan. P. 26.

 

36 Ibid. P. 43 – 44. Причины этого изменения неясны. Сомнительно, что это изменение основано единственно на желании Коминтерна очистить тезисы японцев от «бухаринских» взглядов, как предполагают теоретики Коминтерна. С участием Бухарина нескольким странам предназначался определенный тип революции, который оставался приемлемым для Коминтерна даже после изгнания Бухарина. Предполагаемые грехи Бухарина относились к другим сферам.

 

37Магъяр Программные документы коммунистических партий Востока. С. 241.

 

38 Там же.

 

39 Там же. С. 241.

 

40 Доклад, сначала не опубликованный в периодических изданиях Коминтерна, приводится в кн.: Миф и Войтинский Современная Япония. С. 26 – 38.

 

41 Там же. С. 32.

 

42 Там же. С. 33.

 

43 Там же. С. 34.

 

44 Там же.

 

45 Инпрекор. 1928. 6июня. С. 559.

 

46Кун.  КИВД. С. 30.

 

47VI конгресс Т. IV. С. 220.

 

48Кун.  КИВД. С. 30.

 

49 Критический анализ пяти этапов развития общества (пяти общественно-экономических формаций) Маркса см. вкн.: Federn The materialist Conception of History. Chapter V. Полное обсуждение «азиатского способа производства» см.: Wittfogel Oriental Despotism: A Comparative Study of Total Power, особенно глава IX.

 

50Кун.  КИВД. С. 30.

 

51 Там же.

 

52 Там же.

 

53 Там же. С. 763.

 

54 Там же.

 

55 Возможно, под эту категорию попадает Абиссиния. См. описание, данное Эрколи (Тольятти) на VII конгрессе Коминтерна: Абиссиния в экономическом и политическом отношении отсталая страна. Пока что нет никаких свидетельств о национально-освободительном или даже демократическом движении. Более того, это – страна, в которой переход от феодального общества, основой которого являются наполовину независимые племена, к централизованной монархии идет довольно медленно. VII конгресс.  С. 413.

 

56 В понимании Коминтерна «национальная буржуазия» – это буржуазия, состоящая из коренного населения колоний или любой другой отсталой страны, находящейся под контролем империалистических стран. Иностранная буржуазия, представляющая капиталистические страны, также присутствует в колониях. «Национальная буржуазия» одновременно проявляет верность как патриотической антиимпериалистической борьбе, так и буржуазному классу, к которому принадлежат как «национальная буржуазия», так и иностранная буржуазия.

 

57Кун.  КИВД. С. 30.

 

58Ленин.  Сочинения. Т. XXV. С. 165 – 250.

 

59Мартынов А.  Проблема перерастания мирового экономического кризиса в политический // КИ. 1930. 20 декабря. С. 8.

 

60 См. например, тезисы под заголовком «Меры борьбы с опасностью империалистических войн», принятые на VI конгрессе Коминтерна, в которых утверждается: необходимо наличие революционной ситуации, то есть кризис среди правящих классов, спровоцированный, например, военным поражением, чрезвычайное ухудшение положения масс и их угнетение и увеличение активности масс в их готовности бороться за свержение правительства революционным путем. Кун.  КИВД. С. 808.

 

61Schlesinger.  Marx: His time and Ours. P. 256.

 

62Кун.  КИВД. С. 43.

 

63 Там же. С. 41.

 

64 Там же.

 

65Ленин.  Что делать? // Сочинения. Т. IV. С. 359 – 509. Ленин, используя определенные высказывания Карла Каутского, говорил о том, что пролетариат самостоятельно может лишь выработать «тред-юнионистское сознание», которое приведет пролетариат к борьбе за более высокую зарплату и лучшие условия труда, но не к свержению капитализма.

 

66 См. например, статью В. Кнорина, члена ИККИ, под заголовком «II съезд РСДРП и международная социал-демократия» // КИ. 1933. 10 августа. С. 3 – 11; атакже замечания Мануильского на VII конгрессе Коминтерна // VII конгресс С. 262 – 263.

 

67 Там же. С. 51 – 52. См. также: Сталин Об основах ленинизма. С. 481.

 

68Кун.  КИВД. С. 3.

 

69XIII пленум.  С. 583.

 

70VII конгресс.  С. 277.

 

71 Там же. С. 273.

 

72 Согласно Коминтерну, существует две основные группы еретиков, состоящих из уклонистов или оппозиционеров главной линии партии. Эти группы делятся на левых и правых. Различие между ними не совсем ясны. В общем говоря, левые уклонисты, или оппозиция, отличаются чрезвычайной фракционностью и, следовательно, вредны, так как требуют слепого следования доктрине без учета требований реальной жизни. Таким образом, грехи левых состояли в том, что они неоправданно призывали к наступлению, в то время как предпосылки революции отсутствовали, и в этом проявлялся их крайний оптимизм, в то время как правые проявляли чрезмерную осторожность и склонны были пессимистически рассматривать возможности революционных изменений. И левые и правые, конечно, уклонялись от линии партии, которая всегда являлась «правильной», однако непостоянной, как это может показаться некоммунистам, и это сбивает их с толку.

 

73 См. также о правом уклоне в этот период: Ленстрер.  О правой опасности в Коминтерне и Нордман  и Ленский.  Правый уклон в Коминтерне.

 

74 Тем одним коммунистом, который, как сообщалось, выступал против этого договора, был венгр Ласло Радек, который был впоследствии исключен из коммунистической партии. Позднее он был восстановлен в партии во время движения Сопротивления против Гитлера и стал одним из главных лидеров в «Венгерской народной демократии»; он был казнен как предатель в 1951 году, но был «посмертно реабилитирован» в 1956 году. Rajk rehabilité // Est et Ouest. 1956. May 1 – 15. P. 7.

 

75XI пленум.  Т. I. С. 41.

 

76VII конгресс.  С. 355.

 

77Кун.  КИВД. С. 38 – 40.

 

78 Революционный синдикализм имеет много общего с анархизмом, но отличается от строгого анархизма своими взглядами на профсоюзы, считая их высшей формой организации рабочего класса как до утопической власти рабочих, так и во время нее.

 

79 О гарвизме см.: Edmund David Cronon Black Moses: The Story of Marcus Garvey and the Universal Negro Improvement Association. Madison: Universiry of Wisconsin Press, 1955.

 

80Кун.  КИВД. С. 40 – 41.

 

81 Коммунисты не были свободны от влияния фашизма, что самым наилучшим образом иллюстрирует случай с Дориотом, французским коммунистом. Ypsilon Pattern for World Revolution. P. 211 – 218.

 

82 На VII конгрессе в 1935 году Димитров заметил, что самой реакционной разновидностью фашизма предстал фашизм в Германии. VII конгресс С. 126.

 

83 Мировая партия пролетариата нового типа // КИ. 1934. 10 марта. С. 3 – 7.

 

84 Там же. С. 3.

 

85 Там же. С. 7.

 

86 Инпрекор. 1929. 8марта. С. 224.

 

87Кун.  КИВД. С. 35.

 

88VII конгресс.  С. 602 – 603.

 

89 Там же. С. 427.

 

90 Там же. С. 56.

 

91 Самыми важными документами являются следующие: «Двадцать одно условие приема в Коммунистический интернационал» – документ утвержден II конгрессом в 1920 году; «Организационная структура коммунистических партий, методы и содержание их работы» – документ принят на III конгрессе в 1921 году и «Перестройка партий на основе ячеек» – документ принят на V конгрессе в 1924 году. Эти документы имеются в сб.: Кун.  КИВД.

 

92 Там же. С. 202.

 

93 Там же. Исторически этот термин использовался в большевистских кругах еще в 1905 году. В 1919 году было дано окончательное определение, включенное в устав Российской коммунистической партии. См.: Moore.  Soviet Politics – the Dilemma of Power. P. 64 – 70.

 

94Кун.  КИВД. С. 204. Члены партии должны платить членские взносы и подписываться на партийную газету.

 

95 Там же. С. 219.

 

96 На IV конгрессе было заявлено, что ни одна коммунистическая партия не может считаться серьезной и организованной массовой коммунистической партией, если у нее нет стабильных ячеек на заводах, фабриках, шахтах и железных дорогах и т. д. Там же. С. 302.

 

97 См. очень интересную дискуссию по этой проблеме о «пролетарской основе» в Коммунистической партии Китая в кн.: Schwartz Chinese Communist and Rise of Mao. P. 191 – 199.

 

98 Например, Народная революционная партия очень отсталой и удаленной республики Тува, лежащей на северо-востоке Монголии, была в 1935 году принята как секция Коминтерна «на правах сочувствующей партии». VII конгресс.  С. 604. Тува была аннексирована СССР во время Второй мировой войны.

 

99 Известный политолог Реймонд Арон говорил о различиях между термином «пролетариат», используемым для обозначения промышленных рабочих, и использованием этого термина Тойнби для обозначения состояния, характеризуемого чувствами дегуманизации, лишения наследства и исключения из общества. Он указывает, что эти два определения совпадают с Марксом. См.: Aron.  Workers, Proletariat, and Intellectuals Diogenes. 1955. №10. P. 31 – 46. Очевидно, что Коминтерн, несмотря на значительные улучшения в судьбе промышленных рабочих с середины XIX века, преданно продолжает следовать определению «пролетариата», данному Марксом.

 

100Кун.  КИВД. С. 41.

 

101VII конгресс.  С. 264.

 

102 Инпрекор. 1928. 28 июня. С. 664.

 

103 1 мая – 1 августа // КИ. 1929. 20 июня. С. 4.

 

104 Большевистский огонь по оппортунизму // КИ. 1932. 30 августа. С. 6. См. также в том же самом выпуске статью Ал. Грюнберга и Вл. Кучумова «Теория и тактика т. Яблонского».

 

105Мартынов А.  Переключение на боевую тактическую установку – переход на «русский путь» // КИ. 1932. 30 октября. С. 29.

 

106X пленум.  Т. I. С. 43 – 49.

 

107 Важная резолюция II конгресса Коминтерна «Роль коммунистической партии в пролетарской революции» утверждала, что перед захватом власти «коммунистическая партия, как правило, будет иметь в своих рядах только меньшинство рабочих». Кун.  КИВД. С. 105.

 

108XI пленум.  Т. I. С. 398 – 399.

 

109Пятницкий О.  О современном положении в Германии // КИ. 1933. 10 июня. С. 51.

 

110X пленум.  Т. I. С. 47.

 

111 Там же. С. 48.

 

112Мингулин.  Очередные вопросы Компартии Северо-Американских Соединенных Штатов // КИ. 1933. 20 октября. С. 92.

 

113Кун.  КИВД. С. 42.

 

114X пленум.  Т. I. С. 46.

 

115 Типичное утверждение см. уТ. Нейбауэра в кн.: Наша работа среди мелкобуржуазных средних слоев // КИ. 1931. 20 марта. С. 32.

 

116 Например, Торез на VII конгрессе 1935 года утверждал, что неоспорим тот факт, что народные массы в городе и деревне, средние классы и в особенности крестьяне играют очень важную историческую роль. Но эта роль никогда не была независимой. Они либо попадают под влияние крупной буржуазии, капитала и становятся инструментом его политики либо союзниками рабочего класса. VII конгресс С. 214.

 

117Кун.  КИВД. С. 132 – 133.

 

118XI пленум Т. I. С. 347.

 

119 Там же. С. 408.

 

120Кун.  КИВД. С. 42.

 

121 Идеологические ошибки и пробелы при проведении решений XI пленума ИККИ // КИ. 1932. 20 февраля. С. 13.

 

122Магъяр Л.  Аграрная политика диктатуры в Венгрии // КИ. 1929. 22 марта. С. 21 – 22.

 

123Искров П.  Компартия Болгарии перед решающими боями // КИ. 1932. 20 ноября. С. 37.

 

124 Нерешенные задачи испанской революции (к IV съезду КП Испании) // КИ. 1932. 30 января. С. 30.

 

125Бошкович Б.  IV съезд КПЮ // КИ. 1929. 25 января. С. 43.

 

126 Хорошо известно, что Ленин и Троцкий в своих оценках революции 1905 года в России пришли к заключению, что буржуазия не способна успешно осуществить буржуазно-демократическую революцию в России и что она должна быть осуществлена другими, более революционными классами. См.: Carr.  The Bolshevik Revolution, 1917 – 1923. Vol. I. P. 53 – 60.

 

127Искров П.  КП Болгарии завоевала большинство пролетариата // КИ. 1933. 10 августа. С. 28. В это время (1933) партия насчитывала 3832 члена. См.: Аликханов Г.  Об организационном состоянии компартии на Балканах // КИ. 1934. 20 апреля. С. 66.

 

128Кун.  КИВД. С. 29. В программе не упоминаются другие возможные союзники.

 

129Мартынов А.  Стратегия и тактика в борьбе с кулачеством // КИ. 1932. 20 сентября. С. 21.

 

130Бошкович Б.  Компартия Югославии в условиях военно-фашистской диктатуры // КИ. 1930. 31 июня. С. 55.

 

131 Инпрекор. 1929. 10 мая. С. 493.

 

132XI пленум.  Т. I. С. 209.

 

133Куусинен О.  О национальном вопросе в капиталистической Европе // КИ. 1931. 20 августа. С. 13 – 16.

 

134Seton-Watson.  From Lenin to Malenkov. P. 123 – 126.

 

135Кун.  КИВД. С. 849.

 

136 См. вособенности речи Куусинена, главного докладчика по колониальному вопросу на VI конгрессе. См.: VI конгресс Т. IV. С. 6 – 30, 505 – 529. Он ссылается на гегемонию пролетариата в колониальном революционном движении как на «главную идею» тезисов по этому вопросу. Там же. С. 505 – 506.

 

137Кун.  КИВД. С. 853.

 

138 Там же.

 

139VI конгресс.  Т. IV. С. 525 – 526.

 

140Васильева В.  В преддверии индокитайской революции // КИ. 1931. 20 февраля. С. 60.

 

141 Этот взгляд базируется главным образом на тезисах о революционном движении и колониальных и полуколониальных странах, принятых на VI конгрессе в 1928 году. См.: Кун.  КИВД. С. 832 – 870 и особенно с. 846 – 850.

 

142 Там же. С. 346.

 

143 В соответствии с программой 1928 года временные соглашения могли бы быть заключены с буржуазией, но «лишь постольку, поскольку она не препятствует революционной организации рабочих и крестьян и [буржуазия] ведет действительную борьбу против империализма». Кун.  КИВД. С. 43.

 

144 Крестьянство вместе с пролетариатом, его союзником, является движущей силой революции. Там же.

 

145 Там же. С. 347.

 

Глава 5

 

ПОДГОТОВКА: СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА, 1928 – 1934

 

В повседневной деятельности коммунистическая партия в некоммунистической стране ставила перед собой двоякую задачу: 1) достижение ближайших целей и 2) подготовка к возможной попытке захватить власть. Неоднократно в материалах Коминтерна говорилось о тесной связи между текущей политикой и практической деятельностью коммунистов и их усилиями в будущем, когда они предпримут попытку захвата власти. Достижение ближайших целей, таких как улучшение условий труда, могло означать, что коммунистами завоевано влияние над важным слоем населения. В отличие от большинства политических партий, которые принимают существующее устройство общества и ищут способы, как действовать в нем, коммунистическая партия проявляет бескомпромиссную враждебность по отношению ко всем некоммунистическим обществам и смело провозглашает свой разрыв по фундаментальным вопросам с главными институтами этих обществ. Члены коммунистических партий всегда помнят о главной цели – свержении существующего социального строя и построении коммунистического общества. Стратегия и тактика коммунистических партий в каждый конкретный момент должна определяться не только решением текущих задач, но также и конечной целью – подготовкой захвата власти коммунистами в будущем.

 

В качестве свидетельства усилий коммунистов по подготовке субъективных предпосылок мы проанализируем изменяющуюся модель стратегии и тактики Коминтерна, которая, безусловно, отражает его взгляды на развитие двух лагерей: некоммунистического и коммунистического. Некоммунистический мир, находящийся во власти капиталистической экономической системы, в коммунистической теории считался изначально враждебным по отношению к деятельности мирового революционного движения под руководством коммунистов, его целям и задачам. Коммунистический мир – СССР, по определению Коминтерна, был доброжелательно настроен по отношению к мировому революционному движению и считал себя его неотъемлемой частью. В конечном итоге можно сказать, что условия, при которых развивалась стратегия и тактика коммунистических партий, определялись изменяющимся благосостоянием этих двух антагонистических миров.

 

В стратегии Коминтерна после 1928 года можно выделить четыре периода: 1928 – 1934 годы, 1935 – 1939 годы, вторая половина 1939 – середина 1941 года, середина 1941 – май 1943 года. Эта периодизация последовательно отражает основные изменения во взглядах Коминтерна в течение пятнадцати лет изучаемого периода. Анализ каждого периода будет строиться по одному плану:

 

1) сначала будет дана общая характеристика периода, включая краткий обзор основных направлений развития в некоммунистическом мире и СССР;

 

2) затем приведена оценка Коминтерном основных направлений развития в некоммунистическом мире и в СССР и как этот фактор влияет на революционное движение;

 

3) и, наконец, будут освещены основные направления стратегии и тактики Коминтерна в этот период. Мы не ставим цель написать подробную историю стратегии и тактики Коминтерна, цель состоит в том, чтобы схематично представить эту модель и соотнести ее с более важным вопросом – о мировой революции.

 

Обзор периода

 

Ситуация в некоммунистическом мире.  Очевидно, что самым важным и значительным событием в экономике капиталистического общества в период с 1928 по 1934 год и после Первой мировой войны была Великая депрессия, начавшаяся в Соединенных Штатах в 1929 году и впоследствии распространившаяся в Европе и других частях мира1. Это событие вызвало самые разнообразные реакции во всем мире: как в экономике, так и в социальной, политической и интеллектуальной сферах. Падение рынка ценных бумаг на Нью-Йоркской фондовой бирже в октябре 1929 года стало настоящей катастрофой и сыграло роль детонатора, буквально взорвавшего слабые звенья в капиталистическом мире, вызвавшие подобные взрывы по всему миру. По словам президента Кулиджа на конгрессе в декабре 1928 года2, далее уже было невозможно ни американцам, ни другим смотреть на настоящее с удовлетворением и на будущее с оптимизмом.

 

Америка и Западная Европа – два главных оплота мирового капитализма – были сильно ослаблены. В первое десятилетие после Первой мировой войны не наступило полного оздоровления ни американской, ни европейской экономики, несмотря на общее оздоровление экономики после депрессии первых послевоенных лет. Хронический спад поразил сельское хозяйство практически на два десятилетия с 1920 по 1940 год. В Европе после 1926 года росла безработица. Задолго до 1929 года волна экономического подъема, последовавшая за депрессией 1920 – 1921 годов, снова отхлынула. Но довольно быстрое прекращение экспорта американского капитала, особенно в Европу, вызвало серьезные трудности во всем мире. В частности, послевоенное экономическое возрождение в Германии было в значительной степени подорвано, что очень сильно отразилось на всей Европе. Другое предпринятое американцами действие, установление крайне высоких ставок таможенного тарифа в истории Соединенных Штатов (закон Смута – Хоули, принят в 1930 году), имело чрезвычайно вредные последствия. По словам двух специалистов по международным отношениям: «Ни в коем случае не будет преувеличением сказать, что закон Смута – Хоули «О тарифах» более, чем какая-либо другая мера, был ответствен за самую разрушительную депрессию, которую когда-либо знал мир»3. Капиталистическая Европа была еще сильнее ввергнута в экономический кризис. Крах финансовой системы усилился в связи с банкротством австрийского Кредит-Анштальт-банка в начале 1931 года и последовавшим за ним банкротством крупного Данатбанка в Германии.

 

Известно, как развивалась депрессия. Уровень развития мировой экономики достиг самого низкого уровня в 1932 – 1933 годах, затем ее состояние изменялось к лучшему вплоть до 1937 года, потом снова наступило ухудшение. Что касается мирового промышленного производства (за исключением СССР), если принять 1929 год за 100 процентов, в 1932 году наблюдалось устойчивое падение до 63 процентов и последовавший подъем до 104 процентов в 1937 году и спад до 93 процентов в следующий год4. Безработица в эти годы достигла беспрецедентного уровня. В США, главном капиталистическом государстве, общий объем производства сократился на треть по сравнению с 1929 годом, и тринадцать миллионов человек оказались безработными, то есть почти каждый четвертый из трудоспособного населения5.

 

Полной или частичной реакцией на мировой экономический кризис явился целый ряд важных событий. В сфере экономики странам не удалось достигнуть какого-либо международного сотрудничества для того, чтобы противодействовать этому кризису, и, как следствие, они прибегли к решению проблем в национальном масштабе. Явно прослеживалась возрастающая роль правительств в экономической и социальной сферах, как в демократических, так и в недемократических странах. Более того, между странами развернулось соревнование за экономическую самостоятельность, насколько это было возможно. Наступил крутой спад в международной торговле.

 

В сфере политики мощный толчок был дан росту радикальных и тоталитарных движений. Нестабильность и ненадежность в области экономики сказалась на политике. После 1929 года усилились черты диктаторства и тоталитаризма, появившиеся уже в 1920 году, и они быстро распространились на большей части территории Европы. Практически бескровный приход к власти Гитлера в январе 1933 года был самым ужасающим примером успехов все нарастающей антидемократической волны.

 

На арене международной политики в период с 1928 по 1934 год произошел переход к еще более неспокойному периоду, характеризуемому провалом Лиги Наций, как в достижении эффективного международного разоружения, так и в сохранении мира. Два события: разразившаяся в 1931 году война между Китаем и Японией и появление агрессивной и ревизионистской нацистской Германии – указывали на окончание периода Версальского мирного договора, Локарнских договоров и Договора девяти держав.

 

Положение в Советском Союзе.  Обратимся сейчас к ситуации в Советском Союзе. 1928 – 1934 годы – период, называемый «сталинской революцией». Его обычно связывают с большими экономическими преобразованиями – высоким темпом индустриализации и быстрой коллективизацией, которые Сталин заставил ВКП(б) принять и осуществлять на практике. Эта программа, так же как и план Сталина по построению социалистической экономики, была ответом Сталина на тяжелые экономические трудности, переживаемые СССР, в особенности уменьшение количества зерна на рынке. Во многом экономическая революция в Советском Союзе в этот период вызвала больший подъем в обществе, чем завоевание власти большевиками в период с 1917 по 1921 год. Первый пятилетний план (октябрь 1928 – конец 1932 года) во многом завершил план реконструкции быстро растущей социалистической экономики. В 1934 году главным стал лозунг о «победе» социализма в СССР, лозунг об авторитете партии отошел на второй план6. Это заявление с одобрением было воспринято XVII съездом партии, состоявшимся в феврале того же года, а затем получило распространение за рубежом во всех публикациях Коминтерна и коммунистической партии, в которых противопоставлялось «строительство социализма» в СССР крайне негативным чертам капитализма во время Великой депрессии.

 

Начало сталинской революции, совершенной ценой бесчисленного количества жертв и страданий людей, сопровождалось заключительным этапом политической революции Сталина, то есть концентрацией власти в своих руках и потерей власти главными соратниками Ленина. С исключением Троцкого из партии в октябре 1927 года, а затем из ИККИ Сталин устранил своего главного соперника. Чистка партии, направленная против «троцкистов», лишила его последователей блестящего лидера революции. Затем последовал разгром левых уклонистов7. Сталин получил поддержку от «правого крыла» политбюро, под руководством Бухарина. Впоследствии правые уклонисты, как в Советском Союзе, так и в Коминтерне, подверглись чистке в 1929 – 1930 годах8. Сталин и его соратники образовали сталинское политбюро к 1930 году9.

 

Что касается внешней политики СССР в эти годы, то она определяется изоляцией, в которой он оказался, и угрозой развязывания войны против Советского Союза. Отвечая на это, СССР искал пути, чтобы показать себя проводником дела мира. Внешним проявлением миролюбивой политики было подписание в этот период пакта Келлога – Бриана, протокола Литвинова и нескольких договоров о нейтралитете. Примирившись с присутствием японского агрессора в Маньчжурии, Советский Союз провел переговоры и завершил продажу своей доли в строительстве Китайско-Восточной железной дороги в 1933 – 1935 годах. СССР также стремился к поддержанию нормальных отношений с нацистской Германией в 1933 году, несмотря на явные антибольшевистские настроения Гитлера. В заключение можно отметить, что Советский Союз надеялся в начале этого периода обеспечить себе выгодные торговые соглашения с другими странами, с тем чтобы укрепить достижения первого пятилетнего плана.

 

Следует заметить, что в 1933 – 1934 годах советские лидеры более активно искали себе соратников, чтобы уравновесить опасность, исходившую от более агрессивных государств. Открыто Советский Союз выразил желание подписать договор о статус-кво  и присоединиться к обязательствам о коллективной безопасности. В ноябре 1933 года были установлены дипломатические отношения с Соединенными Штатами. В течение 1934 года Советский Союз пытался установить систему безопасности в Восточной Европе и в сентябре того же года вступил в Лигу Наций. К 1934 году период изоляции сошел на нет.

 

Взгляды Коминтерна

 

Оценка Коминтерном «мирового капитализма»: третий период.  Коминтерн утверждал, что первый период в послевоенном развитии капитализма подошел к концу в последние месяцы 1923 года10. Поражение пролетариата в Германии и Болгарии в тот год завершили первый раунд послевоенного революционного подъема. Следующий период, с 1924 года по 1928 год, был охарактеризован как этап временной, частичной стабилизации капиталистического мира, в течение которого пролетариат занимал оборонительные позиции. В 1928 году концепция нового, третьего периода послевоенного развития капитализма впервые широко обсуждалась на VI конгрессе Коминтерна.

 

Основные черты третьего периода были описаны в тезисах Коминтерна под названием «Международная ситуация и задачи Коммунистического интернационала»11. Что касается перспектив революции в этот период, в тезисах говорилось о двух основных событиях: резком обострении противоречий капитализма после его временной частичной стабилизации, достигнутой им во второй период своей послевоенной истории, и нарастании и неизбежном наступлении нового раунда войн и революций. Было предсказано, что надвигающийся кризис капиталистической системы будет сопровождаться переходом революционных сил от выжидательной позиции, характеризовавшей второй период, к наступательной позиции, результатом которой, по мнению Коминтерна, должны стать более успешные революционные выступления, чем в первый период.

 

Взгляды Коминтерна на развитие капитализма в третий период были довольно запутанными. Капитализм демонстрирует как положительные, так и отрицательные черты, хотя последние в конечном итоге должны возобладать. К положительным чертам капитализма относится рост капиталистического производства, уже превысившего довоенный уровень и которое будет продолжать расти еще некоторое время, стимулируемое развитием технологий12. Но, в отличие от ситуации, преобладавшей во второй период, отрицательные тенденции капитализма нельзя больше будет сдерживать, и по мере их накопления временная, частичная стабилизация раннего периода сойдет на нет. В соответствии с предсказаниями Коминтерна даже успехи капитализма должны будут привести к глубочайшим трудностям, так как капитализм будет сталкиваться с нарастающими серьезными «противоречиями» между ростом производительных сил и неспособностью рынков развиваться с ними на одном уровне. Так называемый период реконструкции в СССР, начатый в 1928 году первым пятилетним планом, должен еще больше помешать капиталистическим странам, так как лишит последних рынков сбыта.

 

Что касается структуры капитализма, то, по ожиданиям Коминтерна, в третий период должны наблюдаться две главные тенденции. Одна касается развития разных монополистических объединений. Коминтерн, использовавший высокопарную лексику, назвал этот процесс «картелизацией» и «трестификацией». Эта тенденция должна распространиться за пределами одной страны и выйти на международный уровень13.

 

Другая тенденция названа Коминтерном «тенденцией огосударствления капитализма». Деятели Коминтерна довольно вольно трактовали эту фразу, используя ее для обозначения мер различного характера, принимаемых в капиталистической системе. В упомянутых выше тезисах говорилось о двух формах государственного капитализма. Государственный капитализм, в прямом значении слова, означает государственное владение предприятиями, например такими, как электростанции. Эта форма государственного капитализма вполне понятна. Другая форма, упомянутая в тезисах, характеризовалась еще большим слиянием14 капиталистических монополий с государством15. Это неоднозначное утверждение вызывает некоторые вопросы. Что подразумевалось под «слиянием» монополий и государственных органов? Является ли этот процесс слияния видимым (то есть имеются ли налицо, как следствия этого слияния, организационные изменения), или это просто более тесная связь между кадрами, работающими в монополиях, и государственными кадрами? Согласно знакомому утверждению марксистов о том, что капиталисты всегда оказывают влияние на правительства при капиталистическом строе, какой новый тип отношений между экономикой и политикой имелся в виду?16

 

Чтобы еще больше запутать термин, Бухарин на девятом пленуме в начале 1928 года предположил, что «слияние» означает сближение между антиреволюционными трудовыми организациями и правительствами капиталистических стран17.

 

Очевидно, что термин «государственный капитализм» довольно свободно трактовался Коминтерном для обозначения разнообразных явлений. Возможно, государственный капитализм в понимании Коминтерна означал сознательную и скоординированную борьбу в беспрецедентном масштабе правительства, монополий, антиреволюционно настроенных лидеров профсоюзов против экономических беспорядков и революционных движений с целью приобретения больших прибылей на основе более гармоничной и регулируемой капиталистической системы. Следовательно, государственный капитализм – это предпринимаемое усилие по контролю с помощью политических решений безликой экономической власти «слепых» рыночных сил18.

 

То, что такие усилия капитализма по самоорганизации в третий период закончатся провалом, Коминтерн считал неизбежным. Противоречия внутри капитализма, хотя временно контролируемые и ослабленные во второй период, в третий период должны были безмерно возрасти. Увеличивающееся производство приведет к резкой конкурентной борьбе за рынки сбыта, во время которой капиталистические государства прибегнут к насилию друг против друга, против «трудящихся масс» и Советского Союза. Как следствие этого – войны и революции.

 

Как уже было сказано, два других процесса, первоначально политических, характеризуют напряженную борьбу в третий период. По терминологии Коминтерна – это «фашизация» и «радикализация». Эти слова часто встречаются в литературе Коминтерна этого периода. Первый процесс будет распространяться среди «эксплуататоров», второй – среди промышленных рабочих, или, проще говоря, среди эксплуатируемых. Взятые вместе, они могут послужить проявлением политической поляризации общества.

 

Фашизация, по определению программы, «террористическая диктатура наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала»19. Она явилась результатом возрастающих стремлений со стороны правящих кругов общества отойти от парламентской формы правления и использовать методы «прямой диктатуры, идеологически замаскированной под «национальной идеей»20. Фашисты использовали методы социальной демагогии (например, антисемитизм) и создали свою многостороннюю доктрину, апеллирующую к средним классам общества, интеллигентам и даже к определенной части рабочего класса. Функция фашизма – контрреволюционная. Главная задача фашизма – уничтожение революционного пролетарского авангарда, то есть коммунистов21. Фашизм может, временно и до того, как он придет к власти, использовать антикапиталистические настроения. Конечно, в 1928 году образцом фашистского государства служила Италия, находившаяся под властью Муссолини. С точки зрения Коминтерна, обращение к фашистским методам было спровоцировано так называемым общим кризисом капитализма, который, как полагали, начался во время Первой мировой войны.

 

Процесс радикализации был охарактеризован как одновременно развивающийся среди пролетариата и других «тружеников» вообще. Их преследование и эксплуатация «фашиствующими капиталистами» должны были спровоцировать всплеск борьбы пролетариата против капитализма. Главными чертами радикализации были демонстрации, забастовки, бунты и другие виды деятельности, которые показывали полное решимости намерение со стороны рабочего класса и других «тружеников» не подчиняться буржуазным законам и желание с их стороны нарушать законы для защиты своих предполагаемых интересов.

 

Из материалов Коминтерна нельзя с достаточной степенью определенности узнать происхождение концепции третьего периода в послевоенном развитии капитализма. Очевидно, что характерные особенности третьего периода совпадают с характерными особенностями первого пятилетнего плана. Оба представляют собой качание влево22. Военная угроза середины 1927 года, как оказалось, начала этап еще больших опасений Коминтерна по поводу антисоветской войны, которая будет развязана капиталистами на этом третьем этапе. Военная угроза также послужила одобрению в СССР первого пятилетнего плана.

 

На XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 года Сталин и Бухарин выступили с речами, в которых они описали новый период развития капитализма, отмеченный усилением «противоречий», обострением классовой борьбы и началом войны23. Именно Бухарин представил основную концепцию третьего периода на VI конгрессе Коминтерна, но вскоре он был обвинен в «ошибках» относительно этого третьего периода. Нет свидетельств, что Сталин когда-либо выступал с обращением на VI конгрессе, хотя он был представлен делегатом. В 1929 году, после того как Сталин открыто обвинил Бухарина в «правом уклоне», в Коминтерне началась кампания для того, чтобы показать Сталина создателем концепции третьего периода24. В любом случае, не может быть сомнения, что идея о новом, третьем периоде появилась в политбюро ВКП(б), а не где-либо еще.

 

Концепция третьего периода, следовательно, тесно была связана с историей о борьбе Сталина за власть, как внутри ВКП(б), так и внутри Коминтерна. Атака на ошибочную позицию Бухарина относительно природы третьего периода была инициирована Сталиным, высказавшим свои упреки в апреле 1929 года на партконференции25. Впоследствии критика была подхвачена некоторыми высокопоставленными руководителями Коминтерна на десятом пленуме ИККИ в июле 1929 года, а также на страницах теоретического журнала Коминтерна26. Последствиями этой кампании стало изгнание Бухарина из президиума Исполкома Коммунистического интернационала и из политбюро ЦК ВКП(б) и изгнание его сторонников из Коминтерна27. Последний этап «сталинизации» Коминтерна начался.

 

Чтобы прояснить позицию Коминтерна в третий период, можно кратко остановиться на «ошибках» Бухарина. Главное обвинение Сталина сводилось к тому, что Бухарин не принял основную идею о том, что в третий период произойдет распад частичной стабилизации капитализма, достигнутой им во второй период28. Десятый пленум ИККИ добавил еще ряд обвинений: 1) в том, что Бухарин верит в способность капитализма самоорганизоваться в пределах капиталистической страны и уничтожить в пределах одной страны «анархию» капиталистической системы; 2) как следствие этого, по мнению Бухарина, возможно искоренение противоречий в пределах одной капиталистической страны и продолжение противоречий возможно только в отношениях между странами; 3) Бухарин занял пессимистическую и деструктивную позицию по отношению к власти рабочего класса29. Очевидно, что, если «противоречия» существовали только в отношениях между странами, возможности совершения революций под руководством коммунистов должны были создаваться впредь лишь войнами, являющимися результатом «внешних противоречий» между капиталистическими странами или между одной или более капиталистическими странами и Советским Союзом и больше революции не могут появиться в результате экономических кризисов мирного времени как следствие «внутренних противоречий». Для Коминтерна такая гипотеза казалась вредной и ошибочной, так как Бухарин якобы утверждал, что Маркс всегда отрицал способность капиталистов сотрудничать друг с другом и устранить, даже в пределах одной страны, предполагаемую анархию капиталистического способа производства. Приписываемые Бухарину взгляды серьезно бы ограничили возможности совершения революций, которые напрямую бы зависели от войн. Коминтерн, отклоняя «ошибки» Бухарина, поддерживал точку зрения о все большем расшатывании капиталистической стабилизации, которая приведет к революции, как в мирное время, так и во время войны30.

 

Сформулировав доктрину третьего периода и осудив еретические взгляды правых уклонистов, Коминтерн впоследствии искал доказательства в капиталистических странах, что их предсказания были правильными. На каждом пленуме ИККИ делались заявления по этому вопросу, и ведущий экономист Коминтерна Евгений Варга на страницах «Инпрекора» публиковал довольно интересные информативные ежеквартальные экономические исследования.

 

На десятом пленуме ИККИ, состоявшемся в июле 1929 года, еще раз была дана точно такая же характеристика третьему периоду, как и на VI конгрессе. Этот пленум был последним перед великим финансовым крахом в Америке, который случился в октябре, но никоим образом не предсказал этот крах, ограничившись обычной дискуссией на тему «обострения основных противоречий капитализма»31. В мае 1929 года Варга, дававший научные прогнозы, в первой четверти того года усмотрел некоторые признаки улучшения в экономике ряда крупных капиталистических стран, но заметил также и рост безработицы32. Обратив внимание на Соединенные Штаты, он отметил широкомасштабные спекуляции на фондовой бирже и с точностью заметил, что неизбежно, рано или поздно... непременно произойдет крах фондовой биржи, который явится началом серьезного кризиса33. Три месяца спустя Варга вернулся к вопросу о спекуляциях на фондовой бирже, что вместе с кризисом в американском сельском хозяйстве, в строительстве и в совокупности с перепроизводством нефти и автомобилей они серьезно повредят нынешнему периоду делового оживления34. Он чувствовал, что этот деловой бум в Соединенных Штатах, «вероятно, продлится до осени, а может быть, и до конца года». В то же самое время он заявил, что налицо признаки надвигающегося серьезного экономического кризиса, который случится, скорее всего, через год35.

 

В феврале 1930 года расширенный президиум ИККИ заседал почти три недели, очевидно обсуждая международный экономический кризис, который тогда только что начался. Президиум нашел в американском кризисе важное подтверждение взглядов Коминтерна и опровержение всех альтернативных взглядов. Президиум утверждал, что экономический кризис, который начался три месяца назад... вСеверной Америке, пока набирает силу и, достигнув своей высшей точки, обнажит тем самым главные противоречия мирового капитализма, уничтожив легенду буржуазии о «постоянном процветании» Северо-Американских Соединенных Штатов (Хувер) и нанесет сокрушительный удар по теории социал-демократов об «организованном капитализме»36. Нет сомнения в том, что Коминтерн с ликованием воспринял доказательства своего предсказания краха капитализма и укрепился в уверенности, что используемые им аналитические методы заслуживают доверия. Казалось, история подтверждала концепцию Коминтерна третьего периода. Об этом явном подтверждении концепции Коминтерна и о той уверенности, которую она вселила в него, следует помнить, если кто-то захочет понять, почему позднее Коминтерн не хотел отказываться от стратегии и тактики третьего периода. В феврале 1930 года в своем докладе Варга сообщал о том, что в Америке, которая была главной надеждой европейской буржуазии и тех ренегатов-коммунистов, полагавших, что она является исключением и ей не грозит предстоящий всеобщий упадок капитализма, разразился кризис. Причинами прошлых успехов американского капитализма, писал он, являются несметные природные богатства Соединенных Штатов и большие возможности внутреннего потребительского рынка; теперь, когда последний стал расшатываться, противоречия между потреблением и производительными силами стали катастрофическими37.

 

Позднее в заявлениях Коминтерна была сделана попытка определить время, когда в капиталистическом мире закончился период временной стабилизации. На одиннадцатом пленуме, состоявшемся в марте – апреле 1931 года, Мануильский провозгласил, что капиталистический мир приближается к концу периода стабилизации38. Двенадцатому пленуму, состоявшемуся в сентябре 1932 года, осталось лишь выступить с заявлением, что конец капиталистической стабилизации уже наступил39. Тринадцатый пленум, собравшийся в декабре 1933 года, пошел еще дальше, объявив, что мировой кризис привел к дальнейшему разрушению капиталистической системы во всем мире40. Но Куусинен признал, что в 1933 году наблюдался рост промышленного производства в ряде стран41. В феврале 1934 года Мануильский, выступая с докладом на XVII съезде ВКП(б) от русской секции ИККИ, заметил, что самый низкий порог экономического кризиса пройден в 1932 году42.

 

Потенциальные возможности совершения революции вследствие серьезных кризисов, переживаемых мировым капитализмом, казались Коминтерну огромными. Капиталисты, столкнувшиеся с растущими социальными волнениями и невозможностью поддержания их прежней относительно легкой системы социального контроля, все более и более были вынуждены, согласно Коминтерну, снимать с себя маску диктатуры, скрываемой до настоящего времени, и начать поддерживать фашистские движения. В этой постоянно меняющейся, нестабильной социальной обстановке Коминтерн видел серьезные трудности, стоящие перед капитализмом, и прекрасные открывающиеся для себя возможности.

 

Оценка Коминтерном роли ВКП(б) (КПСС) и СССР в мировой революции.  Большой акцент в этом исследовании делается на тех крепких узах, которые связывали Коминтерн и СССР. Особо подчеркивалось, что Коминтерн, ставивший перед собой цель добиться свершения мировой революции под руководством коммунистов, принял философию марксизма-ленинизма в интерпретации ВКП(б) и искал, как бы применить ее на практике. Также мы говорили о том, что Коминтерн рассматривал Советский Союз как основу мировой революции под руководством коммунистов. Настойчивое утверждение Коминтерна о реальности крайне важного, многостороннего сотрудничества между мировым революционным движением (мировой революцией) и Советским государством под управлением коммунистов кажется вполне очевидным. Как же тогда Коминтерн определил революционную роль ВКП(б) (КПСС) и СССР?

 

Отвечая на этот вопрос, необходимо осветить следующие вопросы: 1) личную роль Сталина как главного теоретика Коминтерна; 2) дидактическую и вдохновляющую роль большевистского опыта внутри страны; 3) международное влияние СССР – дипломатическое, экономическое и военное – на некоммунистические государства, окружающие его. Оправданием отдельного раздела, посвященного Сталину, может послужить его уникальная роль в этот период – период сталинской эры Коминтерна.

 

Можно отметить, что, несмотря на фактическое замалчивание источниками Коминтерна прямой практической помощи от ВКП(б) другим коммунистическим партиям, ВКП(б) действительно предоставляла важную практическую помощь в форме личного участия в руководстве Коминтерна, оказывала финансовую помощь другим партиям, занималась материальным обеспечением штаб-квартиры Коминтерна (включая здания, секретарский штат, оборудование и т. п.), обучала иностранных коммунистов в советских партийных школах, помогала публикации периодических изданий Коминтерна43.

 

I. Личная роль Сталина.  Следует отметить, что после 1929 года не было опубликовано ни одной речи Сталина, произнесенной им, когда он занимал высокий пост в Коминтерне. Он, однако, остался членом президиума ИККИ и, бесспорно, контролировал Коминтерн.

 

Именно в этот период (1928 – 1934 годы) началось низкопоклонство перед Сталиным со стороны Коминтерна. Безусловно, на VI конгрессе этого еще не было, и Бухарин больше, чем Сталин, находился тогда в центре внимания. Но после победы Сталина над правыми в СССР и в Коминтерне в 1929 году, по случаю празднования пятидесятилетия Сталина в декабре 1929 года в Коминтерне началась эпоха поклонения Сталину (культ личности). В Советском Союзе культ личности Сталина также наблюдался в этот же период. Он закончился лишь после роспуска Коминтерна в 1943 году.

 

В декабре 1929 года передовица теоретического журнала, издаваемого ИККИ, провозгласила Сталина «лидером» Коммунистического интернационала и объяснила вклад Сталина в международное революционное движение: разработку национального вопроса, борьбу с Троцким и с его идеей «перманентной революции», разработку вопроса о строительстве социализма в одной стране, борьбу с правым уклоном в Коминтерне и, наконец, его «ведущую роль и прямое участие... вподготовке программы Коммунистического интернационала»44.

 

Власть Сталина как главного идеолога мировой революции стала распространяться с огромной быстротой. Его главные речи, даже те, которые относились исключительно к внутренним делам в СССР, перепечатывались органами Коминтерна. Сталин стал самым лучшим интерпретатором идей Ленина, и коммунист обвинялся в идеологическом уклонизме, если он невнимательно читал все, что было сказано или написано товарищем Сталиным, и все, что было написано и сказано товарищем Лениным45. Сталину приписывалась особенно заслуга в том, что он стимулировал изучение революционной теории в Коминтерне своей статьей в советском журнале «Пролетарская революция»,  в которой он защищал ленинизм от идеологических искажений46.

 

В период между 1929 и 1934 годами встречается огромное количество утверждений о заслугах Сталина. Сталину поклонялись все до единого, и он не имел соперников. Суммируя причины такого массового поклонения, можно назвать следующие: совмещение им трех должностей: руководителя СССР, Коминтерна и всех трудящихся мира; его творческий вклад в марксизм-ленинизм; иего толкование Маркса и Ленина и в целом его роль защитника веры ( то есть чистоты марксизма-ленинизма. – Примеч. пер. ).

 

2. Ценность опыта большевиков.  Как можно было ожидать, в материалах Коминтерна в эти годы с 1928 по 1934 много говорится о первом пятилетнем плане. Этот период в истории Коминтерна приблизительно совпадает с так называемым периодом реконструкции в СССР, то есть со времени начала первого пятилетнего плана в октябре 1928 года до провозглашения «победы социализма» на XVII съезде в январе – феврале 1934 года. Для пролетариев всех стран переход к социалистической экономике был очень важным шагом, значительным примером, способствующим решению практических задач переходного периода.

 

На расширенном президиуме47 в феврале 1930 года первый пятилетний план был признан не только великим достижением трудящихся Союза Советских Социалистических Республик, но также всего международного пролетариата. Среди других достижений советского опыта президиумом было отмечено успешное проведение массовой коллективизации, которая, как считал президиум, не могла не послужить призывом к действию пролетариата и угнетаемых крестьянских масс всех стран, борющихся за установление мировой диктатуры пролетариата. Все секции Коминтерна стремились к овладению незаменимого опыта ВКП(б) по проблемам социалистического строительства. Чем сильнее экономически становился СССР, тем сильнее стала бы привлекательность социализма и революционного пути для пролетариата и эксплуатируемых масс в капиталистических странах, вступающих теперь в полосу серьезного экономического кризиса48.

 

Оценки, сходные с приведенными выше, довольно часто встречаются во всех материалах Коминтерна того периода. Руководство Коминтерна едва ли можно обвинять за извлечение максимума прибылей из любой нестабильности в некоммунистических странах и то, что он делал акцент на экономических достижениях СССР, несомненно преувеличивая их. Если рушился капитализм, «оплот» мировой революции укреплялся, так как, по заявлению двенадцатого пленума, грандиозные победы рабочих и колхозников в Советском Союзе – это лучшая поддержка борющимся массам капиталистических и колониальных стран49.

 

3. Влияние СССР на некоммунистические государства.  С 1928 по 1934 год Коминтерн нарисовал картину все возрастающей экономической и военной мощи СССР, которая заставила капиталистические державы признать важность его участия в мировых делах. Признание капиталистических стран в 1932 году было облачено в форму пактов о ненападении, которые интерпретировались как свидетельство последовательной миролюбивой политики СССР и временной отсрочки войны против Советского Союза50. Отсрочка войны считалась выгодной по двум главным причинам. Она давала возможность СССР двигаться дальше на пути строительства социализма и позволяла развиваться коммунистическим партиям за границей. В этом смысле говорилось, что пакты имеют значение для достижения целей мировой революции. Факт признания Соединенными Штатами СССР и установление дипломатических отношений между ними в ноябре 1933 года интерпретировался как еще один признак возрастающей роли СССР в международных отношениях. Более того, экономический рост СССР, по мнению Коминтерна, оказывал пагубное влияние на ослабленные экономики в некоммунистическом мире. Не поддавшись империалистическому влиянию, СССР лишил мировой капитализм огромного рынка, когда тот особенно нуждался в нем. Это обстоятельство, достаточно важное в первые годы существования социализма, в годы Великой депрессии стало еще более значительным51.

 

Можно задать еще один вопрос роли СССР в мировом революционном процессе. Указывал ли когда-либо Коминтерн на то, что СССР должен вести наступательную войну с целью создания революционных ситуаций в других странах и оказания помощи коммунистическим партиям для осуществления ими захвата власти? Конечно, Коминтерн занимал постоянную позицию, для развития революционной ситуации условия военного времени намного благоприятнее, чем условия мирного времени. Один из авторов, писавший от лица Коминтерна в 1928 году, утверждал, что созревание настоящей революционной ситуации в той или иной стране возможно не только в результате войны (она неизбежна в результате войны) 52.  В анализе Коминтерном третьего периода война и революция всегда были тесно связаны. Но ни при каких обстоятельствах Коминтерн не утверждал и не предполагал, что СССР должен предпринять наступательную революционную войну. И никогда не предполагалось, что коммунисты не должны противостоять войне между капиталистическими странами и между коалицией капиталистических государств и СССР на том основании, что такие войны должны создать благоприятные революционные ситуации.

 

Тезисы 1928 года по вопросам войны под заголовком «Средства борьбы с опасностью империалистических войн» были самой тщательной разработкой военного вопроса в 1928 – 1934 годах. Несмотря на утверждение о неизбежности войны при капиталистической системе, тезисы отвергали, как «бессмысленную клевету», обвинение в том, что коммунисты подстрекают к войне, надеясь тем самым ускорить революционный процесс53.

 

Модель стратегии и тактики

 

В капиталистических странах.  Обсуждая коммунистическую стратегию и тактику, удобно будет объединить страны с высоким и средним уровнем развития капитализма. Если эти два типа государств рассматривать по отдельности, не избежать многочисленных повторений, что принесет мало пользы, так как главный вопрос, который нас интересует, состоит в рассмотрении общей модели стратегии и тактики коммунистов, сходной для обоих типов обществ.

 

В каждом таком обществе коммунистическая партия, помимо наращивания собственной силы, ставила перед собой следующие задачи: 1) установление влияния на значительную часть пролетариата, хотя не обязательно большинства, как это было показано в главе 4; 2) установление влияния на другие слои населения с целью привлечения на свою сторону дополнительных союзников, необходимых для захвата власти в будущем; и3) защита СССР.

 

Эти задачи были интегрированы во всеобъемлющую модель стратегии и тактики, которая соответствует определенным четко установленным понятиям в обозримом будущем. В 1928 году и далее вплоть до 1934 года Коминтерн очень строго придерживался мнения, основанного на следующих положениях: 1) не существовало значительной разницы между буржуазными демократиями (например, в Англии) и фашистскими диктатурами (например, в Италии) – обе представлялись по-настоящему диктаторскими системами буржуазного правления: одна замаскированная, другая открытая; 2) буржуазная демократия и ее избирательная система правления и гражданские права были бессмысленными для пролетариата, поэтому их не стоило защищать; 3) не существовало реальной альтернативы фашизму, за исключением борьбы за социализм с помощью захвата коммунистами власти. Следует отметить эти пункты, так как они значительно отличаются от заявлений следующего периода, 1935 – 1939 годов. Они явно и скрыто воплощались в резолюциях каждого пленума, начиная с девятого пленума, состоявшегося в феврале 1928 года, до тринадцатого пленума, состоявшегося в декабре 1933 года, так же как в резолюциях VI конгресса Коминтерна 1928 года.

 

В свете ожиданий Коминтерном кризисов капитализма, войн и усиливающегося угнетения пролетариата, что, по настоянию Коминтерна, должно было стать выходом из создавшегося положения? Ответ может быть следующим: Коминтерн приказал коммунистическим партиям подготовиться к вооруженному восстанию против капиталистического порядка. Такое восстание возможно, конечно, при существовании «революционной ситуации». Коммунистические партии должны ускорить те предпосылки, которые зависели от их волеизъявления.

 

Выступая за упомянутый выше выход, Коминтерн отвергал выбор «меньшего зла». Это означает, что Коминтерн отказался подражать социал-демократам, которые предпринимали защиту демократических институтов (парламентская избирательная форма правления, гражданские права и т. п.) до тех пор, пока эта более мягкая форма буржуазного правления не уступила место фашистской диктатуре. Буржуазное правление в любой форме, будучи демократичным или фашистским, отвергалось Коминтерном. Тринадцатый пленум, состоявшийся в декабре 1933 года, изучая события, происшедшие со времени проведения двенадцатого пленума в прошлом году, не делал разницы между фашистскими правительствами и буржуазными демократиями, несмотря на то что после успешного прихода к власти германского фашизма в январе 1933 года последовал разгон Коммунистической партии Германии. В своих «Тезисах о фашизме, военной опасности и задачах коммунистических партий» пленум суммировал свои взгляды в лозунге «за революционный выход из кризиса – за советскую власть»54. Этот взгляд был выражен в начале 1934 года, но в течение года этот взгляд подвергся существенным изменениям.

 

Как же может быть решена проблема завоевания под свое влияние значительной части пролетариата? Существовало два пути решения этой проблемы. Один путь отрицания – сокращение до минимума некоммунистического влияния над пролетариатом. Некоммунистическое влияние включало в себя влияние социал-демократических партий, «реформистских» лидеров профсоюзов или фашистов. Другой путь был позитивным – деятельность коммунистической партии в интересах пролетариата с тем, чтобы добиться его поддержки.

 

В 1928 году Коминтерн призвал к созданию среди пролетариата единого фронта «снизу». Под этим подразумевалось объединение пролетариата под руководством лишь только коммунистической партии, как партии действующей независимо и воинственно настроенной по отношению ко всем другим политическим партиям и движениям. Девятый пленум, состоявшийся в феврале 1928 года, инструктировал Коммунистическую партию Франции и Великобритании инициировать единый фронт «снизу»55. VI конгресс Коминтерна заявил об обязательности создания такой формы всем Коминтерном56.

 

Единый фронт «снизу» явился радикальным отступлением от стратегии предшествующих лет, когда объединенный фронт сверху  рассматривался как полезное соглашение. В сущности, единый фронт «сверху» – это краткосрочные соглашения между руководством Коминтерна и социал-демократическими партиями за совместные действия, направленные на защиту интересов рабочего класса. Сейчас отношение коммунистов ужесточилось по отношению к социал-демократам, которые жестоко критиковались за якобы защиту капиталистического порядка. VI конгресс чувствовал, что развивался процесс фашизации среди социалистов. Двенадцатый пленум, состоявшийся в 1932 году, обвинил социал-демократов в том, что они являются «главной социальной поддержкой буржуазии»57. На тринадцатом пленуме в 1933 году Куусинен утверждал, что социалисты и фашисты преследовали одну и ту же цель и отличались только тем, что социалисты предпочитали «буржуазно-демократическую» форму правления58. Термины «социал-фашисты» и «социал-демократы» употреблялись как синонимичные. Особенно предательским было левое крыло социал-демократии, которое, согласно Коминтерну, преступно обманывало рабочих разговорами о революции, а не помогало революции делами. В целом социал-демократия, а не фашизм рассматривалась как самый серьезный враг коммунистической партии в рамках рабочего движения. Коминтерн говорил следующее: нет революции без поддержки со стороны пролетариата и нет поддержки со стороны пролетариата без искоренения влияния социал-демократов. «Главный удар», по словам двенадцатого пленума, был направлен против социал-демократов59.

 

Ожидалось, что коммунистическая партия завоюет доверие пролетариата и продемонстрирует «предательскую» природу социал-демократии путем независимого руководства забастовками, демонстрациями и другими формы протеста, займется обучением пролетариата, преобразует его в воинственный класс. В борьбе за ближайшие цели пролетариата партия должна привести пролетариат к более высокому уровню классового сознания. Независимая линия должна была проводиться партией в профсоюзах, фабричных советах и в других организациях рабочего класса.

 

Десятый пленум, состоявшийся в июле 1929 года, дальше развил тактику о проведении независимой линии в рабочем движении. В тех странах, где профсоюзное движение было уже расколото, и там, где существовала хорошо развитая профсоюзная организация под руководством коммунистов вместе с «реформистской» (антикоммунистической), деятельность коммунистов должна была быть сосредоточена на укреплении коммунистического профсоюзного движения как единственно независимого в политическом отношении надежного защитника рабочего класса. Все усилия должны быть направлены на размежевание с «реформистами». Там, где профсоюзное движение не было серьезно расколото, а находилось в руках «реформистов», коммунисты должны были работать внутри «реформистских» организаций и искать пути создания «оппозиции» под контролем коммунистов. Накануне забастовок коммунисты должны были формировать «комитеты борьбы» с целью возглавить эти забастовки. Такие комитеты, созданные на временной основе, должны были лишить «реформистское» руководство любой возможности предать забастовку. Там, где рабочие были в большей степени неорганизованны, особые усилия должны были быть направлены на создание новых, руководимых коммунистами профсоюзов. Коммунисты должны были также предпринять попытку взять под свой контроль фабричные (заводские) комитеты, которые, будучи постоянными организациями всех рабочих предприятия, могли наиболее эффективно чинить препятствия руководству или обеспечить оппозицию трудящихся ему60.

 

Стоит заметить, что стратегия Коминтерна направляла свой «главный удар» против социал-демократии как своего самого опасного врага, а не против фашизма, что вызвало опасения в Коминтерне. Например, на тринадцатом пленуме, состоявшемся в декабре 1933 года, Мануильский признал, что некоторые были не согласны с осуждением социал-демократии как «главного социального пособника буржуазии» ввиду расправы с ней, учиненной Гитлером в Германии. Мануильский ответил, что немецкие социал-демократы оставались главной социальной поддержкой немецкой буржуазии, и, хотя она была изгнана из рейхстага, не изменила своего отношения к коммунистической партии, Советскому Союзу, к пролетарской революции и к классовой борьбе и, следовательно, продолжала раскалывать рабочее движение, помогая таким образом буржуазии61. Мануильский не допускал того, что социал-демократия могла противостоять как фашизму, так и коммунизму. Пока она не перешла на сторону коммунистической партии, социал-демократия «объективно» оставалась главным сторонником буржуазного правления по отношению к рабочему классу.

 

Проведение независимой политической линии, то есть действий, направленных на разрыв с социал-демократией и против нее как главного соперника коммунистической партии за влияние над рабочим классом, предполагало также решение других главных задач, связанных с завоеванием союзников среди непролетарских слоев и для защиты Советского Союза. Конечно, не поддерживались абсолютно никакие отношения с буржуазными партиями. Коммунистическая партия должна создать организации под своим контролем среди крестьянства и мелкой буржуазии. Работая в тесном сотрудничестве с массами за решение ближайших целей, актуальных для них, и соединяя борьбу за эти цели с кампанией, направленной на защиту СССР, ожидалось, что коммунистическая партия решит таким образом две цели одновременно: добиться осуществления большего влияния со своей стороны, большей симпатии и поддержки к Советскому Союзу.

 

Изменения и отклонения от этой общей линии можно обнаружить в отчетах, издаваемых Коминтерном в 1928 – 1934 годах. Десятый пленум, состоявшийся в июле 1929 года, и расширенный президиум, собравшийся в феврале 1930 года, отразили чрезвычайно левый, сектантский этап. Не только социал-демократия, особенно ее левое крыло, были подвергнуты суровому осуждению, но внутри коммунистических партий главными еретиками были признаны правые уклонисты (включая социал-демократическое влияние)62. По контрасту с ними, более сдержанную позицию заняли одиннадцатый пленум (март – апрель 1931 года) и двенадцатый пленум (сентябрь 1932 года), на которых настаивалось на проведении более тщательного разграничения между социал-демократическим руководством и рядовыми членами социал-демократических партий, и коммунистические партии должны были бороться против как левых, так и правых уклонистов63. В Германии был принят более умеренный и менее сектантский лозунг о «народной революции»64. В марте 1933 года, после прихода к власти Гитлера, Коминтерн сделал еще одну попытку сблизиться с правыми. В манифесте «За единый фронт против фашизма!» коммунистическим партиям было дано указание предпринять «еще одну попытку» создания единого фронта, направив предложения исполнительным комитетам социал-демократических партий65. Таким образом, единый фронт был опять разрешен «сверху», хотя только на короткое время. Несколько коммунистических партий в действительности выступили с такими предложениями, но фактически они оказались безуспешными. Сильно оскорбленные социал-демократы подвергли большому сомнению честные намерения коммунистов66. В изданном вскоре манифесте ко дню празднования Первого мая ИККИ выразил свое крайнее разочарование в связи с отсутствием какого-либо должного ответа. Еще более серьезные обвинения снова обрушились на социалистов, и был восстановлен единый фронт «снизу»67. Эта враждебная линия была продолжена тринадцатым пленумом, состоявшимся в конце 1933 года. Ставя в вину социал-демократии победу фашистов в Германии, пленум объявил правый оппортунизм главным еретиком и призвал к созданию единого фронта «снизу»68.

 

В колониальных, полуколониальных и зависимых государствах.  Как упоминалось в главе 4, негативный опыт сотрудничества партии Гоминьдан и коммунистов в Китае, силой расторгнутого Чан Кайши в 1927 году, требовал пересмотра коммунистической стратегии и тактики в колониальной сфере69.

 

В 1928 году Коминтерн провел важные дискуссии по китайскому вопросу на девятом пленуме ИККИ в феврале и на VI Всемирном конгрессе в июле, на которых была разработана новая модель стратегии и тактики в отношении таких государств.

 

Первоначальными результатами такого обсуждения стали: 1) осуждение в самых сильных выражениях колеблющейся и непоследовательной природы национальной буржуазии, которая, как заявлялось, неизбежно предаст революционное движение, перейдя в контрреволюционный, империалистический лагерь; и2) настойчивое требование установления «гегемонии пролетариата», то есть гегемонии коммунистической партии в колониальных революциях70.

 

Новая линия позволяла лишь временное и осторожное сотрудничество с национальной, реформистско настроенной буржуазией и мелкобуржуазными партиями в колониях. Такое сотрудничество допускалось лишь в том случае, если коммунистическая партия сохраняла свою независимость. На буржуазные партии необходимо смотреть крайне подозрительно, сотрудничество с ними возможно лишь в том случае, если они ведут действительную борьбу против империализма. Коммунистическая партия должна быть начеку, чтобы при первых же признаках буржуазной нерешительности (шатания) тут же разоблачить ее. Особо подчеркивалось, что рано или поздно буржуазные партии переметнутся в контрреволюционный лагерь, и поэтому они никоим образом не могли быть расценены последовательными и постоянными сторонниками так называемой «буржуазно-демократической» революции71.

 

В 1924 – 1927 годах в Китае Гоминьдан первоначально рассматривался Коминтерном как движение, с которым Коммунистическая партия Китая должна сотрудничать. Гоминьдан сначала был определен как блок, состоящий из четырех классов: буржуазии, городской мелкой буржуазии, крестьянства и пролетариата72. Позднее после того, как Чан Кайши в апреле 1927 года совершил переворот и обрушился с террором на коммунистов, Гоминьдан был назван блоком трех классов: пролетариата, крестьянства и городской мелкой буржуазии73. Уже в этот период союза трех классов, в мае 1927 года, Коммунистическая партия Китая получила инструкции от восьмого пленума ИККИ о том, что она должна обеспечить «гегемонию пролетариата в революционной борьбе» посредством достижения этой гегемонии в союзе с Гоминьданом74. В 1928 году, как уже было сказано выше, стратегия изменилась. Новая стратегия призывала коммунистов добиться гегемонии в руководстве рабочим движением самостоятельно, вне союза  с Гоминьданом.

 

Пример Китая здесь выделен особо, потому что Коминтерн уделял ему основное внимание и советовал другим коммунистическим партиям в колониальном мире изучать опыт Коммунистической партии Китая.

 

Какими путями должны были коммунистические партии достигнуть своих главных целей: завоевания поддержки среди пролетариата и расширения своего влияния на непролетарские слои населения,– одновременно ведя борьбу за защиту СССР? Тезисы по колониальному вопросу, принятые VI конгрессом Коминтерна, нацеливали коммунистические партии на борьбу за единоличное руководство пролетарской борьбой через участие в забастовках, демонстрациях и тому подобном, на проведение революционной пропаганды в профсоюзах, находящихся под контролем буржуазии, и на создание новых, находящихся под контролем коммунистов профсоюзов среди неорганизованных рабочих.

 

Среди крестьянских масс, бывших самым важным союзником коммунистической партии, она должна была попытаться вести работу среди крестьянских объединений и комитетов. Однако партия не должна делиться на два лагеря: пролетарскую и крестьянскую партии, а бороться за то, чтобы основу партии составляли пролетарии. В определенных случаях, однако, должны быть созданы революционные комитеты действия, координирующие деятельность рабочих и крестьянских организаций. В этот период подъема могут быть избраны советы рабочих и крестьянских депутатов75.

 

В своих тезисах VI конгресс также сказал об особой форме партийной работы среди таких категорий, как молодежь, женщины, дети, среди различных групп трудящихся в колониальных странах76.

 

Ясно, что в 1928 году Коминтерн смело выступил за руководство коммунистической партией революционным движением в колониях, полуколониях и зависимых странах. Термин, используемый для обозначения этой гегемонии коммунистической партии, получил название «гегемония пролетариата». Эта модель стратегии и тактики нашла свое наивысшее выражение в Китае, где в 1931 году на значительной территории была провозглашена советская республика в годовщину Великой Октябрьской революции 1917 года в России77.

 

В последующих директивах Коминтерна одобрялась правильность избранной тактики. Десятый пленум призвал коммунистические партии единолично возглавить колониальную борьбу за независимость, за освобождение национальных комитетов из-под влияния национальной буржуазии и социал-реформистских элементов78. Одиннадцатый пленум, выразив удовлетворение ростом советов в Китае, обязал индийских коммунистов захватить контроль над «революционно-освободительным» движением и заявил, что в Северном Индокитае, «где влияние китайской революции особенно сильно», советы уже формируются79. Двенадцатый пленум дал подобные приказы коммунистическим партиям колониальных стран. Сделав акцент на недавней японской агрессии в Маньчжурии, пленум обратился к коммунистам в Китае, Формозе (Тайвань.– Примеч. пер. ) и в Корее с тем, чтобы они сотрудничали с Коммунистической партией Японии с целью установления контроля коммунистов над антиимпериалистическими и национально-освободительными движениями в этих странах80.

 

Можно провести параллель между борьбой за единоличное влияние коммунистических партий капиталистических стран и схожей борьбой в колониальных странах. Такая всеобъемлющая модель коммунистической стратегии и тактики в период с 1928 по 1934 год подробно отражена во всех решениях и тезисах различных пленумов, состоявшихся в указанный период, и указывала на то, что коммунисты должны были действовать самостоятельно, а после 1929 года оптимизм коммунистов усилился благодаря Великой депрессии. Мы не ставили перед собой задачу описать применение этой всеобъемлющей модели коммунистической стратегии и тактики в каждой отдельной стране, так как подобное описание выходит за рамки данного исследования. Но, как утверждает Боркенау, «основные особенности новой стратегии и тактики были одинаковыми везде»81.

 

Новая тактическая линия Коминтерна появилась в 1934 году. Старая стратегия, направленная на установление единоличного контроля коммунистов над рабочим и освободительным движением во всех странах, была отменена, и, возможно, без большого сожаления, так как в период с 1928 по 1934 год не было успешных примеров такого контроля, за исключением образования Китайской Советской Республики в 1931 году. В тот же самый период наблюдается полный провал тактической линии, проводимой коммунистами в Германии и в других западных странах82.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 5

 

1 Подробный анализ 1929 года см. вкн.: Galbraith The Great Crash.

 

2 Цит. по кн.: Galbraith The Great Crash. P. 6.

 

3Sharp and Kirk.  Contemporary International Politics. P. 368. «Этот закон заставил другие нации принять разнообразные краткосрочные меры, совокупный эффект которых должен был разрушить меры, предпринимаемые каждой отдельной страной для защиты своих экономик, таким образом ставя все страны в еще более худшие условия, чем раньше. Более того... закон о тарифах Смута – Хоули способствовал тому, что мир оказался в самых плохих условиях, какие только можно было представить, особенно в психологическом плане, сделав практически невозможным любое серьезное рассмотрение совместных, долгосрочных мер, принятие которых, возможно, было бы достаточно для спасения положения».

 

4Year Book  of Labour Statistics. 1943 – 1944. P. 250..

 

5Galbraith.  The Great Crash. P. 172.

 

6 См. отчет о достижениях социализма в Истории Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): Краткий курс. С. 320 – 321.

 

7 Часто в коммунистической литературе назывался «антипартийным блоком троцкистов и зиновьевцев». Там же. С. 280 – 285.

 

8 Часто называлась «бухаринско-рыковская антипартийная группа». Там же. С. 291 – 295. Рыков был в то время председателем Совета Народных Комиссаров. Он сменил на этом посту Ленина в советском правительстве.

 

9 Самыми компетентными, но прямо противоположно толкующими события представляются биографии Сталина, написанные Дойчером и Суварини. См.: Deutscher’s Stalin: A political Biography and Souvarine’s Stalin: A Critical Study of bolshevism.

 

10Кун.  КИВД. С. 770.

 

11 Там же. С. 769 – 793.

 

12 Там же. С. 769.

 

13 Там же. С. 770.

 

14 Сращивание означает слияние.

 

15Кун.  КИВД. С. 770.

 

16 Возможно, хороший пример с точки зрения Коминтерна «сращивания» экономики и политики – политическая организация германского бизнеса во время правления нацистов и преобразование ее в иерархическую структуру, действующую как две организации в составе одной: как самоуправляющаяся организация и как орган государства. См.: Neumann.  Behemoth. С. 201. «С юридической точки зрения организации выполняли двоякую задачу, как и любой орган с самоуправлением в германском праве. Они выполняли функции самоуправления и также государственные функции, которые были делегированы им властями».

 

17 Инпрекор. 1928. 25 февраля. С. 214.

 

18 См.: Neumann.  Behemoth. С. 181 – 186. Более подробный и правдивый анализ государственного капитализма см. также в заключении исследования американского политолога: Pollock.  State Capitalism: Its Possibilities and Limitations», Study in Philosophy and Social Science, IX, 200 – 225. По его мнению, «государственный капитализм» – более правильный термин, чем «управленческий капитализм», «административный капитализм», «неомеркантилизм», «государственный социализм» и т. д., для определения той формы капитализма, при которой «государство берет на себя важные функции частного капитализма» и при котором «получение процентов с прибыли все еще играет важную роль». Там же. С. 201. Государственный капитализм, который может быть либо тоталитарным, либо демократическим, не является социализмом. Однако он отличается от капитализма по крайней мере двумя ключевыми вопросами: 1) автономный рынок лишается функции управления, которая заменяется системой прямого управления; 2) эта система управления передается государству, которое использует старые и новые методы, включая «псевдорынок» для того, чтобы регулировать производство и потребление.

 

19Кун.  КИВД. С. 12.

 

20 Там же.

 

21 Там же.

 

22 Боркенау утверждает, что качание Коминтерна влево в 1928 «году произошло по причине внутрипартийной фракционной борьбы в России, и ни по какой другой причине». European Communism. С. 72.

 

23 Доклад Сталина опубликован в X томе его Полного собрания сочинений. Его замечания по третьему периоду находятся на с. 271 – 291. Речь Бухарина можно найти в «Инпрекоре». 1927. 29 декабря и 1928. 5января.

 

24 См., например: Куусинен О.В.  Новый период и поворот в политике Коминтерна (под руководством тов. Сталина) // КИ. 1930. 24 января. С. 3 – 19; изамечания Вильгельма Пика на VII конгрессе Коминтерна. VII конгресс С. 17.

 

25Сталин.  Сочинения. Т. XII. С. 19 – 26.

 

26 На десятом пленуме главными докладчиками были Мануильский, Молотов, Куусинен и Тельман. Эти четверо могли бы временно составить квадрумвират в верхах Коминтерна; они признали коллективный характер своей работы. См.: На подъеме (Итоги X пленума ИККИ) // КИ. 1929. 31 июля. С. 3. Мануильский выступил с яростными нападками на Бухарина.

 

27 Среди главных лиц Коминтерна, осужденных как правые уклонисты, были помимо Бухарина Сера (Италия), Хамберт Дроз (Швейцария) и Гитлоу (США). Все четверо были исключены в июле 1929 года из президиума ИККИ. По мнению сталинского большинства Коминтерна, общими грехами всех этих лидеров правого уклона была переоценка силы капитализма в третий период и недооценка возможностей коммунистической революции.

 

28 Этот обвинение довольно некорректно. Бухарин открыто предсказывал войны и бедствия капитализма в своей речи на XV съезде ВКП(б). См.: XV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): стенографический отчет. С. 57. Боркенау заблуждается, утверждая, что согласно Бухарину «третий период означал, что капитализм находился в состоянии большого экономического подъема, и это свидетельствовало о его успехах, в соответствии с довоенными взглядами (Мировой коммунизм. С. 336). Далее он утверждает, что «для того, чтобы добиться полного краха Бухарина и его сторонников, была создана военная обстановка» (Там же. С. 337). Но «военная обстановка» уже была создана в 1927 году, и сам Бухарин на VI конгрессе неоднократно настойчиво говорил об опасности войны.

 

29 «Ошибки» Бухарина, как в СССР, так и в Коминтерне, были описаны в резолюции пленума, в результате чего он был лишен возможности работать в Коминтерне. См.: Кун.  КИВД. С. 911 – 912.

 

30 Правильная оценка подлинной позиции Бухарина по этим вопросам – дело будущего. Ее можно дать после тщательного изучения его сочинений, начиная с книги «Экономика переходного периода», опубликованной в 1920 году. Такой анализ не входит в предмет данного исследования. Выводы, основанные лишь на сочинениях и речах Бухарина, как руководителя Коминтерна, были бы неполными и рискованными. Бухарин не был независим в своих взглядах на VI конгрессе Коминтерна, и его проект тезисов о международной ситуации (автору этот источник был недоступен) получил двадцать поправок от делегатов конгресса от СССР. См.: Сталин Сочинения. Т. XII. С. 20. Полный список трудов Бухарина см.: Sidney Heitman An Annotated Bibliography of Nikolai I. Bukharin’s Published Works. Colorado: Fort Collins, 1958.

 

31Кун.  КИВД. C. 876 – 881.

 

32 Инпрекор. 1929. 28 мая. С. 544.

 

33 Там же. С. 546.

 

34 Там же. 28 августа. С. 917.

 

35 Там же. С. 930.

 

36Кун.  КИВД. С. 915.

 

37 Инпрекор. 1930. 20 февраля. С. 125 – 126.

 

38XI пленум.  Т. I. С. 5.

 

39XII пленум.  Т. III. С. 163.

 

40XII пленум.  С. 589.

 

41 Там же. С. 4.

 

42Socialism  Victorous. P. 299.

 

43 См. недавнее свидетельство о такой практической помощи в работе: Nollau Die Internationale. P. 133 – 150.

 

44 Сталин (к пятидесятилетию со дня рождения) // КИ. 1929. 31 декабря. С. 7 – 12. «Первый раз было заявлено, что Сталин сыграл самую важную роль в создании программы: точность соблюдения марксистско-ленинской теории при редактировании Сталиным программы... привела к тому, что едва ли кто-либо свернувший с марксистско-ленинского пути преуспел бы в том, что ухватился бы за ту или иную «неясную» формулировку в программе». Там же. С. 12.

 

45 Идеологические ошибки и пробелы при проведении решений XI пленума ИККИ // КИ. 1932. 20 февраля. С. 23.

 

46Мартынов А.  Как Ленин в эпоху первой революции боролся за ее «перерастание» и против центризма // КИ. 1931. 30 декабря. С. 21.

 

47 Единственное «расширенное» заседание президиума, о котором имеется отчет.

 

48Кун.  КИВД. С. 947 – 951.

 

49 Там же. С. 995.

 

50 Новая победа мирной политики СССР – новые успехи мирового пролетариата // КИ. 1932. 10 декабря. С. 3 – 11.

 

51Кун.  КИВД. С. 990 – 991.

 

52Рейнберг.  Некоторые уроки вооруженного восстания на Востоке // КИ. 1928. 29 июня. С. 75. Курсив автора.

 

53Кун.  КИВД. С. 799.

 

54XIII пленум.  С. 594.

 

55 См.: Кун КИВД. С. 755 – 763.

 

56 Там же. С. 782.

 

57XII пленум.  Т. III. С. 165.

 

58XIII пленум.  С. 21.

 

59XII пленум.  Т. III. С. 165.

 

60 Тезисы по этому вопросу, иллюстрирующие надлежащим образом вопрос о профсоюзах в этот период, см.: Кун.  КИВД. С. 782 – 783, 888 – 908, 921 – 925, 982 – 990.

 

61XIII пленум.  С. 312.

 

62Кун.  КИВД. С. 884 – 888, 921 – 923.

 

63 Там же. С. 963 – 964, 976 – 979.

 

64 Там же. С. 959.

 

65 Инпрекор. 1933. 9марта. С. 261 – 262.

 

66 См.: Инпрекор. 1933. 31 марта.

 

67 Там же. 28 апреля. С. 427 – 428.

 

68 Там же. 1934. 5января. С. 15.

 

69 Самое последнее и самое подробное описание этого сотрудничества и его провала см.: Brandt Stalin’s Failure in China, 1924 – 1927.

 

70 См. интересную дискуссию о «пролетарской гегемонии» в великолепной работе: Schwartz Chinese Communism and the Rise of Mao. P. 113 – 115. По утверждению Шварца, эта фраза «означает, что только одному пролетариату дается отдельный политический голос... это означает, что только коммунистическая партия может и должна захватить высоты политической власти» (Там же. С. 113 – 114). Это утверждение отождествляет гегемонию с диктатурой, и оно, безусловно, применимо к ситуации, последующей за захватом власти. Перед захватом власти такое определение гегемонии кажется слишком сильным.

 

71Кун.  КИВД. С. 43.

 

72 См. например, резолюцию по китайскому вопросу, принятую на шестом пленуме ИККИ в 1926 году. Кун.  КИВД. С. 619 – 623.

 

73 Гоминьдан в Китае в точности является той специфической китайской организационной формой, в которой пролетариат сотрудничает напрямую с мелкой буржуазией и крестьянством. «Вопросы Китайской революции», принятые на восьмом пленуме ИККИ в мае 1927 года. См.: Кун.  КИВД. С. 723.

 

74 Там же.

 

75 Первые советы в Китае были созданы в 1927 году.

 

76 Предыдущие параграфы основаны на этих тезисах. См.: Кун.  КИВД. С. 456 – 460.

 

77 Историю Китайской Советской Республики с самого ее основания до ее официального роспуска в 1937 году см.: North.  Moscow and Chinese Communists. C. 147 – 180 и McLane. Soviet Policy С. 5 – 100.

 

78Кун.  КИВД. С. 905.

 

79 Там же. С. 959 – 960.

 

80 Там же. С. 981, 992.

 

81Borkenau.  World Communism. P. 374. См. эту основную и бесценную работу, здесь и далее, посвященную истории Коминтерна в эти годы.

 

82 Историю коммунизма в Германии с 1929 по 1933 год см. вподробном исследовании: Flechtheim.  Die Kommunistische Partei Deutschlands in der Weimarer Republik. C. 150 – 184. Флехтайм указывает на то, что Коммунистическая партия Германии в 1932 и 1933 годах предложила совместные действия другим партиям и организациям (единый фронт «сверху») против нацистов. Такие предложения поступили слишком поздно, не внушали доверия и не привели ни к каким результатам. Там же. С. 178. См. также: Anderson.  Hammer or Anvil. C. 127 – 159.

 

Глава 6

 

ПОДГОТОВКА: СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА, 1935 – 1939

 

Пять лет, предшествовавшие Второй мировой войне, стали последними мрачными годами перемирия между войнами. Стабильность, закон и мир быстро уступали место насилию, агрессии и войне. Как в коммунистическом, так и в некоммунистическом мире выражение «человек человеку волк» поддерживалось всеми, что было крайне неприятно. Жестокость фашистов в нацистской Германии и коммунистический террор в Советской России были самыми крайними проявлениями безрассудности человека. Одно большое противоречие между двумя мирами стало очевидным к 1939 году: отсутствие единства пронизывало капиталистический лагерь, а в СССР в большей степени, чем когда-либо, наблюдался тоталитаризм.

 

Взгляд на этот период

 

Ситуация в некоммунистическом мире.  Возможно, самой значительной особенностью 30-х годов XX века был заметный и повсеместный поворот от демократии к диктатуре. К 1935 году почти во всей Центральной и Центрально-Восточной Европе к власти стали приходить правые. В Испании, где гражданская война продолжалась с 1936 до 1939 года, снова победил фашизм. В Восточной и Северной Европе, в Чехословакии, в Соединенных Штатах и в британских доминионах демократические институты продолжали существовать, хотя во Франции иногда подвергались опасности. Становилось все труднее поддерживать политическую стабильность в той стране, где сменявшие друг друга правительства пытались справиться с финансовыми проблемами и угрозой со стороны агрессивной Германии. Среди главных капиталистических стран Соединенные Штаты и Великобритания наилучшим образом поддерживали свои демократические системы.

 

Великая депрессия, начавшаяся в 1929 году, вызвала проблемы во всех странах некоммунистического мира перед началом Второй мировой войны. Безработица, финансовый хаос, депрессия в сельском хозяйстве продолжали наводнять мир. Сравнительно небольшой подъем в области промышленного производства отмечался только в 1937 году по сравнению с 1929 годом. Столкнувшись с постоянными экономическими проблемами, государства продолжали прибегать к усилению правительственного контроля в экономике своих стран.

 

Международная политика в этот период сталкивалась с неудачными и временами с нерешительными усилиями тех стран, которые желали сохранить статус-кво против агрессивно-настроенных стран – Италии, Германии и Японии. Советская Россия и Соединенные Штаты, в прошлом немного изолированные, обратили усиленное внимание на международный дисбаланс сил в мире. В ухудшающейся политической ситуации среди американской нации преобладали настроения изоляционизма, а не желание играть главную роль в мире. С другой стороны, Советский Союз изменил свою позицию, встав на путь обеспечения коллективной безопасности и решения международных проблем мирными средствами. Вступив в Лигу Наций в 1934 году, пытаясь найти выход из безвыходного положения по созданию системы безопасности в Восточной Европе, он подписал два договора (пакта) – один с Францией, другой с Чехословакией – в мае 1935 года.

 

Для агрессивных государств этот период был успешным: Италия в Эфиопии, Япония в Китае, Германия в Австрии, Чехословакии и потом в Польше. Используя инцидент на границе в 1934 году, на следующий год Италия захватила Эфиопию с принадлежащей итальянцам Сомали, несмотря на неодобрение и применение Лигой Наций экономических санкций, пренебрегла мнением всего мира и безжалостно лишила независимости своего слабого соседа. В июле 1937 года японские силы атаковали китайские военные силы около моста Марко Поло в Пейпине, и таким образом Япония начала длительную необъявленную войну, которая закончилась через восемь лет в связи с окончанием Второй мировой войны. В Европе Гитлер захватил Австрию в марте 1938 года, заставив Францию и Англию сохранять политику умиротворения на конференции в Мюнхене в сентябре 1938 года, в то время как он захватил большие территории Чехословакии и в марте 1939 года завершил разрушение этого государства. Агрессивным силам слабо сопротивлялись. Мемель и Албания оказались последними довоенными жертвами.

 

Советский Союз наиболее остро ощущал провал политики коллективной безопасности во время Мюнхенской конференции, на которую он не был приглашен. Государственные деятели на Западе не доверяли советским обещаниям помочь Чехословакии, оспаривали эффективность советских вооруженных сил из-за проведенной чистки в ее рядах на процессах 1937 года и вообще сомневались, сможет ли страна, руководимая коммунистами, быть надежным партнером в противостоянии Гитлеру. Также некоторые с удовлетворением рассматривали перспективу расширения Германии за счет Советского Союза. В течение 1939 года советские лидеры пошли на сближение с нацистской Германией в качестве альтернативы коллективной безопасности. Появившийся в результате этого договор между Германией и Советским Союзом (Советско-нацистский пакт), подписанный в 1939 году, был самым циничным проявлением того, насколько опасным было состояние дел в мире и какой опасности подвергалась демократия.

 

Ситуация в Советском Союзе.  Два главных события выделяются в истории Советского Союза этого периода. Одно – продолжающийся впечатляющий рост экономики, особенно промышленности. Успешно завершилась первая пятилетка, затем последовала вторая и третья. Советские лидеры главный акцент делали на производстве средств производства, а не товаров народного потребления. Заявив в 1934 году на XVII съезде ВКП(б), что социализм построен, советское руководство в 1939 году посчитало, что страна находится на пути к коммунизму.

 

Другим важным событием была дальнейшая консолидация личного правления Сталина. После убийства члена политбюро Кирова в декабре 1934 года начался период жестоких арестов и чисток без суда и следствия. Самыми крайними проявлениями этой кровавой резни были «большие чистки» 1936, 1937 и 1938 годов. Большинство из самых выдающихся «старых большевиков» Октябрьской революции 1917 года и Гражданской войны 1918 – 1921 годов стали жертвами этих чисток. Зиновьев и Бухарин, бывшие лидеры Коминтерна, возможно, были самыми известными. Троцкий, находившийся в изгнании, был заочно  приговорен к смертной казни. Более 50 процентов высших офицеров Красной армии были уничтожены в результате чисток1. Не ограниченное никем, диктаторское правление Сталина было более террористическим, чем когда-либо. Конституция Сталина 1936 года, провозглашенная как самая демократическая в мире, на практике не предложила никаких ограничений деспотизму Сталина. Но, оставив вопрос о личном правлении Сталина, можно отметить, что власть и функции Советского государства очень укрепились в эти годы и оказывали большое воздействие, как положительное, так и отрицательное, на жизнь каждого советского гражданина.

 

Взгляды Коминтерна

 

Оценка Коминтерном мирового капитализма: угроза войны.  В период с 1928 по 1934 год в своем анализе ситуации в «капиталистическом мире» Коминтерн делал акцент на экономических, а не на политических факторах. В следующий период с 1935 по 1939 год отмечается резкий поворот: политические факторы становятся главными и остаются таковыми все эти годы. Причина такой озабоченностью политикой, а не экономикой может быть во многом объяснена тем фактом, что более серьезная угроза безопасности СССР становится тогда все более очевидной. Такой угрозой была нацистская Германия, чьи лидеры не делали никаких усилий, чтобы скрыть свое желание завоевать и эксплуатировать «родину социализма».

 

Однако Коминтерн также продолжал говорить об экономических трудностях мира капитализма и повторил некоторые знакомые понятия. Об этом можно вкратце сказать следующее. Коминтерн регулярно утверждал, что капитализм не мог бы подняться выше той степени стабилизации, которая была достигнута им во второй половине 1920-х годов. В 1935 году было заявлено о том, что не произошло циклического восстановления экономики, как во время капиталистических депрессий, невзирая на то что прошло шесть лет2. В марте 1937 года Варга предсказал, что новый кризис произойдет либо в этом году, либо непременно случится в следующем, 1938 году3. Возрождая старую тему, он отвергнул замечание о том, что капиталистическая экономика в таком случае могла бы стать плановой, с тем чтобы предотвратить кризис4. Капитализм при правлении буржуазии не способен, по его словам, самоорганизоваться с тем, чтобы стать жизнеспособной системой.

 

Более широкая дискуссия была посвящена фашизму, который согласно теории Коминтерна всегда рассматривался как доказательство капиталистической нестабильности. Фашизм, как утверждалось, указывал на существование слабости и паники среди правящих кругов, которые более не могли контролировать дела «обычными» средствами. На тринадцатом пленуме ИККИ в 1933 году фашизм был назван «открытой террористической диктатурой наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала... »5. Димитров поддержал эту интерпретацию на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году. Но на тринадцатом пленуме во время предшествующего периода Коминтерн видел решения проблемы фашизма в незамедлительной борьбе за «пролетарскую революцию» и разрушение капиталистической системы, Димитров должен был выработать новое определение, обеспечивающее победу над фашизмом в рамках самой капиталистической системы. Программа Димитрова, в которой приводились основные направления стратегической линии в 1935 – 1939 годах, будет исследована ниже. Но важно отметить, что Коминтерн в этот период проводил значительное различие между буржуазной парламентской демократией, буржуазным правлением и фашистской диктатурой. Это различие, как мы уже видели, в предшествующий период не проводилось.

 

Если Коминтерн стал понимать, что между традиционной формой буржуазного правления и фашистскими диктатурами существовало качественное различие, в международной политике он также начал различать роль агрессивных фашистских государств (Германия, Италия и Япония) и неагрессивных капиталистических государств (Британия, Франция, Соединенные Штаты и другие). Не все международные альянсы империалистических государств рассматривались одинаково отрицательно. Различие начало проявляться в начале 1934 года, когда «Инпрекор» перепечатал речь Литвинова перед ВЦИК (Центральным исполнительным комитетом), в которой он указал, что не все капиталистические государства всегда испытывают желание воевать6. Государства, хотя и империалистические, могут на время стать пацифистскими в тот или иной период. Вскоре Германия и Япония были названы главными подстрекателями войны7.

 

К 1935 году в документах Коминтерна стало говориться о непримиримой борьбе между «поджигателями войны» – силами мирового фашизма (фашистские диктатуры и движения) и антифашистскими силами. В антифашистские силы входили коммунистические партии, СССР, международный пролетариат и другие элементы «эксплуатируемых масс» и при определенных условиях не настроенные агрессивно государства, социал-демократические партии и разнообразные слои буржуазного класса8.

 

Часть концепции о гигантской всемирной борьбе между силами мира и силами войны – не что иное, как отказ Коминтерна от взглядов на институты буржуазного общества, которых он придерживался ранее. Мы уже отметили новую, но ограниченную оценку Коминтерном традиционной буржуазной демократии. Коминтерн признал и скромную роль Лиги Наций, повторяя известные слова Сталина, выступившего в поддержку Лиги Наций, во время интервью с корреспондентом Уолтером Дюранти9.

 

Коминтерн перешел на такую позицию, когда нейтралитет уже невозможен. Нейтралитет маленьких государств, таких как Скандинавские страны, был, следовательно, признан знаком враждебности по отношению к делу демократии и мира10. Нейтралитет признавался бессмысленным, потому что агрессивные государства стремились не только к колониальным завоеваниям, но и к завоеванию Европы. Так же как и колониальную, антиимпериалистическую войну считали справедливой войной. Димитров заявлял, что для капиталистического государства национальная, антифашистская война также была бы справедливой11.

 

На фоне политической нестабильности в капиталистическом мире Коминтерн продолжал говорить в период между 1934 и 1939 годами о «назревании» новых «подъемов» в революционном движении12. Однако надо отметить одну важную деталь: Коминтерн не требовал того, чтобы нестабильность в мире капитализма была использована для достижения ближайших целей захвата власти коммунистами, поменяв их на более скромные, но временные цели. Эти новые направления в стратегии и тактике Коминтерна будут рассмотрены далее.

 

Оценка Коминтерном роли КПСС и СССР в мировой революции.  Охарактеризовав взгляды Коминтерна по вопросу о главных чертах капиталистического мира, мы можем сейчас обратиться к оценке Коминтерном роли КПСС И СССР в этот период.

 

1. Личная роль Сталина.  На VII конгрессе Коминтерна в 1935 году лесть перед Сталиным была откровенной, ничем не прикрытой. Его превосходство в Коминтерне еще более, чем когда-либо, получило признание от спикеров. Практически в каждой речи высказывалось уважение к Сталину. Он сам, хотя и был советским делегатом конгресса и был переизбран в ИККИ, не обратился с речью к делегатам13.

 

Позднее Сталину была приписана заслуга в разработке основных направлений новой генеральной линии, провозглашенной VII конгрессом, которой следовали в течение последующих четырех лет14. Однако можно отметить, что не проводилось никакой кампании, чтобы предать гласности роль Сталина. На VII конгрессе Сталин лично не отождествлял себя с новой линией – созданием «антифашистского народного фронта» (что будет обсуждено нами далее). Но генеральный секретарь Коминтерна Димитров заявил об этом.

 

Среди публикаций Сталина в этот период, получивших широкое распространение среди коммунистических партий мира, была «История Всероссийской коммунистической партии (большевиков): Краткий курс»15. Эта работа, приписываемая Сталину вплоть до его смерти, в действительности была написана комиссией ЦК партии, о чем было заявлено Хрущевым в его «секретном» докладе на XX съезде КПСС16.

 

Другое сочинение, которому придавалась особая важность в деле руководства коммунистами, было сочинение Сталина «Об основах ленинизма», которое Бела Кун назвал руководством для большевизации Коминтерна и его секций17. Мануильский на VII конгрессе Коминтерна также охарактеризовал его как руководство для пролетарских революционеров во всем мире18. Эта главная работа Сталина появилась в 1924 году. Речи Сталина перед членами ВКП(б) были обязательными для чтения всеми коммунистическими партиями – членами Коминтерна19.

 

В своем важном обращении к VII съезду по случаю сороковой годовщины со дня смерти Фридриха Энгельса Мануильский назвал Сталина теоретиком этапа построения социализма, последовавшего за «пролетарской» революцией. Его вклад в теорию этого переходного этапа на пути к коммунизму превосходил вклад Маркса, Энгельса и Ленина. Мануильский говорил, что ни в «Критике готской программы» [Маркса], ни в работах Энгельса, ни у Ленина в работе «Государство и революция» не поднимались те конкретные проблемы первого этапа строительства коммунизма, которые с величайшей смелостью и глубиной были подняты Сталиным20.

 

Роль Сталина как советского государственного деятеля превозносилась в публикациях Коминтерна за так называемую сталинскую Конституцию 1936 года. Определенные демократические статьи этой Конституции, обеспечивающие всеобщее избирательное право и тайное голосование, прекрасно сочетались с антифашистской борьбой, проводимой Коминтерном, за учреждение демократических институтов. Сталин стал играть новую роль не просто лидера «трудящихся масс», а лидера прогрессивного человечества, борющегося с фашизмом. Изменение в терминологии – один из примеров инноваций в области терминологии, используемой Коминтерном в этот период.

 

Судебные процессы во время «большой чистки» в Советском Союзе в 1936, 1937 и 1938 годах получили широкое освещение в «Инпрекоре». Полное одобрение в периодических изданиях Коминтерна официальных объяснений чисток, даваемых советским руководством, показывает готовность Коминтерна принять методы Сталина для устранения оппозиции. Нет необходимости добавлять, что таким образом нарисована ясная картина понимания Коминтерном сталинской демократии.

 

2. Ценность советского большевистского опыта.  В этот период с готовностью были подтверждены традиционные оценки универсальной применимости советского большевистского опыта, превосходство ВКП(б) по сравнению с другими коммунистическими партиями и ее методологический и вдохновенный вклад в дело руководства социализмом в Советском Союзе. Учение Маркса и Энгельса, заявлял Мануильский на VII конгрессе, правит, не вызывая никаких возражений, на шестой части суши, поддерживаемое мощным государством, социалистической экономикой, богатства которой исчисляются миллиардами21. И то же самое учение работало везде. По словам Мануильского, во всех странах это учение разрушает цепи рабов с тем, чтобы они могли опоясать весь мир22. Все же растущий опыт других коммунистических партий не устранял необходимости тщательного изучения российского большевизма. В передовой статье в теоретическом журнале Коминтерна заявлялось: «Естественно, что каждый съезд, каждый пленум Центрального комитета КПСС является для всех секций Коммунистического интернационала событием, которое заставляет их обдумывать снова и снова свои собственные проблемы и пытаться извлечь из опыта великой братской партии практические уроки для себя»23.

 

Помимо подтверждения в уже знакомой нам манере непрерывающейся универсальной ценности советского большевистского опыта, Коминтерн сконцентрировался на советских экономических достижениях и советской Конституции 1936 года как самых важных моментах в этот период. Дальнейшее строительство социализма в СССР демонстрировало, по мнению Коминтерна, как могли бы быть решены практические проблемы. СССР, прокладывая путь другим коммунистическим партиям, в действительности облегчал будущую работу этих партий после того, как они сами завоюют власть. Советский социализм также оказывал непосредственную помощь мировой революции тем, что он оказывал вдохновляющее воздействие на рабочих и «тружеников» всего мира. Для этих людей социализм не просто некая волшебно изобретенная доктрина, доктрина, которая должна все еще быть проверена опытом; он уже существует на обширной территории, простирающейся от реки Березины до Владивостока24. В манифесте Коминтерна по случаю двадцатой годовщины большевистской революции заявлялось, что «победа социализма» в СССР «наполняет трудящиеся массы капиталистических стран пламенным энтузиазмом». Пролетарии, крестьяне и «трудовая интеллигенция» становились уверенными, что их спасение лежит только в том пути, который уже проложен большевистским опытом25. Такая вера, как заявлял манифест, продолжила бы расти по мере возрастания экономической мощи СССР.

 

По мнению Коминтерна, точно такое же влияние на трудящихся всего мира оказало принятие новой советской Конституции 1936 года. Решение расширить «пролетарскую демократию путем введения равного и прямого избирательного права и тайного голосования» было «мощным оружием, которым коммунистические партии в капиталистических странах могут воспользоваться в их борьбе против фашизма»26. Слова Сталина о международном революционном значении новой советской Конституции были перепечатаны в «Инпрекоре»27. В материалах Коминтерна много раз проводилось сравнение «советской демократии» и «фашизма» в капиталистических странах.

 

3. Влияние СССР на некоммунистические государства.  В период с 1935 по 1939 год главное влияние СССР на внешний мир, по мнению Коминтерна, сводилось к большому влиянию на дело мира и к сдерживанию агрессивных государств. Этот сдерживающий фактор, как полагал Коминтерн, объяснялся двумя причинами: способностью СССР вести войну и страхом агрессоров, что война против Советского Союза будет означать революцию в их собственных странах.

 

О большой способности Советского Союза вести войну хвастливо заявлялось снова и снова. Манифест ИККИ по случаю двадцать первой годовщины большевистской революции назвал Красную армию «самой сильной армией в мире» и напомнил аудитории о победах, одержанных Красной армией над японской армией вблизи озера Хасан в 1938 году28.

 

Аргумент, что агрессоры воздержались от нападения на СССР из-за опасения, что внутри их стран вспыхнут революции, был не нов, но к нему было добавлено то, что в конце 1930-х годов Коминтерн представил СССР защитником не только мировой революции, но также и всех «миролюбивых», «антифашистских» или «демократических» сил в мире. Утверждалось, что большие массы людей, выходящие за категории рабочих и «тружеников», такие как широкие слои буржуазии, теперь смотрели на СССР как на лидера в антифашистской борьбе. Нападение на СССР вызвало бы враждебное отношение к агрессору не только со стороны тех, кто хотел установления социализма, но также и тех, кто был предан демократии (при капитализме)29.

 

Важное значение СССР в деле поддержания мира и отсрочки начала войны, по мнению Коминтерна, заключалось в выигрыше времени, в течение которого революционные силы в мире могли бы стать сильнее. В этом смысле любой сдерживающий фактор, оказываемый СССР на капиталистические государства, отвечал интересам мировой революции.

 

Использование советских вооруженных сил от имени мировой революции не было предусмотрено Коминтерном, за исключением лишь того случая, когда в мирное время будет совершено нападение на СССР. Солдат Красной армии понимал, что, защищая СССР, он боролся за общее дело рабочего класса всех стран мира30. Таким образом, Красная армия изображалась как сила, предназначенная для защиты Советского Союза и только косвенно для защиты мировой революции. Можно заметить, что в этот период Коминтерн широко публиковал интервью Сталина – Говарда в марте 1936 года, во время которого Сталин сказал: «Экспорт революции не имеет смысла»31. Один член ИККИ высказался более подробно: «Утверждение о том, что Советский Союз и его Красная армия поставили перед собой задачу экспорта революции в Европу, относится к самым грязным пропагандистским изобретениям немецкого фашизма» 32.

 

Только в случае нападения на СССР советские вооруженные силы должны были взять на себя революционную миссию за пределами СССР. После того как СССР подвергся бы нападению, Красная армия не только сокрушила бы захватчиков «на своей собственной территории», но и продемонстрировала бы миру, как она выполняет «международные задачи», помогая освобождать тех, кто оказался в фашистском рабстве33.

 

Вышеупомянутые утверждения, кажется, серьезно ограничивают возможность использования советских вооруженных сил в интересах мировой революции, потому что для начала такой деятельности военные должны были ждать нападения на СССР. Это обстоятельство нужно, однако, рассмотреть в свете внешней политики СССР в этот период. Коминтерну трудно было бы в этот период заявлять о положительной роли наступления советских вооруженных сил. Конечно, о такой положительной роли ясно заявлено в материалах, получивших самое широкое одобрение Коминтерна, а именно в сочинениях и речах Ленина и Сталина. Например, Сталин в работе «Октябрьская революция и тактика российских коммунистов», написанной в 1924 году, повторяет и полностью подтверждает слова Ленина о том, что «победоносный пролетариат» в одной стране мог бы в случае необходимости использовать вооруженные силы против других (капиталистических) государств34. Здесь не говорится о чисто оборонительной роли вооруженных сил.

 

Модель стратегии и тактики

 

В капиталистических странах.  На VII конгрессе Коминтерна, который собрался летом 1935 года, были сформулированы основные характерные особенности этого периода (середина 1934 – осень 1939 года). В своем докладе на конгрессе от имени ИККИ Вильгельм Пик, лидер немецких коммунистов, поднял основной вопрос: каковы перспективы мирового развития и мировой революции?35 Отвечая на него, он в действительности охарактеризовал основные направления политики Коминтерна в последующие четыре года. Он сделал заявление по следующим пунктам: 1) капиталистическая система была «до основания расшатана» Великой депрессией; 2) рост фашизма в капиталистическом мире приблизил мир к войне; 3) СССР «стал самым мощным и самым важным фактором в мировой борьбе за социализм»; 4) соотношение сил в мировом масштабе изменилось в пользу социализма, а капитализм оказался в невыгодном положении; 5) революционный кризис еще полностью не созрел, но назревал во всем мире36. В свете такой благоприятной перспективы Пик и другие лидеры Коминтерна на конгрессе снова и снова подчеркивали, что необходим не скорейший захват власти коммунистами, а подготовка  к более позднему захвату власти. По словам Пика, «никакая социальная система не падет сама по себе, какой бы загнившей она ни была. Она должна быть свергнута. Никакой революционный кризис не может принести победу пролетариату, если пролетариат не сможет организовать эту победу и одержать ее»37. Чтобы убедить всех в необходимости такой подготовки, докладчики на VII конгрессе неоднократно повторяют выдержку из речи Сталина на XVII съезде ВКП(б) в 1934 году, в которой советский диктатор придал особое значение необходимости подготовки к захвату власти. Эти слова Сталина, уже приведенные нами в главе 4 «Предпосылки», с. 123, наиболее часто цитировались на VII конгрессе. В последующие четыре года они пользовались особой популярностью у членов Коминтерна в их стремлении сосредоточить внимание коммунистов на тщательной подготовке  революции.  Таким образом, был отодвинут на далекое будущее захват власти, который должен быть предпринят только после тщательно проведенной, достаточной предварительной работы.

 

Определенные положения, лежащие в основе стратегии и тактики нового периода, противоречили основным положениям стратегии и тактики предыдущего периода. Во-первых, продолжающееся и растущее волнение рабочих и «трудящихся масс», которое могло бы привести к попытке захвата власти, не включалось коммунистами в повестку дня, как раньше; скорее, как это было показано выше, подчеркивалась необходимость подготовки к такой попытке. Во-вторых, было проведено качественное различие между демократией и фашизмом, как двумя формами буржуазного правления; однако демократические права и институты при капитализме, по мнению коммунистов, хотя и не совершенные, тем не менее считались полезными для рабочего класса и всех «тружеников» и должны были защищаться коммунистами и их последователями от нападок фашистов. В-третьих, поражение фашизма больше не требовало полного разрушения капитализма, а только необходимо было провести чистку той системы, в результате которой должна была быть создана «новая демократия». Как будет нами показано дальше, ни одно из этих положений не предполагало, что капитализм в конечном итоге не должен был быть заменен социализмом, хотя ближайшая цель была не разрушение, а чистка капитализма.

 

Затем последовал четырехлетний период в истории Коминтерна, во время которого коммунистическая партия в каждой капиталистической стране, как было предписано, должна была создать широкое, антифашистское, народное движение. Это движение преследовало двойную цель защиты существующих демократических привилегий от любого нападения со стороны фашизма в рамках одной страны и защиты национальной независимости от агрессивных фашистских государств. Более гибкая модель стратегии и тактики пришла на смену довольно жесткой и лишенной гибкости модели, которой придерживались в 1928 – 1934 годах. Много интересных идей и институтов появилось в течение этого антифашистского периода в истории Коминтерна, что будет показано далее.

 

Чтобы не переоценить нововведения этого периода, хорошо бы всегда помнить, что Коминтерн воспринимал новую модель стратегии и тактики как подготовку к окончательному захвату власти коммунистами. Планировавшийся ранее захват власти не был отменен, а только отложен на время. Главный разработчик новой линии, принятой в 1935 году, Димитров заявлял, что «у нас, коммунистов, есть другие конечные цели, помимо защиты демократии... но в борьбе за наши цели мы готовы бороться совместно за любые очередные задачи, которые, когда они будут реализованы, ослабят положение фашизма и усилят положение пролетариата»38. Низвержение мирового капитализма оставалось задачей будущего. Выступая с комментариями по поводу усилий по созданию широкого антифашистского народного фронта, передовая статья в теоретическом журнале Коминтерна в 1938 году подтвердила, что эта борьба «в своем дальнейшем развитии  неизбежно приведет к низвержению загнивающего капитализма» (курсив автора)39.

 

В стратегии и тактике нового периода сохранились основные цели коммунистов, предшествовавшие захвату власти: завоевание поддержки со стороны пролетариата и от определенных непролетарских слоев населения и защита Советского Союза. Но появились новые формы деятельности с целью достижения этих постоянных целей, так же как и новые временные цели защиты демократии и национальной независимости от фашизма. Эти новые формы – рабочий или народный фронт, правительство народного фронта и демократия нового типа. В дополнение к ним новая стратегия предусматривала также создание единого фронта «сверху».

 

Напомним еще раз, что понятие единый фронт «сверху» было старым и означало совместные усилия рабочего класса с целью достижения временных целей посредством заключения временных соглашений с социал-демократическими и «реформистскими» лидерами пролетарского движения. Возрождение этого типа единого фронта казалось коммунистам катастрофой, так как означало отклонение от тактики 1928 – 1934 годов, направленной против социалистов.

 

Оправданием этого нового отношения к лидерам социал-демократии могла послужить лишь ориентация на левое, прокоммунистически настроенное крыло в рядах социал-демократов, и это должно было в полной мере использоваться коммунистами. Однако, по мнению Коминтерна, все еще оставалось правое крыло социал-демократии, которое не желало отказываться от сотрудничества с буржуазией40. Требованием, которое выдвигал Коминтерн по созданию единого фронта с социал-демократическими лидерами, была активная борьба, направленная «против фашизма, против наступления капитала, против угрозы войны, против классового врага» 41. Однако не выдвигалось требование о том, чтобы социал-демократы приняли концепцию коммунистов о пролетарской революции и диктатуре пролетариата. Как можно заметить, тактика единого фронта не требовала от коммунистов отказа от публичной критики «реакционных» секций социал-демократии42, и при этом она не означала, что коммунисты должны были оставить «свою независимую работу в сфере коммунистического образования, организации и мобилизации масс»43.

 

Народный фронт – еще более широкое движение, основанное на базе единого рабочего фронта, но включающее также крестьянство, мелкую буржуазию, интеллигенцию – все слои, которые на деле приняли программу борьбы с фашизмом. В период с 1935 по 1939 год народный фронт был фронтом сверху,  то есть он был основан на соглашении между коммунистами, социалистами и буржуазными партийными лидерами44.

 

Правительство народного фронта45 было самым смелым и новым понятием. Оно рассматривалось как правительство, основанное на широком антифашистском народном движении; коммунистические партии могли бы участвовать в этом правительстве наряду с другими партиями, входящими в народный фронт. Это понятие не было синонимично с понятием «диктатура пролетариата» и должно было появиться, если использовать фразу Димитрова, «накануне» захвата власти коммунистами. Оно должно было стать прежде всего «правительством борьбы против фашизма и реакции»46.

 

При каких условиях, как это было задумано Коминтерном, могло бы возникнуть такое правительство? Димитров полагал, что там, где мог бы развиться умеренный политический кризис с тем, чтобы коммунисты могли использовать его ограниченно, но не до той степени, когда коммунисты могли бы захватить власть. Три главных условия для формирования правительства народного фронта были названы Димитровым: буржуазный государственный аппарат уже должен быть «дезорганизован и парализован»  до такой степени, что буржуазия не смогла бы предотвратить формирование такого правительства; «широкие массы» должны были быть в состоянии неистово восстать против фашизма и реакции, хотя не готовы  были к восстанию под руководством коммунистической партии за победу советской власти ; и «значительное большинство» рядовых членов партий, входящих в народный фронт, должно было разделять точку зрения о «безжалостных мерах, направленных против фашистов и других реакционеров» в то же самое время сотрудничая с коммунистами и против антикоммунистических секций в своих собственных партиях47.

 

Замечательное в понятии «правительство народного фронта» – это то, что оно упраздняло исключительность коммунистов по отношению к другим партиям и к предреволюционным правительствам. Оно также разрешало коммунистам входить в состав правительства, при определенных условиях, перед  захватом власти коммунистами. Выдвинутое Димитровым условие о промежуточном кризисе, обычно имевшем место перед подлинной революционной ситуацией (что обсуждалось нами в главе 4 как предпосылка захвата власти коммунистами), разрешало коммунистам действовать в рамках  предреволюционной правительственной структуры, а не за ее пределами прежде чем будет предпринята окончательная попытка захвата власти коммунистами. Новая модель политической деятельности коммунистов позволяла использовать до настоящего времени не использованную поддержку масс и открывала новые пути к захвату власти коммунистами48.

 

В функцию правительства народного фронта не должно было входить разрушение капитализма, но она предусматривала очистку капитализма от «фашизма» и «экономической основы фашизма». Результатом должна была явиться «демократия нового типа»49, занимающая промежуточное положение между буржуазной демократией и советской демократией. Экономические реформы, о которых позднее говорилось в различных программах разных стран, предполагали, что «демократия нового типа» должна была стать своего рода государством всеобщего благоденствия и включала такие реформы, как ограниченная национализация экономики, налоговые реформы за счет богачей, восьмичасовой рабочий день, минимальная заработная плата, социальное страхование и раздача земли бедному и безземельному крестьянству50.

 

Эти новые понятия и институты не появились внезапно. Период с начала 1934 года до VII конгресса Коминтерна, состоявшегося в середине 1935 года, может быть рассмотрен как переходный период между сектантством более раннего периода (1928 – 1934 годы) и антифашистским периодом 1935 – 1939 годов51. Эта последовательность стадий в переходный период характеризуется следующими особенностями: 1) переходом от единого фронта снизу к единому фронту сверху, в то время как цель низвержения капитализма остается неизменной; 2) развитием самого понятия народного фронта; 3) изменением ближайшей цели: низвержение капитализма заменено на понятие «чистка» и 4) расширением понятия «правительство народного фронта», в котором могли бы участвовать коммунисты. После того как Димитров произнес свою речь на VII конгрессе в 1935 году, переходный период был в значительной степени завершен52.

 

Позиция защиты буржуазной демократии, недавно занятая Коминтерном, носила условный и временный характер и была тесно связана с вновь возникшим интересом к определенным национальным традициям, а также служила оправданием Коминтерном оборонительных войн со стороны неагрессивных капиталистических государств для отражения нападения агрессивных капиталистических государств. Открытие в национальной «буржуазной» традиции достойных внимания элементов привело к некоторым интересным проявлениям коммунистического патриотизма. Французские коммунисты эксплуатировали «принципы 1789 года»; американские коммунисты – наследие Вашингтона, Джефферсона и Линкольна. Готвальд, будущий коммунистический президент Чехословакии, объединил классовую борьбу с наследием национального движения чехов следующим образом: «Когда чешская нация достигала вершины своей славы? В дни хусситов  во время совершения ими революции, когда в плебейской манере они свели счеты с чешскими лордами!» 53 Прониклись ли коммунисты национальными идеями? До некоторой степени да. Как заявлял в 1935 году Димитров, коммунисты были «непримиримыми противниками в принципе  буржуазного национализма во всех его формах. Но мы не сторонники национального нигилизма» 54.

 

Войны между капиталистическими государствами прежде расценивались как «несправедливые» войны, в которых у пролетариата и «тружеников» вообще не было никаких причин бороться за защиту национальных интересов. Их деятельность в таких случаях должна была быть направлена на гражданскую войну, то есть, на низвержение буржуазии в каждой стране. Коминтерн придерживался новой тактики, разработанной на VII конгрессе, до начала Второй мировой войны. Она гласила, что войны для защиты национальных интересов были возможны и среди капиталистических государств и что пролетарии должны были защищать свою страну (хотя она находилась под буржуазным правлением) от нападения агрессивного государства. Согласно решению VII конгресса, по сообщению Эрколи о войне: «Коммунист должен показать, что рабочий класс продолжает последовательную борьбу для защиты национальной свободы и независимости всего народа». Резолюция далее гласила:

 

«Если какое-нибудь слабое государство подвергнется нападению со стороны одной или более крупной империалистической державы, которая хочет уничтожить его национальную независимость... война, которую ведет национальная буржуазия этой страны для отражения нападения, может принять характер освободительной войны, и в нее должны вмешаться рабочий класс и коммунисты этой страны. Продолжая непримиримую борьбу по охране экономических и политических прав рабочих, трудового крестьянства и национальных меньшинств, задача коммунистов данной страны заключается в том, чтобы в то же самое время находиться в передних рядах борцов за национальную независимость и вести освободительную войну до конца»55.

 

Фундамент ленинизма был подведен под такую тактику. Указывалось, что Ленин говорил не только о возможности национальных войн против империализма даже в Европе, но также и о революционном характере таких войн и об обязанности рабочего класса по защите национальной свободы в таких войнах56. Таким образом, Коминтерн побуждал не только на словах к национальной независимости. Сопротивление агрессору стало самым важным политическим вопросом этого периода57.

 

Очевидно, следовало бы ожидать в материалах Коминтерна использование лексики, в корне отличающейся от предыдущего периода. Слова «пролетарская революция», «диктатура пролетариата», «социал-фашист» и другие основные коммунистические термины в конце 1930-х годов все чаще вытеснялись менее специфическими словами коммунистического словаря, в котором заметно преобладали такие термины, как «антифашизм», «демократия», «независимость», «мир» и «справедливость». Не следует полагать, что словарь Коминтерна изменился полностью – старые термины все еще использовались,– но он был «смягчен», стал менее воинственным и поэтому более приемлемым для большего количества людей.

 

Как было указано выше, особенности новой модели стратегии и тактики вполне бы могли произвести ошибочное впечатление. Некоторые лица, наблюдавшие за процессами в мировом коммунистическом движении, совершили ошибку в отношении средств, используемых коммунистами. Они  полагали, что Коминтерн теперь принял программу мирного, демократического развития общества, которое постепенно приведет к коммунизму. Другие наблюдатели сделали ошибку относительно окончательных целей  – они полагали, что Коминтерн оставил идею борьбы за мировой коммунизм. Внимательное чтение доклада на VII конгрессе, так же как и материалов Коминтерна следующих четырех лет, показывает, что Коминтерн все еще настаивал на необходимости насильственного свержения капитализма с помощью революции под руководством коммунистов и установления коммунистической диктатуры и все еще сохранял как главную и конечную цель установление мирового коммунизма58.

 

На VII конгрессе Димитров явно отрицал, что народный фронт был переходным этапом на пути к социализму и коммунизму, который сделает ненужной «пролетарскую» революцию59. «Пролетарская» революция оставалась на повестке дня. «Мы хотим,– заявлял он,– вовлечь все более и более широкие массы в революционную классовую борьбу и повести их к пролетарской революции, которая как отправная точка отвечает их жизненным интересам и потребностям 60. Чешский коммунист Сланский согласился, что окончательные надежды коммунистов могли быть осуществлены только «через революционное низвержение буржуазии»61. Манифест к Первому мая, изданный ИККИ в 1937 году, объявлял: «Прозвучал погребальный колокол по капитализму. Он – препятствие на пути прогресса человечества и должен быть свергнут. Только революционное низвержение капитализма и его замена социализмом положит конец эксплуатации человека человеком и войне»62. Передовая статья в журнале Коминтерна в 1938 году обязывала коммунистов следовать за Лениным, не теряя из виду «конечные цели пролетарского движения», независимо от того, каковы могли бы быть ближайшие цели63. Эти примеры могут показаться достаточно убедительными, чтобы продемонстрировать, что ни мировая революция, ни коммунизм, ни необходимость в насильственном низвержении капитализма не были забыты Коминтерном в этот период и оставались главными целями коммунистов.

 

Можно задать еще один, последний вопрос. Так как народный фронт и правительство народного фронта должны были бы стать лишь временными институтами до захвата власти коммунистами, как же должны были коммунисты покончить со своим союзом с некоммунистами в народном фронте и в коалиционном правительстве и перейти к захвату власти посредством «пролетарской» революции? На этот вопрос трудно дать ответ. Конечно, ясно, что коммунисты, как ожидалось, в высшей степени эксплуатируют политический кризис, который дал начало народному фронту и правительству народного фронта. Димитров называл правительство народного фронта правительством «накануне победы пролетариата» и настаивал, что такое правительство никоим образом не должно было ограничивать деятельность коммунистической партии64. По мнению лидера французских коммунистов Тореза, оно должно было стать правительством ради «продвижения масс к диктатуре пролетариата, к советской республике»65. Вильгельм Пик предложил, чтобы в ходе борьбы против фашизма природа массовых сил, которые будут участвовать в этой борьбе, имела самое большое значение в решении вопроса о форме государственной власти после того, как Гитлер будет низвергнут66. Другими словами, могла бы развиться возможность, что Коммунистическая партия Германии, в своей борьбе против Гитлера, получила бы поддержку, если сочла бы это необходимым, для захвата власти коммунистами. К сожалению, в материалах Коминтерна не содержится определенных утверждений о технике захвата власти коммунистами после организации народного фронта или правительства народного фронта.

 

В заключение можно сказать, что для коммунистических партий в капиталистических странах в период с 1935 по 1939 год Коминтерн наметил творческую, гибкую программу стратегии и тактики, в которой коммунистам разрешали эксплуатировать символы патриотизма, принимать на себя роль защитников национальной независимости, нападать на фашизм, не выдвигая в качестве требования низвержение капитализма, и, самое важное, вступать в союзы с другими партиями на основе фронтов или на основе правительства, в котором могли бы участвовать и коммунисты. При всем этом была сохранена главная цель установления мирового коммунизма путем проведения революции, и о новой модели стратегии и тактики говорилось как о превосходной подготовке к такому завершению хода событий67.

 

В колониальных, полуколониальных и зависимых странах.  Обсуждение новой модели стратегии и тактики коммунистов в колониальном мире можно начать, вкратце обозначив ее как новую позицию Коминтерна, подробно описанную выше, но в отношении колониальных стран.

 

Ван Мин, член президиума ИККИ, был основным докладчиком на VII конгрессе Коминтерна по ситуации в колониальном мире. Он поставил в качестве главной задачи перед коммунистами колоний создание «антиимпериалистического единого народного фронта». Такой фронт должен был быть создан для того, чтобы встретить «яростное наступление империализма», направленное против колоний, и скоординировать социальное волнение и «национально-освободительное» движение в этих областях68.

 

Можно отметить некоторые черты сходства между новой коммунистической стратегией в капиталистических странах и в колониальном мире. Во-первых, антиимпериалистический единый народный фронт, как и народный фронт в капиталистических странах, должен был представлять собой широкую коалицию, включающую несколько политических групп и партий. Фронт должен был быть основан на общей борьбе всех партий против империализма за национальную независимость. Во-вторых, план по созданию антиимпериалистического народного фронта предполагал, что часть буржуазии могла бы стать временным союзником коммунистов в колониях, так же как и план по созданию народного фронта в капиталистических странах предполагал, что некоторые социалисты и часть буржуазии могли бы стать временными союзниками коммунистов. В-третьих, оба типа фронтов указывали на создание правительств народного фронта. В-четвертых, после создания правительства народного фронта был предсказан временный период «новой демократии» как в колониях, так и в капиталистических странах. В-пятых, прямые попытки достижения конечных целей коммунистических партий должны были быть отложены на поздний срок, но не оставлены совсем, как в капиталистических, так и в колониальных странах.

 

Новая модель стратегии и тактики в колониях может быть лучше понята на основе анализа конкретных примеров. Индия, Китай и Бразилия могли бы послужить основными примерами колониальных, полуколониальных и зависимых стран соответственно.

 

В Индии созданная незадолго до созыва VII конгресса Коминтерна коммунистическая партия уже делала попытку развития антиимпериалистического фронта, но этим усилиям, по словам Ван Мина, помешали допущенные сначала серьезные ошибки. Например, Коммунистическая партия Индии в декабре 1934 года хотела образовать фронт с Индийским национальным конгрессом на основе программы, призывающей к созданию Индийской Советской Республики, конфискации больших поместий без компенсации и всеобщей забастовки. Эти требования далеко выходили за пределы полномочий антиимпериалистического фронта. Ван Мин возразил на положения этой программы так: «Такие требования со стороны наших индийских товарищей могут послужить примером, как не надо продолжать тактику антиимпериалистического единого фронта»69. Правильная программа для Индии, согласно Ван Мину, должна включать борьбу против Законодательного акта правительства Индии от 1935 года, так же как и борьбу против сокращения заработной платы и удлинения рабочего дня, непосильных налогов и высокой арендной платы за землю; кроме того, должна была быть постоянная борьба за демократические привилегии и освобождение всех политических заключенных70.

 

Достаточно сдержанный характер новой программы для Индии, вероятно, отражает различие во взглядах Коминтерна в это время на агрессивный японский империализм и относительно более умеренные формы империалистического правления, осуществляемого другими капиталистическими государствами. Империалистическая Англия, под властью которой находилась Индия, конечно, относилась к «неагрессивным» капиталистическим государствам и временно к лагерю мира.

 

Для Китая требовался более воинственный антиимпериалистический фронт. Ван Мин предложил, чтобы Центральный комитет Коммунистической партии Китая выпустил совместное с социалистическим правительством Китая обращение «кo всем людям, ко всем партиям, группам, войскам, массовым организациям, и всем знаменитым политическим и общественным лидерам, чтобы организовать вместе с нами всекитайское Народное правительство национального освобождения»71. Это предложение означало новую попытку достигнуть соглашения с Гоминьданом во главе с Чан Кайши. Новая тактика, принятая в 1935 году, заметно отличалась от чрезвычайно резких нападок на Гоминьдан во время предыдущего периода. Однако даже во время VII конгресса и после доклада Ван Мина китайский делегат все еще призывал к «широкому антиимпериалистическому и антигоминьдановскому единому фронту» чтобы бороться за правительство национального освобождения72. Своего рода перемирие между китайскими коммунистами и Гоминьданом было наконец достигнуто в 1937 году, который стал и годом советско-китайского соглашения о ненападении. Отношения между этими двумя партиями ухудшились в конце весны 1939 года, и последовала то останавливающаяся, то вспыхивающая вновь борьба между коммунистами и Гоминьданом73.

 

Смысл новой политики Коминтерна для Китая был объяснен в последующих материалах, изданных Коминтерном, особенно в речах и письмах Ван Мина и Мао Цзэдуна. Вот, в общих чертах, какая картина предстает перед глазами. Китай все еще находился на «буржуазно-демократическом» этапе революции, и главной целью этого этапа была реализация известных «трех принципов» Сунь Ятсена: права людей или демократия, средства производства принадлежат народу (социализм) и национализация. На этом этапе революции в борьбе за достижение этих конечных целей временно стало возможным и желательным сотрудничество с Гоминьданом. Права людей (демократия), согласно Mao, означали создание демократического государства, в котором все граждане будут иметь равные права, включая голосование, независимо от их классового происхождения. Социализм (когда средства производства принадлежат народу), по его мнению, означает не отмену частной собственности, а полную занятость; улучшение условий труда; землю для крестьян; низкую арендную плату, низкие процентные ставки и низкие налоги; возможность каждого гражданина получить образование и развивать свои собственные способности. Национализация просто означала сопротивление империализму74.

 

Чтобы сделать возможным сотрудничество с Гоминьданом, Коммунистическая партия Китая предлагала определенные уступки. Главная среди них – прекращение вооруженной борьбы против Гоминьдана, переименование и расширение коммунистического советского правительства, переименование коммунистической Красной армии и ее подчинение правительству Китайской республики в Нанкине и окончание насильственной конфискации больших состояний75.

 

Следует отметить, что Mao не расценивал этот второй период сотрудничества коммунистов и Гоминьдана как постоянный и при этом он не принимал «три принципа» Сунь Ятсена в качестве конечных целей китайских коммунистов. Объединение трех классов (пролетариата, крестьянства и «демократических слоев» буржуазии), как полагали, было правильным в период антиимпериалистического фронта. Но коммунисты были «сторонниками революции, которая разовьется до более высокой стадии», и временный союз с «революционно настроенной буржуазией» был представлен только как мост, необходимый для будущего перехода к социализму76. В том будущем переходе к социализму только коммунистическая партия могла осуществить гегемонию.

 

В Бразилии, типичной «зависимой» стране, как охарактеризовал ее Коминтерн, Ван Мин в качестве хорошего примера революционного антиимпериалистического союза классов в Латинской Америке привел недавно созданный Национальный освободительный союз. Он указал на обязательства Коммунистической партии Бразилии по дальнейшей консолидации единого фронта, по преодолению опасений в связи с созданием фронта среди «сектантских» членов партии, развитием массового движения в поддержку Союза и возведением этого движения «до самых высоких форм борьбы за власть»  (курсив автора)77. Эти последние фразы, конечно, еще раз подчеркивают динамический характер единого и народного фронтов, как в колониальном, так и в капиталистическом мире.

 

На VII конгрессе Ласерда, делегат из Бразилии, сравнил Национальный освободительный союз с Гоминьданом в 1925 году. Каждая партия представляла собой блок из нескольких классов, объединенных общим фронтом борьбы с империализмом, «латифундиями» и фашизмом. Он указал, что Союз боролся за демократическое правительство, которое не было бы социалистическим правительством78.

 

Империалистическая деятельность Германии, Италии и Японии в Бразилии расценивалась тогда единственно опасной разновидностью империализма. Фактически Ласерда заявил, что «лозунг борьбы против любого империализма в настоящее время является в Бразилии троцкистским лозунгом, поскольку он разделяет антифашистский лагерь и ослабляет борьбу» против реального врага – агентов Германии, Японии и Италии79. Программа, предложенная Народным правительством Бразилии, по национальному освобождению включала социальную реформу с ограниченной национализацией. Программа призвала к отказу от уплаты долгов иностранным государствам, к национализации предприятий, находящихся под контролем иностранного капитала, который «не подчинялся законам народного правительства». Социальные реформы для пролетариата включали восьмичасовой рабочий день, более высокую заработную плату, минимальную заработную плату, социальное страхование, национализацию важных муниципальных предприятий и «выполнение других требований пролетариата». Земельная реформа должна была быть проведена путем бескомпенсационной конфискации земли, принадлежащей «реакционным» крупным землевладельцам и «реакционным» церковным элементам; эта земля должна была быть распределена среди бедных рабочих и крестьян. Земля же, которая была отнята у индейцев силой, должна была быть им возвращена.

 

Основные гражданские свободы, равенство рас и наций и разделение церкви и государства также были обещаны в программе80.

 

Программам для «зависимых» стран Латинской Америки часто недоставало точности. Некоторые фразы или слова, использованные в программах, предполагают более широкие меры, чем перечисленные. Например, фраза «выполнение других требований пролетариата», используемая в бразильской программе, может означать на деле более масштабную социальную революцию, чем довольно скромный список перечисленных мер в области трудового права. Точно так же слово «реакционер», определенное как «тот, кто выступает против эмансипации Бразилии и народа», позволяет интерпретировать его более широко и субъективно. Эти двусмысленности усиливают общее впечатление, что так называемые народные фронты, созданные и поддержанные коммунистами, предполагают, что в дальнейшем они встанут на путь коммунизма и их деятельность не будет преследовать изначально провозглашенные скромные цели.

 

В этот период Коминтерн говорил своим последователям о необходимости проведения гибкой стратегии и тактики во всех типах обществ. В тот период не столь озабоченные осуществлением обычных коммунистических целей и идеалов и более открыто связанные с атрибутами демократии, защитой национальных интересов, независимостью и антифашизмом коммунистические партии повсеместно завуалировали свою истинную роль в обществе, но добились большей поддержки со стороны народа. Как мы видели, единые фронты и народные фронты в капиталистических и колониальных странах явно были созданы Коминтерном как временные организации, ставшие ответом Коминтерна на чрезвычайную ситуацию, сложившуюся в тот период. Рассматривая ее в более широком масштабе, Коминтерн расценивал фронты как нечто ценное и полезное, облегчающее расширение коммунистического влияния и, таким образом, помогающее коммунистам в их борьбе за гегемонию в мировом революционном движении.

 

Пролить свет на обязательство Коминтерна по отношению к тактике народного фронта в тот период мог бы один заключительный вопрос. В феврале 1939 года руководство Коминтерна сочло нужным издать на английском, немецком и французском языках в отдельных выпусках сокращенный стенографический отчет о выступлениях на VII конгрессе, чтобы еще раз подтвердить избранную модель стратегии и тактики, которая была объявлена Димитровым в 1935 году. Независимо от того, что в период с 1935 по 1939 год, возможно, произошли изменения как в советской внешней политике, так и в интерпретации Сталиным мировых проблем, было ясно, и об этом неоднократно заявлялось, что идея антифашистского народного фронта оставалась основным направлением в политике международного коммунистического движения.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 6

 

1 Конкретные данные см.: Seton-Watson.  From Lenin to Malenkov. P. 170, note 1. Также см.: «секретный» доклад на XX съезде КПСС в феврале 1956 года в кн.: Gruliow.  Current Soviet Policies II. P. 172 – 188.

 

2 Германия – главный поджигатель войны // КИ. 1935. 10 марта. С. 5.

 

3 Инпрекор. 1937. 10 марта. С. 283.

 

4 Там же. 17 апреля. С. 411.

 

5VII конгресс.  С. 126.

 

6 Инпрекор. 1934. 5января. С. 20.

 

7Магъяр Л.  Фашизм, война и мировая политика Советского Союза // КИ. 1934. 10 февраля. С. 25.

 

8 Типичные группы антифашистских сил включали СССР, пролетариат капиталистических стран, «рабочие массы», народы в колониях и полуколониях, и самая важная группа в списке, правительства капиталистических стран, в тот момент выступающих против войны. Фронт мира должен победить! // КИ. 1936. Июль. С. 5 – 6.

 

9 «Сталин: «Мы не всегда и не при всех условиях занимаем отрицательное отношение к Лиге... Несмотря на выход Германии и Японии из Лиги, или, возможно, из-за этого, Лига может стать до некоторой степени тормозом для того, чтобы задержать или предотвратить военные действия». Инпрекор. 1934. 12 января. С. 43.

 

10Магнус Р Против лженейтралитета в Скандинавских странах // КИ. 1938. Сентябрь. С. 64.

 

11 World News and Views. 1939. January 28. P. 68.

 

12 См., например: VII конгресс.  С. 18.

 

13 Можно отметить один забавный эпизод. В кратком стенографическом отчете VII конгресса Коминтерна при перечислении имен тех делегатов, которые были выбраны в президиум конгресса, с особой тщательностью отмечались аплодисменты, звучавшие всякий раз, когда называлась очередная фамилия. Отношение к делегатам выражалось разными степенями сравнения. Например, Фостер (США) получил лишь «аплодисменты», Марти (Франция) «громкие аплодисменты», Димитров (генеральный секретарь) «бурные аплодисменты, овации, крики «Ура!», в то время как Сталин получил «бурные продолжительные аплодисменты, овации, крики «Ура!». Там же. С. 6.

 

14 См.: Мануильский Д.  Сталин и мировое коммунистическое движение // КИ. 1937. Апрель. С. 64; и Куусинен О.  Двадцать лет Коммунистического Интернационала // World News and Views. 1939. March 18. P. 242.

 

15 Эта история ВКП(б), по словам Микояна на XVIII съезде КПСС, почти вся вышла из-под пера Сталина. World News and Views. 1939. March 23. P. 286 – 287. См. также: Мануильский Д.  Краткий курс истории ВКП(б) за рубежом // КИ. 1939. Август – сентябрь. С. 132 – 137.

 

16Gruliow.  Current Soviet Policies II. P. 185.

 

17 Инпрекор. 1934. Июнь 29. С. 960.

 

18VII конгресс.  С. 278.

 

19 Исторический Пленум ЦК Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) // КИ. 1937. 3марта. С. 34.

 

20VII конгресс.  С. 276.

 

21 Там же. С. 279.

 

22 Там же.

 

23 О лозунге овладения большевизмом и об изучении истории русской секции Коминтерна // КИ. 1937. Май. С. 8.

 

24VII конгресс.  С. 525.

 

25 Воззвание Исполнительного комитета Коммунистического интернационала // КИ. 1937. Октябрь – ноябрь. С. 11 – 12.

 

26VII конгресс.  С. 537.

 

27 Инпрекор. 1936. 12 декабря. С. 1483.

 

28 World News and Views. 1938. November 5. P. 1204.

 

29 См.: McKenzie.  The Messianic Concept in the Third International, 1935 – 1939, также Simmons.  Russian and Soviet Thought. P. 516 – 530.

 

30Эрнст Г.  Масло и пушки // КИ. 1936. 10 февраля. С. 70.

 

31 Интервью было перепечатано в КИ. 1936. 25 марта. P. 7 – 11.

 

32Флорин В.  Борьба против фашизма – это борьба за мир // КИ. 1936. Июль. С. 17.

 

33 World News and Views. 1939. 25 февраля. С. 166.

 

34Сталин.  О проблеме ленинизма. С. 115 – 117.

 

35VII конгресс.  С. 64.

 

36 Там же. С. 64 – 71.

 

37 Там же. С. 71.

 

38 Там же. С. 553.

 

39 «K третьей годовщине VII конгресса Коммунистического интернационала // КИ. 1938. Август. С. 22.

 

40VII конгресс.  С. 176 – 177.

 

41 Там же. С. 143.

 

42 Там же. С. 577.

 

43 Там же. С. 575.

 

44 Там же. С. 149 – 150.

 

45 Димитров на VII конгрессе использовал как термин «правительство единого фронта», так и термин «правительство народного фронта», не делая никаких различий. По-видимому, последнее правительство включило бы все антифашистские партии, а не только коммунистические и социал-демократические. Что касается функций правительств, в литературе Коминтерна не показано никаких различий между этими двумя правительствами. Поскольку термин «правительство народного фронта», безусловно, чаще используется в литературе Коминтерна этого периода, он сохранен нами в данном исследовании.

 

46VII конгресс.  С. 174.

 

47 Там же. С. 174 – 75. Курсив оригинала.

 

48 Дальнейшее обсуждение см.: McKenzie.  The Messianic Concept in the Third International, 1935 – 1939 и в исследовании Simmons.  Russian and Soviet Thought. P. 523 – 25.

 

49 Фраза «демократия нового типа» часто использовалась в материалах Коминтерна этого периода. Она оставлена здесь как удобный термин для обозначения реформ правительства народного фронта.

 

50 В качестве примера таких программ см.: Джеймс Кэмпбелл Борьба за народный фронт в Великобритании // КИ. 1938. 6июня. С. 48 – 55; Закариадис Н.  и Никис Г.  Борьба и успехи народного фронта в Греции // КИ. 1936. 25 марта. С. 68 – 82; и Торез М.  Народный фронт во Франции и задачи КПФ // КИ. Сентябрь. 1936. С. 46 – 56.

 

51 О начале новой стратегии во Франции см.: Borkenau.  European Communism. P. 115 – 162.

 

52 Имеется ряд (противоречивых) свидетельств о серьезной борьбе среди руководства Коминтерна, развернувшейся до принятия новой модели стратегии и тактики. Боркенау называет Мануильского ведущим проводником (выразителем) новой «линии» и заявляет, что Мануильский «стоял особняком», так как ему противостояли Пятницкий и Бела Кун. (См.: European Communism.  P. 123). С другой стороны, Эудосио Равинес, бывший перуанский коммунист, заявляет, что Мануильский без восторга отзывался о новой «линии», когда она обсуждалась в 1934 году; его оппозиция была поддержана Куусиненом, Пиком и Готвальдом. Равинес сообщает, что Димитров полностью выступал за идею народного фронта и был поддержан французскими и китайскими коммунистами и Эрлом Броудером. См.: Ravines.  The Tenan Way, especially. P. 113 – 16 and 145 – 146 (особенно с. 113 – 116 и 145 – 146).

 

53VII конгресс.  С. 322.

 

54 Там же. С. 181.

 

55 Там же. С. 593.

 

56 Дело Ленина бессмертно // КИ. 1939. Январь, С. 11. Позиция Ленина была изложена в его критическом анализе «Брошюры Джаниуса» Розы Люксембург», написанном в 1916 году. См.: Ленин.  Сочинения. Т. XIX. С. 178 – 190.

 

57 См. например: Эрколи.  «Сопротивление агрессору – основной вопрос в политической жизни Франции // КИ. 1939. Июль. С. 16.

 

58 См. также мое обсуждение этого вопроса в работе The Soviet Union, the Comintern and World Revolution: 1935 // Political Science Quarterly, LXV. 1950. June. P. 214 – 237.

 

59VII конгресс.  С. 178.

 

60 Там же. С. 192.

 

61 Инпрекор. 1935. 28 августа. С. 1071.

 

62 Инпрекор. 1937. 1мая. С. 446.

 

63 Верность ленинизму – залог дальнейших побед // КИ. 1938. Февраль. С. 10 – 11.

 

64VII конгресс.  С. 174.

 

65Торез М.  К съезду компартии Франции // КИ. 1936. January 10. С. 34.

 

66Пик В.  O народном фронте в Германии // КИ. 1937. Август. С. 33.

 

67 Об истории народного фронта в Испании и Франции, где он получил самое большое распространение, см.: Borkenau.  European Communism. P. 163 – 220; по Испании самый полный отчет: Cattell.  Communism and the Spanish Civil War.

 

68VII конгресс.  С. 280 – 285.

 

69 Там же. С. 299.

 

70 Там же. С. 299 – 300.

 

71 Мао Цзэдун в это время был председателем как Китайской Советской Республики, с самого ее основания в ноябре 1931 года, так и Центрального комитета Коммунистической партии Китая с января 1935 года. См.: Brandt  et al. Chinese Communism. P. 37 – 38.

 

72 Инпрекор. 1935. 12 декабря. С. 1666. Китайские коммунисты медленно и неохотно шли на создание единого фронта с Чан Кайши. См.: McLane.  Soviet Policy. P. 61 – 100.

 

73Brandt et al.  Chinese Communism. P. 239 – 40.

 

74Мао Цзэдун.  Новый этап развития антияпонской национальной войны и задачи компартии Китая // КИ. 1939. Апрель. С. 107 – 108. Это была речь Мао на шестом расширенном пленуме Центрального комитета Коммунистической партии Китая в ноябре 1938 года.

 

75Мао Цзэдун.  Задачи общенационального антияпонского единого фронта в Китае на данном этапе // КИ. 1937. Сентябрь. С. 69. См. также: Ван Мин.  Ключ к спасению китайского народа // КИ. 1937. Март. С. 49 – 56.

 

76 См. статью Мао, процитированную выше. С. 70 – 73.

 

77VII конгресс.  С. 296.

 

78 Инпрекор. 1935. 2декабря. С. 1601 – 1602.

 

79Ласерда Ф.  Фашистский переворот в Бразилии // КИ. 1937. Декабрь. С. 52.

 

80 Программа бразильского Народного правительства национального освобождения // Инпрекор. 1936. 18 апреля. С. 504.

 

Глава 7

 

ПОДГОТОВКА: СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА, 1939 – 1941

 

Со времени нападения нацистов на Польшу в 1939 году до вторжения нацистов на территорию СССР в июне в 1941 году главным событием, конечно, было начало и быстрое развертывание Второй мировой войны, в некотором смысле уже начавшаяся с событий в Китае в 1937 году, участниками которой предстояло стать основным капиталистическим странам (за исключением на тот момент США). «Второй раунд» войн и революций, предсказанный VI конгрессом Коминтерна в 1928 году как неизбежное окончание этапа частичной стабилизации капитализма, казалось, был уже не за горами.

 

Общая характеристика периода

 

Ситуация в некоммунистическом мире.  Необходимо кратко осветить общий ход событий в некоммунистическом мире с осени 1939 года до середины 1941 года для того, чтобы обсудить основную модель стратегии и тактики коммунистов.

 

Вторжение нацистов в Польшу 1 сентября 1939 года побудило Францию и Великобританию выступить с декларацией о начале войны с Германией через два дня, тем самым выполнив свои обязательства, данные Польше и ее вооруженным силам. Советские войска вступили в Восточную Польшу 17 сентября, за десять дней до того, как Варшава пала перед вермахтом.

 

На Западе, следуя плану длительной войны Sitzkrieg Германия активизировала войну в апреле, мае и июне 1940 года, добившись полного успеха на континенте. Она с триумфом захватила Данию, Норвегию, Бельгию, Голландию, Люксембург и Францию. Подписание договора с Францией в Компьене 22 июня 1940 года завершило этот этап войны на Западе. Франция, теперь разделенная и частично оккупированная, была на время нейтрализована как воюющая сторона, хотя в некоторых французских колониях началось движение французского Сопротивления под руководством генерала Шарля де Голля. В этот период Британия последовательно отказывалась прекратить борьбу. Последовавшая неудача Гитлера в стремлении выиграть сражение с Великобританией осенью 1940 года частично объясняет его решение начать войну на Востоке против Советского Союза.

 

В сентябре 1940 года три главных государства-агрессора: Германия, Италия и Япония – заключили между собой десятилетний трехсторонний договор. Вслед за этим событием европейские государства, подписавшие договор, начали изыскивать пути, как взять под свой контроль Юго-Восточную Европу. Вновь вспыхнувшая война, начатая Италией против Греции в октябре 1940 года, была продолжена Германией, вторгшейся в Югославию в апреле 1941 года после отказа этой страны принять участие в трехстороннем договоре. Успех в Югославии и Греции завершил завоевание Юго-Восточной Европы странами оси зла. Между тем Япония взяла под свой контроль французский Индокитай.

 

Положение Великобритании, подвергшейся интенсивным воздушным бомбардировкам и боевым действиям со стороны подводного флота, отчасти было облегчено ростом военных настроений в США и предпринимаемых этой страной действий. Поправка, принятая в ноябре 1939 года (о продаже Соединенными Штатами военных материалов воевавшим странам за наличный расчет и при условии доставки не на американских судах (1939 – 1941 гг.).– Примеч. пер. ) внесла изменения в Акт о нейтралитете, разрешив продажу оружия воюющим государствам. Почти через год, в сентябре 1940 года, Соединенные Штаты, выражая растущую обеспокоенность по поводу опасности, с которой столкнулась демократия в мире, предприняли еще два шага: обмен американских эсминцев на основе договоров о долгосрочной аренде из военно-морских и авиабаз, принадлежащих Великобритании, и принятие Закона о воинской повинности (1940 г.). Еще через полгода в марте 1941 года президентом Рузвельтом был подписан закон о ленд-лизе.

 

Можно провести параллель между возрастающим участием в войне Соединенных Штатов на стороне Великобритании и значительной дипломатической, экономической и пропагандистской помощью, оказываемой СССР державам оси в этот период.

 

Ситуация в Советском Союзе.  В сентябре 1939 года Советский Союз выполнял второй год третьего пятилетнего плана, когда началась Вторая мировая война. Все усилия были направлены на увеличение выпуска продукции и улучшение обороноспособности страны. В июне 1940 года снова были возвращены восьмичасовой рабочий день и семидневная рабочая неделя. Гражданам стало труднее сменить место работы. Была введена система государственных трудовых ресурсов, обеспечивающая план по профессиональному обучению молодых людей и обязательной работе в течение четырех лет после обучения согласно правительственной директиве. В то же самое время Красная армия была увеличена и укреплена, офицеры получили большую власть.

 

Договор о ненападении, подписанный Германией и Советским Союзом 23 августа 1939 года, ознаменовал полный отказ от проводимой ранее «антифашистской» политики, отождествляемой с личностью Максима Литвинова. В пакте, содержавшем договор о ненападении сроком на десять лет, имелся также секретный протокол, обеспечивающий в итоге разделение Восточной Европы между СССР и Германией. В течение последующих двадцати двух месяцев Советский Союз солидаризировался с фашистским лагерем и оказывал ему разнообразную помощь. Независимо от того, что могло бы показаться дипломатическими тонкостями этого периода, можно сказать, что Вячеслав Молотов, новый советский министр иностранных дел, проводил внешнюю политику более благоприятную по отношению к Гитлеру, чем по отношению к демократическим государствам1. Период с августа 1939 года до июня 1941 года был периодом важного, хотя и не без трений, дипломатического и экономического сотрудничества СССР с нацистской Германией.

 

После вторжения и аннексии Польши во второй половине 1939 года СССР получил вознаграждение. Так как договор дал СССР полную свободу действий, он использовал ее в полной мере в Финляндии, Эстонии, Латвии, Бессарабии и, согласно поправке, также и в Литве. Война с Финляндией 1939 – 1940 годов привела к новым территориальным завоеваниям со стороны СССР. В 1940 году Эстония, Латвия и Литва были вынуждены стать советскими социалистическими республиками. В этот же год Северная Буковина и Бессарабия были отторгнуты от Румынии и вошли в состав СССР. Эти территориальные приобретения стали возможны из-за «дипломатической революции» в августе 1939 года. На Дальнем Востоке ожидаемый долгое время договор о нейтралитете с Японией был подписан в апреле 1941 года, уменьшив страхи Москвы о возможной войне на два фронта.

 

Хотя СССР выполнил свои экономические договоренности с нацистской Германией в эти годы и не оказал никакого реального сопротивления экспансии Юго-Восточной Европы странами оси, он (СССР) отказался вступить в соглашение об отказе от своих интересов в Восточной Европе, особенно в Финляндии, Болгарии и в турецких проливах. Этот отказ в ноябре 1940 года усилил существующее недоверие, которое испытывал Гитлер по отношению к Советскому Союзу. Вскоре после этого последовало решение Германии захватить СССР, но следует отметить, что все же после долгих размышлений.

 

6 мая, незадолго до вторжения нацистов в Советский Союз, Сталин стал председателем Совета народных комиссаров. Возможно, этот решительный шаг, утвердивший Сталина на посту главы советского правительства, так же как и коммунистической партии, был предпринят для того, чтобы подчеркнуть единство советского руководства в те смутные времена.

 

Взгляды Коминтерна

 

Оценка Коминтерном «мира капитализма»: «вторая империалистическая война».  Не вторжение Германии в Польшу 1 сентября 1939 года, а подписание договора между Советским Союзом и Германией неделей раньше – 23 августа – возвестило о новом периоде в истории Коминтерна. Этот договор (пакт), по существу, сделал войну неизбежной. Коммунистические партии были ошеломлены и удивлены как договором, так и войной. Большинству коммунистов показалось, что так долго ожидаемая агрессивная война по отношению к неагрессивным капиталистическим государствам со стороны фашистских государств была, наконец, развязана. Так как Коминтерн неоднократно заявлял о «справедливости» антифашистской, национальной войны, ничего не подозревающие рядовые коммунисты заняли патриотическую позицию. Один британский коммунист писал, что Гитлер развязал войну, и народы Франции и Великобритании поняли, что война может иметь только один конец – уничтожение фашизма2. 16 сентября в издании «World News and Views» были опубликованы заявления скандинавских коммунистических партий в поддержку военных усилий, предпринимаемых Францией и Великобританией. Во Франции коммунисты продолжали линию антифашистской национальной борьбы вплоть до 19 сентября3.

 

Четыре недели спустя после подписания договора между СССР и Германией Коминтерн объяснил своим последователям свою новую позицию по отношению к войне. Авторитетное заявление о новой линии, проводимой Коминтерном, было сделано в статье Димитрова «Война и рабочий класс капиталистических стран»4. Назвав конфликт «второй империалистической войной», которая, по его словам, в действительности началась с нападения на Эфиопию, Испанию и Китай, Димитров определил войну следующим образом: «По своему характеру и сущности существующая война с обеих враждующих сторон является империалистической, несправедливой  войной, несмотря на мошеннические лозунги, используемые правящими классами враждующих капиталистических государств». Буржуазия начала войну с целью нового раздела мира. Кажущиеся неагрессивными государства, такие как Великобритания, Франция и Соединенные Штаты, проводили политику отступления и умиротворения агрессора во второй половине 1930-х годов с целью избежать решительного столкновения со своими соперниками и повернуть последних против СССР. После падения Польши Димитров заявил, что британские и французские империалисты более других желали продолжения войны5. Анализ, проведенный Димитровым, с этих пор вплоть до вторжения нацистов на территорию России в июне 1941 года оставался основной линией Коминтерна. Война была империалистической войной, в которой интересы пролетариата совершенно не были учтены.

 

Последствия советско-германского договора, конечно, можно увидеть в преуменьшении Коминтерном агрессии Германии и в его суровом осуждении западных демократий. Коминтерн показал, что Москва безусловно доминирует над ним, проводя прогерманскую линию с сентября 1939 до июня 1941 года6. Если бы вы должны были ограничить чтение о периоде Второй мировой войны передовыми статьями, опубликованными в «Коммунистическом интернационале», едва ли вы смогли узнать, что существовало такое государство, как Германия, и что оно, безусловно, было самым сильным членом одной из двух воинственных коалиций7. Повсюду после объявления новой линии Коминтерна коммунистические партии прекратили антифашистское национальное движение.

 

Торез, оставивший службу в армии после провозглашения новой линии Коминтерна в январе 1941 года, все еще возлагал вину на французскую буржуазию. Он писал, что в сентябре 1939 года французская буржуазия, ранее сдавшая Испанию Франко, предав друг за другом своих союзников, объявила войну Германии под предлогом оказания помощи буржуазии и помещикам Польши, этой «тюрьмы народов»8.

 

То, до какой степени Коминтерн принял советско-германский пакт, проиллюстрировано в передовой статье, появившейся в журнале Коминтерна всего лишь за два месяца до вторжения Германии в Советскую Россию. В ней не упоминалось ни такое слово, как «фашизм», ни негативные замечания, направленные против Гитлера. Утверждая, что Югославия была «объектом военной атаки», передовая статья не называла агрессора. Интересы Германии на Балканах были описаны, но без осуждения9.

 

Оценка Коминтерном ВКП(б) и СССР в мировой революции.  Как было упомянуто выше, на этом этапе Второй мировой войны Советский Союз смог расширить свои границы за счет ближайших соседей. Взгляд Коминтерна на эту экспансию был благоприятным, так как он считал это распространением революции на новые территории. В своей сокрушительной статье, определяющей природу войны, Димитров оправдал вторжение советских вооруженных сил в Восточную Польшу классовой борьбой. Яростно нападая на польское правительство как на реакционный и террористический режим, угнетающий и грабящий миллионы украинцев, белорусов и самих поляков, он утверждал, что действия СССР, вторгшегося в Польшу, были продиктованы интересами социализма и «трудящихся» всего мира10. Номинальный глава Коминтерна похвалил первое использование после 1921 года Красной армии для расширения границ социализма.

 

Еще одним примером использования советских вооруженных сил была война с Финляндией в 1939 году. Это особенно интересный случай, так как марионеточное Временное народное правительство было учреждено ВКП(б) 1 декабря в Териоки на финской территории вблизи границ СССР, но за линией советского военного фронта. Это самый хороший из имеющихся примеров использования советской военной силы для экспорта революции. Высокопоставленный представитель Коминтерна, Куусинен, член ИККИ, был поставлен во главе этого временного коммунистического правительства, созданного с целью его официального введения в должность в Финляндии11. В своей программе марионеточное правительство обещало, что оно примет помощь со стороны советской Красной армии с целью свержения нынешнего правительства Финляндии, которое они назвали «палачами», для освобождения «финляндского народа»12. Правительство Куусинена должно было в преобладающем большинстве или почти целиком состоять из коммунистов. Косвенное подтверждение этому было дано в программе правительства, в которой содержалось обещание, что, когда оно переберется в Хельсинки, правительство будет реорганизовано с тем, чтобы включить представителей всех партий и групп, участвующих в трудовом народном фронте13. Так как правительство Куусинена не могло добраться до Хельсинки, кроме как на штыках Красной армии, то сомнительно, что было бы позволено проявить такую терпимость по отношению к некоммунистическим партиям, если бы Финляндия оказалась оккупирована советской армией. Правительство в Териоки было искусственно созданным, что выражало лишь волю ВКП(б), а не народа Финляндии, и было распущено без объяснений в конце войны. Коммунистическая партия Советского Союза (ВКП(б), ища публичного оправдания своей агрессии против Финляндии, возможно, надеялась, что марионеточное правительство действительно привлечет на свою сторону массы в Финляндии. В этом она ошибалась, соответственно ошибалась и в своей оценке способности Финляндии оказать этому сопротивление.

 

Эти два случая представляют собой хороший пример, показывающий желание СССР использовать даже военную силу с целью расширения границ социализма (как это практиковалось в СССР), если риск казался не очень серьезным. Введение войск в Польшу не представляло почти никакого риска, так как немцы стремились поддерживать восстановленные отношения, согласно недавно заключенному договору. Ожидалось, что победа в войне с Финляндией будет одержана легко и она станет государством-сателлитом. Хотя было понятно, что возникли бы серьезные проблемы, если СССР попытался бы полностью лишить Финляндию независимости, поэтому правительство Куусинена было распущено. Конечно, экспансия со стороны СССР западных территорий в 1939 – 1940 годах не была единственной  целью расширения границ «социализма». Очевидно, немаловажным фактором был фактор безопасности.

 

Некоторые противоречия, как могло показаться, существуют между постоянно повторяемыми Коминтерном характеристиками СССР как государства оплота мира и военной активностью советских вооруженных сил в Польше и Финляндии. Однако при каждом удобном случае Коминтерн рисовал СССР как восстановителя  мира и порядка. В Польше ввод советских войск покончил с «анархией» и обеспечил закон и порядок для населения. В Финляндии советские военные действия, согласно Коминтерну, оказались результатом невыносимых провокаций со стороны финских войск.

 

Что касается отношения Коминтерна к ВКП(б) и СССР, можно отметить, что Коминтерн продолжал говорить о вдохновляющей и дидактической ценности опыта ВКП(б) и Советского Союза. Так же, как обычно, Коминтерн постоянно превозносил роль Сталина как главного теоретика международного коммунистического движения.

 

Модель стратегии и такики

 

В материалах Коминтерна военных лет существовал негласный запрет на использование в коммунистическом словаре более воинственных и «революционных» выражений, так что в результате у любого создается впечатление о некоторой уклончивости или недостатке силы. Постоянное использование Коминтерном агрессивных слов и лозунгов в предшествовавшие периоды придавало определенную остроту и ясность идеям по сравнению с приглушенным тоном заявлений во время «второй империалистической войны». Не только тон и язык заявлений оставались расплывчатыми, что затрудняло их понимание, но и их содержание практически сводилось к провоцированию войны. Кажется неправильным отождествлять их со словом «теория». Становится чрезвычайно трудным вывести из этих разрозненных заявлений какую-либо последовательную теорию о мировой революции.

 

Чтобы объяснить это изменение, мы еще раз должны сослаться на советскую внешнюю политику и на самую важную проблему того времени – отношения с Германией. Сближение этих двух стран считалось временно выгодным для СССР и требовало не только замалчивания своих крайних антифашистских взглядов в предшествующий период, но также смягчения таких главных тем, как классовая борьба и мировая революция. Типичным в духе новых заявлений Коминтерна представляется часто повторяемый и довольно сдержанный лозунг «Мир, дружба, хлеб!».

 

Проблема состоит в следующем: означает ли отсутствие откровенных агрессивных заявлений, которые ранее делал Коминтерн относительно своих конечных целей, что он больше не ставил перед собой эти цели? Мы можем рассмотреть лишь одну конечную цель, а именно сохранение и дальнейшее расширение коммунистической системы. Говорится ли в материалах Коминтерна этого периода об отказе от этих целей или нет?

 

Пытаясь ответить на этот вопрос, необходимо сначала описать в общих чертах главные направления коммунистической стратегии в этот период. Оправданием этой стратегии послужило заявление Коминтерна о том, что коммунисты были преданы своими союзниками по единому и народному фронту. Это «предательство», то есть поддержка, оказываемая социал-демократами и другими партиями военным усилиям в отдельных капиталистических странах, сделало невозможным продолжение народного фронта сверху. Новая линия 1939 – 1941 годов призвала к созданию единого и народного фронтов снизу. Димитров говорил, что в нынешней ситуации единство рабочего класса может и должно быть достигнуто снизу,  на основе развития движения самих рабочих масс и в решительной борьбе против предательства главных лидеров социал-демократических партий14. Яростная атака на социал-демократию и замалчивание сущности фашизма являются основными направлениями стратегии и тактики этого периода.

 

Какова же должна быть ближайшая цель народного фронта снизу? Первоначально борьба против империалистической войны. Как же эта борьба с войной должна стать победоносной? Димитров отвечал, что рабочий класс призван положить конец войне по-своему, в своих собственных интересах, в интересах всего трудящегося человечества и, таким образом, разрушить раз и навсегда главные причины, дающие начало империалистическим войнам15.

 

Фраза эта довольно туманная. Возможно, миссия, возложенная на пролетариат, призывала его к разрушению до основания капиталистической системы. Фраза «по-своему» могла бы означать единственно приемлемый для коммунистов способ – пролетарскую революцию. Под фразой «разрушение главных причин войны» можно понимать свержение капитализма с помощью революции под руководством коммунистов.

 

Эти призывы выражают конечные цели коммунистического движения, и подтверждение их в этот период Димитровым, хотя и в завуалированной форме, чрезвычайно важно. Другие свидетельства подтверждают это. В начале войны Коммунистическая партия Великобритании с необычайной откровенностью призывала рабочий класс к окончанию войны, свержению буржуазии и созданию социалистического общества16.

 

Эта модель стратегии в течение нескольких последующих лет предусматривала создание борющихся против войны народных фронтов, правительств народного фронта и «демократических государств нового типа», включая ограниченную социальную реформу. Как эти цели соотносятся с целью мировой революции?

 

Программа, принятая в Англии Народным конгрессом, состоявшимся в январе 1941 года, дает план действия «новой демократии». Это программа из восьми пунктов, включающая такие скромные цели, как увеличение заработной платы и улучшение социального обеспечения, системы противовоздушной обороны, «восстановление» прав профсоюзов, а также осуществление таких радикальных целей, как национализация банков, земли, транспорта и крупной промышленности, предоставление свободы Индии и другим колониям, установление дружеских отношений с СССР и создание национального правительства, по-настоящему представлявшего интересы «трудящегося населения»17. Последний пункт вызывает вопрос: могло ли какое-либо другое правительство, не находящееся под контролем коммунистов, по-настоящему представлять интересы «трудящихся» в соответствии с доктринами Коминтерна?

 

Еще одна типичная программа – так называемое Временное народное правительство Финляндии. Пункты этой программы похожи на приведенные выше, за исключением договора о взаимной помощи с СССР и народной армии. Ограничивал ли Коминтерн свою деятельность в Финляндии лишь созданием народного правительства и принятием программы? Или финские коммунисты с течением времени расширили бы цели программы и двинулись по пути социализма и коммунизма? Манифест коммунистической партии Финляндии, выпущенный в декабре 1939 года после образования правительства Куусинена, дает нам ответ: новое правительство должно было стать только первым шагом на пути продвижения к главным целям полного социального преобразования, которое в конечном итоге уничтожит капитализм и классовое деление18.

 

Если читатель все еще не полностью убежден, что Коминтерн сохранил свои главные революционные цели в этот период, тогда пусть он ознакомится с двумя чрезвычайно ценными исследованиями Коммунистической партии Франции в первые годы Второй мировой войны, проведенными А. Росси19. Пусть он прочитает главу «Социальная революция и национальное освобождение» во второй работе, в которой Росси, тщательно изучивший французскую коммунистическую литературу этого периода, показывает, что партия связывала непосредственную борьбу за национальное освобождение с конечными, неизменными целями социальной революции.

 

«До июня 1941 года французские коммунисты намерены захватить власть в виши. (Виши – общепринятое название фашистского коллаборационистского режима во Франции в июле 1940 – августе 1944 года, в период ее оккупации фашистскими войсками. Названо по городу Виши, где обосновалось правительство А.Ф. Петена.– Примеч. пер. ). Затем подождать, пока СССР в мирное время добьется своей цели по подготовке к войне и сможет диктовать свои требования измученным войной воюющим сторонам и, таким образом, «расширить границы социализма» вплоть до того дня, когда Франция тоже окажется в этих границах. Внезапное нападение Гитлера на СССР нарушает этот план, но не меняет долгосрочных целей партии»20.

 

Несколько слов можно сказать о стратегии Коминтерна в колониях, хотя источники Коминтерна по этому вопросу весьма скудные. В своей основной статье, определяющей характер нового периода, «Война и рабочий класс капиталистических стран» Димитров санкционировал продолжение народного фронта «сверху» в «колониальных и зависимых странах»21. Например, в Индии коммунистическая партия быстро двигалась по пути к народному фронту «снизу», заявляя, что Индийский национальный конгресс, который возглавляли Ганди и Неру, недостаточно боролся с вовлечением Индии в войну22. Позднее, однако, индийские коммунисты смягчили свое отношение к Национальному конгрессу. В соответствии с публикацией в журнале Коминтерна Национальный конгресс «под давлением масс» был вынужден воздержаться от поддержки военных усилий Великобритании23. Речь Неру, направленная против Великобритании, с одобрением цитировалась «Коммунистическим интернационалом»24. Требование по созданию народного фронта снова было выдвинуто, но никакого конкретного предложения в виде программы совместных действий в Индийский национальный конгресс не поступило.

 

В Китае в этот период Коминтерн предпринимал усилия для продолжения антияпонского народного фронта совместно с Гоминьданом. В основном модель коммунистической стратегии оставалась такой же, как и в 1935 – 1939 годах. Правительство антияпонского фронта должно быть не коммунистической диктатурой, а коалиционным правительством совместно с Гоминьданом и другими политическими силами Китая. Оно должно строиться на основе демократии и социального благополучия народа25. Поддержание антияпонского фронта, безусловно, не было легкой задачей. В 1940 году Чжоу Эньлай счел необходимым назвать и подвергнуть суровой критике те силы в Китае, главным образом в Гоминьдане, которые одобрили капитуляцию Китая перед Японией. «Капитуляторы», по его словам, противостояли «демократическому» режиму в провинциях Шенси, Канс, Нинся (под контролем коммунистов) и Восьмой и Четвертой армиям (также под контролем коммунистов), но те и другие вдохновляли народ Китая на борьбу. Война с Японией, против которой выступали «капитуляторы», была войной за национальное освобождение и частью колониального восстания против империализма26.

 

Стал более очевидным тот факт, что, несмотря на завуалированный характер литературы Коминтерна в этот период, стратегия и тактика Коминтерна не сводилась лишь к выполнению ближайших целей, конечные цели также не оставлялись без внимания. Как бы часто ни использовался довольно простой лозунг «Мир! Свобода! Хлеб!», Коминтерн обычно добавлял, что полная и окончательная реализация таких целей могла быть осуществлена лишь при содействии коммунистов и при их власти.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 7

 

1 См: Rossi.  The Russo-German Alliance, August 1939 – June 1941. В качестве косвенного свидетельства он приводил факт о советской поддержке кампании мира, проводимой Германией во второй половине 1939 года. СССР протестовал против британской блокады, было оказано давление на Турцию со стороны Советов с тем, чтобы Турция не заключила договор о взаимной помощи с Великобританией и Францией, советская оппозиция в отношении поправки о лендлизе, принятой Рузвельтом. С. 210.

 

2World News and Views.  1939. September 9. С. 960, в том же самом выпуске Р. Бишоп призвал к созданию нового правительства, так как «народная война» нуждалась в «народном руководстве». Там же. С. 963.

 

3Rossi.  Les communistes français pendant la drôle de guerre. P. 46.

 

4Димитров Г.  Война и рабочий класс капиталистических стран // КИ. 1939. №8 – 9. С. 24 – 34. Этот выпуск в действительности появился в октябре, а не в августе или сентябре, как это было указано. См. также: World News and Views. November 11, 1939. P. 1079 – 1083.

 

5 World News and Views. 1939. November 11. P. 1079 – 1080.

 

6 О деятельности коммунистов в этот период см.: Borkenau.  European Commuinism. P. 233 – 264.

 

7 См., например: Новая фаза империалистической войны // КИ.

 

1940. №5. С. 3 – 9. В американском издании, однако, появилась статья Ф. Флорина, в которой Германия вместе с Англией и Францией осуждалась за войну. См.: Даллин Д.  Коминтерн в войне // Новый журнал.

 

1942. №1. С. 254 – 255.

 

8Торез М.  20 лет компартии Франции. 1941. №1. С. 35.

 

9 Ко дню международной пролетарской солидарности // КИ.

 

1941. №4. С. 11 – 12.

 

10Димитров Г.  Война и рабочий класс капиталистических стран // КИ. 1939. №8 – 9.

 

11 Еще один высокопоставленный финский коммунист, Арво Туоминен, который был кандидатом в президиум ИККИ, в это время отказался уехать из Стокгольма и поехать в Москву с тем, чтобы стать министром в правительстве Териоки. См. также его мемуары. Kremls Klockor. C. 338 – 341.

 

12 Программа Народного Правительства Финляндии // World News And Views. 1939. December 9. P. 1130.

 

13 Там же.

 

14 Там же. 1939. November 11. P. 1082.

 

15 Там же. P. 1083. Резкий лозунг «Превратим империалистическую войну в войну гражданскую» не использовался в общественной пропаганде в этот период, но свободно использовался в самих коммунистических партиях, по словам Дугласа Хайда, бывшего высокопоставленного британского коммуниста. Письмо к автору от 14 июня 1955 года.

 

16 Задачи компартии в новой политической обстановке: Декларация ЦК компартии Англии // КИ. 1940. №1. С. 124.

 

17Литтл Л.  Народный конгресс в Англии // КИ. 1941. №1. С. 87.

 

18 Manifesto of the Communist Party of Finland // World News And Views. 1939. December 9. P. 1133.

 

19Rossi.  Les communistes français pendant la drôle de guerre and A Communist Party in Action.

 

20Rossi.  A Communist Party in Action. P. 53.

 

21 World News and Views. 1939. November 11. P. 1081.

 

22Masani.  The Communist Party of India. P. 78.

 

23Каттель К.  Индия в условиях войны // КИ. 1941. №1. С. 64.

 

24 Там же. С. 67 – 68.

 

25 Трудности по поддержанию антияпонского фронта описаны в кн.: McLane.  Soviet Policy. P. 137 – 155.

 

26Чжоу Эньлай.  Против опасности раскола и капитуляции в Китае // КИ. 1940. №3 – 4. С. 101 – 105.

 

Глава 8

 

ПОДГОТОВКА: СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА, 1941 – 1943

 

Со времени нападения фашистов на Советский Союз 22 июня 1941 года до официального роспуска Коминтерна в мае 1943 года основное развитие в современном мире определялось продолжением Второй мировой войны и территориальной экспансией, вызванной ею. Самая великая капиталистическая держава, Соединенные Штаты Америки, вступила в войну. Фактически экономика любой страны, занимающей важное положение в мире, все больше и больше подчинялась требованиям войны. Главная цель политики – добиться победы над противником – глубоко изменила обычные направления экономической деятельности мирного времени.

 

Краткая характеристика рассматриваемого периода

 

Ситуация в некоммунистическом мире.  После того как Советский Союз был вынужден из-за вторжения нацистов вступить в борьбу против Гитлера, обещания помощи и сотрудничества почти незамедлительно поступили от западных демократий. Ведущие капиталистические державы – Великобритания и Америка – рано приняли меры с целью поддержания советских военных усилий. Великобритания стала настоящим союзником Советского Союза, связанная военным пактом (соглашением). Соединенные Штаты расширили помощь по ленд-лизу СССР в сентябре 1941 года за три месяца до событий в Перл-Харборе. Будучи орудием демократии и после 7 декабря 1941 года, в качестве полноправной воюющей стороны, Соединенные Штаты предоставили Советскому Союзу в большом количестве военную помощь и продовольствие. Идеологические различия моментально отошли на второй план перед общей угрозой от нацистской Германии.

 

Большое желание стран западной демократии добиться демократического исхода войны нашло выражение в Атлантической хартии, подписанной в августе 1941 года. Этот документ – результат встречи Черчилля и Рузвельта в бухте Арджентейя (Ньюфаундленд) – содержит программу из восьми пунктов, подтверждающую поддержку США и Великобританией следующих положений: права на самоопределение всех народов, доступность сырья для всех государств, улучшение условий труда и общественной безопасности, разоружение и «установление более широкой, постоянной системы общей безопасности». Первоначально это был двусторонний договор. Впоследствии ему была оказана широчайшая поддержка хартии Декларацией Объединенных Наций, подписанной всеми главными и второстепенными союзниками в праздник Нового года в 1942 году. Обещая не заключать сепаратного мира с Гитлером, государства, подписавшие декларацию, включая Советскую Россию, подтвердили свою верность принципам Атлантической хартии.

 

В течение двух лет после нападения Германии на Советский Союз война с Гитлером проходила по трем фронтам: массированные наступления на российском фронте, воздушная бомбардировка «сердца Европы» и война в пустыне в Северной Африке. На Дальнем Востоке Россия не находилась в состоянии войны, японцы смогли быстро продвинуться по территории стран Юго-Восточной Азии, включая Бирму, и завоевать большую часть Ост-Индии, принадлежавшей Нидерландам.

 

К весне 1943 года разворачивающиеся силы коалиции против гитлеровской Германии и ее союзников почувствовали в себе больше сил. Успехи англичан и американцев в Северной Африке, сокрушающая победа советских войск в Сталинградской битве, завоевание американцами Соломоновых островов в Тихом океане – все эти три события вместе предвосхитили окончательную победу Объединенных Наций. Все же эти положительные завоевания не рассеяли атмосферу недоверия и подозрительности между членами «Большой тройки». Главным вопросом в эти годы был вопрос об англоамериканской высадке на европейском континенте (открытие второго фронта.– Примеч. пер. ), требование, которое постоянно выдвигалось советским руководством. Другой неразрешенной проблемой оставалась Польша, то есть отношения между Москвой и польским правительством в изгнании в Лондоне, а также Катынь, кровавая бойня в Катынском лесу (место массового расстрела и захоронения польских офицеров, попавших в плен к Красной армии в 1939 году.– Примеч. пер. ) и послевоенная польско-советская граница.

 

Чтобы устранить противоречия между непримиримыми идеологиями стран западной демократии и СССР, требовались более серьезные действия, чем неопределенно сформулированная декларация Объединенных Наций, требовался общий враг более сильный, чем даже вселяющая страх мощь нацистской Германии. По сути, необходимо было отказаться от основных идеологических взглядов и соответствующей им линии поведения. Ни одна из сторон не была заинтересована и не была способна на такое самопожертвование.

 

Положение в Советском Союзе.  Мы уже вкратце охарактеризовали участие СССР в борьбе против Гитлера после нападения Германии в июне 1941 года. Сейчас можем отметить основные события, происходившие в самом Советском Союзе в этот период.

 

Начало войны с Германией естественно повлекло быстрый рост численности Красной армии, насчитывающей в июне 1941 года около шести миллионов. Те, кто не был облачен в военную форму, должны были трудиться на промышленных оборонных предприятиях. Вводилась мобилизация трудоспособного женского и мужского населения на период военного времени для работы на производстве и строительстве в соответствии с указом от 13 февраля 1942 года. Проявлялась большая забота о сохранении и усилении функционирования отраслей промышленности, необходимых для успешных военных действий. Это привело к массовой переброске заводов и оборудования в районы, находящиеся вдали от фронта. Военные нужды стали приоритетными по сравнению со всеми другими.

 

Вся полнота власти в период войны была сосредоточена в руках небольшого по численности Государственного комитета обороны. Председателем комитета на протяжении всей войны был Сталин.

 

Военную и промышленную мобилизацию сопровождали меры, направленные на укрепление морального духа граждан, верности и преданности коммунистическому государству. Интенсивная кампания была направлена на усиление патриотических чувств и национального самосознания. Многие дореволюционные российские герои сейчас были реабилитированы как герои, достойные уровня нового человека, созданного коммунистами. Знаменитые защитники Русской земли от иноземных захватчиков снова получили признание. Возможно, главным среди них был Александр Невский, который в XIII веке разгромил войска Ливонского ордена на льду Чудского озера. Были учреждены новые медали и ордена за военную доблесть, например орден Кутузова, главнокомандующего русской армией в войне с Наполеоном в 1812 году.

 

И религия была привлечена для достижения победы. Издание антирелигиозной периодики было прекращено. Церковь ответила согласием на призыв поддержать существующий режим и помочь наладить сотрудничество с населением.

 

Усилившийся «патриотизм» в Советском Союзе отражал отчаянные попытки советских лидеров мобилизовать активность по всем направлениям ради военных усилий. Возрождение традиционного патриотизма и ослабление давления на церковь, как показали послевоенные события, не подорвали коммунистической идеологии. Не было создано и государства в общепринятом понимании этого понятия, которое не преследовало бы амбициозных целей в отношении других государств.

 

Взгляды Коминтерна

 

Оценка Коминтерном «мирового капитализма»: фашизму дана другая оценка.  Вторжение нацистов на «родину трудящихся» и «империалистическая война» для коммунистов представляли большую разницу. Война, наконец, стала справедливой не только для СССР и Коминтерна, но для всего «прогрессивного» человечества. Фашизм в материалах Коминтерна опять, как и раньше, стал главным объектом критики. Для оправдания военных усилий часто использовалась довольно обычная лексика, далекая от революционных призывов. Цели войны, как говорилось в передовой статье журнала, издаваемого ИККИ, состояли в защите человеческих ценностей, цивилизации и культуры. Без искоренения гитлеризма нет и не может быть никакого социального, политического или культурного прогресса. Следовательно, искоренение фашизма – неотвратимая и решающая цель всех народов, и решению этой задачи должны быть подчинены все остальные1. Всемирный фронт государств и народов по борьбе с фашистскими агрессорами – вот так представлялась Коминтерну «новая» война.

 

Война против Гитлера стала для Коминтерна справедливой войной. Коммунисты всем сердцем присоединились к общему делу борьбы с нацистской Германией. На страницах журналов Коминтерна с легкостью выносились суждения о том, что правильно, а что нет. Государства, классы, политические партии и отдельные лица либо осуждались, либо восхвалялись в зависимости от той позиции, которую они занимали в вопросе о войне. Нейтралитет, в общем, осуждался, например в случае с латиноамериканскими государствами2, хотя Швецию призывали продолжить проводить политику нейтралитета и прекратить делать уступки Германии3.

 

Вопрос о революции был отодвинут на задний план, и о ней упоминалось лишь тогда, когда это не ранило чувств некоммунистических союзников в борьбе с фашизмом и Гитлером. В истории Коминтерна реже, чем когда-либо, упоминались конечные цели революции. Главный вопрос данного исследования состоит в том, были ли эти конечные цели революции отодвинуты на второй план только на это время, или от них отказались навсегда. Многие авторы в странах западной демократии полагали, что произошел отказ от конечных целей, и Советский Союз стал наконец-то «нормальным» государством, ограничившись лишь осуществлением на практике ближайших целей.

 

На самом деле уже упомянутые раньше трудности в изучении идей Коминтерна в период с 1939 по 1941 год усилились в период с 1941 по 1943 год. Идеология Коминтерна после начала Второй мировой войны, говоря без преувеличений,– отраженная в опубликованных материалах, практически сошла на нет. Принимая во внимание тот факт, что советская внешняя политика и военные усилия выдвигали требования потише бить в революционный набат, практически полное подчинение журнала «Коммунистический интернационал» этим требованиям сильно бросается в глаза тому, кто читал материалы этого периодического издания с 1928 года. Материалы по колониальным революциям практически отсутствовали в этом журнале в период с середины 1941 по 1943 год, когда он прекратил свое существование. В этот период не вышло ни одной статьи, посвященной Китаю. Другое периодическое издание Коминтерна «World News and Views» в равной степени давало совершенно неудовлетворительную информацию в эти годы. Например, в течение всего 1942 года это еженедельное издание не поднимало тему мировой революции, едва упоминало о существовании Коминтерна и не опубликовало ежегодное приветствие от ИККИ в день празднования очередной годовщины Октябрьской (большевистской) революции. Трудно было бы убедить доверчивого читателя, который сравнил бы «World News and Views» 1942 года и «Инпрекор» 1929 года, в том, что оба периодических издания были центральными органами одного и того же революционного Интернационала. Получить полезную информацию и получить представление о взглядах Коминтерна, несмотря на эти серьезные трудности, все еще можно, внимательно читая опубликованные материалы.

 

Оценка Коминтерном КПСС и СССР в мировой революции

 

В этот период Коминтерн считал КПСС и СССР двумя главными силами в борьбе против фашизма, сохраняя относительное молчание по вопросу о вкладе КПСС и СССР в мировую революцию. Для большей уверенности Советский Союз постоянно характеризовался как государство особого типа – социалистическое государство – и, следовательно, как государство с самой развитой экономической и общественной системой в мире. Все же Советский Союз не был единственным антифашистским государством; он был самым лучшим  антифашистским государством и самым высшим продуктом «мирового исторического прогресса»4.

 

Даже самые подробные утверждения, касающиеся взаимоотношений между СССР и мировой революцией, довольно пространны и неясны. Например, говорили, что Советский Союз ведет человечество к лучшему будущему. Это сдержанное заявление, лишенное явного революционного содержания, было характерно для периода с 1941 по 1943 год. Пусть вдумчивый читатель печатных изданий Коминтерна сам сделает вывод о том, что Советским Союзом руководили люди, которые «хорошее общество» будущего характеризовали исключительно терминами коммунистической доктрины. Хотя невозможно найти какое-либо точное утверждение, подробно говорящее о конкретном вкладе КПСС и СССР в революцию под руководством коммунистов, нельзя не принимать во внимание тот факт, что читатели-коммунисты привыкли интерпретировать такое неопределенное выражение «руководство человечеством» очень специфично, то есть в соответствии с марксистско-ленинской теорией.

 

Однако много внимания уделялось вкладу советских вооруженных сил в борьбу против Гитлера. Красной армии, до этого не часто упоминавшейся в материалах Коминтерна, после июня 1941 года стали уделять пристальное внимание. Ее военные удачи подробно были описаны на страницах «Коммунистического интернационала» и «Инпрекора». Красную армию характеризовали не в узком смысле как классовую силу, а как армию, защищающую интересы всего человечества, борющегося с фашизмом. Передовица в журнале Коминтерна, занимавшегося теоретическими вопросами, утверждала в начале 1943 года, что целью Красной армии было освобождение народов с тем, чтобы дать им возможность выбрать свой путь развития. Было обещано, что со стороны Красной армии не будет совершено вмешательств во внутренние дела других народов5. Вклад советских вооруженных сил всегда описывался такими словами, как «освобождение от фашизма», и никогда как установление контроля коммунистов и строительство социализма в освобожденных странах.

 

Много, конечно, было сказано о том ободрении, которое оказывали советские военные победы на национально-освободительные движения в других странах. «Только после того, как Красная армия разрушила миф о непобедимости гитлеровской орды,– писал один автор весной 1943 года,– в Австрии более широко были внедрены активные формы борьбы»6. Торез писал в том же ключе: «Победоносное наступление Красной армии создало ситуацию, поставившую на повестку дня национальное восстание для освобождения Франции»7.

 

Нельзя сделать вывод о том, что Коминтерну не удалось представить КПСС самым преданным и искренним руководителем человечества, как и СССР самым передовым типом общества. Совсем наоборот. В этом смысле, воздерживаясь в значительной степени от специфической революционной и социалистической терминологии и сконцентрировавшись на ближайших целях борьбы с фашизмом, Коминтерн все еще пропагандировал советское руководство как самое лучшее и советское общество как самую лучшую модель будущего общества.

 

Образцы стратегии и тактики

 

В основе новой стратегии Коминтерна после июня 1941 года лежала вера в то, что напряженная и неослабная борьба за победу над Гитлером стала приоритетной по отношению ко всем другим формам деятельности коммунистов. После нацистского вторжения в июне 1941 года был немедленно восстановлен народный фронт «сверху». Представляя собой широкую антифашистскую коалицию всех противников гитлеровской Германии и ее союзников (державы оси), народный фронт считал, что победа над фашизмом есть его ближайшая и самая важная цель. Сотрудничество в народном фронте коммунистических партий с другими политическими силами – социалистическими, буржуазными, протестантскими и католическими – полностью было поддержано Коминтерном. Единственным критерием такого сотрудничества выступала борьба против фашизма.

 

В странах, находившихся вне оккупации держав оси, коммунисты получили указания поддерживать военную и политическую деятельность существующих правительств, или в тех странах, где сохранялась политика нейтралитета, коммунисты должны были вдохновлять правительства и народ на проведение антифашистской борьбы. В странах, находящихся под оккупацией держав оси, коммунисты должны были бороться за создание правительств, основанных на широком национальном сопротивлении и антифашистской борьбе по всем фронтам.

 

Программы по созданию народных фронтов, так же как и правительств, основанных на народных фронтах, способствовали решению главной задачи – свержению фашизма, победоносному окончанию войны и построению общества, в котором стали бы возможными демократия и улучшение условий жизни. В литературе Коминтерна этого периода можно найти лишь смутные намеки на то, что коммунистические партии представляли собой нечто другое, чем просто обычную политическую партию, ставившую перед собой простые демократические цели. Они были скорее недемократичными партиями, ставившими перед собой неограниченные цели. Очевидно, мобилизация каких только возможно самых широких антифашистских коалиционных сил потребовала замалчивания более радикальных конечных целей мирового коммунизма. Означало ли замалчивание этих целей в официальных публикациях Коминтерна то, что эти цели были отложены, или что они раз и навсегда были забыты Коминтерном, остается важным вопросом.

 

Взгляд на общие черты программ народного фронта послужит доказательством того, что они практически все без исключения были коммунистическими по содержанию. В Италии программа широкого национального фронта борьбы с фашистами требовала окончания войны, «мер экономического характера», препятствующих возникновению будущих войн и бедности и прав граждан на участие в правительстве. Восстановление конституционных гарантий, таких как свободы слова, печати, собраний и религиозных верований, отмена дискриминации по расовому признаку являлись первоочередными задачами в программе народного фронта8.

 

В Норвегии было заявлено, что народный фронт ведет борьбу за свободные профсоюзы, социальные права, обеспечение продовольствием, более высокую зарплату и самоопределение и суверенитет9. В Югославии титоисты (сторонники маршала Тито.– Примеч. пер. ) пообещали, что «самые важные вопросы общественной жизни и государственного устройства будут решаться свободно избранными представителями всего народа»10. Немецкое антифашистское движение было обязано бороться за демократические свободы, права людей и «восстановление национальной демократии»11.

 

Вот типичные заявления того периода, опубликованные в изданиях Коминтерна и, следовательно, одобренные им. Что они означали? Означали ли они желание и намерение Коминтерна отказаться навсегда от поставленных ранее конечных целей и трансформацию коммунистических партий в нормальные политические организации, нацеленные на что-то более демократичное, чем однопартийная система и тотальная социальная перестройка общества?

 

За исключением примера послевоенного югославского общества, показавшего ложность всех югославских обещаний, политика народного фронта с 1941 по 1943 год может быть рассмотрена с двух сторон. Во-первых, следует помнить, что до войны Коминтерн и партии (секции), его составляющие, довольно специфически трактовали такие слова, как «демократия», «справедливость» и «права человека». Во всей истории Коминтерна определения, даваемые коммунистами, значительно отличались от обычных значений этих слов в общеупотребительном понимании другими людьми, не бывшими коммунистами. Во-вторых, следует помнить, что Коминтерн, в этот период выступавший за искоренение фашизма и искоренение демократии, никогда не говорил, какие средства  надо использовать для достижения таких целей. До какой степени должно быть реорганизовано и реконструировано общество, чтобы подойти под определение демократии в понимании Коминтерна?

 

Следовательно, защита Коминтерном демократии и прав людей должна быть воспринята в том значении, которое руководство Коминтерна вкладывало в эти слова – и от которого оно никогда не отказывалось. Что же рядовой коммунист был вынужден понимать под настоящим значением слова «демократия»? Какая реорганизация необходима обществу для достижения демократии согласно мнению, навязанному Коминтерном рядовому коммунисту? Кто же должен управлять «подлинной» демократией, так защищаемой Коминтерном в довоенные годы? Изучая программы народных фронтов с этой точки зрения, мы неизбежно придем к выводу, что Коминтерн имел особое понимание того, что же означала подлинная демократия и как ее надо достичь.

 

Следует отметить, что в нескольких случаях в период с 1941 по 1943 год пролетариат и коммунистическая партия выбирались Коминтерном в качестве основной составляющей народного фронта и как самые последовательные борцы в антифашистской борьбе. Эрколи (Тольятти), ведущий итальянский коммунист, вновь произнес традиционные слова о том, что пролетариат самый прогрессивный класс, во время обсуждения итальянского антифашистского движения. Главным условием успеха в антифашистской борьбе, согласно его заявлению, является вступление в эту борьбу широких трудящихся масс, индустриального пролетариата городов и сельскохозяйственного пролетариата деревень, как грозной решающей силы12. Точно так же Коммунистическая партия Великобритании была охарактеризована как партия рабочего класса и, следовательно, была единственной по-настоящему независимой, эффективно работающей организацией13.

 

Что касается особых случаев движения антифашистского Сопротивления и целей такого движения в оккупированных нацистами частях Европы, существует одно уникальное свидетельство – бывшего члена президиума ИККИ Арво Туоминена14. Этот бывший финский коммунист – единственный из высокопоставленных лидеров Коминтерна в период с 1928 по 1943 год оставивший воспоминания. Туоминен, порвавший в конце концов с Коминтерном в 1940 году, заявил, что движение Сопротивления против Гитлера в глазах руководства Коминтерна было не чем иным, как борьбой за мировую революцию. Ссылаясь на датских коммунистов, он сказал следующее: «Москва заверила этих лидеров, что Вторая мировая война принесет окончательную победу Советского Союза и коммунизма во всем мире. Следовательно, движение Сопротивления, по мнению датских коммунистов, было не чем иным, как борьбой за мировую революцию. Я сам могу подтвердить, что такие заверения действительно давались Москвой, потому что в начале войны я был генеральным секретарем Коммунистической партии Финляндии, занимал ответственный пост в Коминтерне, был кандидатом в члены президиума ИККИ. Другими словами, я был одним из тех, кто принимал эти заверения»15.

 

Это уникальное свидетельство – самое откровенное из доступных свидетельств о существовании тесной связи между движением Сопротивления и борьбой коммунистов за мировую революцию. Конечно, это свидетельство носит единичный характер. Наиболее вероятным кажется тот факт, что коммунистов втайне вдохновляли на то, чтобы они рассматривали борьбу против Гитлера как этап в более крупномасштабной борьбе за мировой коммунизм. Конечно, можно с уверенностью сказать, что для рядовых коммунистов такое представление об антифашистской кампании несло в себе большую притягательную силу.

 

Коминтерн нацеливал коммунистические партии в колониальных странах на создание широкого антифашистского фронта. Программы были похожи на программы коммунистических партий в капиталистических странах, за исключением еще одной цели – национальной независимости. Естественно, главный пункт – создание единого антияпонского фронта.

 

По большей части те же самые проблемы стояли перед колониальными антифашистскими фронтами, так же как и в развитых странах. Каковы же были тайные помыслы народных фронтов в колониальных областях? Были ли они постоянными или временными организациями, специально созданными для облегчения окончательного захвата власти коммунистической партией? Снова кажется оправданным тот же самый метод анализа: что такие термины, как «национальная независимость» и «демократия», означали для Коминтерна в прошлом? Не продолжали ли коммунисты в колониальных странах думать, из-за отсутствия новых определений, данных Коминтерном, что «подлинная» независимость и «подлинная» демократия основаны на установлении коммунистического правления?

 

Однако случай с Китаем может вызвать некоторые сомнения, так как Коммунистическая партия Китая отрицала, что намерена установить коммунистическое правление, и настаивала на том, что сотрудничество с партией Гоминьдан будет продолжено даже после победы над Японией. Проанализируем речь Мао, произнесенную им в ноябре 1941 года, в которой он заявил, что мы внедряем не коммунизм, а «три народных принципа» (Сунь Ятсена). Далее он сказал, что Коммунистическая партия Китая не следует «однопартийной политике», но выступает за «демократическое сотрудничество» со всеми антияпонскими элементами16. Такое сотрудничество, как часто утверждалось, должно было продолжиться и после того, как война победоносно закончится, когда несколько групп в народном фронте должны были заняться «национальной перестройкой» Китая17. Лучшее доказательство того, насколько постоянным должно было стать такое послевоенное сотрудничество, надо искать в истории послевоенного Китая. Использование фразы «национальная перестройка», возможно, также указывает на временный характер такого сотрудничества. Когда «перестройка» Китая была завершена, наступил новый этап развития страны, и на этом этапе коммунисты могли бы двигаться навстречу своим конечным целям.

 

Материалы Коминтерна по Индии в этот период довольно скудные18. В 1942 году был снят наложенный в 1934 году запрет на Коммунистическую партию Индии, что с одобрением приветствовалось британским коммунистом Беном Брэдли. Он утверждал, что «главная проблема, стоящая перед человечеством»,– это нанести поражение Гитлеру и его союзникам. Победа в войне была «предварительным условием достижения независимости Индии и установления в ней полной демократии19. « Независимость» и «полная демократия» могут быть осуществлены коммунистами только при необходимых условиях, а именно коммунистическом руководстве и власти коммунистов; читатель-коммунист «World News and Views» мог бы продолжить интерпретировать эти слова в соответствии с тем содержанием, которое вкладывал Коминтерн в эти определения.

 

Суммируя вышесказанное, можно сказать, что Коминтерн в этот период не рассматривал ранее планировавшийся захват власти коммунистами в качестве реальной или достаточной причины мировой революции. Однако он в действительности рассматривал активное и искреннее участие коммунистов в борьбе за победу над Гитлером и фашизмом как чрезвычайно правильный шаг, направленный на достижение конечных целей, которые ставило перед собой мировое коммунистическое движение. Полагали, что борьба против Гитлера сохранит и упрочит положение Советского Союза в качестве лидера всего «прогрессивного человечества» и будет способствовать росту репутации коммунистической партии как самого яростного противника фашизма и самого преданного защитника интересов людей.

 

Упомянутые выше свидетельства в достаточной мере показывают степень подчиненности Коминтерна и его изданий требованиям советской внешней политики военных лет. Сам Коминтерн в этот период находился в процессе роспуска. Осенью 1941 года исполком Коминтерна был эвакуирован из Москвы в Уфу, столицу Башкирской Автономной Советской Социалистической Республики, находящейся в 1300 км к востоку от Москвы20. В этом отдаленном от центра городе «главный штаб» мировой революционной организации доживал свои последние дни. В мае 1943 года Коминтерн был официально распущен. Таким образом, была завершена его четвертьвековая история.

 

Как же объяснялся столь решительный шаг самим Коминтерном? Решение президиума ИККИ, опубликованное в форме предложения  к коммунистическим партиям с предложением распустить Коминтерн, можно найти в последнем выпуске «Коммунистического интернационала»21. В документе утверждается, что дальнейшее существование Коминтерна перестало быть целесообразным и даже стало «препятствием для дальнейшего усиления национальных рабочих партий». В качестве причин названы следующие: 1) рост и политическая зрелость коммунистических партий и их руководящих кадров в отдельных странах; 2) противоречие между положением Коминтерна как единого руководящего центра и разнообразием ситуаций в различных странах (фундаментальных различий в историческом пути развития в различных странах мира), ставшее очевидным еще до войны; 3) каждая коммунистическая партия могла лучше осуществлять борьбу с Гитлером изнутри, учитывая специфику каждой страны.

 

Президиум одобрил решение, принятое в ноябре 1940 года Коммунистической партией США, выйти из состава Коминтерна и заявил, что некоторые секции Коминтерна подняли вопрос о роспуске Коминтерна как единого руководящего центра международного рабочего движения. Как говорилось в заявлении президиума, коммунисты «никогда не были сторонниками сохранения изживших себя организационных форм». Президиум ИККИ внес на утверждение секций Коммунистического интернационала предложение о роспуске Коминтерна.

 

Документ о роспуске Коминтерна подписали следующие члены президиума ИККИ в количестве 12 человек: Клемент Готвальд, Георгий Димитров, Андрей Жданов, Василь Коларов, Иоганн Коплениг, Отто Куусинен, Дмитрий Мануильский, Андре Марти, Вильгельм Пик, Морис Торез, Вильгельм Флорин и Эрколи (Пальмиро Тольятти). Затем последовало заявление о том, что к настоящему решению присоединились следующие представители коммунистических партий: Бьянко (Италия), Долорес Ибаррури (Испания), Летинен (Финляндия), Паукер (Румыния) и Ракоши (Венгрия)22. Документ был датирован 15 мая 1943 года.

 

Таким образом, подошло к концу наше обсуждение основных моделей стратегии и тактики Коминтерна. Общие выводы по этой теме будут сделаны в заключительной главе. Сейчас мы обратимся к проблеме захвата власти коммунистами.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 8

 

1 Единый фронт народов против гитлеровского фашизма // КИ. 1941. №6 – 7. С. 16.

 

2 World News and Views. 1942. January 17. P. 47.

 

3 Там же. 1942. October 31. P. 431.

 

4 Там же. 1942. November 7. P. 435.

 

5 Великая армия великого народа // КИ. 1943. №2 – 3. С. 10.

 

6Шиллинг Ф.  Австрия в гитлеровской войне // КИ. 1943. №2 – 3. С. 38.

 

7Торез М.  Наступление Красной армии и освободительная борьба французского народа // КИ. 1943. №2 – 3. С. 13.

 

8 World News and Views. 1942. December 19. P. 482.

 

9 Там же. February 28. P. 136.

 

10 Единый антигитлеровский фронт народов // КИ. 1943. №2 – 3. С. 61.

 

11 World News and Views. December 12. 1942. P. 475.

 

12Эрколи М.  «Фашистская Италия накануне банкротства // КИ. 1942. №1 – 2. С. 36.

 

13 World News and Views. 1942. May 23. P. 243.

 

14 В действительности кандидат в члены президиума, был избран вскоре после VII конгресса Коминтерна 1935 года. См.: Lazitch.  Les Partis communistes d’Europe, 1919 – 1955. С. 42.

 

15Tuominen.  The North European Communist Parties // Occidente. 1955. XI. May – June. P. 204.

 

16 World News and Views. 1942. January 3. P. 13.

 

17 Там же. December 19. P. 486.

 

18 Историю развития коммунистических воззрений в Индии в этот период см.: Masani.  The Communist Party of India. P. 80 – 86 и Overstreet and Windmiller.  Communism in India. P. 191 – 222.

 

19 World News and Views. 1942. August 1. P. 326.

 

20Leonhadr.  Child of the Revolution. P. 163. Автор описывает свое пребывание в Школе Коминтерна в Уфе на с. 163 – 239. Леонхард.  Дети революции. С. 163.

 

21 Последним номером «Коммунистического интернационала» явился № 5 – 6. 1943 год. Текст документа о роспуске Коминтерна см.: С. 8 – 10.

 

22 Леонхард, следовательно, не точен, когда он утверждает, что зарубежные лидеры Коминтерна в 1943 году в Уфе «были собраны не для того, чтобы подписать документ». Leonhard.  Child of the Revolution. P. 219. Он упоминает Долорес Ибаррури, Анну Паукер и Матиаса Ракоши как представителей ИККИ в то время.

 

Часть третья

 

ЗАХВАТ ВЛАСТИ КОММУНИСТАМИ

 

Глава 9

 

ПРИРОДА И СРЕДСТВА

 

В последующей дискуссии мы принимаем за аксиому, что все предпосылки, требуемые коммунистической доктриной для захвата власти, уже созрели. Революционная ситуация существует, и коммунистическая партия, идеологически правильная и организационно крепкая, добилась поддержки «решительного слоя» пролетариата так же, как и поддержки среди определенных непролетарских групп. Теперь проблема состоит в том, как осуществить захват власти. Цели и задачи такой власти обсуждались в главе 4.

 

Особенности

 

Одним из самых поразительных пробелов в литературе Коминтерна представляется отсутствие сколько-нибудь всеобъемлющих материалов, рассматривающих проблемы действительного захвата власти. Существует мало свидетельств о выборе стратегии и тактики в этот жизненно важный период, продолжающийся от первых выстрелов повстанцев до окончательной капитуляции контрреволюционных сил. Но имеющиеся по этому вопросу материалы могут помочь прояснить, по крайней мере частично, некоторые важные вопросы.

 

Первая и самая главная проблема, возникающая при рассмотрении вопроса о захвате власти коммунистами,– то, что она должна быть осуществлена насильственным путем. Во всех материалах Коминтерна по этому пункту высказываются единодушные мнения. Ограничения, наложенные существующим режимом через его конституционную и законодательную системы, должны открыто отвергаться и игнорироваться революционерами. Революционные силы должны были расшатать все устои и организовать и провести вооруженное восстание. «Завоевание власти пролетариатом –  как утверждала программа Коминтерна,– есть не мирное завоевание... посредством завоевания парламентского большинства»1. Отказ правящих классов добровольно сдать свои позиции неизбежно заставил бы прибегнуть к революционному насилию. Завоевание власти требовало, следовательно, «насильственного свержения власти буржуазии» и разрушения всей структуры буржуазного государства2.

 

Это положение никогда не подвергалось сомнению, и от него никогда не отказывались. Невозможность мирного захвата власти со стороны революционного движения под руководством коммунистов последовательно подтверждалась на протяжении всей истории Коминтерна. Даже после наступления периода народного фронта, провозглашенного Димитровым в 1935 году на VII конгрессе, на котором Димитров решительно отрицал, что новая, менее агрессивная тактика Коминтерна подразумевала возможность мирного перехода от пролетарского безвластия к власти пролетариата под руководством коммунистов3.

 

Если насилие было неизбежным спутником захвата власти коммунистами, то наряду с этим предрекались беспрецедентные волнения и беспорядки. Различные социальные группы в лагере революционеров высказали разного рода несогласия и негодование, что уже сделало бы невозможным единое «монолитное» восстание, несмотря на руководство им коммунистической партией и пролетариатом. Точно так же проправительственные силы были бы разделены на разные группировки, предлагающие конкурирующие программы, нацеленные на разрешение кризиса. О завоевании власти поэтому не думали как о простом, четко продуманном и спланированном деле. На VII конгрессе Коминтерна Мануильский предложил подробные комментарии по вопросу о сложности революционного процесса и высмеял тех, кто упрощал процедуру захвата власти. Он процитировал Энгельса, отвергавшего мысль о том, что захват власти будет состоять из единственного грандиозного решающего сражения между «всеми официальными партиями, объединенными в одну группу здесь [и] всеми социалистами в другой группе там »4. Такая схема, предусматривавшая две ясно очерченные антагонистические силы, наивно и ошибочно устранила бы все промежуточные, колеблющиеся социальные группы и неправильно свидетельствовала о единстве цели как со стороны различных антиреволюционных, так и со стороны революционных сил5. Мануильский цитировал Ленина для подтверждения своих слов: «Те, кто предполагает, что в одном месте армия выстроится в одну линию и скажет: «Мы за социализм», а в другом месте другая армия скажет: «Мы за империализм», и что это будет социалистической революцией...»

 

Тот, кто ожидает «чистой» революции, ее никогда не дождется. Такой человек поддерживает революцию только на словах, не понимая, что такое революция6.

 

Сколько, как ожидалось, будет длиться процесс захвата власти? В доступных материалах Коминтерна не дается никакого ответа. Даже попытка дать приблизительный ответ на этот вопрос требует проведения почти невозможного различия между захватом власти и гражданской войной, которая, как ожидалось, последует за ней в большинстве случаев. Конечно, попытка захватить власть сама по себе представляет собой акт гражданской войны. В какой момент захват власти считается завершенным? После того как восставшие удержали власть в течение двадцати четырех часов, недели, месяца или даже года? Возможно, разумно предложить, что захват власти может считаться завершенным, когда контроль над всей страной и ее населением сосредоточен в руках революционеров под руководством коммунистов и эффективно не оспаривается как внутренними, так и внешними врагами. С этой точки зрения захват власти большевиками в России не ограничивался лишь 7 и 8 ноября 1917 года, а был длительным процессом с ноября 1917 до начала 1921 года, до того времени, когда контрреволюционные силы практически прекратили дальнейшую вооруженную борьбу. Длительная гражданская война, конечно, означала бы, что коммунисты проведут одновременно две операции: осуществление руководства по захвату власти вплоть до его завершения и начало социалистических преобразований в экономике и в обществе в районах, находившихся под контролем коммунистов.

 

Если так называемая «пролетарская» революция в России в ноябре 1917 года потребовала бы более трех лет гражданской войны, чтобы подтвердить захват власти коммунистами, то вполне справедливо можно было бы предположить, что в небольшой по размеру, но более передовой стране, обладающей современной системой коммуникаций и транспорта, попытка коммунистов захватить власть, вероятно, была бы более успешной либо провалилась бы за более короткое время. Трудно представить, что решение, либо благоприятное, либо неблагоприятное, не пришло бы к коммунистам достаточно быстро в тех странах, где существовали развернутые коммуникации и современные технологии. Конечно, в высказанных выше замечаниях продолжительность и исход борьбы рассматривались отвлеченно, без учета интервенции со стороны других стран.

 

В колониальных странах с плохо развитой системой коммуникаций правильно было бы ожидать более длительной борьбы за власть, особенно в более крупных колониях. Например, в Китае первые Советы были учреждены в 1927 году, но контроль со стороны коммунистов над всей территорией был достигнут лишь в 1949 году. Вооруженная борьба за власть длилась более двух десятилетий. Статья в «Коммунистическом интернационале» указывала, что к 1935 году был проведен успешный захват власти на одной шестой территории Китая, в то время как на оставшейся территории страны, включая самые важные области, победу еще предстояло одержать7.

 

Сопутствующие обстоятельства: благоприятные и неблагоприятные

 

Мы уже видели, как Коминтерн выделил определенные предпосылки для захвата власти. Теперь мы обращаемся к рассмотрению других, менее решающих факторов, сопровождающих захват власти, наличие которых само по себе не означало бы ни победу, ни поражение, ни просто укрепление или ослабление возможностей достижения успеха. В этом отношении существует множество отдельных высказываний и суждений, которые, взятые вместе, помогают лучше понять, что такое вооруженная борьба за власть, по мнению Коминтерна.

 

Территориальный фактор.  Несколько раз представители Коминтерна делали комментарии о важности территориального фактора, способствующего или затрудняющего вооруженное восстание. Очень часто упоминались обширные пространства в распоряжении российских большевиков в 1917 – 1921 годах. Повторяя слова Ленина и Сталина о значении территориального фактора в российской революции, все сходились во мнении, что огромная протяженность российской территории стала важным преимуществом для революционеров с точки зрения, например, маневренности и малой вероятности легкого победоносного удара со стороны контрреволюционеров. Теоретики, проанализировавшие поражение Венгерской Советской Республики в 1919 году, частично объяснили этот провал сравнительно небольшими размерами страны. Бела Кун – лидер венгерских коммунистов в 1919 году – цитировал не только оценку Лениным территориального фактора в революции, но также и комментарии Энгельса о трудностях, стоявших перед венгерскими революционерами в 1848 – 1849 годах из-за небольшого размера венгерской территории8. Этот фактор, указывал Кун, вновь оказал плохую службу венгерским коммунистам в 1919 году.

 

Очевидно, многие коммунисты испытывали вполне оправданный страх в связи с тем, что они могли оказаться в изоляции среди большого количества капиталистических стран в момент захвата власти. Это чувство разделялось не только коммунистическими партиями маленьких государств континентальной Европы, но также и Коммунистической партией Великобритании. Мануильский рассматривал британский случай в речи перед английской комиссией ИККИ в 1932 году. Очевидно стремясь заверить представителей Компартии Великобритании, он утверждал, что пролетарская революция в Англии будет сопровождаться революцией по всему Британскому Содружеству, даже если не во всех других европейских капиталистических государствах. Более определенно он указал, что степень изоляции, которая выпадет на восстание под руководством британских коммунистов, будет зависеть от роли британского флота и успеха работы коммунистов на этом фронте9.

 

В колониальных и полуколониальных странах, с их относительно слабо развитыми системами коммуникаций, территориальный фактор кажется не настолько важным. Но большая колониальная страна действительно давала некоторые преимущества. Китайская революция показывала возможность осуществления захвата власти на части территории большой страны, в провинциях, удаленных от центральных городов, с плохо развитой сетью дорог, железных дорог и рек. Довольно пространная статья Миро, процитированная ранее, была посвящена проблеме установления таких советских режимов в удаленных внутренних провинциях колонии до завоевания власти в общенациональном масштабе10. Автор высказал предположение, что китайская революция, которая к 1931 году учредила правительство советского типа под руководством коммунистов в отдаленной, внутренней китайской провинции, могла бы служить образцом для будущих колониальных революций. Он указывал на достаточно интересный факт, что в нескольких прошлых революциях вооруженное восстание началось в отдаленных провинциях, в то время как главные политические и экономические центры оставались в течение некоторого времени в руках «контрреволюционеров»11. Миро, конечно, не придает значения очень важной детали: в отдаленных сельских районах (провинциях) пролетариат будет самым слабым! В своей статье Миро говорил о том, что такие области должны были обладать следующими особенностями: ландшафт, препятствующий быстрой концентрации вражеских сил, эксплуатируемое, недовольное положением дел население, существующее повстанческое крестьянское движение, имеющееся в достаточном количестве продовольствие, производимое в данной местности, и «примитивная» промышленность для обеспечения ремонта оружия12.

 

Конечно, стоит отметить, что Коминтерн, несмотря на часто даваемую им оценку Коммунистической партии Китая как образцовой партии, воздержался от какого-либо ясного, недвусмысленного одобрения предложения Миро о том, что вообще в отдаленных районах колониальных и полуколониальных стран должны были быть созданы крестьянские советы под защитой Красной армии. Опыт компартии Китая начиная с 1931 года и далее никогда не был одобрен как единственно возможная модель развития таких стран. На самом деле удивительно, что в материалах Коминтерна этой теме уделено так мало внимания.

 

Хотя в рамках Коминтерна существовало всеобщее соглашение о возможности захвата власти в отдельно взятой стране, какой бы маленькой она ни была, есть некоторые свидетельства о том, что Коминтерн полагал, что в отношении захвата власти в отдельной маленькой стране можно охватить несколько небольших смежных государств. Балканские страны могут послужить подходящим примером. На VI конгрессе Димитров заявлял, что эти государства были настолько тесно связанными друг с другом, что успех в любом из них зависел непосредственно от революционной ситуации в сопредельных государствах13. В другом случае румынский коммунист говорил о возможности «общей балкано-дунайской революции»14. Российский делегат на VI конгрессе был обвинен за слова о том, что революция в отдельно взятой латиноамериканской стране была невозможна ввиду большого подчинения этих стран Соединенным Штатам. Отвергая эту точку зрения, колумбийский коммунист Карденас признал, что возможности победы увеличились бы, если бы революционный подъем начался в нескольких странах одновременно15.

 

Революционный опыт пролетариата.  Коминтерн не верил, что существовала какая-либо альтернатива практическому опыту, полученному коммунистической партией и пролетариатом в ежедневной борьбе с классовыми врагами. Накопление такого опыта, как ожидалось, увеличит чувство уверенности и классовую солидарность, которая сослужит хорошую службу революционерам во время предпринятой попытки захвата власти. Чем больше революционный опыт пролетариата, тем больше была вера Коминтерна в то, что решающая борьба за власть будет успешной. О большой ценности революции 1905 года для российского пролетариата и «трудящихся масс» в революции 1917 года упоминалось снова и снова. Бела Кун, например, объяснял провал Венгерской революции 1919 года частично фактом отсутствия «1905 года» в Венгрии16. Конечно, в некоторой степени отсутствие большой революционной практики какой-либо коммунистической партии могло бы быть уравнено тщательным исследованием опыта других партий. Как мы уже видели, Коминтерн неоднократно давал предписания партиям учиться и овладевать опытом большевиков в России.

 

Военное обучение.  В своих тезисах, названных «Меры борьбы с опасностью империалистических войн», VI конгресс Коминтерна в 1928 году решительно настаивал на прохождении военного обучения будущими революционерами, говоря о ценности такого опыта. Конгресс критиковал кампании пацифистов, выступавших за отказ от военной службы. Согласно тезисам, коммунисты должны были вести пропаганду среди рабочих и бедных крестьян с тем, чтобы они шли на военную службу и рассматривали ее как средство обучения пользования оружием17. «Милитаризировав рабочих и обучив их использованию оружия, сам империализм создает предварительное условие для победы пролетариата в гражданской войне»18. Резолюция по вопросу о войне на VII конгрессе в 1935 году вновь подтвердила неправильность отказа от военной службы19. Как заявлял французский коммунист Андре Марти, коммунисты «идут в армию с целью приобретения знаний, как обращаться с оружием»20. Недостаток таких знаний явился бы серьезным препятствием во время коммунистического восстания. В случае финской революции 1918 года недостаточное военное обучение называлось одной из причин поражения финских коммунистов21.

 

Война или мир.  Как было отмечено в главе 5, Коминтерн полагал, что революционная ситуация скорее разовьется во время войны, чем в мирное время. На принятие коммунистической партией этого решения, предпринимать ли попытку захвата власти или нет, конечно, повлиял бы фактор наличия или отсутствия войны. Всюду в литературе Коминтерна 1928 – 1943 годов любое предсказание войны всегда сопровождалось ожиданием революции. В свете этого кажется разумным сделать вывод о том, что, по мнению Коминтерна, война была более благоприятным фоном для захвата власти коммунистами, чем мир. Если бы революционная ситуация возникла во время войны, то это означало бы, среди прочего, что существующее правительство больше не могло рассчитывать на поддержку своих вооруженных сил, оно столкнулось бы с массами, уже умеющими пользоваться оружием, и ему предстояло справиться с угрозой извне. Кроме того, если бы войну вели капиталистические страны, то «международная буржуазия» была бы неспособной объединиться против своего классового врага, пролетариата, возглавляемого коммунистическими партиями. В таком случае раскол в буржуазном лагере мог бы вполне эксплуатироваться революционерами.

 

Если бы произошла война между СССР и одной или более капиталистическими странами, то революционеры получили еще один благоприятный фактор – вооруженные силы Советского Союза. Но этот случай рассматривается сразу же после раздела, посвященного вопросу о вмешательстве КПСС и СССР в попытку коммунистов захватить власть за границей.

 

На VII конгрессе в 1935 году итальянский коммунист Эрколи (Тольятти) выражал взгляды Коминтерна на отношение между будущей войной и революцией:

 

«Мировая война уже длилась два или три года, прежде чем были отмечены случаи массовых выступлений солдат на фронте и населения в тылу. Буржуазия не должна обвинять нас, если на этот раз интервал будет намного короче... Самое объективное изучение международной ситуации и массового движения и их перспектив неизбежно приводит нас к заключению, что для всех капиталистических стран начало войны будет означать начало революционного кризиса; иво время этого кризиса мы энергично будем бороться во главе масс с целью перерастания империалистической войны в войну гражданскую, мы будем бороться за революцию и за завоевание власти»22.

 

Помощь от КПСС и СССР.  В программе Коминтерна 1928 года, в разделе, названном «Значение СССР и его международно-революционные обязанности», заявляется в одном коротком, допускающем двоякое толкование параграфе об обязательстве Коммунистической партии Советского Союза «оказать поддержку всем эксплуатируемым, рабочему движению в капиталистических странах, движению народов колоний против империализма и борьбе против национального притеснения в любой форме»23. К сожалению, в программе более подробно не говорится о практической помощи КПСС с целью облегчения захвата власти коммунистами в других странах. Другие материалы Коминтерна также оказывают небольшую помощь в рассмотрении этого вопроса. В таких ситуациях небольшие свидетельства, которые в действительности существуют, должны быть объединены с размышлениями и выводами для того, чтобы правильно определить роль КПСС при захвате власти коммунистами в других странах. Мы, конечно, уже обсудили взгляд Коминтерна на роль Советского Союза и его Коммунистической партии в помощи мировому революционному движению до захвата власти.

 

Прежде всего можно вспомнить, что КПСС обладала разнообразными каналами для оказания помощи: через прямой контакт с иностранной коммунистической партией, или через Коминтерн, которым она управляла, или через советское правительство. Такая помощь, помимо идеологического руководства и пропагандистской поддержки, могла бы включать денежные средства, советников и лидеров, военную материально-техническую помощь и помощь вооруженными силами. Учитывая эти возможные каналы и типы помощи, возникает вопрос: что Коминтерн явно или скрыто рассматривал в качестве надлежащего и возможного вклада КПСС в победу в предпринятой коммунистами попытке захвата власти в другой стране?

 

Может показаться, что вопрос о помощи в форме идеологического руководства и пропагандистской поддержки не вызывает никаких сомнений. Кажется бесспорным, что КПСС сразу после попытки захвата власти коммунистами в другой стране окажет разного рода поддержку на словах, включая пропаганду, через свои органы прессы и дипломатическую поддержку со стороны советского государства. Этот вид моральной поддержки, в отличие от материальной помощи, очевидно, было бы легко и дешево предоставить. Наши рассуждения о том, что такая помощь последовала бы вскоре, полностью подкрепляются материалами Коминтерна. В данном случае, кажется, не возникает никакой проблемы.

 

Но когда помощь означает возможную поставку со стороны КПСС персонала, военного оборудования или даже вооруженных сил? В литературе Коминтерна нет никаких четких обязательств об обеспечении такой помощью со стороны КПСС либо против контрреволюционных сил в пределах рассматриваемой зарубежной страны, либо в случае интервенции этой страны любыми капиталистическими государствами. Отсутствие в материалах Коминтерна каких-либо определенных гарантий практической помощи со стороны СССР можно теоретически объяснить тремя факторами: 1) отношения СССР с другими суверенными государствами были бы подвергнуты серьезной опасности при наличии явной гарантии практической помощи иностранным коммунистическим партиям, даже простая устная поддержка КПСС иностранных коммунистов создала бы достаточно проблем; 2) явные гарантии были не нужны, поскольку все коммунисты понимали, что КПСС в любом случае попробует оказать всю возможную помощь; и3) никакое всеобъемлющее решение никогда не принималось КПСС.

 

Решить проблему поддержки КПСС попыток зарубежных коммунистов захватить власть можно по-другому. Можно задать вопрос, что препятствует КПСС использовать вооруженные силы СССР для помощи коммунистическим восстаниям в других странах. Единственное серьезное препятствие заключалось в том, что КПСС в этом случае грозила опасность потерять контроль над Советским Союзом. Если воображаемая «родина» мирового пролетариата могла бы быть подвергнута серьезной опасности из-за оказания такой помощи, то КПСС могла бы воздержаться от предоставления любой помощи, за исключением моральной поддержки. Если бы последствия отправки некоторой части советской военной машины, с тем чтобы оказать помощь коммунистам в захвате власти в другом месте, привели бы к войне между СССР и главными капиталистическими государствами, с одним или более, то очевидно, что риск надо было бы просчитать тщательно. Кроме вопроса о возможном военном разрушении и поражении, даже риск потери симпатии и поддержки со стороны определенных стран мог бы удержать КПСС от прямого практического вмешательства в революцию в другой стране.

 

История демонстрировала примеры советской готовности использовать свои вооруженные силы для установления сочувствующих режимов. В 1918 – 1921 годах были предприняты попытки, некоторые из которых оказались успешными, другие неудачными, по созданию коммунистических режимов на окраине Советской России. В 1921 году полки Красной армии вторглись в отдаленные области Тувы и Внешней Монголии, установив коммунистический контроль, который сохраняется до сих пор. Еще раз, во время первой Русско-финской войны в 1939 – 1940 годах, недолго просуществовавшее марионеточное Финское коммунистическое государство было построено в Териоки, около советской границы и за военным фронтом. И в 1939 и 1940 годах, в соответствии с нацистско-советским пактом (пактом между СССР и Германией), СССР насильственным путем занял обширные области приграничных территорий в Восточной Европе (части Польши, Балтийских государств, Бессарабии и Буковины).

 

Коминтерн постоянно выражал одобрение тому, что советская сторона использовала эту силу. Например, статья в журнале Коминтерна по случаю десятой годовщины национально-революционного движения в Туве с одобрением ссылалась на поддержку, оказанную советской Красной армией в 1921 году для свержения феодального порядка24. В другой статье упоминалось об оказанной в «последнюю минуту» помощи вооруженными силами по обучению финских революционеров в 1918 году «русскими добровольцами»25. Различные объяснения, данные в материалах Коминтерна, советского вторжения в Польшу в сентябре 1939 года включали, как мы уже видели, аргумент о том, что действия советских вооруженных сил были продиктованы интересами социализма, так как «реакционное» польское правительство эксплуатировало миллионы «трудящихся». Этот аргумент соответствовал терминологии мировой коммунистической революции. Безусловно, давались и другие объяснения. Сообщение в «World News and Views» подчеркивало желание СССР защитить белорусские и украинские меньшинства «от ужасов нацистского вторжения»26. Официальное объяснение Молотова в том же самом выпуске «World News and Views» было несколько иным. Молотов ссылался на крах польской власти и на потребность защитить меньшинства от последствий общественного беспорядка. В декабре 1939 года марионеточное коммунистическое правительство Финляндии в Териоки, в своей объявленной программе призывало финнов свергнуть финское правительство в Хельсинки с помощью советской Красной армии в роли «освободительницы»27.

 

Должна быть упомянута здесь советская помощь лоялистам во время гражданской войны в Испании. Несмотря на общепризнанные ближайшие цели, согласно которым такая помощь должна была быть использована для поражения фашизма и создания демократии «нового типа», желаемый результат сильно бы улучшил положение Коммунистической партии Испании и увеличил бы ее способность перевести испанскую революцию на «более высокую» стадию. Советская помощь на самом деле неизмеримо увеличила влияние испанских коммунистов во время гражданской войны28.

 

В свете исторических свидетельств использования советских вооруженных сил для расширения сферы коммунистического влияния и благоприятного отношения, выраженного в литературе Коминтерна к этим событиям, кажется, безошибочно можно сделать вывод о том, что недостаток частых и явных гарантий практической помощи КПСС не означал бы отсутствие намерений и/или готовности оказать такую помощь, если риск не был бы слишком велик.

 

В случае нападения одной или более капиталистической страны на СССР имеющиеся в материалах Коминтерна свидетельства более чем убедительно говорят о том, что СССР не намеревался удовлетвориться простым поражением власти, но будет также стремиться к свержению капитализма во вражеской стране. Коминтерн снова и снова говорил партиям – секциям Коминтерна, что одно из их самых главных обязательств – защита СССР. Такая защита означала, что коммунистическая партия страны, напавшей на СССР, обязана была начать гражданскую войну против буржуазии своей страны с целью свержения правителей-капиталистов29. В таком случае вооруженные силы СССР станут союзниками коммунистов в их усилии захватить власть. В 1935 году немецкий коммунист Вильгельм Пик, заявляя, что советская Красная армия в мирное время служила «исключительно для защиты советских границ», добавил, что в случае нападения Красная армия начнет наступательную войну с вражеской страной. Ее победа означала бы освобождение «трудящихся от фашизма, капиталистической эксплуатации и войн; это также означало бы установление советской власти»30.

 

Подобное утверждение можно найти в анонимной статье под заголовком «Армия мира, культуры и победоносного социализма», опубликованной в информационном листке Коминтерна в феврале 1939 года31. В случае агрессии против СССР, как утверждается в статье, Советский Союз вел бы наступательную войну, в которой «советские люди применят вооруженную силу для помощи рабочим и простым людям страны-агрессора для свержения фашистского рабства, которое они так сильно ненавидят». Другой пример – утверждение лидера немецких коммунистов Эрнста Тельмана, заявлявшего в 1931 году о том, что «антисоветская война может привести и приведет только к свержению Гинденбургской Германии, к созданию социалистической советской Германии»32.

 

Можно отметить, что в период после июня 1941 года, когда СССР был в состоянии войны, роль советской Красной армии как «армии-освободительницы» постоянно разъяснялась, но Коминтерн всегда делал осторожные заверения в том, что «освобождение» означало бы разрушение фашизма (в отличие от капитализма) и что освобожденные народы будут свободны в выборе своего собственного пути развития. Однако такие гарантии, конечно, нельзя рассматривать вне конкретных событий и советской оккупации Восточной Европы с 1944 года до настоящего времени (автор имеет в виду начало 1960-х годов.– Примеч. пер).

 

В заключение необходимо привести два вывода, которые представляются ясными и хорошо обоснованными: во-первых, если бы СССР не находился в состоянии войны, когда коммунистическая революция вспыхнула в другой стране, то это сделало бы после тщательного расчета риска, который может повлечь такое вмешательство, использование его вооруженных сил от лица той революции условным. Во-вторых, если бы СССР подвергся нападению со стороны некоммунистической страны, то должна была бы быть проведена совместная операция, во время которой советские вооруженные силы и революционное движение под руководством коммунистов в стране, напавшей на СССР, должны были стремиться к поражению напавшего и к низвержению его политической, социальной и экономической системы.

 

Методы

 

Полезный, но небольшой по объему материал по фактическим шагам захвата власти был дан в двух документах, принятых VI конгрессом в 1928 году,– программе Коминтерна и тезисах « Меры борьбы с опасностью империалистической войны».

 

Коммунистическая партия, сталкиваясь с ростом революционной борьбы, ставила перед собой следующие главные задачи: 1) поддержание и быстрое увеличение своих контактов с недовольными классами и прослойками в обществе; 2) развитие и использование более радикальных методов борьбы с тем, чтобы направить революцию влево; и3) подготовка подробного плана по захвату власти. Контакты с массами требовали интенсификации работы среди всех социальных категорий в рамках развивающейся революционной коалиции. Все более и более радикальные лозунги и формы массовой деятельности должны были быть и использованы. Лозунги призывали к рабочему контролю над производством, формированию крестьянских комитетов для захвата помещичьей собственности, созданию Советов, разоружению буржуазии и вооружению пролетариата33.

 

Советы, непосредственно избранные рабочими, солдатами и крестьянами, всегда считались в литературе Коминтерна обязательной формой революционного правительства, сочетающей исполнительные и законодательные полномочия в одном лице. Очевидно, требование немедленного создания Советов было оправдано только наличием революционной ситуации34. Советы считались полностью подходящими для всех типов обществ, включая отсталые и колониальные страны. Поскольку коммунистическая партия должна была составлять явное меньшинство населения, имевшее право голосовать за Советы, можно спросить, как партия в такой ситуации должна была руководить захватом власти и доминировать при этом. Если мы предположим, что все предпосылки для захвата власти существовали, то мы должны также предположить, что коммунистическая партия завоевала массовую поддержку среди пролетариата и также среди других «тружеников» (непролетариев). Такая поддержка означала бы принятие лидерства коммунистов и выбор коммунистических представителей в Советы. Предполагая также, что идеологически и организационно коммунистическая партия созрела для захвата власти, можно будет рассчитывать, что дисциплина и решительность такой партии перевесит недостаток численного преимущества.

 

Формы борьбы включали создание революционных организационных форм, о которых мы упоминали выше, и их использования в массовых выступлениях, к которым относятся стачки, сочетание стачек и демонстраций, сочетание стачек и вооруженных демонстраций и, наконец, генеральной стачки совместно с вооруженным восстанием против государственной власти буржуазии35.

 

Во время перехода ко все более и более ожесточенным формам борьбы коммунистическая партия должна была потребовать и создать рабочую и крестьянскую милицию, организованную в Красную гвардию и в красные партизанские отряды. «Красная гвардия – орган восстания. Обязанность коммунистов при наличии непосредственной революционной ситуации состояла в том, чтобы агитировать и создать такой орган»36. Эта милиция должна была иметь ярко выраженный классовый характер, и туда не должны были приниматься лица, принадлежавшие к «эксплуататорским» классам. Энергичные усилия должны были быть предприняты для разложения «буржуазных» вооруженных сил, с тем чтобы ослабить «контрреволюционный» лагерь настолько, насколько это возможно37.

 

Вооруженное восстание должно было начаться в самый благоприятный момент, вероятнее всего, когда анархия в стране достигнет наивысшей точки. Точное время восстания, согласно Коминтерну, «может быть правильно установлено, только если существует самый тесный контакт между партией и массами революционного пролетариата»38.

 

Вооруженное восстание предполагало наличие военного плана и решающее выполнение этого плана подразделениями рабочей и крестьянской милиции. После того как восстание началось, оно должно было быть без всякой жалости доведено до конца. Правило состояло в том, чтобы «не заигрывать с восстанием». Приведя восстание в движение, необходимо было продолжать атаку со всей яростью, пока враг не будет сокрушен. Главные революционные силы должны были быть брошены против главных сил врага. Колебания были бы губительными. Превосходство пролетарских сил должно было быть обеспечено во всех главных центрах страны и расширено как можно быстрее на большую часть территории, насколько это возможно39. В этот решающий момент энергия и решительность коммунистического руководства должны были бы быть максимальными.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 9

 

1Кун.  КИВД. С. 18.

 

2 Там же.

 

3 VII конгресс.  С. 178.

 

4 Там же. С. 263.

 

5 Там же. С. 263.

 

6 Там же. С. 263.

 

7Миро В.  Борьба за создание внутренних советских районов в полуколониальных странах // КИ. 1935. 1января. С. 39. Революция была победоносной в разных районах на окраинах, до того, как силы контрреволюции были подавлены в центральных районах.

 

8Кун Б.  К годовщине пролетарской революции в Венгрии // КИ. 1929. 22 марта. С. 9.

 

9 К вопросу о революционном выходе из кризиса в Англии (Речь товарища Мануильского на дискуссии по английскому вопросу) // КИ. 1932. 29 февраля. С. 16 – 17.

 

10Миро В.  КИ. 1935. 1января. С. 38 – 45.

 

11 Там же. С. 39 – 40. Американская революция, утверждал он, началась в Вирджинии, в то время как главные центры, Нью-Йорк и Бостон, были в руках британцев. Подобным образом национальное движение в Турции под предводительством Кемаля Ататюрка началось в 1919 году в Восточной Анатолии, и только в 1923 году ему удалось захватить Стамбул.

 

12 Там же. С. 44.

 

13VI конгресс.  Т. I. С. 270.

 

14Титов С.  О правой опасности и примиренчестве в Румынской компартии // КИ. 1929. 28 июня. С. 45.

 

15VI конгресс Т. IV. С. 437 – 438.

 

16Кун Б.  К годовщине пролетарской революции в Венгрии // КИ. 1929. 22 марта. С. 4.

 

17Кун.  КИВД. С. 806.

 

18 Там же. С. 817.

 

19VII конгресс.  С. 594.

 

20 Там же. С. 468.

 

21 Гражданская война в Финляндии // КИ. 1928. 3февраля. С. 3.

 

22VII конгресс.  С. 446.

 

23Кун.  КИВД. С. 35.

 

24А-н.  К десятилетию национально-революционного движения Тувы // КИ. 1931. 31 августа. С. 35.

 

25 Гражданская война в Финляндии // КИ. 1928. 3февраля. С. 3.

 

26World News and Views.  September 23, 1939. P. 986. Автор, очевидно, еще получил указания, чтобы оставить «антифашистскую» линию.

 

27 Инпрекор. 1939. 9декабря. С. 1130.

 

28 История о советской помощи лоялистам Испании подробно описана в кн.: Cattell.  Communism and the Spanish Civil War.

 

29 См., например, тезисы «Меры борьбы с опасностью империалистических войн», принятые на VI конгрессе Коминтерна, в книге Куна КИВД, особенно с. 808 – 811; резолюцию «Задачи Коммунистического Интернационала в связи с подготовкой империалистов к новой мировой войне», принятую на VII конгрессе, см. вматериалах VII Конгресса, особенно с. 595; изамечания Тольятти, там же. С. 448.

 

30Пик В.  Наша борьба против шовинизма и империалистической войны // КИ. 1935. 1июля. С. 35 – 36.

 

31 World News and Views. February 29, 1939. P. 166.

 

32XI пленум Т. II. С. 203.

 

33Кун.  КИВД. С. 43.

 

34 На II конгрессе Коминтерна в 1920 году было решено, что Советы могли бы быть созданы только при следующих условиях: революционный подъем масс, обострившийся экономический и политический кризис, власть, ускользающая из рук правящих классов, и «серьезное намерение» коммунистической партии и «решительных слоев» пролетариата начать систематическую планомерную борьбу за власть. Там же. С. 112.

 

35 Там же. С. 43.

 

36 Там же. С. 820.

 

37 Там же. С. 808.

 

38 Там же.

 

39 Там же.

 

Глава 10

 

ФОРМЫ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ

 

Подобно анархистам, лидеры Коминтерна считали, что необходимо разрушить правительство старого режима, но, в отличие от анархистов, полагавших, что сразу после захвата власти государство отомрет, Коминтерн настаивал на немедленном создании нового революционного правительства. Безусловно, согласно теории Коминтерна, государство должно было в конечном счете «отмереть» и будущее мировое коммунистическое общество не должно иметь правительства. Но до прихода будущего мирового коммунистического общества национальному правительству было, по мнению Коминтерна, абсолютно необходимо решить множество великих задач, с которыми сталкивались революции под руководством коммунистов в разных странах.

 

В литературе Коминтерна выделялись два типа революционных правительств: диктатура пролетариата и демократическая диктатура пролетариата и крестьянства. Значения этих слов при использовании их коммунистами и обычными людьми сильно отличались. Оба этих термина при использовании их коммунистами замалчивают фактическую руководящую роль коммунистической партии, что будет доказано ниже. Коминтерн считал диктатуру пролетариата подходящим типом правительства, которое должно быть установлено сразу же после захвата власти коммунистами в тех обществах, которым приписывалась пролетарская революция,– в странах с высоким уровнем развития капитализма и в некоторых странах со средним уровнем развития капитализма. Демократическая диктатура пролетариата и крестьянства – такой тип правительства должен был быть установлен в тех обществах, которым приписывалась буржуазно-демократическая революция. К ним относится часть стран со средним уровнем развития капитализма, а также колониальные, полуколониальные и зависимые страны.

 

Диктатура пролетариата

 

Для понимания термина «диктатура пролетариата» необходимо усвоить, каковы основные принципы государственного устройства в понимании Коминтерна1. Политическая власть и государство были для Маркса и коммунистов не естественными историческими явлениями2. Исторически государство возникает в связи с делением общества на классы, и правящий класс, обладающий государственной властью, всегда был, согласно марксистским и коммунистическим исследованиям, тем классом, который обладал и использовал основные средства экономического производства. Экономическая власть всегда остается источником и основой политической власти, которая всегда используется в интересах правящего класса или классов. Для Коминтерна такое понятие, как демократия, было лишено смысла, если оно использовалось абстрактно. Он обязательно ставил вопрос о том, какой класс фактически находится у власти. Коминтерн заявлял, что правительство в капиталистических странах под высокопарными речами и институтами демократического либерализма в действительности находилось в руках капиталистов и поэтому вообще не считалось с волей народа. Все «капиталистические» правительства были на самом деле классовыми диктатурами. В программе Коминтерна утверждалось, что буржуазная демократия с ее формальным равенством граждан перед законом основывается на вопиющем неравенстве среди классов в материально-экономическом отношении3. Свободы и гражданские права в капиталистических государствах были, следовательно, фикцией, исключение составляли лишь правящие классы. В противовес буржуазной демократии пролетарская демократия, развитию которой способствовала диктатура пролетариата, в первый раз в истории должна была обеспечить необходимую экономическую и социальную базу для подлинной демократии путем упразднения классов, владеющих средствами производства, сделав такие средства производства собственностью всех «трудящихся».

 

Учитывая вышесказанное, мы можем исследовать диктатуру пролетариата по следующим пунктам: 1) определить место Коммунистической партии в диктатуре пролетариата и 2) формы диктатуры.

 

Какая роль отводилась коммунистической партии после захвата власти? Программа Коминтерна, упоминая лишь несколько раз о партии, приписывала ей главенствующую роль, и, очевидно, она должна была остаться единственной политической партией. Другие партии не упоминались. Коммунистическая партия должна была играть «руководящую роль» в диктатуре пролетариата; пролетариат без нее был бессилен. Партия должна была управлять различными массовыми организациями в новом обществе: советами, профсоюзами, кооперативами и комсомольско-молодежной организацией4.

 

Роль коммунистической партии в диктатуре пролетариата особо подчеркивалась в другой литературе Коминтерна. В 1933 году Куусинен, цитируя Сталина как непререкаемый авторитет, заявлял о важности коммунистической партии в самых выразительных словах. По его словам, партия была высшей формой пролетарской классовой организации, существование которой было обязательно для функционирования и эффективной работы пролетарской диктатуры. Она обладала единоличной силой и не должна была делить лидерство с другими партиями. Было бы неверно и ошибочно проводить различие между «диктатурой пролетариата» и руководящей ролью партии5. В 1935 году другой автор говорил о «максимальном усилении коммунистической партии» после захвата власти. Не преуменьшая роль партии, а как раз наоборот, мы говорим об усилении ее деятельности, которое последовало бы за успешным вооруженным восстанием. Сложные задачи, которые надо было решать при строительстве социализма, сделали бы это усиление совершенно необходимым6.

 

В свете этого свидетельства, о котором сотни тысяч раз упоминалось в литературе Коминтерна, мы можем прийти к заключению, что диктатура пролетариата означала бы в действительности диктатуру коммунистической партии. Эта диктатура фактически должна была стать диктатурой меньшинства над большинством населения, которое не являлось коммунистами, диктатурой над пролетариатом, так же как и над непролетарскими слоями населения. Даже внутри партии правящая группа на вершине власти осуществляла бы недемократический контроль над низшим эшелоном. То, что мы имеем, после победоносной «пролетарской» революции и установления диктатуры пролетариата, есть диктатура, осуществляемая единственной политической партией при сосредоточении реальной власти в руках верхушки, а не рядовых членов партии.

 

Диктатура коммунистической партии должна осуществляться через новую правительственную структуру. Программа Коминтерна отвергала парламентскую систему как устаревший пережиток капитализма. Согласно программе, подходящей формой правления для этого нового этапа должны были стать Советы, конечно существовавшие в Советском Союзе. Советы, которые просто были органами местного самоуправления, появились во время русских революций в 1905 году и в 1917 году, уходили корнями в Парижскую коммуну 1871 года. Как мы знаем, накануне захвата власти коммунистами необходимо было учредить советы как революционные органы. Избранные пролетариатом и другими «тружениками», они единственные должны были обладать конституционной властью в новом пролетарском государстве. Сочетая и осуществляя законодательную, исполнительную и судебную власть, советы упразднили бы разделение власти, имевшее место в «буржуазных» правительствах. Избирательная система должна была строиться на основе трудового ценза, а не на территориальной основе. Избиратели должны были иметь право как отзывать депутатов, так и избирать их. Система советов должна была привлечь широкие массы пролетариата и других трудящихся к строительству социализма и к управлению государством. Она была объявлена самой демократической системой правления, когда-либо созданной человеком7. Только советы признавались единственной совершенной формой пролетарской диктатуры8.

 

Связав себя с этой структурой, Коминтерн, опасаясь возможных обвинений в чрезмерной «русификации», старался рекламировать советы как «естественные» институты, которые применимы повсюду, несмотря на их русское происхождение9. Система советов была «интернациональной всемирной формой диктатуры пролетариата»10. В этом случае, как и в других, Коминтерн добивался двух целей: признания безоговорочного вклада русской революции и представления ее достижений как имеющих всеобщую ценность и применимость.

 

Вывод: в недавно установленной пролетарской диктатуре коммунистическая партия должна была обладать всей полнотой власти – теоретически от имени пролетариата, являясь воплощением пролетарской воли, но на практике как единственная в своем роде, не зависящая ни от кого политическая сила, доминирующая как над пролетариатом, так и над другими классами.

 

Использование термина «диктатура пролетариата» отражает желание Коминтерна поддерживать обманчивый взгляд на роль пролетариата как на реальную движущую силу революции и реальный правящий класс в новом обществе. При детальном рассмотрении оказывается, что за этим термином скрывается фактическая политическая диктатура коммунистической партии.

 

Демократическая диктатура пролетариата и крестьянства

 

В тех обществах, в которых согласно теории Коминтерна сначала должна была произойти буржуазно-демократическая революция, Коминтерн применил формулу «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства», чтобы определить тип правительства, который должен был быть учрежден после захвата власти коммунистами.

 

Термин «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» был введен Лениным в 1905 году11. Он использовался в программе Коминтерна в 1928 году без какой бы то ни было конкретизации. Каково же точное значение этого термина? Логично было бы утверждать, что он означает: 1) нечто совершенно отличное от диктатуры пролетариата, так как вряд ли существовала потребность использовать два разных термина для обозначения одного и того же понятия (то есть одной и той же системы правления); и2) всегда упоминавшееся в этом термине крестьянство обладало значительно большей политической властью, чем при диктатуре пролетариата. Если, как показано выше, диктатура пролетариата означала монополию власти, сосредоточенную в руках коммунистической партии, не означала ли демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, что одна или более партия, представляющая крестьянство, должна была делить власть с коммунистической партией?12 Если контроль был бы возложен на пролетариат, то есть на коммунистическую партию, ситуация вряд ли коренным образом отличалась бы, если такой контроль осуществляла бы диктатура пролетариата. Если бы два класса должны были в равной степени делить власть, тогда крестьянство, как класс по численности превосходящий пролетариат, все равно все еще подвергалось бы дискриминации. В конце концов, если бы власть делилась на подлинно демократической основе, крестьянство, конечно, оказалось в доминирующем положении. Это последнее объяснение представляется убедительным, но в действительности ли оно раскрывает суть понятия «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства»?

 

Чтобы ответить на этот вопрос, применимы три метода. Во-первых, анализ взглядов Коминтерна, относящийся к этому понятию. Во-вторых, логический анализ, основанный на оценке природы «буржуазно-демократической» революции под руководством коммунистов. В-третьих, рассмотрение режима в советских районах Китая, установленного в 1931 году и провозглашенного «демократической диктатурой пролетариата и крестьянства».

 

К сожалению, теоретики и представители Коминтерна использовали термин «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» очень пространно даже не заботясь о том, чтобы дать самое простое короткое определение. Вывод может быть следующим: либо эти лица сами не знали, что означал этот термин, либо они не хотели быть откровенными, чтобы этой откровенностью не оттолкнуть крестьянство. Если надо было бы найти какое-либо официальное определение, то, вероятнее всего, оно содержалось бы в программе 1928 года, но оно там отсутствует. Единственные по-настоящему ценные объяснения содержатся в речи Мануильского на VI конгрессе Коминтерна, названной «Положение и проблемы в ВКП(б)». Здесь Мануильский ясно указал, что существуют важные различия между диктатурой пролетариата и демократической диктатурой пролетариата и крестьянства:

 

«Диктатура пролетариата – это форма правления, основанная на сотрудничестве с крестьянством, но не на основе «демократического» разделения власти. Диктатура пролетариата не является демократической диктатурой пролетариата и крестьянства. Первая строится на основе диктатуры одного класса. Последняя... на основе разделения власти между пролетариатом и крестьянством»13.

 

Далее в той же самой речи Мануильский заметил, что без лидирующей роли пролетариата пролетарская диктатура не могла бы больше существовать и стала бы вместо этого «рабочей и крестьянской демократией». Он настаивал на различии между этими двумя формами правления: «Все черты, которые отличают пролетарскую диктатуру от демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, остаются в силе в отношении этих двух форм демократии»14.

 

На основе замечаний Мануильского возможно выстроить систему, в которой пролетариат не играет ведущей роли и в которой существовало бы подлинное демократическое разделение власти между революционным пролетариатом и революционным крестьянством. Такая ситуация предполагала бы наличие различных крестьянских партий, что в действительности осуществляется в многопартийной системе.

 

Слабость вышеупомянутого утверждения, кроме недостаточности доказательств, подкрепляющих его, заключается в очевидном противоречии с документами Коминтерна, в которых неоднократно указывалось на ведущую роль коммунистической партии в революционном процессе. Как мы видели, гегемония коммунистической партии над революционным движением провозглашалась снова и снова, как необходимая предпосылка успешного захвата власти. То, что эта партия (провозглашенная партией пролетариата) должна была отказаться от своей лидирующей роли и, руководствуясь принципом равенства, должна занять более низкое положение по отношению к другой или другим партиям, представляющим революционное крестьянство, кажется неправдоподобным, несмотря на объяснения Мануильского.

 

Также мы должны рассмотреть вопрос о том, что же на практике представляет собой демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, установленная в советских районах Китая в 1931 году. Есть свидетельство, показывающее, что Коминтерн полагал, что демократическая диктатура в Китае – явление необычное и исключительное. В передовой статье в журнале Коминтерна в 1931 году утверждалось, что демократическая диктатура пролетариата и крестьянства в Китае «коренным образом отличалась бы от демократической диктатуры, планируемой большевиками в условиях революции 1905 года в России». Одно главное отличие состояло в том, что коммунисты были бы в большинстве в правительстве15. Если бы посчитали это необычным, то напрашивается вывод о том, что тогда меньшинство коммунистов в правительстве признавалось бы нормальным, что согласуется с формулировкой Ленина 1905 года. Еще одна передовая статья Коминтерна в 1931 году утверждала, что «характерной особенностью» китайской советской системы была монополия революционного руководства, возглавляемого коммунистической партией, которая была «единственной правящей партией на советских территориях в Китае». Китайское крестьянство, как указывалось в передовой статье, не создало своей собственной партии и просто находилось под руководством пролетариата и коммунистической партии16. Отношение этих теоретиков Коминтерна к тому, что отличительной чертой китайской демократической диктатуры стало преобладание коммунистов в правительстве при полном отсутствии других партий, может явиться свидетельством того, что при сложившейся ситуации коммунисты могли бы быть и в меньшинстве. Кроме того, можно отметить, что Коминтерн никогда публично не обобщал китайский опыт и не говорил, что будущие демократические диктатуры должны были неуклонно следовать китайским путем. Также Вильгельм Пик в своем главном обращении на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году назвал китайский опыт по установлению и поддержанию советского режима «выдающимся событием» в колониальных районах со времени VI конгресса, состоявшегося в 1928 году. Это «блестящий пример для трудящихся всего колониального мира» и первая модель колониальной революции, в которой идеологически и в своей первоначальной форме реализована государственная гегемония пролетариата»17.

 

Все вышеупомянутое может показаться незначительным. Однако кажется, необходимо заметить, что существовало большое количество заявлений Коминтерна по этому решающему вопросу. Это свидетельствует о сумятице и неразберихе, царившей в руководстве Коминтерна, по вопросу применения демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Коминтерн, вероятно, не позаботился о том, чтобы дать точное определение этому термину в силу ряда причин: 1) он никогда не намеревался создать действительно демократическую систему; 2) Коминтерн предложил эту формулу как подачку в надежде добиться поддержки или, по крайней мере, терпимости со стороны беднейшего крестьянства и середняков в тех странах, где крестьянское восстание являлось обязательным условием захвата власти коммунистами; 3) он стремился сохранять видимость существования некого подобия между начальным периодом коммунистической диктатуры и буржуазно-демократическим этапом революции согласно Марксу, допуская, что на начальном этапе коммунистической власти в ограниченном количестве будут присутствовать «буржуазные» социальные элементы.

 

Советы должны составить форму демократической диктатуры пролетариата и крестьянства и на самом деле должны были быть универсально применимой формой коммунистического правления. Наличие советов в Китае (особенно просуществовавший короткое время Совет Кантона в декабре 1927 года) и более позднее установление Китайской Советской Республики в 1931 году дало возможность Коминтерну выступать с защитой такой формы правления, как советы, даже в колониальном мире. Можно указать, что Коминтерн настаивал на том, что советы в Китае именовались как «рабочие и крестьянские советы», несмотря на то что Китайская Советская Республика была создана на основе сельских советов при полном отсутствии контроля со стороны коммунистов над городскими центрами. Согласно передовой статье в журнале Коминтерна, китайские сельские советы «ни в коем случае не должны рассматриваться просто как крестьянские советы», так как крестьянство приняло руководство коммунистов (и следовательно пролетарское руководство), и они защищались китайской народной армией, находящейся под руководством коммунистов18. Следовательно, сельские китайские советы считались подлинно рабочими и крестьянскими советами, и пролетарская гегемония, о которой неоднократно заявлялось, была чистейшей фикцией.

 

В заключение можно сказать, что настойчивое требование Коминтерна гегемонии коммунистической партии в подготовке и осуществлении захвата власти в «буржуазно-демократической» революции возможно, самым убедительным образом поддерживает веру в то, что коммунистическая партия не отказалась бы от такой гегемонии тогда, когда захват власти уже был бы осуществлен. Случай Китайской Советской Республики, явившийся единственным практическим опытом революции в период с 1928 по 1943 год, позволял Коминтерну открыто признавать то, что власть была сосредоточена в руках Коммунистической партии Китая.

 

Теперь мы можем заявить, что в любом типе обществ вслед за захватом власти коммунистами начнется осуществление коммунистической диктатуры через советы. Далее мы предпримем попытку описать ближайшие и конечные цели захвата власти коммунистами.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 10

 

1 См. дискуссию по этому вопросу в кн.: Ханта К.  Марксизм.

 

2 Там же. С. 106; Neumann F.L.  Approaches to the Study of Political Power // Political Science Quarterly. 1950. June. LXV. P. 166.

 

3Кун.  КИВД. С. 19.

 

4 Там же. С. 27. В одном случае возможность многопартийного правления, последовавшего за захватом власти, упоминалась высокопоставленным представителем Коминтерна. Димитров на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году говорил следующее: «Конечно, возможно, что в какой-либо стране, немедленно после революционного свержения буржуазии, может быть сформировано советское правительство на основе правительственного блока коммунистической партии с определенной партией (или левым крылом), участвующим в революции. После Октябрьской революции в состав победоносной партии российских большевиков, как мы знаем, входили представители левых социал-революционеров в советском правительстве». VII конгресс.  С. 174. Как мы хорошо знаем, недолго просуществовавшее коалиционное правительство в 1917 – 1918 годах не предполагало существенного разделения власти с левыми социал-революционерами.

 

5Куусинен О.  Коммунистический манифест // КИ. 1933. 20 октября. С. 39 – 40.

 

6Цитович Я.  II конгресс Коммунистического интернационала // КИ. 1935. 20 июля. С. 16.

 

7 Cм. например: Программа советской власти компартии Англии // КИ. 1935. 10 апреля. С. 43 – 45 и Программа освобождения германского рабочего класса и германского трудового народа // КИ. 1934. 1июня. С. 60 – 63. На самом деле проект программы 1928 года называл, как правило, советскую структуру «самой приемлемой» формой пролетарской государственной власти. Этой фразой предусматривалась возможность альтернативных форм правления, и Денгель на VI конгрессе попросил прояснить этот вопрос. VI конгресс.  Т. III. С. 47. Но никаких разъяснений не последовало, и последняя версия программы снова использовала фразу «cамая приемлемая» форма. См.: Кун.  КИВД. С. 18. Однако никакие альтернативные формы никогда не упоминались в материалах Коминтерна. Снова опыт Советской России одержал победу.

 

9Куусинен О.  Коммунистический манифест // КИ. 1933. 20 октября. С. 36.

 

10 Там же. С. 36.

 

11 Использование Лениным этого термина в первый раз см.: Сочинения. Т. VII. С. 183 – 195. Cм. также обсуждение этого вопроса в книге: Wolfe.  Three Who Made a Revolution. P. 291 – 298.

 

12 Это то, что имел в виду Ленин, по мнению Вульфа. См.: Wolfe.  Three Who Made a Revolution и Schwartz.  Chinese Communism and the rise od Mao. P. 89.

 

13VI конгресс. Т.  V. С. 72. Можно вспомнить, что слово «демократия», использованное в материалах Коминтерна в кавычках, означает, что либо такая демократия ложная, либо, как в приведенной выше цитате, термин использовался в формальном, конституционном смысле, например чтобы указать на существование всеобщего избирательного права.

 

14 Там же. С. 79. Ср.: замечание Бухарина на этом же конгрессе: «В то же самое время диктатура пролетариата и крестьянства не является еще диктатурой пролетариата – как единственного проводника власти». Там же. T. III. С. 149.

 

15 В преддверии новой революции в Китае // КИ. 1930. 10 августа. С. 15. См. также: Коммунистический Интернационал перед VII всемирным конгрессом. С. 79 – 80.

 

16 Революционный кризис в Китае и задачи китайских коммунистов // КИ. 1931. 10 ноября. С. 10. См. также: Ван Мин.  Советы в Китае как особая форма демократической диктатуры пролетариата и крестьянства // КИ. 1ноября. 1934. С. 26.

 

17VII конгресс.  С. 50 – 51.

 

18 Революционный кризис в Китае и задачи китайских коммунистов // КИ. 1931. 10 ноября. С. 11.

 

Часть четвертая

 

ЦЕЛИ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ

 

Глава 11

 

ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБЩЕСТВА

 

После того как власть успешно завоевана, коммунистическая диктатура должна предпринять ряд долгосрочных мер с целью установления, рано или поздно, согласно учению Маркса о социально-экономическом развитии общества, последнего социалистического этапа. В этот период в соответствии с положением Маркса, Ленина и также Коминтерна должны быть реализованы идеалы коммунистического движения – облагораживание человечества в мире материального изобилия, мира и равных прав для всех. Демонстрируя постоянное приближение к более высоким, чем когда-либо в истории, стандартам благосостояния человека, этот период должен был стать заключительным этапом долгого пути человека от социализма к коммунизму. На этой последней стадии человек будущего коммунистического общества получит возможность неограниченно удовлетворять свои желания и потребности. В соответствии с коммунистической теорией коммунизм – самое лучшее из всех возможных общество.

 

Социальные изменения в развитом капиталистическом обществе

 

Различие между этапами социализма и коммунизма.  В материалах Коминтерна на последней стадии различаются две фазы: первая, социалистическая фаза и высшая, коммунистическая фаза (полная утопия). Авторы Коминтерна придерживались взглядов Ленина и Маркса, когда проводили это различие. Именно Ленин применил термины «социализм» и «коммунизм» соответственно к «низшей фазе» и к «высшей фазе» коммунизма, то есть так же, как эти термины использовал Маркс в работе «Критика готской программы»1.

 

Основные принципы фазы социализма кратко изложены в Программе Коминтерна 1928 года2. В начале этой низшей фазы человеческое общество, которое лишь недавно вышло из капиталистической стадии, все еще несет в себе экономические, нравственные и интеллектуальные черты капиталистического общества, из чрева которого оно появилось. Поэтому должна быть предпринята программа всесторонней реконструкции общества. Даже после создания социалистического общества, заменившего капиталистическое, производительные силы нового общества еще не достигли полной зрелости. Распределение должно осуществляться по труду, а не по потребностям, как это будет позднее в коммунистическом утопическом обществе. Хотя классы упразднены, черты бывшего классового деления общества будут еще некоторое время существовать. Сохранится разделение труда, так же как и различие между умственным и физическим трудом. И во время социалистической фазы сохранится антагонизм между городом и деревней, хотя и заметно уменьшится. Следовательно, социалистическая фаза отмечена несовершенствами и некоторым неравенством, и только с искоренением этих недостатков посредством дальнейшего строительства социализма будет достигнута высшая, коммунистическая фаза.

 

Правительство и правящий класс.  Уже было показано, что диктатура пролетариата, предположительно установленная посредством захвата коммунистами власти, была на самом деле однопартийной диктатурой, осуществляемой коммунистической партией независимо от воли пролетариата, и что советы, созданные накануне захвата власти как революционные органы гражданской войны, должны были стать конституционными формами правления в эту новую эпоху. Сейчас мы можем более пристально рассмотреть суть проводимой политики после захвата власти.

 

Можно сразу отметить, что в материалах Коминтерна не уделено серьезного внимания задаче управления современным сложным государством, к нормальным функциям которого были сейчас добавлены чрезвычайно сложные задачи, такие как централизованное планирование и руководство экономикой. Все же любая диктатура пролетариата сталкивалась с острой проблемой получения достаточного количества квалифицированного персонала из тех классов, интеллектуальное развитие которых, согласно заявлениям коммунистов, приостановилось во время эпохи капитализма. Любой серьезный коммунист, размышляя над этой проблемой, на самом деле должен бы был позавидовать добродушной вере анархистов, которые, обходясь без государства, также бы обошлись без всех бюрократических вопросов.

 

Столкнувшись с нехваткой квалифицированного «пролетарского» персонала (кадров), программа указала, что новое государство должно было сочетать временную политику привлечения бывших буржуазных государственных служащих с долгосрочной политикой подготовки социалистических управленцев через собственную, организованную коммунистами образовательную систему. Программа защищала использование «организационных навыков» определенной части буржуазии, бывших военных офицеров и правительственной бюрократии, но только после подавления сопротивления этих классов. Также была упомянута «техническая интеллигенция», которая, хотя и воспитана в буржуазной традиции, должна быть частично завоевана и использована в работе по социалистическому строительству. Нужно было поощрять любые сочувствующие и нейтрализованные элементы среди интеллигенции, подвергнув эти элементы идеологическому влиянию пролетариата, то есть коммунистической партии3.

 

Благодаря долгосрочной программе подготовки, основанной на монополии образования, коммунистическое государство могло с нетерпением дожидаться того времени, когда необходимость в кадрах будет пополняться специалистами – выходцами из рабочих, крестьян и других «тружеников». «Только тогда, когда пролетариат [коммунистическая партия] будет способен выбирать для назначения на «ключевые посты» социалистического строительства свой авангард, только тогда будут реализованы гарантии победоносного социалистического строительства... атакже гарантия против бюрократического разложения и классового вырождения»4.

 

В материалах Коминтерна также ничего не говорится о системе правосудия и о законодательстве. Можно с уверенностью предположить, что в основе новой системы должны были лежать принципы марксизма-ленинизма. Для охраны государства и поддержания внутреннего порядка все оружие должно быть сконцентрировано в руках пролетариата5. Красная гвардия, созданная в первые дни вооруженного восстания, должна позднее быть трансформирована в Красную армию, которая должна была стать регулярной армией и больше не являться неофициальной народной милицией6. Только тогда, когда коммунисты захватили бы власть в некоторых капиталистических государствах и опасность капиталистической интервенции была бы значительно снижена, тогда это позволило бы заменить регулярную армию «народной» милицией. Но какова бы ни была природа вооруженных сил, эти силы должны были носить классовый характер и должны были исключить из своих рядов любых представителей бывших эксплуататорских классов7.

 

Как мы знаем, одной из характерных особенностей социалистического этапа было временное сосуществование классов после захвата власти. Пока есть классы, классовая борьба тоже будет существовать, даже в период пролетарской диктатуры. «Эксплуататоры» и другие «враги народа» должны были быть незамедлительно лишены политических прав8. Безжалостная война должна была вестись диктатурой против «последовательных врагов рабочего класса», среди которых были названы крупная буржуазия, землевладельцы и та часть чиновничьего корпуса и правительственной бюрократии, которая оставалась лояльной по отношению к прежним правящим классам9. По-видимому, перед группами, классифицированными как «враги народа», стоял выбор: либо они должны быть истреблены, либо они должны были принять новый порядок.

 

Что касается политических привилегий, которые будут получены различными классами, ясным представляется следующее: политическая власть и руководство будут сосредоточены в руках авангарда пролетариата, то есть коммунистической партии (авангарда  пролетарской диктатуры); при захвате власти политические привилегии предоставлялись пролетариату, так же как и его союзникам и «нейтральным» группам (получателям  пролетарской демократии); ипоражение в политических правах классовых врагов (жертв  пролетарской диктатуры и неполучателей  пролетарской демократии).

 

Согласно программе Коминтерна, главенствующее положение, которое теория марксизма отводила пролетариату в новую эпоху, должно было поддерживаться, в случае необходимости, путем предоставления пролетариату множества «временных преимуществ»10. По-видимому, количественное превосходство пролетариата в советах могло бы быть одним из таких преимуществ11. Но, как далее говорится в программе, пролетариат должен был использовать свое особое положение не для того, чтобы поддерживать и поощрять узкие интересы класса, но для объединения других категорий «тружеников» во имя общей цели стирания всех классовых различий12.

 

Более ясная картина политических отношений между пролетариатом и другими социальными группами, после установления диктатуры пролетариата, была нарисована Мануильским в двух докладах: с первым он выступил на VI конгрессе Коминтерна и со вторым на VII. В обоих случаях Мануильский выступил главным докладчиком по положению в СССР13.

 

Его доклад на VI конгрессе намного более объективный и поэтому более ценный14. Хотя Мануильский сосредоточил свое внимание на СССР, он явно подразумевал в своем докладе, что его замечания будут применимы ко всем будущим пролетарским диктатурам. По природе своей его доклад представлял собой критику и осуждение ошибок троцкистов. В нем рисуется довольно ясная картина распределения привилегий среди социальных групп при коммунистической диктатуре. Для Мануильского пролетарская демократия была выше всех остальных классовых демократий и означала, безусловно, в начальный период, последовавший после захвата власти, ревностное удержание власти в руках пролетариата. То, что при этом правит меньшинство, не имело для Мануильского значения. В России, по признанию Мануильского, пролетарская диктатура была диктатурой меньшинства, действующего в интересах большинства «тружеников». Если бы правящее меньшинство действовало не в интересах «тружеников», тогда, по заявлению Мануильского, такая диктатура была бы непопулярна и не просуществовала длительный период.

 

Мануильский далее разъяснил, что означает гегемония пролетариата, указывая при этом, что союз с частью крестьянства в революции не требовал разделения власти с этим классом. Он отрицал то, что пролетарская диктатура была союзом двух классов на основе полного политического равенства, и определил ее скорее как форму правления, основанную на сотрудничестве и на разумных уступках крестьянству, особенно в экономической сфере.

 

Возникает вопрос о том, на каком этапе, если вообще это должно было случиться, политические привилегии были бы распространены на другие классы? Мануильский на VI конгрессе заявил, что привилегии пролетарской демократии могут и будут распространены на другие социальные группы при следующих условиях: при отсутствии давления со стороны капиталистического мира на социалистическое государство, при готовности других классов полностью и безоговорочно принять диктатуру пролетариата и социалистические идеалы, а также при способности коммунистической партии повысить политическую грамотность «трудящихся масс» с тем, чтобы поднять их до своего собственного уровня. По словам Мануильского, при таких условиях наступит этап, когда исчезнут классы и, соответственно, пролетарская диктатура может быть преобразована в самую широкую форму трудовой демократии.

 

На VII конгрессе Коминтерна Мануильский пояснил, что означает расширение пролетарской демократии, то есть включение в нее других социальных групп. По его мнению, значительное расширение пролетарской демократии произошло в СССР в связи с историческим решением VII съезда Советов, принятым по инициативе товарища Сталина, для того чтобы ввести в нашей стране равное избирательное право и прямое и тайное голосование15. Если введение Конституцией 1936 года всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права в СССР представляет собой пример расширения пролетарской демократии, тогда ясно, что любое такое расширение не оказывало бы никакого влияния на положение коммунистической партии как реально правящей партии. Если, по заявлению Мануильского, советская демократия в СССР была высшей формой демократии, превосходящей буржуазную демократию, тогда снова становится очевидным, насколько недемократичной была на деле пролетарская демократия. То, что СССР назывался «государством с высокоразвитой демократией»16, не должно вводить в заблуждение, так как Коминтерн использовал фразы пролетарская диктатура и пролетарская демократия в совершенно других значениях.

 

Как будет показано далее, Коминтерн ожидал, что роль коммунистической партии чрезвычайно усилится после захвата власти и принятия на себя обязанностей правящей политической партии. Направления деятельности партии чрезвычайно многообразны, и вполне может оказаться так, что коммунистическая партия поставила перед собой задачу более серьезного (далеко идущего) изменения общества, чем когда-либо ставила какая-либо другая партия. Задачи и функции различных направлений деятельности диктатуры коммунистической партии могут быть определены следующим образом:

 

1. В области политики:  разрушение источников и инструментов власти, которой обладает буржуазный класс, так же как и духовенство и аристократия; укрепление власти коммунистической партии и поддержка ее большинством населения.

 

2. В области экономики:  ограничение и постепенное упразднение капиталистической системы (частной собственности на средства производства и свободных рыночных отношений); строительство социалистической экономики с централизованным планированием.

 

3. В социальной сфере:  строительство бесклассового общества трудящихся на основе национализации средств производства.

 

4. В области культуры:  укоренение марксизма-ленинизма как единственной правдивой теории; замена буржуазного морального кодекса и религиозной системы кодексом коммунистической морали; достижение основных изменений во взглядах и поведении человека.

 

5. На международной арене:  защита коммунистического государства против капиталистической агрессии; тесный союз и сотрудничество с Советским Союзом и мировым революционным движением; борьба за дело трудящихся и эксплуатируемых масс во всем мире.

 

Для Коминтерна эти задачи оправдывали существование диктатуры пролетариата и расширяющейся роли коммунистической партии17. Как указывал Мануильский на VI конгрессе Коминтерна, задачи партии после захвата власти должны были стать значительно более разносторонними и обширными, чем в период до захвата власти18. На XVI съезде ВКП(б) в 1930 году Сталин подчеркивал необходимость устойчивого укрепления власти коммунистического государства, и этот пункт был впоследствии принят авторами Коминтерна19.

 

Замечания Сталина о государстве особенно интересны, потому что он обратился к конкретному вопросу отмирания государства. Фридрих Энгельс, соратник Маркса, заявил в известном изречении о том, что государство «отомрет» во время завершения своей задачи перестройки общества. Программа Коминтерна соглашалась с Энгельсом и утверждала, что государство, «будучи воплощением классового господства, отмирает по мере того, как отмирают классы»20. Вплоть до 1930 года процесс «отмирания», вероятно, интерпретировался большинством коммунистов как постепенное исчезновение государственной власти, поскольку социалистическая перестройка общества успешно продвигалась вперед. Прежде всего должны были «отмереть» государственные институты принуждения – вооруженные силы, полиция, тюрьмы и т. п. Однако Сталин в 1930 году заявил, что коммунистическое государство должно было вырасти и достигнуть самой большой силы, когда-либо получаемой каким-либо государством в истории, и только тогда оно начнет «отмирать»21. Но точное время, когда должен произойти окончательный закат такого всесильного государства, никогда не называлось.

 

Меры экономического и социального характера.  Широкомасштабная стратегия, лежащая в основе экономической и социальной деятельности пролетарской диктатуры, легко определима и согласуется с духом марксизма. Частная собственность на средства производства рассматривается как вредный фактор, мешающий социальному улучшению, поэтому она должна быть сокращена и, наконец, совсем упразднена. Процесс замены частной собственности государственной собственностью должен был быть не резким и полным (одновременным), а постепенным. Управление национализированной собственностью должно быть централизованным, и всеобщая планомерная координация различных экономических структур должна была заменить анархию капиталистического соревнования. Эта политика более или менее ясно разъясняется в четвертой части программы Коминтерна, которая называется «Период переходный от капитализма к социализму и диктатура пролетариата»22.

 

В области промышленности программа требовала конфискации и «пролетарской национализации» всех больших промышленных предприятий (фабрики, заводы, шахты и электростанции), принадлежащих капиталистам. Вся государственная и муниципальная земля и предприятия должны были также быть переданы советам. В одном коротком абзаце программа ясно и четко призвала к организации рабочего управления промышленностью. Но в предложении, которое тотчас же последовало за этим, ситуация усложнялась, потому что говорилось о создании государственных органов управления «с ближайшим участием» профсоюзов в деле этого управления и обеспечения «соответствующей роли» фабрично-заводских комитетов. Сложная проблема разграничения сфер компетентности государственных органов, профсоюзов и фабричных советов не была полностью разъяснена ни в программе, ни в других материалах Коминтерна23.

 

Некоторые разъяснения все же даются определенным функциям профсоюзов. Профсоюзы были названы «главным рычагом» государства и «школой коммунизма», вовлекающей рабочие массы в практический опыт управления промышленностью. Связанные с государственным аппаратом и влияющие на его работу, профсоюзы должны были охранять повседневные интересы пролетариата, бороться с бюрократическими злоупотреблениями в государственном аппарате и воспитывать в своих рядах лидеров, возглавляющих работу по построению социализма24.

 

В программе приводятся основные положения трудового кодекса: семичасовой рабочий день и в особо вредных для здоровья рабочих отраслях промышленности шестичасовой; пятидневная рабочая неделя в странах с «развитыми производительными силами»; вбудущем сокращение рабочего дня в зависимости от роста производительности труда; запрещение, по правилу, ночного труда и труда во вредных отраслях всем лицам женского пола; запрещение детского труда; максимальный шестичасовой рабочий день для подростков до восемнадцати лет, с возможностями сочетать занятость с обучением. Широкую программу социального страхования, включая страхование на случай болезни, старости, несчастного случая и безработицы, нужно обеспечить за счет государства на основе полного самоуправления застрахованных. На сохранившихся частных предприятиях промышленности страхование обеспечивалось за счет предпринимателей25.

 

В сельском хозяйстве конфискация и «пролетарская национализация» должна была быть применена ко всей крупной земельной собственности с последующей национализацией всей оставшейся земли. Национализации должны быть подвергнуты не только земельные угодья, но также любые строения, машинное оборудование и прочий инвентарь, домашний скот, предприятия по обработке сельскохозяйственной продукции. Купля-продажа земли перед национализацией была запрещена с целью сохранения ее за крестьянством и создания препятствий для ее покупки спекулянтами26.

 

Следует упомянуть здесь о критике политики постепенной, а не безотлагательной национализации всей земли27. Комментируя проект программы 1928 года, В. Карпинский критиковал политику постепенного осуществления преобразований и был не в состоянии видеть разумное различие между условием, вытекающим из запрета торговли землей, и условием, проистекающим из безотлагательной и полной национализации всей земли28. Политика постепенного осуществления преобразований проводилась в основном из-за опасения противодействия со стороны крестьянства и превращения его в активного врага нового порядка29. Бухарин цинично признал, что запрет на куплю-продажу земли был равносилен национализации земли на 90 – 95 процентов30. Отрицая тот факт, что коммунисты опасались крестьянства, он настаивал на том, чтобы немедленно после захвата власти в пролетарской революции крестьяне должны получить гарантию собственности на свои земли. Бухарин цитировал Маркса для поддержки этой точки зрения. Запрещение торговли землей, согласно Бухарину, просто усиливало гарантию собственности.

 

Планы по распределению конфискованной земли отражали противоречивые желания: с одной стороны, сохранить большие фермы в целости для коллективного ведения сельского хозяйства и, с другой стороны, для того, чтобы добиться поддержки нового режима беднейшим крестьянством, необходимо было разделить часть национализированной земли среди него. Крупные имения, имеющие «хозяйственно-показательное значение» или крупный удельный вес, должны были остаться неразделенными и поступить в управление органов пролетарской диктатуры для организации советских хозяйств. Другие конфискованные земли, в особенности там, где эти земли обрабатывались крестьянами на арендных началах, должны были быть распределены для использования, а не в качестве собственности среди беднейшего крестьянства и отчасти середняцких слоев. Экономическая («хозяйственная») целесообразность и необходимость «нейтрализации» крестьянства и завоевания его на сторону пролетарского режима должны были определить количество земли для распределения среди крестьянства.

 

Одна категория мер была нацелена на улучшение доли тех самых беднейших крестьян, которые считались естественными союзниками пролетариата. Эти меры включали списание долгов с «эксплуатируемых слоев» крестьянства, борьбу с ростовщичеством, отмену всех кабальных сделок и освобождение от налогообложения.

 

Другая категория мер была нацелена на усовершенствование сельскохозяйственного производства: сельская электрификация, тракторостроение, производство чистосортных семян и племенного скота, широкое кредитование и, кроме того, пропаганда преимуществ ведения крупного сельского хозяйства.

 

Крестьянские кооперативы всех типов (то есть кооперация в области сбыта, снабжения, кредита) изображались как наиболее доступные крестьянству способы перехода к социализму31. Сельскохозяйственные кооперативы, следовательно, должны были расширяться, а «капиталистические» элементы в них должны были быть уничтожены32. Находящиеся под руководством государства сельскохозяйственные кооперативы станут «одним из основных рычагов» коллективизации в сельской местности33.

 

Можно кратко перечислить меры в других отраслях экономики. При новом режиме транспорт и коммуникационные системы должны были полностью перейти в руки государства. В финансовой сфере был сделан главный акцент на централизацию, при которой один центральный государственный банк должен подчинить себе все национализированные частные, государственные и муниципальные банки, принадлежавшие старому режиму. Должны были быть аннулированы долги предыдущего правительства «внутренним и иностранным» капиталистам. Внешняя торговля также монополизировалась государством, а внутренняя торговля в значительной степени должна быть национализирована. В программе заявлялось, что оптовая торговля и крупные предприятия розничной торговли должны были быть переданы в руки органов Советского государства. Среди предложенных жилищных реформ можно назвать следующие: конфискация крупного землевладения, по-видимому включавшая жилые дома, гостиницы и т. д., передача конфискованных домов в управление местных советов34, устранение классовых жилых районов путем заселения рабочих в «буржуазные кварталы» и проведения широкой программы общественного жилищного строительства35.

 

Вышеупомянутая экономическая политика была отражена в нескольких национальных программах, составленных различными коммунистическими партиями. По этим вопросам партийные программы не отличались существенным образом от программы Коминтерна 1928 года36.

 

Рассмотрев политику и методы диктатуры пролетариата в социально-экономической области, мы можем теперь дать ответ еще на один вопрос: будут ли коммунистические диктатуры будущего следовать модели экономического развития в той же последовательности, что и Советская Россия начиная с 1917 года? Как известно, Советская Россия прошла следующие этапы экономического развития перед Второй мировой войной: начальный период – с ноября 1917 года примерно до середины 1918 года, в течение которого были предприняты усилия для обеспечения государственного контроля только над «командными высотами» экономики, в то время как достаточно широко сохранялся ненационализированный сектор экономики; этап так называемого военного коммунизма, с середины 1918 до марта 1921 года, характеризующегося чрезвычайными экономическими мерами, направленными на то, чтобы с готовностью встретить серьезную военную угрозу; этап новой экономической политики, или НЭПа, с 1921 по 1928 год, в действительности означавший частичное восстановление частного предпринимательства в производстве и особенно в торговле, но сохранение «командных высот» в экономике в руках государства; и, наконец, период первой пятилетки (пятилетнего плана развития экономики), во время которого произошло искоренение почти всех частных предприятий и была установлена высокоцентрализованная система руководства и контроля над всей экономикой. Интересный вопрос об универсальной применимости этих этапов к другим странам после захвата власти был рассмотрен в Коминтерне во время обсуждения проекта программы в 1928 году.

 

До VI конгресса и во время него развернулась острая дискуссия, вызвавшая разногласия относительно неизбежности этапа, схожего с этапом военного коммунизма в Советской России. Основная позиция по этому вопросу, которая в конечном итоге нашла отражение в программе, состояла в том, что военный коммунизм, хотя и не неизбежный, будет вероятным этапом в экономическом развитии новых диктатур при определенных обстоятельствах. Эти обстоятельства включали такие события, как длительная гражданская война или военное вмешательство капиталистических государств в дела новых диктатур. Согласно Бухарину, период военного коммунизма нельзя рассматривать в качестве возможного лишь во время раннего этапа пролетарской диктатуры; потребность в нем могла бы возникнуть в любое время37. Мануильский, выступивший на том же самом конгрессе, сказал, что также существовала возможность возвращения в Советском Союзе к методам военного коммунизма с целью отражения достаточно серьезной внешней или внутренней военной угрозы коммунизму38. Военный коммунизм был определен в программе как «организация рационального потребления с целью военной защиты», во время которого будет осуществляться «усиленное давление» на класс капиталистов и «более или менее полная ликвидация свободной торговли и рыночных отношений». Программа подтвердила, что военный коммунизм, целью которого было облегчение военной угрозы, не мог рассматриваться как «нормальная» экономическая политика39.

 

Этот взгляд на военный коммунизм как временный ответ на серьезную политическую угрозу был поддержан как Сталиным, так и Бухариным. Сталин осветил этот вопрос в своем обращении к пленуму Центрального комитета ВКП(б) 5 июля 1928 года. Отклонив мнение, что военный коммунизм неизбежно последовал бы за захватом власти, он согласился, что необходимо заменить формулировку проекта программы, подтверждающую «возможность» капиталистического военного вмешательства и военного коммунизма, на формулировку, говорящую о «вероятности» этих событий40. Бухарин поддержал ту же самую линию на VI конгрессе Коминтерна41.

 

С другой стороны, Евгений Варга, комиссар в Венгерской Советской Республике 1919 года и впоследствии ведущий советский экономист, до и после VI конгресса говорил о том, что военный коммунизм был намного более вероятным развитием событий в будущих коммунистических диктатурах, чем указывает программа. В случае если будущие коммунистические государства будут географически изолированы от Советского Союза, он полагал, что этап военного коммунизма будет необходим как по политическим, так и по экономическим причинам, то есть из-за распада экономики до и во время захвата власти42. Он подтвердил, что единственным способом поддержания какого-либо производства в начальный период после захвата власти является передача управления экономикой в руки государства и устранении при этом всех частных предприятий. Взгляды Варги, за которые его упрекал Бухарин, основывались на реалистических ожиданиях большой слабости нового коммунистического государства как в политическом, так и в экономическом отношении. Власть, предупреждал он, хотя однажды и завоеванная, может быть утеряна, как в случае коммунистических режимов в Финляндии, Венгрии и Баварии в 1918 и 1919 годах. Введение новой экономической политики до полной победы над внутренними врагами будет равносильным поддержке контрреволюции43.

 

Важно отметить, что Варга явно адресовал свои замечания тем будущим коммунистическим государствам, которые будут географически изолированы от СССР44. В сноске к статье Варга предложил другой путь экономического развития для пролетарского государства, граничащего с СССР. Такое государство, писал он, будет в состоянии «немедленно после учреждения диктатуры присоединиться к экономике СССР»45. Эта интригующая фраза, употребленная в сноске, возможно, отражает общий взгляд Коминтерна на судьбы экономических систем «диктатур пролетариата» в Польше, Финляндии, Китае и других будущих диктатур, граничащих с Советским Союзом.

 

В отличие от военного коммунизма, новая экономическая политика получила одобрение как неизбежный и универсальный этап в экономическом развитии будущих коммунистических государств. НЭП часто характеризовался как частичное постоянство «рыночных отношений», термин, используемый Коминтерном для обозначения экономической деятельности, в значительной степени построенной на существовании, хотя и ограниченной, частной собственности, свободного предпринимательства, свободной торговли и на использовании денег при купле-продаже и при оплате труда46. Рыночные отношения составили частичную конкуренцию системе экономической деятельности, основанной на полностью национализированной, плановой экономике. Программа заявила, что некоторые рыночные отношения будут временно сохранены после захвата власти коммунистами даже в наиболее передовых капиталистических странах, но, очевидно, в наименьшей степени в Англии. Некоторые делегаты VI конгресса цитировали слова Ленина о том, что в Англии возможно непосредственно перейти к «социалистическому товарообмену», без сохранения, даже временно, капиталистических рыночных отношений, но Бухарин считал это изречение Ленина на тот момент уже неактуальным47. Следует отметить, что Сталин в июле 1928 года подтвердил, что НЭП является неизбежной фазой социалистической революции во всех странах48.

 

Все материалы Коминтерна сходились во мнении, что от НЭПа в конечном итоге откажутся ради плановой экономики, основанной на полной национализации всех средств производства. Программа 1928 года, написанная накануне принятия первого пятилетнего плана в России, не описывала в полной мере природу и детали механизма планирования. Но нет сомнения, что в свете последующих многочисленных одобрений Коминтерном достижений пятилетних планов в Советском Союзе этот путь был признан правильным. Кроме того, материалы Коминтерна ясно указывают на то, что Советский Союз не только служил бы экономической моделью для будущих коммунистических диктатур, но активно помог бы их продвижению на пути к социалистическому обществу. Мануильский, например, обещал английским коммунистам, что СССР поможет построению социализма в Англии49.

 

В нашем исследовании нам предстоит ответить еще на один заключительный вопрос: насколько доминирующим и всесторонним должно было быть лидерство Советского Союза в области экономического развития? Одобряя российский путь развития, принимал ли во внимание Коминтерн тот факт, что на этапах военного коммунизма и НЭПа и после них могут проявиться национальные особенности той или иной страны? И принято ли было считать, что Советский Союз всегда будет оставаться «самым прогрессивным» государством, в том смысле, что оно самое передовое в области достижений социализма? Прямых доказательств недостаточно, но и те, что существуют, рассмотренные вкупе с большим количеством косвенных свидетельств, говорят о том, что к 1934 году – году так называемой победы социализма в Советском Союзе – во взглядах Коминтерна по этим вопросам произошел поворот. Сначала в качестве примера рассмотрим утверждение Бухарина на VI конгрессе в 1928 году о том, что военный коммунизм и НЭП в будущих «пролетарских диктатурах» будут «простым воспроизведением» этих этапов, в том их виде, в каком они существовали в Советской России. По его мнению, вероятнее всего, будут наблюдаться многочисленные варианты этих экономических этапов. На VI конгрессе Бухарин пошел даже дальше, утверждая, что столько, сколько существует различных типов капитализма, столько же будет и различных национальных типов социализма, которые будут сохраняться в течение значительного временного периода. Однако он предостерег, что методы построения социализма не будут «полностью» отличаться от методов, принятых в СССР50. Весьма значительно то, что в 1928 году Бухарин предвидел в будущем утрату СССР положения самой прогрессивной страны в результате «пролетарских» революций в передовых капиталистических странах, например таких, как Германия. Несмотря на то что коммунисты впервые пришли к власти в Советской России, стартовая позиция Германии будет более выгодной, так как эта позиция обеспечена высоким развитием капитализма в этой стране, что позволит Германии под управлением коммунистов стать лидером в экономике. Ленин, по заявлению Бухарина, «говорил и писал много раз, что после пролетарской революции в Западной Европе мы снова  превратимся в страну отсталую в экономическом отношении, несмотря на то что теперь мы самая передовая страна»51. Это замечательное напоминание Бухарина, которое, вероятно, в 1935 году было расценено как измена делу революции, представляется уникальным среди всех имеющихся материалов Коминтерна начиная с 1928 года и далее. На VI конгрессе Мануильский заявлял нечто похожее (см. с. 272), так же и как Молотов, считавшийся, в отличие от Бухарина, подлинным сталинистом, в речи, напечатанной в «Инпрекоре» в 1929 году. Сославшись на ценность опыта Советской России для будущих пролетарских диктатур, Молотов сказал: «Однако не следует забывать, что в случае победы пролетариата в одной или более передовой капиталистической стране Советский Союз стал бы страной отсталой в экономическом отношении, которая могла бы, несомненно, многому научиться по вопросам социалистического строительства у пролетариев в рассматриваемых странах»52.

 

Эти замечания Бухарина, Мануильского и Молотова – трех самых важных лидеров Коминтерна в 1928 – 1929 годах – служат доказательством того, что представители Коминтерна в то время серьезно размышляли об утрате СССР положения самой прогрессивной страны в мире в будущем. Очевидно то, что они довольно часто высказывали мнение о том, что Россия в 1917 году не была передовой капиталистической страной, а скорее страной со средним уровнем развития капитализма, как говорится в проекте программы Коминтерна.

 

Эти два сановника Коминтерна даже не предполагали, какое политическое значение имели эти замечания для продолжения гегемонии ВКП(б) (КПСС) в международном революционном движении. Можно только признать, что к 1928 году было бы чрезвычайно трудно сместить ее с положения лидера Коминтерна. И добровольное сложение полномочий с ВКП(б) (КПСС) как идеологического и политического лидера кажется почти невероятным.

 

Конечно, к 1935 году подход Коминтерна к Советской России изменился. Вызывает сомнения тот факт, что вряд ли в этот период Бухарин и Молотов могли бы высказать свои взгляды столь же свободно, как ранее. Безграничное обожание и лесть VII конгресса по отношению к Советскому Союзу, его коммунистической партии и Сталину, возможно, означали лишь то, что такие взгляды на роль СССР в будущем будут по крайней мере неуместны, если не сказать – политически опасны. Конечно, Советский Союз восхваляли и в 1928 году, но такая похвала не была свидетельством того, что СССР был предметом поклонения. Атмосфера, царившая на VII конгрессе, состоявшемся в 1935 году, позволяла лишь высказать мнение о том, что Советский Союз всегда будет первооткрывателем на пути к коммунизму. Хотя откровенно никто не сказал, что так называемая победа социализма в СССР, о которой заявил в I934 году XVII съезд ВКП(б), в действительности поставила бы Советский Союз на голову выше любого другого государства, в котором произойдет захват власти и начнется период НЭПа. Размышляя о том, насколько в большей степени Коминтерн разделял идеологию Советской России и выражал ей свое подобострастие по сравнению с 1928 годом, можно сделать вывод, что после захвата власти коммунистами в любой, даже в передовой капиталистической стране, она будет практически во всем следовать модели СССР.

 

Общество и культура.  Довольно мало информации можно найти в материалах Коминтерна по таким вопросам, как семья, образование, религия или культура в широком смысле этого слова. То, что Коминтерн был занят экономикой и политикой, препятствовало любому подробному обсуждению этих вопросов. Но программа 1928 года в действительности лишь в общих чертах говорит о политике и реформах, которые будут проводить коммунисты в этих областях. Ни в одном из изданных впоследствии документов не вскрываются существенные противоречия, касающиеся особенностей социальной и культурной революции, характерной для фазы социализма, как об этом говорится в программе.

 

Программа провозглашает следующие принципы и политику в области семейных отношений: полное равенство между мужчинами и женщинами перед законом и в быту, коренная перестройка брачного и семейного права, «признание материнства социальной функцией», охрана материнства и младенчества, начало осуществления обществом ухода за детьми и их воспитания в находящихся под управлением государства детских яслях, садах и детских домах и создание учреждений, таких как общественные кухни и прачечные, для постепенной разгрузки домашнего хозяйства и помощи женщинам в обременительной домашней работе, а также планомерная культурная борьба с идеологией и традициями, «закабаляющими женщину»53. Эти краткие заявления сами по себе не показывают, одобрял или не одобрял Коминтерн семью как постоянный общественный институт. Такие радикальные меры, как социальная забота и воспитание детей, конечно, значительно уменьшили бы значение семьи. Эти меры в действительности также указывают на то, что Коминтерн стремился покончить с зависимостью женщины от своего мужа и стремился создать основу для самостоятельности женщин. То, что материнство названо «социальной функцией», вероятно, означало не распад брака, а признание ответственности государства, с тем чтобы в какой-то мере компенсировать расходы на материнство и охрану детства. Здесь следует отметить, что спикеры Коминтерна с энтузиазмом поддерживали советскую семью и меры по укреплению брака54.

 

В области образования программа требовала положить конец «капиталистической монополии» и давала инструкции рабочему классу, что надо захватить все образовательные учреждения: от начальных школ до университетов. Программа противопоставила положение буржуазии, которая накануне буржуазной революции против феодализма стояла в культурном отношении на более высоком уровне, чем правящие феодальные классы, с положением пролетариата, который в культурном отношении был на очень низком уровне при капитализме. Интеллектуальное развитие пролетариата должно было следовать за захватом власти, а не предшествовать ему55. Новая пролетарская, то есть коммунистическая, монополия в образовании должна была укрепиться с помощью таких дополнительных мер, как национализация типографий, государственная монополизация газетного и издательского дела, национализация крупных кинематографических предприятий, театров и подобных общественных учреждений. С помощью этих национализированных средств «духовного производства» должна была быть создана «новая социалистическая культура на пролетарской классовой основе»56.

 

Цели образования во время этапа социализма варьировались: ставились как ближайшие, так и более всеобъемлющие конечные цели. Кратко их можно охарактеризовать следующим образом: создание, главным образом из рядов пролетариата, того корпуса квалифицированных специалистов, которые были необходимы для надлежащего функционирования сложного социалистического общества; повышение общего культурного уровня пролетариата; перевоспитание оставшихся классов с целью полного уничтожения всех социальных различий; и, говоря языком программы, «массового изменения людей»57.

 

Программа говорила об особой потребности в инженерах, техниках и «организаторах», так же как и в специалистах по военному делу, науке, искусству, проявляла большой интерес к развитию научно-технической интеллигенции. Но, конечно, самая большая озабоченность была высказана по вопросам учреждения марксизма-ленинизма единственно законной философией и по вопросам разработки программы культурной революции, основанной на этой философии. Инженерами этой революции неоднократно назывались пролетариат во главе с коммунистической партией. Пролетариат, или, более правильно будет сказать, коммунистическая партия, должен был использовать учение Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, чтобы уничтожить традиционное разделение рабочего класса на «передовые» и «отсталые» группы, ликвидировать отставание крестьянства, проживающего в отсталых сельских районах, перевоспитать мелкую буржуазию, избавив ее от чувства капиталистической собственности. Обязанности коммунистической партии и пролетариата простирались далеко за пределы интересов пролетарского класса; другие классы должны были быть трансформированы в «тружеников», ориентированных на социализм58.

 

Программа отводила особое место в культурной революции систематической и неуклонной борьбе против религии, которая еще раз была названа по-старому «опиумом народа». В программе не выдвигались требования о проведении политики прямого подавления церквей и религиозных организаций, но религия должна была быть лишена государственной поддержки, и любое ее участие в государственных образовательных учреждениях запрещалось. Не ясно, могли бы религиозные организации иметь свои собственные школы. Более мрачным кажется призыв программы к подавлению всей контрреволюционной деятельности церквей. Любая церковь или религия, которая прежде обладала привилегированным положением, должна была быть уравнена с другими церквями или религиями. Предоставляя свободу вероисповедания, диктатура пролетариата должна была проводить антирелигиозную пропаганду всеми доступными средствами. В программе ничего не говорилось о том, что для равновесия допускалась и религиозная пропаганда. Религия, как система идей, стремящаяся объяснить устройство мироздания и судьбу человека, должна была быть заменена «научным материализмом» – единственно правильным, новым мировоззрением59.

 

Итогом воспитательного процесса, предпринятого коммунистической диктатурой, должно было стать, по словам программы, «массовое изменение людей». Это довольно расплывчатое выражение, буквальный перевод российской фразы «массовое изменение людей»,  давалось в английском тексте программы, изданной в «Инпрекоре», как «массовое изменение человеческой природы»60; что это точный перевод, сомнительно, поскольку марксисты-ленинцы никогда не признавали законность понятия «человеческая природа» в отрыве от классов, и термин «человеческая природа» не должен был употребляться в программе. Вместо этого программа ссылалась на «природу» того или иного класса.  Другими словами, так называемая человеческая природа зависела от класса, к которому человек принадлежал. Давайте сейчас проанализируем авторитетное утверждение в программе:

 

«Находясь в капиталистическом обществе, класс, экономически эксплуатируемый, политически и культурно  угнетаемый, рабочий класс только в переходный период, только после того, как он завоевал государственную власть, разрушив  буржуазную монополию образования и овладев всей наукой, только в опыте самой большой созидательной работы преобразовывает свою собственную природу.  Для массового пробуждения коммунистического сознания и по причине социализма необходимо массовое изменение людей,  которое является возможным только в практическом движении, в революции»61.

 

Изменения в классовой природе, достигнутые во время строительства социалистического общества, не должны были быть ограничены лишь рамками рабочего класса. «Пролетариат, однако, преобразовывает в процессе революции не свою собственную природу, а также природу других классов,  прежде всего многочисленные мелкобуржуазные слои города и деревни, особенно трудящегося крестьянства»62. Преобразование людей через коммунистическое образование и борьбу против «антипролетарских» идеологий было, согласно программе, одним из аспектов борьбы для того, чтобы навсегда ликвидировать разделение общества на классы. Говоря без преувеличения, образовательная программа коммунистической диктатуры должна была стать всесторонней и преследовать определенную цель.

 

Национальные меньшинства и колонии.  Коминтерн не мог даже вообразить, что положительное решение национального и колониального вопросов могло бы произойти при капиталистической системе63. В связи с этим необходимо изучить позицию Коминтерна по вопросу о национальных меньшинствах и порабощенных народах.

 

Так же как и по другим вопросам, в программе были сформулированы фундаментальные принципы по национальному и колониальному вопросам. Этот документ признал право каждой нации, независимо от расовой принадлежности, на полное самоопределение, включая государственную независимость. Она осуждала любой вид дискриминации, направленный против какой-либо национальности, нации или расы, и декларировала полное равенство всех наций и рас. Кроме этих общих утверждений, в которых не были уточнены различия, если таковые вообще имеются, между «национальностью» и «нацией», программа разъяснила более подробно меры, которые будут осуществляться после захвата власти коммунистами. Свободное развитие культур национальных меньшинств, освободившихся от капитализма, должно было быть обеспечено и поддержано новым пролетарским государством. Каждая новая диктатура должна была проводить в жизнь «последовательную пролетарскую линию в деле развития содержания этих культур»64. То, что это «содержание» должно было стать «социалистическим», подтверждалось словами, призывавшими к «социалистическому преобразованию» всех прежде угнетенных «областей», «окраин» и «колоний», «с целью создания прочной базы для действительного и полного национального равенства»65.

 

Ожидалось ли, что молодая «пролетарская диктатура» предоставила бы полную независимость, включая самоотделение, национальному меньшинству или колонии, если бы это меньшинство или колония отрицали бы социализм? Отто Куусинен пролил некоторый свет на этот интересный вопрос в своей речи перед президиумом ИККИ в июне 1931 года. По его словам, неверно, что коммунисты признавали право наций на самоопределение только при условии, что они соглашаются на «советизацию». Напротив, коммунисты поддерживали это право безоговорочно. Но он добавил, что «мы убеждены, что свободное право наций на самоопределение невозможно достигнуть и обеспечить иным путем, чем на основе советов»66. Таким образом, подлинное самоопределение требует особой предпосылки, которая может означать только коммунистическую диктатуру. Очевидно, этот вопрос не был рассмотрен объективно, и наиболее вероятным кажется то, что победоносное коммунистическое правительство воспрепятствовало бы любым стремлениям к независимости какой-либо нации или колонии, не находившейся под руководством коммунистов. Британский коммунистический лидер, Гарри Поллитт, обещал в 1933 году, что пролетарская диктатура в его стране выведет британские войска из британских колоний и предложит им полную независимость. В следующих словах он заявил, что революционное британское правительство поможет Индии, Китаю, Африке и Ирландии организовать и развить социалистическую промышленность и реорганизовать сельское хозяйство на социалистических принципах67. Очевидно, что Гарри Поллитт никогда серьезно не размышлял о каком-либо альтернативном развитии освобожденных колоний, то есть за пределами коммунистического лагеря.

 

При обсуждении судьбы колоний и национальных меньшинств, «освобожденных» в результате захвата власти коммунистами в империалистической стране, конечно, необходимо помнить, что обычно коммунистическая партия колонии или национальной окраины перед «освобождением» должна была привыкнуть к близкому сотрудничеству и к руководству со стороны коммунистической партии метрополии. Разве не продолжался бы такой контроль и не усилился ли бы он после захвата власти в метрополии? Конечно, коммунистическая партия в империалистической стране была бы склонна сохранить такое руководство, оправдывая свою долгосрочную опеку экономической отсталостью колонии.

 

По мнению Коминтерна, национальное единство народа, прежде разделенного политическими границами капиталистических государств, также стало бы возможным в результате победоносной «пролетарской» революции в этих государствах. Например, программа Коммунистической партии Германии 1930 года утверждала, что победоносная коммунистическая революция в Западной Европе удовлетворит желание тех немецких меньшинств, вероятно в соседней Франции, Польше и Чехословакии, которые «выразили бы желание» объединиться с советской Германией68. То же самое обещание было дано в программе компартии Германии 1934 года69 как ответ национальным стремлениям объединения с целью достижения политических прав.

 

В заключение можно сказать, что, в то время как Коминтерн объявил о безоговорочном праве угнетаемых наций удовлетворить свои национальные стремления к освобождению, разделению или объединению, он указал на коммунистический путь развития как единственный способ полного и заключительного решения национального вопроса. Очевиден тот факт, насколько несовместимы утверждения о безоговорочном праве выбора и о существовании одного-единственного правильного выбора пути развития. Здесь любой почувствует, что коммунисты придерживались неписаного правила о том, что вполне допустимо будет заставить национальные окраины и колонии ограничить свои политические стремления и принимать только такие соглашения, которые признавали существование коммунистической диктатуры.

 

Отношения с СССР и другими коммунистическими государствами.  Существует безошибочное свидетельство, как в программе, так и в другой литературе Коминтерна, что будущие коммунистические диктатуры не должны были оставаться политически или экономически изолированными, а должны были составить более или менее тесный альянс под названием «коммунистический блок». Вступление в это сообщество государств под руководством коммунистов, очевидно, должно было осуществиться немедленно или вскоре после захвата власти. Фактически коммунистические партии прежде правящих партий уже привыкли бы к участию в международном союзе коммунистических партий, то есть в Коминтерне. Будущий блок коммунистических государств частично был бы скреплен этим общим опытом прошлого, а также общими идеалами, институтами и стремлениями и, кроме того, враждебностью и угрозой со стороны капиталистического мира, как заявлялось в программе, «постоянно растущей федерацией советских республик»70.

 

В конечном итоге должна была быть достигнута «диктатура мирового пролетариата». Программа изображала процесс следующим образом: «Эта международная диктатура могла быть реализована только в результате победы социализма в отдельных странах или группе стран, когда недавно созданные пролетарские республики вступают в федеративные отношения [связь ] с теми, которые уже существуют, когда сеть этих объединений возрастет и охватит также колонии, освободившиеся от ига империализма; когда федерация таких республик в конце концов станет Союзом советских социалистических республик мира,  который признает, что человечество должно быть объединено под гегемонией международного пролетариата, организованного как государство [буквально: государственно-организованный пролетариат]»71.

 

Фраза «сеть этих объединений», кажется, предполагает существование, хотя бы в течение некоторого временного отрезка, нескольких различных групп или союзов советских республик. Также подразумевается, что СССР существовал бы как один из этих союзов. В программах различных коммунистических партий последовательно говорилось об установлении прямых связей между новой коммунистической диктатурой и Советским Союзом после победоносного захвата власти. По-видимому, существование региональных федераций не исключало бы прямых связей между отдельными членами федерации и СССР. Логично предположить, что ради удобства региональные мультигосударственные федерации, как ожидалось, должны появиться после одновременного захвата власти коммунистами в более широких географических границах, охватывающих несколько стран. Например, могла бы быть федерация для Скандинавии и другая федерация для Балканских стран72.

 

Различные партийные программы, изданные в западноевропейских странах, включили специальный пункт, в котором говорилось об этих тесных контактах. В предвыборном манифесте, выпущенном в 1929 году Коммунистической партией Великобритании, союз с СССР был одним из пунктов предвыборной кампании73. Программа компартии Германии 1934 года для противодействия нацистскому притеснению компартии призвала коммунистов к «братскому союзу» с СССР74. Природа такого союза с СССР, к сожалению, никогда не объяснялась. Присоединится ли советская республика Германия к СССР на том же самом основании, что и республики, входившие в состав СССР, и признает ли она среди прочего то, что Москва является столицей союза? Или Германия будет обладать определенной автономией? Или советская Германия просто вступила бы в экономический, политический и военный союз с СССР?75 Материалы Коминтерна никогда не ставили подобные вопросы и не давали на них ответов.

 

Несмотря на то что в материалах Коминтерна несколько пространно были охарактеризованы конституционные отношения между СССР и будущими советскими республиками и отношения этих республик друг с другом, другие пункты были изложены ясно. Во-первых, традиции в отношениях Коминтерна, несомненно, будут во многом влиять на отношения с новыми коммунистическими государствами и поддерживать продолжающуюся гегемонию КПСС. Во-вторых, все советские республики, взятые вместе, составили бы братский коммунистический блок, и любые возможные различия в рамках этого блока, как ожидалось, останутся незаметными на фоне различий между коммунистическим блоком в целом и капиталистическим блоком, пока существуют капиталистические государства. В-третьих, были бы созданы важные политические и экономические связи, как среди новых советских республик, так и в СССР. В программе Коммунистической партии Великобритании 1935 года было заявлено, что будущий хозяйственный обмен между советской Великобританией и другими советскими республиками, включая СССР, будет состоять из британского экспорта угля и машин и британского импорта продовольствия и сырья76. В 1930 году программа компартии Германии обещала установить политические и экономические связи между советской Германией и СССР, «на основе которых заводы советской Германии поставят промышленные продукты Советскому Союзу в обмен на продовольствие и сырье из Советского Союза»77. В-четвертых, ясно, что, если доподлинно неизвестна природа отношений между будущими советскими республиками и СССР немедленно после захвата власти, в конечном счете ожидалось слияние всех советских республик во всемирную федерацию. Хотя в материалах Коминтерна не объяснялось значение термина «федерация», его можно понять исходя из описания СССР как федеративного государства. Федерация для коммунистов означает большую централизацию власти, чем, например, в такой федеративной республике, как Соединенные Штаты. Длительное господство Советского Союза предполагалось в этой мировой федерации, хотя по очевидным причинам об этом никогда открыто не говорилось в материалах Коминтерна, но вероятнее всего предполагалось, особенно в свете все возрастающего низкопоклонничества по отношению к СССР за последние исследуемые нами пятнадцать лет в истории Коминтерна.

 

Социальные изменения в странах со средним уровнем развития капитализма

 

Высший тип обществ со средним уровнем развития капитализма.  Читатель вспомнит, что среди обществ со средним уровнем капиталистического развития Коминтерн выделял несколько разновидностей. По мнению Коминтерна, первая группа, более передовая в политическом и экономическом отношении, должна будет совершить «пролетарскую» революцию, хотя в ходе этой революции должно быть решено большое количество так называемых буржуазно-демократических задач. Другая группа считалась менее передовой, и ей предназначалась «буржуазно-демократическая» революция, которая позднее перерастет в «пролетарскую» революцию.

 

В качестве главных примеров стран этой группы можно привести Польшу и Венгрию, так как по отношению к ним есть самые подробные свидетельства. Однако материалы Коминтерна по вопросу социальных изменений в этих странах после прихода к власти коммунистов дают меньше информации, чем по передовым капиталистическим странам. Коминтерн, который всегда делал основной акцент на последний тип стран, вполне естественно подробно говорил, как мы уже это видели, о деятельности будущих коммунистических диктатур в этих странах. Очевидно, Коминтерн считал, что давать подробные похожие объяснения, характеризуя страны со средним уровнем развития капитализма, которым также приписывалась «пролетарская» революция, нет необходимости.

 

В чем преобразования в этих странах будут напоминать преобразования в передовых капиталистических странах после захвата власти коммунистами? Коммунистические диктатуры, как мы уже видели, должны были быть установлены в обоих типах стран78. Преобразования в экономической сфере должны были сопровождаться теми же самыми этапами – НЭП, социализм и коммунизм. Военный коммунизм был бы вероятен, как и в случае передовых капиталистических стран. Культурная революция, конечно, должна быть основана на той же самой материалистической философии и должна была преследовать те же самые цели. Как ожидалось, в своей внешней политике коммунистическая диктатура в стране со средним уровнем развития капитализма присоединится к коммунистическому блоку79.

 

Каковы же главные особенности социалистических преобразований в странах со средним уровнем развития капитализма, в отличие от таких же преобразований в более передовых капиталистических странах? Эти отличительные особенности кажутся двоякими по своей природе: более медленный темп движения к социализму и коммунизму и более трудные проблемы, которые предстояло решить. Различия в темпе вполне понятны. Продвижение к социалистической экономике, естественно, было бы медленнее, чем в передовых капиталистических странах, так как стартовая позиция в экономическом плане для стран со средним уровнем капитализма находится на более низком уровне. Недостаток крупной промышленности, большая пропорция маленьких предприятий, меньшая способность производить средства производства, недостаточная централизация – все эти первоначальные признаки характерны для промышленного сектора экономики. В материалах Коминтерна часто говорилось о том, что в сельском хозяйстве также присутствуют «полуфеодальные пережитки». На основе этой относительной экономической отсталости можно сделать довольно убедительный вывод о том, что важный переходный период новой экономической политики был бы более продолжительным для этого типа стран. Темп социалистического строительства был бы, как говорит об этом программа Коминтерна, «относительно медленным»80.

 

Один пункт заслуживает здесь особого внимания. Могло ли более низкое экономическое развитие этих стран в некоторой степени быть компенсированным вмешательством со стороны пролетарской диктатуры одной или более передовой страны? Близкие отношения с коммунистическим блоком, включающие помимо всего прочего координацию экономических систем различных стран, конечно, предполагают такую возможность. Общий принцип, лежащий в основе международных коммунистических отношений, состоял в том, что сильный должен помогать слабому. К сожалению, подробное рассмотрение такой помощи стране со средним уровнем развития капитализма, особенно что касается ускорения ее экономического развития на пути к социализму, отсутствует в материалах Коминтерна.

 

Также остается открытым вопрос относительно решения отдельных более серьезных проблем, по природе своей являющихся незаконченными задачами «буржуазно-демократической» революции. Самыми важными нам представляются три проблемы: аграрная проблема, национальный вопрос и вопрос церкви.

 

Аграрная политика в первом типе стран со средним уровнем развития капитализма отличалась от аграрной политики передовых капиталистических стран по двум главным направлениям: 1) распределение для использования, а не в качестве собственности большей пропорции экспроприированных земель мелкому, бедному или безземельному крестьянству и, соответственно, сохранение меньшей пропорции экспроприированных земель в нетронутом виде для создания государственных ферм; 2) более медленный темп национализации крестьянской земли и коллективизации крестьянского сельского хозяйства, что является особым случаем более медленного темпа продвижения к социализму, о чем мы говорили ранее. Во всех других отношениях аграрная политика должна была практически совпадать с аграрной политикой в передовых капиталистических странах. Фактически раздел, посвященный сельскому хозяйству, в польском проекте программы 1932 года – почти дословная копия подобного раздела в программе Коминтерна. Хотя мелкие крестьянские хозяйства расценивались коммунистами как более низкие в экономическом отношении по сравнению с крупными формами сельского хозяйства, временная поддержка и даже расширение таких крестьянских хозяйств считалось политически целесообразным. Не раз вспоминалась враждебность венгерских крестьян по отношению к коммунистическому режиму 1919 года. Эта враждебность, основанная в значительной степени на отказе разделить и распределить конфискованные земли, оказалась могущественной контрреволюционной силой81.

 

Национальный вопрос, выглядевший угрожающим для многих стран со средним уровнем развития капитализма, очевидно, должен был быть решен на тех же вышеизложенных принципах, характерных для передовых капиталистических стран. Кажется, в значительной степени различие состоит в большей серьезности этого вопроса.

 

Относительно третьей «буржуазно-демократической» проблемы – освобождения общества от господства церкви – основные коммунистические взгляды по вопросам религии сохранялись, поэтому нет необходимости рассматривать их еще раз. В странах со средним уровнем развития капитализма организованные формы религии были более укоренившимися, чем в передовых капиталистических странах. Задача разрушения политического, экономического и культурного влияния церкви была бы, конечно, намного более трудной, но цели и средства оставались бы теми же самыми.

 

Наличие значительного количества «нерешенных проблем» «буржуазно-демократической» революции в этой первой группе стран со средним уровнем развития капитализма, следовательно, представляло для будущих коммунистических диктатур большие трудности, чем для коммунистических диктатур в передовых капиталистических странах. Те задачи, которые еще не были завершены в ходе объективного исторического развития, до захвата власти революционерами под руководством коммунистов, должны были целенаправленно решаться после захвата власти новыми правителями. Конечно, помощь, которую СССР и другие коммунистические диктатуры окажут таким государствам, облегчит завершение этих задач и будет способствовать дальнейшей социалистической перестройке общества. Однако свидетельства Коминтерна об экономическом будущем этой первой группы стран со средним уровнем развития капитализма не дают читателю представления о том, какими темпами шел процесс индустриализации в России и на какие жертвы пошла эта страна, относившаяся в 1917 году до принятия пятилетних планов к этой группе стран. Это невнимание к вопросам о скорости и темпе продвижения к социализму, очевидно, можно объяснить тем, что изменилась международная ситуация: в будущем такие относительно отсталые коммунистические государства не будут в опасной изоляции, как Советский Союз, и воспользуются братской помощью и поддержкой со стороны более передовых социалистических стран.

 

Низший тип обществ со средним уровнем развития капитализма.  Теперь мы можем обратить наше внимание на общества, относившиеся ко второй группе, которым предназначалась «буржуазно-демократическая» революция, способная относительно быстро перерасти под руководством коммунистической партии в «социалистическую пролетарскую» революцию. Эти страны находились на более низком экономическом и политическом уровне развития, чем страны, которые обсуждались выше. Сельскохозяйственный сектор экономики был более отсталым и «полуфеодальным»; уровень промышленного развития был ниже; буржуазия должна была в меньшей степени удовлетворить свои политические и социальные стремления; ипролетариат по численности был меньше, чем в первой группе стран, и имел меньше политического опыта. Эти особенности, которые мы только что отметили, нельзя было полностью применить к Японии, где мощная роль монархии, по мнению Коминтерна, в действительности оказывала отрицательное воздействие на относительно большой промышленный рост этой страны.

 

Как мы знаем, Коминтерн планировал захват власти коммунистической партией в каждой из этих стран задолго до того, как капитализм полностью развился бы, и прежде чем численность пролетариата в процентном отношении достигнет цифры, характерной для стран с высоким уровнем развития капитализма.

 

Можно обсудить два пути развития этих обществ после установления коммунистической диктатуры: 1) общественные институты и политика, которая будет проводиться в связи с захватом власти и 2) проблема последующего перехода от «буржуазно-демократического» этапа к «социалистическому».

 

«Буржуазно-демократический» этап исторического развития, по Марксу, конечно, характеризовался расцветом капиталистической системы под властью буржуазии и был основан на частной собственности и свободном предпринимательстве, контрактах и товарообмене. Напротив, «буржуазно-демократический» этап по Коминтерну, как мы уже видели, не находился под властью буржуазии и капитализма, а под руководством «демократической диктатуры пролетариата и крестьянства», то есть коммунистической партии, цели которой сильно отличались от целей, стоявших перед буржуазией, поставленных Марксом. Какова же тогда должна была быть программа демократической диктатуры?

 

Испания, которую мы рассмотрим далее, по классификации Коминтерна относилась ко второй группе (низшей) стран со средним уровнем развития капитализма, то есть к странам, в которых произошла «буржуазно-демократическая» революция. «Буржуазно-демократический характер нынешнего этапа испанской революции» особенно подчеркивался в период народных фронтов82, таким образом подтверждая характеристики, ранее данные Коминтерном83. Если бы коммунисты были в состоянии захватить власть в Испании, какие бы изменения они внесли в жизнь Испании, и прежде всего в руководство экономическим развитием страны?

 

Мы можем найти в программе Коммунистической партии Испании 1934 года подробное описание ожидаемой экономической системы84. Среди тринадцати пунктов этой программы есть несколько, которые касаются экономических вопросов. В области сельского хозяйства программа призвала к конфискации без выкупа всех земель, принадлежащих крупным землевладельцам, церкви, монастырям, муниципалитетам и государству. Эти земли должны были быть распределены среди «сельскохозяйственных рабочих и трудового крестьянства» для индивидуального или коллективного использования по их собственному желанию. Все долги крестьян «ростовщикам» и банкам должны были быть аннулированы, и все «феодальные и полуфеодальные» обязательства должны были быть отменены. В области промышленности предусматривалась национализация «крупной, трестированной» промышленности, так же как и банков, железнодорожного и других видов транспорта и средств связи, принадлежащих «крупному капиталу». Другие меры в области экономики предусматривали действия правительства, направленные на регулирование заработной платы, продолжительности рабочего дня и социального страхования либо за счет государства, либо за счет предпринимателей, чьи предприятия были «не экспроприированы».

 

Контроль со стороны коммунистов сделает возможным осуществление некоторых мер, не характерных для «буржуазной» революции под руководством буржуазии, описанной К. Марксом. Первое большое различие состоит в массовой конфискации крупных поместий. Поддержка коллективных форм сельскохозяйственного производства – другое различие. Согласно программе Коминтерна 1928 года, темп коллективизации в этой группе стран был бы сравнительно медленным85. В промышленном и финансовом секторе должна была быть проведена крупномасштабная национализация, далеко выходящая за пределы ограниченного общественного сектора, типичного для капиталистической экономической системы.

 

Можно отметить, что Коминтерн выступал за почти такую же экономическую политику и меры для установления будущей победоносной «демократической диктатуры пролетариата и крестьянства» в японской буржуазно-демократической революции86. Но существовали некоторые важные отличия. Экономическая программа для Японии открыто не призывала к национализации любых промышленных предприятий или финансовых учреждений. Вместо этого в программе делались пространные заявления о введении контроля над банками и над производством на крупных капиталистических предприятиях со стороны японских советов87. Ирония состоит в том, что в Японии, где, по заявлениям Коминтерна, пролетариат составлял 50 процентов населения, программа настаивала на проведении менее радикальных мер в промышленной сфере, чем в Испании, где, согласно приведенным одним из теоретиков Коминтерна данным, пролетариат составлял только 5,5 процента88. Демократическая диктатура должна была применить, по крайней мере первоначально, меры более радикального характера в отношении слаборазвитой промышленности Испании, чем в случае с Японией. В Японии относительно принятия мер в сельском хозяйстве не было сделано ни одного заявления о немедленной коллективизации земли, тогда как в случае Испании предлагалось добровольное формирование коллективных хозяйств.

 

В других областях политики испанская программа была очень близка программе пролетарской диктатуры. Кроме полного освобождения всех испанских колоний, право на самоопределение, то есть свободный выход из состава Испании, предоставлялось Каталонии, Бискайскому заливу и Галиции. Должна была быть создана Красная армия, а вооруженные силы прежнего режима надо разоружить и расформировать. Также выдвигалось требование о «пролетарской солидарности» с угнетаемыми народами и о «братском союзе» с СССР. По этим пунктам в материалах Коминтерна высказывается единодушное мнение для всех стран этого типа.

 

В заключение снова необходимо подчеркнуть, что существует определенное противопоставление этого нового, предложенного Коминтерном типа «буржуазно-демократической» революции классической буржуазной революции, описанной Марксом. Правящий класс и институты управления отличаются в этих типах революции: демократическая диктатура пролетариата и крестьянства осуществляется коммунистической партией через советы, в буржуазно-демократической революции, описанной Марксом, диктатура буржуазии осуществляется через парламентскую систему. Экономика имеет сильные отличия: вместо полного принятия частной собственности и свободного предпринимательства, в «буржуазно-демократической» революции, предложенной Коминтерном, государство должно осуществлять сильное вмешательство в экономику, начиная со средств управления и кончая прямой национализацией собственности. В международных отношениях ориентация на тесное сотрудничество, прежде всего с социалистическим блоком, предусматривалась для коммунистического правительства, осуществившего этот новый тип «буржуазно-демократической» революции.

 

Важность решительного изменения Коминтерном буржуазно-демократического этапа революции, описанной Марксом, нельзя отрицать. Говоря языком простых цифр, Коминтерн предназначил большинству человечества путь к социализму и коммунизму через предварительный «буржуазно-демократический» этап революции под контролем коммунистов. Читатель вспомнит, что Коминтерн предназначал такой тип революции под контролем коммунистов не только для стран, которые мы сейчас обсуждаем, но также и для стран третьего типа – колониальных, полуколониальных и зависимых. Например, девятый пленум ИККИ в резолюции по китайскому вопросу сослался на существующий «буржуазно-демократический» этап революции89, который должны были возглавить коммунисты, а не «буржуазные демократы». Население таких стран, в которых первоначально должна была произойти «буржуазно-демократическая» революция, было огромным по численности. По оценке одного теоретика Коминтерна в 1928 году, три четверти человечества «пришли бы к диктатуре пролетариата только в процессе перехода от демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Понятно, какое большое значение в этих странах придавалось вопросу об этапах, предшествовавших пролетарской революции»90. Очевидно, насколько сильно противоречие, существующее между «буржуазно-демократической» революцией, описанной Марксом, и предложенной Коминтерном.

 

По одной проблеме в материалах Коминтерна выражалось полное согласие: то, что «буржуазно-демократическая» революция в низшем типе обществ со средним уровнем развития капитализма не представляла завершающую фазу, а лишь была временным предварительным этапом, который должен был привести к заключительным этапам – социализму и коммунизму. Как же тогда должен произойти такой переход?

 

Сначала надо сказать несколько слов о формах этого весьма важного переходного периода. До 1928 года и в проекте программы Коминтерна было две формы перехода, основанные на интерпретации Лениным российского революционного движения в 1905 году и еще раз в 1917 году. Мингулин, автор, который цитировался ранее, описал эти формы перехода в своей важной статье, в которой он обсуждал вопрос о «перерастании» «буржуазно-демократической» революции в социалистическую революцию. В 1905 году Мингулин объяснял, как Ленин определял процесс «перерастания»: «Диктатура пролетариата и крестьянства нужна была Ленину не для того, чтобы, завершив победу революции над царизмом, закончить на этом революцию, а для того, чтобы продлить как можно больше состояние революции и, дав для этого время пролетариату просветиться политически,– начать прямой переход к социалистической революции»91.

 

В 1917 году Мингулин снова объяснял позицию Ленина о второй форме перехода, появившейся в ходе русской революции 1917 года:

 

«Суть второй формы состоит в этом, что буржуазная революция, осуществленная массами рабочих и крестьян, завершает первый этап, дав власть буржуазии, и существует после восстания вместе с этой властью и, в некотором отношении, подчиняет ее с помощью революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства в форме советов, в рамках которых революционный пролетариат ведет борьбу... за пролетарскую революцию»92.

 

Мингулин сетовал на то, что проект программы признавал только план Ленина 1905 года, игнорируя при этом систему «двоевластия», существовавшую с марта до ноября 1917 года. Кроме того, он говорил, что Ленин настаивал на возможности других форм перехода93. Но вероятность повторения модели российского революционного движения в 1917 году и отличительного признака этого движения – двоевластия, то есть сосуществования Временного правительства и Советов,– не рассматривалась серьезно Коминтерном. По мнению руководства Коминтерна наиболее вероятно то, что коммунистическая партия: 1) достигнет гегемонии в «буржуазно-демократическом» революционном движении против феодализма; 2) захватит полную власть, не разделяя ее даже временно с другими враждебными группами; 3) выполнит задачи буржуазно-демократической революции и 4) начнет, рано или поздно, переход к пролетарской социалистической революции94.

 

Что фактически должно было произойти во время процесса перехода или «перерастания» «буржуазно-демократической» революции под руководством коммунистов в «социалистическую пролетарскую» революцию? Трудно понять природу перехода. В течение некоторого времени после захвата власти необходимо завершить поставленные задачи  «буржуазно-демократической» революции. И в какой-то момент после захвата власти надо было начинать решать новые задачи  «социалистической пролетарской» революции. Двусмысленности появляются в результате многочисленных утверждений в материалах Коминтерна, с одной стороны, что существовало два различных этапа, каждый с его собственным набором особых задач, и, с другой стороны, что эти этапы и задачи непостижимым образом сольются друг с другом в момент захвата власти коммунистами. Таким образом, время от времени Коминтерн, казалось, выступал за вариант A : существование двух отличных, независимых друг от друга, последовательных стадий социально-экономического развития; ибольшое беспокойство высказывалось по поводу смешивания этих этапов. В других случаях он, казалось, настаивал на том, что эти два этапа не отделены «китайской стеной», и они расценивались как вариант B то есть интегрированными частями единого процесса социальных изменений, которые по сути были меньше «буржуазно-демократическими» и больше «пролетарскими социалистическими». Независимо от стоявших задач, именно коммунистическая власть стремится решить эти задачи, а коммунистическая власть (по Марксу) ограничена «пролетарским социалистическим» этапом.

 

Настойчиво подчеркивается, что на этапе А  должны существовать явные различия между этими двумя фазами. Такая настойчивость была частично продиктована желанием избежать обвинений в троцкизме. Этот термин использовался здесь для осуждения тех усилий, которые были направлены на сокращение буржуазно-демократического этапа социально-экономического развития тех стран, которым приписывалась «буржуазно-демократическая» революция с помощью незамедлительного установления коммунистической диктатуры и внедрения социалистической программы. Но на этапе B  настойчивое желание соединить эти два этапа позволило Коминтерну ввести меры социалистического характера на том этапе, который Маркс охарактеризовал как крайне несоциалистический и определенно не возглавляемый коммунистической партией. На этом этапе также разрешался быстрый переход к социализму.

 

Полагали ли лидеры Коминтерна, что между этапами A  и B  существовало какое-нибудь реальное различие? Если проанализировать речь Бухарина на VI конгрессе при обсуждении проекта программы, то можно увидеть, что противоречивые понятия были выражены даже в словах этого ведущего теоретика. «Соединение этих [двух этапов] в один,– предупреждал он,– вовсе не в ленинской традиции; это – троцкистская интерпретация самой чистой воды»95. Все же он утверждал, что с момента учреждения демократической диктатуры пролетариата и крестьянства она начинает перерастать в пролетарскую диктатуру96.

 

В конечном итоге, учитывая социалистическую направленность экономической программы демократической диктатуры, казалось бы, что этап B  более, чем этап А соответствовал общей концепции Коминтерна относительно модели развития стран со средним уровнем развития капитализма, относящимся ко второй, низшей группе97.

 

Что обусловливает темп перехода от «буржуазно-демократической» революции к «пролетарско-социалистической»? Программа говорит, что эта категория стран имеет возможность «более или менее быстрого» перехода98. Конечно, предполагалось, что этот этап будет более быстрым, чем переходный период, необходимый для колоний, которые начнут путь к социализму с более низкой стадии развития. Лидеры Коминтерна в попытке описать предпосылки процесса «перерастания» ссылаются на такие факторы, как: 1) степень возрастания гегемонии коммунистической партии и пролетариата в революционном движении; 2) «зрелость» движения (это, возможно, то же самое) и 3) и тот факт, созрели ли экономические предпосылки для социалистического строительства. Многие авторы предвкушали классовую борьбу, в ходе которой часть союзников пролетариата, то есть коммунистической партии, либо покинет ее, либо будет колебаться99. Весьма вероятно, что решающим фактором, определяющим темп процесса «перерастания», явилась бы помощь извне, то есть от уже существующих коммунистических диктатур. Неизбежные тесные экономические контакты с СССР и любым социалистическим блоком будущего, конечно, облегчили бы процесс перехода. Как было указано ранее, все коммунистические диктатуры должны были образовать тесный политический и экономический альянс.

 

Социальные изменения в колониальных, полуколониальных и зависимых странах

 

Программа Коминтерна 1928 года, решая вопрос о революционном процессе после захвата власти коммунистами в третьей категории стран, предписала следующий ход развития событий: довольно длительный по времени этап буржуазно-демократической революции, которая «переросла бы», как правило, только после «ряда подготовительных этапов», в пролетарскую социалистическую революцию100.

 

Программа Коминтерна разъяснила, что существует восемь специальных задач буржуазно-демократической революции под руководством коммунистов в колониальных, полуколониальных и зависимых странах101. Выполнение этих задач составит «первый шаг для решения общих задач [более поздней] пролетарской диктатуры»102.

 

Из этих восьми задач четыре имели политическую природу: 1) свержение правления иностранного империализма, феодалов и «помещиков-землевладельцев»; 2) учреждение демократической диктатуры пролетариата и крестьянства на основе советов; 3) достижение полной национальной независимости и государственного единства; и4) организация революционной рабоче-крестьянской армии.

 

Остальные четыре задачи касались экономической политики: 1) отмена государственных долгов; 2) введение восьмичасового рабочего дня; 3) национализация крупных предприятий (заводов, банков, транспорта и других), принадлежавших империалистам; и4) конфискация крупных поместий и земель, принадлежащих церквям и монастырям, и национализация всей земли. Из этих экономических мер только первая и вторая, кажется, совместимы с духом буржуазно-демократического этапа революции по Марксу. Однако ясно, что этот «первый шаг» к «общим задачам» социалистического строительства уже содержит существенные элементы социализма.

 

Некоторые из этих мер требуют дополнительных комментариев. Ни о какой незамедлительной и полномасштабной национализации промышленных и коммерческих предприятий, принадлежащих национальной буржуазии, в программе Коминтерна речь не шла. Однако другие материалы Коминтерна призвали к национализации предприятий, принадлежащих буржуазии, которая выступила против захвата власти коммунистами. Очевидно, что сначала необходимо допустить существование частных предприятий, и главной заботой правительства должна стать защита рабочих с помощью сложной системы социального страхования и тщательного регулирования условий труда. Особые меры, с помощью которых можно было бы сократить эксплуатацию капиталистического предприятия, были включены в программы нескольких колониальных коммунистических партий103. Но ожидалось, что, учитывая длительную борьбу между коммунистической партией и национальной буржуазией, последняя прибегнет к сопротивлению, включая саботаж, после чего их собственность будет конфискована. Этот процесс конфискации в конечном счете привел бы к национализации всей крупной промышленности104. Ван Мин, выдающаяся фигура в коммунистическом движении в Азии, заметил, что ближайшей политической задачей Китайской Советской Республики в 1933 году было не разрушение капитализма, а только подготовка условий для его будущего разрушения105.

 

В сельском хозяйстве конфискованные земли должны были быть переданы в пользование крестьянам, которые обычно именовались «трудящееся крестьянство», чтобы отличить его от контрреволюционно настроенного крестьянства или кулаков. Хотя программа Коминтерна, о чем надо помнить, призвала к национализации всей земли, неясно, была ли такая национализация осуществлена немедленно. Китайская Советская Республика уже в 1933 году разрешила крестьянам куплю-продажу земель под контролем советов106. Согласно Ван Мину, не стоило предпринимать никаких усилий для создания коллективных хозяйств в крупном масштабе на нынешнем, «буржуазно-демократическом» этапе китайской революции. Полагали, что это должно было стать задачей позднего «пролетарского социалистического» этапа революции.

 

Может сложиться впечатление, что на начальном «буржуазно-демократическом» этапе строго контролируемой экономики, во время которого коммунистическая диктатура должна была разрешить сосуществование уменьшающегося, регулируемого государством капиталистического сектора и мелких фермерских крестьянских хозяйств наряду с национализированным сектором (например, конфискованные предприятия бывших империалистов и национальной буржуазии), это сосуществование будет разрешено до тех пор, пока не созреют условия для более полного осуществления социалистических преобразований.

 

В области внешней политики предусматривались меры по установлению близких отношений с другими странами под руководством коммунистов, и особенно с СССР. Федерации прежних колоний или зависимых стран были предусмотрены в определенных областях, например в Латинской Америке. Помощь от «пролетарских диктатур», как полагали, имела решающее значение в ускорении социально-экономического развития колонии, в которой была создана демократическая диктатура пролетариата и крестьянства. Темп сокращения и устранения капиталистического сектора в экономике и расширения социалистического сектора будет существенно зависеть от степени помощи более передовых государств под руководством коммунистов. Действительно, это была точно установленная цель для стран третьей категории, определенная в программе Коминтерна:

 

«При существующих центрах социализма в форме советских республик и при их растущей экономической мощи те колонии, которые выпадали из империалистической обоймы в экономическом смысле, постепенно объединяются с промышленными центрами мирового социализма. Они переводятся на рельсы социалистического строительства, минуя этап дальнейшего развития капитализма как господствующей системы, и получают возможность для быстрого экономического и культурного движения вперед»107.

 

Приведенная выше цитата создает впечатление, что самостоятельные усилия бывшей колонии, как ожидалось, будут недостаточны для достижения социализма. В общем, в материалах Коминтерна поддерживалась такая точка зрения. Программа признала, что колониальные страны обладали некоторыми отраслями промышленности, но добавляла, что уровень промышленного развития был недостаточен, «в большинстве  случаев, для независимого социалистического строительства»108. Успешное строительство социализма может быть осуществлено в большинстве случаев «только благодаря прямой поддержке стран с диктатурой пролетариата».

 

Для большинства колоний самостоятельное продвижение к социализму, таким образом, считалось невозможным. Бухарин прокомментировал это на VI конгрессе: «Если у нас был спор с Троцким о возможности построения социализма в одной стране, тогда не может быть столь упрощенной точки зрения, означающей, что в любой стране есть все необходимое для построения социализма. Это было бы грубой и глупой интерпретацией нашей точки зрения»109. Бухарин не думал, например, что китайский пролетариат, лишенный помощи, мог бы построить социализм.

 

Другие условия также были необходимы для перехода к социализму: «определенный уровень» развития промышленности, профсоюзной организации и силы коммунистической партии110. В материалах Коминтерна говорится об этом более подробно. Сила партии означала большую по численности партию, способность вести классовую борьбу, и уровень ее классового сознания. Также это означало, что партия пользуется авторитетом среди беспартийных масс трудящихся, как пролетарских, так и крестьянских, и способна поднять организационный и идеологический уровень пролетариата в целом и, в меньшей степени, крестьянства111. Какой властью должна была обладать коммунистическая партия, чтобы осуществить переход к социализму, ни одно из этих условий не объясняет точно. Разве Коминтерн не имел в виду, что в любой стране под контролем коммунистов коммунистическая партия должна была продвигаться по пути к социализму в соответствии со своей силой?

 

Конечно, можно предположить, что помощь от более передовых стран позволила бы прежней колонии избежать некоторых или многих болезненных событий, сопровождающих высокий темп индустриализации и коллективизации. По-видимому, количество жертв и строгость регламентации жизни могли бы быть намного меньше, чем требовалось в случае отсутствия помощи из-за границы. С другой стороны, исторический опыт показывает, что Коммунистическая партия Китая, несмотря на помощь из СССР, чувствовала необходимость продвигаться быстрее к высокоразвитой экономике ценой больших жертв со стороны народа. Лидеры Коминтерна не обсуждали эти вопросы. Однако не раз звучали слова о том, что опыт СССР как первопроходца состоял в том, чтобы смягчить тяготы на пути движения к социализму в других странах.

 

Для сторонника коммунизма в любом случае тесная связь с СССР должна была облегчить реализацию идеи продвижения к социализму. На VI конгрессе Коминтерна говорилось:

 

«Союз с СССР и с революционным пролетариатом империалистических стран создает для трудящихся народных масс Китая, Индии и всех отсталых колониальных и полуколониальных стран возможность независимого, свободного экономического и культурного развития, минуя капиталистическую стадию развития  или даже развитие капиталистических отношений вообще»112.

 

Социальные изменения в очень отсталых обществах

 

Следующая категория стран – часто без всякого разделения – относилась в материалах Коминтерна к третьей группе, состоявшей из очень отсталых обществ, в которых или полностью отсутствовал пролетариат, или число пролетариев было незначительным. Такие регионы, как Танну-Тува, Внешняя Монголия и Синкианг (Ксинджианг), части Африки, относятся к этой категории обществ. На этих территорииях, почти полностью лишенных промышленности, население занималось либо сельским хозяйством, либо вело кочевой образ жизни.

 

Коминтерну было трудно как-то определить революционные движения в этих областях. Он не применял термин «буржуазно-демократический», который требовал существования по крайней мере некоторого количества буржуа и пролетариев. Мы можем рассмотреть в качестве примера две области Танну-Тувы и Монголии, над которыми в 1921 году полки российской Красной армии успешно установили контроль.

 

Статья в журнале Коминтерна в 1931 году была посвящена десятой годовщине «национально-революционного движения» в Туве113. Ничего не говоря о пролетариате, автор рассматривал это движение как усилие крестьян, поддержанных Красной армией, с целью свержения «феодального порядка» и установления «подлинной демократическо-революционной» государственности. За успешной «революцией» последовала «ликвидация» «феодального порядка» и учреждение «народной» революционной власти. Страна была названа «народной» республикой. Автор статьи чувствовал, что при поддержке СССР Тува, несомненно, сможет миновать капиталистическую стадию развития и последовать по «некапиталистическому» пути к социализму114. Возможно, Коминтерн понимал, что ни одна партия, кроме «коммунистической», не могла должным образом функционировать при практически полном отсутствии пролетариата. Во всяком случае, другое название – Народная революционная партия – использовалось, чтобы дать определение тувинской группе, имеющей прокоммунистическую ориентацию. В 1935 году эта группа была принята в Коминтерн в качестве секции, но только на правах «сочувствующей»115.

 

Случай с Монголией кажется похожим, хотя в этой стране имелся в наличии малочисленный пролетариат и мелкая буржуазия116. В соответствии с материалами Коминтерна здесь развилось национальное движение «трудящихся масс» во главе с малочисленным пролетариатом и беднейшим крестьянством как против иностранного правления, так и против местных землевладельцев и буржуазии. В действительности движение возглавлялось Народной революционной партией, основанной в 1921 году. Тот факт, что эта партия формально не называла себя коммунистической партией, не указывал на то, что она не имела отношения к коммунистам, а просто свидетельствовал об отсталости страны и о самом малочисленном пролетариате. Партия продолжает называть себя Народной революционной партией. С помощью полков советской Красной армии к власти в 1921 году пришел просоветский режим. Таким образом, стал возможным «некапиталистический» путь развития: «В близком союзе с мировым пролетарским движением монгольское крестьянство нашло в себе достаточно революционных сил, не только чтобы достигнуть национального освобождения, не только чтобы свергнуть власть и лишить феодалов дохода, но также решительно повернуть на некапиталистический (то есть социалистический) путь, путь ограничения и выдавливания капиталистических элементов и успешного установления нового социалистического колхозно-кооперативного социального порядка»117.

 

Коммунистически ориентированная Народная революционная партия с этого времени стала руководить политической и социальной жизнью Монголии. В 1929 году, как это было сказано, в интересах сельскохозяйственного пролетариата и бедных и средних крестьян собственность феодалов была конфискована. В 1930 году была начата кампания с целью конфискации собственности буддистской церкви, «самой мощной ветви» монгольского феодализма118. Прозвучал призыв, что к 1931 году одна треть всего «трудящегося» населения должна быть объединена в крестьянские кооперативы119.

 

События в этих двух странах иллюстрируют модель, которую прогнозировал Коминтерн: крестьянское и национальное движение, главным образом под руководством местной партии коммунистического толка, способно при помощи коммунистической диктатуры из-за рубежа полностью миновать стадию капитализма. В случае Тувы и Внешней Монголии решающая помощь прибыла от Всероссийской коммунистической партии в самом начале, то есть в момент захвата власти местной партией. Не ясно, полагал ли Коминтерн, что внешняя помощь была необходима в любом случае захвата власти. Но внешняя помощь считалась обязательной для последующего продвижения революционного движения к социалистической революции. Как разъяснял Бухарин, в таких отсталых (окраинных) областях не существовал пролетариат, который мог бы сделать исторический поворот в этом направлении120. Пролетариат извне, в действительности являвшийся зарубежной коммунистической диктатурой, должен был стать катализатором этого процесса. Этот акцент на уникальную, почти граничащую с чудом власть иностранного пролетариата, то есть иностранной коммунистической партии, еще раз подчеркивает оценку Коминтерном этого класса как класса, который делает историю. Бухарин представлял такие крестьянские и окраинные области как своего рода мировые деревни,  которые будут привлечены на путь социалистического развития благодаря тесному контакту с международным пролетариатом под руководством коммунистов, так же как и сельские районы в Советском Союзе были вовлечены в дело построения социализма под руководством Коммунистической партии Советского Союза121.

 

В заключение можно сделать следующие выводы: материалы Коминтерна указывают, что даже в чрезвычайно отсталых окраинных областях, в которых не существовали буржуазия и пролетариат или они были крайне малочисленны, прокоммунистически настроенная партия могла захватить власть, декларировать национальную независимость, провести реформы (особенно аграрные), в том числе и при помощи иностранной коммунистической партии, управляющей более передовой страной, шагнуть дальше на «некапиталистический» путь развития. В отсталом положении этих стран положительным было то, что оно позволяло этим странам миновать «эксплуатацию» и «угнетение» капиталистической стадии развития при надлежащей помощи извне. Все же такая внешняя помощь от правящей коммунистической партии могла означать, что национальная независимость страны, отсталой в экономическом отношении, существовала только на бумаге, а не в действительности. Вовлеченные в такую мировую систему, описанную Бухариным, отсталые окраинные области могли навсегда оказаться лишенными подлинной независимости. Случаи с Танну-Тувой и Внешней Монголией подтверждают это предположение.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 11

 

1Marx.  Critique of the Gotha Programme. P. 10, 80 – 83.

 

2Кун.  КИВД. С. 16.

 

3 Там же. С. 25 – 26.

 

4 Там же. С. 28.

 

5Кун.  КИВД. С. 19. Очевидно, бедному крестьянству было дано право носить оружие, так как Красная гвардия состояла из рабочих и беднейших слоев крестьянства.

 

6 Там же. С. 820.

 

7 Там же.

 

8 Там же. С. 19.

 

9 Там же. С. 25.

 

10 Там же. С. 18.

 

11 Таково, конечно, было положение дел в Советской России до принятия Конституции 1936 года.

 

12Кун.  КИВД. С. 19.

 

13 Он выступил вместе с Варгой на VI конгрессе, но был единственным докладчиком по положению дел в Советском Союзе на VII конгрессе.

 

14 Этот и два последующих абзаца основаны на докладе Мануильского «Ситуация в Коммунистической партии Советского Союза» на VI конгрессе. Т. V. C. 55 – 85.

 

15VII конгресс.  С. 515. Это решение, конечно, было включено в советскую Конституцию 1936 года.

 

16 Там же. С. 598.

 

17 Нет свидетельств о том, что коммунистическая партия должна быстро увеличить свою численность сразу же после захвата власти. Мануильский указывал на VI конгрессе Коминтерна, что ВКП(б) (КПСС) увеличивает свою численность «с большой осторожностью», и отверг «фантастические» предположения о том, что партия включит в свои ряды весь пролетариат за два или три года. См.: VII конгресс.  Т. V. С. 83.

 

18 Там же. Т. V. С. 81 – 83.

 

19 См., например: Кнорин В.  К итогам XVII конференции ВКП(б) // КИ. 1932. 10 февраля. С. 18.

 

20Кун.  КИВД. С. 15.

 

21Carew Hunt.  Marxism. P. 117. Сталин: «Самое высокое развитие государственной власти с целью подготовки условий для отмирания государственной власти – это – марксистская формула». Сочинения. Т. XII. С. 369 – 370.

 

22Кун.  КИВД. C. 16 – 31.

 

23 Там же. С. 20. Здесь, конечно, надо устранить неясности, приняв во внимание тот факт, что государственные органы, профсоюзы и фабричные советы существовали в качестве различных форм одной и той же верховной «пролетарской» власти, обладающей единой «генеральной волей». Если бы не этот факт, то в действительности возникали бы конфликты среди этих форм правления, чему в советской истории находится немало подтверждений.

 

24 Там же. С. 26.

 

25 Там же. С. 22.

 

26Кун.  КИВД. С. 20 – 21.

 

27 См., например: Карпинский В.  Об аграрной части проекта // КИ. 1928. 29 июня. С. 52 – 57.

 

28 Там же. С. 54.

 

29 См.: Мартынов А.  Вопрос к национализации земли в проекте программы Коминтерна // КИ. 1928. 13 июля. С. 33 – 34 и замечания Бухарина, VI конгресс.  Т. III. С. 146 – 149.

 

30 Там же. С. 146.

 

31Кун.  КИВД. C. 20 – 21.

 

32 Программа открыто выражала опасение о том, что кооперативы могли бы стать оплотом контрреволюционной деятельности и саботажа. Там же. С. 27.

 

33 Там же.

 

34 Это единственный пример, когда ясно указывали на местные  советы как на органы, которые должны обеспечить конфискацию собственности; во всех других случаях ссылка делается просто на «советы».

 

35Кун.  КИВД. C. 20 – 22.

 

36 См., например, британскую программу 1935 года: Программа советской власти компартии Англии // КИ. 1935. 10 апреля. С. 43 – 58 и германскую программу 1930 года: Программная декларация Коммунистической партии Германии по национальной и социальной эмансипации немецкого народа // Инпрекор. 1930. 28 августа. С. 825 – 827.

 

37VI конгресс.  Т. III. С. 152.

 

38 Там же. Т. V. С. 77.

 

39Кун.  КИВД. С. 25.

 

40Сталин.  Сочинения. Т. XI. С. 146 – 149.

 

41VI конгресс.  Т. III. С. 152.

 

42Варга Е.  Переходный период от капитализма к социализму // КИ. 1928. 13 июня. С. 97.

 

43 Там же. С. 102.

 

44 См. также его замечания на конгрессе: VI конгресс.  T. III. С. 62 – 68.

 

45Варга Е.  Переходный период от капитализма к социализму // КИ. 1928. 13 июня. С. 98.

 

46Кун.  КИВД. С. 25.

 

47VI конгресс.  T. III. С. 153.

 

48Сталин И.В.  Сочинения. Т. XI. С. 146. Также в своей речи Сталин утверждал, что Ленин в действительности начал проводить НЭП в начале 1918 года, до начала широкомасштабной гражданской войны, но временно отказался от нее в пользу военного коммунизма. Там же. С. 146 – 147.

 

49 К вопросу о революционном выходе из кризиса в Англии: Речь тов. Мануильского на дискуссии по английскому вопросу // КИ. 1932. 29 февраля. С. 19.

 

50VI конгресс.  T. III. С. 154.

 

51 Ibid. P. 153.

 

52 Инпрекор. 1929. 19 апреля. С. 409.

 

53Кун.  КИВД. c. 22.

 

54 См. замечания Мануильского: VII конгресс.  С. 514.

 

55 Там же. С. 28.

 

56 Там же. С. 23.

 

57 Там же. С. 28.

 

58 Там же.

 

59 Там же. С. 28 – 29.

 

60 Инпрекор. 1928. 31 декабря. С. 1760.

 

61Кун.  КИВД. c. 28.

 

62 Там же.

 

63 См., например, замечания Мануильского на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году: VII конгресс.  С. 512 – 513.

 

64 Там же. С. 22.

 

65 Там же. С. 23.

 

66Куусинен О.  О национальном вопросе в капиталистической Европе // КИ. 1931. 28 августа. С. 16.

 

67Поллитт.  Год после XII пленума ИККИ и борьба компартии Англии // КИ. 1933. 20 октября. С. 51.

 

68 Инпрекор. 1930. 28 августа. С. 826.

 

69 Программа освобождения германского рабочего класса и германского трудового народа // КИ. 1934. 1июня. С. 63.

 

70Кун.  КИВД. С. 31.

 

71 Там же. С. 18.

 

72 Хансен из Коммунистической партии Норвегии обсуждал возможность «Советской Скандинавии» на XIII пленуме ИККИ. См.: XIII пленум.  С. 258.

 

73 Инпрекор. 1929. 10 мая. С. 475.

 

74 Программа освобождения германского рабочего класса и германского трудового народа // КИ. 1июня. 1934. С. 63.

 

75 Слово «союз» может быть переведено на английский как «union», как в словосочетании «Soviet Union» или как «alliance», как в словосочетании «treaty of alliance».

 

76 Программа советской власти компартии Англии // КИ. 1935. 10 апреля. С. 58.

 

77 Инпрекор. 1930. 28 августа. С. 826. Стоит заметить, что Германская программа 1930 года и Британская программа 1935 года рассматривали СССР как слабо развитую в промышленном отношении страну, экспортирующую сельскохозяйственные продукты в обмен на промышленные товары.

 

78 Одной из серьезных ошибок коммунистического режима в Венгрии в 1919 году считалась его неспособность полностью отстранить социал-демократов от власти. См.: Кун Б.  К годовщине пролетарской революции в Венгрии и Магъяр Л.  Аграрная политика диктатуры в Венгрии // КИ. 1929. 22 марта. С. 5и с. 12. Польский делегат на VI конгрессе предположил возможность временной коалиции с революционными крестьянскими партиями после захвата власти коммунистами, но нет ни одного другого свидетельства в источниках Коминтерна, поддерживающих эту идею. См.: VII конгресс.  T. III. С. 35.

 

79 В проекте программы 1932 года Коммунистической партии Польши утверждается, что будущая Польская Советская Республика заключила бы союз с СССР и с каждой нацией, освобожденной от капитализма, на основе революционного объединения и централизации военных и экономических усилий для борьбы против империализма и для строительства социалистической экономики. См.: Проект программы компартии Польши // КИ. 1932. 30 августа. С. 76. Этот полезный документ практически точно копирует программу Коминтерна 1928 года.

 

80Кун.  КИВД. С. 30.

 

81Магъяр Л.  Аграрная политика диктатуры в Венгрии// КИ. 1929. 22 марта. С. 25. Более детальное рассмотрение аграрной политики коммунистов в Венгрии в 1919 году см.: Borton.  The Hungarian Revolutions of 1918 – 1919 in Relation to the Agrarian Problem, особенно с. 110 – 152.

 

82 Открытое письмо центральных комитетов Испании, Франции и Италии // КИ. 1931. 20 мая. С. 4 – 12.

 

83 См., например, передовую статью, появившуюся вскоре после смещения короля Испании Альфонсо XIII в апреле 1931 года: Испанская компартия в революционной обстановке // КИ. 1931. 20 мая. С. 4 – 12.

 

84 Платформа советской власти компартии Испании // КИ. 1934. 1ноября. С. 40 – 41.

 

85Кун.  КИВД. С. 31.

 

86 См. важные тезисы Западноевропейского бюро Коминтерна, касающиеся компартии Японии, в сб.: Программные документы коммунистических партий востока. С. 237 – 255.

 

87 Там же. С. 244.

 

88Майорский Н.  Испанская революция // Инпрекор. 1931. 21 мая. С. 482.

 

89Кун.  КИВД. С. 763.

 

90Мингулин И.  О перерастании буржуазно-демократической революции в пролетарскую в проекте программы // КИ. 1928. 13 августа. С. 42.

 

91 Там же. С. 41.

 

92 Там же.

 

93 Следует отметить, что Димитров в 1935 году предположил в одном кратком замечании, что правительство народного фронта может стать правительством «демократической диктатуры рабочего класса и крестьянства». VII конгресс.  С. 368.

 

94 Однако правда то, что один автор высказал сожаление о том, что революция в Испании в 1931 году, которая установила республику, не создала рабочие и крестьянские советы помимо буржуазного правительства (Инпрекор. 1931. 21 мая. С. 481). Это означало бы ситуацию, похожую на двоевластие в России в 1917 году.

 

95VI конгресс.  T. III. С. 150.

 

96 Там же. С. 149.

 

97 См. оценку Н. Майорского: «Ленин сказал, что буржуазно-демократическая и социалистическая революции не отделены друг от друга Великой китайской стеной. Первая перерастает во вторую. Вторая завершает задачи первой революции. Борьба, и только борьба решает, насколько далеко первая преуспеет и перерастет во вторую» (Инпрекор. 1931. 21 мая. С. 482).

 

98Кун.  КИВД. С. 29.

 

99 См., например: Мингулин И.  // КИ. 1928. 13 августа. С. 4. В особенности он приводил в качестве примера зажиточное крестьянство и серядняков.

 

100Кун.  КИВД. С. 30.

 

101 Там же. С. 31.

 

102 Там же.

 

103 См., в качестве примера, следующие документы: Проект платформы действия компартии Индии // КИ. 1931. 20 января. С. 74 – 81; Платформа действия компартии Кореи // КИ. 1934. 10 июня. С. 18 – 26; Программа действия Индокитайской компартии // КИ. 1932. 10 декабря. С. 52 – 60.

 

104Кун.  КИВД. С. 31.

 

105Ван Мин.  Экономическая политика советской власти в Китае // КИ. 1933. 20 августа. С. 22.

 

106 Там же.

 

107Кун.  КИВД. С. 31.

 

108 Там же. С. 30. Курсив автора.

 

109VI конгресс.  T. III. С. 20.

 

110Кун.  КИВД. С. 845.

 

111 Там же. С. 853.

 

112 Там же. С. 836.

 

113А-н.  К десятилетию национально-революционного движения Тувы // КИ. 1931. 31 августа. С. 35 – 38.

 

114 Там же. С. 36 – 38. Во время Второй мировой войны Тува вошла в состав СССР.

 

115VII конгресс.  С. 604.

 

116 См.: Кучумов В.  К десятилетию монгольской революции // КИ. 1931. 30 июня. С. 14 – 18.

 

117Кучумов В.  К десятилетию монгольской революции // КИ. 1931. 30 июня. С. 15.

 

118 Там же. С. 16.

 

119 Там же. С. 15. Пятилетний план в действительности был начат в 1931 году, но на следующий год от него отказались. Только в 1949 году было возобновлено долгосрочное всеобъемлющее планирование. См.: Rupen R.  Notes on Outer Mongolia Since 1945 // Pacific Affairs. 1955. XXVIII. March. 71 – 79.

 

120VI конгресс.  T. III. С. 21.

 

121 Там же. С. 22.

 

Глава 12

 

КОММУНИЗМ КАК ВЫСШАЯ ФОРМА МИРОВОГО ОБЩЕСТВА

 

Любое исследование природы коммунизма как высшей и конечной формы человеческого общества, пропагандируемое Коминтерном, довольно неблагодарное занятие. Неясности и неточности, характеризующие всю теорию Коминтерна, нигде не проявляются столь очевидно, как при исследовании коммунизма. Хотя коммунистическая утопия была главной и конечной целью всей марксистско-ленинской теории, оправданием всего того, к чему побуждала и на что вдохновляла коммунистическая идеология, в литературе Коминтерна можно найти лишь отрывочные описания основных принципов коммунизма. Все же нельзя отрицать, что учение о коммунизме – это самая важная часть в теории Коминтерна. Коммунистическая утопия придала рационалистический смысл всему довольно сложному революционному процессу, с того момента, как он был начат еще неопытной коммунистической партией, до того момента, когда происходил успешный захват власти и был успешно завершен переходный период.

 

Кроме довольно незначительного материала, предлагаемого VI конгрессом, попытавшимся описать коммунистическую фазу в программе 1928 года, существует очень мало документальных свидетельств, относящихся к этому вопросу. Учитывая недостаточное количество доступного материала, изучающий эту проблему должен удовлетвориться лишь неполными ответами, которые, однако, с помощью догадки и умозаключений можно расширить и дополнить. Вряд ли будешь чувствовать себя уверенно, когда тебе постоянно напоминают о том, что любая попытка подробно описать будущее общество будет признана антимарксистской. Мануильский, выступивший с речью на VII конгрессе в ознаменование сороковой годовщины со дня смерти Фридриха Энгельса, с удовлетворением заметил, комментируя эту ситуацию, что Энгельс не раз высмеивал тех, кто, сойдя с научной почвы, пробовал философствовать по поводу «архитектоники будущего общества». Он писал: «Во всяком случае, люди в коммунистическом обществе сами решат, следует ли применять для создания нового общества какие-либо меры, когда и как и какие именно. Я не считаю себя призванным к тому, чтобы что-либо предлагать им или давать им соответствующие советы. Эти люди, во всяком случае, будут не глупее нас с вами»1. Однако мы сейчас можем попытаться пролить свет на коммунистическую утопию, не дожидаясь того момента, когда люди будущего прояснят нам ситуацию.

 

Власть и свобода

 

Коминтерн всегда соглашался с тем, что основной отличительной чертой мирового коммунистического общества будущего является отсутствие государства. Хорошо известно, что Коминтерн опирался на известные высказывания Маркса, Энгельса и Ленина по этому вопросу. Когда главные задачи диктатуры пролетариата будут решены, государство «отомрет». С исчезновением деления общества на классы также «исчезают и органы классового господства, в первую очередь государственная власть. Она, будучи воплощением классового господства, отмирает, по мере того как отмирают классы. С нею постепенно отмирают все и всяческие нормы принуждения»2. Так утверждается в программе 1928 года.

 

В данном случае термин «государство» – это совокупность средств и способов осуществления власти с использованием аппарата принуждения, то есть полиции, судов, исправительных учреждений и вооруженных сил. После отмирания государства все же остается административный аппарат для управления экономикой. По знаменитой формуле Энгельса: «На место управления лицами заступает управление вещами, руководство производственными процессами»3. Следовательно, в высшем коммунистическом обществе не будет аппарата принуждения, с помощью которого граждан будут понуждать к действию или удерживать от каких-либо поступков. Будет существовать только административный аппарат для управления экономикой.

 

Эти положения представляются самыми важными во взглядах Коминтерна по вопросу об общественных институтах, обычно обозначаемых терминами «государство» или «правительство». Ошибочно Коминтерн полагал, коммунизм – это общество свободных граждан, в котором не будет аппарата принуждения в силу высокой сознательности членов этого общества, которые будут жить и работать без разногласий и конфликтов.

 

Прежде чем подробно рассмотреть позицию Коминтерна по вопросу о власти и свободе в коммунистическом обществе, мы можем указать на то, что вопрос власти существует столько же, сколько люди живут в организованных обществах. Само существование общества, особенно такого высокоразвитого и с такой сложной структурой, каким был бы мировой коммунизм, обязывает к принятию решений. Должен существовать какой-нибудь способ для решения поставленных перед обществом задач и способ контроля за их выполнением, а также за людьми, которые должны действовать в соответствии с принятыми решениями, а не согласно своим представлениям. Другими словами, должен существовать институт, обладающий властью, которая требуется для принятия решений и контроля над их соблюдением. Единственно возможными альтернативами могут быть либо чистая анархия, которая полностью отрицала бы существование общества, либо общество со сверхумными и сверхорганизованными людьми, которые всегда способны принять спонтанное и сиюминутное решение и определить, какая линия поведения и деятельность являются наилучшими, к тому же они способны совместно работать над воплощением этих решений в жизнь. Такие альтернативы функционирования общества в свете исторических событий могут показаться фантастическими.

 

Фраза «управление вещами, руководство производственными процессами» явно отрицает идею о том, что экономика при коммунизме спонтанна, что она не нуждается в управлении и администрировании. Сразу же возникает проблема принятия решений. Как же надо управлять экономикой? По какому пути она должна развиваться? Либо один человек, либо группа людей должны решать эти проблемы. Как выбирать тех, кто будет управлять экономикой? Как решаются разногласия между управленцами и остальной частью населения? Остается проблема управления людьми, а не вещами. Конечно, если мы не имеем дело со сверхумными и со сверхорганизованными людьми.

 

Представляется необходимым именно в данный момент проанализировать представления о природе управления обществом при коммунизме так, как ее понимал сам Коминтерн. На этапе социализма одной из функций государства остается поддержание централизованной, плановой экономической системы. Коммунизм унаследует эту экономическую систему, которая сделает возможным сам коммунизм. Мануильский утверждал, что политические функции государства отомрут, но функции социального планирования и контроля государства при коммунизме останутся, наоборот, они станут еще более важными4. В программе довольно ясно говорится о том, что экономическая система при коммунизме должна быть «рациональной», а не хаотической. Мировая система коммунизма явит собой «планомерное распределение всех его (общества) материальных ресурсов и безболезненное экономическое развитие на основе безграничного, планового и быстрого подъема производительных сил»5. Более того, при коммунизме было бы проведено применение самых совершенных методов статистического учета и планового экономического регулирования6.

 

Кажется ясным, что проблема, как заставить людей делать одно и не делать другого, не исчезает в связи с ожидаемым сокращением государственных органов управления и сведением функций общественной власти к простому экономическому администрированию.

 

Кроме того, можно отметить, что другие сферы жизни общества, выходящие за пределы экономики, также требуют принятия решений. Существующие направления деятельности правительств, выходящие за рамки экономики, независимо от того, что ей уделяется большое внимание, тоже весьма разнообразны. Если взглянуть на неэкономические направления деятельности правительства Советской России, можно увидеть, сколь далеко государственная власть расширила свои полномочия. То, что за государством лишь остается функция управления экономикой, по мнению Коминтерна, с легкостью решает проблемы управления во многих областях, хотя на самом деле они остаются.

 

Кто же тогда должен осуществлять власть при коммунизме? Не пролетариат, потому что: 1) в соответствии с теорией Коминтерна все классы исчезнут; 2) на основании выводов, сделанных ранее, не пролетариат осуществляет власть на этапе социализма.

 

Останется ли при коммунизме коммунистическая партия и сохранит ли она в своих руках власть?

 

Если мы на минуту предположим, что до установления коммунистического общества партия на самом деле была авангардом пролетариата и являлась выразителем его воли, тогда будет логично признать, что партия исчезнет при коммунизме вместе с исчезновением пролетариата как отдельного класса.

 

Интересно, что в материалах Коминтерна почти ничего не говорится о полном исчезновении коммунистической партии. Программа также замалчивает этот вопрос. Но один из теоретиков Коминтерна (и он единственный, насколько я знаю) выразил свое мнение по этому важному вопросу. Это Лозовский, лидер Красного интернационала профсоюзов (Профинтерна). В речи во время обсуждения проекта программы на VI конгрессе Лозовский (довольно смело?) заявил следующее: «Когда исчезнут классы и, следовательно, государство отомрет, также исчезнет политическая партия пролетариата»7. Следовательно, Лозовский заявил о добровольном сложении полномочий политической партией, обладавшей неограниченной властью, которая, используя диктаторско-бюрократические методы, старалась трансформировать все общество: от собственности на средства производства до мировоззрения, желаний и потребностей людей. Исходя из замечаний Лозовского может сложиться впечатление, что коммунистическая партия при коммунизме откажется от особой и уникальной роли, которую она играла уже перед захватом власти и которую она продолжала играть при социализме. И может показаться, что она должна добровольно исчезнуть.

 

Предположим, что коммунистическая партия в действительности исчезнет, будет ли возможно взять на себя обязанности по управлению обществом какой-либо другой общественной организации? Опять Лозовский высказал интересную мысль. На VI конгрессе Коминтерна он вкратце обрисовал важную роль, которую будут играть профсоюзы в будущем коммунистическом обществе. По его словам, в эпоху социализма профсоюзы должны стать мощным административным органом, который полностью сосредоточит в своих руках управление всей экономикой. Здесь Лозовский основывал свои высказывания на программе Всероссийской коммунистической партии большевиков, принятой в 1919 году. С наступлением коммунизма государство действительно отомрет, говорил Лозовский, и органы управления экономикой займут самое важное место. Эти органы уже до этого сольются с профсоюзами, которые будут существовать при коммунизме в «новой, измененной форме, как органы учета, производства и распределения»8. Лозовский настаивал, что коммунистическое общество не будет менее организованным. Коммунистическое общество – самая высшая форма организации трудящегося человечества. Общество без власти не означает дезорганизацию9.

 

В свете событий, происшедших в СССР после 1928 года, и учитывая ту посредственную роль, которая отводилась профсоюзам, трудно принять восторженное предсказание Лозовского, особенно когда оно не получило широкого одобрения Коминтерна. В действительности Коминтерн как официальный орган не рассматривал вопрос о существовании профсоюзов при коммунизме. В любом случае ясно, что план Лозовского не решает проблему власти и принятия решений.

 

До этого момента мы говорили об отмирании государства, но при том условии, что останется международная диктатура пролетариата. Но Сталин поднял вопрос о создании коммунизма в одной стране и о существовании государства в этих условиях. В марте 1939 года в своем докладе на XVIII съезде ВКП(б) он заявил, что Советское государство будет существовать в эпоху коммунизма, если «капиталистическое окружение» вокруг него не будет ликвидировано10. Следовательно, он предложил своего рода оправдание существованию государства при коммунизме в «изолированном» от других государств СССР. Вероятно, до того времени, как коммунизм будет установлен по крайней мере во всех важных капиталистических государствах, замечания Сталина оставались приемлемыми11.

 

В противовес этому взгляду можно ли найти подтверждение того факта, что Коминтерн дал накануне наступления коммунизма убедительное объяснение добровольного отказа от власти коммунистической партии, которая сохраняла монополию на власть на этапе социализма? Ответ должен быть отрицательным. Несомненно, большинство коммунистов смутно представляли общество будущего, в котором не будет государства. Но нигде ни приводится разумного объяснения таким взглядам. Из общества, которое находилось под управлением партии, в высшей степени централизованной и дисциплинированной к обществу, без правительства и аппарата подавления – вот эволюция, которую предсказала, но не объяснила программа Коминтерна. Слово «государство» должно исчезнуть из коммунистического словаря, но проблема власти остается. Кто-либо даже захочет изучить материалы Коминтерна, чтобы найти упоминание еще об одной, «недостающей» революции, которая должна произойти накануне прихода коммунизма, которая завершила бы тоталитарное правление коммунистической партии.

 

В программе провозглашалось, что при коммунизме будет получена еще одна свобода. Это свобода человечества решать свою судьбу. «Первый раз в истории человечество берет свою судьбу в свои руки»12. Мануильский высказывался примерно в том же ключе на VII конгрессе: «Человек – творец социализма, создатель нового общественного строя. Впервые в истории человек поставлен на свое место. Он – кузнец своей судьбы и своей истории, он – властелин социалистической машины. Социализм  – для него, он сам  – великая цель социализма »13.

 

Эта новая свобода означала бы, что человечество, вместо уничтожения человеческих жизней и ресурсов в войне, «обращает всю свою энергию на борьбу с силами природы, на развитие и поднятие своей коллективной мощи»14. Использование слова «коллективный» стоит отметить, так как именно свободный человек, ставящий общественные интересы выше личных, а не  свободный человек, который, как индивидуалист, заботится сначала о своих личных интересах, должен жить в высшем обществе – коммунизме. В других замечаниях Мануильского в отношении СССР эта тема развивается более подробно: «В социалистической стране зажиточная, культурная и счастливая жизнь – это не дело рук отдельного человека. Счастье у нас построено не на зыбком песке случая или удачи, оно – не удел наиболее пронырливых, наглых и расталкивающих локтями других, беззастенчивых людей. Мы, навалившись всем миром, решаем задачу счастья социалистического человека. У нас десятки миллионов людей связали свою личную судьбу с успехами социализма. И только этому огромному коллективу под силу разрешить такую задачу»15.

 

Проблемы человека должны были быть решены только коллективными усилиями цивилизованных и общественно сознательных мужчин и женщин, а не отдельным индивидуумом, в одиночку решающим свои проблемы. Самая полная реализация личных способностей и счастья, да, но только посредством наивысшей степени коллективной активности – вот формула Коминтерна. (Очевидное противоречие, как бы заметил Сталин.)

 

Снова появляется проблема власти и свободы. Больший акцент на коллективные действия предполагает: 1) необходимость в организации, власти и лидерах, способных мобилизовать на коллективные действия общество, массы, группы, но никогда одного индивидуума; и2) необходимость подчинения индивидуума группе. Свобода человека, очевидно, ограничена.

 

Экономика

 

В программе, намеченной Коминтерном, предусмотрено существование при коммунизме процветающей экономики, плановой и регулируемой, способной удовлетворить нужды нового человека коммунистического общества. Коминтерн полагал, что при коммунизме будет действовать следующий лозунг: «От каждого по способностям, каждому по потребностям!» Это, конечно, формула, использованная Марксом в работе «Критика готской программы», как главная характерная особенность будущего утопического общества.

 

Кое-что о природе этой экономической системы было уже сказано при обсуждении власти и свободы. Конечно, полностью должно быть завершено обобществление промышленности и коллективизация сельского хозяйства, хотя точно не говорится, в какой форме будет существовать сельское хозяйство. В программе восхваляется превосходство коммунистической экономической системы: отсутствие частной собственности на средства производства и, как следствие, отсутствие эксплуатации человека человеком, нужды и бедности. Плановое и рациональное использование ресурсов, поощрение исследований – все это обеспечит максимум продуктивности общественного труда и освободит, в свою очередь, энергию человечества для неведомого прежде роста науки и искусства16.

 

Гарольд Ласки мудро заметил, что формула «От каждого по способностям, каждому по потребностям» не поддается точному определению17. Причина в том, что нельзя измерить способности, а потребности разнообразны. Требуется объективное тестирование способностей и потребностей. И можно добавить, что, если надо принять во внимание различие между способностями и потребностями, кто должен установить и измерить эти различия?

 

В бесклассовом коммунистическом обществе, согласно программе: «Труд перестает быть только средством необходимым для поддержания жизни и превращается в первейшую жизненную потребность»18. В нем исчезнет «иерархия людей при разделении труда, а с нею противоречия между умственным и физическим трудом». Вероятно, это требует, помимо всего прочего, с помощью просвещения создания всеобщего положительного отношения к труду. Неясно, все ли люди, как ожидается, должны будут заниматься как умственным, так и физическим трудом, хотя кажется, что это предполагается. Трудно предвидеть, как может быть искоренено разделение труда. Как указывает Р.Н. Кэрью Хант, невозможно покончить с разделением труда, «пока сохраняется производство, людям все равно придется выполнять те же самые функции, независимо от того, принадлежит ли завод обществу или капиталисту»19. Более того, должен быть кто-то обладающий полномочиями, кто будет предписывать, какую работу выполнять. Вновь возникает вопрос: кто же будет принимать решения.

 

Если бы мы поверили в предсказание Коминтерна о том, что коммунизм будет мировым обществом, кажется, в этом случае отдельно взятые страны не стали бы добиваться экономической самостоятельности. Мы уже говорили, что успешный захват власти коммунистами в какой-либо стране означал бы установление тесного экономического сотрудничества с другими странами, которые уже стали к этому моменту социалистическими. Это сотрудничество продолжалось бы и при коммунизме. В программе говорилось следующее: «Наиболее целесообразное использование сил природы и естественных условий производства в отдельных частях мира»20. Это положение предполагает своего рода международное разделение труда, определенное каким-то органом, принимающим решения, которое предполагало бы принятие во внимание географического распределения природных ресурсов. Интересно заметить, что Мануильский на VI конгрессе отклонил автократию как постоянную цель, преследуемую СССР: «Мы – изолированная экономическая система. Мы вынуждены полагаться лишь на разделение труда внутри нашей страны. Мы знаем, что победа пролетариата в других капиталистических странах заставит нас реорганизовать нашу экономику на основе международного разделения труда. Когда произойдет международная пролетарская революция, установление независимых отраслей промышленности, которые сегодня делают нас независимыми от капиталистических рынков, не будет уже интернациональным долгом нашей партии и нашего рабочего класса. Это уже станет делом высокоразвитых промышленных стран соединить их и наш труд на основе большего роста производительных сил и международного разделения труда, так как мы страна более отсталая в экономическом отношении. Это бесспорная правда, которую зрелый в политическом отношении человек не будет отрицать»21.

 

Ясно, что представители Коминтерна были более склонны расхваливать преимущества экономики будущего коммунистического общества, чем точно объяснить, как будут управлять этой экономикой.

 

Общество, культура и человек

 

В программе Коминтерна коммунизм представлен как нескончаемая эпоха социальной справедливости, культурного роста и свободы для всех на равной основе. В такую эпоху навсегда уничтожаются войны, наступает вечный мир. Уровень жизни, как общества, так и отдельного индивидуума, будет неуклонно повышаться. Не будет препятствий, которые будут мешать постоянному улучшению качества жизни всех и каждого.

 

Общество, согласно программе, больше не будет состоять из антагонистических классов, на их место приходят «члены единого мирового трудового товарищества»22. Прошлые классовые идеологии уступают место «научному материалистическому миросозерцанию». Культура становится общим достоянием, «открывается громаднейшее поле для общественного отбора и гармонического развития всех заложенных в человеке способностей»23. Хотя в программе подробно не говорится об этом, но все же подразумевается, что исчезнут различия между национальными культурами, так как возникнет новая культура объединившегося впервые человечества, которая разрушит все границы государств и будет основана на честных, прозрачных отношениях между людьми24. Беспрецедентный рост культуры при коммунизме, как было обещано, сделает возможным развитие новых производительных сил, которые не только поднимут уровень жизни общества, но также сведут до минимума время, посвященное производству материальных благ. У человечества, воспитанного в духе коммунизма, появился бы новый взгляд на жизнь, общество и социальные обязательства25.

 

Исчезновение классов при коммунизме – самое нереалистичное обещание в теории коммунизма. Если частная собственность  на средства производства (на этом строится определение классов, данное коммунистами) исчезнет, все же сохранится группа руководителей, директоров и управленцев, которые будут эффективно контролировать средства производства и будут использовать их с целями, которые могут совпадать, а могут и не совпадать с интересами всех людей. Официальная отмена частной собственности не должна изменить существование основного разделения общества на два класса: один – осуществляющий контроль над производительными силами (и также над оставшейся частью свершений общества) и другой класс – не осуществляющий такой контроль. В отсутствие подлинного демократического механизма выбора, назначения или снятия лиц, осуществляющих контроль, «классовое» различие остается.

 

Описание Коминтерном культуры при коммунизме наполнено обещаниями преимуществ и возможностей, которые получит человек в области культуры. Еще раз следует подчеркнуть, что остается только одна идеологическая база для культуры в обществе – диалектический материализм. Диапазон интеллектуальных запросов уже даже таким образом строго ограничен. Истина установлена, и ее главные принципы раскрыты. Последующее научное и культурное продвижение человечества должно развиваться в рамках этой идеологии или, точнее, в рамках официальной идеологии, установленной теми, кто принимает в этом обществе решения. Новый человек коммунистического общества точно уже не будет свободен в выборе какой-либо другой идеологии. Как утверждается в программе, новая культура навсегда похоронит любое проявление мистицизма, религии, предрассудков и суеверий26.

 

Мы уже обсудили задачу по изменению человеческой личности, которую коммунисты согласно программе Коминтерна должны решать сразу после завоевания власти. Накануне вступления общества в коммунистическую фазу предполагаемая трансформация личности должна уже была быть завершена, так как отсутствие государства предполагало, что человек будет вести себя в соответствии с коммунистическими идеалами и это станет внутренней потребностью и привычкой каждого. Еще на этапе социализма в процессе коммунистического перевоспитания личности у нее должны быть сформированы новые желания и потребности. Общество отбросит старые предрассудки и заменит их новыми отношениями (предрассудками?). Человек утратит свои эгоистичные стремления, и у него появится желание работать на пользу всего общества.

 

По мнению Кэрью Ханта, «утверждение о том, что человеческая природа сможет быть подвергнута таким изменениям, не что иное, как коленопреклонение перед мифологией»27. Понятие «человеческая природа», безусловно, трудно определимо и расплывчато. Можно назвать по крайней мере три различные теории, занимающиеся исследованием природы человека: во-первых, этическая, которая описывает природу человека главным образом терминами религиозного или философского характера; во-вторых, естественно-научная, объясняющая человеческую природу терминами психологии и биологии, не обсуждая при этом различные моральные ценности; и, в-третьих, общественная, которая видит в человеке прежде всего продукт среды, в которой он обитает. Как отмечалось раньше, программа Коминтерна избегала термина «природа человека» и говорила скорее о «классовой природе». Программа описывала природу человека в основном как общественную, не упоминая ни о религиозной природе человека, основанной на понятии о грехе, ни о наборе инстинктов и внутренних импульсов, свойственных биологии и психологии всех людей.

 

Если мы не можем с достаточной точностью исследовать внутренний мир человека, мы все же сможем проанализировать поведение человека. Могут ли модели человеческого поведения изменяться при изменении социальных условий, как считал Коминтерн? Если мы примем отвечающее здравому смыслу определение человеческой природы как образец поведения, основанный на глубоко укоренившихся пристрастиях, мы можем предположить, что позиция Коминтерна состоит в том, что эти пристрастия (склонности) и соответствующие им модели поведения могут быть изменены, если человека перевоспитать. Бывшая ранее «неправильной» или «несовершенной» природа человека (с точки зрения Коминтерна) обладала такими чертами, как эготизм (самовлюбленность), соперничество (конкуренция) и эгоизм. Желаемые характеристики человека новой коммунистической формации следующие: альтруизм, сотрудничество и общественные интересы.

 

Мэйо пишет, что марксистский взгляд (взгляд Коминтерна) на природу человека сводится к малому: эгоизм доминирует в человеческой природе на протяжении всей истории человека, но, как только капитализм будет упразднен, человек преодолеет свою эгоистичную природу и станет хорошим «естественным путем»28. Пока на практике не будет проверена теория о том, что возможно такое полное изменение человека, вся история человечества бросает тень сомнения на возможность такого изменения. Но даже если практически будет подтверждена теория о неизменности природы человека, все еще не будет абсолютных доказательств, что когда-либо модель человеческого поведения не может быть изменена при соответствующем воспитании человека и изменении его системы ценностей. Следует добавить, что коммунисты, безусловно, не были ни первыми, ни последними реформаторами, которые провозгласили, что их цель – изменение и улучшение природы человека.

 

Судьба СССР

 

В соответствии с основными чертами будущего утопического коммунистического общества, как это сказано в программе, предполагается, что СССР (как и другие государства с диктатурой пролетариата) должен исчезнуть как отдельная политическая единица. Он станет частью всемирного Союза Социалистических Республик, который в конечном итоге отомрет как «государство». Международное разделение труда, всеобщий характер культуры при коммунизме – эти признаки также указывают на отмирание в конечном итоге Советского Союза как государства, хотя никто из деятелей Коминтерна ни говорил об этом подробно. Понятно, однако, что СССР оставил бы неизгладимый след в будущем обществе. С помощью провозглашения новаторского пути, ведущего к социализму, «построенному» в СССР в 1934 году, и двигаясь после этого далее в направлении коммунизма, СССР обладал в течение всех лет существования Коминтерна монополией на практическое осуществление строительства социализма и коммунизма. В период между 1928 и 1943 годами Коминтерн не видел другой альтернативы. Конечно, в послевоенный период появились новые решения проблемы об альтернативных путях, ведущих к коммунизму. Но во времена Коминтерна путь Советской России провозглашался как единственный путь, по которому должны следовать мировой пролетариат и другие коммунистические партии. Если Советский Союз должен был в конечном итоге исчезнуть как единое территориальное образование, вряд ли бы он создал новый мир по своему образу и подобию.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 12

 

1VII конгресс.  С. 274.

 

2 См.: Кун.  КИВД. С. 15.

 

3 Цит. по кн.: Carew Hunt.  Marxism. P. 108 (Хант К.  Марксизм. С. 108).

 

4VI конгресс Т. V. С. 75.

 

5Кун.  КИВД. С. 15.

 

6 Там же. С. 15 – 16.

 

7VI конгресс T. III. С. 89.

 

8 Там же.

 

9 Там же.

 

10 Эта речь опубликована в: КИ. 1939. Март. С. 5 – 37. См. также: Сталин.  Проблемы ленинизма, особенно с. 656 – 663.

 

11 Интересная ссылка на более ранние взгляды Сталина на вопрос о военной защите находящегося в изоляции коммунистического общества была приведена В. Кнориным: К итогам XVII конференции ВКП(б) // КИ. 1932. 10 февраля. Он процитировал Сталина, утверждавшего в 1925 году, что теоретически возможно существование «социалистической милиции» в бесклассовом обществе, в котором произошло отмирание государства. Там же. С. 18.

 

12Кун.  КИВД. С. 15.

 

13VII конгресс.  С. 510.

 

14Кун.  КИВД. С. 15.

 

15VII конгресс.  С. 510.

 

16Кун.  КИВД. С. 15 – 16.

 

17Laski.  Communism. P. 178.

 

18Кун.  КИВД. С. 15.

 

19Carew Hunt.  Marxism. P. 137.

 

20Mayo.  Democracy and Marxism. P. 232.

 

21VI конгресс.  С. 63.

 

22Кун.  КИВД. С. 15.

 

23 Там же.

 

24 Там же. С. 16.

 

25 Там же.

 

26 Там же.

 

27Carew Hunt.  Marxism. P. 137.

 

28Mayo.  Democracy and Marxism. P. 232.

 

Часть пятая

 

ВЫВОДЫ

 

В самом начале можно сделать один общий вывод. Главная тема, проходящая по всем доктринам и директивам Коминтерна,– это коммунистическая власть борьба за ее установление, ее цели и задачи. Кажется бесспорным, что главная забота некоторых теоретиков и деятелей Коминтерна, конгрессов и пленумов, а также официальных органов Коминтерна – это проблема коммунистической власти. Политика, а не экономика – еще один главный вопрос, обсуждаемый Коминтерном. Материальным экономическим факторам отводится второстепенная роль. Эти вопросы реже освещаются в речах и других работах теоретиков Коминтерна, и, как следствие, их трактовка часто неясна и туманна. Не принимая во внимание тип общества и соответствующий ему тип революции, Коминтерн считал, что основной вопрос, который предстояло решить, одинаков для всех типов обществ: как добиться исключительной власти для коммунистической партии – партии, которая была и остается особой партией. По мнению Г. Фишера, коммунистическая революция должна быть организована посредством «сосредоточения власти у малочисленной, упорно держащейся за власть полувоенной организации с тщательно подобранным штатом сотрудников и со строгой дисциплиной»1.

 

Если захват власти коммунистами оказывается основной целью, средства завоевания и удержания власти неизбежно являются делом первоочередной важности: использование в своих интересах социальных волнений и националистических выступлений, формирование временных союзов даже с представителями вражеского лагеря, быстрое изменение в стратегии и тактике, чтобы реагировать на новые обстоятельства, привнесение нового, недемократического содержания в традиционно демократические понятия. Эти методы и другие им подобные развиваются и совершенствуются. Атмосфера борьбы за власть, даже когда используются чисто легальные средства, становится для коммунистов атмосферой постоянного напряжения, из-за чего нежелательно достигать настоящих компромиссов, или это не считается возможным. Для коммунистов не существует разграничений между легальными и нелегальными средствами борьбы. Главное для них то, что эти средства могут принести успех, поэтому их можно рассматривать только в этом ключе.

 

В коммунистической теории первым этапом революционного процесса является этап подготовки к захвату власти. Основанная на признании марксизма-ленинизма как единственно правильного мировоззрения, объясняющего социальные изменения в прошлом, настоящем и будущем, философия Коминтерна представляла мир двуединым, состоящим из социалистического сектора (то есть сектора, находящегося под коммунистическим правлением) и несоциалистического сектора. С одной стороны, Советский Союз представлялся реальным воплощением идей марксизма-ленинизма – то есть страной, строившей под руководством коммунистов сначала социализм, а позднее, после «победы социализма» в 1934 году, коммунизм. С другой стороны, коммунисты представляли мир капитализма ареной борьбы с целью решительных социальных изменений этого мира в направлении социализма и коммунизма. Этот несоциалистический лагерь был довольно сложным по структуре и охватывал разные страны: страны с высоким уровнем развития капитализма, страны со средним уровнем развития капитализма (среди которых, согласно теории Коминтерна, выделялись два типа), колониальные, полуколониальные, зависимые и отсталые страны. Несоциалистический лагерь (сектор), в котором преобладали капиталистические отношения, был объявлен непродуктивным, неэффективным и негуманным. По мнению Коминтерна, этот сектор находился на стадии империализма, который характеризовался как умирающий, загнивающий, находящийся во власти сильных кризисов и склонный обращаться к войнам как средству разрешения споров. Между социалистическим и несоциалистическим секторами существовали непреодолимые противоречия. Однако этот антагонизм не должен был быть постоянным, и ему «неизбежно» пришел бы конец после победы социализма.

 

Таким образом, это достаточно убедительное свидетельство, позволяющее утверждать, что Коминтерн с 1928 до 1943 год представлял ту же самую картину мироустройства. Он никогда не высказывал предположения о том, что социалистический и несоциалистический лагеря могут «сосуществовать» вместе в течение длительного времени. Также оставалась неизменной критика капитализма как отжившей свой век и непроизводительной системы. Постоянно говорилось о «необходимости» и «неизбежности» повсеместной замены всех несоциалистических обществ социалистическими. Социалистический лагерь, то есть Советский Союз, никогда не критиковался, и его «пролетарский» характер никогда не подвергался сомнению.

 

Проанализировав неизменные взгляды Коминтерна о двух мирах, мы перейдем сейчас к анализу взглядов, которые менялись с течением времени. В отношении несоциалистического лагеря это касается лишь изменившегося взгляда Коминтерна на фашизм. С 1928 по 1934 год фашизм представлялся ему проявлением наиболее реакционных и агрессивных сил империалистической буржуазии. На смену фашистскому режиму должен прийти социализм. После 1934 года Коминтерн более не рассматривал фашизм как последнюю стадию капитализма. Его мог сменить более демократический строй в рамках капиталистического строя, предшествовавший социалистической эпохе. Коминтерн придерживался этой новой интерпретации фашизма вплоть до 1943 года.

 

В теории Коминтерна можно выделить две изменившиеся со временем точки зрения относительно социалистического лагеря. Во-первых, следует заметить, что чрезвычайно благоприятное отношение Коминтерна к СССР в 1928 году постоянно улучшалось, и к 1943 году он признал за СССР ведущую роль в мировом революционном движении. Другая точка зрения состоит в том, что после 1934 года для характеристики СССР Коминтерн все чаще и чаще использовал нейтральные, некоммунистические термины, называя его «демократическим» и «миролюбивым» государством, не делая при этом акцент на то, что СССР – страна социализма. Как мы уже видели, этот новый взгляд Коминтерна не отражает изменения основных целей Коминтерна, а только его тактику.

 

Предпосылками захвата власти объявлялись: ситуации жесточайших кризисов, охватывающих все общество, и наличие революционных движений под руководством коммунистов. Неоднократно говорилось о необходимости таких предпосылок. Однако если кто-либо захочет выяснить, что подразумевал Коминтерн под этими предпосылками, то он испытает значительные трудности. Революционная ситуация была лишь охарактеризована вкратце, с помощью известной ленинской формулировки и была лишена четких критериев. Коминтерн довольствовался описанием революционной ситуации как политической обстановки, предшествующей революции, характеризуемой общенациональным кризисом, явившимся результатом того, что «правящие классы» не способны продолжать правление (править по-старому), а массы людей отказались принимать их условия (не способны жить по-старому) и полны решимости все изменить. Общепризнанно, что было бы невозможно оценить такую социально-политическую ситуацию в количественном выражении. Но когда Коминтерн отрицает факт существования революционной ситуации в Германии в 1933 году, он дает право обвинить его в чрезвычайно вольной трактовке социально-политических явлений. Расплывчатая формулировка Ленина, с такой непоколебимой верой принятая Коминтерном, позволяет довольно субъективно трактовать ситуацию, характеризующуюся беспорядками и нестабильностью. Она предоставляет коммунистам неограниченную свободу для широкой интерпретации своих взглядов, так как они не ограничены точными критериями.

 

Коминтерн считал, что революционная ситуация могла бы возникнуть как в странах со среднеслабым, так и с высоким уровнем развития капитализма. Говоря словами Коминтерна, революционная ситуация разовьется в «самом слабом звене» в цепи мирового капитализма. Рассматривая капитализм как упадочническую мировую  систему, то есть с точки зрения развития капитализма в мировом масштабе, Коминтерн считал, что капиталистическую систему теоретически можно упразднить в любой отдельно взятой стране, если в этот период страна была «самым слабым звеном» и в ней существовала «революционная ситуация». Каждому коммунисту внушалась мысль, что в ближайшем будущем в его стране может наступить революционная ситуация. Но коммунист не должен пассивно ожидать, когда его страна превратится в страну с высокоразвитым капитализмом.

 

Еще одна предпосылка захвата власти – существование коммунистической партии, которая хотя бы минимально отвечала предъявляемым требованиям и поддерживалась бы определенными социальными слоями. Говоря без преувеличения, этой предпосылке уделялось большое внимание в доктринах и директивах Коминтерна.

 

По свидетельству Коминтерна, коммунистическая партия становится авангардом революционного движения во всем мире. Без ее лидерства революционное движение не может быть успешным. Партия должна иметь определенную организационную структуру, как Коммунистическая партия Советского Союза. Она должна принять марксизм-ленинизм и продемонстрировать владение этой теорией, ставшей официальной идеологией КПСС. И она должна была «правильно», то есть благоприятно, относиться к Советскому Союзу и принимать его политику, его прошлое, настоящее и будущее. Это исключало возможность, что где-либо и когда-либо могла существовать какая-нибудь коммунистическая партия, критикующая Советский Союз или недружелюбно относящаяся к нему. Враждебность по отношению к СССР была явным показателем неправильного понимания марксизма-ленинизма.

 

Согласно теории Коминтерна, коммунистическая партия не считалась сама по себе эффективной силой. Она должна была завоевать широкую популярность и поддержку, сначала со стороны пролетариата, а затем других трудящихся – крестьянства, мелкой буржуазии и национальных меньшинств. Но сколько (какое количество такой поддержки) должны были получить коммунисты? Данные здесь довольно расплывчатые. Рассмотрим проблему поддержки со стороны пролетариата. Термин «большинство пролетариата» использовался для выражения необходимой степени поддержки коммунистической партии, но далее термин конкретизировался, потому что имелось в виду не большинство этого класса, а большинство «решительных слоев населения». Эти решительные слои, как говорилось, надо было найти в важных ключевых отраслях промышленности и городах. Они представляли собой очень расплывчатую категорию, не поддающуюся количественному измерению.

 

В дополнение к пролетарским союзникам партия нуждалась в поддержке со стороны крестьянства, мелкой буржуазии и, там, где они существовали, со стороны национальных меньшинств. Поддержка от этих групп считалась наиболее важной в более отсталых обществах, чем в более развитых обществах. И снова встает вопрос: сколько же требуется такой поддержки? Кажется, с уверенностью можно сказать, что в случае с крестьянством Коминтерн добивался поддержки большинства беднейшего крестьянства. Но каковы основные черты отличия беднейшего, среднего и зажиточного крестьянства? Опыт советской истории показывает, что в разные времена эти черты были различными. О степени поддержки, требовавшейся со стороны мелкой буржуазии и национальных меньшинств, говорилось в гораздо меньшей степени.

 

Следует заметить, что Коминтерн не требовал массовой поддержки программы-максимум компартии, а выступал с требованиями поддержки программы-минимум партии, ставящей ближайшие цели во время кризиса. Поддержка населения не означала поддержки главных коммунистических идеалов и конечных целей. Различные социальные слои могли бы оставаться неосведомленными относительно этих целей вплоть до захвата власти.

 

Все же один пункт ясен: Коминтерн не верил в путч или государственный переворот. Он полагал, что массовые беспорядки и поддержка широкими массами трудящихся коммунистической партии были главными предпосылками захвата власти. Акт захвата власти партией должен был быть осуществлен не изолированной от всех политической элитой, а скорее партией, имеющей тесные связи с населением и поддержанной, во-первых, рабочими, а во-вторых, другими «тружениками». Вряд ли можно сомневаться в искренности Коминтерна, высказывавшего озабоченность по поводу массовой поддержки населения. Массы были необходимы, но должны занимать отведенное им подчиненное положение.

 

Подготовка к осуществлению на практике эти предпосылок (усиление и укрепление коммунистической партии и завоевание значительной поддержки масс) должна быть предпринята на фоне изменяющейся ситуации в национальном и международном масштабе. С 1928 по 1943 год происходили значительные перемены, изменения и коренные повороты в стратегии и тактике Коминтерна. С 1928 по 1934 год Коминтерн придерживался курса, который можно охарактеризовать как твердый фракционный курс. Стратегия и тактика единого фронта «снизу» разделила коммунистов и другие политические группировки, назвала социал-демократов главным врагом и серьезно недооценила фашизм (который был расценен как тщетное усилие капитализма по предотвращению неминуемой угрозы революции). С 1935 по 1939 год единый фронт «сверху» предоставил коммунистам большую свободу действий, сняв ограничения предыдущего периода. Сотрудничество с другими антифашистскими политическими группировками поощрялось, но признавалась возможность, что в результате такого сотрудничества могли появиться правительства народного фронта с участием коммунистов. Такие правительства открывали беспрецедентные возможности для коммунистов, которые могли получить министерские портфели до захвата власти коммунистами. Они (правительства) должны были направить главный удар против фашистов, названных самыми ужасными представителями «финансового капитала». Коминтерн говорил, что ближайшая цель такого правительства – незамедлительное создание «новой демократии», которая в результате дальнейшего развития будет способствовать расширению коммунистического влияния и поэтому облегчит достижение конечных целей Коминтерна. С ноября 1939 года до июня 1941 года народный фронт был назван народным фронтом «снизу», и война фашистской Германии и Италии с другими капиталистическими странами была представлена просто как еще одна империалистическая война. Коммунистам предписывалось создавать народные фронты, которые будут противостоять не фашизму, но войне как таковой. Ближайшими целями народного фронта «снизу» будет не социализм, а создание «новой демократии». Со времени вторжения нацистов на территорию России в 1941 году до роспуска Коминтерна в мае 1943 года модель стратегии и тактики в основном включала в себя реставрацию модели 1935 – 1939 годов, народный фронт «сверху» имел целью немедленное свержение держав оси (ось Берлин – Рим; гитлеровская Германия и ее союзники.– Примеч. пер. ). Снова выдвигались требования о сотрудничестве с другими антифашистскими политическими группировками, и ближайшей целью должно было стать очищение от всех фашистских элементов нового демократического капитализма.

 

Объясняет ли теория Коминтерна такие шатания из стороны в сторону? С 1928 по 1934 год как фашистские, так и социал-демократические силы вызывали критику, но самая жесточайшая критика была направлена на социал-демократов. Коминтерн утверждал, что новый, «третий период» в послевоенном развитии мирового капитализма уже начался и что этот период явится свидетелем нового витка войн и революций. Революция была уже не за горами. С 1935 по 1939 год Коминтерн настаивал, что те же самые тенденции продолжались и что перспективы революции становились все лучше и лучше, но были сделаны следующие поразительные выводы: 1) фашизм стал сейчас главным врагом и должен был стать объектом главного внимания со стороны коммунистических партий, 2) коммунисты и социал-демократы, так же как буржуазные антифашистские партии, могли бы выгодно сотрудничать в общей антифашистской борьбе и 3) первостепенной целью должен был стать захват власти «новой демократией», а не коммунистами. Напрашивается вопрос: если перспективы революции постоянно улучшались в период с 1935 по 1939 год, почему коммунистические партии ставили перед собой менее амбициозные цели, чем в предшествующий период? Если рабочий класс, по утверждению Коминтерна, становился с каждым днем все более революционно настроенным, почему же тогда союз с социал-демократами, не говоря уже о буржуазных партиях, на котором так сильно настаивали, стал частью необходимой стратегии? Если капитализм становился все более и более ненавистным «трудящимся массам», почему же Коминтерн тогда говорил лишь просто об ограниченной чистке рядов, а не о полном свержении капитализма?

 

Конечно, международная ситуация в 1935 – 1939 годах и международная политика Советского Союза проясняет стратегию и тактику Коминтерна в те годы, но дело в том, что документальные свидетельства Коминтерна не дают убедительных объяснений, почему в 1934 – 1935 годах произошел поворот в его политике. Если основные тенденции в капиталистическом мире в 1935 – 1939 годах оставались такими же, как и в 1928 – 1934 годах, отличаясь лишь степенью интенсивности, тогда в 1935 – 1939 годах модель стратегии и тактики должна была оставаться неизменной, как и в 1928 – 1934 годах. Изменение стратегии и тактики в 1934 – 1935 годах можно было бы логически обосновать, если бы в мировом капитализме появились новые, совершенно другие тенденции, открытые Коминтерном, о которых не было заявлено ранее, или если бы Коминтерн полностью осудил основную модель стратегии и тактики, проводимую им в 1928 – 1934 годах, а это не было сделано. Коминтерн в действительности критиковал «сектантство» периода 1928 – 1934 годов и недооценку фашизма в те годы, но никогда не утверждал, что основные направления его стратегии и тактики были ошибочными или нанесли какой-либо вред. Конечно, осуждение установившейся модели стратегии и тактики, проводимой в течение пяти или шести лет, должно означать, что применение марксистско-ленинских методов анализа было серьезной ошибкой или методы Коминтерна имели серьезные недостатки. В действительности политика, проводимая Коминтерном в период с 1928 по 1934 год, полностью провалилась.

 

Можно высказать еще одно критическое замечание. Коминтерн постоянно, вплоть до начала войны в 1939 году, обещал, что коммунисты будут бороться за превращение войны империалистической в войну за свержение капитализма. Все же, когда было заявлено об «империалистической» природе Второй мировой войны (о чем говорилось вплоть до 22 июня 1941 года), Коминтерн предписал проводить мирный курс. Это было довольно пассивное, не имеющее жизненной силы движение, названное коммунистической линией, требование свержения как капитализма, так и фашизма при этом фактически не прозвучало.

 

Неспособность теории Коминтерна объяснить внезапные изменения в стратегии и тактике очевидна лишь в случае изменения отношения к фашизму. После того как в 1928 – 1934 годах фашистская угроза не получила серьезной оценки, Коминтерн стал усиленно призывать к крестовому походу против фашизма в 1935 – 1939 годах, тогда как в первые полтора года Второй мировой войны он внезапно перестал обращаться с таким призывом. В целом теория Коминтерна, возможно, очень слабо объясняет такие изменения в стратегии и тактике.

 

Роль, которая, согласно документам Коминтерна, отводилась КПСС и СССР в подготовке предпосылок для захвата коммунистами власти в других странах, была четко определена, поскольку она означала идеологическое руководство, вдохновляющую роль и моральную поддержку, оказываемую КПСС и СССР другим странам. Конечно, неоднократно говорилось о необходимости изучения другими коммунистическими партиями теории и практики коммунистического строительства в СССР. Влияние Советского Союза как государства, которое на практике занималось строительством социализма, всегда было внушительным, особенно когда необходимо было добиться поддержки коммунизма другими странами. В материалах Коминтерна постоянно приводились факты, что со стороны СССР на другие государства оказывалось давление с тем, чтобы помешать им развязывать войны. «Миролюбивая политика» СССР всегда интерпретировалась как важный фактор в укреплении мирового революционного движения, поскольку, как было заявлено, такая «миролюбивая политика» позволяла как СССР, «оплоту» мировой революции, так и зарубежным коммунистическим партиям стать сильнее и лучше подготовиться к неизбежным в будущем столкновениям с классовым врагом – мировым капитализмом.

 

О практической помощи другим странам со стороны СССР и КПСС, финансовой и имущественной, в материалах Коминтерна ничего не говорилось. Теперь мы можем обратить наше внимание на документальные свидетельства Коминтерна, касающиеся проблемы захвата власти. Переход от несоциалистического общества к социалистическому требовал, согласно материалам Коминтерна, ожесточенной борьбы за власть, которую коммунисты и их сторонники должны вырвать из рук «правящих кругов». Мирный эволюционный переход от одной формации к другой считался невозможным. Относительно развитым обществам Коминтерн предписал «пролетарскую социалистическую» революцию; вотносительно отсталых обществах должна произойти «буржуазно-демократическая» революция, которая в конечном итоге переросла бы в «социалистическую пролетарскую» революцию. Характерной особенностью каждой революции было насилие.

 

Коминтерн неизменно придерживался точки зрения о необходимости и неизбежности насилия, которое сопровождало это главное социальное изменение. Большое количество свидетельств с 1928 до 1943 год подкрепляет этот вывод. В материалах Коминтерна последовательно отвергался мирный демократический переход от одной социальной формации к другой. Таким образом, Коминтерн отклонил также возможность и уместность использования всех демократических принципов, имевших место в XIX и XX столетии. По существу, такой подход опирался на простое, но спорное утверждение, что воля людей, которые «неизбежно» должны были понять и почувствовать превосходство социалистической системы, не может быть реализована мирными средствами в несоциалистическом обществе. Эта главная идея, поддерживаемая Коминтерном, стара и ограниченна, так как она отрицает подлинные демократические достижения прошлого столетия. Коминтерн продолжает упрямо твердить, что ничто в политических методах со времен Меттерниха не изменилось. Авторитарная природа Коминтерна и коммунистических партий была, конечно, совершенно несовместима с демократическими процессами. Едва ли можно ожидать, что коммунисты, не будучи приверженцами подлинной демократии в своих рядах, могли поддерживать демократию за пределами своей партии.

 

Переход от несоциалистического общества к социалистическому обществу всегда должен был осуществляться под контролем и руководством коммунистов. Это распространялось на все типы обществ. Даже в странах со слабым уровнем развития капитализма, где первым на повестке дня стоял вопрос о «буржуазно-демократической» революции, революционное движение должно было осуществляться под руководством и контролем коммунистической партии. Таким образом, Коминтерн, по крайней мере начиная с 1928 года и далее, отрицал вообще какую-либо ведущую роль мировой буржуазии в переходе от феодального общества к капиталистическому. Вывод, к которому пришли Ленин и Троцкий в 1905 году, о том, что российская буржуазия не способна руководить «своей собственной» революцией, был обобщен и применен ко всем странам, в которых происходили буржуазно-демократические революции. Упрощенный взгляд здесь очевиден: только коммунисты могут привести к более высокой, с точки зрения коммунистов, стадии развития. Обычно главной «прогрессивной» силой во всех обществах признается одна и та же сила – коммунистическая партия.

 

Подробных свидетельств по практической проблеме захвата власти коммунистами существует относительно мало. Должны были быть созданы основные органы руководства революцией: советы и красная гвардия. В этой связи особо подчеркивалась важность военной подготовки пролетариата и других «тружеников». Военное время, по предположению Коминтерна, было всегда более благоприятным для революции, чем условия мирного времени, несмотря на наличие армии и оружия, которыми может воспользоваться существующий режим, чему способствует война.

 

Вопрос оказания практической помощи, предоставляемой Советским Союзом, революциям под руководством коммунистов в других странах, безусловно, остается одной из наиболее важных и интригующих проблем в теории Коминтерна. Отсутствие в теории Коминтерна откровенных заявлений, что Советский Союз послал бы вооруженные силы на помощь таким революциям, безусловно, не может быть принято в качестве свидетельства о том, что Коминтерн и КПСС проводили политику невмешательства. В документах Коминтерна в большом количестве имеются хвалебные заявления о расширении «социализма» при помощи советского оружия в период между 1918 и 1941 годами. То, что в теории Коминтерна не говорится об условиях оказания военной помощи другим странам со стороны СССР, имеет по крайней мере два объяснения: 1) широко известный аргумент, приводимый Коминтерном, что революция не может искусственно «экспортироваться», но должна быть по-настоящему вызвана объективными и субъективными факторами, имеющимися в наличии в каждой стране; и2) существовавшая в Коминтерне негласная договоренность о том, что теория непременно должна скрывать или замалчивать определенные вопросы, с тем чтобы не мешать Советскому Союзу в осуществлении проведения обычной внешней политики. В случае нападения какой-либо империалистической страны на СССР Коминтерн недвусмысленно заявлял, что СССР не только должен был защитить себя, но и должен искать возможность для свержения капитализма во вражеской стране с помощью социалистической революции. Вероятно, в таком случае влияние советского наступления на империалистическую страну, как ожидалось, будет достаточным фактором для того, чтобы вызвать революционную ситуацию, при которой коммунистическая партия той страны может совершить революцию с советской помощью.

 

В материалах Коминтерна обсуждались два типа коммунистических правительств, которые могут быть учреждены в случае победоносного захвата власти,– диктатура пролетариата и демократическая диктатура пролетариата и крестьянства. Первое соответствует «пролетарско-социалистической» революции, второе – «буржуазно-демократической». Тем не менее не было установлено каких-либо существенных различий между этими двумя видами диктатуры, за исключением положения о том, кому фактически принадлежит власть. На основе этого свидетельства, рассмотренного в данном исследовании, можно сделать вывод, который Коминтерн сформулировал вкратце: коммунисты должны доминировать в обоих типах диктатуры, и единственная разница между этими двумя типами диктатур лежит в природе первоочередных задач, которые надо решить. Конечная цель – построение коммунистического общества – оставалась, конечно, общей целью всех коммунистических диктатур. Это свидетельство не может убедить нас, что любой тип диктатуры был бы демократическим, так как коммунисты употребляют это слово не в том значении, в котором это слово используется некоммунистами.

 

Цели и задачи коммунистической власти можно разделить на два вида: ближайшие цели – это незамедлительные меры, которые надо предпринять, чтобы направить некоммунистическое общество по социалистическому пути развития, и конечные цели – природа высшей формы общества – коммунизма. В целом материалы Коминтерна дают более адекватный ответ на первый вопрос, чем на второй. Тем не менее остается несколько неясностей и неточностей.

 

Коминтерн представил довольно всесторонний план самых важных шагов, касающийся мер, которые надо принять коммунистической диктатуре вслед за захватом власти во время «пролетарской социалистической» революции. Некоторые вопросы, однако, никогда не прояснялись. Основной пример – проблема «отмирания государства»: процесс, обещанный в теории Коминтерна, который, очевидно, должен был быть завершен до наступления коммунизма – конечной цели коммунистической утопии. Как проявится этот процесс – не приводится никаких свидетельств. Нас просто заверяют, что самое мощное государство в мировой истории – на самом деле всемогущее и вездесущее – добровольно сложит свои полномочия.

 

Когда теория Коминтерна рассматривает «буржуазно-демократическую» революцию, проблема уяснения значения этого слова становится необычайно сложной. Общества, в которых сначала должны были произойти такие революции, теория Коминтерна соотносит с термином «буржуазно-демократические», вкладывая в это понятие неожиданное и новое содержание. Этот тип «буржуазно-демократической» революции, конечно, нельзя назвать ни буржуазным, ни демократическим, несмотря на заявления Коминтерна об обратном. Захват власти должен был бы привести к власти коммунистов, которые возглавят экономическую систему, в которой временно присутствуют как национализированный, так и капиталистический секторы. Капиталистический сектор, контролируемый коммунистическим правительством, должен был постепенно устраняться по мере развития социалистического строительства. Возможно, постоянное использование Коминтерном термина «буржуазно-демократический» – самый яркий пример искажения значения слов, в котором первоначальное значение практически заменено коммунистическим содержанием.

 

Серьезная трудность лежит в природе перехода от «буржуазно-демократической» революции к «пролетарской социалистической» революции. С одной стороны, теория Коминтерна подчеркивает то, что эти две разные фазы не могут смешиваться и переходить одна в другую. С другой стороны, свидетельства Коминтерна часто указывают на то, что, как только власть захвачена, диктатура коммунистов немедленно должна начать исполнение некоторых задач пролетарской социалистической революции. «Великая китайская стена» не разделяет эти революции. Здесь снова надо рассмотреть главный вопрос в теории Коминтерна, суть которого состоит в коммунистической власти. Теория уделяла больше внимания тому, как коммунистам встать у руля власти, а не разъяснениям, как они в дальнейшем будут осуществлять эту власть на практике.

 

Во время поверхностного обсуждения высшей коммунистической утопии Коминтерн оставляет практически нерешенными по крайней мере три важных вопроса. Один из этих вопросов – знакомый вопрос о власти и принятии решений. Коминтерн хочет, чтобы мы верили, что эта проблема просто не будет существовать, поскольку государство «отомрет». Но останутся управленцы: экономические эксперты и планировщики должны быть каким-либо образом выбраны, и они должны быть наделены полномочиями по принятию решений и проведению их в жизнь. Планировщики будут также существовать в других, неэкономических сферах. Любой верный своей идеологии член Коминтерна возражал бы против нашей критики на основании того, что основное преобразование человеческой природы будет завершено к тому времени, когда появится коммунистическое государство, и благодаря этой новой природе человека отпадет необходимость в аппарате принуждения или в использовании силы для принятия решений.

 

Здесь мы сталкиваемся со вторым главным несоответствием в теории Коминтерна, касающимся главной утопии – коммунизма. Нам дают обещание, которое все еще не доказано и в высшей степени оптимистично, что природа человека может и будет изменена (конечно, к лучшему) во время процесса социалистического строительства. Это довольно помпезное обещание впечатляет, но остается догматом веры в коммунизм.

 

Еще одна трудность возникает в связи с проблемой, останется ли СССР самостоятельным государством. Нет подробного освещения вопроса о том, что СССР, как такое самостоятельное государство, исчезнет, хотя нам обещают, что в конечном итоге возникнет единая мировая диктатура пролетариата. Но в свете настойчивых утверждений в материалах Коминтерна относительно необходимости тщательного изучения советского опыта и имитации НЭПа и пятилетних планов и, вероятно, военного коммунизма будет ли разумно сделать вывод о том, что то, что ожидал Коминтерн, на практике стало бы расширением Советского Союза, включающим в свой состав новые государства с диктатурой пролетариата?

 

Пока что мы повторили некоторые важные моменты в теории Коминтерна по проблемам мировой революции. Теперь мы можем сделать общие выводы относительно документальных свидетельств Коминтерна в целом.

 

Ясно, что документы Коминтерна состоят как из теоретических воззрений, так и из пропагандистских утверждений и лозунгов. Неравнозначность этих свидетельств представляет серьезную проблему для изучающих историю и теорию Коминтерна. Очевидно, больше внимания надо уделить более значимым документам Коминтерна, таким как программа 1928 года, а не примитивным клише из пропагандистских лозунгов. Даже тщательное изучение лозунгов все же помогает глубже понять лежащие в их основе убеждения и предположения. В целом уровень теории Коминтерна в изучаемый период становится хуже, особенно с 1939 по 1943 год. Но даже тогда коммунисты по всему миру продолжали читать тех же самых «классиков», что и раньше.

 

Кроме того что свидетельства Коминтерна неравнозначны по своей значимости, они грешат схоластикой. Под термином «схоластика» мы понимаем все то отрицательное, что лежит в основе этого термина: обращение к авторитарным источникам, к основополагающим трудам классиков марксизма как к методу доказательства. Снова и снова великие «учителя» – Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин, цитаты за или против из их произведений приводились по каждому поводу. Их труды и речи, очевидно, считались более убедительными, чем логическая аргументация, основанная на объективном и независимом исследовании. Но не надо пренебрегать одним фактом: руководство Коминтерна не представляло теорию Коминтерна как ряд доктрин, возникших в 1919 году – в год основания Коминтерна. Считалось, что основные принципы теории Коминтерна были разработаны ранее, сначала Марксом и Энгельсом, а позднее Лениным. Теория Коминтерна в связи с изменявшимися условиями развивала ранее разработанную теорию, уходящую своими корнями в 1840 год. Следовательно, для решения многих важных проблем теория Коминтерна просто взяла определенные формулировки, принятые классиками марксизма. И при новом «учителе» Сталине продолжалось насильственное навязывание «основополагающих трудов классиков марксизма». Конгресс Коминтерна 1935 года, возможно, был самой убедительной демонстрацией принесения в жертву объективных исследований. Лишь труды и речи Сталина служили необходимым доказательством правильности определенных формулировок.

 

Другой серьезной причиной слабостей, особенно «грехов деяния», было то доминирующее влияние, которое оказывал Советский Союз на протяжении всей истории Коммунистического интернационала. Можно наглядно продемонстрировать несколькими способами тот факт, что контроль, осуществляемый СССР, имел негативное влияние на идеи Коминтерна, как только они предавались гласности. Во-первых, реальное существование СССР как суверенного государства обязательно накладывало определенные ограничения на развитие доктрин и директив Коминтерна и способствовало их превращению в полную, последовательную, откровенно провозглашаемую им теорию. Необходимо было быть осмотрительным во время публичных заявлений по тем щекотливым вопросам, особенно в сфере, соприкасавшейся с национальными интересами СССР. В таких областях теория часто перерождалась в неопределенные пропагандистские лозунги. Неясности и даже некоторые провалы в теории революции явились результатом этого процесса. Если СССР не существовал бы, если бы не существовало ни одного государства  с коммунистическим правлением, тогда идеология Коминтерна, безусловно, представляла бы собой теорию в чистом виде, потому что она не была бы сдерживаема той установкой, что было необходимо соблюдать национальные интересы Советского Союза.

 

Во-вторых, существование СССР оказывало отрицательное воздействие на развитие теории Коминтерна из-за неограниченной, все подавляющей власти, которую имел СССР в мировом коммунистическом движении. Так как единственной коммунистической партией, управлявшей государством, была КПСС, она имела огромные ресурсы, недоступные любой другой коммунистической партии. Поэтому неудивительно, что КПСС обладала правом гегемонии в делах, относящихся к доктрине, и что оппозиция этой гегемонии была слаба и легко подавляема. КПСС не просто была первой среди равных; ее господство было неоспоримо, и все другие коммунистические партии были одинаково бессильны перед ней. Таким образом, теория Коминтерна в значительной степени являлась продуктом КПСС под руководством Сталина, а не объединенных усилий теоретиков из нескольких партий.

 

В-третьих, существование СССР отрицательно сказывалось на развитии идеологии Коминтерна, поскольку любая мысль подкреплялась ссылкой на советский опыт. Большая часть документов Коминтерна, особенно тех, которые касались вопросов захвата власти и ее последующего использования, основывались только на опыте СССР под практическим руководством КПСС. Слишком часто, вместо того чтобы провести независимое исследование проблемы, представитель Коминтерна выступал за тщательное исследование опыта СССР. Не проводилось надлежащих серьезных исследований различий в социальном, экономическом и политическом развитии различных «капиталистических» стран. Обобщение опыта Советской России стало общей практикой. Безусловно, частые предупреждения, звучащие в материалах Коминтерна, относительно опасности игнорирования национальных различий и в применении опыта Советской России в иностранных государствах использовались механически и без разбора. Но отсутствие литературы, в которой подробно бы говорилось об альтернативах советскому российскому опыту, свидетельствует о низкопоклонничестве перед СССР, на практике осуществлявшим социалистическое строительство.

 

Проблема отношений между стратегией Коминтерна и стратегией Министерства иностранных дел СССР была, очевидно, особой проблемой, с которой сталкивались представители Коминтерна. Эти две стратегии заметно сталкивались в период с 1928 по 1934 год: более жесткая стратегия Коминтерна была экстремистской, воинственной и бескомпромиссной, тогда как более мягкая стратегия советской внешней политики ратовала за уменьшение международной напряженности как фактора, способствующего внешней торговле, так же как и социалистическому строительству у себя в стране. Более жесткая линия Коминтерна, безусловно, усиливала старые опасения и подозрения иностранных правительств и, должно быть, снижала, в некоторой степени, эффективность более мягкой линии, которую проводило в жизнь советское правительство. После 1934 года эти две стратегии сливаются воедино, и Коминтерн полностью стал поддерживать изменяющуюся внешнюю политику СССР.

 

Что объясняет расхождение в стратегиях в 1928 – 1934 годах? Одно часто приводимое объяснение говорит о том, что поворот влево, осуществленный в Советском Союзе в 1927 – 1928 годах, был просто отражен в документах Коминтерна, так как КПСС контролировала и СССР, и Коминтерн. В то время как советские лидеры боролись с «умеренными» в рядах КПСС и начали напряженную программу индустриализации и коллективизации в СССР, они продолжили борьбу с «умеренными» в Коминтерне и навязали самую воинственную, фракционную стратегию, которой должны придерживаться коммунистические партии. Тот факт, что непримиримость и воинственность Коминтерна вредят репутации СССР и ослабляют веру в него, либо не был до конца понят КПСС, либо расценивался как неизбежный и неминуемый. Весьма вероятно, что советские лидеры еще не пришли к осознанию того, насколько полезным мог бы оказаться Коминтерн как помощник Министерства иностранных дел СССР.

 

Можно предложить другое объяснение. Руководство Коминтерна, то есть, по существу, руководство КПСС, было приучено, согласно его основной философии, думать поэтапно. Полагали, что Советский Союз находился на этапе социализма; тогда как другие страны находились на этапах капитализма или феодализма, а некоторые регионы представляли дофеодальное общество. КПСС больше не ставила перед собой ближайшую цель свержения власти, но эта цель была обязательна для всех других коммунистических партий. Пока существованию СССР, «пролетарской родины», ничто серьезно не угрожало, коммунистические партии в других странах должны были активно работать с целью ускорения создания условий для захвата власти. Но тогда, когда СССР, как полагали, находился в серьезной опасности, в период с 1935 года до роспуска Коминтерна в 1943 году, первичная деятельность Коминтерна должна была быть направлена на обеспечение как можно более длительного существования этого «оплота пролетариата», очень важного для движения в целом. Положения советской стратегии могли бы даже привести к такой ситуации, когда возможность успешного захвата власти коммунистами силовым путем не стала бы проверяться, как в Испании во время гражданской войны, и перед коммунистической партией временно была бы поставлена более ограниченная цель. Столкнувшись с проблемой взаимосвязи мировой революции и Советского Союза, дисциплинированный коммунист, привыкший безоговорочно принимать теорию о совпадении интересов и ставить безопасность «оплота пролетариата» во главу угла, вероятно, не видел серьезного столкновения интересов. Но проблема остается. М.Н. Рой заявил в этой связи следующее: «Существовало противоречие между постреволюционными задачами Коммунистической партии Советского Союза и предреволюционными проблемами, с которыми сталкивались остальные члены Интернационала»2.

 

Другая характерная особенность идеологии Коминтерна в период между 1928 и 1943 годами заключалась в уменьшении ограничений, налагаемых «объективными законами» на деятельность коммунистов. Как известно, внесение Лениным изменений в марксизм было направлено на предоставление коммунистической партии большей свободы, в отличие от определенных предварительных условий, ограничивающих ее деятельность, названных Марксом. Захват власти большевиками в ноябре 1917 года – еще один пример развития марксизма, так как такое политическое событие, как пролетарская революция, было весьма преждевременным в обществе со слаборазвитым капитализмом и относительно небольшим количеством пролетариата. Документальные свидетельства Коминтерна продолжали эту ленинскую традицию дальнейшего развития марксистской теории. Особенно это видно на примере предпосылок захвата власти коммунистами. Формула «большинство пролетариата» означала не численное превосходство, а превосходство «решительно настроенных слоев» пролетариата. Большинство «решительно настроенных слоев» могло бы, конечно, быть значительно меньше, чем класс пролетариев в целом. Трудно дать определение термину «решительно настроенные слои», а «большинство решительно настроенных слоев» вообще с трудом поддается какому-либо объяснению.

 

Но именно в результате поворота в стратегии и тактике 1934 – 1935 годов коммунистическая партия получила освобождение. Именно тогда коммунисты получили разрешение, при подходящих обстоятельствах, вступать в буржуазные правительства в эпоху капитализма и перед захватом власти коммунистами. Запрет на этот важный вид политической деятельности был снят. Согласно новой стратегии народного фронта, коммунисты должны участвовать в коалиционных антифашистских правительствах во время национального кризиса. Эта новая стратегия также призывала коммунистов использовать в своих интересах национальные традиции и патриотические чувства. Новая стратегия характеризовалась теперь гибким подходом коммунистов и была рассчитана на длительный срок.

 

С 1935 по 1939 год и с 1941 по 1943 год деятельность коммунистов становилась все более привлекательной и их влияние возрастало из-за того, что в публичных заявлениях они в завуалированной форме стали говорить о фундаментальных целях Коминтерна по вопросам мировой революции и мирового коммунизма и серьезно преувеличивали, изображая себя антифашистами и защитниками мира и демократии. В силу этих причин некоммунистам показалось, что с коммунистами можно наладить сотрудничество, и хотя это было ошибочно, но многие подумали, что коммунисты более не ставили перед собой конечные, решительные цели.

 

Это неверное истолкование целей коммунистов позволяет нам перейти к заключительному и важному вопросу в нашем исследовании взглядов Коминтерна. Должны ли проанализированные в этой работе материалы привести к заключению, что Коминтерн отказался от своей главной цели – идеи мировой революции под руководством и контролем коммунистов? Насколько позволяют судить доступные печатные материалы Коминтерна и поскольку ответ на этот вопрос основан лишь на них, то он должен быть отрицательным. Коминтерн никогда не отказывался от борьбы за грандиозное преобразование мира, начатое им в 1919 году. Этому можно найти убедительные доказательства на протяжении ряда лет вплоть до начала Второй мировой войны. В военные годы, сначала из-за советско-германского пакта, а затем из-за антифашистской борьбы, о главной цели – мировой революции – говорилось лишь опосредованно. Но тем не менее она постоянно упоминалась в материалах Коминтерна, поскольку он никогда не переставал рассуждать о превосходстве социализма, СССР и о превосходстве руководства, осуществляемого коммунистическими партиями. Все другие общественные системы и политические силы изображались, в большей или меньшей степени, как неадекватные и низшие. Лозунги «Мир», «Победа» и «Демократия» всегда связывались с лозунгом «Социализм». Перспектива развития подвергнутого чистке, демократического капитализма, свободного от фашизма, действительно предлагалась, но внимательное чтение документов Коминтерна позволяет сделать заключение, что такой режим, по мнению Коминтерна, должен был существовать временно. В конечном итоге ему на смену пришел бы социализм, а позднее коммунизм, и, безусловно, согласно теории Коминтерна, только под контролем и руководством коммунистических партий.

 

Миллионы людей во всем мире полагали, что в течение примерно пятнадцати лет формирование коммунистической доктрины происходило при непосредственном участии Коминтерна под руководством Сталина. Эта монолитная эпоха может оказаться периодом самого сплоченного единства в истории мирового коммунизма. Действительно, ее можно расценить как вторую главу в истории международного коммунистического движения. Первая глава – это период с 1917 года до конца 1920-х годов, в течение которого был достигнут абсолютизм Советской России, уничтожившей всех коммунистов с независимыми взглядами. Годы после Второй мировой войны, когда Советская Россия стала терять свою гегемонию, составляют третью главу. Кратко эти этапы в истории международного коммунистического движения можно назвать этапами консолидации, монолитизации и полицентризма. Все же, на каком бы этапе исторического развития ни находился коммунизм, его лидеры всегда решительно сходились во мнении по одному пункту – они самоуверенно утверждали, что лишь коммунисты правильно представляют развитие мира, разделяя человечество на два непримиримых лагеря: сторонников и противников их идей. Игнорирование этого взгляда коммунистов на сущность мирового процесса означает то, что ты обрекаешь себя на неудачу, пытаясь понять сущность коммунизма.

 

ПРИМЕЧАНИЯ К ЧАСТИ ПЯТОЙ

 

1Фишер.  Коммунистическая революция. С. 55. Fisher  (The Communist Revolution. P. 55).

 

2Рой.  Коммунистический интернационал. С. 73. Roy  (The Communist International. P. 73).