ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА ГОРБАЧЕВА –
ФАКТОР КРУШЕНИЯ БИПОЛЯРНОГО МИРА
О. И. Скворцов
Слово «кризис», написанное по-китайски,
состоит из двух иероглифов: один означает
«опасность», другой – «благоприятная
возможность».
Джон Ф. Кеннеди,
35-й президент США
Основой стабильности биполярного мира являлся примерный военно-стратегический
паритет между СССР и США. Обе противостоящие стороны были озабочены сохранением
геополитического равновесия в своем противоборстве. Однако,
экономические возможности для поддержания статус-кво или проведения активной
экспансионистской политики у СССР и США были различны. США в конце 1970-х и
начале 1980-х сохраняли бесспорное лидерство в мировой экономике, несмотря на
ряд кризисных лет. Мощный промышленный и финансовый потенциал позволял США
сохранить стабильность своего международного положения в то время, когда
международный престиж США стал серьезно падать: поражение в Индокитае в
1973-1975 годах, события в Анголе, Камбодже, крушение прозападно настроенного
режима шаха в Иране и захват американских заложников, вторжение СССР в
Афганистан. Вспоминая эпоху Эйзенхауэра-Даллеса, можно сказать, что костяшки
домино продолжали падать, и СССР получил великолепные шансы для увеличения сфер
своего влияния и дальнейшей консолидации своего лагеря. Но так выглядела
ситуация только с точки зрения поверхностного наблюдателя. В западном мире
считали, что СССР близок к стратегическому
превосходству, а на самом деле наша действительно великая и могущественная в
военном отношении держава оставалась все еще недостаточно сильной в
экономическом отношении, чтобы реально консолидировать не только свои новые
геополитические приобретения, но и сохранить старые. Нельзя также забывать и
том, что к началу 1980-х годов против СССР сложилась
фактически коалиция всех промышленно-развитых держав Запада и Китая. Одним
словом, ситуация требовала серьезного и беспощадного анализа. Говоря о политике
преемников Сталина – от Хрущева до Брежнева, опытный наблюдатель и сам
непосредственный участник событий – Г. Киссинджер высказывает такую интересную
мысль: «Чем раскалывать капиталистический мир, что и было фундаментальной
стратегией Сталина, они предпочитали одерживать над ним победу посредством
ультиматумов по Берлину, размещения ракет на Кубе и авантюрного поведения на
всем пространстве мира развивающихся стран. Эти усилия, однако, до такой
степени превысили советские возможности, что превратили стагнацию в крах» (1*).
Говоря об ограниченности советского экономического потенциала продолжать
глобальное стратегическое противоборство с США, Киссинджер считает, что уже во
время второго срока пребывания Рейгана на посту президента США развал
коммунизма стал необратим (2*). Но так ли это было на самом деле? Не слишком ли
субъективен такой подход? Ведь спустя годы после событий, многое воспринимается
совершенно по-другому. Очевидное сегодня на самом деле
не казалось таковым 15-20 лет назад, и вполне возможно вообще далеко от той
исторической действительности.
Современные западные ученые сейчас все детальнее изучают влияние процесса
экономической глобализации на окончание холодной войны и краха биполярного мира
(3*). Создаются сложные модели оценки экономического и военного развития СССР и
США, применяются и методы компъютерного анализа, призванные учесть все
возможные показатели. На протяжении последних десяти лет
проходят активные дискуссии между представителями различных школ – так
называемыми конструктивистами и неореалистами – о проблемах влияния идейных и
материальных факторов на развитие международных отношений, на характер
изменения значения для внешнеполитического курса ведущих государств таких
понятий как экономическая целесообразность и безопасность. Строятся
целые многомерные схемы для анализа причин, якобы подтолкнувших СССР к резкому
изменению внешнеполитического курса, связанного с «новым мышлением». Ставятся вопросы о том, насколько необходимым был для СССР процесс
интеграции в западную экономику, мог ли СССР продолжать противоборство с
Западом в условиях экономической изоляции, как влияло на советских руководителей
понимание резкого экономико-технологического отставания СССР от Запада, какова
роль стратегии США по экономическому удушению СССР – сокращение советской
способности продавать энергоресурсы по высоким ценам, сокращение способности
СССР покупать высокие западные технологии или воровать их – все это ярко
описывает Швейцер в книге «Победа. Роль тайной стратегии администрации США в
распаде СССР и социалистического лагеря».
Одним словом, мы действительно были обречены на провал, так как созданная еще
Сталиным, изолированная экспортно-замещающая модель экономики окончательно
развалилась, или все-таки нас подвели роковые ошибки руководителей, так
называемый субъективный фактор?
События развивались столь стремительно, что ,
казалось, в одном прожитом годе могли уложиться десятилетия. Можно ли было себе
представить, скажем, в 1980-м году ,что не пройдет и
десяти лет, как в 1989 году госсекретарь США Дж. Бейкер передаст советскому
министру иностранных дел Э. Шеварднадзе на Мальте вызывающую по откровенности
справку «Возможности, утраченные СССР, в результате оказания военной и
экономической помощи зарубежным странам», в которой четко говорилось о
плачевном состоянии нашей экономики и неспособности СССР нести бремя активного
геополитического игрока (4*). Фактически нам предлагалось признать наше полное
экономическое банкротство и отказаться от статуса сверхдержавы, несущей на
своих плечах не только региональные, но и глобальные обязательства.
Поэтому и неудивительно, что оценки происшедших событий столь
диаметрально противоположны, ученые и политики не раз и не два меняли и до сих
меняют свои точки зрения на происходившие процессы. Огромное количество
конференций на Западе по устной истории и отдельные теоретические семинары и
дискуссии высветили то, что причины явлений или чрезмерно усложняются, уводя
исследователя и читателя в дебри высокой материи, или, наоборот, высказываются
сентенции в духе полной определенности фатального и неизбежного поражения СССР
в холодной войне. Западные исследователи подчас страдают
тенденциозностью и непониманием сути происходившего в СССР и с СССР.
Стоит привести один показательный пример. Ватсоновский институт международных
исследований проводил научный семинар в апреле 2000 года по проблеме: «Роль
идей и конец холодной войны» (5*). И одной из важнейших тем для дискуссий была,
как раз, глобализация международной экономики и ее влияние на изменения
советской внешней политики при Горбачеве. Выводы по одному из докладов были
серьезны и впечатляющи, была построена целая схема для углубления методики
анализа. Материалы семинара мне были хорошо известны, и в неформальной беседе с
одним из бывших высших руководителей советского государства я спросил о влиянии
глобализации и интеграции западной экономики на политику СССР. Он просто
ответил, что «может и влияла, но мы не очень замечали,
больше всего влияли мы сами на себя и хаос в голове Горбачева и наших умах,
который стремительно разносился по всей стране». Вот так, все трагически
просто.
Крах СССР – сверхдержавы биполярного мира определялся внутренним и внешним
факторами, которые выступали в сложной взаимосвязи. И внутренний фактор, вне
всяких сомнений, был решающим. Об этом вполне откровенно говорит большинство
членов высшего партийного и государственного руководства СССР
как в своих мемуарах, так и в беседах со мной. Например, бывший председатель
КГБ СССР, В.А. Крючков в одном из моих интервью с ним прямо сказал о том, что
«мы с горечью должны признать , что в происшедшей
катастрофе главную роль играли не внешние, а внутренние причины» (6*).
Сам по себе внутренний фактор распада СССР состоит из многочисленных причин,
главными из которых являлись следующие:
- крах идеологии,
- экономический развал командно-административной модели экономики,
- безудержный рост национализма и стихийного индивидуализма в советском
обществе,
- неспособность советской элиты к эффективному управлению страной в условиях
кризиса.
И этот список можно расширить, уточняя и детализируя причины. При этом, стоит обратить внимание на возможную перестановку
последней причины в начало списка. Фактически именно изучению
и оценке внутреннего фактора крушения СССР была посвящена большая часть
конференции по устной истории в Москве в июне 1999 года, организованной
Институтом всеобщей истории совместно с Мершон-центром университета Огайо, на
которой впервые присутствовали многие известные политические лидеры советской
эпохи из высшего эшелона власти такие, как – Г. И. Янаев, О. Д. Бакланов, В. А.
Крючков, В. И. Болдин, Д. И. Язов, О. С. Шенин и др.
Отдельной строкой следует выделить фактор самого Горбачева, его личности.
Структура советского государства была устроена таким образом, что в руках
Горбачева была сосредоточена колоссальная власть, власть такого масштаба,
которой могли бы позавидовать многие самодержцы из прошлого. Сталин фактически
создал систему, расчитанную на вождя-сверхчеловека, которая в основном своем
виде сохранилась и к середине 1980-х годов, когда 54-летний Горбачев занял пост
генсека КПСС. От личной позиции Горбачева, от его действий или бездействий
зависело очень и очень многое. Не является исключением и экономическая
политика, во многом определявшаяся именно генсеком.
Мы назвали много причин исчезновения с поля битвы главного игрока мирового
баланса сил. Был ли такой результат предопределен? Был ли неразрешим весь
комплекс проблем внешнего и внутреннего характера, стоящий перед Горбачевым и
его командой в 1985 году? И какая экономическая и идеологическая опора могла бы
дать СССР шанс пережить этот сложный период? Существовала ли
продуманная программа действий, программа модернизации нашей страны, в которой
бы учитывался комплексный многомерный баланс сил и возможностей, в которой был
бы продуман каждый шаг, каждый ход, когда учитываются все ресурсы, когда
эффективным образом жертвуют количеством ради качества?
Горбачеву нужны были новые идеи во внешней и внутренней политике. Это
совершенно понятно. Но эти идеи политического или экономического управления
должны были быть не просто новыми, но, в первую очередь, эффективными.
Политика, как и бизнес, должна быть эффективной. И в политике высочайшего
уровня, когда решаются судьбы государств и миллионов людей, главный результат –
укрепление мощи твоей родной страны (или поражение страны или стран
противников). Другого пока не дано. Все остальное имеет отношение больше к
чистой философии, к отвлеченным понятиям.
Итак, рассмотрим основные поворотные пункты развития экономической ситуации в
СССР с период 1985 – 1989 годов.
В начале 1980-х годов функционирование предельно бюрократизированной экономики
СССР со всей очевидностью стало давать серьезные сбои. При внешней стабильности
ее состояния внутри этой системы начались серьезные кризисные явления,
связанные , в первую очередь, с такими основными
негативными процессами :
- падение темпов промышленного производства,
- падение производительности труда,
- продолжающееся увеличение военных расходов,
- устаревание и износ основных промышленных фондов,
- значительное отставание от компъютерной микрочиповой революции на Западе,
начавшейся на рубеже 1970-х-1980-х годов,
- снижение покупательной способности руб**,
- несбалансированность ценообразования и др.
Отдельной
строкой необходимо выделить две крайне важные проблемы для экономического
развития СССР 1980-х годов – полный крах продовольственной программы в
неурожайные 1981-1983 годы и резкое падение цен на нефть в 1984-1986 гг. на
мировых рынках, что привело к увеличению валютных расходов на закупку зерна, и
почти одновременно значительно сократило валютные поступления от сырьевого
экспорта. К середине
1980-х начинается определенный рост и внешней задолженности СССР, который
начинает достигать отметки в 25–26 млд. долл. В конце 1970-х цифры внешнего
долга СССР были значительно скромнее. Бывший член политбюро В.В. Гришин,
вспоминая 1970-е годы в разговоре с Анатолием Громыко, отмечает: «Раньше
политбюро смотрело за тем, чтобы долг не превышал 7-8 млд» (7*). Тем не менее,
динамика роста внешнего долга СССР в середине 1980-х все еще находилась под
контролем, советское руководство старалось выполнять взятые на себя финансовые обязательства.
Какие попытки реформирования советской экономики были предприняты до Горбачева?
Хорошо известны косыгинские реформы , и их быстрое
затухание в конце 1960-х годов. Главный вопрос, с которым столкнулось высшее
руководство СССР: с системой управления экономикой что-то нужно делать, но
можно ли делать такие изменения глубокими и коренными? Замкнутый круг, или
просто запутались в одних и тех же методах и целях, говоря о нововведениях,
которые уже не могли помочь? Осуществление второй попытки косыгинских реформ
происходит на пленуме ЦК КПСС в июне 1979 года. Выходит постановление ЦК КПСС и
Совета Министров СССР «О совершенствовании хозяйственного механизма». Однако, результатов нет, и можно сказать, что фактически это
постановление никак не сказалось на функционировании советской экономики.
Уже после смерти Брежнева происходит создание Комиссии политбюро по
совершенствованию системы управления, формальным главой которой становится
председатель Совета Министров СССР Н.А. Тихонов, а реальным двигателем ее
работы – секретарь ЦК КПСС по экономике Н.И. Рыжков. При этой комиссии
образованы два основных органа – рабочая группа (руководство Госплана,
Министерства финансов, Министерства труда, Госкомитета по науке и технике,
Госкомстата, Госкомцен ) и научная секция (директора и
ведущие ученые основных экономических институтов). Новый генсек КПСС Ю.В.
Андропов привлекает свежие кадры для очередной попытки разрешить экономические
проблемы, однако пойти на серьезные изменения в экономической сфере Андропов просто
не успевает – не хватило сил и главное – времени. Все, на что
решается Андропов, и в чем его безоговорочно поддерживает КГБ –
административные меры, связанные с наведением жесткого порядка на производстве,
в торговле и т.д. (8*) По мнению советского экономиста, а затем – ельцинского
реформатора – Е. Т. Гайдара, пакет нововведений в системе управления советской
экономикой был практически пуст, и единственной существенной мерой могла стать
административная реформа цен (9*). «Но каждый раз, подходя к ней, партийное
руководство останавливалось в страхе перед лавиной массового недовольства»
(10*). Бывший руководитель аппарата Горбачева В. И. Болдин так оценивает
положение дел: «...Экономическая ситуация накануне прихода Горбачева к власти
была несколько обостренной в связи с тем, что элементы инфляции начали
перехлестывать нормальные рамки. В результате этого, население, во-первых,
закупало продовольствие, не зная меры, во-вторых, делало очень крупные частные
вложения в Сбербанк... начала снижаться производительность труда» (11*).
Говорит бывший помощник секретаря ЦК КПСС В. Г. Шемятенков: «В 1980-е годы в
обществе стало возникать ощущение безысходности... Партия пыталась сохранить
темпы экономического роста, но путей не было... Многие специалисты приходили к выводу,
что снижение темпов экономического роста главным образом объясняется возникшими
диспропорциями внутри экономики» (12*).
Диспропорции рождают дефицит? Но главное ли это в развитии советской экономики?
Вероятно, дефицит рождался не технологическими диспропорциями, а
социально-экономическими и системными факторами. Еще при Брежневе экономистами
неоднократно выдвигалось предложение о том, чтобы запланировать на одну
пятилетку нулевые темпы роста для того, чтобы в течение этих пяти лет
целенаправленно «расшить» все «узкие» места в экономике. В итоге, получить
более сбалансированную ситуацию в экономике, которая позволит продолжить
поступательное движение вперед. Однако, ни Брежнев, ни Андропов не стали
серьезно рассматривать такие предложения, так как идеология требовала
формального, пусть и небольшого, но непрерывного восхождения. Такие предложения
шли в разрез с политическими целями. Говоря о темпах роста советской экономики,
необходимо вспомнить и о том, что официальная советская статистика приводила цифры
прироста 3,2% в период 1979-1982 годов. По оценкам ЦРУ это намного ниже – 1,4 %
(13*). По прогнозам ГОСПЛАНа, сделанным в 1984 году, на период 1986-2000 гг.
планируемый прирост не мог превысить 1,5 % (14*). В.И. Болдин считает, что в
начале 1980-х годов, несмотря на снижение, темпы роста сохранялись на уровне
2–3% в год (15*). Бывший руководитель ГОСПЛАНА СССР Н. К. Байбаков называет
следующие цифры среднегодовых темпов развития экономики в период 1981-1985 гг.:
национальный доход – 3,6%, промышленность – 3,7%, сельское хозяйство – 1,4 %,
капиталовложения – 3,7% (16*). Вообще, надо отметить, что
достижение, например даже 3 или, тем более, 5 процентов роста в год
представлялось крайне сложной задачей, так как СССР был гигантской страной с
колоссальными мощностями, и, чтобы наращивать их, требовались крупные
капитальные вложения, которые не всегда были экономически эффективными, поэтому
многие проекты, имевшие колоссальную затратную часть, так и не были завершены.
А с точки зрения психологии рядового советского гражданина советская система
всегда должна была демонстрировать поступательное движение. И здесь необходимо
сделать небольшое, но важное отступление. Вспоминая Сталина в
связи с созданием в 1930-е годы так называемой командно-административной
системы в экономике, нельзя забывать и о Хрущеве, который в начале 1960-х
выдвинул новую экономическую программу, основанную как раз на старых методах: в
экономике были выбраны наиболее перспективные позиции – нефть, уголь, сталь,
цемент, удобрения, зерно, мясо и т.д. Советские экономисты наглядно
показали Хрущеву, что в экономике США идут спады, развитие экономики циклично,
по их расчетам на основе среднестатистических темпов роста американской
экономики в 1980-м году США окажутся в такой-то определенной точке своего
развития. СССР, в свою очередь, при планировании своего экономического развития
сможет США в этой точке догнать и даже перегнать. После ухода с политической
сцены Хрущева новый генсек Брежнев не стал ломать эти планы, и лишь к середине
1970-х годов советские лидеры стали понимать, что развитие по этой программе не
дает желаемого эффекта. Еще до начала косыгинских реформ в первой половине
1960-х годов экономист Либерман высказывал опасения по поводу экономического
плана Хрущева. В хрущевской схеме развития советской экономики был сделан упор
на натуральные продукты экономики, а Либерман взглянул на проблему развития с
точки зрения эффективности, и ему открылась совершенно другая картина. Либерман
призывал к срочным корректировкам хрущевской программы. В начале 1980-х
сложилась парадоксальная ситуация: по большинству экономических позиций,
которые были определены Хрущевым и советским руководством в начале 1960-х годов
как приоритетные, СССР вплотную приблизился к США, а
по некоторым показателям даже превзошел их. СССР практически
выполнил программу, объявленную на ХХII съезде КПСС. Но США оказались
совершенно в другой точке своего развития, в другом измерении, их экономика
пошла другим путем : сократилось производство стали,
удобрений, угля и т.д., но одновременно с этим значительно увеличились объемы
продукции машиностроения (особенно – тонкого машиностроения), колоссальное
развитие получила электронная промышленность, наукоемкие технологии т.е. США
проходили в своем развитии во второй половине 1970-х-начале 1980-х годов этап
настоящей технологической революции. В СССР же больше говорили не о смене
принципов развития, о реальной эффективности экономики, а об отдельной проблеме
– о развитии научно-технического прогресса, но в рамках все той же схемы. Этой
проблеме должен был быть посвящен специальный пленум, проведение которого
Брежнев постоянно откладывал. «Последующие руководители также вынуждены были
это делать. Все они были разумными людьми и, читая подготовительные материалы,
видели : в них ничего существенного нет – нет реальных экономических рецептов,
реальных путей ускорения,» – считает В. Г. Шемятенков
(17*).
Таким образом, ситуация в советской экономике к середине 1980-х годов сложилась
довольно сложная и запутанная. Мнение Гайдара: «К моменту прихода к власти
Горбачева денежно-финансовая сфера не свободна от серьезных диспропорций, и
вместе с тем темпы роста денежной массы устойчиво низкие, бюджет с учетом
кассовых остатков традиционно сводится к превышению доходов над расходами»
(18*). В. И. Болдин: «Несмотря на сохранение возможностей нашего развития на
основе старой схемы (мы могли держать нашу державу на достаточно высоком уровне
– наши ресурсы и государственная структура позволяли это делать), лучше было бы
перевести все наши возможности в область повышения эффективности экономики...
Эта ситуация была таковой, что можно определенно сказать :
объективных причин для краха СССР не существовало... Но многое надо было
исправлять, изменять, улучшать... (19*) Кризис очевиден, но катастрофы еще нет!
Можно ли было пойти по так называемому китайскому пути? Анализ ситуации
Гайдаром говорит о том, что нет: «Экономические реформы в Китае – безусловный
образец для подражания, но, кажется, эту точку исторического развития, с
которой они начаты, мы прошли уже в конце пятидесятых. В начале восьмидесятых
так мягко свернуть на этот путь невозможно. Слишком далеко зашел склероз
экономики» (20*). Но существуют и другие мнения, указывающие на возможность и
необходимость в тот конкретный исторический момент пойти именно таким путем
(Глазьев, Вольский, Маслюков и др.) (21*). Говорят, правда, об этом уже спустя
много лет после происшедших событий. Но тогда – в 1985 году еще никто в
советском руководстве не знал, что такое китайский путь. Оперировали
методологией венгерских, косыгинских реформ. Нельзя переносить нынешнюю
терминологию и смысловой контекст привычных нам
экономических терминов на 15-17 лет назад. В середине 1980-х еще не был
очевиден успех сложного и кропотливого дела Дэн Сяопина, которое он начал в
конце 1970-х годов.
Особой строкой надо выделить проблему оборонных расходов и роли ВПК в жизни
СССР. Споры о цифрах шли в советском руководстве бесконечно. Горбачев называл
раньше и отстаивает до сих пор цифры военных расходов СССР в размере 25–30% от
валового национального продукта (22*). Вполне справедливо звучит довод
Горбачева о том, что гонка за военным превосходством по отношению сразу ко всем
возможным противникам перенапрягала силы СССР (23*). И действительно,
одновременно противостоять США, Западной Европе, Китаю, Японии вряд ли было
возможно . На одном из заседаний политбюро в октябре
1986 года Горбачев прямо заявил, что следующий виток гонки вооружений СССР не
сможет осилить из-за лимита своих возможностей (24*). Аналогичные цифры военных
расходов приводил и академик Г. А. Арбатов. Руководитель советской делегации на
переговорах по обычным вооружениям в Вене посол О. А. Гриневский на конференции
по устной истории в Москве в 1999 году ссылается на слова Горбачева, сказанные
в январе 1986 года, о 26% расходов на вооружения от ВНП. Крайне интересны и
материалы В. Л. Катаева (секретарь Комиссии политбюро по разоружению – так
называемой «пятерки»), впервые обнародованные на той же конференции в Москве.
Катаев в своем выступлении заявил: «Никто точно не представлял себе, каков
объем военно-промышленного комплекса в нашей стране. Когда это было выгодно,
цифры называли очень большие, причем, это было выгодно как для руководства
СССР, так и для зарубежных стран. Всегда можно было свалить на большие военные
расходы недостатки в развитии экономики страны. Для зарубежных аналитиков было
удобно поднимать планку советских военных расходов, чтобы получать свои
собственные ассигнования на военную промышленность. Поэтому здесь и шла
взаимная поддержка аналитиков, которые раздували возможности советского
военно-промышленного комплекса» (25*).
Далее Катаев дал довольно полную картину ВПК СССР. На ВПК в
СССР работало примерно 8,4% от всего работающего населения.
ВПК давал более 20% всей валовой продукции страны, производством военной
техники в оборонных комплексах занималось 55% работающих, а 45% делали
продукцию гражданского назначения, из общего количества промышленного персонала
33,7% работало в аэрокосмическом комплексе, 20% – в радиотехнике, 9% – в
судостроении. Стоимость основных фондов военной промышленности составляла 108
млрд. рублей. А это всего лишь около 6% основных фондов СССР (26*). Катаев
отмечает одну существенную проблему для нормальной работы ВПК – недостаточное
финансирование в 1980-е годы обновления основных производственных фондов
советской военной промышленности, которые были очень сильно изношены.
«...Основное внимание уделялось технической стороне, самой ракете, самому
самолету, но никак не станкам, не технологическому оборудованию... И к концу
1980-х 28% промышленного оборудования уже отработало порядка 10 лет, а 16% –
более 12 лет. По мнению Катаева, военные затраты СССР после 1988 года
составляли 15% бюджета и около 8,5% от ВНП (27*). Секретарь ЦК КПСС, отвечавший
за ВПК , Бакланов О.Д. считает, что расходы на оборону
составляли от 8 до 12 % от ВНП (28*). В свою очередь, Ю. Д. Маслюков и Е. С.
Глубоков в книге «Советская военная мощь. От Сталина до Горбачева» (29*)
впервые в истории публикуют скурпулезные данные о расходах на
оборону во многом подводя черту под многолетними ожесточенными спорами.
Что же было в первые годы горбачевского правления? (см. табл.)
1985 1986
ВНП СССР, млрд. руб. 777 798
расходы на оборону, млрд. руб. 63,4 67,7
На основе этих данных произведем расчеты – в 1985 году – оборонные расходы
составляли около 8.16 % к ВНП и соответственно 16.4% к общим расходам по
бюджету, которые составляли 386,5 млд руб. В 1986 году – 8.4% к ВНП и 16.2% к
бюджету. Откуда тогда столь завышенные цифры, которые выдвигал Горбачев в
1985-1987 годы о 25-30% от ВНП? Неверие генсека в методику подсчета
специалистов ВПК и Совмина, и использование данных академических кругов,
основанных в целом на западных оценках? Таково мнение Бакланова О.Д. , который
в разговоре с автором прямо назвал ИСКАН и академика
Шаталина основными «поставщиками цифр» для Горбачева, под сильным влиянием
которых и находился генсек (30*). Возникает и другой вопрос-
какие политические или экономические цели преследовал Горбачев, Шеварднадзе,
Яковлев и др., оперировавшие в основном завышенными цифрами? Просто убедить
советскую элиту и общество в необходимости резких сокращений военных
ассигнований? Или же использовать проблему непосильных военных расходов для
резкого изменения всей внешней политики СССР в период 1987-1988 годов? Сам
Горбачев и раскрывает этот замысел: после сентенций о непосильных военных
расходах, он заявляет: «Было очевидно, дальше так продолжаться не может. Бег в
пропасть надо было остановить. Необходимость уделить самое серьезное внимание
внешнеполитическим проблемам приобрела срочный, неотложный характер» (31*).
Любопытно и продолжение разговора с Баклановым:
«Горбачев уже после того, как начал разрушительную политику компроментации
социалистической системы, стал манипулировать цифрами в ходе некоторых
полупубличных выступлений. Он приводил совершенно дикие цифры, якобы
подтверждающие то, сколько средств у нас идет на оборону – 30-40% . У меня с
ним тогда состоялся разговор. Я спросил: Михаил Сергеевич, откуда Вы берете эти
цифры? У нас есть Госплан, есть министерства. Давайте возьмем реальные цифры , а не те, которые Вы озвучиваете. Ведь они не заложены в
планы, в наши финансы. Горбачев уходил от разговора – вот у меня есть цифры и
все!» Причем, внешне Горбачев не возражал против цифр, называемых Баклановым
(32*). Важно только помнить, что этот разговор состоялся в 1988 году! Ситуация
была другой, и определенное преувеличение цифр военных расходов было необходимо
Горбачеву в его сложной и во многом бесплодной политической игре.
На какую команду и на какие
предложения мог опереться Горбачев в начале своего правления? Какой путь он мог
избрать в деле модернизации экономики?
Вокруг Горбачева в 1985 году оказалось много специалистов, привлеченных в
основном Болдиным, которые старались подробно объяснить Горбачеву реальную
экономическую ситуацию. О себе Болдин говорит, что: «...исписывал целые тетради
по экономическим проблемам в СССР. Я имел солидный и главное – объективный
объем информации о нашей экономике... Когда в 1981 году я пришел работать с
Горбачевым, то одной из моих первых задач стало донесение до него мысли о том,
что, несмотря на сохранение возможностей нашего развития на основе старой
схемы..., лучше было бы перевести все наши возможности в область повышения
эффективности экономики» (33*). Сам же Горбачев хотя и неплохо знал сельское
хозяйство, но был совершенно неподготовленным человеком к работе на
макроэкономическом уровне в масштабе всей советской экономики. Особую роль в
восприятии Горбачевым внутренних проблем СССР играл и его характер (34*).
По мнению автора, основными предложениями по экономическому развитию СССР и
выходу из создавшегося положения были следующие:
Программа Болдина, Маслюкова, Вольского и др. – создать новые точки роста для
прорыва в наиболее перспективных направлениях и создания эффективного
производства на основе жестко контролируемых и продуманных капиталовложений
(35*).
Программа Джермена Гвишиани – ужесточение финансовой и
денежной политики, отказ от директивных плановых заданий, строгое нормативное
регулирование заработной платы, постепенная либерализация цен по мере
стабилизации положения на отдельных рынках, осторожные меры по либерализации
внешнеэкономической деятельности, создание частнопредпринимательского и
кооперативного сектора экономики (своего рода вариант венгерской реформы 1968
года, только приспособленной к советской действительности) (36*).
Программа Лигачева – в ходе двенадцатого пятилетнего плана проводится линия на
реконструкцию машиностроительного комплекса, и далее происходит реконструкция
всего народного хозяйства с осуществ-лением уже на
следующем этапе крупных социальных программ. Основное условие – крупные
капиталовложения для резкого прироста в машиностроении и быстрое обновление
производственных мощностей (37*).
И уже летом 1985 года можно было подводить итоги размышлений политического
руководства. В Кремле состоялось всепартийное совещание по проблемам науки,
техники и производства. На нем с докладом выступил Горбачев. Общее впечатление
– происходит смешение нескольких концепций с главным упором на большие капиталовложения
в обновление производственных фондов. Мнение Е. К. Лигачева: «То была первая,
по-настоящему крупная акция нового партийного руководства по практическому
осуществлению перестроечного политического курса. Общее направление усилий
выбрали очень точно. Кроме того, удалось наметить и главное звено, главный
рычаг этой громадной работы: всемерное развитие машиностроительного комплекса
(38*). Лигачев считает, что это был реальный путь, который прошли многие
развитые страны Запада, перевоссоздавшие свою индустрию на новых
технологических системах (39*). Итак, вроде бы верная, по оценке Лигачева, была
избрана стратегия, но тут же совершается серьезная тактическая ошибка –
провозглашен политический лозунг ускорения, который предусматривал получение
немедленного результата, что невозможно в условиях обновления основных
производственных фондов. Интересно, а понимал ли тогда (не сейчас !) тот же Лигачев противоречивость этого положения.
Возникает ощущение, что вряд ли.
А вот оценки совсем другого характера. Разбирается программа Гвишиани и
нескольких десятков экономистов, уже одобренная академической элитой. Выступают
высокие руководители из ЦК и правительства. «Если принять предложенный
документ, возмущался один из представителей ЦК, придется признать, что мы скатимся
на путь развития товарно-денежных отношений, разве это допустимо ?» (40*) Вернувшись от Рыжкова, сам Гвишиани подтвердил,
что политическое руководство страны не готово к столь радикальным
преобразованиям (41*).
Кажется, что огромный маховик советской экономики начинает раскручиваться –
проходят пленумы, ХХVII съезд КПСС, все говорят об
ускорении, о научно-технической революции, о развитии машиностроения как о
материализации научно-технических достижений. Заявленная программа была четко
расписана в пятилетнем плане (42*).
Член политбюро, одна из ключевых политических фигур первых лет правления
Горбачева, помогавший генсеку консолидировать свою власть, Лигачев
высказывается в привычном для себя духе – жестко и определенно: «На эту
программу были предусмотрены соответствующие ассигнования – 200 млрд руб. на пять лет. Эта цифра в два с лишним раза больше
того, что было выделено за предыдущие десять лет на машиностроение. 200 млрд.
рублей – на новейшие технологии... Программа была, направления работы были
определены, деньги были выделены. И началось осуществление этой программы. Я
Вам скажу, что начало было неплохим. В период 1985–1987 годов темп прироста в
машиностроении – 6–7%! А в целом народное хозяйство росло на 3-4% в год.
Залихватского подхода не было. А почему же мы остановились на этом пути?» (43*)
Вопрос, который я и сам хотел задать уважаемому Егору Кузьмичу. Его ответ,
мнения других участников событий и версию автора мы обсудим в заключительной
части.
И одновременно со всем этим начинается знаменитая антиалкогольная кампания.
Интересен тот факт, что еще в феврале 1985 года председателя ГОСПЛАНа Байбакова
вызвали в Политбюро и обязали подготовить постановление ЦК КПСС «О мерах по
преодолению пьянства и алкоголизма» (44*). Смертельно больной генсек К. У.
Черненко уже не имел к этому никакого отношения. Основные авторы и двигатели
этой идеи – Горбачев, Лигачев, Соломенцев. В апреле 1985 года проходит
заседание Секретариата ЦК КПСС, на котором обсуждается решение о сокращении
производства спиртных напитков. В плане на 1985 год водка занимала 24%
товарооборота. Байбаков выступает против: « Товарищи,
не торопитесь – разбалансируем бюджет. Ведь все-таки речь идет о 25 млрд.
рублей.» Лигачев, один из авторов «Постановления» (в категоричной форме) :»Нет, давайте вначале резко сократим производство, а потом
введем сухой закон». Ответная реплика Байбакова: «Но как же можно делать то,
что не подготовлено объективными условиями?» (45*). Однако Байбакова не слышали
или не хотели слышать... « Так, казалось бы, с благого
начинали создаваться хаос и кризис, которые нанесли вред великой державе»
(46*). Байбакова вскоре снимают, как представителя старого поколения
руководителей. В правительстве и ЦК КПСС практически
никто открыто не спорит с антиалкогольной программой в 1985 году. Более того,
на совещании осенью 1985 года при анализе выполнения постановления по
преодолению пьянства секретариат ЦК резко критикует секретарей крайкомов и
обкомов за медлительность в снижении производства спиртных напитков. Вносится
предложение уменьшить выпуск водки наполовину уже не к 1990 году (как
планировалось в апреле), а к 1987 году – 70-летию Октябрьской революции. Это
начало полного краха винно-водочной отрасли. В 1985-1987 гг. резко возрастает
оборот теневого капитала, который начинает получать колоссальную прибыль в
размере десятков млд. рублей. Нелегальные перегонные заводы возникают по всей
стране, «левую» водку начинают производить на пищевых комбинатах, в колхозах,
прямо в частных квартирах. Местные власти фактически попустительствуют теневому
обороту водки – происходит первое серьезное сращивание появившегося преступного
капитала и местных политических элит. Так называемая водочная мафия начинает
опутывать весь СССР буквально за 1-2 года – идет подкуп милиции, судов, секретарей
райкомов, обкомов и т.д. и т.п. К началу 1987 года начинает возникать дефицит
сахара, который принимает к концу года просто катастрофический характер.
За три года антиалкогольной кампании советский бюджет получает пробоину в 80-90
млрд. рублей прямых потерь. Косвенные экономические потери исчисляются еще
десятками млрд. рублей. И никто их никогда не подсчитывал. Но не только
экономические трудности приносит эта кампания: огромные размеры приобретает
токсикомания, люди гибнут от употребления некачественного спирта. Советские
граждане, выстаивая подолгу в огромных очередях за водкой, вином, шампанским и
т.д., ругают на чем свет стоит своих руководителей, и
в первую очередь, генсека, поставивших их в столь унизительное положение. Столь
мощный экономический и общественный резонанс заставляет Горбачева и его
соратников свернуть с треском провалившуюся антиалкогольную кампанию. Горбачев,
Лигачев и Соломенцев при принятии этого катастрофического решения не учли ни
негативный опыт эпохи Николая Второго, запретившего
водку во время Первой мировой войны, ни опыт США эпохи 1920-х годов – начала
1930-х годов.
События продолжают развиваться стремительно, Горбачев начинает терять реальный
контроль над ситуацией в стране.
К концу 1987 года уже более 120 млрд. руб. потрачено на капиталовложения.
Десятки млрд. руб. ушли из бюджета на ликвидацию Чернобыльской катастрофы (до
сих пор никто не может назвать точный ущерб). Цены на нефть по-прежнему
остаются низкими. А ведь до 50% экспортной выручки СССР получал от продажи нефти
и газа. Новый и катастрофический удар по мировым ценам на нефть был нанесен в
декабре 1985 года в результате решения Саудовской Аравии не поддерживать
цены на нефть за счет сокращения собственного производства. И в течение восьми
месяцев 1986 года мировые цены на нефть упали на 69 процентов, что
действительно стало беспрецедентным потрясением нефтяного рынка (47*).
Сокращается доля товаров народного потребления в импорте, так как покупают
дорогие производственные технологии. Несущая конструкция относительной денежной
стабильности советской системы начинает быстро разваливаться уже в 1987 году –
не за горами тяжелый финансовый кризис. Председатель Совмина Н. И. Рыжков
жалуется госсекретарю США Шульцу в апреле 1987 года, что советская экономика не
работает. На это Шульц отвечает, что надо быстрее вводить рынок без поэтапных
мер (48*).
Во второй половине 1987 года разрабатывается и принимается специальная
сельскохозяйственная программа, которая начала осуществляться в 1988 году. На
нее выделяются ассигнования в размере 70 млрд. рублей на семь лет. Основное
внимание в ее осуществлении сконцентрировано на переоснащении отраслей
хранения, транспортировки, переработки и реализации сельхозпродукции (49*).
Декабрь 1987 года – один из ключевых моментов горбачевского правления.
Принимается решение политбюро о снижении госзаказа, на практике означавшее
введение свободных цен в условиях существования монополий. Говорит Лигачев:
«Прошло совещание, на котором руководители предприятий со страшной силой
«нажимали» в пользу введения этих цен. Что имелось в виду? Руководителям
предоставлялось право за счет сокращения госзаказа продавать продукцию своего
предприятия по той цене, по которой он договорится с потребителем...
Все думали, что в результате ее осуществления будет всеобщий подъем,
колоссальный взрыв экономики. Так думал и Горбачев. Вся промышленная элита
выступала за это. Но мы с Рыжковым и Маслюковым придерживались несколько иной
точки зрения: это нужно делать, но делать постепенно, последовательно. Данный
принцип перестройки – последовательность, постепенность, преемственность – был
существенно нарушен» (50*). Но ведь уже не в первый раз! Да и существовал ли
такой принцип в действии? На заседании политбюро разгорелся большой спор.
Яковлев и Медведев предложили снизить госзаказ на 50-75%. Лигачев и Рыжков
предложили поэтапное сокращение – 10 % в 1988 году, 10% в 1989 году и 5 % в
1990 году (51*). После ожесточенных дебатов окончательное решение было принято
в пользу немедленного снижения госзаказа на 30% (52*). Что же происходит после
этого? Стала возрастать денежная масса, которую вместо того, чтобы направить
хотя бы на обновление основных средств производства, пустили на зарплату
(видимо ,стараясь погасить социальную напряженность) –
население резко увеличивает товарные запасы, создавая покупательский ажиотаж,
дефицит товаров возрастает, денежная масса резко превышает товарную массу. Все
большая часть советского населения садится на карточки. «...Внесенные в
иерархическую экономику разрозненные, не систематические изменения ускорили
нарастание экономических диспропорций,» (53*) – как указывает Е. Т. Гайдар.
Кризис экономики еще быстрее углуб**ется. Устами Е. К. Лигачева глаголет
истина: «...если бы стали снижать размер госзаказа постепенно и медленно,
одновременно обрастая рыночной инфраструктурой, законами, правилами,
учреждениями, банками, то есть не забегали бы вперед, произошла бы такая
катастрофа? Ведь не было никакой рыночной инфраструктуры, никакой банковской
системы, никаких бирж» (54*). Во всей этой ситуации наглядно проявилась
настоящая двойственность экономической стратегии Горбачева (если ее вообще так
можно назвать) – с одной стороны Горбачев запускает механизм быстрого развала
старой бюрократической или командно-административной системы, а с другой – не
подкрепляет этот процесс созданием эффективных, реально работающих рыночных
механизмов.
Выступая с докладом на девятнадцатой партийной конференции в
июле 1988 года Горбачев выделяет основные достижения своей политики,
говорит о трудностях и перспективах. «Усилиями партии, трудящихся удалось
остановить сползание страны к кризису в экономической, социальной и духовной
сферах,» – заявляет, еще пытающийся сохранить
уверенность в своих действиях, Горбачев (55*). Но как продолжать реальную
политику реформирования СССР ? Ключевой вопрос, по
мнению Горбачева, – реформа политической системы (56*). Дальнейший текст
выступления просто поражает своей аллогичностью и непродуманностью – буквально через несколько абзацев доклада
генсек противоречит сам себе, справедливо называя решающей сферой – экономику
(57*). Горбачев подробно рассказывает, каких успехов достигла перестройка в
экономике, например, указывая на рост производительности труда. Лигачев вторит
генсеку, говоря о том, что в 1986-1988 годы были достигнуты наивысшие объемы
производства в СССР. Неужели расцвет советской экономики? Болдин: « Насчет
«расцвета» слишком громко сказано. Но подъем действительно был. В те времена
перестройка еще не началась. Скорее, ощущался эффект прихода нового
руководства... Я считаю, что на 95 % экономический рост второй половины 1980-х
годов был результатом действия психологического фактора, своего рода фактора
надежды... Эффект от прихода к власти Горбачева оказался слишком
кратковременным, не больше года. Этот эффект был сильно подорван антиалкогольным
законом» (58*). К такому комментарию трудно что-то добавить.
Далее в своем докладе Горбачев плавно переходит к проблемам, говоря о тяжести
деформаций периода застоя. Генсек говорит о том, что в течение многих лет
расходы государственного бюджета росли быстрее доходов, бюджетный дефицит давит
на рынок, подрывает устойчивость руб** и всего
денежного обращения, порождает инфляционные процессы. Настоящей откровенностью
являются следующие слова генсека: «...надо самокритично сказать : за три года мы могли бы сделать значительно больше, чем
сделали на главных направлениях перестройки, и прежде всего по повышению
эффективности нашей экономики, улучшению ее конечных результатов» (59*).
Так и надо было заниматься экономикой дальше, а не говорить в оставшейся части
доклада в основном о необходимости политической реформы! Нельзя не отметить , что в экономической части доклада Горбачев неоднократно
повторяет слова «короткие сроки», «быстрее», «решительнее» и т.д. Генсек явно
торопится. Свидетельство Болдина во многом проясняет ситуацию: «...думать о
приоритетных направлениях развития экономики... Горбачеву было недосуг. Он
чувствовал, что под ним разгорается пламя... в конце 1986-начале 1987 годов у
Горбачева появился страх того, что экономика стала буксовать, и он перестал
владеть ситуацией. Горбачев был в растерянности. Он находился в поиске, он
искал чудесного и быстрого решения назревших проблем» (60*). Проведение же в
1989 году политической реформы в условиях углубления экономических проблем
приводит Горбачева к полному краху.
Дальнейший ход событий уже практически необратим. Не спасает ни серьезная
конверсионная программа, когда ВПК начинает менять свои внутренние пропорции, и
половина его производства переориентируется на изготовление оборудования для
легкой, пищевой промышленности, товаров народного потребления, не спасет
положение и некоторое снижение военных расходов в 1990 до 13.9 % от бюджета и
до 7,5% от ВНП (61*). Резкая и непродуманная децентрализация экономики
усугуб**ется крушением политической системы. С развалом политического стрежня –
КПСС, выходом на улицы миллионов людей, ростом национальных конфликтов,
бесконечной митинговщиной и т.д. и т.п. нечего было и
думать о модернизации экономики – она стремительно шла к катастрофе. Спасти
страну могли только чрезвычайные меры, основанные на четкой и определенной
стратегии, на которые Горбачев также не был готов пойти в силу своих личных
качеств.
Летом 1989 года начинаются знаменитые забастовки шахтеров, основой недовольства
которых становится отсутствие необходимых потребительских товаров в магазинах.
В целом в 1989 году денежная масса растет еще значительно быстрее, чем темпы
роста потребительских товаров. Бюджет 1989 года носит абсолютно
самоубийственный характер (62*). Бюджетный дефицит продолжает свой
неконтролируемый рост, который покрывается за счет экспансии денежной массы.
Правительство Рыжкова пассивно наблюдает за наступлением настоящего финансового
коллапса, который провоцирует, в свою очередь, социальный взрыв.
Все хорошо помнят знаменитые слова Ельцина о предоставлении почти
неограниченных прав республикам РСФСР – тактический ход в борьбе с Центром, в
борьбе с Горбачевым. Однако процесс передачи прав и значительных полномочий
союзным республикам инициирован именно Горбачевым и его командой. Еще на Первом
съезде народных депутатов СССР (25 мая – 9 июня 1989 года )
в своем докладе Горбачев отмечает следующее: «В экономической области
необходима гармонизация отношений между Союзом и республиками на основе
органического сочетания их экономической самостоятельности и активного участия
в общесоюзном разделении труда. Под таким углом следовало бы перестроить
регулирование единого народохозяйственного комплекса страны, органически
включив перевод республик, регионов, краев и областей на самоуправление и
самофинансирование в общий процесс обновления советской экономики» (63*).
Оказывали ли давление на теряющего политическое влияние Горбачева
республиканские лидеры? Или он решил сыграть на опережение, как
всегда не попав в ритм событий? Четкого ответа нет ни в мемуарах, ни в
интервью. Далее Горбачев видит попытку еще одного спасения в предоставлении
больших прав руководителям предприятий – это становится еще одной роковой
ошибкой, управление экономикой еще более разрушается.
Рыжков летом 1989 года не решается поднять цены на хлеб. Впоследствии это
приходится сделать уже в более тяжелой ситуации.
К концу года потребительский рынок в полном хаосе. В уже упоминавшейся справке
госсекретаря Дж.Бейкера говорится о том, что внутри
СССР имеется неудовлетворенный спрос на 90 млд. рублей. Бейкер дает
унизительные советы советскому руководству :
прекратите помощь Афганистану, Анголе, Камбодже, Кубе, Эфиопии, Никарагуа,
Вьетнаму в размере 15,5 млд. рублей и направьте эти деньги на выпуск зубной
пасты, мыла, или постройте 1,4 млн. квартир в год или 388 тыс. автодорог (64*).
Декабрь 1989 года – СССР фактический банкрот и не может выполнять свои
обязательства по внешним займам – Внешэкономбанк начинает серьезно задерживать
платежи по внешним долгам (65*). В начале 1990 года СССР берет новые западные
кредиты, и сумма внешнего долга возрастает до 73–75 млд.долл.
В свою очередь, золотой запас СССР упал до фантастически низкого показателя –
289 тонн! За период 1989-1991 годов из страны вывезли более 1000 тонн золота
(только в 1990 – 478 тонн!).
Вообще, рассмотрение обращений за помощью к своим недавним врагам со стороны
СССР – отдельная и крайне интересная тема не только с точки зрения
экономических отношений, но и с точки зрения краха биполярной модели. О каком
противостоянии или равновеличии в оценке мощи может идти речь, если СССР идет
на поклон к странам НАТО и США. Уже 14 июля 1989 года Горбачев обратился в
первый раз к «большой семерке» с призывом об экономической помощи. Однако
второго «плана Маршалла» вчерашние противники СССР осуществлять не собирались.
Один из руководителей Верховного Совета СССР Е. М. Примаков с горечью
констатирует, что Запад не стремился поддержать СССР (66*). По его мнению,
«сказалась неготовность и нежелание Запада помочь подняться Советскому Союзу,
войти на равных в мировое сообщество. Это была грубая ошибка» (67*). С нашей
точки зрения, это возможно и так, но Запад действовал предельно рационально и
четко, руководствуясь именно геополитическими интересами, скурпулезно взвешивая
каждый шаг. Бездействие стран Запада (особенно США) было для них же самих
лучшей политикой. Они внимательно наблюдали за процессом нашего самоубийства,
не делая резких политических движений. Сам Горбачев возмущался по поводу того,
что у Запада нашлось около 100 млрд. долларов на войну в Персидском заливе, а
для СССР серьезных кредитов не нашлось (68*).
Последнюю попытку получить крупную экономическую помощь Запада Горбачев сделал
в Лондоне в июле 1991 года на встрече «большой семерки», однако, кроме общих
фраз о поддержке, советскому президенту не удалось получить никаких конкретных
подтверждений о выделении срочных кредитов для СССР. Денег Горбачеву уже никто
не хотел давать. Обреченный и совершенно опустошенный, он летел в Москву на
встречу своим соратникам, вероятно внутренне готовый к сценарию «закручивания
гаек» и наведения порядка. И вполне очевидно, что отказ Запада предоставить
массированную экономическую помощь СССР привел к
созданию ГКЧП в августе
Теперь же вернемся с разговору с Лигачевым на тему, почему руководители СССР
остановились в продолжении курса на дальнейшее
наращивание капвложений и обновление фондов в 1988 году. Бюджет уже не
выдерживал этой нагрузки. Реальных, обеспеченных денег (не пустой бумажной
массы) катастрофически стало не хватать. Печатный станок не мог покрыть
необеспеченные расходы. Возможно, Горбачев понял, что натворил (или ему
подсказали), и не зная, что дальше делать в экономике,
столкнувшись с резким падением своей популярности, в надежде «выпустить» пар
пошел на демократизацию, на расширение гласности, резкое изменение внешней
политики в надежде получить моральную и материальную поддержку Запада,
самоубийственную политическую реформу. Ошибки государственных деятелей
обходятся государству в миллиарды и миллиарды рублей, приводя страну в конечном
итоге к банкротству. Говорят, что Горбачеву нравилось, когда в конце 1980-х его
называли Рузвельтом конца двадцатого века. Результаты политики Рузвельта и
Горбачева сравнивать бессмысленно – они просто несравнимы. Модернизация США на
основе «нового курса», проведенная Рузвельтом в тяжелейших условиях 1930-х
годов, продвинула его страну далеко вперед, а горбачевская перестройка
похоронила СССР. Горбачев и члены его разных команд не понимали, что
экономический и политический курс модернизации страны состоит из двух основных
составляющих – стабилизации и реформирования, которые связаны между собой
теснейшим образом. А ответственность за крах несет не только Горбачев, но и все
его окружение – десятки и десятки высших руководителей, запутавшихся и
безвольных, не способных на решительные и мужественные поступки, потерявшие
ориентиры в экономической политике, проигравшие политическую борьбу.
Субъективный фактор стал катализатором роковых факторов объективного характера.
События 1990-1991 года автор умышленно опускает за рамки доклада, так как, по
его мнению, они лишь ускорили неизбежную катастрофу, которую Горбачев и его
окружение «подготовили» всего за несколько лет перестройки. Триумфальное
возвращение Ельцина в большую политику, провозглашение РСФСР Декларации о
суверенитете в июне 1990 года, бюджетная война Центра и России, денежная
реформа последнего советского премьера Павлова, новые и новые витки инфляции,
пустые полки магазинов, очереди, безысходность, крах – все это результат
страшных просчетов Горбачева и его соратников в период 1985-1988 годов. С 1989
года начинается процесс «вытеснения» Горбачева и всего его окружения (и
«новомышленцев» и консерваторов) с политического Олимпа. Один из высших
советских руководителей в частной и откровенной беседе с автором признается:
«плохо мы считали бюджетные деньги, иногда казалось ,
что ресурсы безграничны... Сталин, Косыгин разбирались в товарно-денежных отношениях,
а Андропов, Горбачев и мы – нет... А советники – говорили то, что нам хотелось
услышать... Какой шанс упустили!» С 1989 года перестает де-факто существовать и
биполярный мир – одна из опор которого – СССР не может
больше нести на своих плечах бремя сверхдержавы. Азартная игра под названием
«перестройка» заканчивается. Неэффективная команда с неэффективной системой
управления просто надоела народу, который обращает свои взоры на Ельцина – как
«избавителя «от всех несчастий, не подозревая о том, что на смену
некомпетентности приходит настоящий криминальный режим. Россия попадает «из
огня – да в полымя».
Но это уже другая, не менее грустная, страница нашей новейшей истории.
--------------------------------------------------------------------------------
1* Киссинджер Г. Дипломатия. Пер. с англ. М., 1997. С. 696.
2* Там же.
3* Wohlforth W., Brooks S. Power, Globalization, and the End of The Cold War.
4* Леонов Н. С. Лихолетье. М., 1997. С. 289.
5* Личный архив автора.
6* Интервью Крючкова В. А. автору 13.10.1998.
7* Громыко А. А. Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля. М.,1997. С. 99.
8* Интервью Владимирова Б. Г. автору 18.03.1999.
9* Гайдар Е. Т. Дни поражений и побед. М.,1997. С. 35.
10* Там же.
11* Интервью Болдина В. И. автору 24.02.1999.
12* Интервью Шемятенкова В. Г. автору 18.11.1998.
13* Harrison M. Soviet Economic Growth since 1928. 1993, Ellman M.,
Kontorovich. The Destruction of the Soviet Economic System: An Insider's
Account. N.Y., 1998. Р. 76-85.
14* Ellman, Kontorovich. Op. cit.
15* Интервью Болдина В. И. автору 24.02.1999.
16* Байбаков Н. К. От Сталина до Ельцина. М.,1998. С. 20.
17* Интервью Шемятенкова В. Г. автору 18.11.1998.
18* Гайдар Е. Т. Указ. соч.
С. 42.
19* Интервью Болдина В. И. автору 24.02.1999.
20* Гайдар Е. Т. Указ. соч. С. 34.
21* См. напр.: Глазьев С. Ю. Геноцид. Россия и новый мировой экономический
порядок.М.,1997.
22* Горбачев М. С. Размышления о прошлом и будущем. М.,1998. С. 178.
23* Там же.
24* Записи заседаний политбюро ЦК КПСС, сделанные помощником Горбачева М. С.
Черняевым А. С. Документ из Архива национальной безопасности. Вашингтон.
25* Материалы конференции по устной истории «Крах биполярного мира: советский
фактор (1988-1991)». М.,1999. Личный архив автора.
26* Там же. С. 14.
27* Материалы конференции по устной истории... С. 15.
28* Интервью Бакланова О. Д. автору 20.02.1999.
29* Советская военная мощь. От Сталина до Горбачева. М.,1999. С. 105-106.
30* Совместное интервью Бакланова О. Д. и Болдина В. И. автору в феврале 1999.
31* Горбачев М. С. Указ. соч.
С.178.
32* Интервью Бакланова О. Д. автору 20.02.1999.
33* Интервью Болдина В. И. автору 24.02.1999.
34* Там же.
35* Там же.
36* Гайдар Е. Т. Указ. соч. С.38-39.
37* Лигачев Е. К. Предостережение. М., 1998.
38* Там же. С. 82.
39* Там же. С. 83.
40* Гайдар Е. Т. Указ. соч.
С. 39-40.
41* Там же. С.40.
42* Интервью Лигачева Е. К. автору 17.12.1998.
43* Там же.
44* Байбаков Н. К. Указ соч. С. 247.
45* Байбаков Н. К. Указ соч. С. 247.
46* Там же.
47* Хлебников П. Крестный отец Кремля Борис Березовский или история раз-грабления России. М., 2001. С. 50.
48* Shultz G. Turnoil and Triumph : My Years as
Secretary of State. N.Y., 1993.
49* Интервью Лигачева Е. К. автору 17.12.1998.
50* Интервью Лигачева Е. К. автору 17.12.1998.
51* Там же.
52* Там же.
53* Гайдар Е. Т. Указ. соч.
с.57.
54* Интервью Лигачева Е. К. автору.
55* Материалы XIX партконференции. М.,1988. С. 3.
56* Там же. С. 5.
57* Там же.
58* Интервью Болдина В. И. автору.
59* Материалы XIX партконференции. М.,1988. С. 7.
60* Интервью Болдина В. И. автору.
61* Советская военная мощь... С. 105.
62* Гайдар Е. Т. Указ. соч.
С. 58.
63*Горбачев М. С. Указ. соч. С. 104.
64* Леонов Н. С. Указ. соч. С.289.
65* Федоров Б. Г. Десять безумных лет. М. 1999. С. 37.
66* Примаков Е. М. Годы в большой политике. М. 1999. С. 96.
67* Там же.
68* Материалы конференции по устной истории холодной войны в Масгроуве (США) в
