Север Гансовский. Млечный Путь

   Морозный день кончался. Большое оранжевое солнце уже  село  куда-то  за гостиницы "Заря", "Алтай", "Восток", к станции электрички Рабочий поселок, к окраине Москвы. Но проспект еще звенел как  натянутая  струна,  катил  в двух направлениях,  словно  сдвоенный  провод  под  током,  неподвижный  и бегущий. К югу торопился проспект, к магазину "Океан",  Рижскому  вокзалу, салонам "Все для новобрачных" и "Свет", к тем  последним  особнячкам,  что остались еще на Первой Мещанской, и на север  мимо  просторного  предполья Выставки, аллеи Космонавтов,  обелиска,  покрытого  полированным  титаном, мимо какого-то недавно построенного института, то ли  оптического,  то  ли астрономического (на крыше башенка вроде купола обсерватории), и мухинской скульптуры "Рабочий и колхозница". Катил  над  речкой  Яузой,  где  делали набережную,  где   возле   старинного   каменного   акведука   раскинуться спортивному комплексу, потом  на  широкий  мост  через  Окружную  железную дорогу к белым многоэтажным домам Лося,  на  мост  через  Окружное  шоссе, вдоль которого сверху работники  ГАИ  на  вертолетах,  и  дальше-дальше  к Загорску, Ярославлю, лесами, лесами в глубь России.

   На проспекте  протекторы  тысяч  машин  разбили,  вытаяли  и  унесли  с проезжей части выпавший ночью сухой февральский снег - длинными полосами с языкатым краем он остался только на осевой и  у  кромки  тротуаров.  Возле Звездного бульвара и улицы Кибальчича в вечереющий послерабочий час  толпы прохожих скапливались и разрежались и  снова  скапливались  на  переходах, люду не было конца, троллейбусы, автобусы нагружались мгновенно. У входа в метро нахальные голуби зорко следили с навесов  табачных  и  галантерейных ларьков,  кто  же  догадается  угостить  их  горячим   пирожком;   ученицы музыкальной школы, собирающиеся здесь,  чтобы  вместе  ехать  на  занятия,смело ели мороженое. "В  тесноте,  да...  не  обедал",  -  сказал  плотный гражданин, бодро втискиваясь в трамвайный вагон, уже до того набитый,  что и змее не проскользнуть бы между плотно прижатыми  друг  к  другу  пальто, пальтишками, шубами, тулупами. Кругом улыбнулись.

   Всего лишь за четыре километра  отсюда,  в  защитной  лесной  зоне,  на безмолвную просеку под высоковольтной вышла молодая лисица,  принюхиваясь, поводила в морозном воздухе острой  мордочкой,  будто  нарисовала  сложный узор. В ста пятидесяти миллионах километров  отсюда  из  жерла  солнечного пятна рухнул поток протонов. Испуская немой торжествующий  рев,  рождалась звезда в невыносимой дали. Торжественно плыли галактики. Из тьмы и  света, из тех пространств, куда и направление  не  показать,  из  тех  времен,  о которых не скажешь, раньше ли они, позже, чем сейчас,  пришел  сигнал,  не принятый пока,  пал  на  верхушки  елей,  на  острие  телевизионной  башни Останкина.

   Загорелись синие буквы: "Кинотеатр КОСМОС".

   На проспекте перфокарты домов зажигали все новые и новые  дырочки-окна. Какие там судьбы в квартирах, о чем говорили сегодня утром, уходя,  с  чем
приходит сейчас?

   Возьми нас, жизнь, позволь услышать.

   Один телефонный звонок, другой.
   Старик. Иду!
   Телефон продолжает звонить.
   Старик. Алло!.. Алло!.. Все, не успел. Обычная история. (Кладет  трубку на рычаг.) Ф-ф-фу, даже сердце заколотилось. (Вздыхает.)  Цветы  почему-то на столе, розы. На дворе  зима,  снег,  а  тут  розы...  Ах  да,  Танечка, принесла утром! Какой-то сегодня  день,  она  говорила,  какая-то  дата... Забыл. Прошлое вываливается из памяти кусками, как кирпичи.  (С  внезапной яростью.) Так вспомни же, вспомни, что сегодня! (Успокаиваясь.) Нет, этого не победишь. Все мне говорят: "Дед, ты не чувствуй себя виноватым, если не помнишь". А я все равно чувствую. Ну  ничего,  теперь  это  все  кончится. Только они меня и видели - невестки, зятья, внуки, правнуки... Где у  меня чемодан?.. Ага, вот.
   Резкие телефонные звонки.
   Старик. Черт, междугородная, наверное!.. Алло, у телефона!
   Телефон безмолвствует.
   Старик. Алло, будьте любезны, громче!.. Может быть,  говорят,  а  я  не слышу. Слух с молодости плохой.
   В трубке жужжит.
   Голос (с металлическим  звенящим  оттенком,  прорываясь  сквозь шумы). Внимание, просим не отходить от телефона!  Просим  вас  ни  в  коем случае не бросать трубку.
   Старик. Кого вам надо?
   Голос. Вас. Мы говорим из будущего.
   Старик. Из Будугощи?.. Наверное, неправильно соединили. У домашних  там никого нет. Какой вам нужен номер?
   Голос. Ваш, какой бы он ни был. Это не  Будугощь.  Будущее!  Завтрашний день, понимаете? (С большим  воодушевлением.)  Мы  ведем  разговор  сквозь время, наш голос летит через бесчисленные века. Работают две группы, и вот одна уже  прорвалась  в  вашу  современность.  Мы  добились  удивительного успеха. Сложные приборы будут переводить ваши слова и  фразы  на  понятный для нас язык... Уже переводят.
   Старик. Вы говорите, будущее?
   Голос. Да, будущее.
   Старик. Знаете что, скоро должна прийти внучка. А я  старик.  Не  очень понимаю. Вы позвоните попозже.
   Голос. Не можем позже. Для нашей с вами связи подключены и используются огромные мощности. Пожалуйста, проникнитесь  величием  происходящего.  Вот вы, человек пока еще только планеты Земля, и мы, теперь уже  галактическое человечество. Стало возможным общение. Так начнем же... И кроме того,  нам нужны именно вы.
   Старик. Я нужен?
   Голос. Да.
   Старик. Именно я, Алексеев Павел Иванович?
   Голос. Именно вы.
   Старик. Слушайте, это не розыгрыш?
   Голос.  Что  вы!  Чудовищна  сама  мысль!..  Впрочем,   нажмите   рычаг телефонного аппарата.
   Старик. Зачем?
   Голос. Вы отключитесь от станции. Но  разговор  не  прервется.  Нажмите рычаг, не кладя трубки. Таким способом вы проверите.
   Старик. Ладно... Нажал, ну?
   Голос. Все равно вы слышите нас. И мы слышим...  Можете  даже  отрезать шнур, оторвать трубку. Попробуйте.
   Старик. Серьезно? И что получится? (Треск, стук.) Оторвал.
   Голос. Вот.
   Старик. Дьявольщина!
   Голос (сдавленно). Собственно, трубка нужна только как  преобразователь другого вида волн... Вы слушаете,  алло?!  Где  же  вы?..  Мы  убедительно просим не прекращать разговор.
   Старик. Даже страшно.
   Голос. Говорите в трубку!.. Ничего не  слышно...  Павел  Иванович,  вы, может быть, вообще бросили трубку? Будьте любезны, возьмите ее, говорите в микрофон.
   Старик. Взять, что ли? А это не опасно?
   Голос. Что?
   Старик. То, что вы проникли к нам.
   Голос. Конечно, нет. Взгляните через окно наверх. Там  через  все  небо дерзкой параболой размахнулся Млечный Путь. В известном смысле мы  говорим оттуда. И, кроме того, сквозь время... Если неудобно беседовать так, можем воспользоваться   приемником.   У   вас   в   комнате,   наверное,    есть радиоприемник?..
   Звук наподобие лопнувшей струны.
   Голос. (Очень громко, но уже без металлического оттенка.) Как будто  бы нашли. (Значительно тише, мягко.) Так будет лучше,  да?  Так  вам  удобнее слушать?
   Старик. Приемник сам включился... Ничего себе чудеса! Пожалуй, я сяду.
   Голос. Верите теперь, что это не розыгрыш? Спрашивайте о том,  что  вам хотелось бы узнать о будущем. И у нас масса вопросов к вам.
   Старик. Фантастика... Не соберусь с мыслями.  Будущее.  Самое  главное, конечно, что будущее есть и все продолжается. А то  в  последнее  время  с Запада много горьких пророчеств. Толкуют  о  перенаселении,  о  водородных бомбах, об этой... как  ее,  биосфере.  Что,  мол,  засоренная.  Некоторым представляется, будто мы, люди, уже возле конца.
   Голос. Нет, не тревожьтесь. Это все удалось преодолеть.
   Старик. А с энергией?.. Я тут  все  читаю  газеты,  журналы.  Пишут  об энергетическом кризисе.
   Голос. В принципе  энергии  бездна.  Вселенная  полна  энергией.  Если, например, обращать время в пространство, если на миллиардные доли  секунды замедлить его грандиозный вселенский вал, высвобождается...
   Последние слова звучат тише.
   Старик. Что вы говорите -  время  в  пространство?  Надо  же,  до  чего додумались... Хотя ладно, пусть ее, энергию. Вы  мне  вот  что  скажите  - зачем именно я понадобился? Что  во  мне  такого,  что  вы  меня  выбрали? Человек-то небольшой, жизнь прожил малозаметную, в истории  не  отмечен... Алло!.. Алло, вы слышите?.. Эй, у вас что-нибудь заело?.. Хотя трубка ведь оторвана. Что я  делаю?!  Какая-то  чертовщина  причудилась,  и  я  трубку оторвал. А, ладно, буду собираться!
   Пауза.
   Голос. Алло! Послушайте!
   Старик. Ну наконец-то!
   Голос. Вероятно, у нас прервалась связь... Вы нас слышите?  Говорите  в трубку!.. Вы не ушли?
   Старик. Никуда не ушел!.. Где же эта трубка!
   Голос. Это были неполадки с нашей стороны -  прерывалась  связь...  Где вы? Наш сигнал проходит или нет?
   Старик. Да проходит, проходит! Вот она, трубка, я ее в чемодан случайно сунул. Алло! Черт, испугался, думал,  вы  отсоединились  совсем!  Скажите, зачем именно... Я хочу узнать... Скажите, пожалуйста... Забыл.
   Голос. Что вы забыли?
   Старик. Что хотел спросить. Вылетело...  Бог  ты  мой,  какая  мука,  с памятью! Слушайте, надо  подождать  внучку.  Все  разъехались,  я  один  в квартире. Хотели временно поселить тут со мной медсестру, я не согласился. А Таня бывает каждый день по два раза.  Утром  забегала  и  теперь  придет минут через сорок.
   Голос. Нет-нет. Извините, но это невозможно. Вариант с внучкой даже  не стоит обсуждать. Спрашивайте нас, а потом начнем мы.
   Старик. Ладно... Скажите, вы сейчас далеко, на Млечном Пути, да? Но как же мы разговариваем? Я читал, даже свет оттуда идет десять тысяч  лет  или сто. Между вопросом и ответом должен получаться длиннейший  перерыв,  пока это пропутешествует туда-обратно.  Но  быстрее  света  ничего  нет  -  так говорит теория.
   Голос. Какая? Теория относительности?
   Старик. Да.
   Голос. А природа?
   Старик. Что - природа?
   Голос. Природа ведь еще не высказывалась по этому поводу.
   Старик.  Как  вы  говорите?..  А-а,  понял.  Совсем  не  знаю,  о   чем спрашивать... Что вы там делаете, в будущем? Как вообще живете?
   Голос. Удивительно. Об  этом  нелегко  рассказать,  и  вам  трудно  это представить себе. Промышленность у нас  введена  в  замкнутые  циклы,  она почти не отличается от  природы,  гармонизирована  с  ней,  и  то,  что  в основном нужно людям,  как  бы  растет,  не  нарушая  прозрачности  синего воздуха, чистоты хрустальных рек. Экология производства...
   Старик. Экология?!
   Голос. Да.
   Старик. Ну вот, опять это слово.
   Голос. Какое? "Экология"?
   Старик. Нет, это я так. Продолжайте.
   Голос.  Мы  неустанно  расширяем   свой   чувственный,   эмоциональный, логический опыт, исследуем материю в  ее  мельчайших  частицах,  стремимся постигнуть целые миры и целые галактики. Но главный объект приложения  сил -  человек,  его  возможности,  социальная  жизнь.   У   нас   необозримое разнообразие. В городах с миллиардным  населением,  рассеянных  по  кольцу цивилизации, напряженно бьется пульс страстей, ставятся смелые  социальные эксперименты, однако тот, кому нужен покой, сосредоточение, может  избрать себе безлюдный остров или  материк  под  дальним  солнцем,  где  тишина  и слышно, как у дерева шепчет ручей... Человек нашей эпохи почти свободен от вещей, у него их совсем мало, но зато в словаре миллионы слов, потому  что мы воспитали новые ощущения, способности. У нас  нескончаемое  творчество, тысячи оттенков радости и красоты. Мы чувствуем теперь гораздо  сильнее  - случается, крик  горя,  счастья  или  надежды,  исторгнутый  одним  лицом, пронзает целые звездные системы.
   Старик. А старость?..
   Голос. Самая прекрасная, венчающая пора. К силе,  знаниям  прибавляется мудрость опыта. Здесь живут долго и умирают когда захотят.
   Старик. Когда же они хотят?
   Голос. Если человек сделал, что было ему  по  силам,  испытал  все,  он начинает думать о том, чтобы раствориться. Стать каплей  росы  на  листке, камнем под солнечным лучом. Жизнь - это развитие, и,  когда  пройдены  все фазы, лишь редкие желают повторить или задержаться в какой-нибудь одной.
   Старик. Так... пожалуй. Но сама смерть?
   Голос. Страшна в боли,  в  разочаровании.  Ужасна,  если  позади  дело, которое никто, кроме тебя, не  может  завершить.  Но  у  нас  нет  такого. Кстати, ваше поколение - одно из последних, которое уходит  страдая.  Там, впереди, страх смерти исчезнет.
   Старик (вздыхает). Да-а... И все это на звездах. А мне всегда казалось, в космосе пусто, холодно. Чернота кругом.
   Голос. Нет! Нет, здесь, на  планетах,  такая  голубизна  небес,  зелень лесов, блеск скал. Мы в великом  походе.  Приблизились  к  самым  границам вселенной и скоро шагнем за них. Наполнена любая секунда  существования... Можно, теперь мы приступим к вопросам?
   Старик. Я уже устал. Ну ладно, приступайте... Хотя нет! Вот что я хотел узнать - от нашего времени что-нибудь  осталось  у  вас?..  Ну...  как  от египтян? Пирамиды, вещи какие-нибудь выкопанные?
   Голос. Осталось. Большие сооружения вашей эпохи, здания... И вещи тоже. Обычные, бытовые.
   Старик. Какие?
   Голос. Разные. Например, тут в музее стоит диван. Заключен в прозрачную герметичную оболочку.
   Старик. Диван? Случайно не кожаный?
   Голос. Кожаный.
   Старик. Интересно. Нет ли в нем дырки? Прожжено в правом углу.
   Голос. В левом, если сидеть на диване.
   Старик. Правильно, в  левом...  Так,  а  если...  (Шепотом.)  Если  еще разрезать?.. Где у меня ножницы? (Треск раздираемого материала.) Алло! Еще примет не видно?
   Голос. Распорот правый валик. Возможно, ножницами. Распорот и зашит.
   Старик (растерянно). Уже зашит... Послушайте, но это мой  диван.  И  он сейчас там, на звездах? Как странно и... обидно. Вещи, слепые,  бездушные, переживают  бездну  лет,  попадают  за  миллион  километров.  А  мы  сами? Объясните мне, вот наши мысли, тревоги, наша усталость, радость, беда - из этого что-нибудь осталось? Хоть что-нибудь не исчезает?.. Раньше,  скажем, в бога верили, считали: после смерти человек в раю  будет  жить  вечно.  А теперь материализм - помер и  будто  не  жил...  Вот  отвечайте:  от  меня что-нибудь перешло к вам туда, где тысячи оттенков счастья? От меня, кроме дивана, на котором я спал?
   Голос. Сейчас выясним... Кто вы теперь, в настоящее время?
   Старик. Старик.
   Голос. А чем занимаетесь?
   Старик. Этим и занимаюсь. Семьдесят пять лет.  Куда  ни  попадешь,  все кругом моложе - другие чувства, другие интересы. Тут, правда, на  бульваре пожилые сидят, несколько человек. О  здоровье  толкуют.  То  есть  одни  о болезнях и хвастают ими, другие, наоборот,  хвалятся,  как  сердце  хорошо работает, как сон. Но это одинаково противно... Или еще  тема:  обсуждают, чего есть  нельзя,  чего  пить.  Белый  хлеб  нельзя,  сахар  тоже.  Когда заваренный чай простоял, видите ли, больше десяти минут, он уже  токсичен. То вредно, это... Но если так рассуждать, жить в целом вредно... Алло,  на проводе?!
   Голос. Да, слушаем.
   Старик. А почему молчите?
   Голос. Наверное, вы сейчас плохо чувствуете себя. Вы нездоровы, да?
   Старик. Нездоров. Поэтому они и хотели медсестру. Но при чем медсестра, когда я просто старый? Каждая жизнь, если  ее  не  прерывать,  приходит  к старости - вот в чем беда. У меня лучшие друзья уходили молодыми.
   Голос. Мы могли бы вам помочь. У нас гигантские возможности. Если б  вы очень подробно описали нам свое состояние...
   Старик (прерывает). Лучше выслушайте, дайте  просто  поговорить.  А  то почти все время молчу. Из-за памяти. Возьмешься что-нибудь  доказывать,  а потом замечаешь, что забыл, с чего начал. Да и  вообще  потолковать  не  с кем. Внучка  вот,  Таня,  той  самой  экологией  занимается.  Племянник  - структурным  анализом.  Но  что  такое  структурный  анализ?  Он  примется объяснять,  каждая  фраза  в  отдельности  вроде  понятная,  а  вместе  не складываются... Поговорить мало доводится, а делать дома тоже  нечего.  Ни дров поколоть, ни воды наносить - одни выключатели да кнопки.  Я  работать привык, а тут все готовое. Сидишь целый день, руки сложены. Вот  ведь  как выходит - люди трудятся, в результате  их  работы  меняется  мир.  Но  чем больше они старались, тем меньше  к  старости  такого  дела,  которое  они умели. Только вспоминать остается. Но тут тоже мало хорошего.
   Голос. Отчего? Вы разве недовольны прожитой жизнью?
   Старик. Конечно. Сделал совсем мало. В юности,  когда  силы,  здоровье, мечтал подвиг совершить. А жизнь  прошла  незаметная,  будто  и  не  было. Оглянешься, кругом вроде  моего  совсем  не  осталось.  Взять  ученого,  к примеру. Он лекарство изобрел либо закон вывел, которым люди  до  сих  пор пользуются. Или художник. Самого давно уж нет, а картину смотрят в  музее, приходят. Теперь вот я... Работал-работал, руки всегда в мозолях,  но  все как сквозь пальцы, все исчезло.  Вы  сказали,  старость  -  это  знания  и мудрость опыта. А у меня какие знания? Другой племянник, Игорь, по  бетону специалист. Делают они там такую  машину,  чтобы  плотность  повышала,  по стройкам испытывают, ездят. А мы его, бетон, в свое время  как  уплотняли? За плечи возьмемся и ходим взад-вперед, топаем. Многие еще в лаптях  были. Это и есть моя мудрость - поднимай больше, тащи дальше.
   Голос. Значит, если б к вам вернулась юность, вы бы иначе жили?
   Старик. Факт, иначе. За что-нибудь такое взялся, что с годами не уйдет, не отменится.
   Голос. Но кем вы были прежде?
   Старик. Кем был?.. Да обыкновенным человеком. Не "крупный", "известный" или там "значительный". Рядовой, как все. Правда, большинство ведь  так  и есть: на первые, не вторые, даже не третьи, а просто на заводе работают, в конторе считают. Но ведь проходных, второстепенных ролей в жизни нету. Для своей собственной биографии каждый, кто бы он ни был,  все  равно  главный герой. Так неужели же... Слушайте, я  опять  сбился.  Пожалуйста,  давайте кончать, хватит.
   Голос. Вы ощущаете себя одиноким и ненужным?
   Старик. Нет, не знаю... Дома обо мне все заботятся. Даже слишком -  вот это и мучает. Они вообще-то неплохие - зятья, невестки, внуки. И все время в командировках, экспедициях. Друзей у них много, с которыми  они  там,  в пути, сходятся. Квартира большая, постоянно  новые  люди.  А  сами  родные уезжают часто и передают меня с рук на руки, чтобы я  один  не  оставался.
Утром, бывает, выйдешь в столовую  -  там  совсем  незнакомые  люди.  Меня увидали: "Здрасте, Пал Иваныч, здрасте. Мы тут завтрак приготовили, и  эти таблетки вам обязательно принять". Но  видно  же:  у  них  на  столе  свои бумаги, в голове свои дела... Словом, путаюсь я тут, отвлекаю. Решил уйти.
   Голос. Куда?
   Старик. Пройду последний раз места, где  воевал,  строил.  Где  молодым был, не стариком, как сейчас. В деревню загляну, откуда сам родом,  может, работу какую немудрящую найдут. Я же для людей делать привык, а  дома  все делают для меня, и я никому ничего... Знаете, как неловко, что внучка Таня по два раза в день прибегает? У нее в институте дел хватает, да и  девушка молодая, погулять надо. А она ко мне. Говорю, не  надо,  мол,  так  часто, разок в неделю хватило бы. Но разве им докажешь?
   Голос. Выходит, они хорошие, настоящие люди.
   Старик. Родня-то?.. Хорошие.
   Голос. Вероятно, они не без вашего участия стали такими?
   Старик. Без. Я их не воспитывал. Они, между прочим, и не родные. Только так считается... Ну извините, пора мне. Пойду. До свидания.
   Голос. Алло, алло! Как же вы уйдете, когда нам нужно еще много  узнать? Подождите! Неужели не увлекает возможность говорить с  будущим?  Ведь  это впервые за всю историю... Итак - почему только считается, что родные?
   Старик. Все, ухожу. Собрался уже. Спасибо большое за  разговор.  Узнал, что вы есть, человечество продолжается. И хватит с меня... Да;  кстати,  а Земля? Она-то еще существует?.. Вы сами на Млечном Пути,  а  планета  наша как? Бросили?
   Голос. Нет, что вы! И теперь живут. Земля - столица всех планет.
   Старик. Вроде музея?
   Голос. Нет, почему? Но то, что нужно было сохранить, сохранено... Между прочим, нашу беседу Земля сейчас тоже слушает, как и другие многочисленные миры.
   Старик. Чего-то я не понял... Вот сейчас слышат люди?
   Голос. Слышат.
   Старик. Прямо сейчас? И то, что мы говорим?
   Голос. Миллиарды миллиардов. Это же первая передача.
   Старик. Вот это попал. Что же вы  не  предупредили,  вы  меня  прямо  в краску. Я жалуюсь, ворчу...
   Голос. Вы  не  сказали  ничего,  за  что  может  быть  стыдно.  Давайте продолжать, пока есть время.
   Старик.  Вы  меня  этим  просто  оглушили.  Ну  ладно,   теперь   пойду окончательно. Надо торопиться, а то внучка  застанет,  будет  уговаривать. Цветы вот зачем-то принесла... Мне, между прочим, с будущим не так и охота толковать, мое-то все в прошлом.
   Голос. Можем соединиться и с прошлым! Павел Иванович,  как  раз  в  эти минуты вторая группа связалась с началом двадцатых  годов  вашего  века... Нет, немного раньше. Вас можно соединить... Вы слышите меня?.. Алло!
   Старик (издали). Ну?.. Пока еще слушаю... Где у меня пальто?.. В шкафу?
   Голос. Конец десятых годов - время  вашей  молодости.  Там  у  телефона юноша. Он-то как раз хочет говорить с будущим - и с вами  и  с  нами.  Ему интересно, он удивлен  и  горит...  Возьмите  трубку.  Юноша  на  проводе. Поговорите с ним, это опять-таки информация для нас.
   Резкие телефонные звонки.
   Голос. Павел Иванович! Павел Иванович, внимание!.. Конец десятых годов.
   Старик. Каких еще десятых?.. Ладно, слушаю... Алло, у телефона!
   Юноша. Алле, алле, барышня!.. Хотя какая барышня?
   Старик. Ну давай, давай, я слушаю.
   Юноша (очень торопясь). Кто  на  проводе,  алле?!  Слушай,  верно,  что будущее - другое время?..  Неужели  может  быть?  У  тебя-то  голос  вроде нашенский, а тот ровно медный... Алле, слышишь? Ты  чего  не  отвечаешь?.. Наши пошли на позицию, мне командир велел в  штабе  имущество  собрать.  И вдруг вызов...
   Старик. Постой, не части! Ты же меня спрашиваешь, ответить не даешь.
   Юноша. Ну да! Я же тебе и говорю. Наши пошли на позицию, и вдруг вызов. А он разбитый - аппарат. Миной попало. И провода  нет.  Трубку  беру,  там голос... Значит, правда, что будущее?
   Слышна отдаленная канонада.
   Старик. Правда. Я тоже сначала не  поверил.  Но  вижу,  что  так...  Ты сам-то сейчас где? Который у вас год?
   Юноша. А ты? На небе, что ли? Которые раньше говорили, сказали, в  небе живут, на звездах... А у тебя какой год?
   Старик. Семьдесят четвертый... тысяча девятьсот. Ты  как  -  на  фронте
сейчас?
   Юноша. Ого, полста лет, больше!..  Я-то  на  фронте.  (Понижая  голос.) Слушай,  а  тут  положение  тяжелое.  Германец  наступает,  армия  кайзера Вильгельма. У них свой рабочий класс задавленный. С Риги идут, Двинск  уже захватили. И здесь наступают. Хотят выйти на Гатчину,  там  до  Петрограда прямая дорога. Нашей власти четыре месяца, а они - чтоб задушить  свободу. Старые царские полки  стихийно  откатываются,  открыли  фронт...  Канонаду слышишь? Германские пушки.
   Старик. Постой! Вы где находитесь?
   Юноша. Положение отчаянное. (С возрастающим  энтузиазмом.)  Но  они  не знают,  они  не  знают,  что  перед  ними  теперь  не  серая  скотинка,  а революционные отряды! Такого они еще не видели. Мы умрем, как один, но  не пустим...  Вторую  неделю  здесь.   Вчера   выгнали   двух   провокаторов, расстреляли  одного  развращенного,  который   грабил.   Вечером   митинг, постановили - трусов не  будет.  И  сегодня,  как  начнет  германец,  сами перейдем в атаку. Знаешь, какое настроение... Любой в  отряде  может  речь держать, всю пропаганду  высказать  -  про  мировую  революцию,  всемирную справедливость... Алле, на проводе! Ты чего молчишь?
   Старик. Да здесь я, здесь! Скажи...
   Юноша. Ты давай рассказывай скорее, как у вас. Мы-то  изнищали  вконец. По деревням ни соли, ни железа, в Петрограде продовольствия на три дня. Но все равно народ горит против капитала... С какого года  сам,  вроде  голос старый?
   Старик. С девяносто девятого. А вы где стоите?
   Юноша. Так и я с девяносто девятого! Как же выходит?.. Откуда говоришь, не из Питера?
   Старик. Из Москвы.
   Юноша. И я же московский... Ты сейчас-то где, на какой улице?
   Старик. На проспекте  Мира...  в  общем,  на  прежней  Мещанской.  Даже дальше. Возле ВДНХ.
   Юноша. Чего-чего?
   Старик. Возле Выставки достижений народного хозяйства.
   Юноша. А что, уже есть достижения?  Мать  честная,  ребятам  сказать  - обрадуются... Трамваи ходят в Москве?
   Старик. Трамваев мало...
   Юноша. Вот и сейчас не ходят. Мы в Питер собрались - с  Конной  площади на Николаевский вокзал пехом. Скажи, а керосин есть, дрова?
   Старик. Нету, потому что...
   Юноша. У нас тоже. Старые бараки ломаем, от  холода  спасаемся.  У  вас ломают бараки?
   Старик. Последние сносят. Но не оттого...
   Юноша. А говоришь, достижения. Подожди, сейчас за стену  выгляну  -  мы тут в доме сгорелом стоим. Может, пора уже?
   Грохот орудий.
   Юноша. Нет, пока стреляют, готовятся. Но скоро пойдет германец.  Только им неизвестно, что у нас пушки тоже есть. С Путиловского  вчера  привезли. Две трехдюймовки. Уже на позиции поставили, окоп для снарядов, все...  Они пойдут, а мы как жахнем. А потом конница  наша  налетит.  Васька  Гриднев, кавалерист, собрал по мужикам лошадей.
   Старик (в сильном волнении). Погоди!.. Гриднев... Василий?
   Юноша. Седел нет - из мешков поделали, стремена навили лыковые.  Неделю он учит ребят ходить в атаку - кусты рубят шашками.  Лошаденки  маленькие, брюхатые. Но ничего. Сегодня ударят во фланг противнику.
   Старик. Подожди же! Вася  Гриднев...  Я  его  знал.  Воевали  вместе... Слушай, ты где жил в Москве? Тебя как звать?
   Юноша. Я?.. Алексеев... Крестили Павлом. У Гавриловны  жил,  аптекарши. Дом на Серпуховском проезде деревянный. Сам учеником на Михельсоне.
   Старик. Брось, перестань!.. Это же я Алексеев! Павел  Иванович...  Я  у Гавриловны жил. Первый этаж с  крыльца  налево.  Шестеро  наших  заводских стояло у нее. Моя койка у двери  сразу.  Одеяло  пестрядинное  из  деревни привез. А летом спал в дровяном сарае.
   Юноша (недоверчиво). Ну?..
   Старик. Отец,  Иван  Васильевич...  Калужской  губернии,  Думинического уезда, деревня Выселки.
   Юноша (тревожно). Ну?.. И мой батя тоже.
   Старик. И под  Питером  я  был  -  от  михельсоновцев  группа.  Штаб  в баронском доме сгорелом... Как мы пришли, он еще  дымился.  Собака  черная бегала, выла.
   Юноша. Да вон она сидит! Я ей хлеба дал... И тоже дым.
   Старик. Сапоги на мне были австрийские тогда, помню. Рука болела - мы в Петрограде ревизию частных сейфов делали в банке, буржуй ладонь прихлопнул железной дверцей. Со зла.
   Юноша. Так это он мне прихлопнул. Вот у меня тряпочкой замотано.
   Старик (тихо). Знаешь, ведь я - это ты.
   Юноша. Ты - это я?.. Как?
   Старик. Ну да. Только через время.
   Юноша. Погоди! Ты ведь  старик,  дед.  Тебе  сколько?  Восьмой  десяток небось?
   Старик. Семьдесят шестой пошел. Понимаешь, это они соединили нас -  те, которые из будущего. Сейчас ты и есть ты. А после станешь я.
   Юноша. А я сам куда денусь?
   Старик.  Да  никуда!  Состаришься.  То  есть  сперва  мужиком  станешь, взрослым, а потом состаришься  и  станешь  мной...  Смотри,  как  совпало, получилось.  (Глубоко  вздыхает.)  Сердце  даже  прихватило.  Где  у  меня корвалол-то?
   Юноша. Выходит, и мне стукнет семьдесят пять?.. Не верю.
   Старик. Еще бы! В двадцать лет допустить невозможно. Я и сам не  верил. Первые-то года какие длинные! Из детства в юность. Каждый час  чувствуешь, что живешь. Но потом она подкрадывается, старость.  Отдельный  день  долго идет, а года быстро набираются, незаметно... Слушай,  раз  такое  дело,  я тебя предупредить могу. Чтобы тебе мои ошибки миновать.
   Юноша. Значит, это я, который вот со мной разговариваешь?
   Старик. Ты.
   Юноша. Как здорово!.. Ну скажи, отец, как у тебя там? У меня  то  есть. Как все будет получаться? Мы с ребятами тут вот разбираем - кто министром, кому армией командовать. Прежние-то, царские, теперь полетели. Наша  будет власть. Ты объясни, кем я стану. Командиром фронта, а?
   Старик. Фронта?.. Нет, не будешь.
   Юноша. Ну хотя бы полк под моим началом.
   Старик. Не. Провоюешь рядовым.
   Юноша. А почему?
   Старик. Так получится.
   Юноша. А потом? Как отстоим революцию, тогда кем?.. У нас  лектор  был, про звезды рассказывал, Луну, Солнце. Всем, говорит, надо учеными быть.
   Старик. Ты ученым не станешь. Рабочий.
   Юноша. Опять рабочий?
   Старик. Да.
   Юноша. На Михельсоне?.. И жить у Гавриловны в дому?
   Старик. Какая там Гавриловна?! У нее дом отберут.  Завод  у  Михельсона тоже. Все станет нашим. Но ты рабочий.
   Юноша. А в песне поется: "Кто был ничем, тот станет всем". Ты  что  же, не старался, не хотел подвиг совершить или что-нибудь?
   Старик. Еще как! Революция началась, только и думал, что героем  стану, все меня будут знать.
   Юноша. Вот и я мечтаю. Мы тут про подвиг думаем все.
   Старик. Ну правильно. Твои мечты, которые сейчас, и  есть  мои  молодые мысли. Но не получилось.
   Юноша. А почему? Ты расскажи, как прожил.
   Старик. Семья... Как  прожил?  Семья,  дети  -  три  сына.  Только  они погибли, все мои сыновья. (Плачет.)
   Юноша (тихо). Ты что, отец?..
   Старик. Видел-то их совсем мало. Почти ничего такого и сделать для  них не мог особенного. Таня училась после гражданской, стала медиком,  врачом. Выучилась, надо ехать в Среднюю Азию на трахому. Тогда  многие  заболевали глазами. Слепли. По городам, по улицам нищих незрячих - не  протолкнуться. Потом на оспу в Поволжье - эпидемии подряд шли, целыми деревнями лежали. С холерой тоже боролись. Тогда от холеры помирали тысячами.
   Юноша. Сейчас мрут.
   Старик. Про это и разговор... В Белоруссии тоже была  -  там  лихорадки болотные косили народ.
   Юноша. А ты?
   Старик. А я здесь, в Москве. Дома. Один  на  все.  Со  смены  с  завода идешь, в очередях настоишься. Пришел, мальчишек потрепал по голове одного, другого... А дров наколоть, печь растопить, поесть приготовить, постирать. Да бригадмил - с бандитами, с хулиганьем бороться,  милиции  помогать.  Да субботники, да воскресники. Сыновья росли сами. Потом  сорок  первый  год,
война. Смотрим с Танюшей - они уже в шинелях. Первым Павел пошел  -  такой красивый, высокий,  как  бывают  молодые  парни.  И  один  за  одним:  "До свиданья, папа, до свиданья, мама". Но не случилось того свидания.
   Юноша. А дальше что?.. Бобылем остался?
   Старик. Дальше?.. Дальше в  сорок  четвертом  на  лестнице  звонок.  За дверью девушка в гимнастерке, взгляд суровый. "Вы Павел Иванович?"  -  "Ну я". - "Мы с Павлушей вместе служили в  части..."  Зашла  и  вдруг  плачет. Убивается, слова сказать не может. Мне бы самому плакать, а я  ее  утешаю. Выплакалась: "Ладно, пойду..." - "Куда  ты  пойдешь,  оставайся,  квартира большая..." - "Я, - говорит, - замуж никогда не пойду". "Почему, - говорю, - не идти? Неужели фашисты так над нами наиздевались, что детей  в  России больше не будет?" И в сорок пятом  тоже  звонок.  Парень.  Этот  про  Колю рассказывал, младшего. Фотографии принес, ордена.  Сам  из  Ленинграда,  у него там все близкие погибли в блокаду... "Оставайся, места  хватит..."  - "Ладно, останусь..." Теперь замминистра. Дочку Танюшей назвал - ну в честь нашей Тани. От среднего, Гриши, тоже приехали. Опять  набралась  квартира, детские голоса зазвенели. Но сынов моих нет.
   Юноша. А жена?
   Старик. Таня?.. Она врачом на фронте. В окружение попала с ранеными.  И фашисты ее убили.
   Юноша. Слушай! Вот к нам в отряд питерские влились, с Нарвской заставы. Девчонки там две. Одну Татьяной звать - глаза с поволокой. Я все время  об ней думаю. Это что же, она и есть?
   Старик. Она.
   Юноша (горячо). И  мы  поженимся?..  Скажи,  поженимся!!  Она  за  меня пойдет?
   Старик. Поженитесь. Только я тебе говорю, ее  фашисты  убьют.  В  сорок первом.
   Юноша. А с кем же это опять война? В сорок  первом  году?  Кто  на  нас пойдет?
   Старик. Фашизм.
   Юноша. Это кто - мировая буржуазия?
   Старик. Она.
   Юноша. Мы-то здесь ждем - вот-вот всемирная революция  грянет  по  всем странам... Скажи, а ты воевал в сорок первом... то есть мне воевать?
   Старик. Не пустили.
   Юноша. Не пустили? Как?
   Старик. Не пустили, на заводе оставили сталь варить. Металла-то сколько требовал фронт? Каждый бой - кровь и металл, кровь и металл. Любую  победу сперва в цехах надо было добыть. Не думай, что в  тылу  сахар,  -  техника всей Европы на нас шла. Работали, у станков падали. В литейном жара,  окна плотно закрыты, чтобы светомаскировку не нарушать. Берешься  заднюю  стену печи заправлять - порог высокий, лопата веская  да  брикеты  килограмм  по десять, побольше полпуда. Точно не  кинешь,  по  дороге  все  рассыплется. Перед открытой дверцей задерживаться нельзя - сожжет. Надо быстро подойти, размахнуться, кинуть и тут же уйти. С такта сбился - ничего не выйдет... И плавки долгие были - не то что теперь. Намотаешься  у  мартена,  еле  ноги держат, ждешь, пока металл поспеет к  выпуску.  Случалось,  когда  авария, неделями не уходили с завода. Две смены отработаешь, часа три прикорнул  в красном уголке, и опять... Но силы-то откуда? Паек военный, голодный, да и того не съедаешь, потому что дети...
   Юноша. Какие дети? Твои сыны на фронте.
   Старик (кричит). А чужие дети?! Напротив, на лестнице, солдатская вдова молодая, Верочка, в конторе работает где-то. Двое  -  вот  такие  крохи  - ходят бледненькие. Как же утерпеть, не подкопить  им  кирпичик  хлеба,  не занести хоть раз в неделю?.. Эх! (Плачет.)
   Вступает мощный аккорд музыки.
   Старик. Что такое? Я вижу звезды!.. Или мне кажется, что  звезды  горят сквозь стены, сквозь потолок?.. Эй, где вы, которые из будущего?
   Голос. Мы здесь и внимательны.
   Старик. Дайте нам еще минут десять хотя бы... Слушай,  мальчик,  юноша, мне тебя предупредить надо. Жизнь, в общем-то, не очень хорошо  сложилась. Можно бы больше достигнуть, сделать. Брался за многое,  а  из  всего  мало осталось. Может быть, вечное что-нибудь надо было  начинать,  а  я  всегда только один день обслуживал. В лучшем случае месяц или год. Чего в  данный момент нужно, то и делал. Но эти моменты все прошли. Давно.
   Юноша. Чего-то я не пойму. Скажи еще раз.
   Старик. Слушай внимательно. Сейчас у вас  будет  бой.  За  деревней.  В контратаку пойдете, германец отступит, прижмет  огнем,  положит  на  снег. Смирнов, командир, вскочит, и ты за ним бросишься. Так вот,  я  тебе  хочу сказать - бросайся, но не  сразу.  Секунду  пережди,  и  тогда  тебя  пуля минует.
   Юноша. Какая пуля?
   Старик. Которая меня не миновала.
   Юноша. Ранило?
   Старик. Слуховой нерв задело. На рабфаке потом уже не потянул - лектора не слышал. Выучиться так и не  смог,  как  другие,  в  инженеры  вышли,  в профессора... Сталь варил, выше помощника горнового тоже не поднимался.  В общем, большого ничего совершить не  пришлось.  Такого,  чтобы  навечно... Понял меня, что я говорю-то?.. Сделаешь?
   Юноша. Не знаю.
   Старик. Почему?
   Юноша. Не знаю. Обещать не стану.
   Старик. Ну вот. Всегдашняя история - старость предупреждает, юность  не слушает. Но ведь ты - это я.  Теперь  уже  ясно,  какую  роль  та  секунда сыграла. Мне-то видно.
   Юноша. Чего же ты сам сразу бросился? Не ждал.
   Старик. Да меня самого сразу как-то подняло за ним... Но мне-то  откуда думать было? А тебе-то я говорю.
   Юноша. Эх, отец, если б ты чувствовал,  как  сейчас  тут...  Утро...  И сегодня  революционная  армия  перейдет  в  наступление.  Мы  на   митинге поклялись. Это великий  поход,  как  лектор  говорил.  Кончается  прежнее, начинается совсем другая жизнь. А ты говоришь - подожди.
   Старик. Секунду. Я же тебе не про трусость-измену. Одна доля секунды.
   Юноша. У нас здесь нового чувства столько! Мы об государстве думаем, об целом мире, обо всех трудящихся и угнетенных... Или вот дружба. Мы  теперь все вместе. Я за Смирнова жизнь отдам, не пожалею. Или за Васю Гриднева.
   Старик.  Не  отдашь  ты  за  него  жизнь!  В  двадцатом  Васю   зарубят махновцы-бандиты на Украине. Крикнет: "За власть Советов!" - и падет. А ты будешь в другом месте... У меня лучшие друзья уходили молодыми.
   Юноша. Неужто в двадцатом еще воевать?
   Старик. А ты думал! Так тебе господа и отдали Россию  даром!  Генералов на нас пойдет  без  счета,  капитализм  всей  планеты.  Только  начинается гражданская  война.  Еще  ой-ой  насидишься  в   седле,   натопаешься   по снегам-степям. Четыре раза с Таней будете расставаться, на  разные  фронты попадать.
   Юноша  (вздыхает).  Мы-то  считаем,  только  вот  с  германцем   сейчас справиться... Ну ладно, раз так.
   Старик. Ты  слушай  меня.  За  много  не  берись,  понял?  Я  вот  даже английский принимался учить в лазарете - с парнем лежали на койках  рядом, у него книжечка была. Думали, пригодится мировую революцию делать. Но  это было зря... На рабфак не пробуй, только время потеряешь. И Таня  пусть  не учится  на  врача,  пусть  чего-нибудь  другое...  Или   взять   завод   в Иваново-Орловском. Мы его сразу после гражданской восстанавливали. Знаешь, как выкладывались? На тачку земли навалишь - еле стронуть - да  еще  бегом по доскам. Не восстанавливали - новый построили. Но в сорок втором  сгорел тот завод, а теперь уже мало кто помнит, что был. В общем, жилы не рви  на той стройке.
   Юноша. Понятно... Значит, ты совсем один остался?
   Старик. Ну есть тут, я тебе говорил. Только они не родные.
   Юноша (после паузы). Голодуешь?
   Старик. Что?
   Юноша. Голодуешь, говорю?
   Старик. Кто?.. Я?
   Юноша. Ты.
   Старик. Я, что ли, голодаю?.. Это спрашиваешь?
   Юноша. Ну да.
   Старик. Сказал тоже! Меня тут куда посадить  не  знают,  чем  угостить. Апельсины - только  бы  ел.  Лучших  врачей  приглашают  насчет  здоровья. Совестно даже самому... Заняться нечем, дела нету -  вот  беда.  Я  же  не понимаю эти... экологию, структурный анализ.
   Юноша. Чего-чего?
   Старик. Науки.
   Юноша. Какие науки?
   Старик. Ну, ученые они. Говорят, а мне не понять, когда  они  про  свои дела.
   Юноша. Они ученые, что ли, с кем ты живешь? Как же ты  попал  к  таким? Швейцаром?
   Старик. Да каким швейцаром, ляпнешь тоже! Я же  рассказывал.  С  фронта приходили и оставались. Потом сами выучились, дети их выучились. Да у меня у самого пенсия - выше головы хватает. Только она мне и не нужна.  На  что тратить-то?
   Юноша. Так это что - те самые, что ли, которые в войну?  У  вас  как  - солдаты учатся, рабочие? Не одни господа?
   Старик. Господа?.. Господ давно уже нету. Все трудятся.
   Юноша. Все?.. А трамвай до сих пор не  починили,  дров  не  подвезли  в Москву - бараки ломаете.
   Старик. Какие там дрова?.. Ты мне говорить не  дал.  Скажи,  ты  знаешь Москву?
   Юноша. Ну знаю.
   Старик. Так вот той Москвы нет!.. И  той  России.  Вообще  все  другое. Трамваев мало в Москве, потому что метро. Под землей бегут вагоны. Сел  на мягкую скамейку - за десять минут от Конной к трем вокзалам.
   Юноша. Ври - за десять!
   Старик. Помолчи!.. Ни дров, ни керосина не надо - электричество светит, газ утепляет. Стоят огромные белые дома - десять этажей, больше. И  в  них живут рабочие. По квартирам музыка играет - радио. Телевизоры - ящик, а  в нем вроде кино, синематограф говорящий. Включил -  видишь,  что  в  другом городе происходит, в другой стране. Даже на дне моря или за облаками.
   Юноша. На дне? А как?
   Старик. Да черт их знает, как! Сделали... Работают  на  заводах  восемь часов, два выходных в неделю. На улице  вечером  тысячи  огней:  магазины, театры, кино, стадионы - такие  места,  где  люди  отдыхают,  упражняются, чтобы стать красивее, здоровей. А улицы не развалюхи наши в грязи по окна, а проспекты с асфальтом. Широкие площади с цветами,  деревьями,  воздушные дороги,  по  которым  автомобили  бегут...  моторы  то  есть.  Во   дворах спортивные площадки для детворы. А цветов! Жасмин  стоит,  сирень,  другие всякие. Вот это теперь Москва!
   Юноша. А хлеб есть?
   Старик. Хлеб?.. Конечно. Никто не бедствует хлебом.
   Юноша. И ситник?.. Неужели ситник?
   Старик. Белый хлеб, пшеничный. Сколько хочешь. Сколько хочешь,  бери  - копейки стоит. По всей России голодных ни  одного  человека.  Дети  так  и конфет не очень хотят. Нищих нету. Про нищих молодые и не знают,  кто  они такие были. Болезни старые выведены. Ни трахомы,  ни  холеры,  ни  оспы... Рябого не встретишь - только если из очень стариков...  В  деревне  машины
пашут, сеют, убирают.
   Юноша. Сами?.. Слышь, как сказка.
   Старик. Чего сами? Люди на них сидят, управляют... Наша молодежь  самая ловкая в мире, самая сильная, смелая... Что говорить! Лица совсем другие у людей. Тебе бы не узнать - спокойные,  уверенные.  Девушки  все  до  одной красавицы.
   Юноша. Не обманываешь?
   Старик. Да что ты! Вот оно все вокруг меня.  В  окно  выгляну  -  белые дома. Внизу на катке  мальчишки  в  хоккей  играют.  Маленькая  девочка  с собачонкой вышла, а сама одета, ты и не видал никогда.
   Юноша. А грамотные все? И девушки тоже?.. Неужели бабы книжку читают? 
   Старик. И слова нет "бабы". Десять лет все учатся. Обязательно по всему государству. Кто хочет,  еще  пять  -  в  институте.  Если  б  тебе  школы показать, светлые, чистые... Другим  странам  помогаем  наукой,  техникой. Понимаешь, и мировая революция идет, уже  почти  пол земного  шара  рабочая власть. Вообще оно все сбылось, о чем мечтали. А теперь  у  молодых  новые мечты. Хотят, чтобы вся природа была вокруг хорошая,  болезни  искоренить, какие остались еще. На другие планеты думают достигнуть.
   Юноша. И я все это увижу, раз я буду ты? Улицы с огнями. Тот ящик,  что показывает заморские страны?.. Скажи, кто же все это сделал?
   Старик. Кто сделал?.. Да мы!
   Юноша. Вы?
   Старик. Мы. И ты будешь делать вместе со всеми.
   Юноша. А болезни - что их теперь нету? Это Таня?
   Старик. И Таня тоже.
   Юноша. Слушай, мне уже пора... Скажи скорей, как вы  добивались,  чтобы все это вышло?
   Старик. Работали. Себя не жалели.
   Юноша. И ты не жалел?
   Старик. А что же, сидел, что ли? У нас после войны в литейке  свод  два раза обрушивался в металл. Печи изношенные,  а  все  хочется  сделать  еще одну, последнюю, плавку. На бригаду план дают, а мы встречный.
   Юноша. Что же  ты  мне  говоришь  тогда?..  Постой!..  Отец,  кончилась артиллерийская подготовка. Пошел на нас германец.
   Доносится высокий звук трубы.
   Юноша. Слышишь?.. Вася Гриднев выводит своих на позицию. Конница  наша. Сейчас поскачут в атаку.
   Возникает и проносится конский топот.
   Юноша. Эх, как идут!  Как  идут!..  Вот  они  вымахнули  на  гребень... Побегу. Как бы не опоздать к бою.
   Вдалеке бьет одинокий выстрел.
   Юноша. Наша артиллерия - пушки, что ребята с Путиловского...
   Вступает музыка и с ней мощный, все перекрывающий залп.
   Юноша. Что это? (Тревожно.) Что это, отец?..  Мы  никогда  не  слыхали, чтобы так.
   Старик. И здесь за окнами небо все осветилось.
   Юноша. Нет, это здесь бьют пушки. (Тревожно.) Но у  нас  же  нет  такой силы! Что это?
   Старик. Стой! Подожди. Что за день у вас там сегодня?
   Юноша. День?.. Не знаю. Мы  тут  сбились  со  счету...  Разговение  или первая седьмица поста... Февраль кончается.
   Старик.  Февраль  восемнадцатого  года.  На  Петроградском  фронте  под Нарвой?
   Юноша. Ну?
   Старик. А число?.. Слушай, я, кажется, понял, почему цветы - цветы  мне внучка принесла... Какое число у вас, не двадцать третье?
   Юноша. Вроде оно.
   Один за другим с промежутком залпы.
   Старик (с подъемом). Это ваши орудия!
   Юноша. Не. У нас только две пушки.
   Старик. Это ваши орудия. Вы переходите в наступление, и выстрелы  ваших пушек отдаются, гремят через века.  Это  история,  мальчик.  День  Красной Армии, День Советской Армии. Салют.
   Юноша. Но такая огромная сила?.. У нас не может быть. Только две пушки. Трехдюймовки.
   Старик. Мальчик, юноша, забудь, что я  тебе  говорил.  Живи  на  полный размах. Сейчас в атаке поднимайся сразу. Не  думай.  Тебя  ранят,  к  тебе подберется  девушка,  у  которой  глаза  с  поволокой.  Не  отпускай,   не расставайся! У вас будет много счастья. И пусть обязательно дети. Как  это прекрасно, когда они рождаются, когда вырастают. Заходишь в комнату, а  на столе у мальчишек железки, камни, которые  они  нанесли...  Позже  дневник пишут, первые свои стихи... Ох, что-то сердце так сжалось!
   Юноша. Ну говори, говори!
   Старик. В Орловском будете завод восстанавливать - на  чужое  плечо  не надейся, свое подставляй. Учи английский - мировая  революция  придет.  На рабфак все равно поступай. То,  что  в  старости  не  поймешь  структурный анализ, неважно. Это ведь твой труд в том, что молодые  теперь  занимаются наукой. Ты будешь рабочий класс. Старайся, выкладывайся, и тогда совершишь свой подвиг. Тогда все-все твое: первый трактор в деревне,  который  тянет плуг, а косматые мужики зачесали в затылке, закусили губу. Твои  каналы  в пустыне, новые города. Твой будет красный флаг Победы в сорок пятом году и твой корабль, который от Земли поднимется в космос... Да, погибнут сыновья - тяжкое, непереносимое горе. Но тебе родными станут другие, твоими станут
их внуки, правнуки...
   Юноша. Я иду, отец! Пора. Прощай! (Издали.) А что такое космос?
   Вступает отдаленное многоголосое "Ур-р-ра-а!" и растворяется  в  звуках музыка. Залпы салюта становятся глуше.
   Голос (негромко). Павел Иванович...
   Старик. Да. Кто это говорит?
   Голос. Будущее. Мы хотим сообщить вам, что через  тысячу  лет  по  всем галактикам, по всем обитаемым мирам пройдет год вашего имени.  Уже  начата подготовка, и этот сегодняшний разговор бесценен для нас.
   Старик. Как сердце схватило, темнеет  в  глазах...  Где  же  телефонная трубка?.. Подождите там, в будущем.  Я  не  понял.  Год  моего  имени?  Но почему? У меня жизнь простая, незаметная. Как у всех.
   Голос. Нет незаметных жизней. Каждый человек ценен - с ним приходит, от него начинается нечто. Вы ведь не знаете,  какие  огромные  последствия  в будущем может дать тот или иной поступок, даже маленький на первый взгляд. Одной человеческой жизни мало, чтобы увидеть эти следствия, которые растут от поколения к поколению и образуют новые следствия. Ничто не исчезает без следа.
   Слышен долгий звонок.
   Старик. Телефон... Нет, телефон выключен... Как вы сказали - ничего  не пропадает?
   Голос. Ни тихое слово, ни скромное дело. Сначала они роднички, но потом уже реки, которыми полнится океан грядущего. Поэтому мы все от вас, и все, что сделано, пережито вами, пришло сюда,  влилось  и  пойдет  с  нами  еще дальше. Знаменитые и обыкновенные равны перед лицом вечности,  последствия небольшого мужественного дела, развиваясь в веках, могут затмить важнейшие решения королей. Когда в вашей  современности  утром  в  вагонах  теснятся пассажиры метро, когда ждут светофора нетерпеливые толпы,  каждый  значим. Через каждого проходит нить от прошлого в будущее. Любой человек ценен для
истории, по-своему делает ее. В этом смысле все люди -  великие  люди,  от любого начинается завтра,  каждый  ткет  материю  будущего.  Здесь,  среди звезд,  в  просторах  вселенной,  мы  торжественно  отмечаем  год  каждого человека на Земле, который был, жил, трудился и выполнял  свой  долг.  Нет ада и рая, но в том, что он сделал, как прошел свой  путь,  человек  живет вечно.
   Снова долгий звонок.
   Старик. Подождите!.. Значит, и жена моя Таня, и старший  сын  Павел,  и младшие мальчики? И Вася Гриднев, и наш  горновой  Дмитрич,  и  другие  из бригады?.. Как же так?  Если  праздновать  почти  всех,  откуда  возьмется время? Откуда годы, столько годов?
   Голос (очень громко, а потом на резко снижающемся звуке). Но у  нас,  у человечества, впереди вечность...  Павел  Иванович,  сеанс  кончается,  мы выключаем аппараты. Прощайте, мы глубоко благодарны вам. Прощайте.
   Девушка. Ты что не открываешь, дедушка?.. Я уже испугалась. Как  сердце у тебя сегодня?
   Старик. Кто это? Таня?
   Девушка. Сейчас придут мама, отец, Игорь. От Николая  была  телеграмма. Самолет уже на Внуковском - они приедут всей семьей. Василий  звонил,  они уже вышли. Веру Михайловну я сейчас встретила на лестнице, она  готовится. Будет много-много народу... Сегодня же  праздник,  ты  не  забыл?  Слушай, какой у тебя беспорядок!
   Старик. Николай?.. Младший сын?
   Девушка. Какой ты странный сейчас, дед... У  нас  сегодня  в  институте такая бурная кафедра, я несколько раз выбегала тебе звонить, но  все  было занято... Слушай, что  это?  Почему-то  оторвана  трубка...  Дедушка,  как сердце? Ты мне не  ответил.  Не  было  приступа?..  Откуда  ты  вынул  это старое-старое пальто? Я ведь не знала, что оно  сохранилось...  Ну-ка  дай попробовать руки... Нет, ничего, теплые.
   Старик. Таня, жена моя!
   Девушка. Да нет же, дедушка. Это я, Таня, внучка.
   Старик. Что такое? Звезды! Разноцветные звезды рассыпаются в небе.
   Девушка. Это салют... Видишь,  сколько  писем  я  вынула  из  почтового ящика? Целая гора. Он  был  весь  набит,  почтальон  даже  положил  газеты сверху, на окне... Какое у  тебя  лицо,  дедушка,  сегодня!  Совсем-совсем молодое.
   Старик. Кажется, отпустило сердце... Да,  отпустило  совсем.  Но  такое впечатление, будто я поднимаюсь все выше, выше, выше...  Слушай,  вот  эти звезды... Таня, покажи мне... покажи мне, где Млечный Путь.