ЗИМНЯЯ ВОЙНА 1939-1940

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

Москва, "Наука", 1999

 

OCR: Aleksandr Kommari

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

Введение (А.О. Чубарьян, О. Вехвиляйнен)

 

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И ФИНСКО-СОВЕТСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

Угроза войны в Европе (А.О. Чубарьян, О. Вехвиляйнен) – 9

Внешнеполитический курс СССР (А.О. Чубарьян) – 23

Внешняя политика Финляндии (Г. Вихавайнен) – 37

Эволюция отношений СССР с Финляндией в предвоенный период (В.Н. Барышников) – 70

ПРЕДВОЕННАЯ ДИЛЕММА

Летние переговоры 1939 года и судьба Финляндии (О.А. Ржешевский) – 93

Переговоры осенью 1939 года (О. Маннинен, НИ. Барышников) – 113

В канун зимней войны (Н.И. Барышников, О. Маннинен) – 131

ВОЙНА И ПОЛИТИКА

Первый период боев (О. Маннинен) – 142

Правительство в Терийоки (Н.И. Барышников, В.Н. Барышников) – 176

Иностранная помощь Финляндии (Т. Вихавайнен) – 192

Экономика и общество Финляндии военного времени (Г. Вихавайнен) – 201

Экономика и социально-политическая обстановка в СССР (В.Н. Ба­рышников) – 215

ТРУДНАЯ ДОРОГА К МИРУ

Первые шаги к компромиссу (О. Вехвиляйнен) – 228

Угроза разрастания войны (В.Н. Барышников) – 260

Две стратегии мира (О. Вехвиляйнен, В.Н. Барышников) – 283

Мощное советское наступление (О. Маннинен) – 303

От войны к миру (О. Вехвиляйнен, В.Н. Барышников) – 329

Мир или перемирие? (О. Вехвиляйнен) – 362

Заключение (О.А. Ржешевский, О. Вехвиляйнен) – 374

Сведения об авторах – 377

Указатель имен – 379

 

ВВЕДЕНИЕ

 

© А.О.Чубарьян, О. Вехвиляйнен

 

Зимняя война между Советским Союзом и Финляндией началась 30 ноября 1939 г. В этот день советские войска пересекли границу Финляндии и вступили в бои с финской армией, развернутой к тому времени на оборонительных рубежах. Нарком иностранных дел В.М. Молотов выступил с заявлением, в котором говорилось, что дей­ствия Красной Армии явились ответом на враждебную политику Фин­ляндии, вынужденной мерой, направленной на обеспечение безопас­ности Ленинграда.

 

Практически одновременно в Москве было сформировано "народ­ное правительство" Финляндии во главе с О.В. Куусиненом – одним из видных участников гражданской войны в Финляндии 1918 г., который затем работал на ответственных должностях в Финской коммунисти­ческой партии и в Коминтерне. 1 декабря это правительство, местом пребывания которого стал финский пограничный поселок Терийоки, провозгласило своей целью свержение "тирании палачей и провокато­ров войны" и призвало финский народ приветствовать Красную Армию как свою освободительницу. Днем позже советское правительство под­писало с правительством Куусинена договор о дружбе и взаимопомощи. Согласно конфиденциальному протоколу к договору предусматривалась передача СССР в аренду п-ова Ханко и размещение там до 15 тыс. советских войск. Этот договор также означал, что советское прави­тельство отказывалось от каких-либо контактов с законным правитель­ством в Хельсинки во главе с Р. Рюти, которое пользовалось доверием финского парламента.

 

С самого начала зимней войны перевес в силах был на стороне СССР. В наступательной группировке советских войск насчитывалось от 450 до 500 тыс. человек, в финской армии – 295 тыс. Превосходство советских войск в авиации, танках и артиллерии было подавляющим. У финнов недоставало боевой техники, особенно средств противовоз­душной и противотанковой обороны. Командование Красной Армии рассчитывало одержать победу в течение двух-трех недель. Однако группировка советских войск была слабо подготовлена к войне зимой в трудной для ведения наступательных действий местности против упор­ных в обороне финнов, защищавших территорию своей страны. Борьба на фронте приняла затяжной характер.

 

В то время в Европе разгорался пожар войны между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией – с другой. Западные союзники вынашивали замыслы использовать события в Финляндии для ослабле­ния стратегических позиций как Германии, так и СССР, который после заключения советско-германских договоров 1939 г. они объявили союз­ником Германии. В Лондоне и Париже приняли решение подготовить к высадке десант на Скандинавском полуострове с тем, чтобы не допус­тить захвата Германией месторождений шведской железной руды, втянуть Швецию и Норвегию в войну против Германии и использовать их территорию для переброски своих войск в Финляндию. Это привело к возникновению угрозы расширения масштабов советско-финляндской войны, превращения Скандинавского полуострова в театр военных действий.

 

Англия и Франция, однако, не смогли осуществить свой замысел. Швеция и Норвегия, стремясь сохранить нейтралитет, категорически отказались предоставить свою территорию для переброски англо-фран­цузских войск. Финляндия, в свою очередь, учитывая позицию сканди­навских стран, отказалась обратиться к западным союзникам с офици­альной просьбой об участии их войск в войне против СССР.

 

Советский Союз увеличивал численность войск, действовавших про­тив Финляндии, и к весне 1940 г. они насчитывали около 1 млн. человек. Финляндия из-за недостаточных материальных и людских резервов, а также ограниченной помощи, поступавшей из Швеции и от западных держав, не имела возможности восполнять растущие потери. Обстанов­ка диктовала ей необходимость заключения мира. Москва, в свою оче­редь, проявила готовность вступить в переговоры с правительством в Хельсинки при условии, если оно удовлетворит территориальные и другие требования СССР. В ночь на 13 марта 1940 г. в Москве был подписан мирный договор, по которому Финляндия уступила Советско­му Союзу около десятой части своей территории и обязалась не участвовать во враждебных СССР коалициях. Правительство Куусинена без какой-либо огласки прекратило свое существование.

 

Для Советского Союза зимняя война была "локальной войной", вынужденным конфликтом, который разразился в преддверии Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Финны рассматривали зимнюю войну как агрессию со стороны великой державы и считали, что ведут справедливую борьбу в защиту своего суверенитета.

 

Вполне естественно, что отношение советских и финских историков к этой войне во многом различалось. Особенно их взгляды расходились в вопросах об ее истоках и причинах. Финские исследователи предысто­рию зимней войны начинали с советско-германского договора о ненапа­дении от 23 августа 1939 г. и секретного дополнительного протокола, согласно которому Германия признала Финляндию сферой советских интересов, а также с советско-финляндских переговоров в октябре 1939 г., завершившихся отказом финской стороны отодвинуть от Ле­нинграда границу на север и предоставить СССР в аренду п-ов Ханко под военную базу для прикрытия входа в Финский залив. Финское пра­вительство считало, что принятие этих предложений ослабит стратегические позиции государства, приведет к утрате Финляндией традицион­ного нейтралитета, ее подчинению Советскому Союзу. Оно не ожи­дало, что в сложившейся обстановке СССР начнет войну. Вместе с тем финские историки не исключают, что И.В. Сталин стремился избежать конфликта, но в то же время не хотел отказываться от требований, выполнение которых Финляндией, по его мнению, было необходимо для обеспечения безопасности Ленинграда.

 

В Финляндии длительное время ведутся дискуссии о том, можно ли было в 1939 г. избежать войны с СССР. Президент страны Ю. Паасикиви и его преемник У. Кекконен полагали, что войну можно было предотвратить, если бы финское правительство заняло более уступчи­вую позицию. Президент М. Койвисто, который является представи­телем поколения фронтовиков, не разделяет эту точку зрения и счита­ет, что развязывание войны – это выбор Советского Союза. Историки же напоминают, что решение альтернативного вопроса о том, изменили бы уступки со стороны Финляндии ее судьбу, не является задачей исто­рической науки.

 

В Советском Союзе освещение событий, которые привели к зимней войне, было иным. В докладе на сессии Верховного Совета СССР 29 марта 1940 г. Молотов возложил ответственность за ее возникнове­ние на Финляндию. Он говорил о том, что советское правительство, учитывая угрозу расширения мировой войны, считало необходимым обеспечить безопасность Ленинграда. Основной тезис его доклада сво­дился к тому, что достигнуть соглашения по этому вопросу не удалось из-за враждебности к СССР финского правительства, поощряемого Англией и Францией, и поэтому у советского правительства не оста­валось иного выбора как применить силу.

 

В советской исторической литературе, как правило, повторялась точка зрения Молотова на происхождение зимней войны с той поправ­кой, что главной угрозой для Советского Союза являлось финско-германское сотрудничество в 1938-1939 гг. Умалчивалось о секретном дополнительном протоколе к советско-германскому договору о ненапа­дении и его влиянии на отношение СССР к Финляндии, редко упомина­лось о правительстве Куусинена. Такой подход к интерпретации собы­тий, как подчеркивает американский историк Д.Л. Вильяме, оставался неизменным полстолетия.

 

С конца 80-х годов история СССР стала предметом критического анализа. Началось переосмысление и истории зимней войны. В совет­ских научных работах приводились новые факты и выводы, основанные на документах из ставших более доступными архивов. Естественно, что это вызвало интерес у финских историков. Влияние новых веяний заметно проявилось на семинаре по зимней войне, организованном в ноябре 1989 г. Финляндским историческим обществом, Музеем В.И. Ленина и Институтом истории Университета в г. Тампере. На семинаре, в работе которого принимали участие видные российские и финские исследователи, от Института всеобщей истории АН СССР поступило предложение разработать совместный труд по истории зимней войны. Так возник проект Академии наук СССР и Финляндского исторического общества. С финской стороны в его финансировании при­нимали участие Министерство образования и Комитет по научно-техническому сотрудничеству.

 

Была поставлена цель подготовить труд с единым содержанием и, если возможно, одновременно в России и Финляндии. Первоначальный срок его публикации изменился в ожидании открытия новых архивов. Это произошло также и под влиянием необходимости для коллектива авторов глубже изучить историю зимней войны, относящиеся к ней источники, что и было сделано во время небольших семинаров, органи­зованных в России и Финляндии. Эти встречи были интересными и поучительными. Диалог между историками двух стран стал более про­дуктивным, принес позитивные научные результаты. Мнения сторон нередко сближались. В результате многие главы в книге были написа­ны совместно финскими и российскими учеными. По некоторым, в том числе болезненным, вопросам остается различная интерпретация. Их открытое обсуждение способствует не только утверждению историче­ской правды, но и взаимопониманию между нашими народами. Коллек­тив авторов надеется, что публикация этой работы вызовет интерес к совместному исследованию других вопросов истории отношений между Советским Союзом и Финляндией.

 

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И ФИНСКО-СОВЕТСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

 

УГРОЗА ВОЙНЫ В ЕВРОПЕ

 

Первая мировая война подорвала лидирующую роль Западной и Центральной Европы в мировой политике и экономике, которая принадлежала ей более 500 лет. В 1914 г. Россия, Франция и Англия вступили в войну, чтобы поставить заслон стремлению Германии уста­новить свое господство на европейском континенте. После того, как ве­ликие европейские державы растратили свои силы в четырехлетней борьбе между собой, вступление в войну Соединенных Штатов было достаточным, чтобы преимущество оказалось на стороне стран Антан­ты. Их победа не разрешила, однако, вопроса о господстве в Европе в чью-либо пользу. Несмотря на поражение, потерю территорий и другие тяжелые условия мира, Германия в основном сохранила свой геополити­ческий и экономический потенциал. Она не собиралась подчиняться роли, которую победители хотели определить ей по Версальскому договору.

 

Ведущие страны разделились на удовлетворенных и неудовлетво­ренных. Существовал ненадежный баланс между ними. Удовлетворен­ными стали Англия, Франция и Соединенные Штаты. Международная система, созданная после войны, была построена на их условиях, и они ничего не выигрывали от каких-либо изменений внутри ее. Поэтому требовали от всех остальных стран, чтобы данные условия принима­лись как должное, поскольку победители всегда правы.

 

Вскоре после окончания войны Соединенные Штаты, тем не менее, вернулись к своей прежней политике нейтралитета. Гарантами после­военного статус-кво остались Англия и Франция. В конце концов оказа­лось, что их сил для этого недостаточно. Обе страны еще до первой мировой войны утратили свои позиции в экономическом противобор­стве. Потомкам было легче, чем современникам, увидеть, что уже тогда они опустились до статуса великих держав второго сорта ¹.

 

Неудовлетворенными странами оставались Германия, проигравшая войну, а также Япония и Италия, которые сражались на стороне побе­дителей, но считали себя обделенными. В Германии все политические партии рассматривали Версальский договор как несправедливый диктат и требовали его пересмотра. Национальная гордость Италии была Ущемлена тем, что некоторые ее цели не были реализованы в мир­ном договоре. Япония, в свою очередь, оказалась в изоляции после войны. На Вашингтонской конференции 1921-1922 гг. она была вынуждена подчиниться нажиму со стороны Соединенных Штатов и отказаться от большей части того влияния, которое она приобрела в Китае.

 

Революционная Россия не входила в эти две группы великих дер­жав. Рождение и стабилизация советской системы знаменовали собой возникновение постоянных противоречий между Советской Россией и капиталистическими странами. И в одном и в другом лагере противо­положную сторону рассматривали как враждебную силу и угрозу, против которой необходимо держать оборону. Имущие классы капита­листических стран были недовольны и напуганы симпатиями, поддерж­кой, которые оказывала Советская Россия революционному движению в их собственных странах, а также освободительному движению в колониях. Со своей стороны, Советы хорошо помнили причину, по ко­торой западные державы участвовали в гражданской войне, и они были уверены, что капиталистические страны воспользуются первой же возможностью, чтобы уничтожить их. Следуя указаниям В.И. Ленина, советское правительство старалось использовать конфликты между капиталистическими странами, чтобы предотвратить их объединение в единый фронт. В 20-х годах это означало осуждение Версальского договора и установление дружественных отношений с Веймарской Гер­манией ². В 1922 г. Советская Россия и Германия подписали Рапалль-ский договор. Их сотрудничество в различных сферах, включая и воен­ную, продолжалось около десяти лет.

 

Народы, ранее находившиеся в сфере влияния России, Германии и Австро-Венгрии, образовали свои новые государства. Для заново рож­денной Польши, так же как и для чехов, финнов, эстонцев, латышей и литовцев это означало осуществление их национальных целей. Поль­ша, Чехословакия, Югославия и Румыния получили возможность также продвинуть свои границы и присоединить к себе значительные тер­ритории, населенные национальными меньшинствами. Границы между новыми государствами были во многих случаях спорными, что привело к напряженным отношениям в этом вопросе между ними.

 

Лига наций, образованная на Парижской мирной конференции 1919 г., была попыткой создать механизм предупреждения международ­ных конфликтов. Устав Лиги обязывал добиваться того, чтобы все конфликты разрешались при ее участии мирным путем. В качестве крайней меры против нарушителей устава Лига наций могла применять санкции. Среди измученных войной народов, особенно в небольших странах, образование этой организации было воспринято с энтузиазмом и большой надеждой. Однако с самого момента ее образования сущест­вовали большие сомнения относительно ее эффективности. Соединен­ные Штаты не вошли в Лигу, значительно ослабив тем самым ее престиж и возможность применения реальных мер по отношению к нарушителям устава. Она превратилась в организацию, которой управ­ляли Англия и Франция, а ее функция заключалась в сохранении суще­ствующего статус-кво.

 

В середине 30-х годов неудовлетворенные великие державы были слишком слабы и изолированы, чтобы нарушить послевоенный статус-кво. Он был охраняем в основном Францией. Однако прирост ее на­селения прекратился, и страна стала проигрывать экономическое про­тивоборство с другими странами. Возрождение Германии становилось все более тревожным фактом для Франции, в то время как она не могла уже рассчитывать на союзников в лице России и США, а англий­ская поддержка была также под вопросом, поскольку Великобританию занимали проблемы собственной империи. Франция старалась удержать плоды своей победы, вступив в союз с Бельгией, Польшей и Чехосло­вакией, которым также угрожало усиление Германии.

 

Усиление фашизма

 

В середине 20-х годов казалось, что международная обстановка стабилизировалась. Причиной тому стал прежде всего экономический подъем и очевидное ослабление конфликта между Францией и Герма­нией. Лига наций была на вершине своего престижа. Конференция о всеобщем разоружении готовилась под ее руководством. Все важней­шие страны, за исключением Соединенных Штатов, установили дипло­матические отношения с советским правительством (США сделали это после того, как Ф. Рузвельт в 1933 г. стал президентом). Италия, каза­лось, примирилась со своей послевоенной ролью, а Япония действовала осторожно, отдавая предпочтение развитию торговли с зарубежными странами взамен империалистическим авантюрам.

 

Крах Нью-Йоркской фондовой биржи в октябре 1929 г. неожиданно положил конец общему оптимизму. Влияние этого краха распространя­лось подобно цепной реакции на другие индустриальные страны, и прежде всего на Европу. Депрессия разрушила все, на чем были осно­ваны в предыдущие годы устойчивое развитие экономики, благосостоя­ние и международное сотрудничество. Тревога и отчаяние сменили оптимизм в настроениях людей.

 

Великая депрессия потрясла основу международной системы. Воз­можности неудовлетворенных стран реализовать свои цели значительно увеличились. Демократии Запада столкнулись с крупными внутренними проблемами, на борьбу с которыми ушли годы. Но это, в свою очередь, усилило существовавшее понимание необходимости проведения жест­кой политики укрепления своей безопасности. Соединенные Штаты возвратились к изоляционизму, а Франция искала укрытия за линией Мажино. Депрессия в Японии привела к трудностям, которые спо­собствовали усилению влияния крайних националистических и мили­таристских кругов. Они устранили из правительства осторожных кон­серваторов, что вновь привело Японию на путь империалистической политики, о чем свидетельствует оккупация ею Маньчжурии в 1931 г. В Европе депрессия означала усиление фашистских движений, герман­ских реваншистских настроений, что в конечном итоге привело к власти Гитлера ³.

 

Питательной средой фашизма был кризис в экономике и обществе. Во времена процветания и стабильного развития общества он не имел шансов привлечь массы сторонников. Фашистские движения в отдель­ных странах в некоторой степени различались по своим целям и харак­теру. Однако база для фашизма была везде, где чувствовалась неуве­ренность в обществе, особенно внутри среднего класса. Это было дви­жение отчаявшихся масс. Фашизм снабжал их простыми объяснения­ми создавшегося положения и указывал на виновников – "козлов отпущения".

 

Сторонники фашизма представляли себя силой, противостоящей коммунизму. Всегда и везде их ненависть направлялась против комму­нистов и социал-демократов. Но они также презирали капиталистов, либералов и ревизионистов, подчеркивая свое классовое отличие.

 

Фашистские идеи получили наибольшую поддержку среди неудов­летворенных наций, которые испытали на себе после окончания первой мировой войны национальное унижение. Фашизм укреплял их само­уверенность и указывал путь к реваншу. Согласно фашистской идео­логии, насилие являлось естественной частью человеческой жизни. Оно служило также и средством международной политики без каких-либо ограничений. В своем большинстве фашистские движения руководство­вались программами империалистической экспансии. В тех странах, где фашистам удавалось придти к власти, устанавливались тоталитарные и милитаристские режимы, внешняя политика которых служила дости­жению империалистических целей путем захватнических войн ⁴.

 

Основа мышления А. Гитлера лежала в плоскости вульгарного со­циал-дарвинизма начала века. Насилие и борьба диктовали всю поли­тику, и в первую очередь в отношениях между народами, государства­ми и расами ⁵. Гитлер рассматривал мировую историю как результат расовой борьбы, которая в конце концов являлась для него объясне­нием феномена международной политики. Немцы были на одном полю­се, славяне – на другом. "По мнению Гитлера, – пишет А. Буллок, -немцы были высшими существами, высшими, по сравнению с народами Восточной Европы, а пропасть, которая отделяла их от славян и еще больше от евреев, базировалась не на культурных или историчес­ких особенностях, а на врожденных биологических различиях. Они были существами другого рода, вовсе не членами человеческой расы, а низшими существами, что касалось славян, и паразитами, кото­рые грабили и разрушали человеческие существа, в отношении евреев" ⁶.

 

Другим принципом внешней политики Гитлера была доктрина жиз­ненного пространства: для того, чтобы быть великой державой, Герма­ния нуждалась в жизненном пространстве, сельскохозяйственных терри­ториях для увеличения народонаселения и создания своего рода защиты от торговой блокады, которая привела к поражению Германии в первой мировой войне. Новое жизненное пространство, которое можно было найти в Европе, располагалось, по Гитлеру, в России. Евреи и больше­вики были тождественными понятиями для Гитлера. Таким образом, расовая идеология и доктрина жизненного пространства слились воеди­но по отношению к Советскому Союзу. Не считая некоторых поворо­тов в событиях, которые были продиктованы тактическими соображе­ниями, главное во внешней политике Гитлера с тех пор, как он стал рейхсканцлером, было направлено на подготовку войны против Совет­ского Союза ⁷.

 

Нацистские планы никогда не формулировались в одном специаль­ном документе, но заключенные в отрывках, разбросанных в различ­ных речах, разговорах и декларациях, они были неограничены и в сущности заключались в порабощении или подчинении всего мира гер­манскому диктату. Гитлер считал Францию первым объектом экспан­сии. Так называемое "ядро" империи (Германия, Австрия, Чехослова­кия и часть Польши) должно было управлять балтийским регионом, остатком Польши, Финляндией, Венгрией, Сербией, Хорватией, Румы­нией, югом России и кавказскими государствами. Далее следовала очередь за другими континентами. "Мы создадим новую Германию в Бразилии, – провозгласил Гитлер. – Аргентина и Боливия могут быть легко объединены". Голландская Индия (Индонезия) и Новая Гвинея должны быть отобраны у Британии. Сама Британия – "конченная стра­на", ее колонии, так же как и французские (вся Африка) будут пе­реданы в руки Германии. Мексика станет германской. США "агони­зируют", они "никогда не вступят в Европейскую войну". "Только национал-социалистская идеология может освободить американский на­род от клики эксплуататоров", – заявлял он.

 

Враждебность к социализму, существовавшая на Западе, и к либе­ральной демократии – в Кремле была основной причиной, которая, про­являясь в различных формах, воспрепятствовала достижению каких-либо соглашений между СССР и западными демократиями, либо сделала эти соглашения бесплодными.

 

Достижение гегемонии в Европе и завоевание жизненного про­странства на Востоке было целью, реализовать которую было невоз­можно без войны. Все основные акции национал-социалистской дикта­торской системы могут быть рассмотрены как подготовка к мировой войне, касались ли они внешней, внутренней, экономической или социа­льной политики, либо были направлены непосредственно на военные приготовления. Диктатура оправдывалась необходимостью уничтоже­ния "раковой опухоли" – демократии; задача внешней политики заключалась в том, чтобы скрыть военные приготовления от внимания других стран ⁸.

 

В своей внешней политике Гитлер очень гибко использовал предо­ставившиеся возможности, умело прикрывая свои истинные намерения искусной пропагандой. После прихода к власти он не распространялся на публике о своих завоевательных планах; вместо этого объяснял, что по отношению к Германии была допущена несправедливость, которую следует исправить. Он указывал на роль Германии как защитницы Европы от "азиатского большевизма" и призывал следовать принципам национализма.

 

Крушение системы коллективной безопасности

 

Вскоре после того, как национал-социалисты пришли к власти, дипломатическая инициатива в Европе перешла к Германии. Она поки­нула конференцию по разоружению, вышла из Лиги наций и подписала пакт о ненападении с Польшей, который обезопасил ее с востока, пока оборона еще была слабой. Однако вскоре для всех стали очевидны тревожные симптомы: преследования евреев и политических оппонен­тов в Германии, угроза независимости Австрии и, что самое важное -быстрое восстановление германской мощи. Вопрос о причинах возник­новения второй мировой войны есть прежде всего вопрос о том, почему остальные державы не предприняли необходимых действий, чтобы не допустить господства Германии в Европе еще тогда, когда можно было избежать большой войны. В поисках ответа на этот вопрос нам следует учесть тот факт, что европейские державы имели неодинако­вые и частично противоречивые интересы и цели, чем Гитлер и смог воспользоваться. Демократические правительства западных держав – Франции и Англии были не склонны начинать военные акции, которые могли бы потрясти их экономику, которые не одобрили бы избира­тели и которые в конце концов не могли разрешить успешно все проблемы. В дальнейшем в Париже и Лондоне мнения о том, как относиться к возрождению Германии, были совершенно различными. В то время как Франция все еще предпочитала вступить в альянс против Германии, Англия стремилась к прямым переговорам с ней, чтобы избежать раздела Европы на две силовые группировки, противо­стоящие друг другу.

 

Оказалось, что в Москве опасность национал-социализма поняли скорее и яснее, чем где бы то ни было. После прихода Гитлера к власти отношения между Германией и Советским Союзом быстро ухудшались. Советское правительство вступило в Лигу наций и выразило свою готовность принять участие в поддержании системы коллективной безопасности. Однако Лондон особенно неохотно шел на сближение с Советским Союзом, и Британия подозревала существова­ние скрытых намерений у советского режима. Когда Франция была вынуждена сделать выбор между Англией и Советским Союзом, она выбрала первую, в результате чего пакт о взаимопомощи, подписанный в мае 1935 г. ею с СССР фактически остался пустой бумажкой.

 

Италия была обеспокоена угрозой, нависшей над Австрией, и в основном поэтому до весны 1935 г. оставалась среди тех государств, которые выступали против усиления мощи Германии. Обострение на­пряженности между Францией и Германией способствовало, однако, укреплению позиций Италии, и Б. Муссолини решил воспользоваться ситуацией, чтобы развязать войну в Абиссинии (Эфиопии). Но за­падные державы не смирились с оккупацией Абиссинии только ради того, чтобы удержать Италию в рядах антигерманского фронта. Лига наций объявила Италию агрессором и под влиянием Англии начала применять против нее санкции. Но западные державы не хотели вступать в войну против Италии либо разорвать с ней отношения раз и г навсегда. Санкции оказались неэффективными и не смогли остановить Италию. Окончательным результатом войны в Абиссинии стала полная победа Муссолини и тяжелое поражение Лиги наций и Англии, что серьезно нарушило отношения между Италией и западными державами и послужило причиной сближения Италии и Германии.

 

Все это усилило позиции Германии до такой степени, что в марте 1936 г. Гитлер послал войска в Рейнскую область, которая имела статус демилитаризованной зоны, что было зафиксировано Версальским и Локарнским договорами в 1925 г. Франция, выразив свой протест, тем не менее примирилась с этим. Оккупация Рейнской области означала капитуляцию Франции и в стратегическом и психологическом отноше­нии. Остается фактом, что в сложившейся ситуации Франция потеряла последний шанс оказать нажим на Германию военными средствами. Это также свидетельствовало о том, что у Франции недоставало силы воли, необходимой для сохранения той благоприятной обстановки, в которой она находилась. В последующие годы Франция в основном довольствовалась пассивной ролью, следуя в фарватере английской политики ⁹.

 

Война в Абиссинии и оккупация Рейнской области изменили соотно­шение сил в Европе до такой степени, что вполне в данном случае можно использовать термин "дипломатическая революция". Германия вышла из изоляции. Создание "оси Рим-Берлин" и подписание "Антикоминтерновского пакта" между Германией и Японией в ноябре 1936 г. (Италия присоединилась годом позже) продемонстрировали сотрудни­чество трех недовольных держав, хотя они не представляли собой сою­за в подлинном значения этого слова. Гражданская война в Испании еще более сблизила Германию и Италию, а также ясно демонстрирова­ла конфликт между Англией и Советским Союзом в мировой поли­тике ¹⁰.

 

Военный мятеж, поднятый Ф. Франко в июле 1936 г., принес войну в Европу. Наступление японцев в Китае послужило началом второй мировой войны в Азии. Столкновение между японскими и китайски­ми войсками вблизи Пекина в июле 1937 г. быстро переросло в пол­номасштабную войну. К 1939 г. японцы захватили большую террито­рию в Северном и Центральном Китае, а также и самые важные пор­ты в Южном Китае, игнорируя интересы других великих держав в Китае.

 

Источники кризисов в Центральной Европе, Средиземноморье и Восточной Азии не были изолированными явлениями. Фактически без координации своей внешней политики Германия, Италия и Япония создавали друг другу все более благоприятные условия для того, чтобы бросить вызов Англии и Франции. Советский Союз не мог оставаться безучастным к возрастающей силе Японии. Протяженность его границ в Азии составляла 8 тыс. км, тогда как в Европе – 2 тыс. 400 км. В конце лета 1939 г., когда напряженность в Европе достигла своей наивысшей точки, СССР и Япония вступили в прямой вооруженный конфликт в Монголии.

 

Стремление Соединенных Штатов следовать политике нейтрали­тета укреплялось по мере того, как угроза войны в Европе и Азии возрастала. В основе этой политики лежал общепринятый взгляд американцев на то, что участие США в первой мировой войне было ошибкой и что эта ошибка не должна повториться снова. В 1935-1937 гг. конгресс принял несколько законов о нейтралитете, которые, хотелось верить, упреждали вовлечение страны в большую войну. Хотя президент Рузвельт проявлял все возрастающее беспо­койство по поводу политики Германии и Японии. С 1937 г. позиция большинства членов конгресса, а также общественное мнение удер­живали Соединенные Штаты от более активной роли в мировой политике ¹¹.

 

В начале 30-х годов среди малых стран Европы существовала уве­ренность в гарантиях безопасности, провозглашенных Лигой наций. Выход Японии и Германии из Лиги в 1933 г. и присоединение к ней Советского Союза в следующем году изменили политику этой органи­зации. Она стремилась достичь умиротворения конфликтующих сторон и укрепить коллективную безопасность. Война в Абиссинии подвергла Лигу наций решающему испытанию. Провал политики санкций стал для нее тем ударом, от которого она уже никогда не оправилась. Малые страны, которые поддержали санкции, обнаружили, что членство в Лиге наций фактически не увеличивает степень их безопасности, а даже, напротив, подвергает неожиданному риску. Семь малых стран – Голландия, Бельгия, Люксембург, Дания, Норвегия, Швеция и Финляндия, другими словами, страны, подписавшие договор в Осло, заявили, что они не считают себя связанными со статьей о санкциях Устава Лиги наций в изменившихся условиях и в будущем будут рассматривать свое участие в санкциях в каждом конкретном случае. Четыре северные страны сблизились друг с другом на основе общего понимания политики нейтралитета. Финляндия, так же как и Швеция, начала усиливать свою оборону для того, чтобы обеспечить свой нейтралитет в мире, который становился все более нестабильным и втягивался в гонку вооружений ¹².

 

Гонка вооружений

 

Интенсивное военное строительство Германии, развернувшееся с середины 30-х годов, все более радикально влияло на ситуацию в Европе, нарушая существующий баланс сил. В 1933 г. Германия была одной из самых слабых стран в Европе с военной точки зрения. За шесть лет она превратилась в одну из самых грозных военных сил на континенте. Еще в последние годы Веймарской республики военное руководство готовилось увеличить численность армии за пределы 100 тыс. человек, что разрешалось Версальским договором. Это было в то время, когда уже имелись необходимые предпосылки для перевооружения. Приход национал-социалистов к власти создал политические условия для этого. Когда Гитлер стал рейхсканцлером, он сразу объявил своей задачей "восстановление обороноспособности страны". В декабре 1933 г. он решил утроить численность армии мирного време­ни. В марте 1935 г. Германия открыто нарушила условия Версальского договора о разоружении, установив всеобщую воинскую повинность и объявив о создании вермахта из 36 дивизий. Однако вскоре и эти рамки оказались превзойдены, и к августу 1936 г. была поставлена новая цель: создать армию из 44 дивизий в мирное время и сухопутную армию численностью в 2 млн. 400 тыс. человек к началу войны. На основе научных исследований, технических ноу-хау и промышленного потенциала страны, невзирая на государственные расходы, руководство Германии превратило свою армию в инструмент, способный вести наступательную войну, которая, несмотря на некоторые недостатки, вызванные интенсивным ростом, была лучше организована, вооружена и обучена, чем армии других европейских государств. Соседние страны особенно приводили в ужас быстрый рост и высокий технический уро­вень германских военно-воздушных сил. Флот, напротив, имел неболь­шой тоннаж, пока Гитлер не обнаружил, что Великобритания станет его главным противником ¹³. После этого, в 1938 г., он распорядился начать мощное строительство военно-морского флота. Осенью 1939 г. Германия смогла мобилизовать сухопутную армию в 103 дивизии. Однако ахиллесовой пятой Германии оставалась военная экономика. Она в основном зависела от импорта большого количества сырья и жидкого топлива, необходимого для ведения войны ¹⁴.

 

Франция и Англия включались в гонку вооружений неохотно и относительно медленно. После первой мировой войны Франция содер­жала большую сухопутную армию и имела большие обученные резер­вы. Осенью 1939 г. она могла выставить 88 дивизий. Была построена линия Мажино, чрезвычайно дорогая система фортификаций для того, чтобы обезопасить восточные границы и уменьшить потери французов в случае войны. Мысли французских военачальников всецело кон­центрировались на обороне, и войска оказались не обучены, не осна­щены для наступательной войны. Вооружение сухопутной армии час­тично устарело. Французский флот был мощный и современный, но строительству военно-воздушных сил не уделялось должного внимания. Когда правительство начало осуществлять программу такого строительства в 1936 г., производственные возможности Франции не могли достичь уровня военного производства Германии ¹⁵.

 

Козырной картой Англии был могущественный военно-морской флот, хотя многие корабли уже начинали устаревать. Английские сухо­путные силы состояли из призывников, обученные резервы отсутство­вали. Главная задача британской армии состояла в защите империи. Большая часть армии находилась за морем, в основном в Индии и на Среднем Востоке, и не было возможности отправить достаточное ко­личество войск на помощь Франции. В середине 30-х годов Англия начала перевооружаться, прежде всего уделяя внимание противовоздушной обороне. К концу десятилетия производство самолетов быстро возросло и в 1939 г. достигло уровня Германии.

 

Даже потомкам трудно сравнивать военную силу разных стран. Цифры, которыми мы располагаем, часто несопоставимы, в то время как качество является более важным показателем, чем количество. Если судить только по цифрам, то германское превосходство в 1939 г. не было очевидно, за исключением, вероятно, авиации. Качественное превосходство ее вооруженных сил в решающей мере не было значи­тельным до 1940 г. Однако уже в конце 30-х годов многие современ­ники пришли к выводу, что за короткий период времени Германии уда­лось создать мощную, эффективную военную силу, которая превос­ходила то, чем располагали западные государства. Эта оценка оказала большое влияние на принятие политических решений и общественное мнение в других европейских странах.

 

После окончания гражданской войны и иностранной интервенции Советский Союз сократил свои вооруженные силы (РККА) с 5,5 млн. человек до 562 тыс. (в 1924 г.). Военная реформа 1924-1925 гг. преду­сматривала также создание территориальных милицейских формирова­ний, что имело своей целью уменьшить военные расходы и восстано­вить разрушенную экономику. "Если бы мы имели выбор между регу­лярной армией в 1,5-2 млн. человек и существующей военной систе­мой, – говорил М.В. Фрунзе, народный комиссар по военным и морским делам, – тогда, конечно, были бы все основания отдать предпочтение первому варианту. Но мы не имели такого выбора" ¹⁶. В конце 20-х го­дов в связи с нарастанием военной угрозы на Западе и особенно на Дальнем Востоке, а также благодаря определенной экономической стабилизации СССР включился совместно с другими странами в гонку вооружений.

 

После установления в Германии нацистского режима укрепление вооруженных сил и увеличение выпуска военной продукции стало доминирующим элементом в советской военной политике. В 1930-1931 гг. оборонная промышленность произвела 1911 артиллерийских орудий, а в 1939 г. их выпуск увеличился до 12 687; производство винтовок за тот же период повысилось с 174 тыс. до 1 млн. 174 тыс.; пулеметов – с 40 982 до 74 567. Авиационная промышленность, которая давала 860 самолетов в 1930-1931 гг., произвела в 1938 г. 5469 машин, вклю­чая 2 тыс. бомбардировщиков. Танковая промышленность за тот же период увеличила выпуск танков с 740 до 2271 в год. Количественный результат впечатлял, но качество многих типов вооружения было не­удовлетворительным. Изменялась система призыва в армию – со сме­шанной (регулярно-милиционной) к регулярной. К 1 января 1938 г. силы Красной Армии возросли в три раза – до 1 513 400 человек.

 

В соответствии с точкой зрения советского политического и воен­ного руководства того времени основными потенциальными противни­ками были: Германия – на западе, Япония – на востоке (главная уг­роза), Турция – на юге и Финляндия – на севере. Создание антисо­ветской коалиции, империалистических держав считалось реальным и самым опасным вариантом. Военная доктрина переоценивала силу РККА, будучи ориентированной на быстрый и полный разгром против­ника на его собственной территории при активной классовой поддержке СССР трудящимися в других странах.

 

Путь к войне

 

Решения, которые привели ко второй мировой войне, принимались в Берлине, Лондоне и Москве. Это была война Гитлера, который начал ее преднамеренно, поскольку его цели иначе не могли быть достигну­ты. Долгое время он надеялся на то, что Англия согласится предоста­вить ему свободу действий на Востоке. В этом случае Германия позво­лила бы Англии сохранить ее империю. Он не извлек урока истории, который гласил, что сохранение баланса сил на европейском континенте было центральной задачей британской политики на протяжении всей современной истории. Если бы Восточная Европа оказалась под контролем Германии, это означало бы резкое изменение соотношения сил, чего не могла допустить Англия. После того, как его надежды не оправдались, Гитлер начал рассматривать Англию как своего главного противника. Его речь в рейхстаге от 5 ноября 1937 г., помимо решимости использовать силу для завоевания жизненного пространства, свидетельствовала о том, что он отныне считает Англию и Францию "заклятыми врагами" Германии ¹⁷.

 

Англия и Франция противились обострению отношений с Германией или Италией, угрожавшему войной. В 30-х годах определение, содержавшееся в меморандуме, подготовленном английским министерством иностранных дел в 1926 г., довольно точно отражало существо их политики: "У нас нет ни территориальных амбиций, ни желания что-либо приобретать. Мы получили все, что хотели, – возможно, даже больше. Наша единственная цель – удержать то, что мы имеем, и жить в мире... Что бы ни случилось в результате нарушения мира, мы проиграем" ¹⁸. По этой причине Великобритания и Франция предпочита­ли решать проблемы путем переговоров, которые бы удовлетворили требования Германии и Италии. В основе такой политики умиротворения, помимо искреннего и глубоко укоренившегося отвращения к войне, лежали экономические и стратегические интересы западных государств. Францию, разрываемую идеологическими конфликтами, будто парализовало, когда она увидела, как ее восточный сосед, разгром которого был достигнут такой огромной ценой в первой мировой войне, становится более устрашающим, чем ранее. Франция все еще надеялась защитить себя с помощью Англии. Её союзники в Восточной Европе в конечном итоге должны были полагаться на собственные силы.

 

Великобритания должна была защищать богатую, но чрезвычайно уязвимую империю. Теперь против нее направлялись вызывающие действия Муссолини на Средиземноморье. Наступление Японии угрожало статусу Британской империи на Дальнем Востоке. Индия и Средний Восток бурлили. У Великобритании было много конкурентов и не хва­тало сил, чтобы противостоять всем им одновременно. Ей приходилось действовать в нескольких направлениях. Стоявшие у власти консерва­торы относились к Германии с некоторым пониманием даже после того, как Гитлер пришел к власти – ведь национал-социализм был, помимо всего, контрсилой коммунизму и Советскому Союзу. Позднее перевооружение Германии, особенно развитие ее военно-воздушных сил, вызвало растущее беспокойство среди англичан. Ла-Манш уже не мог обеспечить защиту британских островов от противника. Все пони­мали, что гонка вооружений будет тяжелым испытанием для англий­ской экономики. Война могла означать банкротство и конец империи ¹⁹.

 

Политика умиротворения западных государств позволила Гитлеру сделать Германию настолько сильной, что она смогла начать большую войну и почти выиграть ее. Главная ошибка состояла в предположении, что Гитлер удовлетворится ограниченными уступками. Аншлюс Авст­рии в марте 1938 г. и раздел Чехословакии на Мюнхенской конферен­ции в конце сентября этого же года резко изменили расстановку сил в Европе в пользу Германии. Но в то же время Мюнхенское соглашение явилось пределом умиротворения. Сохранить мир любой ценой никогда не было целью политики умиротворения ²⁰. Зимой 1938/39 г. английское правительство утратило веру в возможность достижения взаимопонима­ния с Германией и готовилось к сопротивлению ²¹. Немецкая оккупация Праги в марте 1939 г. стала последним событием, которое убедило англичан в том, что Гитлеру нельзя доверять и что единственной альтернативой является сопротивление завоевательным планам Герма­нии.

 

Теперь Великобритания приступила к созданию контрсилы Герма­нии в Восточной Европе, где ранее избегала вмешательства. Через две недели после оккупации Праги она объявила о своих гарантиях Польше ²². Целью этого поспешного решения было удержать Герма­нию от захвата Польши. Гитлера это, однако, не остановило. После того, как Польша отказалась играть роль германского сателлита, Гит­лер распорядился начать приготовления к нападению на эту страну, чем достигалось устранение польской угрозы немецкому тылу и рас­ширение жизненного пространства Германии на востоке. На сей раз Гитлер хотел войны и не желал компромиссов, даже Мюнхенского типа ²³.

 

Единственной силой, способной остановить Германию, мог стать союз между Великобританией, Францией и Советским Союзом, кото­рый вынудил бы ее вести войну на два фронта. Но снова Гитлеру был дан шанс использовать противоречивые цели других стран.

 

В Лондоне и Париже придерживались мнения, что только союз трех великих держав вынудит Гитлера отказаться от нападения ²⁴. Сталин вынужден был считаться с тем, что Германия совершит нападе­ние на Советский Союз, которому придется вынести всю основную тяжесть войны против нее.

 

Переговоры трех держав продвигались медленно, в особенности из-за подозрительности Лондона относительно намерений советского правительства. Другая причина заключалась в том, что Польша и другие страны Восточной Европы категорически отказывались предо­ставить свои территории советским войскам в войне против Германии. Позиция советского правительства на переговорах была достаточно сильной. В Москве подозревали, что западные державы только и стре­мились подтолкнуть Советский Союз к войне с Германией. СССР также не отказывался от принципа, согласно которому три великие державы должны были оказать помощь его соседям в случае нападения на них Германии даже против их собственной воли.

 

Приняв решение напасть на Польшу, Гитлер заблаговременно поставил цель добиться ее изоляции. Он понимал, что преуспеет в этом, если сможет достичь соглашения с Советским Союзом. Перегово­ры велись одновременно между Германией и СССР, с одной стороны, и между Англией, Францией и Советским Союзом – с другой. Германия взяла на себя инициативу, и Москве нужно было только ждать ее пред­ложений ²⁵. 2 августа министр иностранных дел фон Риббентроп объяс­нил советскому поверенному в делах в Берлине, что нет ни единой проблемы между Балтийским и Черным морями, которая не могла бы быть разрешена между Германией и Советским Союзом ²⁶. До послед­ней минуты переговоры велись также между Лондоном и Берлином. Однако Англия ничего не могла предложить Германии. Доверие к ее внешней политике было теперь поставлено на карту, и она не желала требовать уступок от Варшавы, которая упорно отказывалась обсуж­дать с Германией проблему Данцига и польского коридора ²⁷.

 

Когда Сталин подписывал пакт о ненападении с Германией 23 ав­густа, он прежде всего имел в виду обеспечение безопасности своей страны. С точки зрения советского правительства предложения Герма­нии были гораздо лучше, чем предложения западных держав, так как они давали Советскому Союзу возможность остаться в стороне от войны и отодвинуть свои оборонительные рубежи на сотни километров на запад. Этот договор также давал возможность Гитлеру начать войну. После того, как переговоры между тремя великими державами зашли в тупик, западные страны были лишены возможности остановить Гитлера. Гитлер надеялся, что его договор о ненападении с Москвой заставит Англию и Францию оставить Польшу без помощи.

 

Западные державы, однако, нашли в себе силы не примириться со значительным изменением соотношения сил в Европе в результате поражения Польши. После того, как 1 сентября 1939 г. Германия вторглась в Польшу, Англия и Франция объявили ей войну как бы в знак уважения гарантий, которые были даны Польше, а в действи­тельности для того, чтобы предотвратить господство Германии в Европе от Рейна до Черного моря ²⁸.

 

1     Vehviläinen O. Kansainvälisen järjestelmän kriisi // Kansakunta sodassa / Toini. S. Hietanen. Hels., 1989. Osa 1. S. 12-13.

2     Vehviläinen O. Kansalaissosialistinen Saksa ja Neuvostoliitto, 1933-1934. Porvoo; Hels.. 1966. S. 33^10.

3     Bell P.M.H. The Origins of the Second World War in Europe. L., 1986. '" P. 128-146.

4     Ibid. P. 51-90: Kühnl R. Liberalismista fasismiin: porvarillisen vallan muodot. Jyväskylä, 1973. S. 91-217.

5     Messerschmidt M. Aussenpolitik und Kriegsvorbereitung // Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Stuttgart. 1979. Bd. 1. S. 535-539.

6     Буллок Л. Гитлер и Сталин: жизнь и власть: Пер. с англ. Cмоленск. 1994. С. 379

7     Hillgruber A. Kriegsziele und Strategien der grossen Mächte // Der Zweite Weltkrieg, 1939-1945. Stuttgart, 1982. S. 12.

8     Vogelsang Т. Neue Dokumente zur Geschichte der Reichswehr, 1930-1933 // Vierteljhareshefte zur Zeitgeschichte. 1954. 11. 2. S. 434-435.

9     Bell P.M.H. Op. cit. P. 204-224.

10   Hildebrand K. Krieg im Frieden und Frieden im Krieg // Der Zweite Weltkrieg: Analysen, Grundzüge, Forschungsbilan. / Hrsg. von W. Michalka. München, 1989. S. 3I-34.

11   UillgruherA. Op. eil. S. 22-24.

12   Kaukiainen L. Smastater i världskrisens skugga. Säkernetsfragan i den offentliga debatten i Sverige. Finland och Danmark Oktober 1937 – november 1938. Hels., 1980. S. 24-38.

13   Deist W. Die Aufrüstung der Wehrmacht // Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. I. S. 371-532.

14   Volkmann H.-E. Die NS-Wirtschaft in Vorbereitung des Krieges // Ibid. S. 349-368.

15   Hell P.M. //. Op. cit. P. 163-184; Rzheshevsky О. Europe, 1939: Was War Inevitable? Moscow, 1989. P. 123-124.

16   Фрунзе М.В. Собр. соч. М.; Л.. 1927. Т. 3. С. 289.

17   Akten zur deutschen auswärtigen Politik, 1918-1945. Ser. D. Baden-Baden, 1959. Bd. VI. S.
19. (Далее: ADAP).

18   Kennedy P. The Realities Behind Diplomacy: Background Influences on British External Policy, 1865-1980. Glasgow, 1981. P. 256.

19   Bell P.M.H. Op. cit. P. 222-224; Hillgruber A. Op. cit. S. 14-15.

20   Bell P.MM. Op. cit. P. 247.

21   Watt D.C. How War Came: The Immediate Origins of the Second World War, 1938-1939. N.Y. 1989. P. 99-108.

22   Ibid. P. 186.

23   Messerschmidt M. Op. cit. S. 178, 309.

24   Bell P.M.N. Op. cit. P. 256-257; Watt D.C. Op. cit. P. 178, 309.

25   Fleischauer J. Die sowjetische Aussenpolitik und die Genese des Hitler-Stalin-Paktes // Vom Hitler-Stalin-Pakt bis zum "Unternehmen Barbarossa" / Hrsg. von B. Wegner. München, 1991. S. 27-28.

26   ADAP, 1918-1945. Ser. D. Bd. VI. S. 760.

27   Watt D.C. Op. cit. P. 540-543.

28   Vehviläinen O. Kansainvälisen järjestelmän kriisi. S. 23.

 

 

ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС СССР

 

© А.О. Чубарьян

 

Внешняя политика СССР в 30-е годы определялась особенностями внутреннего развития страны, международной обстановкой и специфи­кой отношений с соседними государствами. Применительно к советско-финским отношениям следует обратить внимание прежде всего на европейское направление советской внешней политики.

 

В общем плане советская международная политика продолжала находиться в зависимости от курса на мировую революцию. Идея победы социализма в мировом или по крайней мере в европейском масштабе, взятая В.И. Лениным на вооружение сразу же после победы Октябрьской революции, сохранялась как линия советского руковод­ства, хотя, разумеется, претерпевала существенные перемены в мето­дах и формах реализации. Стабилизация капитализма и отлив рево­люционной волны снимали с повестки дня вопрос о непосредственном революционном взрыве в странах Запада.

 

На первый план выдвигалась идея поддержки коммунистических партий в западных странах, стремление ослабить капиталистический мир, в частности, в европейском регионе. Важнейшим инструментом в проведении этого курса был Коминтерн, фактически выполнявший функции международного отдела коммунистической партии Советского Союза. Долгие годы Коминтерн нацеливал коммунистические партии стран Западной Европы не только на борьбу с буржуазно-консерва­тивными правительствами, но и социал-демократическими кругами, которые порой представлялись главными врагами и угрозой коммуни­стическому движению. Подобная политика была отражением стали­низма, его принципиальной сущности и основных установок.

 

Сталин и его окружение готовы были рассматривать СССР как часть европейской системы, но соглашались использовать опыт истори­ческого развития Европы, ее политической и общественной мысли лишь в рамках того, что, по их мнению, соответствовало революцион­но-демократическим, и прежде всего социалистическим взглядам и уто­пиям. Лозунг "Соединенных Штатов Европы" трактовался как реак­ционный, империалистический и антисоветский. Р. Куденхов-Калерги, один из наиболее активных сторонников европейского единства, вплоть до самого последнего времени изображался как проповедник буржуаз­ных реакционных мыслей и теорий.

 

Сталин в принципе отвергал и резко осуждал весьма популярные на Западе в 30-е годы пацифизм и пацифистскую идеологию за их бур­жуазный характер, за классовую ограниченность. Естественная для государства линия защиты национальных интересов Советского Союза в сочетании с идеей революционного мессианства создавали теорети­ческий фундамент советской внешней политики. На различных этапах те или иные ее компоненты выходили на первый план, но в целом все они постоянно оставались на вооружении советских политиков и идео­логов.

 

Западная и, в частности, европейская общественность в значи­тельном своем большинстве враждебно относилась к СССР. Это было вызвано не только отрицанием социального строя в Советском Союзе, но и беззаконием сталинской системы. Практика преследования инако­мыслия, многочисленные судебные процессы, массовые репрессии и антибуржуазные кампании отталкивали от него европейскую интелли­генцию и широкие слои общественности.

 

Все эти факторы усиливали противостояние СССР и капиталисти­ческих стран Европы, создавая барьеры на пути сотрудничества евро­пейской общественности с Советским Союзом. Подобное развитие со­бытий стимулировало настроения тех в Западной Европе, кто постоян­но настаивал на русской угрозе Европе.

 

Но в середине 30-х годов, когда нацистская угроза стала реальной, были предприняты попытки объединить антифашистские силы Европы. В этой связи необходимо подчеркнуть, что существовала сфера, в которой взаимодействие СССР и буржуазной Европы не только не замедлялось, но возрастало и становилось все более активным. Речь идет о конкретной политике 30-х годов, о проектах европейской без­опасности, которые объективно вовлекали Советский Союз в евро­пейские дела. Россия оставалась великой европейской державой, без которой невозможно было решать любые вопросы европейской поли­тики и жизни. И в этом смысле, отрицая западные ценности, СССР про­должал диалог с Западом, рассматривая себя как неотъемлемую часть европейской жизни и политической борьбы.

 

Такое же положение было и в Западной Европе. Отвергая стали­низм и социалистическую систему, рассматривая ее как глубоко враж­дебную европейской традиции и политической мысли, капиталисти­ческие державы должны были не только учитывать позицию СССР, но и вести с ним дела, активно привлекая его к европейской международно-политической системе. Для западноевропейских стран Совет­ский Союз оставался чрезвычайно важным фактором в рамках этой системы.

 

Приход фашизма к власти в Германии создал качественно новую ситуацию в Европе. Речь шла об ответственности европейцев за судь­бы Европы. Под угрозу были поставлены достижения ее цивилизации и культуры. В связи с этим возникал кардинальный вопрос: удастся ли объединить усилия европейцев под знаменем защиты Европы от фа­шизма, возможно ли создание такого общеевропейского механизма, который помог бы избежать войны, сохранить мир и обеспечить без­опасность Европы. Для того, чтобы решение всех этих проблем стало возможным, требовалась готовность к созданию системы европейской безопасности, которая приобретала в этой ситуации значение важного общеевропейского феномена. Перед лицом фашистской угрозы требо­вался новый взгляд на "игру противоречий", необходимо было осозна­ние общей ответственности европейских государств и народов за сохра­нение мира.

 

Программа германского фашизма предусматривала уничтожение социализма в России и демократического движения, покорение всей Европы, ликвидацию ее народов, не удовлетворявших требованиям ра­совых "теорий" фашистских идеологов. Из теоретических построений и первых практических шагов германского фашизма было видно, что угроза нависла не только над СССР, но и над западноевропейскими демократиями.

 

Гитлер уже в первой после вступления на пост рейхсканцлера пуб­личной речи, произнесенной 2 марта 1933 г. в берлинском дворце спор­та, главное внимание сосредоточил на тезисе о вреде марксизма, диск­редитируя его практикой сталинского тоталитарного режима – нище­той, голодом, массовыми расстрелами. В Москве речь Гитлера не оста­лась без внимания. 5 мая полпред СССР в Германии Л.М. Хинчук за­явил германскому министру иностранных дел К. Нейрату по поручению своего правительства протест "по поводу выпадов германского рейхсканцлера, относящихся к внутренним делам и положению моей стра­ны". Указав на "унизительную и оскорбительную форму" этих выпа­дов, он отметил, что "они не могут быть согласованы с существую­щими отношениями между СССР и Германией"¹. К тому времени со­ветская пресса активизировала раскрытие преступных методов, с по­мощью которых нацисты насаждали свою власть, нищенского поло­жения немецких рабочих и миллионов безработных в Германии, пере­живающей экономический кризис. Гитлер, по-видимому, понял, что невыгодно в сложившейся обстановке держать такой курс, и прибег к маневру. 23 марта 1933 г. он заявил в рейхстаге, что "имперское пра­вительство желает поддерживать с Советским Союзом взаимные дружественные отношения". 28 апреля Хинчук посетил Гитлера, сообщив ему о встречном желании правительства СССР развивать дружест­венные отношения с Германией в духе действующих договоров и согла­шений. Хинчук передал Гитлеру предложение, поступившее из Моск­вы, ускорить ратификацию протокола от 31 июля 1931 г. о продлении договора между СССР и Германией от 24 апреля 1926 г. о ненападении и нейтралитете без ограничения его каким-либо сроком ². Гитлер ответил на это согласием. 5 мая 1933 г. состоялся обмен соответствующими документами о ратификации указанного протокола ³.

 

Однако успокоение в советско-германских отношениях продлилось недолго. 22 июня 1933 г. Хинчуку вновь пришлось вручить германскому правительству ноту протеста по поводу выступления тогдашнего им­перского министра хозяйства А. Хугенберга на Международной экономической конференции в Лондоне с меморандумом. В нем содержалось довольно прозрачное требование, наряду с предоставлением Германии колоний в Африке, дать "энергичной" германской расе возможность приступить к колонизации новых земель в России под предлогом поло­жить там конец начавшемуся после революции процессу внутреннего распада. Этот документ был оценен в Москве как "призыв к войне против СССР"⁴.

 

Европейские государства должны были противопоставить фашиз­му, предполагавшему их насильственный захват, объединение своих усилий и выработку общих мер безопасности. По мере развития событий становилось все более очевидным, что требовались единые действия, нужна была система взаимодействия, включавшая нефа­шистскую Европу и Советский Союз.

 

Позиция СССР была определена в декабре 1933 г., когда в Народ­ном комиссариате иностранных дел были разработаны следующие предложения, направленные на создание системы коллективной без­опасности в Европе: вступить при наличии необходимых условий в Лигу наций и заключить в рамках этой организации региональное согла­шение о взаимной защите от агрессии со стороны Германии (Восточ­ный пакт); согласиться на участие в этом соглашении Бельгии, Фран­ции, Чехословакии, Польши, Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии или некоторых из этих стран, но с обязательным участием Франции и Польши; начать переговоры об уточнении обязательств участников будущего соглашения о взаимной защите после разработки его проекта Францией, "являющейся инициатором всего дела"⁵.

 

В январе 1934 г. B.C. Довгалевский, советский полномочный пред­ставитель во Франции, изложил французскому правительству точку зрения своего правительства на вхождение СССР в Лигу наций и ре­гиональное соглашение о взаимной защите. Французское правительство высказалось против участия в нем Бельгии на том основании, что это ведет к "смешиванию Локарнского договора с другой системой", и вы­разило мнение, что нужно заключить на Востоке Европы "свое Локарно". Затем с французской стороны было предложено включить в региональное соглашение Германию, чтобы избежать упрека с ее сто­роны в стремлении к окружению и не дать Польше, вставшей на путь сближения с Германией, предлога для отказа участвовать в этом соглашении. Французское правительство выразило при этом желание не участвовать прямо в Восточном пакте, а, подписав договор о взаимопомощи с СССР, стать его гарантом ⁶. 18 мая 1934 г. нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов встретился с назначенным в феврале новым министром иностранных дел Франции Л. Барту и вы­разил согласие с предложениями французского правительства. Затем началась разработка проекта регионального соглашения, который в июне был доработан Барту и Литвиновым и доведен до сведения всех заинтересованных стран, в том числе Англии и Италии. Последние на словах одобрили Восточный пакт.

 

Таким образом, участниками Восточного пакта должны были стать следующие страны Центральной и Восточной Европы: Польша, Чехо­словакия, Германия, Советский Союз, прибалтийские государства и Финляндия. Они обязывались взаимно гарантировать нерушимость границ и оказывать помощь государству-участнику пакта, подвергнув­шемуся нападению, и не оказывать помощи государству-агрессору. Наряду с подписанием Восточного пакта должен был быть подписан еще отдельный договор о взаимной помощи между СССР и Францией. Франция стала гарантом Восточного пакта, а СССР, наравне с Англией и Италией, – гарантом Локарнского пакта 1925 г.

 

Можно было предположить, что нацистская Германия не даст согласия на участие в Восточном пакте, поскольку это означало бы ее отказ от планов агрессии. Так и случилось. В германском меморандуме английскому правительству от 8 сентября 1934 г. было заявлено, что Германия не станет участвовать в новых системах безопасности до тех пор, пока другие державы не будут считать возможным ее равноправие в области вооружения. Негативное отношение к участию в Восточном пакте проявила и Польша, правительство которой 26 января 1934 г. подписало германо-польскую "Декларацию о необращении к силе". И Гитлер, и польский министр иностранных дел Ю. Бек заявля­ли, что Восточный пакт преследует цель "окружить" Германию и "изолировать" Польшу, и заверяли друг друга в решимости "не допу­стить обесценивания германо-польского протокола от 26 января 1934 г. коллективными договорами"⁷.

 

Тем временем решился вопрос о вступлении СССР в Лигу наций. Совет Лиги на заседании 11 сентября 1934 г. принял решение о том, что Советскому Союзу после вступления в Лигу наций будет предо­ставлено постоянное место в ее Совете ⁸.

 

В обостряющейся обстановке в Европе важное место занимали вопросы разоружения. Переговоры о разоружении проходили в рамках Лиги наций во второй половине 20-х – начале 30-х годов. Однако после многолетних дискуссий проблема разоружения так и не сдвинулась с места. Наращивание вооружений продолжалось, а в центре Европы фа­шистская Германия создала опасный очаг войны.

 

Известный английский политический деятель Д. Ллойд Джордж дал убийственную характеристику переговорам о разоружении. «Комичес­кая пьеса, – писал он, – в которой разоружение и обеспечение безопас­ности ведут между собой борьбу за первенство, все еще привлекает в женевский театр полный зал зрителей... дебаты продолжаются, причем "красноречивые", "блестящие" и "государственные" речи следуют друг за другом в беспрерывной цепи... Разоружение гонится за обеспечением безопасности; обеспечение безопасности охотится за разоружением, но никогда одно не догоняет другое».

 

В феврале 1933 г. советское правительство вынесло на обсуждение международной конференции по разоружению в Женеве проект декла­рации относительно определения агрессии ⁹. В нем под определение агрессии подпадали различные действия нападающей стороны, как-то: объявление войны, вступление войск на территорию другого государ­ства без объявления войны, артиллерийский обстрел и авиационные бомбардировки объектов на территории другого государства, высадка морских и воздушных десантов, морская блокада.

 

В июле 1933 г. в беседах между советским полномочным предста­вителем во Франции B.C. Довгалевским и французским министром ино­странных дел Ж. Поль-Бонкуром зародилась идея о целесообразности установить между СССР и Францией более тесные отношения. Осенью они продолжили переговоры на эту тему и пришли к выводу о не­обходимости заключения советско-французского пакта о взаимопомо­щи и создании в Европе системы коллективной безопасности ¹⁰. В мае 1935 г. были подписаны договоры СССР с Францией и Чехословакией о взаимной помощи, которые могли бы стать существенными элементами европейской системы безопасности. Активно сотрудничали в этом нап­равлении французский министр Луи Барту, советский нарком М. Лит­винов, югославский король Александр, многие политические и общест­венные деятели различных стран Европы. Проходили многочисленные конференции и встречи.

 

Если говорить о Советском Союзе, то следует отметить, что в результате последних исследований советских ученых становится оче­видным, что Сталин не очень симпатизировал идее коллективной без­опасности, на практике главным сторонником этой идеи был Литвинов. Именно во многом благодаря его стараниям и действиям его фран­цузских коллег намечались контуры системы европейской безопасности.

 

Однако очень скоро проекты безопасности столкнулись с серьез­ными трудностями. На Западе постепенно возобладала политика, полу­чившая печальную известность как линия на умиротворение герман­ского агрессора, состоявшая в том, чтобы канализировать германские планы на Восток.

 

После убийства Барту ¹¹ изменилась ориентация французской поли­тики. Договор с СССР не был подкреплен военной конвенцией, а линия на умиротворение Германии стала преобладать в политике французских правящих кругов. На смену реалистически мыслящим политикам при­шли люди, для которых неприятие СССР было сильнее политической целесообразности. Франция фактически бросила на чашу весов своей политики и судьбы малых стран Европы, находившихся в орбите французского влияния, довольно безучастно взирая на проникновение Германии в традиционно французские сферы.

 

Большое и негативное воздействие как на Францию, так и на всю ситуацию в Европе оказывала политика Англии, которая явилась, по­жалуй, основной движущей силой политики умиротворения. Она была менее заинтересована в интегрированной Европе. Европейские тенден­ции и настроения всегда были не особенно популярны в Англии. Общая линия ее политики не изменилась и тогда, когда Германия перешла от слов к делу. Но логикой событий Англия втянулась в европейские дела более активно, чем, видимо, ожидали ее политические лидеры.

 

Тем временем Германия вместе с фашистской Италией усилили реализацию своей агрессивной программы. В ночь на 3 октября 1935 г. без объявления войны итальянские войска вторглись в Эфиопию. Гер­мания, не являвшаяся членом Лиги наций, открыто оказывала эконо­мическую поддержку Италии. Эфиопия была захвачена и в начале мая 1936 г. ликвидирована как государство. А Лига наций оказалась неспо­собной защитить Эфиопию и отстоять право на свободу и незави­симость одного из своих участников, что имело непоправимые послед­ствия.

 

7 марта 1936 г. Германия в нарушение Локарнских соглашений ввела свои войска в пограничную с Францией демилитаризованную Рейнскую зону. Французское правительство предложило Совету Лиги наций применить к Германии экономические санкции. Однако это пред­ложение не нашло поддержки ни со стороны Италии, взявшей во время войны с Эфиопией курс на сближение с Германией, ни со стороны Анг­лии, рассчитывавшей, что для его осуществления "нет никакой юриди­ческой базы"¹². Совет Лиги наций ограничился лишь констатацией факта нарушения Германией одного из пунктов Версальского договора.

 

17 марта 1936 г. в Совете Лиги наций Литвинов говорил: "Нельзя бороться за коллективную безопасность, не принимая коллективных мер против нарушения международных обязательств. Мы не считаем, однако, такой мерой коллективную капитуляцию перед лицом агрес­сора, перед лицом нарушения договора или коллективное согласие на премирование агрессора путем принятия угодной и выгодной агрессору базы соглашения или других планов"¹³.

 

Позиция Франции перед лицом германской угрозы в марте 1936 г. существенно ослабила ее международный авторитет. Связанные с нею договорами страны Центральной и Юго-Восточной Европы, убедив­шись, что она не может защитить свои собственные интересы, все более стали склоняться в сторону Германии. Французский дипломат Поль-Бонкур впоследствии сказал по этому поводу: "7 марта 1936 г. – это вторая капитуляция Франции. Первая – не помешали германскому перевооружению. Еще большая капитуляция – потеряли союзников"¹⁴.

 

Новую угрозу безопасности в Европе создал начавшийся в июле 1936 г. вооруженный мятеж против правительства Народного фронта в Испании. Как известно, СССР оказал республиканскому правительству Испании помощь кредитами, продовольствием, медикаментами, а так­же поставлял ему военную технику. На стороне республиканской армии участвовали в боевых действиях более двух тысяч советских военно­служащих и бойцы интернациональных бригад из многих стран мира.

 

Помощь Советского Союза показала, что он является противником фашистской Германии, но одновременно она дала новые аргументы и тем, кто расценил участие СССР в испанских событиях как угрозу вооруженного экспорта революции. Этот фактор сыграл немалую роль и в позиции Франции и Англии по отношению к СССР в связи с собы­тиями, развернувшимися в 1938 г. вокруг Австрии и Чехословакии.

 

Опираясь на существовавшие в Австрии нацистские группировки, гитлеровское правительство стало добиваться от австрийского правительства воссоединения Австрии с Германией. 12 марта 1938 г. 200-ты­сячная группировка немецких войск вступила на австрийскую землю. На следующий день был принят закон, объявивший Австрию "немец­кой землей".

 

Относительная устойчивость в Центральной Европе была разру­шена. 17 марта Литвинов от имени советского правительства высту­пил с заявлением, в котором охарактеризовал аншлюс Австрии как "насильственное лишение австрийского народа его политической, эко­номической и культурной независимости", предупредив, что следующей жертвой нацистской агрессии в первую очередь может оказаться Че­хословакия, а затем и другие европейские страны. Литвинов сообщил, что советское правительство "готово участвовать в коллективных действиях, которые были бы решены совместно с ним и которые имели бы целью приостановить дальнейшее развитие агрессии и устранение усилившейся опасности новой мировой войны"¹⁵. Но коллективных действий не последовало.

 

В Англии и Франции, как и прежде, недооценивали исходящей от нацистов угрозы для их собственной безопасности. В Москве же такую опасность представляли более реально. Но в Париже, Лондоне и Вашингтоне не прислушивались к таким оценкам, что в немалой сте­пени объяснялось недоверием к кремлевскому руководству, которое выступало против преступного нацистского режима и в то же время прибегало к преступным методам утверждения власти в собственной стране. Именно на начало 1938 г. в СССР пришелся апогей сталинских репрессий. 2-13 марта 1938 г., когда решался вопрос о дальнейшей судьбе Австрии, в Москве Сталиным и его подручными был разыгран один из показательных процессов с приглашением на него иностранных журналистов и дипломатов против участников мифического "правотроцкистского блока". 13 марта, т.е. в день "включения" Авст­рии в состав Германии, по ложным обвинениям в шпионаже и под­рывной деятельности были вынесены смертные приговоры Н.И. Буха­рину, А.И. Рыкову и др. Эти события воспринимались за рубежом как проявление кризиса советского диктаторского режима, порождали среди общественности буржуазно-демократических стран сомнения в его спо­собности быть надежным партнером в деле обуздания агрессоров.

 

Венцом политики "умиротворения", как известно, стал мюнхенский договор 1938 г., в результате которого Англия и Франция санкциони­ровали захват Чехословакии гитлеровской Германией. События пока­зали, что тогдашние руководители Англии и Франции фактически дали "зеленый свет" поглощению европейских стран фашистскими режи­мами. Они молча восприняли аншлюс Австрии, не препятствовали гер­манскому проникновению во многие страны Юго-Восточной и Цент­ральной Европы, на Балканы, в Средиземноморье и т.д.

 

Общий фон европейской политики оказывал существенное влияние и на советско-финские отношения. В 1937-1938 гг. они характеризо­вались значительной внутренней напряженностью. Со стороны Совет­ского Союза, как показывают советские внешнеполитические доку­менты, проявлялось постоянное беспокойство: во-первых, сохраняю­щимся германским влиянием на политическую и общественную жизнь Финляндии; во-вторых, опасениями в связи с возможным включением Финляндии в союзы или блоки с участием Германии и Англии; в-третьих, периодически возникающими инцидентами на советско-финской границе.

 

В те годы, как известно, явно ухудшались отношения СССР с Анг­лией и Францией, но противоречия с Германией занимали еще главен­ствующее место, и эти тенденции явно сказывались на отношениях СССР с Финляндией. Со своей стороны, финское руководство стре­милось всячески рассеять опасения и беспокойство Москвы, заявляя о своем желании нормализовать и развивать отношения с Советским Союзом. В феврале 1937 г. финский министр иностранных дел Р. Хол­ста посетил Москву, чтобы, как он заявил, рассеять слухи "об обост­рении советско-финских отношений"¹⁶. По словам финского министра, его визит в Москву был одобрен всеми политическими партиями Фин­ляндии, а также министром иностранных дел Швеции Сандлером. В беседах с Литвиновым Холсти подчеркивал свое намерение следовать идеям Лиги наций и бороться с прогерманскими настроениями, существовавшими в финском обществе.

 

Характерно, что в ходе переговоров с Холсти Литвинов, под­черкивая желание СССР улучшать и развивать отношения с Финлян­дией, заявлял, что она "предпочитает интимную близость с Германией, Польшей и даже Японией"¹⁷. Литвинов прямо указал, что СССР опа­сается, что в случае большой европейской войны Финляндия может оказаться в "противостоящем нам лагере" и что мы принимаем меры предосторожности на финской границе. Литвинов заявил даже, что вся наша страна считает Финляндию нам враждебной. В беседе с советской стороны упоминалось о строительстве немцами в Финляндии аэродро­мов и химического завода.

 

Фактически уже в ходе этого визита обозначались пункты и линии напряженности в отношениях между двумя странами. В дальнейшем советская сторона постоянно возвращалась именно к этим вопросам, а финские представители стремились отрицать прогерманские тенденции и оправдывать или объяснять инциденты на финско-советской границе. И если в первые месяцы после визита Холсти в Москву советские представители в Финляндии заявляли о благоприятных и значительных итогах переговоров в Москве ¹⁸, то затем в донесениях советских дипломатов из Хельсинки снова появились тревожные ноты. Возобно­вились инциденты на границе ¹⁹.

 

Последующие события показали также, что в Москве параллель­ но с германской "опасностью" все настойчивее отмечали и англий­скую активность. Так, в письме заместителя наркома иностранных дел В.П. Потемкина от 1 июня 1937 г. прямо указывалось на англофиль­ские настроения Холсти и на усиление английской деятельности в прибалтийско-скандинавских делах. Одновременно высказывались опа­сения и по поводу возможного привлечения Финляндии к польским планам (направляемым Англией) создания "санитарного кордона" и антисоветского блока в Прибалтике ²⁰.

 

Таким образом, отношения с Финляндией полностью отражали об щую линию тогдашней политики советского руководства. В условиях сохраняющейся враждебности с Германией и усиливающейся напряженности в отношениях с Англией Москва стремилась ослабить влияние этих держав в Финляндии и активизировать собственные позиции в политике своего северного соседа.

 

Тем временем продолжались инциденты на советско-финской границе. Характерно, что в Москве тщательно фиксировали даже малей­шие нарушения границы со стороны Финляндии и делали немедленные представления финской стороне ²¹. В ходе контактов с финскими офи­циальными лицами советские представители продолжали обращать внимание на "усилившуюся германскую активность в Финляндии" и на недружественные в отношении СССР публикации в финской печати.

 

4 августа 1937 г. ТАСС сделал специальное заявление об усилении германской активности в Финляндии ²² (речь шла о встрече германской эскадры с финскими судами, о приезде в Финляндию делегации герман­ских "учителей гимнастики", которых советский полпред в сообщении в Москву назвал германскими офицерами, прибывшими для подробного изучения страны и т.п.). Финское правительство, желая, видимо, смяг­чить напряженность, сообщило о переносе визита германской эскадры с Аландских островов в Хельсинки и заявило, что финский флот, за исключением необходимого минимума, не встретится с немцами ²³. Со­ветские представители сочли это решение половинчатым и указали финским дипломатам на желание немцев проникнуть для рыболовства в Печенгскую область ²⁴.

 

Эти факты служили явным подтверждением, что напряженность в отношениях между двумя странами продолжала нарастать. Схожая си­туация происходила в 1938 г. Продолжались нарушения границы, сле­довали представления советской стороны ²⁵. Помимо протестов с совет­ской стороны, и финское министерство иностранных дел 20 июля 1938 г. обратило внимание советского полпреда на задержание совет­скими властями финского судна ²⁶. 23 августа с советской стороны по­следовала официальная нота наркоминдела, в которой говорилось о ненормальных условиях работы советских пограничных комиссаров на Карельском перешейке ²⁷.

 

Подписание мюнхенского соглашения в сентябре 1938 г. еще более обострило советское восприятие различных международных событий, в том числе и советско-финских отношений. Что касается Финляндии, то, по сообщениям советского полпреда, мюнхенское соглашение вызвало большое беспокойство в Хельсинки, различные финские деятели высказывали опасения вовлечения своей страны в возможные международ­ные конфликты. Это проявилось, в частности, во время первой же беседы с советским послом нового министра иностранных дел Финлян­дии Э. Эркко, который всячески подчеркивал, что Финляндия стре­мится к укреплению добрососедских отношений и экономических связей между СССР и Финляндией. Он заявил также, что не видит каких-либо спорных принципиальных вопросов между двумя странами, и выразил надежду на то, что имевшие место в прошлом пограничные недоразу­мения в результате уточнения границы будут окончательно устранены и на границе установится порядок, соответствующий странам, нахо­дящимся в добрососедских отношениях. Эта идея была поддержана и советским полпредом ²⁸.

 

Однако развитие событий показало, что источники напряженности в советско-финских отношениях сохранялись. Они были связаны с общим ухудшением международной обстановки, состоянием отношений Советского Союза с Германией и Англией. На это накладывались и непосредственно советско-финские противоречия. СССР стремился обезопасить свои северные границы на случай возникновения большой войны и одновременно пытался решить в свою пользу старые "счеты" и разногласия с Финляндией. При этом в верхних эшелонах власти в Москве, видимо, существовали разные варианты урегулирования со­ветско-финских противоречий. Показателем этого могут служить два документа, недавно обнаруженные в советских архивах.

 

Первый документ от 1 апреля 1938 г. был, вероятно, подготовлен "легальным" руководителем советской внешней разведки в Финляндии Б.А. Рыбкиным, который под фамилией Ярцев числился вторым секретарем посольства СССР в Хельсинки. Он начинается с утвержде­ния, что нынешнее финское правительство не является германо­фильским, что оно стремится к улучшению отношений с СССР и ориентируется на Скандинавию и на нейтралитет. При этом, призна­валось в записке, финское правительство не в состоянии противостоять давлению фашистских элементов и принимать реальные меры против немецкой активности и собственных фашистов. По мнению авторов записки, стремление к улучшению отношений с СССР вызывается у финского правительства опасениями, что наши систематические разоб­лачения немецкого влияния подрывают авторитет Финляндии. На этой основе финское правительство и хочет убедить СССР, что Финляндия не собирается предоставлять свою территорию фашистским агрессорам для войны с СССР. Финляндия, кроме того, заинтересована в серьез­ном развитии торговли с Советским Союзом. В преддверии пред­стоящих выборов (июль 1939 г.) финские руководящие деятели готовы к поискам подходов к Советскому Союзу.

 

Автор документа делает из этого вывод, что создается реальная обстановка для нейтрализации немецкого влияния и вовлечения Фин­ляндии в орбиту интересов Советского Союза, и предлагает следую­щий план действий. Мы даем финнам гарантию неприкосновенности Финляндии в ее теперешних границах; снабжаем ее вооружением и материально-техническими средствами, необходимыми для укрепления тех стратегических пунктов, которые являются наиболее уязвимыми с точки зрения действий германского воздушного и морского флотов, и расширяем торговый оборот (в том числе и в сельскохозяйственной сфере). Взамен мы требуем заключения с Советским Союзом пакта о взаимной помощи, поддержку Финляндией позиций СССР в между­народных вопросах и реальных гарантий военного характера (которые могут быть разработаны НКИД и Генштабом).

 

Далее в документе перечисляются (с характеристиками) лица, с которыми можно было и следовало бы вести переговоры. Среди них были названы премьер-министр А. Каяндер, его секретарь А. Инкиля, министр иностранных дел Холсти, министр обороны Ю. Ниукканен, генерал А. Сихво и начальник административного отдела МИД К. Рантакари. Интересно, что в характеристиках этих лиц упоминались их политические взгляды, настроения и материальное положение. На документе имеются пометки Сталина, из которых наиболее интересно предложение добавить к нашим гарантиям невмешательство во внут­ренние дела Финляндии ²⁹. 7 апреля Рыбкин имел беседу со Сталиным и получил задание провести секретные переговоры с финским руководст­вом, чтобы склонить его к заключению договора о взаимопомощи. Так возникла акция, получившая кодовое название "Дело 7 апреля". Рыбкин вел переговоры с министром иностранных дел Р. Холсти, сменившим его позднее на этом посту В. Таннером и премьер-минист­ром А. Каяндером. Но финская сторона отклонила советские пред­ложения ³⁰.

 

Второй документ относится к июню 1938 г. и представляет собой записку начальника УНКВД по Ленинградской области М.М. Литвина на имя наркома внутренних дел Н.И. Ежова. В ней говорится о том, что ряд существующих между Финляндией и СССР конвенций и соглашений являются для нас крайне невыгодными и дают Финляндии большие преимущества, так как финны засылают к нам свою агентуру, ведут вербовку советских граждан и изучают наши оборонные соору­жения и мероприятия. К числу таких невыгодных соглашений автор записки относил: соглашения между СССР и Финляндией о плавании финляндских торговых судов по р. Неве (из Ладожского озера в Фин­ский залив и обратно) от 1923 г. и 1928 г.; Конвенцию между Советс­ким Союзом и Финляндией о рыбном и тюленьем промысле на Ладожском озере от 1934 г.; Конвенцию об оленях между СССР и Фин­ляндией от 1933 г.; Конвенцию между РСФСР и Финляндией о сплаве лесных материалов от 1922 г. и 1933 г. В записке приводятся примеры действий финских разведывательных кругов.

 

Судя по дальнейшему ходу событий, эта записка была направлена В.М. Молотову, который, очевидно, запросил мнения наркоминдела. Оно также отражено в архиве. Литвинов, подписавший записку нарком­индела, соглашается с возможными невыгодными условиями трех кон­венций, но отмечает, что они связаны с мирным договором с Фин­ляндией и что сейчас мы не сможем добиться от соседей, а тем более от Финляндии согласия на пересмотр мирных договоров. Аннулиро­вание же или нарушение их в одностороннем порядке создало бы для нас такое положение, в серьезности которого Литвин вряд ли отдает себе отчет.

 

Далее Литвинов разбирает подробно и конкретно все последствия односторонних советских действий в отношении Финляндии. Любо­пытно, что наркоминдел ставит под сомнение утверждение о большом количестве нарушений со стороны Финляндии или о диверсиях с ее стороны. Он пишет, что лучше и проще вести переговоры с финской стороной по отдельным пунктам конвенций. По ряду вопросов это уже и делается советскими заинтересованными организациями.

 

На записке Литвинова имеется резолюция В.М. Молотова и А.И. Микояна, предлагающих создать комиссию в составе Н.И. Ежо­ва, М.М. Литвинова, A.A. Жданова и автора записки в НКВД М.М. Литвина и поручить ей дать предложения в течение пяти дней ³¹. Дальнейшая судьба комиссии неизвестна, но вся история с двумя документами 1938 г. показывает, что наркоминдел стремился к урегу­лированию и нормализации отношений с Финляндией, в то время как ряд других ведомств (и прежде всего НКВД) настаивали на жестких силовых действиях. В конкретной ситуации 1938 г. силовой вариант, судя по всему, не прошел, но несомненно, что столкновения этих тен­денций оказало влияние на советско-финские отношения в период, предшествовавший зимней войне.

 

В начале 1939 г. стали проявляться и изменения в политике СССР. Уже в марте 1939 г. Сталин намекал на XVIII партийном съезде на желательность улучшения отношений с Германией. А после отставки Литвинова и прихода Молотова к руководству внешней политикой страны этот поворот стал принимать реальные очертания. Сталин испытывал все большее недоверие к либеральным западным демокра­тиям, и Мюнхен давал ему дополнительные аргументы. Советское руководство явно брало курс на контакты и возможное сотрудничество с Германией.

 

В Москве усиливались и старые имперские устремления. Кроме того, переговоры СССР с Англией и Францией все больше заходили в тупик. Сочетание этих противоречивых тенденций и настроений вместе со стремлением избежать вовлечения СССР в военный конфликт и обеспечить его безопасность лежало в основе советской позиции на переговорах с Англией и Францией, а затем и с Германией летом 1939 г., при решении многих международных проблем, последовавших после заключения советско-германского пакта в августе 1939 г.

 

 

1     Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 0129. Оп. 17. Д. 345. П. 129а. Л.9. (Далее: АВП РФ).

2     Там же. Л. 10.

3     Там же. Л. 14.

4     Там же. Л. 21-23.

5     Документы внешней политики СССР. М., 1960. Т. XVI. С. 876-877. (Далее: ДВПСССР).

6     АВП РФ. Ф. 05. Оп. 19. Д. 358. П. 22. Л. 37.

7     1939 год: Уроки истории. М., 1990. С. 20.

8     АВП РФ. Ф. 05. Оп. 18. Д. 352. П. 21. Л. 16.

9     См.: ДВП СССР. М„ 1968. Т. XIX. С. 508.

10   АВП РФ. Ф. 0129. Оп. 17. Д. 345. П. 129а. Л. 5.

11   Был убит в 1934 г. в Марселе вместе с югославским королем Александром I гитлеровскими агентами.

12   АВП РФ. Ф. 098. Оп. 19. Д. 657. П. 141. Л. 240.
13   ДВП СССР. М., 1974. Т. XIX. С. 174.

14   Цит. по: Европа XX века: проблемы мира и безопасности. М., 1985. С. 71

15   ДВП СССР. M., 1977. Т. XXI. С. 128-129.

16   Там же. М„ 1976. Т. XX. С. 73.

17   Там же. С. 75.

18   Там же. С. 121.

19   См., например, телеграмму советского представителя в Хельсинки 11 мая 1937 г. // ДВП СССР. Т. XX. С. 242.

20   Там же. С. 242.

21   Там же. С. 360, 396.

22   Там же. С. 426.

23   Там же. С. 441.

24   Там же.

25   ДВП СССР. М., 1977. Т. XXI. С. 28, 46, 50-51, 360, 392.

26   Там же. С. 384.

27   Там же. С. 448-449.

28   Там же. С. 684-685.

29   Архив Президента Российской Федерации. Ф. 45. Оп. 1. Д. 178. Л. 37-37.

30   Очерки истории российской внешней разведки. М., 1997. Т. 3. С. 296-309; Воен.-ист. журн. 1998. №1. С. 54-63.

31   Там же. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1339. Л. 1-9.

 

 

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ФИНЛЯНДИИ

 

© Т. Вихавайнен

 

 Финляндия относится к числу стран, которые обрели независимость в результате первой мировой войны и революции в России. Среди этих стран она выделялась тем, что уже являлась автономным форми­рованием. Будучи великим княжеством, входившим в состав Российской империи, Финляндия располагала органами самоуправления, которые во многом руководствовались собственным законодательством. Админи­стративно с империей ее связывала личность императора, который являлся Великим князем Финляндским.

 

На рубеже XIX-XX вв. возникла и стала нарастать напряженность во взаимоотношениях между великим княжеством и метрополией, что было обусловлено стремлением последней унифицировать структуру империи, теснее привязать Финляндию к России. Это время сохра­нилось в памяти финнов и вошло в их историю как "годы гнета". Оно упрочило представление об опасности русского империализма, а также о необходимости упорно отстаивать законные права страны. После обретения независимости к числу основных задач внешней политики Финляндии относились поиски гарантий против угрозы со стороны России. При этом приверженность традиции правового мышления оставалась весьма прочной.

 

Советское правительство решительно заявило, что отмежевы­вается от имперской политики своих предшественников, но на практике в годы гражданской войны весьма активно действовало так, чтобы вернуть свои прежние территории и расширить масштабы мировой революции. Последнее, с позиции Финляндии, являлось даже более опасным, чем дореволюционный русский империализм, поскольку идея мировой революции могла найти внутри страны поддержку среди представителей известной "пятой колонны", питательной почвой для которой было наследие гражданской войны 1918 г.

 

С точки зрения советского правительства Финляндия, которая стратегически находилась особенно близко от Петербурга (Ленинграда) и контролировала острова у входа в Финский залив, стала частью мировой капиталистической системы, стремившейся всеми средствами свергнуть первое в мире социалистическое государство. В 1919 г. анг­лийская флотилия предприняла боевые действия против советского флота в районе Койвисто. В период между двумя мировыми войнами советское руководство неизменно считалось с вероятностью капита­листической интервенции. Финляндию оно рассматривало как соседнюю страну, занимавшую важное стратегическое положение, и оценивало ее отношения с другими великими державами, исходя из учета подобной перспективы. При этом взаимоотношения между Финляндией и СССР характеризовались обоюдной подозрительностью, чему способствовали воспоминания о событиях гражданской войны в Финляндии и других, менее значимых вооруженных конфликтах 1918-1922 гг. Вместе с тем Финляндия в межвоенный период в своей внешней торговле, как в экспорте, так и в импорте, переориентировалась на западные державы. Произошедший после Октябрьской революции спад широкомасштабной торговли между Финляндией и Россией не был преодолен. Таким образом взаимные связи между двумя странами оставались весьма незначительными.

 

В период между двумя мировыми войнами ни от Финляндии, ни от СССР не исходило открытой взаимной военной угрозы. Не возникало у них и спорных территориальных проблем, аналогичных тем, что имели место между Советским Союзом, Польшей и Румынией. Тем не менее финляндско-советские отношения в лучшем случае можно было назвать как прохладные и отчужденные.

 

Начальный период

 

Вскоре после Октябрьской революции, 15 ноября 1917 г. парламент Финляндии провозгласил себя наследником тех прав, которые некогда принадлежали российскому императору как Великому князю Финлянд­скому, а затем временному правительству. Советское правительство, правда, хотело направить матроса П. Шишко в качестве нового генерал-губернатора Финляндии, но финское правительство отклонило это предложение. В парламенте как социал-демократы, так и представители буржуазии выступили за объявление независимости, хотя возникли и разногласия – часть депутатов считала целесооб­разным вначале вступить в переговоры по этому вопросу с советским правительством ¹. Решение о провозглашении независимости Финляндии было принято парламентом 6 декабря. В его основе лежало стремление избежать ситуации, при которой пришлось бы признать советское правительство обладателем высшей власти в Финляндии. В этой связи можно сказать, что независимость была достигнута Финляндией вследствие революции в России. Решение о независимости облегчало и возможность поддержки Германии, которую пообещал главный квар­тирмейстер германской армии генерал Э. Людендорф в случае, если Финляндия потребует вывода русских войск со своей территории ².

 

Таким образом, на начальном этапе Финляндия во внешней по­литике ориентировалась на Германию, поддержка которой имела су­щественное значение для защиты ее свободы. Финское правительство не располагало тогда собственной армией. Она только формировалась на основе добровольцев из шюцкора, в то время как на территории страны все еще находились десятки тысяч русских солдат. К тому же из числа рабочих была сформирована Красная гвардия, которая не признавала законное правительство, поддерживала руководство социал-демократической партии, ориентировавшейся на Советскую Россию. Германское правительство обещало оказать содействие законному пра­вительству Финляндии, чтобы большевики признали ее независимость, а также направить в страну оружие и финский егерский батальон, обученный в Германии ³.

 

Правительство Финляндии обратилось к ряду государств с просьбой о признании своей независимости. Германия, которая в тот период вела с Советской Россией переговоры в Брест-Литовске, оказала давление на финское правительство, побудив его вначале получить согласие большевистского правительства, которое провозгласило право народов России на самоопределение вплоть до отделения и образования само­стоятельного государства. Это означало, что финскому правительству надлежало сделать то, чего оно стремилось избежать – признания власти большевиков.

 

Когда правительство Финляндии и оппозиция в лице социал-демократов направили Совету Народных Комиссаров соответствую­щую просьбу, она была удовлетворена. 31 декабря 1917 г. СССР при­знал независимость Финляндии. Непосредственно после этого о ее при­знании заявили Швеция, Франция и Германия. Советское прави­тельство полагало, что этот шаг должен способствовать активизации в стране классовой борьбы и достижению победы революции, после чего будущее пролетарское правительство смогло бы добровольно присое­диниться к Советской России. Тем самым парадоксальным способом была бы реализована идея "отделения во имя объединения", как это в ряде случаев и происходило ⁴.

 

Таким образом, Германии не было необходимости оказывать воз­действие на большевиков, чтобы те признали суверенитет Финляндии. Однако вскоре после этого германская поддержка сыграла важную роль в сохранении независимости страны.

 

В гражданской войне, начавшейся в Финляндии 28 января 1918 г., сочувствующие Советской России получили от нее необходимое ору­жие ⁵. Большевистское правительство поддерживало их всеми средст­вами. В боях против законного правительства Финляндии на различных этапах войны участвовало около 10 тыс. русских ⁶. В свою очередь не признававшие Советов снабжались оружием из Германии. После за­ключения Брест-Литовского мирного договора в Финляндию было направлено около 12,5 тыс. немецких войск. В Германии также полу­чили военную подготовку до 2 тыс. финских егерей. Они составили ядро новой армии Финляндии. В условия мирного договора входило также требование о выводе русских войск из Финляндии ⁷.

 

1 марта, непосредственно перед подписанием мира в Брест-Литовске, Совет Народных Комиссаров, за два месяца до этого приз­навший законное правительство Финляндии, заключил государственный договор с Советом народных уполномоченных Финляндии (правитель­ство красных). Согласно ему была определена государственная граница между Финляндией и Советской Россией и наряду с другими решен вопрос о гражданских правах. В частности, предусматривалась "максимально облегченная" процедура их получения русскими в Финляндской социалистической рабочей республике ⁸. Со своей стороны, законное правительство подписало 7 марта 1918 г. "мирный договор" с Герма­нией (будучи частью Российского государства Финляндия находилась в состоянии войны с Германией). Дополнительный секретный протокол договора предоставил Германии право иметь военно-морские базы на территории Финляндии ⁹.

 

Оба правительства Финляндии интересовала судьба Восточной Карелии. Эта территория находилась к востоку от границы Великого княжества. Она никогда ранее не входила в состав ни шведского государства, ни Великого Княжества Финляндского. Жители этой территории по своему вероисповеданию были православными, но говорили на языке, родственном финскому, который, по крайней мере отчасти, можно было считать даже его диалектом. В течение многих десятилетий в Финляндии ощущался интерес к соплеменникам из Восточной Карелии. Эти земли, большая часть которых воспета в эпосе "Калевала", считались важными в национальном смысле. Во время первой мировой войны как большевики, так и западные державы с воодушевлением провозгласили принцип права наций на само­определение. В духе времени обе стороны предполагали применить этот принцип к той территории, на которой карелы вплоть до 20-х годов составляли большинство населения. Правительство красных в Финляндии считало, что Восточную Карелию при согласии больше­виков можно было бы присоединить к Финляндии. Однако этот вопрос на переговорах между советским правительством и красным финлянд­ским правительством было решено рассмотреть позднее ¹⁰. Вновь он возник в 1939 г. в связи с договором, заключенным между советским правительством и так называемым правительством О. Куусинена.

 

В период гражданской войны в Финляндии между ней и Советской Россией возникла военная ситуация. Для ее ликвидации летом 1918 г. в Берлине велись советско-финляндские переговоры, на которых Финляндия выдвинула требования по поводу Восточной Карелии. Вопреки ожиданиям финнов Германия не захотела подвергать риску свои отношения с советским правительством из-за Восточной Карелии и не проявила интереса к заключению советско-финляндского договора на финских условиях. Из-за поражения в войне Германии переговоры закончились безрезультатно, и мир с Советской Россией удалось заключить только в октябре 1920 г. ¹¹

 

Финляндия ориентировалась на Германию с тем, чтобы получить гарантии независимости от той угрозы, которая непосредственно в то время или в будущем могла исходить от России. Одним из проявлений этой политики было избрание немецкого принца Фридриха Карла Гес­сенского королем Финляндии 9 октября 1918 г. В результате после­довавшего военного поражения Германии Финляндия была вынуждена изменить свою ориентацию в глобальной политике.

 

Финско-германское сотрудничество охладило отношение держав Антанты к Финляндии. В отличие от Германии они не признавали тогда большевистское правительство. Из-за ориентации Финляндии на Герма­нию Франция разорвала с ней дипломатические отношения. Великобритания, также воздерживалась от признания независимости Финляндии. Для того, чтобы получить поддержку западных держав, которая теперь стала жизненно важной для Финляндии, прежнее ее политическое руководство вынуждено было уйти с авансцены ¹². Немецкий принц так и не прибыл в Финляндию. Правительство Ю.К. Паасикиви, известное своей прогерманской ориентацией, уступило место новому прави­тельству, которое возглавил Л. Ингман. Генерал К. Маннергейм, отошедший от дел после гражданской войны, который, как известно, под­держивал союзников, был по инициативе парламента избран регентом. Его предшественник, прогермански настроенный Свинхувуд ушел в отставку ¹³.

 

Новая ориентация давала Финляндии основания рассчитывать на политическое признание Великобританией, а также на получение под­держки, в том числе и продовольствием, в случае возникновения большевистской угрозы. В 1919 г. в различных финских кругах выска­зывалась мысль о возможности наступления финнов на Петроград совместно с русскими белогвардейцами. Сторонники этой идеи пола­гали, что тем самым Финляндия снискала бы себе симпатии белой России. Однако со стороны белогвардейских руководителей не были получены гарантии признания независимости Финляндии. К тому же Великобритания, которая с точки зрения Финляндии была ведущей великой державой, не одобрила замысел операции, сочтя его слишком рискованным. В этих условиях большинство финляндского парламента и ведущие финские политики отклонили идею о развертывании воен­ных действий ¹⁴.

 

Финляндия не предприняла наступления на Петроград. Тем не менее небольшие отряды финских добровольцев все же вели военные действия, среди так называемых активистов вынашивались планы при­соединения этой территории к Финляндии. Они руководствовались известной идеей о "Великой Финляндии", которая отчасти нашла поддержку в самой Восточной Карелии. Однако эта идея никогда не была определяющей в политике правительства ¹⁵.

 

Переговоры между Россией и Финляндией с целью прекращения военного положения, возникшего в связи с гражданской войной 1918 г., проходили в Тарту. Финскую делегацию на них возглавил Ю.К. Па­асикиви. Согласно мирному договору, заключенному 14 октября 1920 г., Восточная Карелия осталась в составе Советской России. Это явилось разочарованием для определенных правых и молодежных кругов, которые восприняли договор как "постыдный", ибо считали, что насе­ление Восточной Карелии оказалось обманутым, что эту территорию уступили без учета мнения народа (без референдума). Но лишь 27 депутатов из 200 проголосовали в парламенте против договора, 163 – поддержали его ¹⁶.

 

Согласно Тартускому миру была подтверждена линия границы на Карельском перешейке, которая была определена еще в 1323 г. Оре­ховским мирным договором. До 1617 г. она являлась границей между Швецией и Россией, а затем, с 1721 г. сохранялась в качестве ад­министративной границы Финляндии между так называемой Старой Финляндией и Ингерманландией (Ижорская земля. – Ред.). В 1812 г. она стала границей Великого Княжества Финляндского и России. В дальнейшем Россия рассчитывала отодвинуть границу автономии не­много на запад.

 

Нередко высказываются мнения, что при заключении мира Со­ветская Россия все же была недовольна тем, что граница оказалась столь близко к Петрограду. Документы, которые подтверждали бы это, неизвестны. Напротив, делегация Советской России предложила в Тарту, чтобы за основу переговоров была взята граница 1917 г., "поскольку она являлась совершенно бесспорной". Требования русской делегации, связанные с островами Финского залива, имели политико-оборонительный характер. Финляндия обязалась их нейтрализовать. В результате переговоров Финляндия в качестве новой территории получила Петсамо. Российское правительство обещало передать ей эту территорию еще в 1864 г. в обмен на район расположения оружейного завода в Сиестарйоки (Сестрорецке).

 

Таким образом, установленная Тартуским мирным договором граница почти в точности соответствовала той, о которой Совет На­родных Комиссаров договорился весной 1918 г. с красным прави­тельством Финляндии. Исключение составлял лишь форт Ино в конеч­ной части Финского залива, распоряжаться которым по договору, под­писанному "красной Финляндией", предоставлялось Советской России. Теперь эта территория отходила Финляндии, но финны обязались ликвидировать там артиллерийские батареи. Отдельные статьи до­говора касались прав жителей районов Ребол и Порасозеро, которые были временно присоединены к Финляндии. В заявлении российской стороны содержалось намерение предоставить самоуправление Вос­точной Карелии ¹⁷.

 

Обещания, данные в связи с мирным договором, и отдельные его положения вскоре стали поводом для возникновения "вопроса о Вос­точной Карелии", поскольку Финляндия считала себя вправе контро­лировать их исполнение. Необходимо отметить, что правительство Финляндии рассматривало этот вопрос с точки зрения международного права, никогда не связывая его решения с насильственным изменением границ. Ставку на насилие делали лишь "активисты" еще до за­ключения Тартуского мира. Затем их влияние проявилось в так называемом карельском народном восстании 1921-1922 гг. Однако вскоре после этого их политическая роль приобрела маргинальный характер.

 

Сотрудничество стран Балтии

 

В 20-е годы советская угроза воспринималась в Финляндии вполне определенно. Тысячи финнов бежали в Советскую Россию после гражданской войны. Здесь их вербовали в ряды Красной Армии, где к 1936 г. свыше 1500 человек прошли военную подготовку, чтобы участвовать в грядущей революции в Финляндии. Летом 1920 г. была основана Карельская Трудовая Коммуна (с 1923 г. Карельская авто­номная советская республика), правительство которой состояло главным образом из красных финнов. Они открыто говорили о будущей Советской Финляндии с включением в нее Восточной Карелии. Осенью 1918 г. в Москве была создана Финская коммунистическая партия. В Финляндии она действовала нелегально, стремясь распространить свое влияние на все слои общества, в том числе и в армейских кругах ¹⁸.

 

В первые годы независимости Финляндия искала у Лиги наций дополнительные гарантии против советской угрозы. Членом этой организации она стала в 1920 г., тогда как СССР вступил в нее только в 1934 г. До этого Советский Союз рассматривал Лигу наций как вспомогательный орган стран-победительниц в мировой войне, исполь­зуемый для проведения империалистической политики.

 

Финляндия и новые прибалтийские республики во многом нахо­дились в одинаковом положении по отношению к СССР. В период освободительной войны в Эстонии финские добровольцы сыграли значительную роль в сохранении независимости этой страны. Начиная с 1919 г. представители Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы провели многочисленные встречи с целью координации своих действий. Позднее участие в этих встречах принимала и Польша. В 1919-1922 гг. тесное сотрудничество с прибалтийскими республиками, а также с Польшей стало характерной чертой внешнеполитической линии Финляндии. Такой ориентации были особенно привержены министр иностранных дел Р. Холсти и Прогрессивная партия, которую он представлял. Благосклонно к ней относились также аграрии ¹⁹.

 

Планы создания Балтийского союза приобрели актуальность во время военного конфликта зимой 1921/22 г. в Восточной Карелии. В этой же связи правительство Финляндии пыталось вынести обсуждение вопроса о Восточной Карелии на рассмотрение международного фору­ма.

 

В октябре 1921 г. началось восстание в северной части Восточной Карелии, которое было подавлено советскими войсками только в феврале 1922 г. Его спланировали "активисты" в Финляндии и под­держали войска финских добровольцев. Правительство Финляндии не поддержало эту авантюру и закрыло границу для повстанцев. В феврале 1922 г. на севере было осуществлено вооруженное вторжение в Финляндию с советской территории, известное под названием "сви­нячий мятеж". Его организовали финны, проживавшие в России. Со­ветское правительство во время Карельского восстания предъявило Финляндии ультиматум ²⁰.

 

Финское правительство действовало в то время на два фронта: с одной стороны, оно обратилось к Лиге наций с просьбой о посред­ничестве, с другой – стало искать поддержки у прибалтийских рес­публик и Польши ²¹. Оно просило Лигу наций выступить посредником в "конфликте между карелами и Россией". Советская Россия, которая не признавала за повстанцами права на участие в переговорах и считала Лигу наций "подручным орудием" империалистов, не приняла этого предложения ²². Предпринятые затем новые попытки вынести на об­суждение международных органов советскую политику в отношении Восточной Карелии "ушли как вода в песок". Международный суд в Гааге в 1923 г. признал невозможным принятие каких-либо решений из-за позиции, занятой советским правительством. Тем не менее Ассам­блея Лиги наций в 1923 г. приняла постановление, в котором гово­рилось: "Ассамблея, признавая важность вопроса о Восточной Карелии, принимает во внимание объяснение делегации Финляндии о том, что финское правительство, поскольку нет какого-либо иного решения или заявления международного суда, будет твердо придерживаться своего права рассматривать предписания Тартуского мирного договора, от­носящиеся к положению Восточной Карелии, и связанные с ними заявления в качестве международных обязательств; и просит Совет впредь, по-возможности, собирать всю полезную информацию по дан­ному вопросу для его положительного разрешения" ²³.

 

Таким образом, вопрос о Восточной Карелии был доведен до фак­тического разрешения. Следует заметить, что Финляндия официально не предъявляла требований на зарубежную территорию, а только при­влекала внимание к вопросу о том, как осуществляются права, которые были гарантированы этой территории международными соглашениями.

 

Внешнеполитическая ориентация Финляндии на страны Балтии достигла максимума ко времени затухания восстания в Карелии. 18 марта 1922 г. министр иностранных дел Р. Холсти подписал в Варшаве пакт, участниками которого стали Финляндия, Эстония, Латвия и Польша. Идея Варшавского пакта заключалась не в военном, а в политическом объединении. Он предполагал совместные переговоры на тот случай, если бы какая-либо из договорившихся сторон оказалась бы под угрозой или стала объектом агрессии. Проблематичной была роль Польши. Проводимая ею политика считалась опасной. По мнению консервативной Национальной коалиционной партии, Варшавский пакт не содержал конкретных гарантий безопасности Финляндии и мог поставить ее на службу интересам других стран, например, Польши, которая имела возможность использовать пакт в антигерманских целях. Следовало также принять во внимание, что после Рапалльского дого­вора укреплялось сотрудничество между СССР и Германией. Социал-демократы также воспротивились пакту. В результате его судьба была предрешена ²⁴. Парламент Финляндии не ратифицировал Варшавский пакт, и Р. Холсти был вынужден уйти в отставку. Это нанесло фа­тальный удар по "балтийской линии" во внешней политике Финляндии. Совместные встречи представителей Финляндии, прибалтийских республик и Польши продолжались, но они становились все менее зна­чимыми. Финляндия занимала на них пассивную позицию. Идея союза была похоронена. В 1924-1925 гг. ориентации на страны Балтии во внешней политике Финляндии окончательно стало отводиться вто­ростепенное место ²⁵.

 

В принципе с позиции Финляндии более естественной альтернати­вой в смысле выбора внешнеполитической ориентации, чем страны Балтии и Польша, была соседняя Швеция. Она являлась старым и прочным государством, суверенитет которого никогда и никем не ставился под сомнение.

 

Отношения Финляндии и Швеции были близкими и дружествен­ными еще с того времени, когда Финляндия была частью Шведского Королевства. Финны никогда не считали свою страну шведским вла­дением. Они воспринимали ее как часть государства, в национальном наследии которого культура, законодательство Швеции, а также язык занимали важное место.

 

Вместе с тем существовали известные факторы, которые противо­действовали сотрудничеству Финляндии со Швецией в 20-е годы. На этапе становления независимости у Финляндии возник конфликт с Швецией из-за Аландских островов, население которых было шведоговорящим. Они считались частью Финляндии еще в то время, когда она находилась под властью Швеции, а начиная с 1809 г. стали частью автономного Великого Княжества Финляндского. В смутной ситуации 1918 г. Аланды оккупировали шведские войска, но вскоре Германия, поддерживавшая Финляндию, вынудила их покинуть острова. Швеция продолжала требовать себе Аланды, приводя различные аргументы в обоснование своей позиции. Ее поддерживали сами жители островов. В 1921 г. спор был окончательно разрешен Лигой наций в пользу Финляндии ²⁶ – один из немногих важных политических вопросов, которые эта организация когда-либо разрешила.

 

Проблема таким образом была устранена, но известные трения все же осложняли отношения между Финляндией и Швецией вплоть до начала 30-х годов. Поводы для возникновения таких трений в целом были несущественны. Тем не менее тенденция к тесному сотрудни­честву между Швецией и Финляндией не находила в 20-е годы одоб­рения ни в одной из двух стран. Когда в 1923 г. министр иностранных дел Швеции предложил оборонительный союз Финляндии и Швеции, это стоило ему министерского портфеля ²⁷.

 

Разногласия между странами, однако, носили довольно поверх­ностный характер. Для споров почти не было реальных причин. Так, хотя во внутренней политике Финляндии и велась борьба за положение шведского языка, но его право как языка национального меньшинства никогда не оспаривалось. Более того, права, предоставленные шведс­кому языку финским законодательством, являлись с точки зрения меж­дународных норм исключительно широкими.

 

С военной точки зрения у обеих стран имелись общие интересы в области обороны. Мысль о том, что в случае агрессии со стороны Советской России ее территория расширилась бы до Торниойоки, т.е. до западной границы Финляндии, вовсе не устраивала военные круги Швеции. По их мнению, оборонительная линия Швеции должна была находиться на рубеже р. Райайоки (Сестра) у границы Финляндии. Начиная с 20-х годов, генеральные штабы обеих стран постоянно обсуждали проблемы оборонительного сотрудничества. При этом они рассчитывали на помощь, которая могла быть предоставлена им на основе решения о санкциях Лиги наций ²⁸. Такое сотрудничество не афишировалось, но это ни в коей мере не уменьшало значение того факта, что Швеция была единственной страной, которая могла быстро оказать Финляндии существенную помощь в случае советской агрессии. Как в Финляндии, так и в Швеции единственно возможным носителем угрозы считался Советский Союз. Что касается Германии, то в 20-е годы она была еще слабой, разоруженной в соответствии с условиями Версальского мирного договора.

 

Ориентация на Лигу наций

 

Ставка на сотрудничество с прибалтийскими странами, равно как и со Швецией, не смогла стать определяющей во внешней политике Финляндии в 20-е годы. Вместе с тем и мысль о прогерманской ориентации, что вполне понятно, была также снята со счетов. До 1926 г. Германия не являлась даже членом Лиги наций. Кроме того, она была разоружена и испытывала трудности из-за внутренних про­тиворечий и к тому же сотрудничала с Советским Союзом на основе Рапалльского договора. Она враждебно относилась к ориентации на страны Балтии и особенно на Польшу ²⁹.

 

С начала 20-х и почти до середины 30-х годов наилучшим гарантом безопасности Финляндии считалась Лига наций. В деятельности этой организации был сделан акцент на юридическое международно-правовое мышление, что сочеталось с преобладавшей в Финляндии внешнеполи­тической традицией. В частности, в конце 20-х годов Финляндия, вхо­дившая в Совет Лиги наций, энергично добивалась, чтобы ее членам – малым странам, были обеспечены особые гарантии безопасности ³⁰.

 

После Локарнского соглашения 1925 г., когда Германия стала чле­ном Лиги наций, Советский Союз попытался создать вместе с своими соседями, в том числе и с Финляндией, независимую от Лиги наций договорную систему. Пакт о ненападении на тех условиях, которые были предложены Советским Союзом, иначе говоря, без упоминаний об арбитраже, на взгляд финнов, находился в противоречии с обязательст­вами Финляндии как члена Лиги наций. Поэтому предложение было от­клонено31. Финляндия, избрав линию, направленную на то, чтобы избе­жать каких-либо связывавших ее обязательств, отклонила и предложе­ния СССР по так называемому Московскому протоколу 1929 г. и польское предложение, целью которого было организовать единый прибалтийский фронт в рамках этого же протокола ³².

 

В целом же в 1927-1931 гг. для внешнеполитической линии Финляндии характерно проведение обособленной политики ³³. Как заметил в 1929 г. германский посланник в Хельсинки, политика Финляндии была "осторожной, недоверчивой, уклончивой в вопросах, связанных с принятием обязательств и выбором ориентации"³⁴.

 

Этому изоляционизму пришел конец, когда Финляндия, наряду с прибалтийскими странами и Польшей, подписала в 1932 г. с СССР договор о ненападении. Финляндско-советский договор предусматривал, что договаривающиеся стороны останутся нейтральными в случае, если одна из них окажется объектом агрессии. Это обязательство, однако, не имело силы, если одна из сторон сама станет агрессором ³⁵. От­личительной чертой этого документа по сравнению с ранее предла­гавшимся Советским Союзом договором было то, что теперь в упо­мянутом в нем условии относительно денонсации не игнорировалась обязанность стран-членов Лиги наций участвовать в санкциях против агрессора. В 1934 г. стороны договорились о продлении договора о ненападении еще на десять лет, т.е. до 1945 г.

 

В конце 20-х годов готовность Финляндии к обороне в самой стране считалась слабой, флот ее едва ли смог бы воспрепятствовать операции по высадке десанта противника на острова.

 

Вооруженные силы Советской России в 20-е годы также были в стадии становления. Тем не менее в Финляндии полагали, что опас­ность нападения существует только со стороны СССР ³⁶.

 

Оперативные планы Финляндии не предусматривали ситуаций, при которых Финляндия могла бы действовать в составе какого-либо воен­ного союза западных государств. Вместе с тем в оборонительных планах 20-х годов не исключались и активные действия. Их отправной точкой являлась констатация слабости СССР и соображения о том, что мобилизация и сосредоточение войск могут быть проведены финнами быстрее, чем противником. Допускалась возможность перехода финс­кими войсками государственной границы в нескольких местах, в том числе на Карельском перешейке, где они должны были организовать оборону на наиболее узком участке ³⁷. Эти планы, разработанные с учетом благоприятных для Финляндии условий, устарели в 30-е годы в связи с укреплением военной мощи Советского Союза.

 

Планы обороны (К-1 и К-2), принятые в 1934 г. и остававшиеся в силе до 1939 г., были более осторожными. Вместе с тем план К-1 допускал активные действия. План К-2 был чисто оборонительным. Его главной целью был разгром противника на территории Финлян­дии. Возможность осуществления этого плана предусматривалась в 1939 г. во время больших августовских маневров на Карельском пере­шейке ³⁸.

 

Сближение со скандинавскими странами

 

Политическая обстановка, с учетом которой был подписан договор 1932 г., оказалась недолговечной. Приход в 1933 г. Гитлера к власти разрушил основы европейской политики. В 20-е – начале 30-х годов Германия, недавний политический партнер Советского Союза, превра­тилась теперь в его явного врага. К 1934 г. германо-советскому со­трудничеству, которое включало в себя даже негласную военную подготовку и переподготовку немцев на территории СССР, пришел конец ³⁹. В новой обстановке Советский Союз вступил в Лигу наций, которую ранее резко осуждал. Германия и Япония вышли из этой организации. Она утратила свое влияние на Германию, которая раз­рушила стабильность в Европе. Опасность возникновения войны в Европе постоянно нарастала.

 

Финляндия во внешней политике по-прежнему ориентировалась на Лигу наций, но после 1932 г. также начала все более склоняться к идее скандинавского сотрудничества. Агрессивная политика Германии, про­водившаяся ею с 1933 г., еще больше способствовала усилению проскандинавского курса Финляндии. Министр иностранных дел А. Хакцель (1932-1936), премьер-министр Т. Кивимяки (1932-1936), а также маршал Маннергейм, являвшийся председателем Совета обороны, выступали за тесное сотрудничество со Швецией и другими скан­динавскими странами ⁴⁰.

 

В 1933-1934 гг. Германия хотя еще и не располагала большой военной силой, тем не менее была явным источником угрозы. Гонка вооружений также начала оказывать воздействие на политическую атмосферу. В этой новой европейской ситуации СССР выступил с идеей коллективной безопасности: заключение региональных догово­ров, в рамках которых можно было бы обеспечить мир. Финляндия к предложенному ей так называемому восточному Локарно отнеслась отрицательно. Считалось, что проект такого договора находился в противоречии с основными задачами внешней политики Финляндии, а именно, с ее стремлением сохранить нейтралитет, и не соответствовал новой ориентации на сближение со Скандинавией ⁴¹.

 

Финляндско-германские отношения традиционно являлись хороши­ми по ряду причин: культурное влияние было важным еще со времен реформации, между странами также весьма оживленно велась торговля. Особое значение имела германская помощь Финляндии в ее освободительной войне, именуемой также гражданской войной 1918 г. По мере превращения в сверхдержаву Германия стремилась с выгодой использовать свою традиционно хорошую репутацию в Финляндии и обеспечить себе политическое влияние в этой стране. Конечно, в первые годы нацистского правления некоторые финские круги еще испытывали симпатии к Германии, но это было следствием того, что после прекращения рапалльского сотрудничества произошли изменения, которые считались выгодными для Финляндии.

 

Президент Финляндии Свинхувуд (1931-1937), исходя из геогра­фического положения Финляндии, полагал, что эффективная помощь Германии в случае возможного нападения СССР была более реа­листичной, чем помощь более удаленных держав. Швеция же была еще слаба и начала наращивать свои вооруженные силы после разоружения в одностороннем порядке только со второй половины 30-х годов ⁴². В свою очередь, англо-германское морское соглашение 1935 г. показало ослабевающий интерес Великобритании к балтийскому региону. Именно сильная Германия, как противовес быстро повышавшему свою боевую готовность Советскому Союзу, пожалуй, и рассматривалась как фактор, отвечавший интересам Финляндии. К тому же многие финские офицеры (егеря), прошедшие военную подготовку в Германии во время первой мировой войны, были заинтересованы в ее военном усилении. Еще в период Веймарской республики Финляндия, так же как и Советский Союз, успешно использовали германских специалистов при строительстве подводных лодок. Немцы, со своей стороны, стремились использовать сохранившуюся о себе с 1918 г. добрую память, напоминали о былом "братстве по оружию" и даже об "общности судеб" двух стран. В Финляндии, где стремились залечить раны, причиненные гражданской войной, такая линия поведения не могла иметь большого успеха. Явно не удались также попытки Германии повлиять на поли­тику Финляндии по военной линии ⁴³.

 

Общественное мнение в Финляндии отрицательно относилось к нацистской системе. И немцы были об этом хорошо осведомлены44. Что касается германо-финляндских торговых отношений, то торговля с Германией в 1929-1930 гг. составляла 13% финского экспорта, в 1937-1938 гг. – 14%. Импорт из Германии был равен 38% товарных поступлений Финляндии в 1929-1930 гг. и только 20% – в 1937-1938 гг. В экономическом отношении более важной для Финляндии являлась Великобритания (в 1937-1938 гг. – 44% финского экспорта, 22% импорта) ⁴⁵.

 

Приход Гитлера к власти в Германии способствовал переориента­ции Финляндии во внешней политике на Скандинавию, поскольку он заставил Швецию отказаться от своего былого пацифизма и начать вооружаться, что, с точки зрения Финляндии, соответствовало ее интересам и, следовательно, требовало относиться к Швеции с боль­шей серьезностью ⁴⁶. Внешняя политика Финляндии, которая эволю­ционировала от нейтралитета в рамках системы Лиги наций к сов­местному нейтралитету со скандинавскими странами была тесно связана с парламентской политикой. Покинув Лигу наций, Германия начала нарушать условия Версальского мира и таким образом сабо­тировать систему Лиги наций в целом. Все финские политические партии оказывали противодействие этой политике. Исключением являлись лишь крайне правые, фракция которых была очень неболь­шой ⁴⁷.

 

В Финляндии крайне правые лишились политического влияния еще в начале 30-х годов. Начиная с 1933 г. в парламенте была пред­ставлена всего лишь одна профашистская партия – Патриотическое народное движение. Она имела только 7% парламентских мест и действовала обособленно от других партий, не имела представителей в правительстве. В 1938 г. министр внутренних дел У. Кекконен даже объявил эту партию вне закона, хотя его решение затем и было отменено в судебном порядке. На выборах 1939 г. профашистская партия все же получила восемь мест, или 4% от общего их числа в парламенте. Это явно свидетельствовало об отрицательном отношении в стране к фашистским идеям. Процветавшая также в студенческих кругах, особенно в 20-е годы, идея о" Великой Финляндии" все более приобретала в 30-е годы черты оборонительной идеологии, которая в отношении родственных народов сводилась к вопросу заботы о беженцах ⁴⁸. Показательно, что среди членов Национальной коалиционной партии, которая была одной из важных парламентских партий, сначала в какой-то мере чувствовались симпатии по отношению к Германии, но уже в 1934 г. они пошли на убыль ⁴⁹.   

 

В 30-е годы влияние президента на внешнюю политику Финляндии имело второстепенное значение. Она находилась прежде всего в ведении правительства с его министрами иностранных дел. Свинхувуд был известен своими прогерманскими настроениями еще с 1918 г., когда являлся регентом Финляндии. В 1937 г. президентом стал аграрий К. Каллио, предпочитавший ориентацию на Скандинавию ⁵⁰.

       

В течение 1932-1934 гг. правительства и министры иностранных дел стремились ориентироваться преимущественно на Скандинавию. Поддержка этой линии в стране усилилась в сравнении с предшествующим периодом с приходом в правительство социал-демократов. На рубеже 20-х – 30-х годов социал-демократическая партия справилась с атаками на нее со стороны коммунистов и крайне правых. На парламентских выборах 1930 г. она получила 66 мест, а в 1933 г. – 78, но президент Свинхувуд не допустил участия партии в правительстве.

 

Все же 12 марта 1937 г. было образовано новое, аграрно-социал-демократическое правительство. На парламентских выборах 1936 г. аграрии получили 53 места, а социал-демократы – 83 из 200 парла­ментских мест. Так называемое красноземельное правительство, в которое вошли 6 социал-демократов, 5 аграриев, 2 представителя Прогрессивной партии и один министр-профессионал, имело широкую парламентскую базу. Оно находилось у власти вплоть до начала зимней войны. Поначалу министром иностранных дел был Холсти (1936-1938), член Прогрессивной партии, известный англофил. В представлении Холсти Финляндии следовало ориентироваться на североевропейские страны, действуя в рамках Лиги наций, а также на Англию и Францию, признававшихся опорой Лиги наций и стоявших за ней сил ⁵¹. Преемником Холсти на посту министра иностранных дел в конце 1938 г. стал Э. Эркко, который считал скандинавскую ориентацию наиболее важной и с большим недоверием относился к Лиге наций ⁵².

 

Социал-демократы всегда были известны своим пацифизмом и приверженностью принципам Лиги наций. Вместе с тем они также проявляли заметную склонность к сотрудничеству со скандинавскими странами, одновременно подчеркивая важность поддержания хороших отношений с Советским Союзом ⁵³.

 

В свою очередь, аграрии были известны своей незаинтересован­ностью повышать налоги, предназначенные для удовлетворения нужд армии. В своей внешней политике партия в 20-е годы отдавала предпочтение балтийской ориентации и выполнению обязательств, выте­кающих из членства в Лиге наций. В 30-е годы Аграрный союз сделал выбор в пользу ориентации на североевропейские страны 54.

 

На парламентских выборах летом 1939 г. положение "красно-земельного правительства" еще более укрепилось. Теперь аграрии имели 56 мест, а социал-демократы – 85. Крайне правая партия ИКЛ (Патриотическое народное движение) получила, как уже говорилось, только восемь мест из двухсот. Тем самым парламентская основа скандинавского направления финской внешней политики стала весьма прочной. Германия не имела возможности оказывать на нее влияния, и это там хорошо поняли ⁵⁵.

 

Подобно Финляндии, скандинавские страны вплоть до 30-х годов в своей политике безопасности делали большую ставку на Лигу наций. Во всех скандинавских странах осознание актуальности взаимного тесного сотрудничества росло одновременно с ростом международной напряженности. Это было следствием агрессивной политики Германии, гонки вооружений и слабости Лиги наций, что становилось все более очевидным.

 

Собственно, ориентация Финляндии во внешней политике на Скандинавию началась с присоединения в 1933 г. в Осло к таможенной конвенции. Финляндия была к тому же представлена на совещании премьер-министров Скандинавии в 1934 г., а 28-29 августа 1935 г. министры иностранных дел Финляндии, Швеции, Дании и Норвегии договорились о единой линии в вопросе о санкциях Лиги наций по отношению к Италии. 5 декабря 1935 г. финский парламент провоз­гласил нейтралитет, аналогичный нейтралитету других северных стран, в качестве официальной внешнеполитической линии Финляндии ⁵⁶.

 

Несмотря на позицию скандинавских стран, Германия стремилась различными способами обеспечить там свое влияние. На культурном фронте немецкая пропаганда пыталась представить "северную идею" как имеющую общие германские корни, что предполагало сближение народов друг с другом. Этот идеологический флирт не оказал влияния ни на социал-демократические правительства, ни на широкие круги общественности северных стран. К тому же печать северных стран высмеивала немецкую идею о германо-североевропейском сообществе. В результате немцы были вынуждены довольно скоро отказаться от своей пропагандистской кампании. Конечно, как в Финляндии, так и в скандинавских странах были незначительные группы людей, которые восприняли ее с воодушевлением. В Финляндии же для нацистской пропаганды, помимо всего прочего, существовало особое препятствие: население Финляндии можно было считать "германским" применительно к весьма ограниченной его части. Нацисты принимали это во внимание и стремились оказать нажим на Финляндию, ссылаясь на старые связи в области культуры, а также используя такое понятие, как "культуртре­герство", рассчитывали встретить понимание в консервативных кругах ⁵⁷. Ряды местных финских нацистов были столь незначительны (к тому же они расходились во взглядах с консерваторами), что сами немцы даже и не утруждали себя тем, чтобы обращать на них вни­мание.

 

Пик "культурного наступления" приходился на 1935-1936 гг. К 1938 г. поражение Германии на культурном фронте стало очевидным ⁵⁸. Агрессия Германии, направленная против таких небольших стран, как Австрия и Чехословакия, подорвала ее репутацию и в других малых государствах. Финская пресса, особенно печатные органы "красно-земельного правительства", писала об "аншлюсе" настолько крити­чески, что немцы заявили официальный протест ⁵⁹.

 

Немецкий посланник В. Блюхер был очевидно прав, заметив в своем донесении от 1 августа 1938 г., что 80-90% финнов являются демократами, считающими, что Финляндии следовало бы оказать свою поддержку тем демократическим государствам, на которые напала Германия ⁶⁰.

 

Немецкие военные круги также стремились воздействовать на Финляндию. Военный атташе Германии приступил к своим обязан­ностям в посольстве в Хельсинки в 1935 г. Германское правительство дало указание своим военным атташе в северных странах акти­визировать деятельность, в том числе и в Финляндии. Финским офицерам высшего ранга было направлено приглашение посетить Гер­манию для ознакомления с ее армией. Финляндия не отказалась от приглашения, но проявила заинтересованность в том, чтобы подобные отношения поддерживались также с западными государствами, с кото­рыми они были установлены после 1918 г., и более тесно, чем с разоруженной Германией. Начиная с 1920 г., например, группа офице­ров генштаба проходила подготовку во Франции ⁶¹. Что касается вооружения, то Финляндия приобретала его не в Германии, а в Англии, Голландии и Швеции ⁶².

 

Новые проблемы в отношениях с СССР

 

Договоры о ненападении были заключены Советским Союзом с западными соседями в 1932 г., т.е. до прихода Гитлера к власти и до вступления СССР в Лигу наций в 1934 г. Хотя действие договоров и было продлено в 1934 г. до 1945 г., в новых условиях Советский Союз больше не считал их достаточными гарантиями безопасности.

 

В отношении Финляндии к СССР определяющим было то, чтобы не оказаться втянутой в возможный конфликт между великими дер­жавами в районе Балтийского моря и любыми способами избежать та­кого положения, которое дало бы право Советскому Союзу, хотя бы и под предлогом выполнения санкций Лиги наций, направить свои войска в Финляндию. По этим причинам она отвергла сделанное ей пред­ложение о присоединении к так называемому восточному Локарно ⁶³.

 

С принятием СССР в 1934 г. в члены Лиги наций между ним и Финляндией возникла известная напряженность. В СССР опасались, что теперь она выдвинет требование рассмотреть оставшийся открытым в 1923 г. вопрос, касающийся выполнения Тартуского мирного договора. Советский Союз в этом случае мог использовать силовое давление, чтобы не допустить вынесения его на обсуждение ⁶⁴.

 

С конца 1934 г. СССР с особой подозрительностью следил также за всеми контактами между Финляндией и Германией, в частности, за визитами Маннергейма в Германию, хотя он совершал поездки и в западные страны и его посещения Германии не были связаны с закупкой оружия. Напротив, оно приобреталось в Англии ⁶⁵.

 

Присущий Советскому Союзу подход к основным вопросам внешней политики резко отличалось от нормальной практики западных государств. Это обычно проявлялось в поисках тайных союзов и скрытых враждебных замыслов соседнего государства совершенно без учета его официального курса и расстановки сил, сложившейся со­образно преобладавшей в то время в стране политической культуре. На основе советских документов можно заметить, что послы СССР получали довольно подробные инструкции, под каким углом зрения им следовало рассматривать обстановку в той стране, где они находились, и как трактовать ее политику ⁶⁶.

       

В свете установок 30-х годов не удивительно, что поступавшие в Москву донесения послов базировались на "классовых позициях". В них выискивались признаки закулисной деятельности. Все, что могло подогреть подозрения наркоминдела по поводу влияния на политику Финляндии враждебных Советскому Союзу великих держав, бралось на особую заметку и докладывалось. Например, в рапортах и анали­тических записках особое внимание уделялось предполагаемому воз­действию на нее Японии, тогда как реально проводившаяся Финляндией внешняя политика и поддерживавшие ее силы оставались без внимания ⁶⁷.

 

Было ли подозрение правомерным или нет, рассеять его у Финлян­дии не представлялось возможным. Летом 1935 г. ее посланник в Моск­ве А. Ирье-Коскинен, который особо подчеркивал важность хороших и доверительных отношений между своей страной и СССР, считал, что подозрения советского правительства "крайне плохо обоснованы, но представлены в определенной системе. Поэтому следует в какой-то мере принимать их все же во внимание в политических отношениях с Советским Союзом"⁶⁸.

 

Советская сторона выражала свое недовольство Финляндии в весьма резкой форме. Например, в 1934 г., когда СССР вступил в Лигу наций, Финляндия публично потребовала, чтобы вопросы, оставшиеся открытыми в 20-е годы, разрешение которых предполагалось по Тартускому мирному договору, были вынесены на рассмотрение между­народных органов. СССР отверг эту идею. 25 сентября 1934 г. за­меститель народного комиссара иностранных дел B.C. Стомоняков за­явил послу Ирье-Коскинену: "Никогда за время тех девяти лет, в течение которых я курировал отношения между СССР и Финляндией, положение этих отношений не было более серьезным"⁶⁹.

 

В народном комиссариате иностранных дел считалось, что ухудшение международного положения является причиной усиления в Финлян­дии опасных антисоветских тенденций. Постановка в Лиге наций вопроса о Восточной Карелии истолковывалась как территориальные притязания к СССР ⁷⁰.

 

Серьезным с позиции Советского Союза считалось также то, что морское соглашение 1935 г. между Германией и Англией меняло стра­тегическое положение на Балтийском море в пользу Германии. Со­ветский Союз, со своей стороны, интенсивнее прежнего занялся приго­товлениями в связи с возможной опасностью войны. В частности, были приняты меры по очищению от населения территории Ингерманландии ⁷¹.

 

В Москве сложилось представление, согласно которому провозгла­шенную Финляндией политику нейтралитета "нужно рассматривать как новую и притом довольно ловкую политику нынешнего финляндского кабинета, ведущего определенную антисоветскую и прогерманскую ли­нию, маскировать свою политику мнимой скандинавской ориента­цией"⁷². Этот вывод был доведен наркоматом иностранных дел до сведения представительств в Финляндии и в скандинавских странах, при этом давалось указание всячески разоблачать господствовавшие "в действительности" в Финляндии "агрессивные, прогерманские и прояпонские настроения"⁷³. Подстраивались под эту линию также и до­несения, поступавшие из Хельсинки в Москву. Сделанное же тогда министром обороны предложение советскому полпреду Э.А. Асмусу относительно возможности ознакомления с пограничными территориями не ослабило подозрений, а, видимо, лишь усилило их. По крайней мере, его отклонили ⁷⁴.

 

В донесениях полпредства, направлявшихся из Хельсинки в Моск­ву, отмечалось вместе с тем проявление представителями германского вермахта интереса к стратегически важным районам Финляндии. До­кладывалось, в частности, что посетивший Финляндию летом 1936 г. инспектор пехоты германской армии генерал Реве и сопровождавшие его известные немецкие офицеры осматривали отдельные районы вбли­зи границы с Советским Союзом, а также изучали расположение финских войск ⁷⁵.

 

На основе донесений советского полпреда складывалось такое представление, что в дипломатических кругах Финляндии не оспари­вался сам факт "продолжения финляндским правительством прогер­манской внешней политики". Побеседовав с Ирье-Коскиненом, Асмус направил из Финляндии 19 сентября 1936 г. в народный комиссариат иностранных дел следующую телеграмму: "В Хельсинки не хотят ме­нять своей политики, которую Ирье-Коскинен признает прогерманской и подозрительной для всей страны" ⁷⁶.

 

В том же, 1936 г. о весьма своеобразной "идеологической" манере советских представителей истолковывать внешнюю политику Фин­ляндии высказал свои суждения финский посланник в Москве. "Очень трудно решить, – говорил он, – в какой мере эти подозрения по от­ношению к Финляндии основаны на реальных представлениях или же они являются следствием прежде всего внешнеполитических сообра­жений" ⁷⁷.

 

Ирье-Коскинен выражал сожаление о том, что систематическое очернение Финляндии могло с течением времени привести к военному риску: "С позиции Финляндии вышеизложенное отрицательное отноше­ние Советского Союза в настоящее время (подчеркнуто Ирье-Коскиненом. – Ред.) – по крайней мере, в области торговли – не имеет серьезного значения, но, исходя из возможности военного конфликта в Европе, это следует все же принимать во внимание"⁷⁸.

 

Обеспокоенность финляндского посланника в Москве не была без­основательной. Оценивая проводившуюся Хельсинки внешнюю поли­тику, советское военное руководство приходило к заключению, что Финляндия объединится с Германией при нападении ее на Советский Союз. В директиве, касавшейся составления оперативного плана на 1936 г., народный комиссар обороны К.Е. Ворошилов указывал, что необходимо "исходить из следующих вероятных противников: Герма­ния, Польша, Финляндия и Япония" ⁷⁹. Мнение о том, что Финляндия будет являться возможным союзником Германии при ее нападении на Советский Союз, по-видимому, утвердилось в последующее время. В составленном в 1937 г. перспективном оперативном плане предпо­лагалось, что в случае возникновения войны Красная Армия перенесет боевые действия на территорию Финляндии ⁸⁰.

 

В Финляндию поступали по различным каналам сведения о том, что Советский Союз готовится в случае возникновения конфликта вторгнуться на финскую территорию. Еще в 1935 г. полпред Советского Союза Асмус в своей беседе с представителем министерства иностранных дел Финляндии сказал, что если в Европе возникнет конфликт, то Советскому Союзу необходимо будет оккупировать часть финской территории ⁸¹. Такую угрозу высказал также A.A. Жданов в своей речи в 1936 г. ⁸²

 

Когда двухлетние усилия Финляндии, направленные на доказа­тельство своей приверженности нейтралитету, не увенчались успехом, надо было приступить к активизации своих действий. После того, как в результате парламентских выборов летом 1936 г. образовалось под­держиваемое преимущественно Аграрным союзом правительство К. Каллио, а министром иностранных дел стал Холсти, наступило вре­мя, когда министры иностранных дел ряда западных стран начали предпринимать поездки в Москву. В Хельсинки пришли к заключению, что и для финского министра настало время для такого визита. Это нужно было сделать, чтобы рассеять недоверие к внешней политике Финляндии как в Москве, так и в других столицах. О существовании недоверия было известно, хотя в Финляндии считали его совершенно беспочвенным ⁸³. В какой-то мере недоверие распространилось даже среди западных стран, конечно, не без усилий Советского Союза ⁸⁴.

 

Новый министр иностранных дел Холсти был известен своей при­верженностью Лиге наций, и его вовсе нельзя было считать прогер­мански настроенным. Поездка Холсти в Советский Союз состоялась 8-10 февраля 1937 г. Его принимали на высоком правительственном уровне торжественно и радушно. Внимательность проявлялась даже сверхобычная. Во время визита Холсти и М.М. Литвинов обсуждали пути оздоровления советско-финляндских отношений. Литвинов вы­разил озабоченность Советского Союза тем, "что в случае возник­новения большой войны в Европе Финляндия могла оказаться в противоположном нам лагере, а вовсе не тем, что финны сами напали бы на нас". То же самое говорил и Ворошилов, прямо давая понять, что существуют подозрения о имеющихся у Финляндии планах расширения своей территории на востоке за счет соседа, чему будет предшествовать договоренность "с первоклассной великой державой", имея при этом в виду Германию. Холсти решительно заявил, что эти по­дозрения с точки зрения Финляндии являются абсолютно иррацио­нальными. Он твердо заверил представителей советского руководства, что Финляндия не позволит никакому другому государству совершить нападение на Советский Союз через свою территорию. По оценке самого Холсти, советские представители, и в особенности военные, были удовлетворены этим разъяснением ⁸⁵.

 

После визита Холсти советско-финляндские отношения выглядели, уже по оценке восточного соседа, оздоровляющимися. Асмус инфор­мировал Москву, что он все еще наблюдает прогерманские настроения в Финляндии и видит в этом "легкомыслие" финнов, поскольку с их стороны недооцениваются достигнутые Советским Союзом результаты в отношениях с Финляндией, которые надо еще закрепить и развивать дальше ⁸⁶.

 

В 1937 г. в Финляндии произошли и другие перемены, которые должны были рассеять иллюзии о мнимых прогерманских настроениях в стране. После президентских выборов в марте 1937 г. вместо германо­фила Свинхувуда главой государства стал К. Каллио. Холсти сохранил пост министра иностранных дел в левоцентристском правительстве А. Каяндера. В программе нового кабинета особо констатировалось, что важным является "продолжать улучшение отношений с Россией".

 

Летом 1937 г. были организованы визиты в Финляндию советских журналистов и художников. На начавшееся углубление отношений между Финляндией и Советским Союзом положительно реагировали в Скандинавии. Это, несомненно, благоприятно сказывалось на сотруд­ничестве Финляндии с северными странами, снижало недоверие в мире к внешней политике Финляндии, которое, по убеждению финнов, явля­лось на самом деле результатом длительной дезинформаторской кам­пании Советского Союза. Так, по оценке заместителя наркома ино­странных дел В.П. Потемкина "улучшение советско-финляндских отно­шений рассеяло сомнения скандинавов относительно внешнеполити­ческой ориентации Финляндии... Тенденция к заключению на Севере Европы регионального соглашения, основанного на принципе коллективной безопасности, объективно направлена против вероятного агрессора (Германии) и с нашей стороны может встретить лишь сочувственное отношение"⁸⁷. В этой оценке предполагалось все же, что северные страны будут придерживаться принципа коллективной без­опасности, т.е. вместо абсолютного нейтралитета станут следовать выполнению требований Лиги наций. Между тем от такого подхода все северные государства уже отмежевались, поскольку, по взгляду малых стран, он вел их прямо к конфликту между великими державами. Это скоро заметили в Москве, и Потемкин призвал полпредов скан­динавских стран предостеречь своих политиков от "близорукости" в данном случае и от "рискованной" со стороны малых стран политики, которая расходится с принципом коллективной безопасности ⁸⁸.

 

Проводившаяся Холсти линия Лиги наций уже довольно плохо воспринималась в Финляндии, и положение министра пошатнулось. На него оказывалось давление как у себя в стране, так и из Берлина. Основной причиной этого в своей стране (исключая субъективные) явилась склонность Холсти придерживаться ориентации на северные государства, все еще придававшие значение Лиге наций, тогда как сторонники нейтралистского курса считали, что такая политика будет больше угрозой для безопасности этих стран ⁸⁹.

 

На смену Холсти 12 декабря 1938 г. пришел Э. Эркко, который ни в коем случае не мог считаться прогермански настроенным. Он был так же, как и его предшественник, англофилом, но в отличие от Холсти стремился отмежеваться от принудительных статей Лиги наций, что подкреплялось решением президента Каллио, принятым еще 20 мая 1938 г. ⁹⁰

 

Следовательно, во внешнеполитической линии Финляндии после визита Холсти в Москву не наступило поворота. Скорее всего она явля­лась продолжением прежнего курса, в то время как Советский Союз продолжал действовать в рамках коллективной безопасности Лиги наций.

 

Тем не менее в Москве при анализе внешней политики не замечали склонности малых стран к нейтралитету. Там, где отсутствовала при­верженность Советскому Союзу, видели поддержку Германии. Под­тверждением этому может служить такой безобидный факт, как визит немецких кораблей в Финляндию, который ради успокоения СССР состоялся не в Турку, вблизи Аландских островов, как это предусмат­ривалось ранее, а в Хельсинки ⁹¹.

 

Причины окончания "оттепели" или, иными словами, наступления похолодания между Финляндией и Советским Союзом в конце 1937 г. объясняются не только одними лишь действиями Финляндии, где не происходило никаких драматических новаций, но и изменениями в положении Советского Союза, где к весне 1938 г. достиг своего апогея массовый террор.

 

Во второй половине 30-х годов авторитет Лиги наций быстро снижался. Недееспособность организации становилась все более оче­видной, когда ее санкции, направленные против Италии, не возымели результата. В течение 1936 г. северные страны, включая и Финлян­дию, поняли уже, что Лига наций не способна гарантировать безо­пасность малых государств. Норвегия, Швеция, Финляндия, Дания, Голландия, Швейцария и Испания сделали 1 июня 1936 г. заявление, в котором указывали на то, что воздерживаются от обязанности применять санкции, предусмотренные Лигой наций.

 

В 1938 г. это в принципе единодушно подтвердили еще раз сначала Швеция, а затем Финляндия. Холсти являлся противником ослабления Лиги наций и хотел идти курсом северных стран в рамках Лиги наций, но на практике решения Швеции вынуждало следовать ее примеру ⁹². Юридически оформленный финляндский нейтралитет, который был конкретизирован в 1938 г., содержал обязательство противодействовать вторжению на территорию страны и особо предусматривал запрет иностранным государствам использовать финскую территорию в ка­честве плацдарма для нападения на третье государство ⁹³. Во время своего визита в Москву в 1937 г. Холсти заверил, что Финляндия ста­нет на защиту своей территории от любого нападения, в том числе и Германии, если та попытается использовать Финляндию в качестве антисоветского военного плацдарма ⁹⁴.

 

В определенной мере ключевым вопросом с точки зрения обес­печения нейтралитета Финляндии считалось укрепление Аландских ост­ровов. Архипелаг был демилитаризован после Крымской войны 1856 г., и это положение было закреплено международным соглашением, под­писанным в 1921 г. По финским взглядам, укрепление островов про­тиводействовало бы попыткам крупных держав проникнуть туда под предлогом обеспечения своей безопасности и вероятности в случае возникновения войны вступления в нее Финляндии. Как констати­ровалось в 1937 и 1938 гг. в беседах между министром иностранных дел Холсти и шведским министром иностранных дел Сандлером, а также премьер-министром Ханссоном, при ведении войны между Германией и Советским Союзом каждое из этих государств могло первым устре­миться к неукрепленным Аландским островам, опасаясь, что в против­ном случае их захватит другая сторона ⁹⁵.

 

СССР выступил против укрепления Аландских островов и стре­мился воспрепятствовать этому, ссылаясь на международное соглаше­ние, по которому архипелаг был нейтрализован. В 1921 г. Советское правительство не подписало предлагавшееся соглашение о демилита­ризации Аландских островов. Это можно было истолковать на самом деле как желание придерживаться продиктованных России в 1856 г. положений договора. В частности, через свою печать Советский Союз чутко реагировал на все то, что указывало на стремление укрепить Аландские острова, и истолковывал как агрессивное действие даже учреждение гражданской авиалинии через Аланды ⁹⁶. Стратегически значение Аландских островов являлось важным прежде всего, конечно, для Финляндии и Швеции, поскольку они располагались на пути, кото­рый связывал эти страны. Прямой угрозы безопасности Советскому Союзу со стороны Аландских островов могло бы не быть, но их тер­ритория приковывала к себе большое политическое внимание потому, что вблизи их проходил фарватер, по которому осуществлялась пере­возка шведской руды, стратегически важной для Германии. Немецкий балтийский флот перед второй мировой войной не был готов к тому, чтобы оккупировать архипелаг, и Германию больше устроило бы, конечно, если бы нейтральная Финляндия укрепляла и удерживала острова в своих руках, поскольку Советский Союз мог их захватить и воспрепятствовать перевозкам руды из Швеции в Германию. Чтобы третий рейх мог от этого иметь "выгоду", ему нужно было бы получить от Швеции разрешение на транспортировку ее руды. Этого нельзя было гарантировать. В Германии понимали суть дела, немецкий послан­ник Блюхер предостерегал в 1938 г. министерство иностранных дел, что укрепление Аландских островов будет направлено не только против Советского Союза, но и против Германии: правительства как Швеции, так и Финляндии, а также стоящее за ними большинство – три четверти населения, настроено антинемецки. С точки зрения Германии укрепленные или нейтральные Аландские острова являлись все же меньшим злом, чем их оккупация Советским Союзом ⁹⁷.

 

Намерения Финляндии были таковы, чтобы наибольшие усилия со­средоточить на стремлении остаться вне противоречий великих держав. Осенью 1938 г. был обнародован совместный план создания укреп­лений, но в следующем году он был отклонен шведской стороной, при­нимавшей во внимание противодействие Советского Союза.

 

Ориентация Финляндии на нейтралитет северных стран не удовлет­воряла, следовательно, советское руководство. Это означало, что от­вергалась коллективная безопасность в рамках Лиги наций, которая могла бы в принципе дать Советскому Союзу возможность ввести свои войска в Финляндию. Тем не менее существовавшее представление о коллективной безопасности вскоре рухнуло. В марте 1938 г. после аншлюса Австрии европейская политическая обстановка еще более обострилась. С позиции Советского Союза заключенное в сентябре того же года Мюнхенское соглашение, от которого СССР отмежевал­ся, явилось еще более серьезным фактором, свидетельствовавшим о том, что страна оказалась в международной изоляции.

 

В 1938-1939 гг. СССР все же стремится к такой новой системе, которая давала бы ему возможность прямого контроля над территорией Финляндии. В апреле 1938 г. второй секретарь советского полпредства Б.Н. Ярцев (Рыбкин), который представлял в нем НКВД, установил связь с Холсти и предложил осуществить меры, которые с позиции Советского Союза давали бы конкретные гарантии от возможного германского вторжения в Финляндию ⁹⁹.

 

Ярцев указал на наличие у Германии широкомасштабных планов нападения на Советский Союз, согласно которым Финляндия может также оказаться в зоне военных действий. Для отражения агрессии он предложил Холсти двусторонний договор о взаимопомощи, в соответ­ствии с которым Советский Союз готов был предоставить Финляндии необходимую военную, а также экономическую помощь и вывести свои войска после войны из Финляндии. Ярцева принимали, кроме того, премьер-министр Каяндер и министр Таннер. Когда выдвинутая идея в Хельсинки была отвергнута, Ярцев предложил обсудить вопрос о предоставлении СССР права соорудить на о-ве Суурсаари в Финском за­ливе объекты противовоздушной обороны и береговые укрепления. На это с финской стороны последовал отрицательный ответ, так как со­ветское предложение противоречило внешнеполитической линии стра­ны, провозгласившей строжайший нейтралитет. К тому же создание советских военных баз означало бы нарушение суверенитета Фин­ляндии, причем в пользу одной великой державы. Суть предусмотрен­ных Ярцевым вариантов заключалась в том, чтобы обеспечивать безо­пасность Советского Союза силами самой Красной Армии на терри­тории Финляндии. С финской же стороны имелось в виду лишь проя­вить готовность выступить с заявлением, что Финляндия не допус­тит никакого вторжения на свою территорию. Предполагалось также, что будет дано разрешение СССР на укрепление Аландских ост­ровов ¹⁰⁰.

 

На отношение финляндской стороны к попытке СССР привлечь ее к себе повлияло и то, что к концу 1937 г. в Советском Союзе окон­чательно ликвидировали права проживавших там финнов. Финский язык, который считался официальным языком Советской Карелии и использовался также в Ингерманландии, был изъят из употребления. В Восточной Карелии на смену ему пришел сильно русифицированный карельский язык, имевший в своей письменности алфавитную основу кириллицы. Ингерманландские финны, которых осталось всего, по-видимому, около ста тысяч, вообще лишались возможности обучения на родном языке, прекратилась на нем и издательская деятельность. Вместе с тем усилились аресты и казни. В целом указанные процессы, проходившие и позднее (масштабы их не определены), носили печать исчезновения народа. В то же время советские юридические органы публично утверждали, что на указанных территориях скрытно дейст­вовали засланные из Финляндии диверсанты и шпионы, цель которых -добиться отделения этих территорий от Советского Союза и при­соединения к Финляндии.

 

В обстановке, когда массовые репрессии привели к уничтожению значительной части офицерского корпуса Красной Армии, а также других руководителей страны высшего и среднего звена, тоталитарная государственная система СССР представлялась международному сооб­ществу во все более одиозном свете. Мюнхенское соглашение показало к тому же снижение веса Советского Союза в мире. Поэтому финлянд­скому правительству было особенно трудно согласиться с предложе­ниями Ярцева относительно о-ва Суурсаари, которое предполагало выселение более двух тысяч финнов с родных мест.

 

За Ярцевым стояло высшее советское руководство, хотя финские политики сомневались в его полномочиях и полагали к тому же, что, возможно, он ведет переговоры по инициативе НКВД. Финны вообще никогда не имели ясности, какими полномочиями облечен Ярцев, а в силу этого к контактам с ним не было доверия. Британцы, которым Холсти поведал об инициативах "представляющего ГПУ секретаря посольства" и об угрозе с возникновением войны оккупации Финляндии, "не относились в целом серьезно к поступившим из такого источника данным" ¹⁰¹. Итак, 1938 г. был исключительно неудачным для Совет­ского Союза с точки зрения его попыток заключить с Финляндией договор о взаимопомощи или получить от нее согласие на создание военных баз. Ведь его международные позиции, особенно после Мюн­хена, были довольно слабыми ¹⁰².

 

У Ярцева, помимо Холсти, были встречи со многими ответствен­ными за внешнюю политику Финляндии лицами, в их числе с премьер-министром Каяндером, министрами Таннером и В. Войонмаа, а также с инспектором сухопутных войск генерал-лейтенантом А. Сихво. Ярцев заявлял им о неверии Советского Союза в то, что Финляндия способна своими силами отразить нападение Германии. В этом случае Красная Армия не стала бы ожидать у Раяйоки (р. Сестра), а вступила бы в пределы Финляндии, чтобы сражаться с агрессором. Сначала Ярцев предложил договор о взаимопомощи и военную поддержку. По другим версиям предусматривались действия советских войск по укреплению Суурсаари, а также продажа советского оружия для оснащения им фин­ской армии. Ярцев допускал, кроме того, возможность укрепления Аландских островов, причем, как предусматривалось, под контро­лем Советского Союза. Затрагивались также судьбы перешедших из Финляндии в Советский Союз свыше 20 тыс. человек, которые вели антифинляндскую пропаганду. О их возвращении просил, в частности, еще Холсти во время своего визита в Москву в 1937 г. 14 июня 1938 г. Ярцев разъяснил финнам, что многие из этих граждан теперь аресто­ваны: по его словам, советское правительство хотело "совершенно прекратить военную пропаганду против Финляндии и пыталось достиг­нуть с нею наиболее дружественных отношений" ¹⁰³.

 

В Финляндии предложения Ярцева считались неприемлемыми. Они подорвали бы нейтралитет, который являлся краеугольным камнем ее внешней политики. В октябре 1938 г. при встрече непосредственно с министром иностранных дел Холсти Ярцев вновь выразил сомнения в способности Финляндии защитить свою территорию и подчеркнул необходимость продолжать переговоры. Кроме того, он сообщил о готовности СССР принять официальную делегацию Финляндии. В конце ноября переговоры с финской стороны вел также исполнявший обязанности министра иностранных дел Войонмаа. Было дано согласие на переговоры в Москве и сделан намек на готовность Финляндии занять гибкую позицию ¹⁰⁴.

 

Переговоры велись в Москве в начале декабря. С финской стороны главное внимание проявлялось к расширению торговли. Ее делегацию возглавил министр путей сообщения В. Саловаара. На политических переговорах Финляндию представляли два сотрудника министерства иностранных дел А. Пакаслахти и У. Тойвола, а СССР – весьма их влиятельный участник заместитель председателя Совета Народных Комиссаров и народный комиссар внешней торговли А.И. Микоян. Финны пытались добиться согласия от Советского Союза на укреп­ление Аландских островов. Микоян не хотел об этом говорить. Он выяснял лишь возможность осуществления Советским Союзом укреп­ления Суурсаари или же передачи этого острова СССР ¹⁰⁵.

 

На переговорах в Москве в то время не было достигнуто ничего конкретного, но беседы прежде всего по торговым вопросам продол­жались и в следующем месяце. Атмосфера в ходе обсуждений царила хорошая. В финско-советских отношениях на этом этапе не было ка­кой-либо напряженности. Территориальные вопросы в форме требо­ваний не выдвигались. В руководящих советских кругах, по-видимому, не было никаких мыслей о том, что Финляндия может действовать как пособник Германии в случае ее нападения на Советский Союз. Воз­можно, что проявлявшееся финнами на различных этапах переговоров понимание интересов безопасности Советского Союза рассеяло и су­ществовавшие сомнения. К сожалению, этот спокойный период в советско-финляндских отношениях оказался коротким. В марте 1939 г. политическая атмосфера в Европе резко ухудшилась в связи с захватом Германией 15 марта Чехословакии и 23 марта Мемеля.

 

Обострение чехословацкого кризиса началось уже тогда, когда Советский Союз в начале марта снова внес предложения об укреплении островов в Финском заливе. Теперь выдвинутые предложения прости­рались значительно дальше, чем несколько месяцев тому назад. Народ­ный комиссар иностранных дел Литвинов, который прежде стоял в, стороне от переговоров и, по-видимому, не был осведомлен об их ходе, предложил 5 марта 1939 г. посланнику Ирье-Коскинену, чтобы Финляндия передала в аренду Советскому Союзу на 30 лет о-ва Суурсаари, Лавансаари, Тютерсаари и Сейскари. По мнению финляндского послан­ника, это предложение являлось "совершенно абсурдным", и мини­стерство иностранных дел разделяло его позицию: подобное урегули­рование нанесло бы ущерб финляндской независимости, а исходя из общественного мнения, явилось бы вместе с тем и "роковым" ¹⁰⁶. 13 марта в Хельсинки прибыл бывший советский полпред в Финлян­дии Б.Е. Штейн, который продолжил беседы в том же плане. Штейн пять раз встречался с министром иностранных дел Эркко и предлагал в качестве определенной альтернативы для урегулирования дела обмен островами на территории, прилегающие к восточной грани­це с Финляндией. В ходе бесед позиция Финляндии заключалась в том, что в процессе переговоров не должна вестись речь о тер­риториальных изменениях. Вместе с тем Эркко подчеркивал, что Финляндия будет защищаться от любого нападения, и в качестве гарантии финского нейтралитета предлагал соответствующее письменное заверение, проект которого был направлен в Москву 8 апреля 1939 г.¹⁰⁷

 

Решимость Финляндии защищать свою территорию от любой аг­рессии, в том числе и против Советского Союза, не вызвала, однако, положительной реакции в Москве. Когда финский посланник Ирье-Коскинен подтвердил необходимость для Финляндии защищаться как от Германии, так и от Советского Союза, то заместитель народного комиссара Потемкин выразил свое неодобрение данной постановки вопроca и заявил, что уведомит свое правительство" о таком "предостережении"¹⁰⁸.

 

3 мая народный комиссариат иностранных дел возглавил В.М. Мо­лотов. После этого у советской дипломатии при общении с малыми государствами тональность переговоров сменилась на командную. В политике великой державы произошел сдвиг в новую фазу, когда характер отношений стали диктовать дивизии и их дислокация. Со­ветский Союз стал проявлять демонстративно жесткое отношение к Финляндии, прекратив торговые закупки и сократив экспорт до минимума ¹⁰⁹. Что касается Финляндии, то она стремилась по-прежнему непреклонно стоять вне конфликтов между великими державами и гарантировать свой нейтралитет, опираясь, насколько это было возможно, на Швецию. В Финляндии при оценке советско-финских переговоров не видели повода для открытого конфликта.

 

Рассматривая позицию финляндского правительства, необходимо учитывать, что мысль о передаче Советскому Союзу финской террито­рии являлась совершенно неприемлемой, особенно если учесть по­ложение в СССР финского населения. Следует принимать во внимание и то, что согласно финляндской форме правления вопросы изменения государственной территории Финляндии подлежали рассмотрению в парламенте и одобрению, как предусмотрено конституцией, большин­ством в три четверти голосов. Если же решение хотели ускорить, то для этого требовалось одобрение пяти шестых членов парламента. К тому же в марте 1939 г. до очередных парламентских выборов оста­валось всего несколько месяцев. В отличие от политиков маршал Маннергейм, который был осведомлен о переговорах со Штейном, полагал, что страна могла бы пойти на территориальные уступки. В то время существовала еще уверенность в том, что Финляндия и Швеция смогут совместными усилиями укрепить Аландские острова ¹¹⁰.

 

Весной 1939 г. в отношениях Финляндии с Советским Союзом, а также с другими великими державами не произошло никаких изме­нений. В СССР, тем не менее, внимательно следили за работами по созданию укреплений на Карельском перешейке и осуществлению планов на Аландских островах ¹¹¹. Отношение Советского Союза к совместным планам укрепления Аландских островов Финляндией и Швецией стало однозначно отрицательным. В процессе переговоров по этому вопросу было проявлено понимание, но вместе с тем так или иначе постоянно выдвигалось требование предоставить Советскому Союзу возможность участвовать в укреплении островов.

 

План укрепления архипелага Финляндией и Швецией стал известен в сентябре 1938 г., а в январе 1939 г. его подписали финский и швед­ский министры иностранных дел ¹¹². В мае 1939 г. Советский Союз торпедировал этот план. Те государства, которые в 1921 г. подписали соглашение о демилитаризации островов, одобрили план их укрепления, и Лига наций согласилась с ним. Тем не менее Советский Союз вы­ступил с протестом и потребовал себе право участвовать в обеспечении безопасности островов. СССР также выразил неудовлетворенность разъяснением финских представителей, согласно которому обеспечение безопасности островов диктовалось необходимостью воспрепятствовать и вооруженному проникновению туда Советского Союза. В конце мая позицию СССР публично изложил сам Молотов, который указал, что с точки зрения обороны Советского Союза острова представляют первое степенную стратегическую важность и в этом вопросе у него значи­тельно большая даже заинтересованность, чем у Швеции. По утверж­дению Молотова, с помощью укреплений можно было чуть ли не зак­рыть вход в Финский залив. Вследствие проявленной Советским Сою­зом жесткой позиции Швеция решила отказаться от намерения воз­водить там укрепления ¹¹³. Это был серьезный удар по военному базису финляндского нейтралитета. Вместе с тем у Финляндии уже имелся свой боеспособный флот, который можно было использовать в водах Аландских островов в кризисное время. Он был готов противостоять внезапному нападению великой державы в указанном районе, так же как и нанести сильный ответный удар во взаимодействии со Швецией.

 

Тот нейтралитет, к которому стремились в конце 30-х годов Фин­ляндия и Швеция, свидетельствовал, что эти страны хотят остаться вне конфликта между великими державами. Нарушению их террито­риальных прав следовало противостоять силой, укрепляя оборону Аландских островов. Нейтралитет предусматривал также, что предлагавшиеся великими державами гарантии их территориям буду отклонены. Руководствуясь этим, Финляндия в 1938-1939 гг. отвергла предложения Советского Союза. По той же причине Финляндия, Шве­ция и Норвегия весной 1939 г. отказались заключить договор о ненапа­дении с Германией ¹¹⁴.

 

Независимо от Швеции Финляндия считала необходимым самостоя­тельно укреплять Аландский архипелаг. Посланник в Москве, руко­водствуясь указаниями министерства иностранных дел Финляндии, в начале июня 1939 г. выяснял у Молотова: как следует истолковывать его высказывания по поводу укрепления Аландских островов финнами; относится ли Советский Союз положительно к нейтралитету Финлян­дии и ее возможности остаться вне войны в акватории Балтийского моря, чему способствовало бы укрепление Аландского архипелага. Молотов на это отреагировал положительно, но объяснил, что со­ветское правительство придает особое значение вероятности того, что Финляндия может все-таки оказаться неспособной защитить свой нейтралитет. По его мнению, даже совместная оборона Финляндии и Швеции не могла в достаточной мере обеспечить неприкосновенность Аландских островов. Предложенную посланником совместную ноту, где разъяснялось бы, что между странами нет противоречий по Аландскому вопросу, Молотов отклонил, разъяснив, что письменные гарантии не имеют в этом деле значения. После отказа финляндского посланника дать дополнительные конкретные разъяснения о военном характере планируемых укреплений, который он мотивировал ссылкой на нейтралитет страны, Молотов закончил беседу словами, "показывающими серьезность" положения ¹¹⁵.

 

Тревогу в Финляндии вызвали проходившие весной и летом 1939 г. переговоры между Советским Союзом, Францией и Англией. Стало известно, что СССР хотел бы предоставить гарантии странам Балтии и Финляндии. Это означало, что они были бы втянуты в конфликты между великими державами и открылась бы возможность для вступ­ления советских войск на финскую территорию вопреки желанию Фин­ляндии ¹¹⁶. Советский Союз уже односторонне объявил о таких га­рантиях Латвии и Эстонии 28 марта 1939 г.¹¹⁷ Финляндия указала за­падным державам на невозможность односторонних гарантий. В своей речи в парламенте 6 июня 1939 г. министр иностранных дел Эркко сказал, что автоматические гарантии Советского Союза отгородят Финляндию от других северных стран и поставят ее в особое по­ложение. Такие гарантии не согласовывались с финским суверенитетом. Финляндия считала бы агрессором любое государство, предостав­ляющее ей незапрашиваемую помощь ¹¹⁸.

В Англии считали важным рассеять подозрения Финляндии в том, что ее готовы были продать Советскому Союзу. Поэтому Форин Оффис организовал летом поездку в Финляндию отставного генерала В. Кирка, который в первые годы ее независимости представлял там английские вооруженные силы. В своем донесении Кирк отмечал, что Финляндия намного лучше оснащена, чем 14 лет назад, и выражал уверенность, что ее общество политически стало намного монолитнее. Надо понимать, что в этих условиях англичане реагировали бы на советские гарантии таким же образом, как и премьер-министр Северной Ирландии лорд Крайгавон относился бы к предлагавшимся ему Эмоном де Валера услугам. Кирк считал также, что финны не хотели что-либо предпринимать совместно с Германией и проявляют исключительную дружественность к Англии. Вместе с тем они все же готовы скорее присоединиться к державам оси, чем принять гарантии СССР, если бы их принудили сделать такой выбор ¹¹⁹.

 

В переговорах трех государств Англия своими действиями про­демонстрировала понимание далеко идущих замыслов, связанных с секретными дополнительными протоколами, которыми предусматри­вались односторонние гарантии ряду малых европейских стран, в том числе и Финляндии ¹²⁰. Вскоре, летом 1939 г., пакт Молотова-Риббентропа предал переговоры трех держав забвению.

 

Отношения Финляндии с Германией в конце 30-х годов постепенно "зачахли", писал Л. Баклунд, основательно исследовавший этот вопрос. Судьба Чехословакии весной 1939 г. привнесла в них дальнейшее охлаждение со стороны Финляндии. В Германии, в свою очередь, про­явилось разочарование тем, что Финляндия отклонила предлагавшийся ей договор о ненападении. Интересы Германии на финляндском на­правлении были вообще второстепенными. Ей не трудно было одобрить согласованное пактом Молотова – Риббентропа положение о вхождении Финляндии в сферу интересов Советского Союза ¹²¹.

 

В обстановке 1939 г. Финляндия, придерживаясь прежней своей ли­нии нейтралитета, была вынуждена противостоять начавшемуся давлению со стороны Советского Союза. Восточный сосед интенсивно саботировал ее стремление упрочить своей нейтралитет на основе уста­новления сотрудничества со Швецией в вопросе укрепления Аландских островов. В Финляндии имелись к тому же сведения (как позднее ока­залось обоснованные), вызывавшие подозрение, что великие державы, подобные Англии, отнюдь не желали лояльно относиться к малым странам. Финляндия, избравшая для себя нейтралитет, оказалась осенью 1939 г. изолированной. У нее не осталось иной опоры, кроме как на собственные ресурсы и на уверенность в прочности своей обороны, которая, однако, не высоко оценивалась в СССР, о чем неоднократно говорилось его представителями в ходе переговоров. То, что она попала в такое положение, можно считать (и считают), явилось следствием ее неудачной внешней политики. Собственные возможности в масштабах большой политики, тем не менее, оценивались Фин­ляндией довольно реалистично. В своем стремлении к нейтралитету она была достаточно последовательной. В Хельсинки не считали, что отклонение советских предложений приведет к возникновению прямой военной угрозы, хотя поведение Молотова на переговорах не давало повода для оптимизма. По оценке, сделанной в конце августа 1939 г. финским посланником Ирье-Коскиненом, все же имелись основания думать, что особое потепление отношений между Советским Союзом и Германией после заключения пакта Молотова – Риббентропа устранило в СССР подозрения по поводу характера отношений Финляндии с Гер­манией ¹²².

 

1     Polvinen Т. Venäjän vallankumous ja Suomi. Porvoo, 1967. Osa I. S. 160-170.

2     Ibid. S. 161-166; Upton A. Vallankumous Suomessa, 1917-1918. Jyväskylä, 1980. Osa I. S. 350-353.

3     Upton A. Op. cit. S. 350-353.

4     Polvinen T. Op. cit. S. 170-195.

5     Tanskanen A. Venäläiset Suomen sisällissodassa vuonna 1918 // Acta Univ. Tamperensis. Ser. A. 1978. Voi. 91. S. 72-82; Lappalainen J.T. Punakaartien sota. Hels., 1981. Osa I. S. 177-182.

6     Manninen O. Itsenäistymisen vuodet, 1917-1920. Hels., 1993. Osa II. S. 73.

7     Polvinen T. Op. cit. S. 252-268.

8     Ibid. S. 240-251.

9     Ibid. S. 255-258.

10   Churchill S. Itä-Karjalan kohtalo, 1917-1922. Porvoo, 1970. S. 164-173, 195-196.

11   Polvinen T. Op. cit. Hels., 1971. Osa II. S. 29-40, 52-58.

12   Lyytinen E. Finland in British Politics in the First World War // Suomalaisen Tiedeakatemian toimituksia. Sarja B. Hels., 1980. S. 193-196.       

13   Polvinen T. Op. cit. Osa II. S. 107-121.

14   Ibid. S. 275-313; Холодковский B.M. Финляндия и Советская Россия, 1918-1920. M., 1975. С. 105-117.

15   Vahtola J. "Suomi suureksi – Viena vapaaksi". Valkoisen Suomen pyrkimykset Itä-Karjalan valtaamiseksi vuonna 1918 // Studia Historica Septentrionalia. Rovaniemi, 1988. 17. S. 163-165, 295-298; Churchills. Op. cit. Passim.

16   Polvinen Т. Op. cit. Osa II. S. 348-370.    

17   Tarton rauhanneuvottelujen pöytäkirjat. Hels., 1923. S. 27, 121-141; Jääskeläinen M. Itä-Karjalan kysymys. Porvoo, 1961. S. 312-313.

18   Salomaa M. Punaupseerit. Juva, 1992. S. 229-267.

19   Kallenautio  J. Suomi kastoi eteensä // Itsenäisen Suomen ulkopolitiikka, 1917-1955. Hels., 1985. S. 86-91.

20   Документы внешней политики СССР. M., 1960. Т. IV. С. 558-561. (Далее: ДВП); Korhonen К. Naapurit vastoin tahtoaan // Suomi neuvostodiplomatiassa: Tarrasta talvisotaan, 1920-1932. Hels., 1966. Osa I. S. 34-62.

21   Holsti  K.J. Suomen ulkopolitiikka suuntaansa etsimässä vuosina, 1918-1922. Rudolf Holstin osuus. Hels., 1963. S. 191-195.

22   Ibid. S. 150-160; Korhonen K. Op. cit. S. 55.

23   Jääskeläinen M. Op. cit. S. 321-325.

24   Korhonen K. Op. cit S. 70; Hohti K.J. Op. cit. S. 195-213.

25   Kallenautio  J. Op. cit. S. 86-91.

26   Ibid. 91-97.

27   Kalela J. Grannar pä skilda vägar. Det finlandsk-svenska samarbetet I den finlänska och svenska utrikespolitiken, 1921-1923 // Historiallisia tutkimuksia. Hels., 1971. № 84. S. 204-218.

28   Turtola M. Tornionjoelta Rajajoelle: Suomen ja Ruotsin salainen yhteistoiminta Neuvostoliiton hyökkäyksen varalle vuosina, 1923-1940. Juva; Porvoo, 1984. S. 69-76.

29   Ilvessalo J. Suomi ja Weimarin Saksa. Hels., 1959. S. 157-162.

30   Kallenautio J. Op. cit. S. 106-113.

31   Ibid. S. 104-105.

32   Korhonen K. Op. cit. S. 193-195.

33   Ibid.

34   Kallenautio J. Op. cit. S. 119.

35   Korhonen K. Op. cit. S. 234-235.
36   Tervasmäki V. Maanpuolustussuunnitelmat. Talvisodan historia. Porvoo, 1977. Osa I. S. 65-67.

37   Ibid. S. 79-82.

38   Ibid. S. 82-85.

39   Vehviläinen O. Kansallissosialistinen Saksa ja Neuvostoliitto, 1933-1934. Porvoo: Hels., 1966. S. 209-220.

40   Selen K. Genevestä Tukholmaan. Suomen tuvallisuuspolitiikan painopisteen siirtyminen Kansainliitosta pohjoismaiseen yhteistyöhön, 1931-1936. Forssa, 1974. S 132-144; Kallenautio J. Op. cit. S. 141-143.

41   Selen K. Op. cit. S. 103-116.

42   Kallenautio J. Op. cit. S. 148.

43   Backlund L. Nazi Germany and Finland, 1933-1939. Pennsylvania, 1983. P. 420-457, 580-621; Kallenautio J. Op. cit. S. 150.

44   Julkunen M. Myytti Saksan vaikutusvallasta Suomessa 1930-luvun lopulla // Historiallinen aikakauskirja. 1989. № 3. S. 194, 196.

45   Pihkala E. Sotatalous, 1939-1944 // Suomen Taloushistoria. Teollistuva Suomi. Hels., 1982. Osa 2. S. 269.

46   Selen K. Op. cit. S. 140.

47   Hiedanniemi B. Kulttuuriin verhottua politiikka. Kansallissosialistisen Saksan kulttuuripropaganda Suomessa, 1939-1940. Keuruu, 1989. S. 134-135.
48   Nygdrd T. Suur-Suomi vai lähiheimolaisten auttaminen heimotyö itsenäisessä Suomessa. Keuruu, 1978. S. 228-233.

49   Paasivirta J. Suomi ja Eurooppa, 1914-1939. Hameenlinna, 1984. S. 400-405.

50   Hokkanen K. Kyösti Kallio. Juva, 1986. Osa II: 1939-1940. S. 238-239.

51   KallenautioJ. Op. cit. S. 159-160.

52   Suomi. I. Talvisodan tausta. Neuvostoliitto Suomen ulkopolitiikassa, 1937-1939. Hels., 1973. S. 291-292. 53 Paasivirta J. Op. cit. S. 402-403.

55   Julkunen M. Op. cit. S. 196-197.

56   Selen K. Op. cit. S. 248-255.

57   Hiedanniemi B. Op. cit. S. 60-65, 87-91.

60   Ibid. S. 136.

61   Selen К. С G. E. Mannerheim ja hänen puolueneuvostonsa. Keuruu, 1980. S. 231.

62   Ibid. S. 156-185

63   Selén K.C.G.E. Genevestä Tukholmaan, S.115-116

64   Ibid. S. 116-132.

65   Selen K. C. G. E. Mannerheim ja hänen puolueneuvostonsa. S. 156-185.

66   ДВП. M., 1970. T. XVI. С 268-270.

67   Там же. M., 1971. Т. XVII. С. 372-375.

68   Ulkoasiainministeriön arkisto. 5C18. Донесение Ирье-Коскинена из Москвы в МИД Финляндии. (Далее: UM).

69   ДВП. Т. XVII. С. 609-611.

70   Там же. С. 723.

71   Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р.-1483. Оп. 1. Д. 329. Л. 195. (Далее: РГАВМФ).

72 ДВП. Т. XVII. С. 543-544.

73   Там же.

74   Российский государственный военный архив. Ф. 33 987. Оп. 3. Д. 1935. Л. 3. (Далее: РГВА).

75   Пограничные войска СССР, 1929-1938: Сб. документов и материалов. М., 1972. С. 8.

76   ДВП. М., 1974. Т. XIX. С. 432.

77   UM. 5C18 Донесение Ирье-Коскинена из Москвы в МИД Финляндии 4.02.1936 г.

78   Там же.

79   РГАВМФ. Ф. Р -92. Оп. 2. Д. 260. Л. 1.

80   РГВА. Ф. 37 977. Оп. 1. Д. 722. Л. 405.

81   UM. 12L. Venäjä. Fb 12:24. Дневниковые записи Кивимяки (лето 1935 г.).

82   Правда. 1936. 1 дек.; Korhonen К. Op. cit. Osa II. S. 124, 135-137.

83   UM. 5D. Holsti I-III. Поездка Холсти в Москву; Suomi J. Op. cit. S. 48-57.

84   UM. 12L. Письмо Рантакари из МИД Финляндии посольству в Москве. 7.08.1936 г.

85   UM. 5D. Holsti II. Обобщенное изложение Холсти своей поездки в Москву, направленное 26.02.1937 г. руководству посольства; ДВП. М., 1976. Т. XX. С. 73-75; Памятная записка Литвинова о беседах с Холсти 8 и 10.02.1937 г.; Suomi J. Op. cit. S. 57-61; Korhonen K. Op. cit. Osa II. S. 153.

86   ДВП.Т. XX. С 121-124.

87   Там же. С. 225.

88   Там же. С. 281-283.

89   Suomi J. Op. cit. S. 286-290; Kallenautio J. Op. cit. S. 167.

90   Kallenautio J. Op. cit. S. 167.

91   Selén K. Genevasta Tukholmaan. S. 223-224

92   См.: Kallenautio J. Op. cit. S. 167

93   Ibid. S. 168-169.

94   ДВП. T. XX. С 121-124.

95   UM. Fb. 9:2. Памятные записки Холсти о его беседах с Сандлером 29.04.1937 г., а также с Сандлером и премьер-министром Ханссоном 14.04.1938 г.

96   UM. 12L. См., например, письмо Рантакари в Москву 7.08.1936 г.

97   Auswärtiges Amt. Politischer Abteilung 430033. Донесение В. Блюхера в МИД Германии 21.11.1938 г.; Bucklund L. Op. Cit. O. 987-996

98   Häikiö M. Maaliskuusta maaliskuuhun. Suomi Englannin politiikassa, 1939-1940. Porvoo, 1976. S. 41-49.

99   Korhonen K. Op. cit. Osa II. S. 165-176; Suomi J. Op. cit. S. 185-238. 5

100 UM. 121, Fb 12:25; Suomi J. Op. cit. S. 186-213; Korhonen K. Op. cit. Osa II. S.165-192

101 Foreign Office. 371/23648. Ежедневный отчет 1938 г. (Далее: FO).

102 Kallenautio J. Op. cit. S. 173.

103 UM. 121. Fb 12:25; Suomi J. Op. cit. S. 372-373.

104 Suomi J. Op. cit. S. 203-208.

105 UM. 121. Fb 12:25. Памятная записка Тойвола и Пакаслахти о переговорах с Микояном.

106 UM. 121. Fb. 12:25; Korhonen K. Op. cit. Osa II. S. 188-189

107 Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 190. Л. 38. (Далее: АВП РФ); UM. 12L./ Fb 12.25; Korhonen K. Op. cit. Osa II. S. 186-191.

108 АВП РФ. Ф. 0135. On. 22. П. 145. Д. 4.

109 Архив Президента Российской Федерации. П. 1/179. Решение политбюро 5.04.1939 г. Selén К. С. G. E. Mannerheim ja hänen puolueneuvostonsa. S. 325-326.

111 РГАВМФ. Ф. P-1877. On. 1. Д. 101. Л. 16.

112 Kallenautio J. Op. cit. S. 163-164.

113 UM. 121. Fb 12:25. Памятные записки о беседах Эркко и Ярцева 4.03.1939 г.

114 Julkunen M. Op. cit. S. 196.

115 UM. Fb 9:6. Речь Молотова 31.05.1939; Секретные телеграммы в Москву 1.06.1939; А. Ирье-Коскинен – Э. Эркко. 3.06.1939 г.

116 Häikiö M. Op. cit. S. 29-36.

117 Korhonen K. Op. cit. Osa II. S. 186.

118 Häikiö M. Op. cit. S. 27-38, 48.

119 FO. 371/23648. Донесение В. Кирка в МИД 26.06.1939 г.
120 Haikio M. Op. cit. S. 32-38.

121 Backlund L. Op. cit. P. 685-720, 737-757.

122 UM. 5C18. Донесение в МИД Финляндии из Москвы Идмана 8.08 и 24.08.1939 и Ирье-Коскинена 30.08.1939 г.

 

ЭВОЛЮЦИЯ ОТНОШЕНИЙ СССР С ФИНЛЯНДИЕЙ В ПРЕДВОЕННЫЙ ПЕРИОД

 

© В.Н. Барышников

 

Анализ трансформации советско-финляндских отношений за годы, предшествовавшие началу зимней войны, является весьма важной предпосылкой для выяснения всего комплекса причин, которые поро­дили ее возникновение, и может дать ответ, насколько эта война была неизбежной. Прежде всего следует подчеркнуть, что при всей слож­ности отношений между двумя странами в 20-30-е годы они не были однозначно негативными. Процесс их нормализации, начавшийся с 1922 г., вполне отвечал устремлениям обоих государств. Необходимо также отметить, что для Советского Союза их состояние в тот период, когда ему пришлось разрешать крупные проблемы общеевропейского масштаба, не являлось определяющим и представляло интерес лишь с точки зрения военно-стратегического положения Финляндии как соседа СССР. При этом не считалось, что финская армия сама по себе таит для него особую опасность. Во внимание принималась главным образом возможность использования Финляндии внешними силами как военного плацдарма.

 

В Москве исходили во многом из того, какую позицию будет занимать в перспективе финское руководство по отношению к другим западным странам, особенно к Германии, Великобритании, скандинав­ским и прибалтийским государствам, а также к Польше. В 20-е годы контакты Финляндии с Западом не вызывали у Советского Союза боль­шого беспокойства. Согласно выводу, который делало разведыватель­ное управление Главного штаба Красной Армии, финские политики, по всей вероятности, хотели избежать войны с СССР и уйти от участия в какой-либо "антисоветской комбинации" ¹. Это заключение являлось об­надеживающим для советского руководства. Однако и каких-либо серьезных позитивных изменений экономического и политического характера в отношениях между двумя странами не произошло. Ни переговоры о расширении торговых связей, ни идея, высказанная со­ветским руководством о заключении пакта о ненападении не получили поддержки. Полпред Советского Союза в Хельсинки С.С. Александ­ровский прямо отметил осенью 1928 г., что существующие "взаи­моотношения с Финляндией можно охарактеризовать, по крайней мере, как безнадежное топтание на месте"².

 

Хотя в советских дипломатических кругах данный этап называли "застойным", важно было уже, что между СССР и Финляндией не возникало, как прежде, в 1918-1922 гг., конфликтных ситуаций. Вместе с тем вопросам защиты сухопутных и морских подступов к Ленинграду по-прежнему уделялось большое внимание. Весной 1929 г. на совмест­ных маневрах Ленинградского военного округа и Балтийского флота отрабатывалось обеспечение обороны зоны Кронштадта, а также фор­тов на Финском заливе, чтобы предотвратить возможные действия противника с территории Финляндии ³.

 

В целом отсутствие каких-либо осложнений между двумя государст­вами позволили И.М. Майскому, ставшему полпредом СССР в Хель­синки, сделать заключение об установившемся на рубеже 1929 г. определенном "модусе" финско-советских отношений ⁴. Достигнутая стабилизация являлась, естественно, важным фактором для обеих стран, так как могла открыть перспективы для движения к взаимопониманию. Но межгосударственные контакты все же не были устойчивыми.

 

Следует учитывать, что в Советском Союзе сохранились прежние представления о "белой" Финляндии и "белофиннах", не забыли о терроре после подавления революции 1918 г., о вооруженных походах в Карелию и призывах к созданию "Великой Финляндии". Об этом не­ редко велась речь в периодической печати и литературе. Не было недостатка в аналогичных, но противоположных по своему содержанию реалиях в Финляндии.

       

Требовались, очевидно, настойчивые усилия для того, чтобы не допустить нарушения того "модуса" финско-советских отношений, о ко­тором говорил Майский. Однако они оказались явно недостаточными с учетом имевшейся еще непрочной базы межгосударственного сотруд­ничества. На рубеже 20-30-х годов возникла первая трещина после достигнутой стабилизации. Произошло это в силу причин как внешнего, так и внутреннего характера, проявившихся в условиях потрясшего в 1929 г. многие государства экономического кризиса, и, как следствие, активизации в этой обстановке в Финляндии крайне националисти­ческого лапуаского движения фашистского типа, которое самым реши тельным образом стало противодействовать развитию сотрудничества с Советским Союзом.

 

Это движение не слишком отличалось от праворадикальных течений подобного рода в других западных странах. Однако именно его деятельность и резко усилившиеся антисоветские выступления финской прессы квалифицировались в Москве как опасный поворот во внешней политике Финляндии. Исходя из новых оценок складывавшейся обста­новки, руководство Ленинградского военного округа и Балтийского флота вносило определенные коррективы, направленные на повышение боевой готовности в зоне Ленинграда и обеспечение защиты подступов к нему с суши и моря. Финляндия рассматривалась теперь как вероят­ная участница коалиции государств, способных осуществить нападение на СССР. При этом допускалось, что наиболее опасное для СССР в Европе государство – Англия может ввести свой военно-морской флот в Финский залив ⁵. В таких условиях ставилась задача не только оста­новить наступление противника, но и нанести удар по используемому им плацдарму. Предусматривалось совершить прорыв укреплений на Карельском перешейке и вести дальнейшее наступление в направлении г. Лахти ⁶. Под руководством командующего войсками Ленинградского военного округа М.Н. Тухачевского в ходе проведенных в этой время маневров впервые в истории Красной Армии отрабатывались действия по высадке воздушного десанта, имевшего в своем составе тяжелое оружие – артиллерию и механизированные средства ⁷.

 

Следовательно, имелось в виду принять такие меры, которые могли быть осуществлены в случае нападения на Советский Союз со стороны объединенных вооруженных сил коалиции западных стран с использованием финляндской территории. Курс, взятый в обучении войск, предусматривал уже отнюдь не сугубо оборонительные дейст­вия, а нанесение ответного контрудара с развитием последующего наступления. Допускавшаяся возможность решительных наступатель­ных действий Красной Армии отражала и изменившееся качественное состояние вооруженных сил СССР, возросшую их боеспособность. Но такой подход советского военного командования вовсе не означал, что во внешней политике в отношении Финляндии намечался теперь исключительное жесткий курс. Таких перемен не произошло.

 

Наоборот, советское руководство считало необходимым вновь вернуться к переговорному процессу с Финляндией на базе делавшихся ранее предложений. В октябре 1930 г. в финляндском представи­тельстве в Москве отметили, что вновь приобрел актуальность вопрос относительно договора о ненападении ⁸. Действительно, вскоре, в де­кабре 1930 г, полпред Майский предложил финляндскому правитель­ству возобновить переговоры о заключении такого договора, учитывая "постоянные заявления об опасности, угрожающей Финляндии" с со­ветской стороны ⁹. Реакция в Хельсинки на указанное предложение была отрицательной, что отражало стремление финской стороны прово­дить восточную политику без каких-либо корректив, диктовавшихся теми переменами, которые произошли по сравнению с 20-ми годами. Но в условиях изменившегося баланса сил в северо-западном регионе это было совершенно нереально.

 

Дальнейшие перспективы развития советско-финляндских отноше­ний становились вместе с тем все более неясными и менее обнадеживающими в связи с прошедшими в 1931 г. выборами президента Финляндии. Новым главой государства стал Свинхувуд, известный своей прогерманской ориентацией и ярко выраженными антирусскими настроениями. Для его поддержки на выборах объединились самые консервативные политические силы. В их числе были и лапуасцы, у которых он пользовался наибольшим доверием. До этого именно на волне их активизации Свинхувуд в июле 1930 г. стал премьер-мини­стром, поддержав так называемый крестьянский поход на Хельсинки, в котором участвовало около 12 тыс. сторонников лапуаского дви­жения ¹⁰.

 

Естественно, что в Москве не могли не опасаться дальнейшего ухудшения отношений с Финляндией, поскольку недружественная пози­ция Свинхувуда к СССР была известна и раньше. Майский в беседе с новым министром иностранных дел Финляндии Ирье-Коскиненом 30 апреля 1931 г. прямо заявил ему об этих опасениях. "В настоящий момент, – сказал он, – в особенности после выборов президента Свинхувуда, советское правительство очень озабочено будущим финско-советских отношений и с большой настороженностью следит за всеми событиями в этой области". Речь шла о том, что бы не только "вернуть их хотя бы к уровню 1929 г.", но и решительно улучшить ¹¹. Ирье-Коскинен откровенно признал впоследствии, что "президент не очень любит вас"¹², имея в виду Советский Союз.

 

Исходя, однако, из желания ослабить напряженность, возникшую между СССР и Финляндией, Ирье-Коскинен, как глава внешнеполити­ческого ведомства, стремился повлиять на Свинхувуда, склоняя его к тому, чтобы не проводить линию, угодную лапуасцам ¹³. К тому же, став президентом, он так или иначе должен был отходить в вопросах внутренней и внешней политики страны от поддержки экстремистских действий, которые вредили интересам государства, явно вносили раскол в финское общество ¹⁴. Это позволило Ирье-Коскинену сделать заявле­ние, что в новой ситуации он видит в достижении согласия с СССР путь, который позволит обеспечить "выход из беспокоящего его поло­жения"¹⁵.

 

19 декабря М.М. Литвинов принял в наркомате иностранных дел временного поверенного Финляндии, который сообщил обнадеживав­шую новость: финское правительство предлагало провести в Хельсинки переговоры по поводу договора о ненападении ¹⁶. Литвинов сразу же выразил согласие, и советское правительство назначило для этого своим представителем Майского. Переговоры велись недолго. Фин­ляндскую делегацию возглавлял Ирье-Коскинен. 21 января 1932 г. он и Майский поставили свои подписи под согласованным текстом договора. Срок его действия предусматривался всего на три года, но с возможно­стью автоматического продления. Особо важным положением этого документа являлось обязательство, которое брали на себя СССР и Финляндия: не участвовать в договорах и соглашениях, "явно враж­дебных другой стороне и противоречащих формально или по существу настоящему договору"¹⁷.

 

Далее укрепление доверия между СССР и Финляндией могло, естественно, достигаться при условии развития сотрудничества друг с другом и, особенно, благодаря улучшению экономических связей. Вскоре первые шаги в этом направлении были сделаны. В феврале 1932 г. в Советский Союз прибыла представительная финляндская торговая делегация, возглавлявшаяся будущим министром иностранных дел А. Хакцелем (он сменил Ирье-Коскинена в декабре 1932 г.). Встре­чи в Москве дали, как отмечалось наркоматом иностранных дел, поло­жительные результаты. В свою очередь финские дипломаты конста­тировали, что переговоры являлись "довольно трудным шагом", но на их основе проявилось "деловое взаимопонимание", что представлялось "особенно важным" ¹⁸. Поездка в конце 1932 г. с экономическими целя­ми по ряду крупных городов Финляндии ответственных советских работников способствовала укреплению контактов в экономической области.     

 

Позитивные результаты подтвердили слова, сказанные наркомом , иностранных дел СССР Литвиновым вскоре после заключения договора , о ненападении. "Когда при переговорах, – подчеркнул он, – обе сторо­ны действительно воодушевлены стремлением к укреплению мирных отношений, не опасаются мирных обязательств и не преследуют побоч­ных целей, тогда переговоры удается завершить весьма быстро"¹⁹.

 

Сдвиги в отношениях между Советским Союзом и Финляндией по­зволили командованию Красной Армии внести соответствующие кор­рективы в оценку перспектив действий в случае возникновения военной опасности на северо-западе страны. В директиве начальника штаба РККА от 7 февраля 1932 г. имелось в виду учитывать "возможный нейтралитет Финляндии" и войскам исходить лишь из задачи "прочного удержания района Ленинграда". И уже без оговорок Финляндия рас­сматривалась как второстепенный театр военных действий ²⁰. Из этого видно, сколь существенными были выводы, сделанные высшим воен­ным руководством Советского Союза на основе учета заключенного с Финляндией договора о ненападении и наметившихся признаков раз­вития сотрудничества между обеими странами.

 

Приход Гитлера к власти в Германии и открыто антисоветский курс его политики вызвал обостренное внимание советского руко­водства к реакции на эти события соседних с СССР стран и перспек­тивам их отношений с Германией. Оценка внешнеполитической линии Финляндии в новой ситуации нашла отражение в выводах, которые сделал один из руководителей наркомата иностранных дел B.C. Стомоняков. Он направил 27 апреля 1933 г. советскому представительству в Хельсинки соображения следующего содержания: "За самое по­следнее время объективным ходом событий выдвигается как новый фактор в финляндской политике течение за сближение с Германией... Положение существенно изменилось с приходом Гитлера к власти. С одной стороны, гитлеровская политика экспансии на Восток повышает значение Финляндии для Германии... С другой стороны, лапуаские круги и близкие к ним коалиционеры, естественно, видят в гитлеровской Германии опору для фашизации Финляндии". Прогнозируя дальнейшее развитие событий, Стомоняков считал, что при опреде­ленных условиях процесс мог пойти в Финляндии "в сторону серьезного сближения с Германией"²¹.

 

Нарастанию военной угрозы со стороны нацистской Германии СССР противопоставил план создания системы коллективной безо­пасности в Европе. Финляндия была в числе тех государств, которым предлагалось заключить многосторонний региональный договор о взаимной помощи, получивший условное наименование Восточного пакта. Но эту идею не удалось реализовать.

 

Финляндия мотивировала свою индифферентность к Восточному пакту тем, что ей нечего бояться агрессии Германии. Лично Свинхувуд считал, что можно было пойти на присоединение к пакту "лишь в наихудшем случае" ²². Вместе с тем договор о ненападении с СССР был продлен на 10 лет. Протокол об этом подписали в Москве 7 апреля 1934 г. Литвинов и финляндский посланник Ирье-Коскинен.

Кратковременная стабилизация советско-финских отношений вновь сменялась периодом их неустойчивости. В Москве обратили внимание на тот факт, что, когда решался вопрос о принятии СССР в Лигу наций в 1934 г, представитель Финляндии не был на заседании Ассамблеи (по финским данным, это произошло не преднамеренно). Литвинов оце­нил же происшедшее так, что здесь не было случайности. Финляндия играла, как он считал, "ведущую роль" среди тех стран, которые не участвовали в голосовании ²³.

 

25 сентября 1934 г. заместитель наркома иностранных дел Стомоняков так высказал посланнику Ирье-Коскинену озабоченность полити­кой, проводимой Хельсинки: "Никогда за 9 лет, в течение которых я занимаюсь советско-финляндскими отношениями, состояние этих отно­шений не было более серьезным. Это состояние привлекает к себе у нас все большее внимание, и НКИД, вероятно, придется очень скоро делать доклад правительству по этому вопросу"²⁴.

 

В наркомате иностранных дел считали, что в значительной степени здесь влияла ухудшившаяся в целом международная обстановка. 3 декабря 1934 г. Стомоняков в беседе с посланником Дании в Москве Энгелем дал именно такое объяснение: "Эти тенденции расцвели пышным цветом... в связи с приходом Гитлера к власти в Германии и обострением положения на Дальнем Востоке..."²⁵.

 

В качестве путей к оздоровлению отношений с Финляндией могло быть стимулирование связей в экономической и культурной областях. Требовалось снизить остроту реакции советской печати на события, происходившие в Финляндии. Во всяком случае новый полпред СССР в Хельсинки Э.А. Асмус писал в мае 1935 г. заместителю наркома ино­странных дел H.H. Крестинскому, что необходимо "несколько уточнить нашу тактику в отношении Финляндии"²⁶. Следовало воспользоваться тем, что с финской стороны выражалась заинтересованность в расши­рении экономического сотрудничества с СССР, о чем заявил 2 сентября 1935 г. Ирье-Коскинен в беседе с Литвиновым.

 

24 сентября во время встречи Литвинова с Хакцелем в Женеве велось обстоятельное обсуждение состояния советско-финляндских от­ношений. По словам Хакцеля, его советский коллега характеризовал политику Финляндии в условиях, когда Германия несет миру опасность, как "неясную". Литвинов сказал, что "Москва хочет искреннего мира с Финляндией" и вообще там "не могут понять ее устремлений и по­литику". Хакцелю было высказано пожелание, чтобы он нанес визит в Советский Союз ²⁷.

 

Москву по-прежнему беспокоило то, как в дальнейшем в Финляндии станут относиться к экспансионистским замыслам Гитлера. Можно ли будет считать надежным советско-финляндский договор о ненападении с точки зрения обеспечения своей безопасности, если военное проникновение Германии распространится на Финляндию?

 

Возраставшее внимание Германии к Прибалтике, естественно, ощущали и в Финляндии. По словам финского посланника в Берлине A. Вуоримаа, район Балтийского моря стоял чуть ли не "на первом месте в интересах Германии"²⁸. С учетом этого финскому руководству вряд ли было целесообразно развивать военные контакты с Берлином, не рискуя создавать подозрения в Советском Союзе. Но, как показали события, соображения такого рода все же не принимались во внимание должным образом.

 

Финский исследователь М. Юлкунен отметил в данной связи, что обычно в этот период "заслуживающие серьезного внимания контакты были следствием немецкой инициативы" и что "активная роль с фин­ской стороны проявлялась в скрытых связях"²⁹. Весьма важными были тогда инициативы, связанные с посещением Германии генералом B.       Неноненом, офицерами Р. Лагусом, Я. Лундквистом и Л. Гранделлем. Особым по своей значимости стал визит в Германию К. Маннергейма.

 

В декабре 1934 г. Маннергейм, в то время председатель Совета обороны Финляндии, предпринял двухнедельную поездку в Германию, где встречался с Г. Герингом, руководителями вермахта, интересовался вопросом приобретения новейшего немецкого вооружения. В ходе со­стоявшихся бесед с немецкой стороны затрагивался вопрос, касавшийся позиции Финляндии в условиях войны. При этом речь шла о Советском Союзе как о противнике ³⁰.

 

Сам факт изучения Финляндией возможности закупки военной техники за рубежом не мог являться основанием, чтобы в этой связи сразу делать категорические выводы об избираемой ориентации. В ко­нечном счете страна нуждалась в оружии для решения своих обо­ронительных задач. К тому же Маннергейм совершал вояжи с такой целью и в Англию и во Францию. Тем не менее финские дипломаты вынуждены были дважды давать официальные разъяснения Лондону, что "закупки самолетов не связаны с политикой, а диктуются исклю­чительно торгово-техническими соображениями" ³¹. Но если такие за­верения, может быть, и могли удовлетворить англичан, хотя они видели здесь нарушение к тому же Версальского договора, то в Москве такие "коммерческие дела" воспринимались более серьезно. Финское представительство в Москве констатировало факт усиления в Советском Союзе недовольства внешней политикой Финляндии. Вместе с тем отмечались происшедшие к этому времени перемены во взглядах наркомата иностранных дел на роль и место СССР в международных отношениях в Европе. Особо подчеркивалось, что для Советского Союза становится весьма характерным "великодержавный менталитет" и стремление оказать воздействие на Финляндию в целях привлечения ее "к решению трудных вопросов"³². Все это требовало от финской дипломатии выработки новых подходов в процессе осуществления восточной политики.

 

Вместе с тем в Москве принимали во внимание и то, как в Лондоне стремились стимулировать действия Германии в восточном направлении. Морское соглашение Англии с Германией, подписанное в июне 1935 г., угрожало перспективой развертывания германского флота в Балтийском море на пути важных коммуникаций Советского Союза.

 

Внешнеполитическая и военная оценка англо-германского морского соглашения, сделанная в Советском Союзе, свидетельствовала о серьезной озабоченности в Москве по поводу этой акции ³³. В анали­тическом докладе разведывательного управления Красной Армии, направленном 20 августа 1935 г. высшему военному руководству (К.Е. Ворошилову, М.Н. Тухачевскому, А.И. Егорову), а также ряду других лиц (Н.И. Ежову, К.Б. Радеку) и в наркомат ВМФ, говорилось: "Состоявшееся 18 июня с.г. англо-германское морское соглашение вскрывает новые сложные замыслы и комбинации... Германии будут нужны, кроме Польши, еще и другие союзники на Балтийском море и в первую очередь – Финляндия. В случае участия Финляндии в антисо­ветской войне, Германия имеет возможность наилучшим образом орга­низовать оборону против действий Красного флота, блокировав послед­ний в Финском заливе... В целях обеспечения наилучших условий для действий против Кр. флота на Балтике Германия уже теперь стремится вовлечь в антисоветскую войну, кроме Польши, еще и Финляндию" ³⁴.

 

Советская дипломатия пыталась выяснить позиции финского прави­тельства в складывавшейся обстановке. В этой связи необходимо уточнить суть беседы премьер-министра Т. Кивимяки, приводимой в его мемуарах, которая велась летом 1935 г. с советским полпредом Асмусом в связи с заключением англо-германского морского соглаше­ния. В мемуарах, опубликованных спустя 30 лет после указанной встречи, говорится о якобы исходившей от Асмуса угрозы "захвата" Советским Союзом Финляндии в случае возникновения войны Германии против СССР ³⁵.

 

Российскими источниками подтверждается, что 11 июня 1935 г. Асмусу поручалось переговорить с Хакцелем и Кивимяки по поводу ухудшавшихся отношений к СССР со стороны Финляндии ³⁶. 17 июня Асмус телеграфировал в Москву о своих беседах с министром иностран­ных дел и премьер-министром Финляндии, но ни о каких "угрозах" в духе того, о чем писал Кивимяки, речи не велось ³⁷.

 

Очевидным являлось лишь то, что в Москве стали обращать еще более усиленное внимание на проводимую Финляндией политику, пы­таясь предостеречь Хельсинки от действий, которые могли ухудшить контакты с СССР. В обстановке нараставших противоречий между Германией и Советским Союзом и осложнения советско-финских отно­шений в СССР приходили к заключению, что Финляндию следует рассматривать как потенциального союзника третьего рейха.

 

Больше всего Москву беспокоили перспективы военного сотрудни­чества финнов с Германией. Поступавшая информация содержала све­дения о возможной закупке немецких самолетов новейшей конструкции, планах создания "сильного воздушного флота", о намерении организо­вать обучение финских военных моряков с помощью немецких специа­листов по подводным лодкам ³⁸, о стремлении высших финских офицеров "ознакомиться с возрождающимися вооруженными силами Германии" ³⁹. Сообщения, поступавшие от советского военного атташе в Финляндии об активизации германо-финляндского сотрудничества в военной области, естественно, настораживали командование в Москве.

 

Для финского военного руководства это не было секретом. К тому же оно располагало информацией о существующих у СССР подозре­ниях о подписании уже негласного соглашения в Берлине, касавшегося приобретения немецкой авиационной техники ⁴⁰. Тем не менее это не препятствовало финскому маршалу совершить еще один визит в Гер­манию. Его поездка состоялась в сентябре 1935 г. по приглашению Г. Геринга и сразу привлекла внимание за рубежом. В информации, по­ступившей в МИД Финляндии из Лондона, сообщалось: "В сегодняшних газетах новость: Маннергейм побывал у Геринга". Еще до этого визита в Лондоне распространились слухи о возникшей идее создания морского союза между Германией, Польшей и Финляндией. При этом подчер­кивалось наличие "у Финляндии определенных симпатий к немцам"⁴¹.

 

В силу щекотливого характера указанного визита многое осталось "за кадром" на все последующие годы. В результате слухи о секретных соглашениях остаются без аргументированного научного ответа до наших дней. По словам же биографа Маннергейма профессора С. Ягершельда, "осведомленные журналисты писали о поездках маршала" и "нередко пытались развеять" распространявшиеся слухи о характере состоявшегося посещения им Германии ⁴². Что же касается документов, то известно, что Маннергейм не оставлял у себя наиболее важные из них, что, естественно, весьма усложняло выяснение деталей и итогов данного визита.

 

Советская разведка делала однозначный вывод о серьезном харак­тере немецко-финских военных связей. Начальник разведывательного управления Красной Армии СП. Урицкий докладывал: "Имеются сведения, указывающие на то, что Финляндия будет использоваться в качестве базы для развертывания германского флота и воздушных сил против СССР"⁴³. Возможно, что инцидент с предполагаемой и затем несостоявшейся поездкой в Германию президента Свинхувуда, от кото­рой он уклонился, явился показателем того, что в Финляндии стали понимать негативные последствия поездок в Германию, в которых просматривалась "политическая подоплека"⁴⁴.

 

В Германии, напротив, стремились "придать импульсы" негативной тенденции в советско-финских отношениях. Подтверждали это, в част­ности, информационные данные, поступавшие в МИД Финляндии в виде обзоров немецкой печати, в которой отражалась эта тенденция. Представители международного отдела нацистской партии в беседах с финскими дипломатами в 1935 г. настойчиво акцентировали внимание на "проблеме" Советской Карелии ⁴⁵. В советском наркомате иностран­ных дел складывалось мнение, что "после Японии, Германии и Польши Финляндия является... по своим замыслам наиболее агрессивной страной"⁴⁶.

 

В итоге к середине 30-х годов возникла новая ситуация в балтийском регионе. Как в Хельсинки, так и в Москве учитывали ее. Выводы, однако, делались различные. Если с советской стороны начали пред­принимать меры для консолидации сил, направленных против нацистской Германии, то Финляндия демонстрировала склонность к сближению с третьим рейхом. В Москве не смогли использовать рычаги экономического и культурного характера для создания соответствующего противовеса с тем, чтобы добиться сближения с Финляндией. Ставка, сделанная на то, чтобы привлечь Финляндию к участию в задуманной системе коллективной безопасности, противостоящей гер­манской экспансии, не принесла желаемых результатов.

 

Налицо было, таким образом, новое ухудшение отношений между СССР и Финляндией. Это побудило советское военное командование уже с 1935 г. изменить оценку возможной позиции Финляндии в случае возникновения агрессии против Советского Союза. Директивой нарко­ма обороны К. Ворошилова предусматривалось в расчетах на будущее "исходить из следующих вероятных противников: Германия, Польша, Финляндия и Япония"⁴⁷.

 

Предположение, что Финляндия будет возможным союзником Гер­мании при нападении ее на СССР, все больше укреплялось в последую­щие годы. По оценке советской военной разведки, балтийский регион являлся "наиболее вероятным плацдармом для нападения германского фашизма на Советский Союз". При этом в Генеральном штабе Крас­ной Армии предполагали, что с началом войны Германия перебросит в Финляндию до двух своих дивизий, которые смогут атаковать совет­ские позиции ⁴⁸.

 

В процессе разработки командованием Красной Армии в 1935- 1936 гг. перспективного оперативного плана уже выдвигались конкрет­ные задачи, предусматривавшие нанести поражение финской армии в случае войны на ряде направлений – на Карельском перешейке, в Ка­релии и Заполярье с учетом вероятности переноса боевых действий на территорию Финляндии ⁴⁹. Считалось, что война, в которой будет участвовать Финляндия в качестве союзника Германии, явится весьма сложной для советских вооруженных сил ⁵⁰.

 

Разработка оперативного плана осуществлялась в штабе Ленин­градского военного округа под руководством командующего его войс­ками Б.М. Шапошникова. Впоследствии в исторической, а также мемуарной литературе в этой связи появилось упоминание о так называемом "плане Шапошникова"⁵¹.

 

Указанный план, составлявшийся "про запас", не предусматривал усиления в приграничных с Финляндией районах группировки советских войск. Сюда, как указывалось в документах командования Красной Армии, "выделялась до 1937 г. меньшая часть сил из общего коли­чества войск Северо-Западного фронта". Основной зоной боевых дейст­вий считалось южное побережье Финского залива, где, как предпола­галось, Германия будет иметь втрое большее количество войск, чем в Финляндии ⁵².

 

Не внесло существенных перемен в эту оценку и сделанное правительством Финляндии 5 декабря 1935 г. в парламенте заявление, что страна намерена следовать внешнеполитическому курсу скандинавских государств и будет придерживаться нейтралитета. В СССР отнеслись к этому заявлению с недоверием, рассматривая его как стремление финской дипломатии отгородиться от поддержки советских внешнепо­литических инициатив. К тому же в Москве опасались, что сближение Финляндии с нейтральными скандинавскими странами может отрица­тельно сказаться на их отношении к Советскому Союзу.

 

Получая информацию относительно усилий, предпринимавшихся финской стороной для достижения взаимодействия северных стран в военно-политическом отношении, советские дипломаты пытались выяснить позицию скандинавских стран и прежде всего Швеции. Летом 1935 г. полпред СССР в Стокгольме А. Коллонтай неоднократно бесе­довала в этой связи со шведским министром иностранных дел Р. Сандлером. 16 июня она телеграфировала в Москву, что Сандлер заявил ей следующее: "В интересах не только Швеции, но и укрепления мира было бы желательно вовлечение Финляндии в орбиту скандинавской политики нейтральности; к сожалению, влияние Германии на известные круги Финляндии этому препятствует. Это опасность и для нас, и для вас. Шведское правительство это учитывает"⁵³.

 

В дальнейших беседах Сандлер подчеркнуто дистанцировался от финского нейтралитета. В феврале 1936 г. он заявил Коллонтай, что шведское правительство "очень ценит, если Москва будет разграничивать иностранную политику Швеции от политики Финляндии" ⁵⁴. Оснований для такого разграничения было более чем достаточно. Начальник финского генштаба генерал К. Эш в феврале 1936 г. считал необходимым наладить военные поставки из Германии на случай воз­можного возникновения войны с СССР. Швеция в данном случае должна была выполнять роль перевалочной базы при транспорти­ровке немецкого вооружения в Финляндию. К тому же предлагалось отказаться от установленного статуса демилитаризованности Аландс­ких островов и начать совместное со Швецией укрепление архипелага, исходя из того, что в случае войны советский флот, захватив его, может перекрыть морские связи между Финляндией и Германией ⁵⁵. Подобные расчеты никак не укладывались в шведское понимание нейтралитета, о приверженности к которому заявляла Финляндия.

 

В Советском Союзе оценка финского нейтралитета была негатив­ной. Его "нужно рассматривать, отмечалось в документах наркомата иностранных дел, как новую и довольно ловкую попытку нынешнего финляндского кабинета, ведущего определенную антисоветскую и прогерманскую линию, маскировать свою политику мнимой скандинав­ской ориентацией" ⁵⁶. Этот вывод был доведен и до сведения полпредов Финляндии и скандинавских стран.

 

Перемена к лучшему между двумя странами наметилась во второй половине 1936 г., после парламентских выборов, когда в Финляндии сменилось правительство. В новом кабинете министров, который возглавил один из лидеров Аграрного союза К. Каллио, стало наблюдаться стремление проводить сбалансированную внешнюю политику, улучшая отношения с СССР. Новый министр иностранных дел Р. Холсти являлся поборником осуществления решений, выработанных Лигой наций. При встрече с Литвиновым в Женеве 9 октября 1936 г. Холсти сказал ему, что "его политика будет базироваться на стремлении к миру, лояльности Лиге наций и дружбе со всеми соседями". При этом министр указал на необходимость выяснить существующие расхождения между Финляндией и СССР, чтобы начать их устранение ⁵⁷.

 

Мысли, с которыми Холсти вступал на ответственный пост, были затем отражены в его воспоминаниях. "Я заметил, – писал он, – как по­всюду за рубежом Финляндия рассматривается в качестве как бы неко­го союзника Германии, и если бы такое мнение окончательно утверди­лось, то, пожалуй, принесло бы непомерно большой ущерб, причем уже вскоре после того, как мог возникнуть серьезный европейский конфликт"⁵⁸.

 

Учитывая позитивные элементы во внешней политике Финляндии, связанные с деятельностью ее нового правительства, в Москве решили поставить вопрос о визите финского министра иностранных дел в Со­ветский Союз. Ирье-Коскинен также считал это весьма целесооб­разным, поскольку "такая поездка способствовала бы смягчению напря­женности между Финляндией и Советским Союзом..."⁵⁹. В Швеции рассматривали визит Холсти в Москву как своевременный и важный шаг для "ликвидации недоразумений и трудностей, существующих между Советским Союзом и Финляндией". Сандлер рекомендовал Холсти предпринять свою поездку ⁶⁰.

 

После того, как по дипломатическим каналам была достигнута договоренность об этой поездке, в политических и военных кругах Финляндия выработали линию, которой должен был придерживаться Холсти при обсуждении в Москве внешнеполитических вопросов. Пре­зидент Свинхувуд дал указание министру заострить внимание на "проб­леме Восточной Карелии и Ингерманландии", а также коснуться возникающих пограничных конфликтов ⁶¹. Побывал у Холсти и немец­кий посланник в Хельсинки В. Блюхер, который хотел выяснить цель готовившейся поездки. Холсти заявил, что визит проводится в соот­ветствии с линией, определенной правительственной программой, и Финляндия будет проводить ее неуклонно ⁶².

 

Были предприняты и попытки воспрепятствовать наметившемуся визиту. 3 февраля 1937 г., за несколько дней до его начала, факт про­ведения учебных стрельб артиллерией КБФ в Финском заливе был использован с подачи погранслужбы Финляндии таким образом, чтобы создать представление о якобы конфликтной ситуации, возникшей на границе. Финская погранохрана выступила с заявлением, из которого следовало, что советская артиллерия обстреляла территориальные воды Финляндии и под обстрел попали финские рыбаки. В конечном итоге выяснилось, что никаких рыбаков во время стрельбы в этом районе не было, а проверка следов разрывов снарядов на льду полно­стью расходилась с утверждениями погранохраны ⁶³.

 

Визит Холсти в Советский Союз состоялся 8-10 февраля 1937 г. Финского министра встречали подчеркнуто доброжелательно, на высо­ком правительственном уровне. Как констатировал затем полпред Асмус, "ничего лучшего для изменения атмосферы мы сделать не могли"⁶⁴. В ходе визита между Холсти и Литвиновым обсуждался центральный вопрос – об улучшении советско-финляндских отношений. При этом Литвинов откровенно высказал озабоченность в связи с тем, что руководство Финляндии в своей внешнеполитической деятельности "предпочитает интимную близость с Германией, Польшей и даже с Японией". Именно то, пояснил он, что "в случае большой европейской войны Финляндия может очутиться в противостоящем нам лагере", беспокоит Советский Союз, а отнюдь не мысль о возможности "самостоя­тельного нападения на нас Финляндии"⁶⁵. Об этом же говорил на после­дующей стадии переговоров Ворошилов, имея в виду возможность использования финляндской территории "третьим государством" при нападении его на СССР. "У Финляндии есть какая-то крупная держа­ва – союзник...", – сказал он ⁶⁶. Холсти твердо заверил представителей советского руководства, что Финляндия не разрешит какому-либо дру­гому государству осуществить агрессию против Советского Союза че­рез свою территорию ⁶⁷. В подписанном затем совместном коммюнике подчеркивалась необходимость укрепления в мире коллективной безопасности.

 

Итоги визита Холсти в СССР были одобрительно восприняты в Финляндии, и стало чувствоваться определенное потепление в отноше­нии к Советскому Союзу. "Полпредство и я лично, – докладывал Асмус в Москву, – наглядно ощущаем изменение атмосферы... Сейчас пред­стоит сложная и более трудная часть работы – закрепление достиг­нутого"⁶⁸.

 

Положительным сдвигам в развитии советско-финляндских отноше­ний способствовали и изменения в высших эшелонах власти в Финлян­дии. В марте 1937 г. К. Каллио стал президентом страны. В прави­тельстве, которое возглавил А. Каяндер, пост министра иностранных дел по-прежнему сохранился за Холсти. В программе нового кабинета подчеркивалась важность "продолжать добиваться оздоровления отно­шений с Россией"⁶⁹.

 

Первая половина 1937 г. прошла под знаком начавшегося сближе­ния между Финляндией и Советским Союзом. Это выразилось прежде всего в области культурных связей. В Финляндии состоялись выступ­ления с концертами ведущих артистов Москвы, а затем ее посетила группа советских журналистов. Ранее подобного не бывало. Не слу­чайно Геринг проявил беспокойство, предложив финляндскому послан­нику в Берлине объяснить, "не подписал ли Холсти в Москве со­глашение о культурном сближении"⁷⁰.

 

Такой ход развития событий явно противоречил интересам Герма­нии. Не могли его поддерживать и все те, кто традиционно ориен­тировался в Финляндии на Берлин.

 

Не удивительно, что особенно большое давление испытывал Холсти, которому президент Каллио предоставил значительную самостоя­тельность в осуществлении намеченного внешнеполитического курса. Министр иностранных дел явно ощущал, что как внутри страны, так и в столице третьего рейха по отношению к нему настроены весьма критически ⁷¹.

 

Руководство вооруженных сил Финляндии принялось давать настав­ления министерству иностранных дел, какие шаги нужно предпринимать в области внешней политики и, в частности, по отношению к восточному соседу. Начальник генштаба генерал Эш, ссылаясь на то, что в СССР ведется кампания притеснения граждан финской национальности, обвиняемых в шпионаже, настаивал, чтобы министерство иностранных дел Финляндии предприняло соответствующий демарш ⁷². Различными путями вновь стала нагнетаться атмосфера конфликтности между двумя странами. В июне 1937 г. финской печатью было прико­вано внимание общественности к фактам задержания военным кораб­лем СССР финского судна береговой охраны в советских водах и якобы нарушения советскими самолетами воздушной границы с Финляндией. Ослабляло значение визита Холсти и то, что этот визит не получил своего развития в области экономических отношений. В результате возникала опасность, что прогресс, достигнутый между двумя странами на политической основе, не сможет быть реализован. Этого во всяком случае добивались сторонники прежней линии в отношении СССР. На них возлагали надежды и в Берлине. Поведение Германии, как заметил Холсти, "основывалось на существовавшем ранее у немцев мнении, что в Финляндии у них имелись определенные преимущества"⁷³.

 

Что же касалось немецкого посланника Блюхера, то он считал политику Холсти полностью противоречившей интересам Германии. В его сообщениях в Берлин подчеркивалось, что шаги министра иностранных дел отражают стремление не столько нормализовать совет­ско-финляндские контакты, сколько достигнуть свободы действий на германском направлении, усиливая позиции в группировке северных стран и сближаясь с западными демократиями ⁷⁴.

 

В обстановке давления на Холсти стали смягчаться отношения с Берлином. Это отметили в советском полпредстве в Хельсинки ⁷⁵. Проявления прогерманской направленности во внешней политике Финляндии заметили и другие зарубежные дипломаты в Финляндии ⁷⁶. Состоявшийся в августе 1937 г. визит в Хельсинки эскадры немецких подводных лодок они не без оснований оценили, как демонстрацию германо-финляндского сближения. Существует мнение, что "визит под­водных лодок был провокацией со стороны Германии"⁷⁷. В Хельсинки должны были иметь в виду, что подобные действия могли однозначно расцениваться советской стороной как проявление заинтересованности Финляндии в военном сотрудничестве с Германией. Берлин демонстри­ровал свою силу на Балтийском море. По данным советской разведки, 11 немецких боевых судов, прибывших в Финляндию, составляли до половины всего германского подводного флота ⁷⁸.

 

Советское полпредство в Хельсинки предпринимало усилия, чтобы воспрепятствовать проведению визита немецких подводных лодок Асмус дважды вел речь об этом в министерстве иностранных дел ⁷⁹. Не все оказалось безрезультатным. "Вообще нет сомнения в том, – докладывал в Москву 11 августа советский военный атташе, – что финны серьезнее, чем раньше, взяли установку на Германию, и с нашей стороны требуется самое пристальное внимание к проискам немецких фашистов в Финляндии"⁸⁰.

 

Советская разведка зафиксировала повышенный интерес немецких офицеров, дипломатов и журналистов к стратегически важным пригра­ничным районам Финляндии, которые они посещали. Разведуправление Красной Армии, анализируя эти данные, усматривало в них антисо­ветскую направленность. Выводы докладывались наркому Вороши­лову ⁸¹.

 

Серия ответных поездок финских генералов и офицеров в Гер­манию указывала на заинтересованность военного руководства Фин­ляндии в расширении сотрудничества с вермахтом. Летом 1937 г. состоялись визиты руководителей шюцкора генерала Л. Малмберга и полковника А. Мартола, а осенью – новая встреча с Г. Герингом К. Маннергейма ⁸². Демонстрировалось, что финские военные круги умеют "ценить отношения с Германией, хотя финляндская официаль­ная политика идет в другом направлении ⁸³. В октябре 1937 г. после­довал визит в Германию министра иностранных дел Холсти ⁸⁴. На встречах с германским министром иностранных дел фон Нейратом выяснилось, что Финляндия отказывается от поддержки создания в Европе системы коллективной безопасности. К. Нейрат, в свою очередь, подчеркнул выгодность для Финляндии "развивать хорошие отношения" с Германией, "проявляющей к ней симпатии"⁸⁵.

 

"Оттепель" в советско-финляндских отношениях 1937 г. оказалась непродолжительной. Осенью американский военный атташе в СССР полковник Ф. Феймонвилл докладывал из Москвы в Вашингтон: "Са­мой насущной проблемой Советского Союза является подготовка к отражению одновременного нападения Японии на востоке и Германии совместно с Финляндией на западе"⁸⁶.

 

Особую подозрительность вызвала у советского руководства встреча в Берлине командующего финской армией генерала X. Эстермана с Гитлером в марте 1938 г., последовавшая вскоре после захвата Гер­манией Австрии. Поездка Эстермана осуществлялась с соблюдением всех атрибутов официального военного визита высокого уровня. В своих мемуарах Эстерман, касаясь этой поездки, писал: "Само собой разумеется, что военное руководство не действует исключительно в зависимости от обстоятельств, но и с расчетом на отдаленное будущее"⁸⁷.

Как бы дезавуируя эту оценку, в Москве он заявил, что не выполнял в Берлине "никаких секретных заданий"⁸⁸. Что же касается Гитлера, то он заявил Эстерману: "Россия является колоссом, который... всегда будет представлять опасность, угрозу для всех северных соседей... Россию нужно разгромить, прежде чем она приобретет такую силу, что ее уже нельзя будет разбить"⁸⁹.

 

Присутствовавший на беседе финский посланник А. Вуоримаа сооб­щил в свой МИД: "Если верить высказываниям, я полагаю, что особое внимание Германии будет приковано к России с тем, чтобы ускорить ее разгром"⁹⁰.

 

Вопросы, поднятые 24 марта Эстерманом на встрече с высокопо­ставленными представителями вермахта относительно милитаризации Аландских островов, свидетельствовали о том, что вероятность воен­ного сотрудничества с рейхом в этом деле не исключена. Гость заверил своих собеседников, что президент Финляндии хорошо понимает "необ­ходимость повышения боеготовности финской стороны"⁹¹.

 

Однако было бы ошибочно считать, что в то время финляндское руководство уже определило свою позицию, избрав внешнеполи­тическим и военным ориентиром Германию, которая явно вела дело к развязыванию войны в Европе. И если у советской разведки склады­валось мнение, что Финляндия опрометчиво устремилась в объятия третьего рейха, то это не соответствовало действительности. Точнее сказал об исходной позиции финского правительства немецкий послан­ник в Хельсинки Блюхер. По его словам, финское правительство ис­ходило из того, что "любая война представляет собой источник угрозы для Финляндии"⁹². Фактически финская дипломатия еще лавировала в рамках провозглашенного нейтралитета.

 

Конечно, имелось в виду, как реалистически оценивал финский посланник в Москве Ирье-Коскинен, что искра войны, вспыхнув в цент­ре Европы, могла распространить затем пламя на северные страны. В мае 1938 г. он доносил: "Я думаю, что гораздо большая опасность в данном случае исходит со стороны Германии, чем со стороны Со­ветского Союза... Отодвинуть опасность агрессии от границ Финляндии возможно, если мы сами сможем вести свои дела так, чтобы немцы не могли бы высадиться на территории Финляндии"⁹³.

 

Несмотря на демонстрацию германо-финских военных связей и тре­вожные выводы советской разведки, в Москве продолжали поиски нормализации отношений с Финляндией. В мае 1938 г. для Сталина была подготовлена специальная справка, в которой давалась оценка политики Финляндии и определялись пути укрепления сотрудничества с ней. Характеризуя финляндское правительство как не "германофиль­ское", в справке, тем не менее, констатировалось, что оно "не в сос­тоянии принять реальные меры против немецкой работы в стране", хотя у него и проявляется стремление "убедить СССР в том, что Финляндия не собирается предоставить свою территорию фашистским агрессорам для войны против СССР". Далее говорилось, что "имеется реальная обстановка для того, чтобы парализовать немецкое влияние в Финляндии и вовлечь ее в орбиту Советского Союза". Высказывалось мнение о необходимости "провести работу в правительственных кругах Финляндии с целью достижения нужного нам (Советскому Союзу. -Авт.) общего и практического изменения курса внешней политики Финляндии". Конкретно предлагалось поставить перед Хельсинки воп­рос о заключении пакта о взаимной помощи с условием соблюдения неприкосновенности границ и обеспечения Финляндии советскими воен­ными поставками.

 

Судя по пометкам на полях справки, у Сталина были определенные сомнения в реальности данного предложения. Ссылаясь на такой настораживающий шаг финского высшего военного руководства, как посещение генералом Эстерманом Берлина и его встречу с Гитлером, Сталин все же одобрил намеченный курс в развитии советско-финляндских отношений, указав на необходимость усилить пакт о взаимопомощи положением о невмешательстве с советской стороны во внутренние дела Финляндии ⁹⁴.       

 

В контексте этих соображений становится ясным поручение, данное советнику советского посольства в Хельсинки Б.Н. Ярцеву (Рыбкину), являвшемуся резидентом советской разведки, начать переговоры с представителями финляндского правительства. 14 апреля 1938 г. он встретился с Холсти и заявил о готовности советской стороны оказать военную помощь для отражения возможной германской агрессии. Однако беседы с Холсти, а затем Каяндером не принесли конкретного результата.

 

Судя по переписке наркома иностранных дел Литвинова и наркома внутренних дел Н.И. Ежова, в качестве давления на финское руко­водство было решено пересмотреть условия ряда конвенций и согла­шений СССР с Финляндией, заключенных еще в 20-е годы, или добиться их отмены ⁹⁶. Тем не менее секретные переговоры в Хель­синки продолжались. Теперь они проходили между Ярцевым и В. Таннером, занимавшим в правительстве пост министра финансов. Их бе­седы велись в течение лета – начала осени 1938 г. и также закончились безрезультатно, хотя с советской стороны делались попытки пойти на определенные уступки, чтобы достичь компромисса. Выдвигавшаяся до этого идея заключения пакта о взаимопомощи была снята. Главным оставалось предложение, чтобы финское правительство дало гарантию не допустить на свою территорию войска агрессора. Для обеспечения безопасности Ленинграда ставился вопрос о предоставлении Совет­скому Союзу права создать на о-ве Суурсаари (Гогланд) в Финском заливе противовоздушную оборону и береговые укрепления. Финская сторона ответила отказом, мотивируя его тем, что внесенные СССР предложения "находятся в противоречии с политикой нейтралитета" Финляндии и "нарушают ее суверенитет" ⁹⁷.

 

Между тем в Москве не оставляли мысли о достижении дого­воренности с Финляндией. Этого требовала все более обострявшаяся обстановка в Европе в результате заключенного в сентябре 1938 г. Мюнхенского соглашения и развития чехословацкого кризиса. В начале октября Ярцев через секретаря премьер-министра Инкиля поставил вопрос о необходимости продолжения переговоров и сообщил о готов­ности с советской стороны принять официальную финляндскую деле­гацию.

 

9 октября Инкиля письменно докладывал премьер-министру Каяндеру о своей встрече с Ярцевым: "У меня такое чувство, что положение в Европе развивается в настоящее время так, что требует от России решения ранее подготовленных ею предложений, на которые мы можем пойти"⁹⁸.

 

Ответ с финской стороны затянулся. Переговоры возобновились во второй половине ноября. С Ярцевым теперь встречался исполнявший обязанности министра иностранных дел В. Войонмаа, поскольку Холсти к тому времени ушел в отставку. Советские документы дают осно­вание сделать вывод, что Войонмаа, руководствуясь установками своего правительства, сделал ряд заявлений компромиссного характера по поводу ранее внесенных советских предложений. Он сообщил Ярцеву о готовности финского правительства не допустить агрессора на свою территорию, дать ему соответствующий отпор. Выражалось согласие на покупку в СССР оружия и допускалась возможность, что Финляндия в интересах защиты Ленинграда начнет строительство оборонительных сооружений на о-ве Суурсаари (Гогланд) после пере­смотра соответствующего положения Тартуского мирного договора"⁹⁹. Для обсуждения указанных вопросов было решено послать финлянд­скую делегацию в Советский Союз.

 

Переговоры продолжались в Москве в начале декабря. В финлянд­скую делегацию, возглавлявшуюся министром путей сообщения В. Саловаара, входили два ответственных сотрудника министерства иностранных дел А. Пакаслахти и У. Тойвола, а также Ирье-Коскинен. С советской стороны переговоры вел заместитель председателя Совета Народных Комиссаров и нарком внешней торговли А.И. Микоян. Смысл состоявшегося обмена мнениями заключался фактически в подтверждении содержания итогов бесед, которые велись между Ярцевым и Войонмаа. Каких-либо документов, однако, подписано не было. В ходе обсуждения финская делегация выдвигала вопрос об укреплении Аландских островов, а Микоян выяснял возможность того, чтобы оборону на о-ве Суурсаари создавала все же советская сторона ¹⁰⁰.

 

Руководство СССР положительно оценило итоги переговоров. Кос­венно это подчеркивает установка наркома обороны К.Е. Ворошилова относительно ориентиров разработки оперативного плана в 1939 г. В директиве от 27 февраля 1939 г. вероятными противниками Совет­ского Союза на северном и западном направлениях определялись объединенные силы Германии и Польши ¹⁰¹. В отличие от предыдущей подобной директивы Финляндия в числе возможных противников не называлась.

 

К оздоровлению атмосферы в советско-финляндских отношениях, несомненно, можно отнести и тот факт, что с 4 марта 1939 г. в Москве начались переговоры по экономическим вопросам. К приезду финляндской делегации были разработаны проект торгового договора и про­токол к нему, предусматривавшие, в частности, предоставление обеими странами "безусловного и неограниченного режима наиболее благоприятствуемой нации в таможенном отношении"¹⁰².

 

Между тем агрессивные действия Германии распространились на Прибалтику. В марте 1939, г. немецкие войска, нарушив суверенитет Литвы, вступили в Клайпеду, которая затем была присоединена к Восточной Пруссии. Вновь возникла необходимость усиления обороны морских подступов к Ленинграду. Советское руководство решило направить в Финляндию дипломата Б.Е. Штейна, ранее работавшего там полпредом, для обсуждения вопроса об использовании Советским Союзом в этих целях небольших финских островов. Предварительно в беседе с посланником Ирье-Коскиненом Литвинов информировал его марта о желании СССР получить от Финляндии в аренду на 30 лет о-ва Суурсаари, Лавансаари, Сейскари и Тютерс ¹⁰³.

 

Прибыв в Финляндию, Штейн встретился с новым министром иностранных дел Э. Эркко. Почти месяц между ними шли переговоры об аренде указанных четырех островов и о новом советском предложении обменять их на пограничные районы Советской Карелии. За ходом встречи внимательно следили как в Хельсинки, так и в Москве. Нарком Литвинов дважды (22 марта и 4 апреля) в письменных докла­дах Сталину высказывал сомнение в возможности достижения дого­воренности с Финляндией ¹⁰⁴.

 

В конечном итоге, опираясь на позицию своего правительства, Эркко дал отрицательный ответ. Вместе с тем он заявил о готовности Финляндии вести переговоры относительно безопасности Финского залива ¹⁰⁵ и представить письменную гарантию защиты своей терри­тории от любой агрессии, а также "не заключать никаких соглашений, которые бы могли нарушить нейтралитет" страны ¹⁰⁶.

 

4 апреля, докладывая Сталину, Литвинов писал: "После столь решительного заявления финского министра иностранных дел Эркко о нежелании продолжать даже разговоры об островах в настоящий момент, Штейну оставаться более в Финляндии не следует. Надо ему поручить заявить на прощание Эркко, что вопрос об островах нами не снимается и не считаю финский ответ окончательным"¹⁰⁷. Так и было сделано. 6 апреля Штейн выехал в Москву.

 

Последовали изменения в оценке возможной позиции Финляндии в случае войны – летом 1939 г. наркомат обороны уже не рассматривал ее как нейтральную страну. При составлении в июне 1939 г. опера­тивного плана указывалось: "Против СССР на северном и западном направлениях выступят объединенные силы Германии, Финляндии и Польши"¹⁰⁸.

 

Таким образом, отношения между Советским Союзом и Финлян­дией характеризовались в этот период противоречивостью. Спады чередовались временным улучшением. Их состояние во многом зави­село от политики европейских держав, и особенно от немецко-финских и немецко-советских контактов. Активизация финско-немецких воен­ных связей после прихода нацистов к власти в Германии явилась главным фактором, который вызвал в Советском Союзе растущее недоверие к политике Финляндии, а также опасения относительно ве­роятности использования ее территории западными державами в войне против СССР и вовлечения в эту войну самой Финляндии.

 

Эти взгляды подверглись серьезной проверке, когда Финляндия на практике решила продемонстрировать приверженность провозглашенному нейтралитету. Она выразила желание внести соответствующие вменения в проводившуюся линию, которые бы позволили смягчить о3тношения с СССР, не нанося при этом заметного ущерба сотрудничеству с Германией (1937-1938 гг.). Такой тактический шаг не удался. Советскому Союзу, проявлявшему стремление усилить свою безопасность со стороны Балтики, требовалось, чтобы Финляндия не только декларировала готовность к защите своей территории, но и заключила с СССР пакт о взаимопомощи или как минимум предоставила ему на основе взаимной договоренности в аренду или в обмен на соответствующую территорию СССР ряд своих островов для укрепления морских подступов к Ленинграду. Очевидные возможности ком­промисса не были использованы. Безрезультатность хельсинкских переговоров весной 1939 г. привела к тому, что Финляндия оказалась для Советского Союза в ряду государств, развитие отношений с которыми превратилось в крайне острую проблему.

 

1     См.: Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-1483. Оп. 2. Д. 38. Л. 86. Бюллетень разведывательного управления № 19. 24.03.1926. (Далее: РГАВМФ).

2     Документы внешней политики СССР. М., 1960. Т. X. С. 577. (Далее: ДВП).

3     РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 87. Л. 7. (Материалы о маневрах. 1929 г.).

4     ДВП. М., 1968. Т. XIV. С. 296.

5     РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 142. Л. 72. (Материалы о маневрах. 1930 г.).

6     Там же. Л. 145.

7     История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1988. С. 109-110.

8     Korhonen K. Naapurit vastoin tahtoaan. Hels., 1966. S. 112.

9     ДВП. M., 1967. Т. XIII. С. 735.

10   Hirvikallio P. Tasavallan presidentin vaalit Suomessa, 1919-1950. Porvoo; Hels., 1958. S. 46; Siltola J. Lapuan liike ja kyyditykset 1930. Hels., 1985. S. 177, 120.

11   ДВП. Т. XIV. С. 296.

12   Там же. M., 1971. Т. XVII. С. 610.

13   Kansallisarkisto. G. Mannerheimin arkisto, 604. A.S. Yrjö-Koskisen kirje P.E. Svinhufvudille. 10.03.1932. (Далее: KA).

14   Siltola J. Op. cit. S. 463,494.

15   ДВП. M., 1969. Т. XV. С. 324-325.

16   Там же. Т. XIV. С. 718.

17   Там же. Т. XV. С. 46-47.

18   Ulkoasiainministeriön arkisto. 5C18. Moskovan lähetystö raportti. 3.03.1932. (Далее: UM).

19   Известия. 1932. 26 янв.

20   Российский государственный военный архив. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 722. Л. 404. Доклад о действиях Красной Армии против финнов (тезисы, без указания даты). (Далее: РГВА); РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 181. Л. 1-9. Директива начальника штаба РККА. 7.02.1932 г.

21   ДВП. М., 1970. Т. XVI. С. 270.

22   Selén К.С. G.E. Mannerheim ja hänen puolueneuvostonsa. Hels., 1980. S. 192.

23   ДВП. T. XVI. С 636.

24   Там же. С 660.
25   Там же. С. 723.
26   Там же. М„ 1973. Т. XVIII. С. 641.

27   Там же. Т. XVII. С. 656; UM. 12 L/34. Памятная записка о беседе с М.М. Литвиновым в Женеве. 24.09.1935.

28   Wuorimaa A. Lähettiläänä Hitlerin Saksassa. Keuruu, 1967. S. 558.

29   Julkunen M. Perinteet ja realismi // Tiede ja Ase. 1981. № 39. S. 157.

30   KA. G. Mannerheimin arkisto, 606. Mannerheimin matkasta Saksaan; Selén K.C. Op. cit., S. 149.

31   UM. Tulleet sähkeet Lontoosta. 14, 28.03.1935.

32   UM. 5C18. Yrjö-Koskisen raportti. 5.03.1935.

33   ДВП. T. XVIII. G 464; UM. 5C18. Yrjö-Koskisen raportti. 24.08.1935.

34   РГАВМФ. Ф. P-1483. On. 1. Д. 329. Л. 195. Доклад разведывательного управления Красной Армии. 20.08.1935 г.

35   Kivimäki TM. Suomalaisen poliitikon muistelmat. Porvoo, 1965. S. 93.

36   В телеграмме Б.С. Стомонякова 11.06.1935 г. Э.С. Асмусу указывалось: "При встрече с Кивимяки и Хакцелем обратите их внимание на антисоветскую кампанию в финской прессе и подчеркните, что в Москве обратили внимание на ухудшение отношений с Финляндией, особенно при теперешнем кабинете, а в беседе с Кивимяки отметьте, что в Москве ожидали улучшения отношений при Хакцеле, ввиду его прошлой работы в СССР, и тем более удивлены тем, что в действительности имеет место" (ДВП. Т. XVIII. С. 389-390).

37   Там же. С. 642.

38   РГАВМФ. Ф. Р-1483. Оп. 1. Д. 303. Л. 6. Донесение военного атташе в Финляндии, 17.05.1935 г.; Д. 224. Л. 145. Донесение военного атташе в Финляндии, 8.10.1934 г.

39   Julkunen M. Op. cit. S. 158.

40   Ibid. S. 159.

41   UM. Sähkeet Lontoosta, 30.09, 14.08.1935.

42   Jägerskiöld S. Mannerheimin rauhan vuosina 1920-1939. Hels., 1973. S. 254.

43   РГАВМФ. Ф. P-92. On. 2. Д. 352. Л. 6. Записка о составе, численности, мобилизации и развертывании морских сил вероятных противников на Балтийском море. Подготовлена 31.05.1937 г. С.П. Урицким.

44   Julkunen M. Op. cit. S. 160.

45   UM. 5C5. Berliinin-lähetystö raportti. 5.06.1935.
46   ДВП. Т. XVIII. С. 637.

47   РГАВМФ. Ф. Р-92. On. 2. Д. 260. Л. 1. Директива НКО о разработке плана операции на 1935 г.

48   Там же. Д. 352. Л. 15, 16-17. Записка СП. Урицкого от 31.05.1937 г.

49   РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 722. Л. 405. Доклад о действиях Красной Армии против финнов.

50   Там же. Оп. 4. Д. 74. Л. 1. Донесение начальника штаба РККА А.И. Егорова К.Е. Ворошилову 15.05.1936 г.; РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 354. Л. 1. Оперативный план КБФ, составленный 20.04.1937 г.

51   Великая Отечественная война Советского Союза, 1941-1945: Краткая история. М., 1965. С. 47; Мерецков К.А. На службе народу. М., 1968. С. 179; Василев­ский A.M. Дело всей жизни. М., 1976. С. 95.

52   РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 352. Л. 16. Записка С.П. Урицкого от 31.05.1937 г.; РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 722. Л. 404. Доклад о действиях Красной Армии против финнов.

53   ДВП. Т. XVIII. С. 399.

54   Там же. М., 1974. Т. XIX. С. 84.

55   Sota-arkisto. 1400/14 YE:n päällikkö, 1934-1938. Helmikuussa v. 1936 korkeimmalle sotilas – ja suojeluskunta päällystölle YE:n päällikön pitämä esitelmä.

56   ДВП. Т. XVIII. С. 544.

57   Там же. Т. XIX. С. 466-467; UM. 12 L/24. Holsti – Yrjö-Koskiselle 3.11.1936.

58   R. Holstin muistelmia v. 1936-1940 // Suomen Kuvalehti. 1984. № 51-52. S. 74.

59   Suomi J. Talvisodan tausta. Keuruu, 1989. S. 41-49.

60   ДВП. M., 1976. Т. XX. С. 25, 74; Paasivirta J. Finland and Europa. Hels., 1988. P. 458.

61   ДВП. T. XX. С 74, 121; Soikkanen T. Kansallinen eheytyminen – Myytti vai todellisuus? Porvoo etc., 1984. S. 171.

62   Hiedanniemi B. Kulttuuriin verhottua politiikka. Hels., 1980. S. 107.

63   РГАВМФ. Ф. P-307. On. 4. Д. 25. JI. 5, 7. Доклад командующего КБФ начальнику Морских сил РККФ 5.02.1937 г.

64   ДВП. Т. XX. С. 121.

65   Там же. С. 75.

66   KA. R. Holstin kokoelma, 74. Holstin ulkopoliittisen toiminnan katsaus; UM. 5D. R. Holstin virallinen vierailu Moskovaan 26.02.1937.

67   KA. R. Holstin kokoelma, 74. Holstin ulkopoliittisen toiminnan katsaus; R. Holstin muistelmia vuosilta 1936-1940. S. 75.

68   ДВП. T. XX. С 123-124.

69   Цит. по: Soikkanen T. Op. cit. S. 175.

70   ДВП. T. XX. С 123.

71   UM. 5C5. A. Wuorimaan raportit Berlinistä 13.02.1937; Wuorimaa A. Op. cit. S. 70.

72   UM. 12 L/34. K.L. Oeschen kirje UM:iie 25.09.1937.

73   Цит. по: Korhonen K. Op. cit. S. 159.      

74   Hiedanniemi B. Op. cit. S. 107.

75   ДВП. T. XX. С 373.

76   Там же. С. 381.

77   Julkunen M. Op. cit. S. 169.

78   РГАВМФ. Ф. P-1883. On. 1. Д. 67. Разведсводки разведотдела КБФ. 1.09.1937 г.

79   ДВП. Т. XX. С. 441.

80   РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1035. Л. 229. Донесение военного атташе в Финляндии 11.08.1937.

81   Там же. Д. 1236. Л. 67. Информация разведуправления РККА, 1937 г.

82   Menger M. Deutschland und Finland im zweiten Weltkrieg. Berlin, 1988. S. 41.

83   K Julkunen M, Op. cit. S. 171.

84   UM. 5C5. Suomen lähetystön raportti Berliinistä 28.10.1937.

85   Documents on German Foreign Policy, 1918-1945. Ser. D. Voi. V. L., 1953. P. 537.

86   Мальков ВЛ. Секретные донесения военного атташе США в Москве накануне мировой войны // Новая и новейшая история. 1982. № 4. С. 110.

87   Österman H. Neljännesvuosista elämästäni. Hels.; Porvoo, 1966. S. 138.

88   Ibid. S. 139.

89   Цит. по: Wuorimaa A. Op. cit. S. 80.

90   UM. 5C5. Raportti Berliinistä 7.10.1938.

91   Documents on German Foreign policy. Ser. D. Voi. V. P. 549.

92   Ibid. P. 590.

93   UM. 5C18. Raportti Moskovasta 4.05.1938.

94   См.: Родина. 1995. № 12. С. 39.

95   UM. 12 L/25. R. Holstin kirje pääministerille 14.04.1938; Tanner V. Olin ulkoministerinä talvisodan aikana. Hels., 1951. S. 11.

96   Архив Президента Российской Федерации. Ф. 45. On. 1. Д. 449. Л. 3. ПисьмоМ. Литвинова 11.07.1938 г.

97   UM. 12 L/25. V. Tannerin muistiinpano В. Järisevin keskustelusta 18.08.1938; Tan­ner V. Op. cit. S. 20.

98   UM. 12 L/25. Inkilän muistiinpano 9.10.1938.

99   РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1154. Л. 148. Информация Л.П. Берия 5.12.1938 г.

100 UM. 12 L/25. U. Toivolan ja A. Pakaslahden selostus A. Mikojanin keskustelusta 7.12.1938; Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen näytelmä. Porvoo; Hels., 1970. S. 30-31.

101 РГАВМФ. Ф. Р-1877. Оп. 1. Д. 101. Л. 14, 16. Положение директивы наркомата обороны. 27.02.1939 г.

102 Год кризиса: Документы и материалы. М., 1990. Т. 2. С. 384; Документы внешней политики. М., 1992. Т. 2. С. 523-524.

103 Год кризиса. М., 1990. Т. 1. С. 250; Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. С. Д. 190. Л. 47.

104 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 101, 103. Письма М.М. Литвинова 22.03. и 4.04.1939 г.

105 Зимняя война: (Документы о советско-финляндских отношениях, 1939-1940) // Междунар. жизнь. 1989. № 8. С. 59; РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 101. Письмо М.М. Литвинова 22.03.1939 г.; UM. 12 L/25. Muistiinpano keskustelusta В. Steinin kanssa 25.03.1939.

106 Зимняя война. С. 61.

107 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 103. Письмо М.М. Литвинова 4.04.1939 г.

108 РГАВМФ. Ф. Р-1877. Оп. 1. Д. 101. Л. 16. Из распоряжения наркомата Военно-Морского Флота 20.06.1939 г.

 

ПРЕДВОЕННАЯ ДИЛЕММА

       

ЛЕТНИЕ ПЕРЕГОВОРЫ 1939 ГОДА И СУДЬБА ФИНЛЯНДИИ

 

© O.A. Ржешевский

 

Оккупация и раздел Чехословакии, означавшие демонстративное нарушение Германией продиктованных ею же условий мюнхенского соглашения, поставил Англию, Францию и их союзников перед непредсказуемой альтернативой. Если непосредственно после Мюнхена многие посчитали Н. Чемберлена и Э. Даладье миротворцами, то теперь пало очевидно, что политика "умиротворения", а вместе с ней и англо-французская концепция безопасности, суть которой заключалась в том, чтобы удержать захватнические устремления Германии и ее союзников 5 определенных рамках, терпят крах. Бесцеремонные действия нацистских лидеров усилили тревогу в Англии и Франции, многих малых и средних государств Европы: будет Гитлер и дальше двигаться на Восток (23 марта немецкие войска вступили в Мемель), повернет на Запад или умерит свои аппетиты? Лондон и Париж взяли курс на то, чтобы, с одной стороны, успокоить общественное мнение, а, с другой – поставить Гитлера перед фактом возможного заключения военного союза с СССР. Было заявлено о предоставлении гарантий Польше, Ру­мынии и еще некоторым странам, принят ряд мер по укреплению обороны, начаты переговоры с советским правительством.

 

Разразившийся в Европе предвоенный политический кризис и внут­риполитическое положение западных демократий создали определенные предпосылки для результативности таких переговоров. "Мы окажемся в смертельной опасности, – говорил Черчилль в палате общин, – если не сможем создать великий союз против агрессии. Было бы величайшей глупостью, если бы мы отвергли естественное сотрудничество с Советской Россией". Лидер либералов Ллойд Джордж предупреждал Чемберлена: "Действуя без помощи России, мы попадем в западню ¹.

 

Обстановка вынуждала англо-французские круги действовать. Ка­ким образом? Поиски велись в различных направлениях. В одном из меморандумов, разработанных английским правительством, говорилось: "Желательно заключить какое-либо соглашение с СССР о том, что Советский Союз придет к нам на помощь, если мы будет атакованы с Востока, не только для того, чтобы заставить Германию воевать на два фронта, но также, вероятно, и потому- и это самое главное... что если война начнется, то следует постараться втянуть в нее Советский Союз..."².

 

В настоящее время представляется возможным рассмотреть ход летних переговоров 1939 г. с учетом ранее не известных документов и других материалов, опубликованных во Франции, а затем в России ³. Это тем более необходимо, поскольку их результат определил новую расстановку сил в Европе к началу второй мировой войны и судьбу многих стран, в том числе Финляндии.

 

Началом московских переговоров между Англией, Францией и СССР можно условно считать 18 марта 1939 г. В этот день британский посол в Москве У. Сидс просил наркома иностранных дел М.М. Лит­винова срочно сообщить о позиции СССР в случае нападения Германии на Румынию, правительство которой получило сведения о его под­готовке. В ответ советское правительство в тот же день внесло пред­ложение созвать совещание представителей СССР, Англии, Франции, Польши и Румынии для согласования мер против новых агрессивных актов со стороны Германии.

 

Английское правительство, однако, такое совещание признало "преждевременным". В обоснование своей позиции министр иностранных дел Великобритании Э. Галифакс заявил, что "английское правительство не могло бы сейчас найти достаточно ответственного человека для посылки на такую конференцию" и что "рискованно созывать конференцию, не зная, чем она закончится"⁴.

 

21 марта посол Англии в СССР У. Сидс вручил наркому иностран­ных дел СССР М.М. Литвинову следующий проект декларации Анг­лии, СССР, Франции и Польши: "Мы, нижеподписавшиеся, над­лежащим образом на то уполномоченные, настоящим заявляем, что, поскольку мир и безопасность в Европе являются делом общих инте­ресов и забот и поскольку европейский мир и безопасность могут быть задеты любыми действиями, составляющими угрозу политической не­зависимости любого европейского государства, наши соответственные правительства настоящим обязуются немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления таким действиям"⁵.

       

23 марта советское правительство сообщило, что, хотя находит данную декларацию недостаточно эффективной, тем не менее готово ее подписать и предлагает сделать это не второстепенным лицам, а премьер-министрам и министрам иностранных дел четырех госу­дарств с целью усилить ее влияние на международные отношения в Европе. Было высказано также мнение пригласить балканские, прибал­тийские и скандинавские государства "присоединиться к декларации после ее опубликования", расширить фронт государств, выступавших против агрессии. Ситуация была тем более благоприятной, что фран­цузские правящие круги согласились с советским предложением. Генеральный секретарь МИД Франции А. Леже заявил 24 марта, что Франция одобряет идею о созыве совещания для подписания декларации. Польша не поддержала этой инициативы, и Лондон от нее отказался.

 

Этот отказ имел самые серьезные последствия для последующего хода московских переговоров, поставив Советский Союз перед фактом непоследовательности политического курса западных держав. "Когда я занял Мемель, – говорил позднее Гитлер, – Чемберлен информировал меня через третьих лиц, что он очень хорошо понимал необходимость осуществления такого шага, хотя публично одобрить такой шаг не мог"⁶.

 

В середине апреля Англия и Франция направили Советскому Сою­зу новые предложения. Министр иностранных дел Франции Ж. Бонне заявил о готовности обменяться с СССР письмами, обязывающими сто­роны к поддержке, если одна из них будет втянута в войну с Германией в результате оказания помощи Польше и Румынии. Суть английского предложения сводилась к тому, что СССР должен взять на себя односторонние обязательства помощи "своим европейским соседям" в случае совершенной против них агрессии. Французское заявление, несмотря на его ограниченность, содержало элемент взаимности, что вселяло определенные надежды.

 

17 апреля советское правительство вынесло на обсуждение пред­ложения, конструктивность которых и сегодня вряд ли вызовет сом­нения:

 

1. "Англия, Франция, СССР заключают между собой соглашение сроком на 5-10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, располо­женным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств ⁷.

3. Англия, Франция, СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение § 1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Поль­ше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Гер­мании.

5. Существующий между Польшей и Румынией союзный дого­вор объявляется действующим при всякой агрессии против Поль­ши и Румынии, либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.

6. Англия, Франция, СССР обязуются, после открытия военных действий, не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заклю­чать мира с агрессором отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3.

8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи"⁸.

 

Но взаимность обязательств не устраивала западных союзников. Это подтверждали ответные предложения Франции (25 апреля 1939 г.), и особенно Англии (8 мая 1939 г.).

 

Переговоры стали пробуксовывать. Практически они вели лишь к расширению политических проблем, по которым предстояло достигнуть договоренность. В Москве сложилось мнение, что английское и французское правительства нагромождают искусственные трудности по таким вопросам, которые могли бы быть разрешены без проволочек и помех ⁹.

 

Длившиеся уже два с половиной месяца переговоры не принесли желаемых результатов. Жесткая позиция, занятая советской стороной, отражала уверенность в том, что ее условия должны быть приняты ввиду стратегической необходимости для Англии, и особенно Франции, создания мощного второго фронта на Востоке в случае, если гер­манская агрессия повернет на Запад. При этом британские и французские документы свидетельствуют, что западные союзники опасались советско-германского сближения, но его вероятность всерьез не принимали.

 

Сложившаяся ситуация явилась также следствием противоборства двух тенденций в британской и французской политике. Умиротворению, которое выражалось в поиске компромисса с Германией, противостояла необходимость принятия каких-то реальных мер на случай "неконтроли­руемого" развития германо-итальянской агрессии. Борьба этих тенденций, в которой то одна, то другая приобретала доминирующее влияние, в конечном итоге имела разрушительные последствия.

 

Стремление достигнуть компромисса с Германией проявилось на англо-германских переговорах, которые тайно велись в мае-августе 1939 г. В их основу была положена идея заключения нового "пакта четырех" (Англии, Франции, Германии и Италии) или, если на этом пути возникнут трудности, двустороннего англо-германского соглаше­ния. В случае выгодной сделки с Германией ("пакта о ненападении" или "договора о невмешательстве") Англия изъявляла готовность прекра­тить переговоры с СССР, отказаться от гарантий, данных Польше и другим странам, и даже пожертвовать интересами своей ближайшей союзницы – Франции. В новой политической комбинации просматривался замысел раздела мира на сферы влияния: англосакскую – на Западе и германскую – на Востоке.

 

Британские политические деятели давали понять своим немецким собеседникам, что они готовы продолжать политику Мюнхена и представить Германии "свободу рук" в Восточной Европе ¹⁰. Свидетельством сближения точек зрения сторон может служить заявление Галифакса 29 июня 1939 г. о том, что следует обсудить с Германией вопросы, которые "внушают миру тревогу". «В новой обстановке, заявил он, – мы могли бы рассмотреть колониальную проблему, вопрос о сырье, торговых барьерах, "жизненном пространстве", об ограничении вооружений и многое другое, что затрагивает европейцев"¹¹. Предполагалось сотрудничать с Германией в трех районах мира: в Британской империи, Китае и России ¹².

 

Германская дипломатия использовала уязвимость позиции Англии и -Франции в отношении СССР для срыва московских переговоров, угрожавших созданием англо-франко-советской коалиции. Важным решением в этом направлении явилась предпринятая ею в мае 1939 г. инициатива нормализации отношений с СССР.

 

В конце июня в Москве стало известно о существовании "плана Шуленбурга", реализация которого должна была включить следующие немецкие акции:

       

"1. Германия должна содействовать урегулированию японо-советских отношений и ликвидации пограничных конфликтов.

       

2. Обсудить возможность предложить нам или заключить пакт о ненападении или, быть может, вместе гарантировать независимость Прибалтийских стран.

 

3. Заключить широкое торговое соглашение"¹³.

       
7 июля 1939 г. германское посольство в Москве получило указание выступить с конкретными предложениями по экономическим вопросам. Берлин выражал готовность предоставить Советскому Союзу кредит в размере 200 млн. рейхсмарок для размещения в Германии советских заказов.

       

Так возник "треугольник" переговоров: советско-британо-французских, британо-немецких и советско-немецких, которым суждено было; прояснить возможность или невозможность предотвращения пожара мировой войны. Каждая из сторон преследовала свои цели. Германия стремилась обеспечить наиболее благоприятные внешнеполитические условия для нападения на Польшу, воспрепятствовать созданию англо-франко-советской коалиции, не допустить как минимум вовлечения в войну на стороне Польши Советского Союза. Англия и Франция – достигнуть компромисса с Германией и направить ее агрессию против СССР, а при определенных условиях и самим принять в ней участие, решив "польскую проблему" путем сделки с фашистским рейхом. СССР – избежать вовлечения в войну, заключить союз с Англией и Францией или направить германскую агрессию на Запад. При этом первосте­пенное значение придавалось обеспечению безопасности границ, особенно Ленинграда, и возвращению приграничных территорий, отторгнутых от России в результате иностранной военной интервенции 1918-1920 гг.

 

Эти переговоры, в центре которых, как казалось, стояла "польская проблема", а в действительности – судьбы войны и мира в глобальном масштабе, отличались рядом особенностей. Первая состояла в их взаимосвязи: от успехов или неудач одних во многом зависело движение вперед или вспять других. Вторая заключалась в том, что, несмотря на тайный характер британо-немецких и немецко-советских переговоров, в основном было известно об их содержании соответственно в Лондоне,. Париже и Москве (а особенно детально в Вашингтоне), столицах мно­гих других стран. Все это до крайности запутывало их клубок, ситуация нередко менялась ежедневно, а затем и ежечасно, порой с непред­сказуемыми последствиями.

 

 

Наибольший интерес иностранной печати вызвал вопрос о гаран­тиях средним и малым государствам, в том числе прибалтийским. Сталину докладывали в июне 1939 г.:

 

«Дипломатический обозреватель консервативной английской газеты "Санди Тайме" пишет, что в результате обсуждения вопроса о том, в каких случаях Польше потребуется английская помощь, было достигнуто соглашение, что Польша окажет помощь Англии в случае, если последняя будет втянута в войну в результате нападения на Голландию, а Англия окажет помощь Польше в случае, если Польша будет втянута в войну, в результате нападения на Данциг или Литву. "По мнению СССР, – пишет обозреватель, – аналогичное обсуждение вопроса можно было бы начать и в отношении прибалтийских стран. Если нейтральная Голландия была при­нята во внимание при англо-польских переговорах, то, по мнению русских, нейтральные прибалтийские страны должны в равной мере быть учтены в англо-советских переговорах, не затрагивая нейтралитет этих стран".

 

Гарвин в консервативной газете "Обсервер" пишет, что свобода Латвии, Эстонии и Финляндии имеет "для СССР не меньшее значение, чем независимое существование Данцига для Польши. Было бы несерьезным не считаться с реальным положением вещей в этом вопросе, поскольку он затрагивает интересы СССР. Независимость Финляндии, Эстонии и Латвии имеет для безопасности СССР не меньшее значение, чем независимость Бельгии, Голландии и Швейцарии для существования западной демократии. Если германские войска под каким-либо предлогом вторглись бы в Фин­ляндию, Эстонию или Латвию, то это было бы смертельной угрозой для СССР, более непосредственной угрозой, чем имело бы для западных держав вторжение германских войск в Польшу или Румынию".

 

Во французской печати также имеются многочисленные комментарии по этому вопросу.

 

Густав Эрве, касаясь вопроса о Балтийских странах, пишет в газете "Виктуар": "При том положении, которое занимают Балтийские страны, для них нет убежища в нейтралитете от войны, которая может завтра вспых­нуть. Им придется быть или на той или другой стороне. Так как эти страны имеют доверие к Вам, г-н Чемберлен, то спросите их: с вами они или Гитлером?"

 

Пертинакс, рассматривая английский проект соглашения, врученный Советскому Союзу 8 мая, полагал, что этот проект "до некоторой степени приглашал к тому, чтобы германское нападение направилось на Балтийские страны". Пертинакс оправдывает позицию Советского Союза, обвиняя Англию и Францию в том, что они хотели того, чтобы германская опас­ность отклонилась на восток.

 

Поль Пизан в "Се Суар" пишет: "Трудно себе представить, чтобы французское и английское правительства могли противопоставить какие-либо действительные аргументы против формулы, предусматривающей распро­странение гарантии на Финляндию, Эстонию и Латвию. Трудно понять, как английское и французское правительства смогут, если они действительно приняли принцип взаимности, требовать всерьез от Советского Союза гарантировать страны, связанные с Англией и Францией – Бельгию, Португалию и Грецию, не гарантируя со своей стороны непосредственных соседей Советского Союза".

 

Анри де Кериллис в "Эпок" пишет, что с некоторыми оговорками в отношении военных секретов, не подлежащих выдаче, необходимы совещания французского, английского и советского генеральных штабов, не­обходим также с оговорками автоматизм проектируемого соглашения трех держав. Из проекта соглашения нужно изъять ссылки на Лигу наций. Де Кериллис считает нужным, чтобы были даны гарантии Балтийским стра­нам. "В отношении гарантий Балтийским странам, – пишет де Кериллис, – требования Советского Союза абсолютно законны и вполне логичны. Если Франция и Англия вступают в соглашение с Советским Союзом, они должны быть заинтересованы в том, чтобы Советский Союз не пострадал в первые же дни войны от германской интервенции через территорию Балтийских стран. Нужно, чтобы мы знали, к чему же мы стремимся: хотим ли мы или не хотим заключить союз с СССР? Если мы хотим заключить Союз, тогда нужно поставить Советский Союз в наилучшие диплома­тические и стратегические условия. Если мы захотим этого союза, мы должны сделать все, чтобы Германия не обосновалась в Риге, Таллине и Хельсинки, а также на Аландских островах. Указывают, что ни Финляндия, и Эстония, ни Латвия не желают франко-англо-советских гарантий. Что за чертовщина? Если они не желают этих гарантий, то это значит, что имеется лишнее основание для беспокойства. Указанные Балтийские страны, две из которых являются странами-лилипутами, неспособны сами обеспечить свою независимость. И если они утверждают противное, то это значит, что они ступили в германскую орбиту. Советский Союз желает этому противостоять. Мы должны поступать точно так же"» ¹⁴.

 

Обзор прессы во многом отражал обстановку на переговорах. "Советский Союз, – писал в памятной записке В.М. Молотов, врученной 6 июня послам Великобритании и Франции в СССР У. Сидсу и Наджияру, – должен оказать немедленную помощь Польше, Румынии, Бельгии, Греции, Турции в случае нападения на них агрессора и вовлечения в связи с этим в войну Англии и Франции, между тем как Англия и Франция не берут на себя обязательств по оказанию Советскому Союзу немедленной помощи в случае, если СССР будет вовлечен в войну с агрессором в связи с нападением последнего на граничащие с СССР Латвию, Эстонию и Финляндию"¹⁵.

 

К концу июля 1939 г. текст англо-франко-советского договора был в основном выработан, но оставалась несогласованной формулировка определения косвенной агрессии. Этот вопрос был поставлен по ини­циативе французской стороны (Э. Даладье) и отражал стремление Франции обеспечить безопасность своих восточных границ. Такие га­рантии имели большое значение и для Советского Союза. На основе взаимной договоренности Англии, Франции и СССР необходимо было исключить возможность использования Германией территории прибалтийских стран в качестве военного плацдарма. Понятие "косвенная агрессия", – говорилось в предложениях советского правительства от 9 июля 1939 г., – относится к действию, на которое какое-либо из указанных выше государств соглашается под угрозой силы со стороны другой державы или без такой угрозы и которое влечет за собой использование территории и сил данного государства для агрессии против него или против одной из договаривающихся сторон, следова­тельно, влечет за собой утрату этим государством его независимости или нарушение его нейтралитета"¹⁶. В.М. Молотов выразил уверенность, что можно будет выработать удовлетворительную формулу, которая учитывала бы то, что произошло в Чехословакии в марте 1939 г. (германские войска были введены на ее территорию с согласия тогдашнего президента Э. Гаха). "Важно, – заявил нарком, – скорее заключить договор"¹⁷. Однако Галифакс дал указание более жестко поставить вопрос о косвенной агрессии ¹⁸.

 

Надо сказать, что крайне неблагоприятно на ход переговоров и их перспективы влияла позиция ряда малых и средних государств. Пра­вительства Польши и Румынии заявили об отказе сотрудничать с СССР в отражении фашистской агрессии, что ввиду их общей границы с Советским Союзом практически исключало возможность взаимодействия сухопутных войск Англии, Франции и СССР в случае на­ступления германской армии через территорию этих стран к границам Советского Союза. Отрицательно отнеслось к московским переговорам правительство Финляндии. Английский посол в Хельсинки Т. Сноу, телеграфируя 20 июня 1939 г. в Лондон о результатах своей встречи с фельдмаршалом К. Маннергеймом, сообщал: "Фельдмаршал, выразив глубокое сожаление о последствиях англо-франко-советского договора, далее указал, что большевизм представляет собой угрозу мировому сообществу, и он будет потрясен, если из этого не сделает выводы английское правительство". Эркко добавил, что, по его мнению, лучше всего, "если Россия вообще останется без союзников"¹⁹.

 

Тем временем угроза войны в Европе продолжала стремительно нарастать и в поддержку заключения договора с СССР выступали все более широкие слои общественности, а также реалистически мыслив­шие деятели правящих кругов Англии и Франции и некоторых других стран. Характерно, что если осенью 1938 г., по данным зарубежных источников, "общественное мнение" Франции одобрило мюнхенское со­глашение 53% голосов против 37% (остальные воздержались), то летом 1939 г. 76% опрошенных высказались за применение силы в случае агрессии Германии против Польши и 81% – за союз Франции с СССР, в Англии – 87% ²⁰.

 

25 июля англо-французская сторона приняла предложение СССР о проведении военных переговоров, которые состоялись в Москве 12-21 августа 1939 г. По решению Политбюро ЦК ВКП(б) советскую воен­ную делегацию (военную миссию) было поручено возглавить народному комиссару обороны Маршалу Советского Союза К.Е. Ворошилову.

 

4 августа 1939 г. Генеральный штаб Красной Армии завершил раз­работку "Соображений по переговорам с Англией и Францией". Они включали следующие варианты возможного развития военных событий и совместного участия в них вооруженных сил СССР, Англии, Франции и их союзников. Первый вариант – нападение будет непосредственно совершено на Францию и Англию; второй – когда объектом агрес­сии явится Польша; третий – Венгрия и Болгария при помощи Гер­мании вторгнутся в Румынию; четвертый – наступление начнется против Турции и пятый – через территорию прибалтийских стран против СССР.

 

Соображения содержали детальные предложения о действиях сухопутных войск, авиации и флотов трех государств, количестве дивизий и других средств вооруженной борьбы. При всех вариантах считалось необходимым нанести основной удар по силам главного агрессора, т.е. Германии, и участие в военных действиях Польши как союзника Англии и Франции. При этом Польша должна была взять на себя обязательство пропустить советские войска к северу от Минска через Виленский коридор и через Литву к границам Восточной Пруссии, а Румыния – через Галицию. Имелось в виду, что переговоры с Поль­шей, Румынией и Литвой по этому вопросу возьмут на себя Англия и Франция. Советская делегация получила полномочия подписать воен­ную конвенцию с Англией и Францией.

 

Военным переговорам в Москве посвящено множество книг и ста­тей. Дополним их некоторыми документами и материалами. В ин­струкции для английской военной делегации (ее возглавлял адмирал Р. Драке), врученной в Лондоне, указывалось: "Британское прави­тельство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обя­зательства, которые могли бы связать нам руки при любых обстоя­тельствах"²¹. К тому же переговоры с СССР британская дипломатия рассматривала как средство давления на Германию. "Начать их сейчас, – писал Сидс в Лондон, – значит дать хороший пинок странам оси"²².

 

Драксу рекомендовали обсуждать военные планы "на чисто гипо­тетической основе". Э. Галифакс определил то, что в конечном итоге явилось камнем преткновения на переговорах, – "с твердостью отвер­гать" любое предложение об участии Англии и Франции в согласовании необходимых мер по защите от германской агрессии с Польшей и Румынией ²³. Драке выполнил это указание, хотя и в несколько изме­нившейся обстановке.

 

Недавно в архивах найдена запись К.Е. Ворошилова, которая, ви­димо, являлась инструкцией для советской делегации:

 

1. Секретность переговоров с согласия сторон.

2. Прежде всего выложить свои полномочия о ведении переговоров с англо-французской военной делегацией о подписании военной конвен­ции, а потом спросить руководителей английской и французской деле­гаций, есть ли у них также полномочия от своих правительств на подпи­сание военной конвенции с СССР.

3. Если не окажется у них полномочий на подписание конвенции, выразить удивление, развести руками и "почтительно" спросить, для каких целей направило их правительство в СССР.

4. Если они ответят, что они направлены для переговоров и для подготовки дела подписания военной конвенции, то спросить их, есть ли у них какой-либо план обороны будущих союзников, т.е. Франции, Анг­лии, СССР и т.д. против агрессии со стороны блока агрессоров в Европе.

5. Если у них не окажется конкретного плана обороны против агрессии в тех или иных вариантах, что маловероятно, то спросить их, на базе каких вопросов, какого плана обороны думают англичане и французы вести переговоры с военной делегацией СССР.

6. Если французы и англичане все же будут настаивать на переговорах, то переговоры свести к дискуссии по отдельным принципиаль­ным вопросам, главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию.

7. Если выяснится, что свободный пропуск наших войск через территорию Польши и Румынии является исключенным, то заявить, что без этого условия соглашение невозможно, так как без свободного про­пуска советских войск через указанные территории оборона против агрессии в любом ее варианте обречена на провал, что мы не считаем , возможным участвовать в предприятии, заранее обреченном на провал.

8. На просьбы о показе французской и английской делегациям оборонных заводов, институтов, воинских частей и военно-учебных заве­дений сказать, что после посещения летчиком Линдбергом СССР в 1938 г. Советское правительство запретило показ оборонных предприя­тий и воинских частей иностранцам, за исключением наших союзников, когда они появятся ²⁴.

 

Запись Ворошилова свидетельствует, что в Москве либо знали, либо "просчитали" позицию британской стороны. Сопоставление инст­рукций не оставляет сомнения в том, что вероятность компромиссного решения была маловероятна.

 

Весьма расплывчатой была инструкция французской делегации (ее возглавлял генерал Ж. Думенк), но в целом занятая ею позиция отра­жала стремление заключить военную конвенцию с СССР.

 

Бесперспективность переговоров стала очевидной при обсуждении вопроса о пропуске советских войск в случае начала германской агрессии через территорию Польши, что было необходимо для организации эффективной защиты не только советских границ, но и самой Польши. 14 августа К.Е. Ворошилов предложил Драксу и Думенку разъяснить их точку зрения по этому принципиальному вопросу.

 

В ночь с 14 на 15 августа Сидс направил в Лондон срочную теле­грамму: "Французский посол и я обсуждали с главами миссий ситуацию, создавшуюся в результате встречи с советской делегацией. Он и я пришли к выводу, что русские поставили сейчас вопрос, от которого зависит успех или провал переговоров... Мы считаем, что советская делегация будет твердо стоять на этой позиции и всякие попытки поколебать ее приведут к такому же провалу, как это неоднократно имело место в ходе наших политических переговоров... Наше предложение заключается в том, чтобы французский генеральный штаб вступил в контакт с польским генеральным штабом и получил на то согласие... Прошу подчеркнуть необходимость особой срочности и исключительной секретности" ²⁵.

 

15 августа, излагая на переговорах план военного сотрудничества трех держав, начальник Генерального штаба Красной Армии сообщил, что СССР готов выставить против агрессора в Европе 136 дивизий, 5 тыс. тяжелых орудий, 9-10 тыс. танков, 5-5,5 тыс. боевых самолетов ²⁶. В этой связи нередко возникает вопрос об оценках боеспособности Красной Армии, на которую опирались западные державы в ходе переговоров. Он возникал в ходе московских переговоров не­однократно и был, как правило, вызван размышлениями о последствиях сталинских репрессий. Донесения военных атташе Франции (а также США) из Москвы однозначно указывали на сохранившуюся боес­пособность Красной Армии и силу ее как эвентуального союзника.

 

Несколько иной была оценка У. Сидса. Он сообщал в Лондон 6 июня: а) Красная Армия в настоящее время предана режиму и будет, если получит приказ, вести войну как наступательную, так и оборо­нительную; б) она понесла тяжелые потери в результате "чисток", но будет серьезным препятствием в случае нападения; в) в наступательной войне ее ценность значительно ниже, но вероятно, ее на­чальное продвижение в глубь Польши; г) Красная Армия считает войну неизбежной и без сомнения напряженно к ней готовится ²⁷.

 

Характерна позиция подкомиссии английского Комитета началь­ников штабов, в состав которой входили заместители начальников штабов всех трех видов вооруженных сил Великобритании, – органа, по английским меркам, весьма компетентного в таких делах. В их докладе, представленном кабинету министров 17 августа 1939 г., в частности, говорилось: "Сейчас не время для полумер и все усилия должны быть направлены на то, чтобы склонить Польшу и Румынию к согласию разрешить использование их территорий русскими силами; по нашему мнению, единственно логичным является предоставление рус­ским всех средств для оказания помощи с тем, чтобы использовать максимум их сил на стороне антиагрессивных держав. Мы считаем исключительно важным пойти навстречу в данном вопросе, а в случае необходимости оказать сильнейшее давление на Польшу и Румынию с тем, чтобы добиться их согласия отнестись к этому положительно... совершенно ясно, что без быстрой и эффективной русской помощи по­ляки не имеют надежд на то, чтобы выдержать германское наступ­ление на суше и в воздухе продолжительное время. Это же относится и к румынам, за тем исключением, что это время будет для них еще более ограниченным; заключение договора с Россией представляется нам лучшим средством предотвращения войны. Успешное заключение этого договора будет, без сомнения, поставлено под угрозу, если выд­винутые русскими предложения о сотрудничестве с Польшей и Румы­нией будут отклонены этими странами...

 

Вывод. В заключение мы хотели бы подчеркнуть, что, с нашей точки зрения, в случае необходимости должно быть оказано силь­нейшее давление на Польшу и Румынию с тем, чтобы они заранее дали согласие на использование русскими силами территории в случае напа­дения Германии"²⁸.

 

Однако эти оценки в кругу Чемберлена не имели, думается, ре­шающего значения. Германское нападение на Польшу виделось в Лондоне, насколько об этом можно судить по высказываниям англий­ского военного атташе в Москве полковника Р. Файэрбрейса, следую­щим образом: "В будущей войне Германия, напав превосходящими си­лами на Польшу, захватит ее в течение одного-двух месяцев. В таком случае вскоре после начала войны германские войска окажутся на советской границе. Несомненно, Германия затем предложит западным державам сепаратный мир с условием, что ей предоставят свободу для наступления на Восток"²⁹.

 

В середине августа кабинет Чемберлена стал испытывать возрас­тающее давление французской стороны в пользу подписания военной конвенции с СССР. Причина тому была очевидной – германская агрес­сия, в первую очередь, угрожала Франции, а не Англии.

 

14 августа в Лондоне от английского посла в Париже была по­лучена телеграмма, в которой говорилось: "Французская военная мис­сия в Москве весьма удовлетворена ходом переговоров. Но она сообщает, что условием соглашения и той помощи, которую они гото­вы оказать, русские считают необходимым быть уверенными, что они в случае германской агрессии против Польши и Румынии получат разрешение этих стран на пропуск своих войск через их территорию. Что касается Польши, то русские запрашивают на это разрешение, которое относится лишь к строго ограниченной небольшой территории в районе Вильно... Французское правительство считает предпочти­тельным вначале решить вопрос, касающийся Польши... С этой целью французская миссия предложила послать генерала Валлена в Варшаву, но французское правительство, чтобы избежать огласки, направило обратно в Варшаву 15 августа своего военного атташе (генерала Ф. Мюса. – О.Р.), который находился в Париже, французское пра­вительство надеется, что правительство Его Высочества решительно поддержит представление, сделанное польскому правительству"³⁰.

 

Демарш не обещал успеха и носил двусмысленный характер. Французскому, как и английскому, правительству была известна пози­ция польского и румынского руководства, практически исключавшая согласие принять совместные с СССР эффективные меры для пресече­ния германской агрессии.

 

Примечательна также оценка сложившейся на московских пере­говорах ситуации их участником, позднее видным генералом А. Бофром: "Проблема заключалась не в том, чтобы добиться у поляков от­вета, согласны они или нет на пропуск советских войск через свою территорию, а в том, чтобы найти лазейку, которая позволила бы продолжить переговоры..."³¹. Есть, однако, и другие сведения, согласно кото­рым инструкции Думенку, данные Даладье, были категоричны и одно­значны: "Привезите мне соглашение любой ценой"³².

 

Опубликованные в 1984-1985 гг. французские дипломатические документы освещают ряд новых аспектов, касающихся московских переговоров. Прежде всего следует отметить трезвую оценку хода поли­тических и военных переговоров французским послом в Москве Наджияром, который весьма объективно информировал Париж. 16 июня 1939 г. он в решительных выражениях и достаточно аргументированно высказался в пользу заключения военной конвенции. Через день Наджияр усилил свое давление: "На нынешней стадии переговоров, – телеграфировал он 18 июля, – у нас, по моему мнению, нет иного выхода, как принять советскую точку зрения или согласиться на провал... который скомпрометирует в настоящем и будущем наши переговоры с Россией"³³.

 

В предисловии к публикуемым документам его авторы делают вывод: "Инструкции миссиям союзников предусматривали лишь заклю­чение договора, содержащего общие положения и советскую помощь только в виде поставок военных материалов и оружия. Союзники, в (большей степени англичане, рассчитывали на длительные переговоры и проявляли недоверие (к СССР. – О.Р.)"³⁴.

 

Еще на борту теплохода "Сити оф Эксетер", следовавшего из Англии в Советский Союз, французская делегация имела достаточно времени, чтобы уяснить позицию своих партнеров – англичан. "Основ­ная трудность, – писал Думенк, – проистекала из того, что британская делегация, похоже, не выработала общей позиции и по ряду частных вопросов имела твердо сложившиеся, естественно, негативные идеи. Начинать с этого дискуссии с русскими означало неминуемо идти на провал"³⁵. Аналогичное мнение сложилось и у члена французской делегации капитана 3-го ранга Ж. Вийона, который сделал на основе своих бесед с Драксом следующий вывод: "При отсутствии политического соглашения английская делегация рассчитывала на длительные пере­говоры, чтобы поставить Германию под угрозу англо-франко-советского пакта и выиграть время до осени или зимы и тем самым задержать начало войны"³⁶.

 

В телеграмме от 14 августа после первого заседания военных миссий Думенк сообщал в Париж: "Советская делегация продемон­стрировала свое желание достигнуть соглашения, предложила не об­суждать общие принципы с тем, чтобы изучить конкретные воп­росы..."³⁷. 17 августа Думенк вновь подтверждал: "Не подлежит сомнению, что СССР желает заключить военный пакт и не хочет, чтобы мы превращали этот пакт в простую бумажку, не имеющую конкретного значения"³⁸. Спустя три дня, когда Драке в Москве настаивал на отсрочке переговоров, Гамелен направил Думенку теле­грамму о согласии Франции подписать военную конвенцию: "По при­казу председателя Даладье генерал Думенк уполномочен совместно с послом подписать в общих интересах военную конвенцию"³⁹.

 

Объективной была и информация Думенка по "кардинальному вопросу". В ранее упомянутой телеграмме от 14 августа он сообщал: "Советская делегация в качестве условия реализации военного пакта поставила вопрос о необходимой уверенности для советской армии в случае агрессии против Польши и Румынии эвентуальной возможности вступить на польскую территорию по Виленскому коридору и в Румынии через Галицию"⁴⁰. И Думенк и Наджияр считали это условие обоснованным. Последний писал на следующий день в Париж: "По мнению генерала Думенка, то, что предлагают русские в целях выпол­нения обязательств по политическому договору, соответствует интере­сам нашей безопасности и безопасности самой Польши... Нам пред­лагают точно определенную помощь на Востоке и не выдвигают каких-либо дополнительных требований о помощи с Запада. Но советская делегация предупреждает, что Польша своей негативной позицией делает невозможным создание фронта сопротивления с участием русских сил"⁴¹. Наджияр настаивал на необходимости оказать на Польшу соответствующее давление ⁴².

 

Давление было поручено оказать французскому военному атташе в Варшаве генералу Ф. Мюсу, который, как отмечалось ранее, нахо­дился в эти дни в Париже и был направлен обратно в Варшаву, и французскому послу Л. Ноэлю. Их переговоры с начальником главного штаба польской армии генералом В. Стахевичем и министром иност­ранных дел Ю. Беком не принесли результатов. 18 августа в Париже получили сообщение – отказ ⁴³. На следующий день Ф. Мюс после трех­часовых переговоров со Стахевичем отправил телеграмму следующего содержания: "В конце концов с согласия Бека была принята форму­лировка: наша делегация в Москве может маневрировать, как будто полякам не был поставлен этот вопрос"⁴⁴. Поскольку Ноэль вел переговоры с Беком, а Мюс со Стахевичем, то подоплеку этой телеграммы поясняет телеграмма Ноэля от 19 августа, в которой он после очередного отказа Бека на пропуск советских войск сказал ему: "Мо­жет быть, лучше, чтобы Вы мне не отвечали. Согласимся с тем, что вопрос перед Вами не был поставлен".

 

20 августа Наджияр посылает тревожную телеграмму: "Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит позицию". Ноэль, в свою очередь, сообщает, что в позиции Польши изменений не произошло и Бек настаивает, чтобы в конвенции Польша вообще не упоминалась. Ноэль констатирует, что "позиция Польши не заключать с СССР никаких политических и военных соглашений – это «"болезнь" польской политики», что укрепление связей с Францией и Англией, кредиты и прочее не были использованы для того, чтобы получить согласие Польши на сотрудничество с СССР ⁴⁵.

 

Подводя итоги переговорам, Наджияр писал 25 августа в Париж: "Действительно, как можно было надеяться получить обязательства СССР против Германии... если поляки и румыны продолжали игнорировать русскую помощь"⁴⁶. Имелись на то и более глубокие причины. Лорд Стренг, не только активный участник переговоров, но и знаток многих тайн британской политики рассматриваемого периода, выступая с почетной лекцией "Московские переговоры" в университете г. Лидс (Великобритания) в 1968 г., назвал, на наш взгляд, важнейшую из них: "Собственная безопасность, к которой стремились русские, не обеспе­чивалась тем соглашением, которое могли себе позволить западные державы"⁴⁷.

       

В Берлине более настойчиво искали пути ускорения переговоров и с Лондоном и с Москвой, их результативности, для чего планировали поездку Геринга в Англию, а Риббентропа – в Москву. Развернулась напряженная подготовка этих визитов. Поскольку один из них исклю­чал другой, выбор зависел от хода переговоров по всем сторонам "треугольника" и должен был быть сделан в "последний час". Ближайшей и важнейшей целью Германии на этом этапе закулисной дипломатической борьбы являлось обеспечение наиболее выгодных внешнеполитических условий для захвата Польши.

 

3 августа на очередной встрече с немецким послом в Лондоне Г. Дирксеном советник британского премьер-министра Г. Вильсон дал понять, что англо-германское соглашение "начисто освободит британское правительство от принятых на себя в настоящее время гарантий­ных обязательств в отношении Польши, Турции и т.д." В результате беседы германский посол пришел к выводу, что возникшие у Англии за последние месяцы связи с другими государствами "являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет действительно достигнута един­ственно важная и достойная усилий цель – соглашение с Германией"⁴⁸.

 

Стремление достигнуть взаимопонимания с Германией было харак­терно не только для английских консерваторов, но и для ряда ведущих французских политиков. Министр иностранных дел Франции Бонне заявил, в частности, германскому послу Вельчеку: "Несмотря ни на что, Франция придерживается идеи сотрудничества с Германией, которое снова начинает налаживаться, а со временем станет более тесным"⁴⁹. Министр подчеркнул, что Франция не откажется от этой генеральной линии своей политики. Данные проекты поддерживались и некоторыми американскими представителями в Европе. Посол США в Лондоне Кеннеди был убежден, что поляков следует бросить на произвол судьбы и дать нацистам возможность осуществить свои цели на Востоке, поскольку конфликт между СССР и Германией "принесет большую выгоду всему западному миру"⁵⁰. Посол США в Берлине X. Вильсон считал вероятным вариант нападения Германии на Россию с молчаливого согласия западных держав "и даже с их одобрения"⁵¹.

 

В то же время у Рузвельта и других наиболее дальновидных американских политиков росло понимание пагубности мюнхенского курса. Министр внутренних дел США Г. Икес писал видному общественному деятелю Р. Робинсу: "Чемберлен неотступно следует своим нечестным путем. Очевидно, что он вопреки всему надеется, что Гит­лер в конце концов решит двигаться на восток, а не на запад. Вот почему он медлит в отношении заключения соглашения с Россией, что может иметь фатальные последствия как для Франции, так и для Британской империи"⁵².

 

Тем временем 7 августа в Германии была организована встреча Г. Геринга с группой британских промышленников. Англичане вручили рейхсмаршалу меморандум, предварительно просмотренный Н. Чемберленом, и внесли предложение о проведении конференции четырех дер­жав в Швеции – без участия Польши и СССР ⁵³.

 

11 августа Гитлер в беседе с верховным комиссаром Лиги наций в Данциге К. Буркхардтом заявил о желании жить в мире с Англией при условии предоставления Германии свободы рук на Востоке. Тот согласился сообщить английскому правительству о готовности Гитлера встретиться с кем-либо из представителей английского правительства.

 

Известие вызвало интерес. Галифакс 15 августа ответил Буркхардту: "На меня произвел большое впечатление Ваш доклад о беседе с господином Гитлером и формулировки, которые Вы использовали в своем ответе. Я надеюсь, Вы согласитесь, что хотя не существует какой-либо перспективы мирного решения, Вам следует продолжить выполнение функции верховного комиссара и в этом качестве выполнять дальнейшую службу. Я надеюсь, Вы окажетесь в состоянии сохранить Ваш клапан связи с господином Гитлером открытым. Я изучаю предложение о целесообразности встречи англичанина с госпо­дином Гитлером ⁵⁴.

 

В конечном итоге достигли договоренности о визите 23 августа Геринга в Англию. Самолет должен был доставить рейхсмаршала на уединенный аэродром в Харфортшире, откуда в сопровождении выделенных английских представителей ему надлежало направиться в Чекере – загородную резиденцию Чемберлена. Тайну условий, на ко­торых готовилась сделка, еще хранят британские архивы.

 

Новым импульсом на германо-советских переговорах явилась встреча В.М. Молотова с Ф. Шуленбургом 3 августа, которую он за­просил по указанию Риббентропа. В ходе беседы, подтвердив стрем­ление германского правительства улучшить отношения с СССР, он заверял, что Германия "не старается ободрить Японию в ее планах против СССР". Нет оснований для трений между Германией и СССР "на всем протяжении между Балтийским и Черным морями". Тре­бования к Польше не противоречат интересам СССР. В Румынии Германия не намерена задевать интересы СССР. Нет у Германии агрессивных намерений и в отношении прибалтийских стран. "Таким образом, – сказал германский посол, – имеются все возможности для примирения обоюдных интересов". После этой беседы Ф. Шуленбург телеграфировал в Берлин, что в Москве по-прежнему наблюдается недоверие к Германии, и советское правительство "преисполнено решимости договориться с Англией и Францией" ⁵⁵.

 

Несмотря на крайне напряженную обстановку, когда до нападения Германии на Польшу оставалось менее трех недель, о чем было известно в Москве, а на Дальнем Востоке развернулось крупное сра­жение против японских войск на р. Халхин-Гол, советское прави­тельство до встречи с англо-французской военной делегацией и, ви­димо, выяснения ее полномочий не давало ответа на новую германскую инициативу. Угроза войны на два фронта явилась, на наш взгляд, глав­ным фактором, который диктовал его решения и в конечном итоге склонил СССР к соглашению с Германией.

 

"После десятилетних усилий по созданию совместно с Западом коллективной безопасности, – пишут современные американские исследователи советской внешней политики Д. Эделман и Д. Палмери, – и после нежелания Запада действовать, когда захватывали Австрию и Чехословакию, а также твердо зная о неизбежности германского наступления на восток – у Советов не было другого реального выбора в условиях предстоящих немецких действий, как вступить с Германией в переговоры, обеспечивавшие важнейшие интересы Советского Сою­за"⁵⁶.

 

13 августа через полпредство СССР в Берлине немцы были изве­щены о согласии "поэтапно обсудить" экономические и другие вопросы. Через два дня Ф. Шуленбург заявил Молотову, что обострение гер­мано-польских отношений делает "необходимым, чтобы в германо-советские отношения в скором времени была внесена ясность". По словам немецкого посла, Риббентроп готов прибыть в Москву, чтобы изложить позицию Германии. Это дало бы возможность "заложить фундамент для окончательного приведения в порядок германо-советских отношений"⁵⁷.

 

Снова посетив В.В. Молотова 17 августа, Ф. Шуленбург сообщил ему: "Германия готова заключить с СССР пакт о ненападении, причем, если правительство того пожелает, без денонсации на срок в 25 лет. Далее, германское правительство готово гарантировать прибалтийские государства совместно с СССР. Наконец, Германия в соответствии с занимаемой ею определенной позицией изъявляет готовность употре­бить свое влияния для улучшения и консолидации советско-японских отношений". Риббентроп начиная с 18 августа может "во всякое время" прибыть в Москву ⁵⁸.

 

Нарком передал послу памятную записку (ответ на германское предложение от 15 августа), в которой говорилось: "Правительство СССР считает, что первым шагом к такому улучшению отношений могло бы быть заключение торгово-кредитного соглашения. Прави­тельство СССР считает, что вторым шагом через короткий срок могло бы быть заключение пакта о ненападении или подтверждении пакта о нейтралитете 1926 г. с одновременным принятием специального протокола о заинтересованности договаривающихся сторон в тех или иных вопросах внешней политики с тем, чтобы последний представлял органическую часть пакта"⁵⁹.

 

19 августа Шуленбург снова запросил согласия Молотова на приезд Риббентропа. Зная, что до установленного крайнего срока нападения Германии на Польшу осталось менее двух недель, он передал мнение Риббентропа о необходимости выяснить взаимоотношения между СССР и Германией еще до возникновения конфликта, так как позднее "это сделать будет трудно". Риббентроп, получив неограниченные полномочия от Гитлера, продолжал Шуленбург, заинтересован в скорейшем приезде в Москву.

 

19 августа советская сторона согласилась на приезд Риббентропа в Москву. В тот же день в Берлине было подписано советско-германское кредитное соглашение, о чем сообщалось в печати ⁶⁰.

 

Утром 21 августа началось последнее заседание советской, анг­лийской и французской военных миссий, окончившееся безрезультатно. В "Кратком отчете о работе совещания военных миссий СССР, Англии и Франции. Август 1939 г." говорится, что 21 августа адмирал Р. Драке предъявил свои полномочия на проведение переговоров о военном сот­рудничестве с СССР, подписанные Э. Галифаксом, и высказался за их продолжение. "Советская миссия подчеркивает, – говорится далее в "Кратком отчете...", – что пропуск вооруженных сил СССР через территорию Польши и Румынии является военной аксиомой, и если французы и англичане превращают этот вопрос в большую проблему, требующую длительного изучения, то есть все основания сомневаться в их стремлении к действительному военному сотрудничеству с СССР. Вот почему ответственность за перерыв переговоров целиком падает на французскую и английскую сторону"⁶¹.

 

После обмена письмами между Гитлером и Сталиным 22 августа советская печать сообщила о предстоящем приезде Риббентропа. В тот же день Гитлер отменил визит Геринга в Англию. Глава французской военной делегации генерал Ж. Думенк 22 августа посетил К.Е. Воро­шилова и информировал, что получил от своего правительства поло­жительный ответ на "основной кардинальный вопрос" (т.е. о пропуске советских войск через территории Польши и Румынии в случае на­ступления германских армий) и полномочия подписать военную кон­венцию. Однако, заявил Думенк, о позиции английского, польского и румынского правительств он сведений не имеет.

 

23 августа с прибытием Риббентропа в Москву начались пере­говоры о подписании договора о ненападении. С советской стороны их вели Сталин и Молотов. Текст подписанного в тот день договора и секретного протокола к нему известен.

 

Вынужденная сделка с разбойным гитлеровским режимом давала СССР определенные гарантии национальной безопасности и защиты западных границ, временный нейтралитет в надвигавшейся войне, но неизбежно породила негативные явления политического, идеоло­гического и военного характера, нарушала действовавшие договоры СССР с Польшей, рядом других государств, включая Финляндию, которая, согласно секретному протоколу, относилась к сфере влияния Советского Союза ⁶².

 

Провал англо-франко-советских переговоров и заключение советско-германского пакта о ненападении имели далеко идущие последствия для советско-финских отношений. Включение Финляндии в сферу ин­тересов СССР означало, что советское руководство со времени под­писания секретного протокола располагало ультимативными средствами давления на Финляндию.

 

1     Цит. по: История второй мировой войны, 1939-1945. М., 1974. Т.2. С. 130.

2     Там же.

3     Documents diplomatiques francais, 1932-1939. 2 Serie (1936-1939). Т. XVII (25 junin – 12 aout 1939). Paris: Impede nationale, 1984. 922 р.; Т. XVIII (13 aout – 25 aoüt 1939). Paris, 1985. 644 р. (Далее: DDF); Документы внешней политики, 1939 год. М., 1992. Кн. пер­вая 708 с.; Кн. вторая 687 с. (Далее: ДВП).

4     Цит. по: История дипломатии. М„ 1965. Т. 3. С. 770.

5     Документы и материалы кануна второй мировой войны, 1937-1939. М., 1981. Т. 2. С. 55 (Далее: Документы и материалы...).

6     Кимхе Д. Несостоявшаяся битва: Пер. с англ. М., 1971. С. 36

7     В марте 1939 г. правительство СССР поставило перед правительством Финляндии вопрос о передаче СССР в аренду на 30 лет островов в Финском заливе для обеспечения безопасности морских подступов к Ленинграду.

8     Документы и материалы... С. 72.

9     Подробнее см.: Панкрашоаа М„ Сиполс И. Почему не удалось предотвратить войну: Московские переговоры СССР, Англии и Франции 1939 г.: (Документальный обзор). М., 1970. С. 60-61.

10   Documents on German Foreign Policy. Serie D. Baden-Baden, 1956. Vol. VI. P. 681-682. (Далее: DGFP); Aster S. 1939: The Making of the Second World War. L., 1973. P. 239.

11   Speeches on International Policy by Lord Halifax. Oxford, 1940. P. 296.

12   Документы и материалы.... 70-71.

13   Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 059. Он. 1. Д. 2103. Л. 74-75. (Далее: АВП РФ).

14   Архив Президента Российской Федерации. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1028. Л. 124-127.

15   ДВП. Кн. первая. С. 474-475.

16   Документы и материалы.... 133.

17   Там же. С. 389.

18   DGFP. Serie D. Vol. VI. P. 525.
19   Publik Record Office. FO 371/23069. P. 112, 115. (Далее: PRO).

20   Причины возникновения второй мировой войны. M., 1982. С. 226.

21   Панкратова М., Сиполс В. Указ. соч. С. 257.

22   Reed A., Fisher D. The Deadly Embrace: Hitler, Stalin and the Nazi-Soviet Pact, 1939-1941. L., 1988. P. 115.

23   PRO. FO 371/230726. P. 98-100.

24   ДВП. Кн. первая. С. 584. Запись сделана К. Ворошиловым на личном бланке 7 августа 1939 г. предположительно под диктовку И. Сталина.

25   PRO. FO 371/23072. P. 190-191.

26   Документы и материалы... С. 239-243.

27   British Documents of Foreign Affairs. The Soviet Union, 1917-1939. L., 1986. Vol. 16. P. 65.

28   PRO. FO 371/23071. P. 223-231.

29   Akten zur deutschen auswärtigen Politik, 1918-1945. Serie D. Bd. 7. S. 22. (Далее: ADAP).

30   PRO. FO 371/23071. P. 211.

31   Ibid. P. 125.

32   Reed A., Fischer D. Op. eil. P. 145.

33   DDF. T. XVII. P. 388, 390.   

34   DDF. T. XVIII. P. VII.

35   Ibid. P. 609.

36   Ibid. P. 594.

37   Ibid. P. 24.

38   Ibid. P. 127.

39   Ibid. P. 232.

40   Ibid. P. 44.

41   Ibid. P. 54.

42   Ibid. P. 121.

43   Ibid. P. 153, 196.

44   Ibid.

45   Ibid. P. 218-220.

46   Ibid. P. 489.

47   Montague Burton Memorial Lectures Leeds Univ. Leeds, 1973. P. 7.

48   Документы и материалы.... 200.

49   ADAP. Serie D. Bd. 6. S. 447-449.

50   Langer W., Gleason S.E. The Challenge to Isolation, 1937-1940. N.Y., 1952. P. 76.

51   Wilson HЯ. A Career Diplomat. N.Y., 1960. P. 11.

52   Library of Congress. H.L. Ickes Papers. Box 162. H.lckes to R. Robins 5.VII.1939.

53   DGFP. Serie D. Vol. VI. P. 1088.

54   Ibid. Vol. VII. P. 5-6.

55   ADAP. Serie D. Bd. 6. S. 882.

56   Adelman D., Palmeri D. The Dynamics of Soviet Foreign Policy. N.Y., 1989. P. 81.

57   ДВП. Кн. первая. С. 583.

58   Там же.        

59   Там же. С. 612.

60   Известия. 1939. 21 авг.

61   АВП. РФ. Ф. 06. Оп. 16 и П. 27. Д. 5. Л. 197.

62   Подробнее см.: 1939 год. Уроки истории. М., 1990.

 

ПЕРЕГОВОРЫ ОСЕНЬЮ 1939 года

 

© О. Маннинен, Н.И. Барышников

       

Советское руководство заблаговременно готовилось к вероятной "второй империалистической войне". Эта война, с одной стороны, таила угрозу существованию СССР, но, с другой – по мнению некоторых советских деятелей, могла привести к увеличению числа социалисти­ческих государств, в то время как крупные капиталистические страны ослабят и истощат друг друга во взаимном противоборстве.

 

На XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. начальник Политуправ­ления РККА Л.З. Мехлис заявил, что в случае развязывания против Советского Союза "второй империалистической войны" Красная Армия "перенесет военные действия на территорию противника, выполняя свою интернациональную задачу и увеличивая количество советских республик"¹. В.М. Молотов, занявший пост народного комиссара ино­странных дел, в мае 1939 г. говорил о "возможно большем расширении границ своего отечества" ². Сведений о подобных намерениях Сталина нет, тем не менее можно констатировать, что осенью 1939 г. он, как минимум, стремился укрепить оборону Советского Союза и держаться возможно дальше от мирового военного конфликта. Заключенный 23 августа 1939 г. договор с Германией решительно изменил положение в Восточной Европе. Поначалу представлялось, что он будет способствовать стабилизации обстановки в балтийском регио­не, поскольку недавние противники пришли к согласию. Но вскоре обнаружилось, что, напротив, давление на государства, находившиеся между двумя великими державами, стало возрастать.

 

Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 г. нападением Германии на Польшу. Советский Союз 17 сентября предпринял боевые действия, объявив своей целью освобождение принадлежавших Поль­ше территорий, которые ранее входили в состав России, были заселены украинцами и белорусами (Западная Украина и Западная Белоруссия) ³.

 

На финляндском направлении оборонительные приготовления Со­ветского Союза начались в то же самое время, что и на других западных рубежах. Народный комиссар обороны Ворошилов и на­чальник Генерального штаба Б.М. Шапошников 11 и 14 сентября распорядились об усилении войск на советской границе с Финляндией. На аэродромах приводились в боевую готовность военно-воздушные силы. Началось минирование Финского залива. 13 сентября Ворошилов обратился в экономический совет правительства СССР с предложением расширить работы по строительству укреплений на Карельском перешейке. Затем последовал приказ о создании Мурманской группы войск для обеспечения защиты Кольского полуострова ⁴.

 

Оснований рассматривать эти меры как подготовку войны против Финляндии, конечно же, нет. Они проводились в рамках подготовки к мобилизации на случай военных действий не только на финляндском направлении, но и на других участках советских границ. 4 сентября в оперативных указаниях военного совета Ленинградского военного округа командованию Краснознаменного Балтийского флота говорилось о допустимости в определенной ситуации боевых действий на Карельском перешейке, нарвском направлении и в Финском заливе, а так­же овладения о-вами Сейскари, Лавансаари и Большой Тютерсаари. При этом подчеркивалось, что намечаемые операции будут направлены против экспедиционных сил противника, который попытается исполь­зовать в агрессивных целях финляндскую и эстонскую территории. "При нейтралитете Финляндии, – отмечалось в данном документе, – захват этих островов осуществлять по особому указанию правитель­ства". Одновременно предусматривалось "воспрепятствовать подвозу в порты Финляндии и Эстонии экспедиционных войск, оружия и снаря­жения"⁵.

 

Естественно, мобилизационные мероприятия на территории Ленин­градской области не могли быть оставлены без внимания в Финляндии. Финский посланник Ирье-Коскинен по указанию из Хельсинки обра­тился 11 сентября в наркомат иностранных дел СССР с запросом о при­чине этих военных приготовлений ⁶. Тремя днями ранее он сообщил в Хельсинки, что "возросли возможности осуществления в благоприят­ном направлении доверительных отношений между Финляндией и Советским Союзом"⁷.

 

В Финляндии в качестве ответной меры на советские военные приготовления был отдан приказ флоту и береговой обороне усилить внимание за соблюдением нейтралитета. Освобожденных в августе 1939 г. от несения воинской обязанности вновь призвали в армию. Часть так называемых войск прикрытия сосредоточили на Карельском перешейке. 23 сентября на службу были призваны резервисты по­граничных частей. Но намерение председателя совета обороны мар­шала Маннергейма сосредоточить у границы все войска прикрытия тогда еще не получило поддержки ⁸.

 

В Москве с особым вниманием следили за признаками германской активности в отношении Финляндии, в том числе за проводившимися в то время работами по сооружению порта в Петсамо и поездками в Финляндию немецких офицеров. Полпред В.К. Деревянский связывал свои подозрения с визитом в Финляндию в июле 1939 г. начальника генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдера. В своем отчете об этой поездке Гальдер отметил, что финские военные руководители являлись, "несомненно, сторонниками Германии", а фин­ские политики, несмотря на попытки "вместе со шведами и норвежцами проводить независимый от великих держав курс", все же сохраняют "некоторые симпатии к Англии" и "пытаются также сблизиться с Германией". Приемом военных из других западных стран Финляндия хо­тела показать свой политический нейтрализм ⁹.

       

В Москве заключением советско-германского договора о ненападе­нии хотели достичь гарантии безопасности СССР на северо-западном направлении. Дополнительный секретный протокол можно рассматри­вать доказательством стремления воспрепятствовать попыткам Герма­нии ввести свои войска на территорию Балтии.

 

Советское руководство давало себе отчет, что за вторжением в Польшу может последовать также и нападение на СССР. Документы показывают, что оборонительные планы вооруженных сил предусма­тривали существующую опасность с северо-запада и акватории Бал­тийского моря и что противником будет Германия. 4 сентября военный совет Ленинградского военного округа поставил перед Балтийским флотом задачу "не допустить прохода линейных сил флота Германии в восточную часть Финского залива" ¹⁰. Настроения бдительности были характерны для нижестоящего армейского командования. Политрук Орешкин из 56-й стрелковой дивизии записал 25 августа в своем дневнике: "По отношению к противнику надо всегда находиться на­чеку"¹¹.

 

Через Коминтерн из Москвы направлялась за рубеж информация сторонникам социалистической ориентации, согласно которой Советский Союз заключил договор с Германией в интересах сохранения мира и защиты, в частности, балтийских стран. Вопреки различию между фашистскими и демократическими капиталистическими государствами коммунисты призывали выступать против английского и французского империализма, а также мифа о "нейтралитете" стран-нейтралов ¹².

 

В Финляндии не знали о секретном дополнительном протоколе договора Молотова – Риббентропа. Но уже в конце августа в Хель­синки из Соединенных Штатов поступили сведения о советско-герман­ском разделе сфер интересов – американцам стало известно об этом от сотрудника германского посольства в Москве. В Финляндии данная информация рассматривалась, по-видимому, лишь как один из множества слухов, поскольку не указывался ее источник. Строились раз­личные догадки. После нападения Германии на Польшу в Финляндии возникли предположения, что Советскому Союзу она, видимо, уступила по договору Финляндию. Советское полпредство располагало сведе­ниями, что во всех кругах финского общества распространяются слухи, будто в Германии видели карту, где границы между СССР и Фин­ляндией обозначены с учетом передачи ему территории вплоть до Вааса.

 

Леворадикальные интеллигенты, в частности Р. Палмгрен, осуж­дали заключение договора, поскольку оно осложнило антифашистскую работу. Другой оппозиционер А. Рикка при посещении советского пол­предства заявил, что договор трудно понять, хотя критика его все же ослаблялась высказыванием многими рабочими такой мысли: "Если Сталин принял данное решение, то это значит, что так надо делать"¹³.

 

В рамках установленных договором сфер интересов Советский Союз в конце сентября приступил к созданию более благоприятных условий на случай военных действий в северной части бассейна Балтийского моря. Он предложил Эстонии, Латвии, Литве и Финляндии рассмотреть вопросы взаимной обороны. В заявлении 25 сентября 1939 г. представителям Германии, связанном с ликвидацией Польского государства, Сталин отмечал, что Советский Союз приступил к реше­нию проблемы относительно балтийских государств в соответствии с дополнительным протоколом. Эстония, Латвия и Литва получили 24 сентября – 1 октября приглашение направить своих представителей в Москву для переговоров о заключении военных союзов о взаимо­помощи, которые Советский Союз оформил 28 сентября с Эстонией, 5 октября с Латвией и 10 октября 1939 г. с Литвой. На их основе СССР смог разместить в этих странах сухопутные, морские и воздушные силы; и создать военные базы. В беседах принимал участие Сталин ¹⁴.

 

В начавшихся 24 сентября с Эстонией переговорах Советский Союз исходил прежде всего из угроз своей безопасности в северной части Балтийского моря. Утверждалось, что Англия стремилась полу­чить у Швеции в этом районе военные базы, что там курсировали польские подводные лодки. Эта угроза, как констатировала Москва 27 сентября, вылилась в то, что неизвестная подводная лодка потопила в Нарвском заливе пароход "Металлист". Согласно же эстонским ис­точникам, пароход видели на плаву после того, как было объявлено о его потоплении ¹⁵.

 

Тем временем советские вооруженные силы готовились к вступ­лению в Эстонию. Военный совет Ленинградского военного округа отдал приказ, на основании которого утром 29 сентября Балтийский флот должен был нанести удар по военно-морским базам Эстонии. Подводные лодки получили распоряжение занять боевые позиции в Финском заливе. Политотдел 56-й дивизии имел обращение, в кото­ром трудящиеся Эстонии призывались к революции. С подписанием

28 сентября эстонской делегацией договора подготовка советских войск к боевым действиям приостановилась ¹⁶.

 

С представителями других балтийских стран договоры после угроз Молотова были оформлены быстро. По словам министра иностранных дел Латвии, Молотов сказал ему: "Не возвратитесь домой, пока не подпишите" ¹⁷. 18 октября первые части Красной Армии вступили на территорию прибалтийских стран.

 

5 октября Советский Союз предложил Финляндии, причисленной в дополнительном протоколе к сфере его интересов, чтобы она, как и прибалтийские государства, направила своих представителей для об­суждения конкретных политических вопросов. Финляндский посланник Ирье-Коскинен пытался узнать у Молотова, какие дела будут рас­сматриваться, но тот отказался от разъяснений, отметив лишь, что они обоюдоважные, поскольку в Европе идет мировая война. Советский Союз ожидал ответа не позднее утра 6 октября.

 

Реакция правительства Финляндии с самого начала свидетельст­вовала о том, что оно не намерено поддаваться угрозам и заключать невыгодный договор. В соответствии с принятым 6 октября решением армия мирного времени усиливалась резервистами с таким расчетом, чтобы можно было сосредоточить в приграничных районах в течение 8-18 октября в общей сложности пять бригад и три дивизии. Маннергейм пытался задержать отъезд делегации в Москву до выдвижения войск к границе ¹⁸.

 

Согласно имевшемуся в Финляндии в 30-е годы военному плану предусматривалась возможность наступления в глубь территории СССР, однако 5 и 9 октября войскам было дано указание готовиться лишь к обороне, хотя им надлежало также при необходимости овладеть прилегающим к узкой части Финляндии районом Реболы. По-видимому, сказывалось опасение, что советские войска могут осуществить опе­рацию, которая позволит перерезать пополам Финляндию от Восточной Карелии до Ботнического залива ¹⁹.

 

Когда стало известно о сосредоточении новых советских соеди­нений у финской границы, в Финляндии 12 октября началась всеобщая мобилизация. Под видом учений в течение 12-23 октября намечалось скомплектовать еще шесть дивизий. 17 октября секретным указом президента Маннергейм был назначен командующим вооруженными силами республики. Гражданское население начало эвакуироваться из городов в сельскую местность ²⁰.

 

В Красной Армии, конечно, обратили внимание на активизацию вооруженных сил Финляндии. Над ее территорией были предприняты зарегистрированные 9 и 13 октября разведывательные полеты советских самолетов. 26 октября народный комиссар ВМФ Н.Г. Кузнецов отдал приказ осуществлять ежедневные разведывательные полеты над Финским заливом. Представители Финляндии в Москве по этому поводу указали на многочисленные случаи нарушений финского воз­душного пространства. Финский самолет вел наблюдение в непосред­ственной близости от крепостных укреплений Кронштадта. Разведки двух стран действовали своими методами ²¹.

 

Для ведения переговоров в Москву направили государственного советника Паасикиви, авторитетного и опытного политика, который хорошо знал российские проблемы (он был в составе делегации Фин­ляндии на тартуских мирных переговорах). Предварительно Паасикиви ознакомился с содержанием ряда секретных материалов о советско-финляндских отношениях, в том числе о переговорах Б.Н. Ярцева и Б.Е. Штейна в 1938-1939 гг. 7 октября Молотов пригласил финлянд­ского посланника в Москве и жестко спросил, почему его правительство вовремя не ответило Советскому Союзу на предложение о приезде финской делегации для переговоров. Он напомнил, что идет мировая война и что с Латвией уже был заключен договор о взаимопомощи.

 

Советский Союз надеялся, что Финляндия поступит так же, как балтийские страны, направив в Москву своего министра иностранных дел. Эркко же 8 октября заявил советскому полпреду Деревянскому, упрекнувшему Финляндию за медлительность, что о заключении фин­ским правительством договора, подобного тем, что подписаны с бал­тийскими странами, не может быть и речи ²².

 

Финские участники переговоров получили указание придерживаться уже имеющихся договоров, заявляя, что Финляндия направляет все силы на защиту нейтралитета и отвергает предложения, которые не согласуются с политической позицией и нейтралитетом Финляндии. Необходимо было отклонить возможный военный союз о взаимопомо­щи, предоставление военных баз и портов, а также перемещение границы. Резервировалась уступка в том, что внешние острова Финс­кого залива, исключая Суурсаари, можно было в принципе передать Советскому Союзу. В качестве одной из альтернатив возмещения этой уступки имелось в виду предусмотреть присоединение к Финляндии восточной части п-ва Рыбачий. При обсуждении этого вопроса пра­вительством Финляндии министр обороны Ниукканен предложил огра­ничиться согласием на размещение на о-ве Суурсаари наблюдательного поста. Общая линия сводилась к тому, что какие-либо уступки материковой части финской территории должны быть исключены. В Москву поступило, по-видимому, искаженное сообщение о закрытом заседании комиссии по иностранным делам парламента (10 октября), согласно которому министр иностранных дел Эркко якобы сказал: "Мы не сделаем никаких уступок Советскому Союзу, а будем сражаться, будь, что будет, поскольку Англия, Америка и Швеция обещали поддержать нас" ²³.

 

После ликвидации Польши Гитлер в своем выступлении 6 октября открыто упомянул о разделе сфер интересов Германии и Советского Союза, а 9 октября статс-секретарь министерства иностранных дел Вайцзеккер явно дал понять финскому посланнику, что Финляндия входит в сферу интересов Советского Союза. Он сказал, что сфера интересов разграничена и что Германии неизвестно, какие требования Советский Союз предъявит Финляндии. Вайцзеккер хотел исключить любые разговоры о помощи со стороны Германии. Несмотря на это, Эркко, по словам начальника политического отдела министерства иностранных дел Пакаслахти, считал, что "Финляндия в какой-то мере может рассчитывать на поддержку дружественной Советскому Союзу Германии". Но в то же время разведывательные данные свиде­тельствовали, что советские войска концентрировались также у границ с Румынией и Турцией. Это создавало обстановку некоторой неопре­деленности ²⁴.

 

Сталин, Молотов и Ворошилов получали разведывательную информацию о позиции Эркко. Документы указывают, что советское руководство относилось к "финляндскому вопросу" исключительно серьезно. Были подготовлены два альтернативных варианта пере­говоров. В зависимости от обстановки можно было использовать один из них.

 

Программой-минимум (ее представил 7 октября Молотову полпред в Хельсинки Деревянский) предусматривалось:

 

1. Финляндия уступает восточную часть Выборгской губернии по линии Местерярви-Калленярви-Пюхяярви-Коневец.

2. Финляндия уступает в Финском заливе о-ва: Лавансаари, Пиенинсаари, Сейскари.

3. Финляндия уступает западную часть п-ва Рыбачий.

4. Финляндия предоставляет Советскому Союзу право строить морскую и воздушную базы на Суурсаари и Ханко (район Лаппохья).

5. Финляндия обязуется не укреплять без согласия Советского Союза Аландские острова и предоставляет в этой связи Советскому Союзу право контроля направляемой периодически на острова особой военно-морской комиссией.

 

Программа-максимум включала в себя:

 

1. Финляндия уступает часть Выборгской губернии к востоку от линии Сяккиярви-Яяски-Париккала.

2. Финляндия уступает острова в Финском заливе, а кроме того, также Суурсаари, Руускери, Большой и Малый Тютярсаари.

3. Финляндия полностью уступает Петсамо.

4-5. Требования, касающиеся Ханко и Аландских островов ос­таются теми же, что и в программе-минимум.

 

Для обоснования необходимости передачи Петсамо Деревянский составил справку о значении Лапландской губернии, и особенно территории Петсамо. В Архиве внешней политики Российской Федерации сохранился также проект договора о взаимопомощи между Финляндией и Советским Союзом. Вместо территориальных уступок Финляндия должна была предоставить Советскому Союзу военные базы. Далее следовали варианты максимальных и минимальных предложений.

 

1. Договор касается прямой агрессии или угрозы агрессии крупных европейских держав со стороны Балтийского моря или Северного Ледовитого океана.

 

2. Советский Союз помогает армии и флоту Финляндии, продавая оружие и военные материалы по выгодной цене.

 

3-1. Финляндия предоставляет Советскому Союзу в аренду Ханко (включая район Лаппопохья) для военно-морской базы и отдельных аэродромов с правом размещения гарнизона сухопутных и воздушных сил, предельная численность которого должна быть согласована

 

3-2. Финляндия предоставляет Советскому Союзу в аренду Ханко (включая район Лаппопохья), Суурсаари и Рыбачие острова для военно-морской ба­зы и отдельных аэродромов
с правом размещения гарнизона сухопутных и воздушных сил, предельная численность которых должна быть согласована.

 

4-1. Советский Союз получает право построить военно-морскую базу в Петсамском заливе и установить береговую артилле­рию на финском побережье Барен­цева моря, а также разместить сухопутные и воздушные силы в Лапландской губернии.

 

4-2. Финляндия передает в аренду Советскому Союзу Лавансаари, Пенисаари и Сейскари.

 

5-1. Финляндия передает в аренду Советскому Союзу острова в Финском заливе: Руускери,
Суурсаари, Малый и Большой Тютярсаари, Пенисаари, Сейска­ри. Советский Союз имеет право размещать на этих островах военно-морские базы и аэродромы, а также гарнизоны сухопутных и воздушных сил.

 

5-2. Советский Союз получает право размещать войска, строить склады и иметь аэродромы на Карельском перешейке южнее: линии Местерярви-Каннельярви-Пюхяярви-Коневец. Места рас­положения и численность войск согласуются особо.

 

6. Советский Союз получает право размещать войска, строить склады и иметь аэродромы в Выборгской губернии в восточной части от ее границы по линии Сякиярви-Нурми-Яаски-Париккала. На этой прибрежной территории Советский Союз имеет право на военно-морские базы и аэродромы.

 

7. Места дислокации и численность войск определяются особым согласованием.

 

8. Финляндия не имеет права без согласия Советского Союза укреплять Аландские острова и разрешает советской контрольной комиссии посещать острова по усмотрению СССР.

 

9. Страны не заключают никаких договоров и не присоединяются к союзам, которые направлены против другой договаривающейся стороны.

 

Подготовленный проект по форме повторял договоры, заклю­ченные со странами Прибалтики, а составителями его являлись начальник правового отдела наркомата иностранных дел Куроптев и начальник отдела прибалтийских стран Васюков, т.е. те же самые лица, что и при переговорах с Эстонией, Латвией и Литвой ²⁵.

 

В Финляндии также тщательно готовились к переговорам. Инструкции для делегации обсуждались на заседании государственного совета и были утверждены президентом республики Каллио 9 октября. В основу тактики начального этапа переговоров было положено предложение, высказанное Эркко на заседании государственного совета: "Правительство Финляндии не будет давать сразу ответа на предложение Советского Союза, а направляет своих представителей для обсуждения выдвинутых положений". Делегация должна была, безусловно, отвергнуть возможные предложения о создании на конти­нентальной части Финляндии советских военно-морских баз и о переносе границы на Карельском перешейке, а также не вступать в обсуж­дение вопроса об о-ве Суурсаари и о заключении договора о взаимо­помощи между обоими государствами, поскольку "это находится в противоречии с политикой нейтралитета Финляндии". Переговоры мож­но было вести только об о-вах Сейскари, Лавансаари и Тютярсаари. Предусматривалось, что потребуется согласие парламента и что указанные острова следует обменять на часть советской территории в Карелии (районы Реболы и Поросозеро), а также п-ова Рыбачий ²⁶.

 

Таким образом, отправные положения советской и финляндской делегаций являлись почти полностью противоположными. Предпосылки к достижению взаимопонимания были с самого начала слабые.

 

В ходе начавшихся в Москве переговоров 12 октября Молотов предложил, чтобы между Финляндией и Советским Союзом был зак­лючен такой же договор, что и с прибалтийскими странами. Однако конкретные его положения решили не обсуждать, поскольку пред­ставители Финляндии отказались от этого, руководствуясь заранее данными указаниями. Затем Молотов избрал для обсуждения вопросы, связанные с арендой территории, но финская сторона их отклонила.

 

В представленной затем 14 октября Финляндии памятной записке Советский Союз остановился на программе-минимум. В ней в качестве требования для обеспечения безопасности Ленинграда предусматрива­лась передача СССР Финляндией внешних островов в Финском заливе (включая Суурсаари), части Карельского перешейка к югу от линии между Липола и поселком Койвисто, соседней с Петсамо западной части п-ва Рыбачий, а также предоставление в аренду для морской базы якорной стоянки Лаппопохья. В качестве компенсации Финляндия получала обширную территорию в Восточной Карелии. Укрепления в новой пограничной зоне предлагалось уничтожить с обеих сторон. Позиция относительно Аландских островов излагалась в позитивной форме: Финляндия получала возможность укреплять острова при условии, если бы делала это самостоятельно.

 

Потребность в базе Ханко обосновывалась тем, что Советский Союз, обладая ею и получив базу в Эстонии напротив Ханко, мог огнем береговых батарей перекрыть Финский залив. Численность гарнизона определялась в 5 тыс. человек. Со стороны Карельского перешейка Советский Союз хотел отодвинуть границу от Ленинграда максимально на 80 км. В то время Ленинград находился в 32 км от финляндской границы, поэтому и Молотов и Сталин допускали, что Финляндия могла приобрести для себя такие орудия, которые своим огнем могли перекрывать расстояние в 32 км (они уже имелись).

 

Финны с помощью военных специалистов пытались доказать, что со стороны Финляндии опасности для территории Советского Союза нет. Русские отвечали, что, по мнению их собственных специалистов, выдвигавшиеся требования были минимальными. Советское прави­тельство не верило стремлению и возможности правительства Финлян­дии воспрепятствовать агрессии, направленной против СССР. Молотов пояснял так: "Мы не боимся нападения со стороны Финляндии. Но приходится опасаться провокаций со стороны третьей державы". На выраженное финнами удивление относительно угроз "третьей держа­вы" Сталин указывал, что теперь, конечно, они исходят не со стороны Англии или Германии, но надо принимать во внимание наихудшие перспективы, "с Германией у нас теперь хорошие отношения, но все в этом мире может измениться". С окончанием войны между Германией и Англией флот победителя может подойти к Финскому заливу. На Балтийском море наибольшую угрозу будет все же представлять Гер­мания, которая теперь связана войной на Западе. Как видно, подоз­рения по отношению к Германии оставались в Советском Союзе, не­смотря на наличие договора о ненападении, и у высшего руководства, и в войсках.

 

Иными словами, договор о базах Сталин готовил, имея в виду расширение масштабов мировой войны. Разграничение сферы ин­тересов представлялось выгодным с точки зрения упрочения обороны. Сталин ссылался вместе с тем в ходе переговоров на то, что Гитлер выдвинул восточную границу Германии на 300 км на восток ²⁷.

 

Располагая конкретными предложениями Советского Союза, фин­ляндская делегация отправилась 14 октября в Хельсинки за получением указаний для ведения дальнейших переговоров, пообещав возвратиться приблизительно через неделю. Это явилось для Советского Союза дополнительным свидетельством негативного отношения к нему Фин­ляндии. Ведь договор о взаимопомощи предполагалось заключить с такой же быстротой, как это было и с другими странами Прибалтики. Начальник отдела прибалтийских стран наркомата иностранных дел исходил в своем донесении из того, что Финляндия затягивала время, чтобы запросить совета у Англии и других стран.

 

На основе информации Паасикиви дело с переговорами рассма­тривалось затем в течение четырех дней в государственном совете Финляндии. Руководящие политические деятели однозначно считали территориальные требования Советского Союза неприемлемыми. Счи­талось достаточным уже то, что Финляндия обещала защищать свою территорию от любой агрессии, будет ли она исходить от Советского Союза, от Германии или от западных держав. Вместе с тем была проявлена готовность к уступке островов в Финском заливе. По-видимому, это относилось также и к о-ву Суурсаари, хотя по Тар­тускому мирному договору он обрел статус демилитаризованного острова. Согласно предложению СССР, линия границы на Карельском перешейке оказалась бы проходящей вблизи финских укреплений, которые позднее получили наименование линии Маннергейма, а это означало, что она оказалась бы открытой для агрессора. К небольшим же территориальным уступкам все были готовы. Передача Ханко для морской базы, как считалось, ставила фактически торговые связи Финляндии под контроль Советского Союза. Было также опасение, что создание там базы окажется лишь первым шагом к превращению всей страны в часть Советского Союза. В вопросе о тактике ведения пере­говоров у финского руководства имелись, однако, различия. Одни не хотели продвинуться даже на дюйм уступок, другие же стремились на основе уступок достигнуть компромисса.

 

По мнению представителей твердой линии (в их числе министр иностранных дел Эркко и министр обороны Ниукканен), СССР не доведет дело своими требованиями до войны. Советское государство не раз заявляло, что не нуждается в чужой территории и что каждый народ имеет право на самоопределение. Советский Союз не начинал еще ни одной войны.

 

Паасикиви и Маннергейм занимали позицию, предусматривавшую достижение договоренности. Рекомендации Паасикиви основывались на сложившейся у него в царское время соглашательской традиции – необходимо считаться с политикой силы и взглядами великой державы по вопросам безопасности. По мнению Паасикиви, передача Ханко привела бы к изменению нейтрального положения Финляндии и нарушила связи с северными странами. Маннергейм исходил из того что Финляндии надо было уступить, поскольку требовалось время, чтобы поправить положение с недостающими военными материалами. В той обстановке Финляндия, по его мнению, не была способна к обороне. Министр Таннер сначала стоял на позиции Паасикиви и Маннергейма, стремившихся к компромиссу, но затем от них заметно удалился ²⁸.

 

Рекомендации, исходившие из-за рубежа, усиливали несговорчи­вость финнов. Президент Соединенных Штатов направил Сталину телеграмму, из которой следовало, что американцы не одобрили бы, если Финляндии станут угрожать войной. Главы государств и министры иностранных дел северных стран, собравшиеся 18 октября в Сток­гольме, продемонстрировали солидарность с Финляндией. Но каких-либо конкретных обещаний о помощи Финляндия не получила ²⁹.

 

Поступала информация, что в Швеции парламентские партии проявляли явную пассивность в области внешней политики, что получило негативную оценку в Финляндии. Финское правительство все же верило, что Швеция поддержит Финляндию в военном отношении (как в действительности затем и произошло). Министр иностранных дел Эркко, возвратился из Стокгольма с верой в помощь северных стран, а министр К.-А. Фагерхольм, побывав в Стокгольме, разъяснил, что осторожная позиция шведского правительства лишает финнов смелости на переговорах, но "если же мы окажемся в войне, то в Швеции поднимется такая буря, что помощь придет, когда мы попросим об этом прямо и открыто"³⁰. Полпред Советского Союза в Стокгольме Коллонтай выразила сожаление относительно складывавшейся обстановки. Она считала, что в Москве недостаточно знают скандинавские дела, и еще 17 октября просила, разговаривая с Молотовым, предоставить ей возможность побывать в Москве. Премьер-министр Швеции Ханссон выразил опасение, что конфликт между Финляндией и Советским Союзом может перенести мировую войну на север ³¹.

 

Надежды финнов на интенсивную помощь западных стран являлись беспочвенными. Правительство Швеции вообще было неспособно; достигнуть единства в вопросе поддержки Финляндии. Соединенные; Штаты Америки не хотели вмешиваться в европейские дела, а также поставлять оружие в зону войны. Франция и Англия находились далеко от Финляндии и были привязаны к германскому фронту.

 

Руководящие деятели Англии в то время считали, что, оказавшись в войне, Финляндия подвергнется в любом случае разгрому и что сама "торговля" на переговорах расшатывала ее оборонительные воз­можности и волю к защите. Лучшей альтернативой для нее являлась, таким образом, непоколебимая надежда на то, что Советский Союз не предпримет агрессивных действий, не рискуя оказаться в мировой войне в весьма неопределенной обстановке ³².

 

Продолжались попытки финнов выяснить позицию Германии. Поступавшая информация была противоречивой. В конце октября Г. Геринг, у которого имелись связи с северными странами, дал совет, чтобы Финляндия проявляла твердость по отношению к требованиям, касающимся Западной Финляндии. Однако 5 ноября Эркко получил от Геринга новый совет – передать Советскому Союзу военно-морскую базу, иначе СССР, возможно, может начать войну. Германия в таком положении не смогла бы поддержать Финляндию ³³.

 

На переговорах в Москве 23-25 октября и 2-4 ноября вместе с Паасикиви принимал участие министр финансов социал-демократ Таннер. Поскольку Паасикиви ранее был председателем коалиционной партии, делегация представляла собой политически довольно широкий спектр сил, хотя ее члены отбирались на профессиональной основе. Таннер хорошо был осведомлен о переговорах с участием Ярцева и Штейна. В Хельсинки ходили слухи, что он знал Сталина еще до ре­волюции и даже давал ему в то время взаймы деньги. Во всяком случае, Таннер и Сталин встречались в ноябре 1917 г. на съезде социал-демократической партии Финляндии. По указанию Эркко делегация придерживалась твердой линии, поскольку, по его мнению, "Советский Союз темнит". Не будучи уверенным в твердости занимаемой Паасикиви позиции, он рассчитывал на решительность, присущую Таннеру ³⁴.

 

Полученные финской делегацией инструкции давали полномочия лишь на ограниченные уступки. На государственном совете была выражена готовность переместить границу на Карельском перешейке (о линии Инно, Ваммелйоки, Линтуланйоки и Линтула, чтобы финны не могли угрожать Ленинграду артиллерией. Безоговорочно следовало сказаться от предоставления Советскому Союзу в аренду Ханко. Считалось возможной лишь уступка четырех островов в Финском заливе (исключая Суурсаари) с территориальной компенсацией ³⁵.

 

Соображения финского правительства не удовлетворили советских представителей. К тому времени готовившееся Советским Союзом военное решение уже обретало конкретные формы. После того как, согласно заключенным договорам о взаимопомощи с СССР, гарнизоны военных баз прибыли в Литву, Латвию и Эстонию, шесть дивизий группировки Красной Армии, находившейся у границ с этими странами, стали сосредоточиваться к северу от Ленинграда и в Восточной Карелии. Разрабатывались оперативные планы и приказы о взаимодействии войск при выдвижении их в Финляндии ³⁶. Командующий Балтийским флотом В.Ф. Трибуц приказал 26 октября командиру бригады подводных лодок выйти на боевые позиции. С их прибытием, говорилось в приказе, "Советский Союз будет рассматривать себя находящимся в состоянии войны с Финляндией" ³⁷. Однако окончательного решения о начале военных действий в октябре принято не было. Существовала еще надежда достичь договоренность с финляндским правительством.

 

Чтобы содействовать принятию решения, Сталин умерил тре­бования. Он был готов к тому, чтобы сместить границу на Карельском перешейке к востоку от Койвисто, приблизив ее на 10-20 км к Ленинграду, но не делал это в форме ультиматума. Обращаясь к члену финской делегации полковнику А. Паасонену, он говорил: "Мы нe требуем и берем, а предлагаем". Конкретно вопрос заключался в том, чтобы для обеспечения безопасности Ленинграда отодвинуть границу к северо-западу. "Поскольку Ленинград нельзя переместить, – говорил Сталин, – мы просим, чтобы граница проходила на расстоянии 70 километров от Ленинграда.... Мы просим 2 700 кв. км и предлагаем взамен более 5 500 кв. км"³⁸.

 

Тон с советской стороны изменился затем на угрожающий. Молотов спросил, в частности, не хотят ли финны довести дело до конфликта. Впечатление у Паасикиви было таким: "Во время этого обсуждения в конкретной и жесткой форме проявились великодержавный менталитет и позиция, при которой не принимали во внимание интересы малых государств и делали, что хотели" ³⁹. Атмосфера пере­говоров ухудшилась и компромисса не получилось.

 

В то время как финская делегация вновь с 26 по 31 октября находилась в Хельсинки в ожидании инструкций, правительство решил« запросить мнение парламентских кругов. В ходе обсуждения теперь участвовали председатель парламента и руководители фракций. Председатель парламента В. Хаккила (социал-демократ) занял позиции поддержки генеральной линии внешнеполитического руководства: не делать уступок в отношении Ханко, небольшие острова Финского залива можно бы было уступить, на перешейке границу допустимо ото двинуть, принимая при этом во внимание стратегические соображения. Среди парламентариев были и такие, кто требовал вообще не устраивать торга: территорию Финляндии нельзя отдавать. Паасикиви в эти дни советовал премьер-министру Каяндеру предложить СССР для создания морской базы вместо Ханко о-ов Юуссарё. Этот вопрос однако, не стал предметом обсуждения в правительстве, поскольку в деле о базе оно не было намерено менять свою позицию. Новые инструкции правительства содержали, тем не менее, уступки. Маннергейм считал, что полученных в данном случае полномочий достаточно для переговоров ⁴⁰.

 

Позиция парламентских кругов стала опорой для правительства, Народ ее поддерживал. Вице-председатель парламента Э. Линкомиес позднее высказывал в своих воспоминаниях мысль о том, что в 1939 г, правительство при желании могло склонить парламент и финский народ к принятию советских условий ⁴¹.

 

Советское руководство посчитало, что в сложившейся ситуации следует придать гласности существо позиций обеих стран на nepeговорах. Для этого Молотов использовал свое выступление 31 октября на сессии Верховного совета СССР. В Финляндии его речь была ис­толкована как угроза. Вместе с тем Молотов опроверг слухи, согласно которым Советский Союз требовал также Выборг и территорию северной части Приладожья. И все же, несмотря на "опровержение слухов", затем выяснилось, что эти требования вообще-то не сни­мались ⁴².

 

Перед третьим этапом переговоров Молотов был настроен на то, чтобы сломить сопротивление финнов силой оружия. Полпреду в Сток­гольме Коллонтай, которая приезжала в Москву, он разъяснил (со­гласно дневнику Коллонтай): "Нам ничего другого не остается, как заставить их понять свою ошибку и заставить принять наши пред­ложения, которые они упрямо, безрассудно отвергают при мирных переговорах. Наши войска через три дня будут в Хельсинки, и там упрямые финны вынуждены будут подписать договор, который они отвергают в Москве... Пока переговоры не прерваны. На днях ждут возвращения делегации финнов в Москву с ответом самого фин­ляндского правительства на новые наши уступки им. Но дальше мы не пойдем"⁴³.

 

В ходе переговоров в Москве 3-4 ноября как Советский Союз, так и Финляндия делали некоторые уступки, но в целом наиболее су­щественные позиции оставались прежними. Переговоры застопорились. К ним уже примешивались ясные признаки возможного применения военной силы. Угроза такого характера содержалась в заявлении Болотова 3 ноября: "Мы, гражданские люди, не видим возможности дальше продвигать дело: теперь очередь военных сказать свое слово". Правда" 3 ноября писала: "Мы обеспечим безопасность СССР, не глядя ни на что, ломая все и всякие препятствия на пути к цели"⁴⁴.

 

7 ноября Маннергейм сообщил Каллио о исходящих от Геринга советах проявить сдержанность, но президент решил оставить в силе указания, данные делегации в Москве ⁴⁵. Последним требованием Советского Союза оставалось выдвинутое им 9 ноября предложение, согласно которому в дополнение к ранее сделанным Финляндией уступкам предусматривалось ее согласие на создание морской базы у хода в Финский залив и перенос границы на перешейке (с включением укрепленного района Инно), а также на передачу о-ва Суурсаари.

 

Камнем преткновения явилось нежелание финнов уступать п-ов Ханко (или альтернативно какие-либо близлежащие к нему острова). Сталин говорил 4 ноября об использовании небольших о-ов Хермансё, Коё, Хестё-Бусё и Лаппопохья как якорных стоянок. Требуемый Советским Союзом перенос границы на Карельском перешейке (даже при условии небольших уступок), по мнению финнов, наносил ущерб оборонительным возможностям Финляндии. Тем не менее они изъявили готовность передать о-ов Суурсаари и район Инно, где в 1918 г. были ликвидированы укрепления. По вопросу о базе в устье Финского залива, который советское руководство считало центральным, решения достигнуть не удалось, и переговоры зашли в тупик ⁴⁶.

 

9 ноября финская делегация получила распоряжение возвратиться домой. На пресс-конференции в Хельсинки 12 ноября Эркко заявил, что члены лишены полномочий на продолжение переговоров, поскольку них "имеются другие важные дела"⁴⁷. Когда 13 ноября финские участники переговоров вернулись из Москвы, вопрос о том, в какой форме их можно возобновить, был неясен. Финны, уезжая, выразили письменном виде свою надежду на продолжение переговоров. Значение их прощального заявления усиливает то, что Молотов направил об этом информацию "пятерке" – руководящей внешнеполитическими делами группе лиц, куда наряду с ним входили Сталин, Ворошилов, Каганович и Микоян ⁴⁸.

 

Финская делегация считала, что Сталин стремился найти путь к компромиссу с Финляндией. Паасикиви позднее допускал, что территориальный вопрос можно было урегулировать за счет уступки Финляндией СССР части Карельского перешейка ⁴⁹.

 

Возвратившись в Хельсинки, Паасикиви представил оценочное заключение, согласно которому главное требование Советского Союза водилось к получению базы у выхода из Финского залива. Вопросу обеспечения безопасности Ленинграда, по мнению Паасикиви, уделялось Москвой важное, но не первостепенное внимание. Намерение русских, считал он, заключалось в том, чтобы полностью снять угрозу Советскому Союзу в восточной части Балтийского моря, поставив Финляндию в зависимое положение, так же как это произошло с Эстонией, Латвией и Литвой.

 

Изучение вопроса позволяет установить различие позиций министра иностранных дел Эркко и посла Паасикиви. Последний даже назвал зимнюю войну "войной Эркко". Эркко и Паасикиви расходились в так­тике переговоров. Паасикиви верил, что Сталин мог и дальше про­явить готовность к компромиссам, и хотел уступить Советскому Союзу в качестве базы о-ов Юссарё (Маннергейм предлагал о-ов Ёрё). Эркко же не отходил ни на дюйм в отношении устья Финского залива ⁵⁰.

 

Существует предположение, что Сталин намеревался с помощью требуемых у Балтии и Финляндии баз отодвинуть границы Советского Союза до линии границ России 1914 г. или Петра Великого. Известно, что советское государство лелеяло идею о распространении мировой революции и что действия Сталина в 1939 г. также нацеливались на получение желаемых позиций для продвижения как можно дальше на запад, когда мировая война истощит крупные европейские державы. Следует, однако, отметить, что условий для осуществления таких замыслов в октябре 1939 г. еще не было.

 

Замыслы Сталина видны из того, что произошло с Финляндией после переговоров. В 1940 г. в условиях увеличения войск на военных базах в Прибалтике там был установлен новый государственный строй и Литва, Латвия и Эстония присоединены к Советскому Союзу в такой форме, которая могла быть использована и в Финляндии. Создание финского народного правительства, или так называемого правитель­ства Куусинена в декабре 1939 г. являлось показателем поиска такого решения. Во всяком случае планы правительства Куусинена в организации управления на территории Финляндии соответствовали тому, что было осуществлено в Прибалтике летом 1940 г.⁵¹ Таким образом ясно, чего именно хотел достигнуть Сталин осенью 1939 г. в Фин­ляндии, и не только военным путем. Он ничего не имел против того, чтобы ее возглавило доброжелательное Советскому Союзу прави­тельство, осуществляющее переход к социалистической системе на народно-демократической основе, как это произошло в восточной части Центральной Европы после окончания второй мировой войны.

 

В течение осени 1939 г. решения Сталина, естественно, зависели от развития обстановки в мире. Можно считать, что уже после раз­грома Польши Сталин так или иначе решил создать сеть баз у входа в Финский залив. Многие его компромиссные предложения показывают, что он длительное время стремился избежать войны. К решению применить оружие его привела не только неуступчивость Финляндии. Повлияло также изменение международного положения ⁵².

 

1     XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). М., 1939. С. 273.

2     Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1991. С. 14.

3     Семиряга М.М. Тайны сталинской дипломатии, 1939-1941. М., 1992. С. 31-346, 82-99.

4     Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat Suomen suunnalla, 1939-1941. Yyväskylä, 1993. S. 87-88; Российский государственный военный архив. Ф. 87977. ; On. 1. Д. 232. Л. 1-4, 14-15. (Далее: РГВА).

5     Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-92. Оп. 2. I Д. 448. Л. 19-27, 31-32. (Далее: РГАВМФ); Барышников В.Н. От прохладного мира (i к зимней войне: Восточная политика Финляндии в 1930-е годы. СПб., 1997. С. 222.

6     РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1240. Л. 3.

7     Vihavainen Т. Leningradin turvaaminen stalinismin näkökulmasta // Kanava. 1989. № 6. S. 350.

8     Talvisodan historia. Porvoo etc., 1978. Osa I. S. 93, 96-99.

9     Bundesarchiv-Militärarchiv (St. Freiburg). N 220/19. Schlussurteil von Halder: Finnland. Bl. 1; Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 0135. Оп. 22. Д. 7. Л. 8-9, 12-14. (Далее: АВП РФ).

10   РГАВМФ. Ф. 92. Оп. 2. Д. 448. Л. 32.

11   Sota-arkisto. Т. 21770/3. Дневник политрука Орешкина. 25.8.1939.

12   Коминтерн и вторая мировая война. М., 1994. Т. 1. С. 88-89, 165.

13   Valtionarkisto. J.K. Paasikiven kokoelma. Paasikiven muistiinpanot 23-31.8.1939; АВП РФ. Ф. 06. On. 1. Д. 184. Л. 40, 54, 57-58.

14   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Espoo, 1987. Osa. 7. : S. 278.

15   Myllyniemi S. Baltian kriisi, 1938-1941. Keuruu, 1977. S. 60-66; Mäkelä J.L. Salaista palapeliä. Porvoo, 1965. S. 122-123.

16   РГАВМФ. Ф. p-92. On. 2. Д. 448. Л. 36; РГВА. Ф. 25888. Оп. И. Д. 17. Л. 154; Дневник политрука Орешкина. 28-30.9.1939.

17   РГВА. Ф. 25888. On. 11. Д. 16. Л. 322; Центральный государственный архив историко-партийных документов в Санкт-Петербурге. Ф. 24. Оп. 12. Д. 2. Л. 2; Чуев Ф. Указ. соч. С. 15-16

18   АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 3. Л. 89-90; Kansallisarkisto. Paasikiven pvk., 7.10.1989. (Далее: KA); Talvisodan historia. Osa 1. S. 104-105, 115.

19   Talvisodan historia. Osa 1. S. 98, 104; KA. Paasikiven pvk., 18.11.1939.

20   Talvisodan historia. Osa 1. S. 104-106, 146-147.

21   АВП РФ. Ф. 06. On. 1. Д. 187. Л. 13; РГВА. Ф. 25888. Оп. П. Д. 17. Л. 120, 125; КА. Paasikiven pvk., 23.10.1939.

22   КА. Paasikiven pvk., 5-8.10.1939; АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 3. Л. 91-92.

23   КА. Paasikiven pvk., 9-10.10.1939; РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1240. Л. 3.

24   Peltovuori R.O. Saksa ja Suomen talvisota. Keuruu, 1975. S. 48-49; Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen näytelmä. Porvoo; Hels., 1970. S. 158; KA. K. Kallion kokoelma. Ilmoitukset, 8.10.1939.

25   АВП РФ. Ф. 0135. On. 24. Д. 7. Л. 76-78, 88-92; Ф. 06. On. 1. Д. 194. Л. 8-13; Оп. 2. Д. 318. Л. 3-4.

26   Ulkoasiainministeriön arkisto. Ca 8. YKP: n pvk, 12-14.10.1939. (Далее: UM).

27   KA. Paasikiven pvk, 12-14.10.1939; Зимняя война. Документы о советско-финляндских отношениях 1939-1940 гг. // Междунар. жизнь. 1989. № 8. С. 62-63; АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 191. Л. 1-2.

28   АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 195. Л. 140; KA. Paasikiven pvk, 14-23.10.1939.

29   АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 3. Л. 100-102; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 280.

30   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 280.

31   Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории. Дневник A.M. Коллонтай. 17.10.1939. (Далее: РЦХИДНИ).

32   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 281.

33   Peltovuori R.O. Op. cit. S. 51-52.

34   Pakaslahti A, Op. cit. S. 163; Tanner V. Kahden maailmansodan välillä. Hels., 1966. S. 248.

35   UM. Ca 8. Valtioneuvoston salaiset pöytäkirjat esittelystä № 43/564.

36   РГВА. Ф. 34980. On. 14. Д. 38. Л. 7-12.

37   РГАВМФ. Ф. P-92. On. 2. Д. 497. Л. 12.

38   Pakaslahti A. Op. cit. S. 135; Paasikivi J.K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa, 1939-1941. Porvoo, 1958. S. 46; АВП РФ. Ф. 06. On. 1. П. 18. Д. 191. Л. 13.

39   KA. Paasikiven pvk, 23.10.1939.

40   Ibid. 26-31.10.1939.

41   Linkomies E. Vaikea aika. Hels. 1970. S. 186.

42   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 281.

43   Коллонтай А. "Семь ветров" зимой 1939 года // Междунар. жизнь. 1989. № 12. С. 200-201.

44   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 281, 284; KA. Paasikiven pvk, 3-4.11.1939.

45   KA. K. Kallion kokoelma. Muistokirja. 7.11.1939.

46   KA. Paasikiven pvk, 4-9.11.1939.

47   KA. Helsingin Sanomat. 13.11.1939.

48   АВП РФ. Ф. 06. On. 1. Д. 194. Л. 86.

49   Paasikivi J.K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa, 1939-1941. Juva, 1979. S. 92-93.

50   KA. Paasikiven pvk, 16-22.11.1939.

51   Manninen O. Kansanrintamalla kansandemokratiaan // Historiallinen Aikakauskirja. 1939. S. 212-216.

52   РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 165. Д. 77. Речь И.В. Сталина 17 апреля 1940 г. на совещании в ЦК ВКП(б).

 

В КАНУН ЗИМНЕЙ ВОЙНЫ

 

© Н.И. Барышников, О. Маннинен

 

Со второй половины октября 1939 г. становилось все более оче­видным, что советско-финляндские переговоры заходят в тупик и вряд ли будет достигнута договоренность по внесенным советской стороной предложениям. И.В. Сталин и В.М. Молотов начали склоняться к то­му, что остается крайнее средство – прибегнуть к силе оружия. Ленин­градский военный округ, Северный и Балтийский флоты получили ука­зания о переходе на повышенную боевую готовность. 29 октября военный совет Ленинградского округа представил наркому обороны К.Е. Ворошилову "План операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии"¹.

 

Этот план был одобрен генеральным штабом и утвержден Вороши­ловым, хотя замысел его не являлся бесспорным. Им предусматри­вались наступление советских войск на пяти операционных направле­ниях одновременно, что распыляло силы. Нереальным являлся и расчет на возможность эффективного использования крупных соединений, танковых частей и тяжелой артиллерии при отсутствии широкой сети дорог и трудной проходимости местности. Имевшиеся же в округе войска были явно недостаточны для ведения наступления на весьма широком фронте (последовал приказ о выдвижении с 5 ноября четырех новых дивизий на границу с Финляндией).

 

Для подготовки операции военно-морского флота оставалось еще меньше времени. Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов только 3 ноября напра­вил директиву военному совету Балтийского флота, в которой требова­лось "быть в полной боевой готовности" к осуществлению наступатель­ных операций против Финляндии. Имелось в виду блокировать побе­режье Финляндии, уничтожить крупные финские военные корабли и захватить ряд островов в Финском заливе. В штабе Балтийского флота составление плана боевых действий заняло около 20 дней ². После уточ­нений и поправок, Н.Г. Кузнецов подписал его 22 ноября. На следую­щий день военный совет КБФ поставил конкретные боевые задачи частям флота ³. До начала войны оставалось семь дней.

 

Но и эти оперативные планы остались бы в стадии разработки, если бы на последнем этапе советско-финляндских переговоров в Моск­ве 9 ноября удалось достигнуть компромиссных решений. Изменение позиции со стороны финского правительства могло приостановить про­цесс подготовки военных действий с Финляндией. 1 ноября Сталин со­вещался в Кремле с узким кругом военного руководства (К.Е. Вороши­лов, Н.Г. Кузнецов, И.В. Смородинов) при участии командования ЛВО и КБФ (К.А. Мерецков, В.Ф. Трибуц, H.H. Вашугин). Через день он провел продолжительное, более чем четырехчасовое заседание Полит­бюро с участием руководства наркомата обороны, генштаба и главного политического управления ⁴. Отсутствие документов о ходе этого заседания не позволяет раскрыть существа рассматривавшихся вопросов, но можно предположить, что и тогда еще были надежды на достижение договоренности с Финляндией, поскольку медлилось с отдачей послед­них распоряжений о выдвижении войск на исходные позиции. К тому же шел процесс перемещения соединений и частей Красной Армии в; Заполярье, Карелию и на Карельский перешеек из других военных округов, а также создания новых формирований армии и флота. Требовалось, в частности, развернуть Ладожскую военную флотилию. Об этом раньше вообще не думали, поскольку финляндскому направлению придавалось второстепенное значение ⁵ и отсутствовали необходимые боевые суда.

 

Решение самой проблемы сосредоточения и развертывания боевых сил армии и флота в пограничных с Финляндией районах оказалось крайне затруднительным. Перемещение воинских частей в условиях бездорожья изматывало военнослужащих, снижало боеспособность войск. К тому же на большие переходы и перевозки войск затрачива­лось значительное время. По подсчетам финского историка М. Арниса, многим частям Красной Армии для того, чтобы достигнуть границы с Финляндией, пришлось преодолеть только железнодорожным путем в среднем более 1500 км ⁶. Что касается развертывания Ладожской воен­ной флотилии, которая должна была сыграть важную роль при взаимо­действии с войсками 7-й и 8-й армий у западного и восточного побе­режья озера, то эта задача оказалась невыполнимой. Нева покры­валась льдом, и с Финского залива в Ладожское озеро смогла пройти лишь одна канонерская лодка ⁷.

 

На проходившем 14 ноября в Ленинграде заседании большой груп­пы военачальников A.A. Жданов выступил с резкой критикой в связи с отсутствием необходимых сведений о военных планах Финляндии и планированием операции советских войск без их учета. Командующий КБФ В.Ф. Трибуц получил распоряжение выехать в Москву, где 16 но­ября Сталин, Ворошилов, Кузнецов, Мерецков и Вашугин, судя по все­му, обсуждали конкретные вопросы предстоявших боевых действий. Вообще в течение 15-22, а затем 25-30 ноября Сталин ежедневно вместе с Ворошиловым проводил продолжительные совещания с пред­ставителями высшего военного командования и наркомата оборонной промышленности. В их числе были Б.М. Шапошников, Г.И. Кулик, Г.К. Жуков, С.К. Тимошенко, Л.З. Мехлис, И.В. Смородинов, А.П. Локтионов, Б.Л. Ванников, В.А. Малышев, И.Ф. Тевосян и др.⁸

 

15 ноября перед военным советом ЛВО была поставлена задача завершить к 20 ноября сосредоточение войск ⁹. По существу за неделю требовалось завершить выход войск в районы сосредоточения и выпол­нить огромный объем работы по подготовке их к наступлению. Между тем генштаб не имел в это время даже подробных топографических карт местности, где должны были осуществляться боевые операции. Впоследствии не хватало и работников для составления карт военных действий, и для этого привлекли слушателей Академии генерального штаба ¹⁰.

 

Просчеты в планировании и обеспечении самого наступления были, конечно, видны генштабу, а еще в большей степени тем руководите­лям, которые находились непосредственно в Ленинграде и всячески стремились ускорить подготовку операции. Командование ЛВО докладывало в Москву, что в Финляндии все более наращиваются боевые силы, форсируется проведение мобилизации, возводятся новые укрепления на Карельском перешейке и принимаются меры для получения необходимой помощи от западных стран.

 

В эти дни переданная в распоряжение Ленинградского военного округа 7-я армия в составе 19-го и 50-го корпусов заняла позиции к северу от Ленинграда. В западной части Карелии развертывались 8-я и 9-я армии, а Мурманская армейская группа преобразовалась в 14-ю армию. Учитывая трудности размещения в Карелии прибывавших войск, туда выехали Мерецков и Жданов, чтобы на месте решать воз­никавшие неотложные задачи ¹¹. В середине ноября получили приказ подготовиться к ведению боевых действий над финской территорией военно-воздушных силы Ленин­градского округа, Балтийского и Северного флотов. Первоначально пе­ред авиацией ставилась ограниченная цель – нарушить железнодо­рожную связь Финляндии и вести разведку. Более обширный план дей­ствий поступил в авиационные части позднее. Первостепенное внимание обращалось на действия бомбардировочной авиации. Директива военного совета КБФ, направленная частям ВВС за день до начала войны, требовала, чтобы самолеты избегали бомбардировок населен­ных пунктов, не занятых крупными силами войск. Это распоряжение имело важное значение, поскольку многие летчики были слабо под­готовлены к выполнению боевых заданий. Их умение поражать цель при бомбометании оценивалось как находящееся "в зачаточном состоя­нии". По этой причине в ходе начавших боевых действий пострадали от бомбометания гражданские объекты. Командование ВВС вынуждено было отстранить от полетов ряд экипажей, заменив их летным соста­вом из других округов и флотов ¹².

 

Сведения, которыми располагало командование Красной Армии об укреплениях на Карельском перешейке и финской обороне в целом, были крайне скудными. К тому же занижено оценивались ее реальные возможности ¹³. Было известно о наличии трех оборонительных рубе­жей железобетонных сооружений с пулеметными огневыми точками. Разведка, однако, совершенно не знала о модернизации этих укрепле­ний в 1939 г.¹⁴ Существовала уверенность, что огромная армия, воору­женная современными танками и самолетами, нанесет мощный удар, которым будет расчищен путь для продвижения войск через оборони­тельные линии. Медлить было нельзя, поскольку до начала зимы оста­вались считанные дни.

 

21 ноября командование округа оповестило 7, 8, 9 и 14-ю армии, что время начала наступления "будет указано особым распоряже­нием"¹⁵.. 23 ноября военные советы Балтийского и Северного флотов поставили командирам соединений боевые задачи и сообщили, по како­му сигналу их следует выполнять.

 

Одновременно войскам давались и установки политического характера. Они основывались на представлении, что Красная Армия не встретит в Финляндии серьезного противодействия "со стороны тру­дящихся и рядовых солдат". Существовало убеждение, что население стран, вступивших в войну с СССР, не будет рассматривать его в ка­честве своего противника и чуть ли не сразу же "восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии", что рабочие и крестьяне выйдут встречать советских воинов с цветами ¹⁶.

 

Представления такого рода укреплялись под влиянием информа­ции, поступавшей по разведывательным и другим каналам. Как докладывалось в Москву, воинственность в настроениях финских во­еннослужащих проявляется "только среди молодых возрастов", а "среди резервистов старших возрастов настроение подавленное". Сообщалось также, что "рабочие массы и беднейшие слои крестьянства выражают скрытое недовольство политикой правительства, требуют улучшения отношений с СССР и угрожают расправой тем, кто ведет политику, враждебную Советскому Союзу..."¹⁷.

 

23 ноября в войска ПВО прибыл начальник главного политического управления Красной Армии Мехлис для контроля и руководства подготовкой предстоящего наступления. Он пришел к заключению, что командование группировки войск на Карельском перешейке недоста­точно уяснило цель войны. При участии Мехлиса в Ленинграде разра­ботали приказ войскам о начале боевых действий, а также обращения "К финским солдатам" и "К трудящимся, крестьянам и интеллигенции Финляндии". Этим обращениям придавалось весьма важное значение в пропаганде, направленной на то, чтобы вызвать разброд в рядах про­тивника. В войска была также направлена директива политуправления ЛВО о проведении агитационной работы в частях в связи с обост­рением советско-финляндских отношений. В ней говорилось: "С провокаторами войны пора кончать"¹⁸. Но решение начать боевые действия против финской армии было известно лишь узкому кругу руководящего состава вооруженных сил. Поэтому в войсках разъяснялись, главным образом, события, связанные с советско-финляндскими отношениями, а также с проблемой обеспечения безопасности Ленинграда и северо­-западных рубежей.

       

Тем временем в политических кругах Финляндии складывалось впечатление, что напряженность после возвращения финской делегации из Москвы спала и нет оснований ожидать возникновения военного конфликта. Горожане, эвакуировавшиеся в сельскую местность, начали возвращаться домой, возобновились занятия в школах. Комиссия правительства по иностранным делам приняла 20 ноября решение, чтобы приблизительно половина призванных в вооруженные силы (150 тыс. из 300) была демобилизована. Министр обороны Ю. Ниукканен согласовал эти вопросы 16 ноября на совместном заседании прави­тельства и лидеров парламентских фракций, поскольку затраты на содержание войск были значительными, а промышленность испытывала большой недостаток в рабочей силе. Премьер-министр Каяндер в публичной речи 23 ноября призвал финнов ввести свою жизнь в нор­мальное русло ¹⁹.

 

В кругах военного руководства также считали, что в ноябре воен­ная угроза ослабла ²⁰. 25 ноября в обзоре разведотдела финской армии делался вывод, что Советский Союз не начнет войну в условиях нас­тупления зимы и с учетом того, что Германия не проявляет активности в ведении военных действий на Западе. Советскую политику отсрочки наступления рассматривали в этом обзоре как типичное торгашество. Считалось, что Москва не предпримет силового давления и потому, что прервались переговоры, которые велись с Турцией ²¹.

 

Вместе с тем маршал Маннергейм не был столь оптимистичен. Он считал необходимым держать войска, сосредоточенные в приграничных районах Карельского перешейка, в повышенной боевой готовности. Аналогичного мнения придерживался командующий Армией перешейка генерал-лейтенант Эстерман ²².

 

В кругах политического и военного руководства Финляндии склон­ны были считать боевую готовность страны довольно высокой, что по­казали осенние маневры финской армии. По утверждению известного в Финляндии военачальника полковника П. Талвела, в войсках царило "воинственное настроение". Об этом же писал впоследствии и один из руководителей шюцкора в 1939 г. А. Мартола ²³. Более того, в опера­тивных планах допускалась возможность переноса боевых действий на советскую территорию. Впоследствии же, через несколько месяцев после зимней войны, официально высказывалась точка зрения о том, что если бы у Финляндии были достаточные силы, ей следовало вторг­нуться в пределы Советского Союза и занять позиции "далее границ 1939 года"²⁴.

 

Перед советским руководством в преддверии войны помимо чисто военных вопросов стояла и серьезная проблема общеполитического характера. Как обосновать, что предпринимаемое наступление и операция по разгрому финской армии вызвана ее собственными действиями? Требовалось доказать виновность Финляндии в том, что пришлось вынужденно прибегнуть к силе оружия. От этого во многом зависело морально-политическое состояние советского общества и отношение к войне финского населения. Важное значение имела реакция мировой общественности на то, что Советский Союз, активно выступавший в Лиге наций за обуздание агрессии, сам начал вооруженные действия против соседнего государства.

 

Судя по всему, поиски решения этой проблемы также протекали в большой спешке. Как показывает сопоставление отдельных докумен­тов и фактов, "политический сценарий" был принят после явно обозна­чившегося тупика на московских переговорах, но не позднее 11 ноября ²⁵. В узком кругу политического руководства (Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов) родился тогда замысел создания с началом военных действий альтернативного правительства Финляндии (после вступления на ее территорию Красной Армии), а также заблаговременного формирования подчиняемых ему вооруженных сил из числа финнов и карел, проживающих в Советском Союзе. Для реализации этого замысла бы привлечен находившийся в Москве в эмигрантском руководстве ко партии Финляндии и в Исполкоме Коминтерна О. Куусинен. Участие же Красной Армии в боевых действиях на территории Финляндии должно было официально осуществляться на основе договора с новым правительством. Хотя Сталин нередко выступал с критикой идеи экспорта революции, этот замысел реально означал попытку осуществления ее на практике ²⁶.

 

Мысль о создании правительства Куусинена, вероятно, появилась самое позднее 13 ноября, когда секретарю ЦК КПФ А. Туоминену, находившемуся в Стокгольме, был направлен вызов прибыть обратно Советский Союз. Конкретные указания (очевидно, устные) о формировании армии "народного правительства" опять-таки были даны еще до того, как Ворошилов 11 ноября отдал приказ о ее создании ²⁷. Подготовка альтернативного правительства Финляндии и его армии велась до конца ноября. Оставалось найти повод для начала войны.

 

В рекомендациях советского полпреда в Хельсинки Деревянского, направленных Молотову 17 ноября в форме докладной записки, содержалось перечисление ряда мер давления на Финляндию для создания напряженной обстановки в советско-финляндских отношениях. Имелось в виду использовать для этого средства печати, проведение массовых демонстраций в Ленинграде и принятие ряда других мер. В случае же, если правительство Финляндии не удовлетворит требования советской стороны, то идти на разрыв пакта о ненападении, сообразуя этот шаг учетом складывающейся международной обстановки ²⁸.

 

Все, что происходило затем, дает основание заключить о довольно последовательном осуществлении на практике рекомендаций полпреда. Атмосфера в советско-финляндских отношениях с помощью средств массовой информации была доведена до крайней степени напряженности. Особенно резкий крен в сторону усиления конфронтации между двумя государствами стал наблюдаться после выступления с речью ноября премьер-министра Финляндии А. Каяндера. В Советском Союзе было обращено особое внимание на ту ее часть, где Каяндер подчеркнул, что правительство не пойдет навстречу предложениям СССР, в ответ "Правда" опубликовала 26 ноября запредельную по своей нахальности и формулировкам статью под названием "Шут гороховый на посту премьера" ²⁹.

 

В тот же день произошло еще более существенное событие, которое известно в истории как "Выстрелы у Майнилы". По сообщению ТАСС, 26 ноября в 15 час. 45 мин. финская артиллерия обстреляла Карельском перешейке пограничную местность у деревни Майнила, результате чего четыре красноармейца были убиты и девять ранены.

 

В ноте, которую через несколько часов Молотов передал финлянд­скому посланнику Ирье-Коскинену, происшедшее у Майнилы квалифи­цировалось с советской стороны как "враждебный акт против СССР", в связи с чем предлагалось отвести финские войска от границы на 20-25 км, чтобы не создавалась угроза Ленинграду ³⁰. В последующие три дня в советской печати появились и другие сообщения о воору­женных столкновениях на советско-финляндской границе в Карелии и Заполярье. В основе их были донесения пограничных войск и военного совета Северного флота ³¹. Но центральным событием стали все же выстрелы у Майнилы. Именно вокруг этого инцидента сложилась острая конфликтная ситуация с драматическими последствиями.

 

С финской стороны происшедшее у Майнилы было истолковано как обстрел, который велся советскими орудиями. Маннергейм сразу же заявил, что в это время финские передовые батареи легкой артиллерии не могли обстрелять район Майнилы, так как находились на удалении 20 км от границы ³². Данные финских пограничников, зафиксированные в журнале наблюдений, также свидетельствовали, что артиллерийские выстрелы производились с советской стороны. За период с 15.30 до 16.05 (московское время) было зафиксировано пять артиллерийских и два гранатометных выстрела. Характерно, однако, что, по данным советских документальных источников, в районе Яаппинен (в 5 км от Майнилы) располагалась одна из финских батарей ³³. По финским же данным, она переместилась туда после упомянутых выстрелов.

 

Советская сторона не проявила желания провести совместное рас­следование происшедшего, как это предусматривалось соглашением о режиме границы. Официально лишь сообщалось, что полковник П.Г. Тихомиров, являвшийся начальником оперативного отдела штаба ПВО, выехал на место конфликта. Итогов проведенного им рассле­дования происшествия у Майнилы не публиковалось. К тому же не оперативный дежурный штаба ЛВО сообщил в Москву о случившемся, а, наоборот, изначально с запросом по этому поводу обращались к нему из генштаба ³⁴. Остались безвестными и те красноармейцы, о которых сообщалось, как о погибших от артобстрела у Майнилы.

 

Поиски историков пока не дали возможности получить точные сведения. В архиве А. Жданова найдены лишь лаконичные заметки, которые могут относиться к указанным событиям: «1. Батальон войск НКВД. 2. Рация. 3. Митинги. 4. Люди "о начале". Насчет полка. Вой­ны не объявляются (последнее слово зачеркнуто. -Авт.). 5. Листовки 30-го. 6. Речь Молотова... 7. Радиоперехват. Обращение ЦК финской компартии. Крупными: К трудящемуся народу Финляндии (радиопе­рехват – перевод с финского)»³⁵. Дата записей не указана. Финляндские историки расшифровывают все это как свидетельство намечавшихся действий, предшествовавших войне. При этом первый пункт о батальо­не войск НКВД рассматривается ими как относящийся к событиям у Майнилы и делается ссылка на показания одного из советских военно­пленных о том, что вблизи Майнилы видели начальника НКВД по Ленинградской области комиссара 3-го ранга С. Гоглидзе. По рассказам бывшего майора госбезопасности (впоследствии генерала) Окуневича, он вместе с двумя московскими "специалистами по баллистике" и 15 другими военнослужащими произвели пять артиллерийских выстрелов из нового секретного оружия в районе Майнилы ³⁶. Такая реконструкция событий все же не дает точного ответа о происшедшем.

 

Тем временем полученная в Хельсинки советская нота требовала ответа без промедления. Судя по всему, у финляндского правительства и военного руководства не было единства в этом вопросе. 27 ноября Маннергейм подал президенту заявление об отставке с поста главнокомандующего. До этого он подготовил серьезные замечания относи­тельно упущений в укреплении обороны. Представленные маршалом и министром обороны Ниукканеном государственному совету доклады, содержавшие оценку обстановки, во многом исключали друг друга. Маннергейм выражал несогласие с политическим руководством страны, недооценивавшим серьезности складывавшегося положения и возможности возникновения в ближайшее время войны. Он более реалистично оценивал обстановку. И хотя дело до отставки не дошло, он желал оказать давление на тех деятелей, которые пребывали в плену ил­люзий.

 

Действительно, через несколько часов после инцидента у Майнилы атмосфера в Советском Союзе еще более накалилась. Призывы, раз­дававшиеся на массовых митингах и демонстрациях, по радио, а затем появившиеся и в утренних газетах следующего дня, имели весьма определенный смысл: "Ответить тройным ударом!", "Дать отпор зарвавшимся налетчикам!", "Уничтожить гнусную банду!" и тому по­добное. В части Ленинградского военного округа было направлено ука­зание: "В случае повторения провокаций со стороны финской военщины – стрельбы по нашим войскам, нашим войскам немедленно отвечать огнем вплоть до уничтожения стрелявших"³⁷.

 

27 ноября финской посланник в Москве Ирье-Коскинен вручил Молотову ответную ноту финляндского правительства, в которой изла­галась его позиция относительно происшедшего конфликта. В ней выс­казывалось предположение, что случившееся в районе Майнилы – возможно, следствие несчастного случая на советской стороне во время учебных стрельб и целесообразно образовать совместную комиссию для выяснения обстоятельств дела. Вместе с тем в ноте выдвигалось предложение отвести как финские, так и советские войска от границы ³⁸.

 

Ответ финляндского правительства вызвал резко негативную реак­цию в Москве, поскольку считалось, что в таком случае советские войска пришлось бы отвести к пригородам Ленинграда, и подобная позиция расценивалась как стремление финской стороны "впредь дер­жать" город "под угрозой"³⁹. В ответе советского правительства 28 ноября финская нота рассматривалась как "документ, отражающий глубокую враждебность правительства Финляндии к Советскому Сою­зу" и желание "довести до крайности" возникший кризис. В заключение заявлялось, что СССР денонсирует договор о ненападении ⁴⁰.

 

На следующий день в ноте, направленной Молотовым Ирье-Коскинену, сообщалось о продолжающихся нападениях финских воинс­ких частей на советские войска на различных участках советско-фин­ляндской границы. В связи с этим советское правительство заявляло, что не может впредь терпеть подобное, а также далее "поддерживать нормальные отношения с Финляндией и вынуждено отозвать из Фин­ляндии политических и хозяйственных представителей"⁴¹.

 

При вручении ноты Ирье-Коскинену В.П. Потемкин подтвердил, что это означает разрыв отношений СССР с Финляндией. Тогда со сто­роны финляндского посланника последовало сообщение о получении им уже ответной ноты из Хельсинки, в которой речь идет о принятии советского предложения об отводе финских войск от линии границы на 20-25 км.

 

В ходе обсуждения этого решения правительством Финляндии часть министров считала возможным пойти на его принятие. Но боль­шинство занимало отрицательную позицию. Самым непримиримым про­тивником отвода войск был министр обороны Ниукканен. Его позицию разделяло и военное командование, которое готово было продолжать концентрацию боевых сил в пограничной полосе. В конечном счете ответная нота, содержавшая согласие на отвод войск, подготовленная Э. Эркко 29 ноября, была отправлена в Москву ⁴². Произошло это уже с явным запозданием. Потемкин сообщил в заключение беседы с Ирье-Коскиненом, когда состоялось вручение ему указанной выше ноты Молотова, что представителям советского полпредства ужа дано указа­ние немедленно выехать из Финляндии ⁴³.

 

Таким образом произошел разрыв советско-финляндских отноше­ний. Далее события развивались стремительно и неожиданно для Финляндии, поскольку официально никакого ультиматума ей не предъ­являлось. Существует вместе с тем мнение, что выдвинутое советским правительством требование об отводе финских войск от границы на 20-25 км можно рассматривать как своего рода ультиматум. В Финляндии, однако, это так не понимали и придерживались прежней позиции ⁴⁴.

 

Согласно появившимся уже во время войны публикациям советской печати, пограничные провокации происходили со стороны Финляндии даже непосредственно перед началом боевых действий. Как утвержда­лось, финские солдаты 30 ноября в 2 часа ночи пересекли границу у побережья Ладожского озера в Мантсила, а немного позднее финская пехота, поддерживаемая пулеметным огнем, наступала на Карельском перешейке в районе Раасули в направлении Коркиамяки, а две роты -на деревню Термолово ⁴⁵. В то же время еще до получения последней финской ноты советским подводным лодкам уже было приказано занять боевые позиции в Балтийской море, а спустя несколько часов поступило распоряжение приступить к задержанию всех финских кораблей, при­меняя, если потребуется, силу оружия ⁴⁶.

 

30 ноября в войсках Ленинградского военного округа, на кораблях Балтийского и Северного флотов закончились последние приготовления к началу боевых действий. Командованию оставалось получить приказ о вскрытии конвертов с оперативными документами о переходе в наступление. Части Красной Армии, выдвинутые непосредственно к границе с Финляндией к полудню 29 ноября, были сориентированы, что через несколько часов им предстоит начать боевые действия.

 

Об этих последних приготовлениях на границе с советской стороны у правительства Финляндии не было информации, не было ее и у финс­кого военного руководства. В оценке обстановки исходили из того, что она не столь напряженная ⁴⁷, чтобы возникли военные действия.

 

В Москве большую часть ночи кануна войны Ворошилов находился у Сталина в его кабинете в Кремле. По времени это было их самое длительное совещание перед началом войны – более девяти часов ⁴⁸. В ту ночь военный совет Ленинградского военного округа, получив при­каз из Москвы, передал командованию армий, сосредоточенных для перехода в наступление, совершенно секретную директиву: ввести в действие с утра 30 ноября распоряжение от 21 ноября 1939 г., где излагались ближайшие задачи наступления. Время перехода государст­венной границы было назначено на 8.30 после артиллерийского огне­вого налета по переднему краю финской обороны и в ее глубину. Командование Балтийского флота передало боевым кораблям отряда особого назначения приказ о выходе в море для проведения десантной oneрации по захвату островов в Финском заливе. В частях, готовившихся к наступлению, был объявлен приказ о начале военных действий с Финляндией.

 

1     Российский государственный военный архив. Ф. 25888. Оп. 14. Д. 2. Л. 1. План операции, представленный К.Е. Ворошилову 29.10.1939 г. (Далее: РГВА).

2     Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 543. Л. 11. (Далее: РГАВМФ).

3     Там же. Ф. Р-1877. Оп. 1. Д. 80. Л. 21.

4     Горькое ЮЛ. Кремль. Ставка. Генштаб. Тверь, 1995. С. 243.

5     РГАВМФ. Ф. Р-1529. Оп. 1. Д. 80. Л. 93.

6     Aarnio MA. Talvisodan ihme. Jyväskylä, 1956. S. 62-63.

7     РГАВМФ. Ф. Р-1529. On. 1. Д. 59. Л. 95.

8     Горькое ЮЛ. Указ. соч. С. 243-244.       

9     РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 233. Л. 4. Директива К.Е. Ворошилова и И.В. Смородинова (не позднее 17.11.1939 г.).

10   Штеменко СМ. Генеральный штаб в годы войны. М., 1968. С. 17. 

11   РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 284. Л. 104. Шифровка Н.Е. Чибисова Б.М. Шапошникову 19.11.1939 г.    

12   РГАВМФ. Ф. Р.-1529. Оп. 1. Д. 59. Л. 160, 162.

13   Мерецков КЛ. На службе народу. М., 1968. С. 182.    

14   РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 722. Л. 411-Ш.          

15   Там же. Д. 243. Л. 19. Распоряжение военного совета ЛВО 21.11.1939.

16   Известия ЦК КПСС. 1990. № 3. С. 201. 

17   РГВА. Ф. 25888. оп. 11. Д. 17. Л. 194, 196, 199; Оп. 13. Д. 76. Л. 200. Доклад П.Г. Тихомирова, подготовленный для К.Е. Ворошилова 10.11.1939 г.       

18   Там же. Оп. 13. Д. 30. Л. 1. Директива начальника политуправления ЛВО Горохова 23.11.1939 г.    

19   Kansallisarkisto. Paasikiven pvk. 16-20.11.1939. (Далее: KA.).           

20   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Espoo, 1987. Osa 7. S. 281.       

21   KA. Mannerheimin kokoelma. Tiedustelukatsaus 25.11.1939.

22   Manninen O. Talvisodan poliittiset ja sotilaalliset valmistelut // Yksi sota – monta näkemystä. Tampere, 1990. S. 19; KA. Paasikiven pvk., 18-22.11.1939.

23   Talvela P. Sotilaan elämä. Muistelmat. Jyväskylä, 1976. Osa I. S. 153; Martola A. E. Sodassa ja rauhassa. Keuruu, 1973. S. 99.

24   Ulkoasiainministeriön arkisto. 12 L. Sähkö Suomen ulkomaan edustaistoille 11.11.1941. (Далее: UM).

25   РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1380. Л. 1; Brotherus H. Eljas Erkko. Hels., 1973. S. 131; Kleemola P. Helsingin Sanomat sananvapauden monopoli. Hels., 1981. S. 26; Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen näytelmä. Hels; Porvoo, 1970. S. 203.

26   Stalin's Letters Molotov, 1925-1936. Birghamton, 1995. S. 182.

27   Jussila O. Terijoen hallitus. Porvoo etc., 1985. S. 49; Baryshnikov V.N. Neuvostoliiton ja Suomen sisäisen kehitystekijöiden vaikutuksesta keskinäisten turvallisuusongelmien ratkaisemisen 1930-luvun lopulla // Talvisota, Venäjä ja Suomi. Hels., 1991. S. 225; РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1380. Л. 1.

28   Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 194. Л. 18-19. Докладные записки В.К. Деревянского В.М. Молотову 17.11.1939 г. (Далее: АВП РФ).

29   Правда. 1939. 26 нояб.

30   Внешняя политика СССР: Сб. документов. М., 1946. Т. IV. С. 463.

31   РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1240. Л. 121-122. Информация Л.П. Берия К.Е. Ворошилову 28.11.1939 г.; Пограничные войска СССР: 1939 – июнь 1941 г.: Сб.документов и материалов. М., 1970. С. 57-58; РГАВМФ. Ф. Р-970. Оп. 2. Д. 147. Л. 106. Шифровка командующего Северным флотом В.П. Дрозда коменданту Беломорского укрепрайона 28.11.1939 г.

32   Helsingin Sanomat. 1939. 28.11.

33   РГАВМФ. Ф. Р-92. оп. 2. Д. 521. Л. 1.

34   РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 261. Л. 270, 271. Переговоры по телеграфу между оперативными дежурными Генштаба и штаба ЛВО 26.11.1939 г.

35   Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории. Ф. 77. Оп. 3. Д. 163. Л. 312. Отрывочные заметки, сделанные А. Ждановым. (Далее: РЦХИДНИ).

36   Маннинен О. Выстрелы были // Родина. 1995. № 12. С. 57.

37   РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 17. Л. 280. Телеграмма начальника штаба ЛВО Н.Е. Чибисова командующим 7, 8, 9 и 14-й армий 27.11.1939 г.

38   Внешняя политика СССР: Сб. документов. М., 1946. Т. 4. С. 463-464.

39   Там же. С. 465.

40   Там же; АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 188. Л. 19.

41   АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 188. Л. 26. В.М. Молотов – A.C. Ирье-Коскинену. 28.11.1939 г.; Зимняя война // Междунар. жизнь. 1989. № 12. С. 216.

42   Hokkanen K. Kyösti Kallio. Porvoo etc., 1986. Osa 2. S. 281.

43   АВП РФ. Ф.06. On. 1. П. 18. Д. 184. Л. 16. Из дневника В.П. Потемкина 29.11.1939. г.; Зимняя война. С. 217.

44   Донгаров А.Г. Предъявлялся ли Финляндии ультиматум? // Воен.-ист. журн. 1990. № 3. С. 46.

45   Армия страны социализма. М., 1940. С. 18.

46   РГАВМФ. Ф. Р.-1529. Оп. 1. Д. 68. Л. 36.

47   Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen näytelmä. Porvoo; Hels., 1970. S. 188.

48   Горькое Ю.А. Указ. соч. С. 244.

 

ВОЙНА И ПОЛИТИКА

 

ПЕРВЫЙ ПЕРИОД БОЕВ

 

© О. Маннинен

 

Предварительное планирование

 

Началу агрессии всегда предшествует политическое решение, принятие которого зависит от ряда факторов, включая боеготовность войск, соотношение сил, наличие или отсутствие союзника, обстановку на границах своего государства.

 

Для Финляндии Советский Союз представлялся единственным вероятным противником. Однако в картине грядущей войны важное место занимал вопрос о том, будет ли СССР одновременно находиться в состоянии войны и с другими странами. Для Советского Союза су­ществовала угроза и на других границах. Поэтому внешнеполитический фактор являлся определяющим при планировании войны, постановке ее целей, а также выбора времени нанесения ударов, их силы, т.е. при решении задач оперативного характера.

 

В Финляндии с начала 20-х годов война на других направлениях не предусматривалась. Стремление Швеции присоединить Аландские острова при системе мира, сложившейся после первой мировой войны, и противодействии Лиги наций не имело перспектив ¹. План обороны Финляндии основывался на представлении, что в случае нападения Советского Союза главным направлением будет Карельский перешеек. Его разветвленная водная система позволяла исходить из того, что наступление противника будет вестись на узких участках. Задача заключалась в том, чтобы остановить неприятеля на линии, где озерная зона и р. Вуокса в центральной части перешейка могут затруднить наступление противника и ограничить возможности его действий. На этой линии была создана главная полоса обороны. К началу зимней войны там построили и завершили оборудование 101 бронированного оборонительного укрепления. Эту главную полосу обороны стали называть "линией Маннергейма". Для сравнения укажем, что лишь несколько более протяженная и часто упоминаемая французская "линия Мажино" на границе с Германией насчитывала 5 800 бетонированных огневых точек ².

 

В Финляндии в 1939 г. сохраняли силу два плана обороны: ВК (Венаян кескитюс – российское сосредоточение) 1 и 2. Из них ВК-2 был явно более пассивным, поскольку предполагал ведение боевых дейст­вий лишь в пределах Финляндии. ВК-1 базировался на том, что на одном из флангов в театр сражений войдет часть территории Со­ветского Союза. Предусматривался захват района Реболы – Поросозеро, продвижение к востоку от границы и северо-восточнее Ладожс­кого озера, а в направлении Салла намечалось партизанская война на территории западнее Мурманской железной дороги. Финляндский замысел основывался на стремлении к достижению успеха преиму­щественно за счет активной борьбы, что подтверждал и общеевро­пейский опыт. Вместе с тем в конце 30-х годов больше внимания стало уделяться вероятному развитию оборонительных боев на территории Финляндии. Основой всех приготовлений являлся план ВК-2. При этом учитывалось, что у Финляндии имелась возможность усилить свои войска на перешейке, сдержать противника и выиграть время для сосредоточения и развертывания основных сил. В начале октября, в связи с мобилизацией, войскам была дана установка руководствоваться только оборонительной альтернативой ³.

 

В мирное время в Финляндии наряду с генеральным штабом дейст­вовал Совет обороны, который готовил на случай войны необходимые решения. С началом войны главнокомандующим вооруженными силами Финляндии был назначен председатель Совета обороны маршал К. Маннергейм (в мирных условиях эту функцию выполнял президент республики). В ходе проведения мобилизации командующий вооружен­ными силами мирного времени генерал-лейтенант X. Эстерман стал командующим дислоцированной на Карельском перешейке Армией перешейка ⁴.

 

Общие направления, касавшиеся планов Советского Союза, ут­верждались правительством страны, Советом Народных Комиссаров по представлению Генерального штаба. Конкретно вопросами обороны занимался Комитет обороны при СНК, председателем которого был глава правительства В.М. Молотов. Красной Армией руководил Главный военный совет РККА (народный комиссар обороны К.Е. Во­рошилов), а Красным Флотом – Главный военный совет ВМФ (народный комиссар Н.Г. Кузнецов). Системой предусматривалось, что Центральный Комитет ВКП(б) и его политбюро утверждали важ­нейшие решения. Оперативное планирование осуществлял Генераль­ный штаб, начальником которого был командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников. Начальником Главного военно-морского штаба являлся флагман флота 2-го ранга Л.М. Галлер ⁵.

 

В 30-х годах, особенно к их исходу, представление Советского Союза о противнике оставалось неизменным. При разработке опера­тивного плана 1939 г. исходили из предположения, что на Советский Союз нападут одновременно на западе Германия и Польша (допускалось и участие итальянских морских сил), а на востоке -Япония. Считалось, что Эстония, Латвия, Румыния, Болгария, Турция, а также Финляндия вступят в войну, даже если операции Красной Армии и Красного Флота их не затронут.

 

Маршал М.Н. Тухачевский в пространных воспоминаниях, написан­ных в 1937 г., придерживался взгляда, что с возникновением войны Советскому Союзу надо прежде всего овладеть Эстонией, Латвией и Литвой и, кроме того, выдвинуться в Польшу. Для военно-морских сил следовало построить линкоры и приобрести для них базы (Таллинн, Рига, Виндава, Либава). Это, надо полагать, определило позицию Сталина в сентябре 1939 г., когда вспыхнула вторая мировая война. Вместе с тем Финляндия рассматривалась отдельно от центрально-европейских событий и для нее поэтому потребовался особый план.

 

Поначалу в Советском Союзе вообще не верили, что Финляндия сможет предпринять нападение. Численность ее населения составляла всего 3 млн. 650 тыс. человек, что было немного больше, чем жителей в Ленинграде, и она не могла помышлять о несоизмеримо крупных для нее наступательных действиях. Тем не менее в условиях нараставшей угрозы мировой войны советское руководство принимало все же во внимание, что и финляндское направление может быть использовано в случае агрессии против Советского Союза6.

 

Согласно воспоминаниям К.А. Мерецкова, который в то время командовал Ленинградским военным округом, Сталин в конце июня 1939 г. обрисовал обстановку следующим образом: "Германия готова ринуться на своих соседей в любую сторону, в том числе на Польшу и СССР. Финляндия легко может стать плацдармом антисоветских действий для каждой из двух главных буржуазно-империалистических группировок – немецкой и англо-франко-американской. Не исключено, что они вообще начнут сговариваться о совместном выступлении против СССР. А Финляндия может оказаться здесь разменной монетой в чужой игре, превратившись в науськиваемого на нас застрельщика большой войны". Некоторые документы свидетельствуют об имев­шихся у советского руководства подозрениях в том, что правительство Финляндии проявит готовность воспользоваться неблагоприятной для Советского Союза обстановкой, "если Япония нападет на СССР или будет предпринята объединенная интервенция против СССР". В Москве придерживались мнения, что финской армии придется действо­вать только лишь как армии прикрытия, важнейшей задачей которой явится обеспечение беспрепятственного стратегического сосредото­чения и развертывания войск вторжения на территорию Советского Союза с целью овладения прежде всего Ленинградом. Вместе с тем, как отмечалось выше, Ленинградскому военному округу в 1939 г. указывалось, что вступление Финляндии в войну может произойти лишь в невыгодной для Советского Союза ситуации. Финнов несколько раз предупреждали, что Советский Союз не станет ожидать у фин­ляндской границы прихода интервенционистских войск ⁷.

 

Реалистически оценивая военную обстановку, финны полагали, что Советский Союз сможет держать на финском направлении лишь небольшую часть своих вооруженных сил (чтобы противостоять попыт­кам соучастия Финляндии в войне) ⁸. Из распоряжений, направленных в 30-е годы Ленинградскому военному округу, можно заключить, что в случае войны предусматривалось достичь Хельсинки в течение трех не­дель. Главный удар планировалось нанести на Карельском перешейке через Выборг на Хямеенлинна и Хельсинки. От северного побережья Ладожского озера намечалось наступление через Сортавала и Миккели к Раума. Небольшие силы выделялись для выполнения весьма масштабной задачи – продвижения в направлении Пиексямяки и Оулу ⁹.

 

Стратегическое положение Аландских островов, как замка на входе в Ботнический залив, было хорошо известно еще с первой мировой войны. С началом второй мировой войны западные державы не имели возможности их оккупировать, а германские военно-морские силы, как считалось, были неспособны осуществить высадку крупного десанта. В Советском Союзе, однако, не исключали, что Германия сможет использовать в своих целях территорию Финляндии, особенно ее южное побережье, а также Аландские острова ¹⁰.

Летом 1939 г. Советский Союз на переговорах с Англией и Францией выдвигал идею захвата баз для прикрытия входа в Финский залив, в частности, Аландских островов. Она могла быть осуществлена в критической ситуации без согласия на то Финляндии и Эстонии. Однако взаимопонимания между великими державами достигнуть не удалось.

 

Советскими военно-морскими планами 30-х годов действия против Аландских островов не предусматривались, так же как и внезапное на­падение на них из Кронштадта силами Балтийского флота. Тем не ме­нее в политическом отношении Москва добилась отказа Швеции от эвентуального соглашения с Финляндией об обороне Аландского архи­пелага. Оперативные планы Балтийского флота ограничивались овла­дением некоторых островов в Финском заливе. В районе о-ва Суурсаари имелось в виду установить минные поля для прикрытия проходов со стороны Финляндии. Затем, в ноябре 1939 г., готовился захват с моря п-ова Ханко в ходе наступления сухопутных войск в глубь Финляндии ¹¹.

 

2 августа 1939 г. Балтийский флот получил от наркома Военно-Морского Флота директиву, согласно которой в военных планах не­обходимо было предусмотреть: 1. Уничтожение финского, эстонского и латвийского флотов. 2. Овладение о-ми Суурсаари, Большим и Малым Тютярсаари, Лавансаари и Сейскари. 3. Воспрепятствование проникно­вению немцев (силами подводных лодок) к Турку, Аландскому архипе­лагу, Хельсинки и Таллинну. Что касается островов восточной части Финского залива, то захват их мог быть осуществлен в случае нарушения Финляндией нейтралитета или если советское правитель­ство не примет его во внимание. Подобное решение Советский Союз предлагал западным державам летом 1939 г. в Москве, имея в виду устье Финского залива ¹².

 

План Мерецкова

 

A.M. Василевский бывший начальником отделения оперативной подготовки Генерального штаба, рассказывает, что летом 1939 г. Глав­ный военный совет рассмотрел подготовку советских вооруженных сил на финляндском направлении, поскольку "международное положение было тревожным" и это было необходимо в канун второй мировой войны. Генеральный штаб предложил разработанный ранее и одоб­ренный Ворошиловым конкретный план. Его основные идеи и содержание представил Шапошников. Исходя, в частности, из того, что Финляндия, возможно, получит помощь от великих держав, он считал осуществление контрудара по Финляндии не простым делом, которое повлечет за собой "не менее нескольких месяцев напряженной и трудной войны". Надо иметь в виду, что Шапошников сам был в 1935-1937 гг. командующим Ленинградским военным округом. На заседании Главного военного совета он подчеркивал, что боевые действия требуется проводить предельно быстро и с привлечением немалых сил, ибо в противном случае в результате серьезной поддержки Финляндии извне конфликт затянется.

 

Сталин возразил Шапошникову: "Вы требуете столь значительных сил и средств для разрешения дела с такой страной, как Финляндия. Нет необходимости в таком количестве".

 

Советское политическое и военное руководство не ожидало, что Финляндия окажет серьезное противодействие. Это объяснялось отчас­ти его самоуверенностью: считалось, что вооружение финской армии старое, доставшееся от царской армии, что в войсках наблюдается дезертирство, что борьба с Красной Армией станет непосильной за­дачей; кроме того, рабочие и беднейшее крестьянство проявляют скрытое недовольство политикой правительства, требуют оздоров­ления отношений с Советским Союзом и угрожают расправиться с теми, кто проводит враждебную политику по отношению к СССР ¹³.

 

Главный военный совет не принял плана Шапошникова и отдал распоряжение разработать новый вариант плана командующему Ле­нинградским военным округом Мерецкову. Вместе с тем было решено провести осенью в округе под его руководством военные учения.

 

Мерецков, согласно его мемуарам, в конце июня 1939 г. получил от Сталина задание подготовить докладную записку с вариантами "контрудара" по Финляндии из районов Мурманска и Ленинграда. За указанное время – в течение 2-3 недель – Мерецков составил записку и во второй половине июля получил на нее критический отзыв Сталина и Ворошилова. Они требовали, чтобы продолжительность наступле­ния не превышала двух недель, и обещали выделить для этого дополнительные силы, находящиеся вне пределов Ленинградского военного округа. Мерецков получил указание быть готовым в начале осени представить новый план проведения оборонительных меро­приятий ¹⁴.

 

Развернулась конкретная работа в войсках. Управление тыла Красной Армии распорядилось 15 июля создать в Ленинградском воен­ном округе до 25 августа пункты питания на основных железно­дорожных магистралях, ведущих к Ленинграду, Мурманску и Архан­гельску, для прибывающих в этот округ войск и до 28 августа – базы снабжения в Вологде, Тихвине и Дно ¹⁵.

 

Мерецков в воспоминаниях не раскрывает основного содержания военного плана. Следуя мемуарной литературе, мы можем лишь высказать предположение, что, поскольку Шапошников находился в отпуске на Черном море до начала зимней войны, то Мерецков, вероятно, и должен был "нести ответственность" за неудачи на фронте.

 

До похода на Польшу, т.е. до 17 сентября, Советский Союз осуществлял военные приготовления, посылая войска и на другие направления, в том числе к границам Балтии и Финляндии. Вблизи побережья Северного Ледовитого океана сосредоточение войск у границы с Финляндией началось 3 сентября. Вскоре была создана (на основе приказа от 10 сентября 1939 г.) Мурманская оперативная группа, в задачу которой входило воспрепятствовать наступлению с запада на район Полярное-Мурманск-Кандалакша, оборонять Кольс­кий полуостров с севера и запада, а также от высадки десантов. Войска на Карельском перешейке также готовились к войне ¹⁶. В планах военного совета Ленинградского военного округа по созданию основной группировки войск на границе с Финляндией во второй половине сентября произошли существенные изменения. Ее решили усилить. К имевшимся четырем дивизиям добавлялись еще три, штабы 8-й армии и армейского корпуса. Общее руководство войсками на перешейке возлагалось на штаб 7-й армии, который находился в то время на границе с Латвией.

 

Усиление 8-й армии означало вместе с тем, что для наступления было добавлено еще одно направление. Прежде на ухтинско-ребольском направлении предусматривалась только лишь оборона. Теперь размещение дополнительных сил подразумевало наступление на каяно-нурмеском участке, а также поддержку основных сил в наступлении южнее Видлицы. Тем самым укреплялась идея нанесения удара с востока в тыл главных сил Финляндии. Тем не менее успех и этого плана зависел от развития обстановки в Прибалтике и в Европе в целом. Первоначально предусматривалось развернуть подготовку к военным действиям против Финляндии в конце октября-ноября. Во второй половине сентября этот срок отодвинули на ноябрь ¹⁷.

 

Сосредоточение войск

 

Концентрация войск на Карельском перешейке развернулась с октября, т.е. с окончанием переговоров с прибалтийскими государства­ми, результатами которых Советский Союз был удовлетворен, и их началом с Финляндией. В то же самое время в Финляндии приступили к мобилизации. Это время формально считается началом финляндской операции. 8 октября в 18.30 войска Ленинградского военного округа получили боевой приказ № 1: закончить сосредоточение на Карельском перешейке у границы к утру 10 октября. На перешеек была на­правлена крупнокалиберная артиллерия и три танковые бригады, а к финляндской границе – дополнительные войска.

 

Решающие приготовления к наступлению на финляндском направ­лении развернулись в последнюю неделю октября. С прибытием под­крепления в расположении основной группировки войск также произошли изменения. 24 октября был отдан приказ трем дивизиям переместиться в Восточную Карелию в подчинение 8-й армии, а трем дивизиям следовать на Карельский перешеек. Органы связи военного округа, которые являлись важным средством обеспечения наступления, были мобилизованы на основе приказа, отданного 29 октября. И в соответствии с ним, в частности, 8-я армия издала 2 ноября свое распоряжение, в котором определялось будущее место дислокации ее штаба в Поймала – на финской стороне ¹⁹.

 

В докладе Мерецкова об инспекционной проверке боевой подготов­ки в 8-й армии (28 октября – 4 ноября 1939 г.) отмечено, что лишь не­сколько дней не было использовано войсками для освоения новых (т.е. характерных для финляндского направления) условий боевых действий. Вместе с тем предлагалось заблаговременно готовить дорожные указатели с названием населенных пунктов на русском языке ²⁰.

 

В составленном для Генерального штаба 29 октября военным советом Ленинградского военного округа плане "разгрома сухопутных и морских сил финской армии" основное внимание уделялось прорыву финской обороны: "... Наши войска вторгаются на территорию Финляндии на всех направлениях с целью растащить группировку сил противника и во взаимодействии с авиацией нанести решительное поражение финской армии". На Карельском перешейке намечалось "разбить части прикрытия, овладеть укрепленным финским районом на Карперешейке и, развивая наступление в северо-западном направлении во взаимодействии с войсками видлицкого направления, разгромить главную группировку войск противника в районе Сортавала, Виипури, Кякисалми (Кексгольм) и овладеть районом Хиитола, Иматра, Виипури. По выполнении этой задачи быть готовым к дальнейшим действиям в глубь страны". В плане допускалась возможность, что из Швеции могут направить в помощь Финляндии 2-3 дивизии и по большей мере 100 самолетов.

 

В плане главный упор делался на массированный первый удар крупными силами и разгром противника в течение двух-трех недель. Предусматривалось завершить операцию за 10-15 суток: на перешейке за 8-10 и в Центральной Финляндии за 15 при среднем темпе продвижения войск 10-12 км в сутки. В указании, данном 29 ноября командному составу Ленинградского военного округа, ставилась цель (по-видимому, для поднятия духа) еще более сократить сроки – Выборгом овладеть в течение четырех дней, а в Хельсинки войти к исходу двух недель ²¹.

 

План ЛВО, во всяком случае его главное содержание, по-ви­димому, был одобрен, поскольку он явился руководством к действиям. Вместе с тем надо иметь в виду, что начальник Генерального штаба Шапошников предостерегал членов Главного военного совета от излишнего оптимизма. По имеющимся сведениям именно поэтому его отправили в продолжительный отпуск в Сочи. Все же 1 декабря Ша­пошников находился уже в Москве и отдавал распоряжения Ленинградскому военному округу ²².

 

После того как Генеральный штаб рассмотрел план ПВО, округ в начале ноября получил еще две новые дивизии (52-ю из Белоруссии и 44-ю из Киевского военного округа) для выдвижения к границе с Финляндией. Они были дислоцированы в Мурманске и на кухмониеменском направлении. Такое пополнение означало наращивание сил на севере более чем на одну четверть.

 

11-15 ноября народный комиссар обороны Ворошилов распорядился привести войска ЛВО в боевую готовность, поскольку решение начать наступление 30 ноября уже было принято. 15 ноября Ворошилов приказал военному совету округа завершить 17 ноября сосредоточение войск и обеспечить совместно с Балтийским и Северным флотами готовность к наступлению, "целью которого является разгром в короткое время противостоящих сухопутных и морских сил противника". Военный совет округа должен был до 20 ноября представить "план действий". В то же время из советских финнов и карел фор­мировался армейский корпус, который должен был образовать армию правительства Куусинена ²³.

 

В указаниях политического управления Ленинградского военного округа (23 ноября) отмечалось, что "мы идем не как завоеватели, а как друзья финского народа... Красная Армия поддерживает финский народ, который выступает за дружбу с Советским Союзом... Победа над противником должна быть достигнута малой кровью"²⁴.

 

Финны сгруппировались для обороны в октябре 1939 г. во время осенних маневров. К началу войны у них имелось десять пехотных дивизий, из них на фронте восемь – 4, 5, 6 (позднее 3), 8, 10 (7), 11 (2), 12 и 13-я; четыре пехотные бригады (1, 2, 3 и 4-я), один отдельный пехотный полк, 31 батальон, а также кавалерийская бригада. Кроме того, в тылу формировались из необученного населения три резервные дивизии – 21, 22 и 23-я, из которых 22-я дивизия была, однако, скоро упразднена из-за отсутствия личного состава.

 

Под ружьем у финнов в начале войны находилось около 265 тыс. человек, в какой-то мере обученных было до 500 тыс. По­левых орудий насчитывалось 422, противотанковых пушек – 112, исправных танков – 26, боевых самолетов – 270. В качестве руко­водящего органа маршала Маннергейма стала функционировать Став­ка главнокомандующего, которая 2 декабря переместилась из Хельсин­ки в Миккели, что с оперативной точки зрения было и удобнее и безопаснее.

 

На Карельском перешейке во главе с командующим войсками мирного времени генерал-лейтенантом Эстерманом находилась Армия Перешейка – два армейских корпуса: на выборгском направлении II генерала X. Эквиста и на кексгольмском направлении III генерала Э. Хейнрикса. В Армии перешейка было шесть пехотных дивизий, насчитывавших вместе с частями усиления 133 тыс. человек. Перед главной оборонительной линией располагались войска прикрытия (группы Уусикиркко, Муола, Липола и Рауту), в которых имелось 21 600 человек и 71 орудие. Они представляли собой кадровые войска армии мирного времени, усиленные за счет резервистов приграничных районов ротами пограничников, т.е. являлись в целом обученными и надежными частями.

 

Основываясь на отрывочных сведениях, финны полагали, что русские могут использовать на территории между Ладожским озером и Северным Ледовитым океаном только четыре дивизии. Главное их внимание было обращено к северо-восточной части Приладожья, где предполагалось сосредоточение крупных русских сил. Этот район оборонял IV армейский корпус (командир генерал Ю. Хейсканен, а затем генерал В. Хеглунд) в составе двух дивизий – 12-й на суоярвинском направлении и 13-й на направлении Салми и Уома. Севернее находились лишь отдельные батальоны и роты. Для лучшего руководства обороной обширной территории между Лиекса и Северным Ледовитым океаном был создан штаб северо-финляндской группы во главе с генералом В. Туомпо.

 

Наряду с указанными войсками в финскую армию входили: Аландс­кая группа, войска береговой обороны юго-западного и южного по­бережья, а также главное командование резерва (две дивизии – 6-я в Луумяки и 9-я в Оулу). Когда угроза Аландским островам уменьшилась в связи с образованием на море ледяного покрова, отсюда на Перешеек был передислоцирован полк резервных войск. На самом архипелаге остался ослабленный батальон и немного береговой артиллерии ²⁵.

 

Реальность оказалась совсем иной, чем ожидали финны. Советский Союз направил по каждой из дорог, ведущих к западной границе Финляндии, по одной дивизии. Наступление началось неожиданно на всех основных направлениях, и финские войска оказались вынужден­ными отходить на далекое расстояние – 80-100 км.

 

Ленинградский военный округ (командующий командарм 2-го ранга К.А. Мерецков, член военного совета A.A. Жданов и начальник штаба командарм 2-го ранга И.В. Смородинов) занимал территорию, простиравшуюся от Баренцева моря до Финского залива, имел готовую к наступлению 21 дивизию. В состав 14-й армии, дислоцировавшейся у границы в районе Петсамо, входило три дивизии, из которых одна располагалась в тылу на северном побережье Кольского полуострова; 9-й армии (Кандалакшское, ухтинское и ребольское направление) – четыре дивизии, из которых одна была в пути; 8-й армии (петрозаводс­кое направление) – шесть дивизий и одна танковая бригада, и, наконец, 7-й армии (Карельский перешеек) – девять дивизий, один танковый корпус и три танковые бригады, одна дивизия находилась в резерве.

 

Войска, сосредоточенные у границы с Финляндией, в декабре на­считывали около 400 тыс. человек, имели 1915 орудий, 1500 танков и до 1000 боевых самолетов (без учета пограничных и тыловых войск, а также частей особого назначения). К тому же у Балтийского флота было 383 исправных боевых самолета ²⁶.

 

Высшее командование образовало руководящий орган под традиционным наименованием "Ставка". В нее вошли Ворошилов, – главнокомандующий, Сталин, Кузнецов и Шапошников – члены ²⁷.

 

На Балтийском флоте имелось 2 линкора, 1 крейсер, 2 лидера и 11 эсминцев, а также 29 подводных лодок. Северный флот располагал 3 эсминцами и 5 подводными лодками. У Финляндии было 2 броненосца и 5 подводных лодок. Броненосцы являлись главными объектами внимания противника на море ²⁸.

 

Начало войны

 

30 ноября командарм 2-го ранга Мерецков отдал войскам приказ: "Выполняя священный долг перед советским правительством и нашим великим народом, приказываю войскам Ленинградского военного окру­га перейти границу, разгромить финские войска и обезопасить на веч­ные времена северо-западные рубежи, а также город Ленина – ко­лыбель пролетарской революции". 30 ноября в 8.30 (в 7.30 по финскому времени) располагавшиеся у границы войска Красной Армии после 30-минутной артиллерийской подготовки начали наступление от Белого моря до Финского залива на всем фронте, протяженность которого составляла 1 610 км ²⁹.

 

О нападении Советского Союза свидетельствовали первые авиа­ционные бомбардировки обширной территории. Во второй половине дня 30 ноября группа бомбардировщиков Балтийского флота, искавшая финские броненосцы, решила использовать в качестве резервной цели хельсинский порт. Из-за неточных ударов разрушению подверглись жилые кварталы и погиб 91 человек. На это немедленно обратила внимание мировая печать. Опровергая утверждения прессы, Молотов 2 декабря сообщил президенту Соединенных Штатов Америки, что советские самолеты бомбили не города, а аэродромы. Он объяснял, что с высоты 8 тыс. м трудно точно определить объекты бомбардировок. Тем не менее предпринятое давление принесло результаты. В тот же день Ворошилов отдал приказ, категорически запрещавший бомбить гражданское население, который был доведен до сведения всех летчиков ³⁰. В декабре количество налетов сократилось из-за нелетной погоды. В частности, 4-18 декабря авиация Балтийского флота не предпринимала никаких действий ³¹.

 

Советский флот получил приказ не вторгаться в шведские тер­риториальные воды ³². Швеция в свою очередь воздерживалась от военного вмешательства в войну на стороне Финляндии, но минировала подходы к западной части Аландских островов со стороны маяка Мяркет ³³. 10 декабря Балтийский флот обратился к Германии с прось­бой выделить вспомогательные суда для обеспечения боевых действий своих подводных лодок в районе Ботнического залива. Судя по всему, Германия обещала эту просьбу удовлетворить ³⁴.

 

Балтийский флот должен был овладеть в Финском заливе о-ми Суурсаари, Лавансаари, Тютарсаари и Сейскари, а также десантировать полк на побережье Финляндии. Названные острова были захвачены в первые дни войны. Сопротивления этой акции не последовало.

 

После овладения островами Балтийский флот 2 декабря получил приказ приступить к уничтожению финских береговых укреплений и 4 декабря подготовить высадку одной дивизии в район Койвисто и на участке между Выборгом и Хамина. Местом высадки был избран район Питкяпааси. В этой связи с целью разведки советские корабли под­вергли 6 декабря огневому налету батареи в Килписаари. Поскольку подавить финские береговые батареи не удалось, десантирование пришлось отложить, а затем и отменить. К 20 января обстановка изменилась. Финский залив замерз, и планировать проведение такой операции можно было бы только по льду.

 

Советский флот участвовал в поддержке сухопутных войск и вел артиллерийский огонь по наиболее важным береговым батареям, находившимся на юго-западном побережье перешейка. 10, 13, 18 и 19 декабря линкоры и эсминцы обрушили огонь на островные батареи. 14 декабря в устье Финского залива появились миноносцы, а 15 фев­раля – у береговых укреплений в районе Котка-Хамина ³⁵. 23 декабря прибывшие на перешеек железнодорожные батареи открыли пристре­лочный огонь по Выборгу ³⁶.

 

Начиная с 9 декабря была установлена блокада морского судо­ходства Финляндии. Корабли, которые могли быть встречены в ее акватории, предусматривалось уничтожить независимо от национальной принадлежности. Ввиду международных гарантий блокада сначала не распространялась на территорию Аландского архипелага. Однако 16 декабря Аландские острова были включены в зону блокады ³⁷.

 

Красная Армия ориентировалась на быстрый прорыв и рассчиты­вала вести безостановочную и маневренную молниеносную войну: от войск требовалось действовать решительно, не позволять противнику связать себя боями в полосе его укрепленных позиций, а быстро об­ходить и охватывать их с тыла, продолжая выполнять поставленную задачу ³⁸. Наступления, однако, по заранее намеченному военным и по­литическим руководством замыслу не получилось. События развивались иначе, чем предполагалось. Бои приняли затяжной характер. Каждый километр продвижения давался с большим трудом. После быстрого перехода границы наступление почти полностью приостановилось.

 

С первых же дней войны высшее руководство Красной Армии пристально следило за развитием событий. Уже через трое суток после ее начала (2 декабря) командование Красной Армии обратило внимание на медлительность и нерешительность продвижения 9-й и 8-й армии: "Мы не можем болтаться долго в Финляндии, проходя 4-5 километров в день. Дела надо решать так, чтобы наши войска быстро вели решительное наступление". Чтобы ускорить его, прибыли представи­тели Ставки – в 9-ю армию армейский комиссар Л.З. Мехлис, а в 8-ю -командарм 1-го ранга Г.И. Кулик. Терпения советскому руководству хватило немногим более чем на неделю. 9 декабря Главный военный совет упразднил "практически действовавший штаб фронта" и подчинил 14, 9, 8 и 7-ю армии, а также Балтийский и Северный флоты не­посредственно Ставке, выведя их из-под командования Ленинградского военного округа ³⁹.

 

В условиях продолжавшегося советского наступления на пере­шейке маршал Маннергейм поспешил направить большую часть ре­зервов к восточной границе, поскольку там противник мог пройти по дорогам глухих малонаселенных мест и приблизиться к ключевым районам, овладев которыми, получил бы возможность развернуть и ввести в действие значительно большие силы. Особенно беспокоило то, что части Красной Армии находились вблизи Сортавала-Нурмеско-Оулунской железнодорожной магистрали, которая была важна для снабжения и переброски финских войск. Захват ее грозил изоляцией оулунского выступа и перекрытием сухопутного сообщения между Швецией и Финляндией.

 

В первую неделю декабря военная обстановка была далеко не утешительной для Финляндии. Части Красной Армии продвигались, а финны, собственно, ни на одном из направлений не пытались упорно противостоять. У Маннергейма сложилось впечатление, что они укло­няются от сражений. 4 декабря главнокомандующий, выехав в Иматра, строго отчитал руководство Карельской армии и перевел командира IV армейского корпуса генерала Хейсканена на другую должность ⁴⁰.

 

На начальной стадии войны в финской армии действительно наблюдалось снижение морального духа. Это подтверждало уверен­ность советского военного руководства в том, что, как и в недавнем походе на Польшу, Красная Армия способна вести молниеносную вой­ну. По мнению финских офицеров, "бронетанковым силам русских потребуется по меньшей мере два дня, чтобы оказаться в Выборге". Не ободряюще сказывался на состоянии финских войск и его командования дисбаланс в соотношении сил, особенно в огневой мощи. У войск прикрытия было слишком мало орудий.

 

Пораженческие настроения вызывались, вероятно, и тем, что из приграничных районов, где разгорелись бои, ускоренно эвакуировалось гражданское население. Опустевшие дома сразу же сжигались, чтобы не допустить их использования для размещения советских частей. Так поступали и на перешейке, и на восточной границе. Перед отступлени­ем финны спалили, к примеру, села Суомуссалми и Салла. Пожары как на войска, так и на гражданское население действовали удручающе ⁴¹.

 

Со второй недели войны финны стали проявлять большую стой­кость. Наступление Красной Армии приостановилось. Перед главной линией обороны и далее к северу почти повсюду дальнейшее прод­вижение русских удалось задержать.

 

Попытка прорыва линии Маннергейма: Тайпаленйоки и чудо Суммы

 

Обе стороны считали важнейшим фронтом войны Карельский перешеек, где были сосредоточены главные силы. Здесь наступала 7-я армия Красной Армии (командующий командарм 2-го ранга Б.Б. Яков­лев). Перед армией стояла задача при поддержке Балтийского флота разгромить противостоявшие финские войска, овладеть оборонитель­ными линиями и выйти на рубеж станция Хиитола-станция Антреа-Выборг, после чего во взаимодействии с войсками 8-й армии обеспечить продвижение к Лахти, Хювинкя и Хельсинки. В армию входили на западе 19-й армейский корпус (нацелен на Выборг) и на востоке 50-й армейский корпус (нацелен на станцию Антреа).

 

Для 7-й армии был установлен следующий график. Оперативная глубина составляла 85-110 км, а на выполнение задачи отводилось 12-15 дней. Важнейшим считался первый этап – продвижение к главной линии обороны Финляндии за 4-5 дней. Второму этапу (прорыв обороны) отводилось 4-5 дней. На третьем этапе предусматривался выход за такое же время на рубеж Выборг – Кякисалми ⁴². Войска ориентировали на то, что Хельсинки надо было достигнуть к 21 декабря – 60-летию Сталина ⁴³.

 

С началом войны войска прикрытия на перешейке относительно быстро отступили, понеся небольшие потери. Взгляды главнокоман­дующего и командующего Армией перешейка диаметрально расхо­дились. По мнению генерала Эстермана, дальнейшее ведение обороны решающим образом зависело от состояния измотанных в боях войск прикрытия, наиболее подготовленной части армии. Но когда 2 декабря Армия перешейка получила приказ вернуть обратно оставленный на западе перешейка район Ваммелсуу, не было предпринято даже попытки провести эту операцию. Продвижение советских войск, тем не менее, было довольно-таки осторожным, и им не всегда удавалось сохранять боевое соприкосновение с финнами. Покидая позиции, финны создавали заграждения и засеки, минные поля, противотанковые пре­пятствия и опорные пункты. Используя их, они отходили с одной оборонительной линии на другую и осуществляли небольшими группами контратаки на промежуточной полосе, которые приводили в замеша­тельство продвигавшиеся советские войска. Ночью они прекращали бои и переходили к обороне. Движение транспорта Красной Армии было вначале недостаточно организованным. Возникали заторы. Группы солдат, а иногда и целые части сбивались с пути ⁴⁴.

 

Танков у Красной Армии имелось много. В первое время скрежет гусениц и шум моторов этих "чудищ" вызывал у финских солдат танкобоязнь. Противотанковых орудий, а также противотанковых мин у них было мизерное количество. Снега было еще мало, и скорость танков достигала 25 км в час. Позднее, с появлением обильного снега, она составляла 5-7 км в час. Для борьбы с танками запасались бутылками с горючей смесью и связками гранат. Ими можно было поджечь двигатель танка или повредить его гусеницы. Танкобоязнь снизилась, когда финские солдаты стали замечать, что снегопад ограничил маневренность танков и облегчает борьбу с ними ⁴⁵.

 

Глубина полосы прикрытия составляла с восточной стороны перешейка 12 км, в центральной части 45-50 км, а на западе 60-65 км. Советские войска вышли к главной оборонительной полосе на востоке у побережья Суванто 4 декабря; в центре – в направлении Суммы 6 декабря и на западе – у побережья Финского залива 10 декабря. Скорость наступления 7-й армии в среднем 3-7 км в сутки, более чем вполовину меньше, чем планировалось. На темп продвижения влияли пробки в тылу и приостановка боев ночью ⁴⁶.

 

Линия Маннергейма была относительно неглубокой. Перед основ­ным лентообразным оборонительным рубежом находились выдвинутые вперед огневые точки, а в тылу на расстоянии двух километров – оча­говая опорная линия. Из отходивших финских войск прикрытия к запа­ду от оз. Муолаанярви была скомплектована в качестве резерва 1-я дивизия.

 

Кроме того, на перешеек в район Сяйниё-Сомме-Перо прибыла из района Луумяки 6-я дивизия резерва главнокомандующего ⁴⁷.

 

Несмотря на замедленное продвижение, части Красной Армии продолжали сосредоточиваться на направлении главного удара. Обращалось внимание на выполнение ближайших задач. 2 декабря Мерецков получил указание усилить на участке Тайпаленйоки наступа­тельную мощь с одной до двух дивизий с тем, чтобы форсировать Вуоксинский водный рубеж в районе Тайпаленйоки на участке на­ступления 142-й дивизии и продвинуться в тыл главной оборонительной позиции. Войска на этом фланге были объединены в особую опе­ративную группу под командованием комкора В.Д. Грендаля. В ре­зерве группы находился 10-й танковый корпус, легкие машины которого ожидали слома сопротивления противника, чтобы через прорыв быстро двинуться в глубину финского тыла ⁴⁸.

 

6 декабря после артиллерийской подготовки войска группы Грендаля начали наступление на трех участках. Однако попытка осуществить прорыв при мощной поддержке артиллерии и приблизительно 150 танков не удалась. Перед финскими позициями осталось 35 под­битых танков. Имевшие наибольший успех части 19-го стрелкового полка, продвинувшись на 1-1,5 км, захватили плацдарм на противо­положном берегу у Коукунниеми и закрепились. 7 декабря попытка форсировать Вуоксу в направлении Кивиниеми не удалась ⁴⁹.

 

Для повышения эффективности управления 7 декабря командую­щим 7-й армии был назначен Мерецков. В оперативном отношении это не принесло существенных изменений. Продолжалась подготовка к прорыву линии Маннергейма. 13 декабря приказом по армии были поставлены следующие задачи: группа Грендаля ведет наступление на Кякисалми и Антреа, 19-й армейский корпус прорывает оборони­тельную позицию на участке Лейпясуо и наступает затем в районе Пиенперо, 50-й армейский корпус прорывает оборонительную позицию на участке Ляхде-Сумма, продвигаясь к станции Кямяря и в направ­лении Няюккиярви, группа Лазаренко, состоявшая в большинстве своем из инженерных войск, ведет наступление в направлении района Кипинола-Колкала и обеспечивает прикрытие левого фланга.

 

Четко обозначилось направление главного удара – железнодо­рожная магистраль Ленинград-Выборг. Наступавшие на западном фланге по шоссейной дороге танковые войска должны были отрезать после прорыва путь отхода финнов. 10-й танковый корпус имел задачу следовать за 50-м армейским корпусом, продвигаясь в направлениях Хуумола, станции Сяйние и Репола. Тем самым преследовалась цель воспрепятствовать отходу финнов к Выборгу и, наступая дальше, выйти им в тыл. Танковый корпус был предназначен для расширения прорыва и быстрого продвижения к Выборгу. Вначале корпус должен был выйти к мосту Кивиниеми и на дорогу с восточной стороны Вуоксы. Когда же этот путь оказался перекрытым, его перебросили в район Сумма ожидать прорыва. На этом участке советское коман­дование намеревалось, максимально используя воздушные силы, акти­визировать ход боевых действий и передало в распоряжение 7-й армии из резерва Ставки полки бомбардировочной авиации 1-й армии особого назначения ⁵⁰.

 

Из-за перегруппировки войск проведение операции было отложено до 15-17 декабря. Несмотря на исключительное упорство, Красной Ар­мии не удалось в течение недели наступления добиться заметного успеха. Продвижение трех ее дивизий на востоке перешейка 15-17 де­кабря было остановлено. На главном направлении вдоль магистрали Выборг-Ленинград три дивизии пытались 17-21 декабря осуществить прорыв на особенно опасном для финнов участке фронта – в районе Сумма и Ляхде. На поле боя остались десятки подбитых танков, в том числе 67 тяжелых, многие из которых были выведены из строя 17 и 19 декабря. Сокрушительный отпор со стороны финнов стали называть "чудом Суммы" ⁵¹.

 

К 20 декабря войска Красной Армии утратили на перешейке свою инициативу. Финны посчитали создавшуюся обстановку благоприятной для широкого контрнаступления. Командир финского II АК еще ранее (9 декабря) направил на фронт сформированную из войск прикрытия 1-ю дивизию и 21 декабря получил прибывшую в распоряжение Армии Перешейка из резерва главнокомандующего 6-ю дивизию. В на­ступлении участвовали войска пяти дивизий (всего на перешейке было семь дивизий). Их цель заключалась в том, чтобы разбить противника, подошедшего к линии Маннергейма с двух направлений. Из сообра­жений предосторожности значительная часть войск оставлялась все же на оборонительном рубеже, что ослабляло силу удара. Контрнаступ­ление началось 23 декабря, но быстро заглохло. Подготовка была все же недостаточной. Русские закопали в землю свои танки, превратив их в огневые точки, финны не смогли их уничтожить. В ходе этой операции раскрылись многие слабые стороны в действиях финских войск. Контрнаступление показало, что у командования отсутствовал достаточный опыт маневренного ведения войны и управления круп­ными силами войск. Из-за нарушения связи с артиллерией пехота не получила в ходе контрнаступления огневой поддержки ⁵². К тому же боевые действия развернулись в непосредственной близости от штаба 50-го армейского корпуса и за ними наблюдал Мерецков, который оперативно принимал контрмеры ⁵³.

 

Как показали события, для прорыва линии Маннергейма требова­лось заблаговременное наращивание значительных сил. Группа Грендаля получила дополнительные войска в преддверии нового наступления в восточной части перешейка. 25-27 декабря она попыталась силами, равными примерно дивизии, форсировать оз. Суванто, обойдя с запад­ного фланга защитников Тайпале. После прорыва предусматривалось продвинуться к Вильяккала, а затем к станции Саккола и к Кякисалми. Форсирование оз. Суванто удалось, но наступавшие войска вскоре были отброшены назад. Контрнаступление финнов на населенный пункт Келья решило исход дела. Командование 4-й дивизии, руково­дившее наступлением, было заменено, а среди ее личного состава про­водилась интенсивная политико-воспитательная работа ⁵⁴.

 

Бои на перешейке затихли. Стало очевидным, что оперативный план Красной Армии оказался нереальным. Войска после понесенных крупных потерь устали, нуждались в отдыхе и пополнении. Поэтому Главный военный совет решил временно приостановить наступление и тщательнее подготовиться к прорыву линии Маннергейма.

 

В первую очередь была проведена реорганизация управления войсками. 26 декабря по решению Ставки 7-я армия была разделена на две. Новая 13-я армия, во главе которой стал командарм Грендаль, предназначалась к наступлению на кякисалминском направлении, а на выборгском направлении должна была действовать 7-я армия, которой по-прежнему командовал Мерецков ⁵⁵.

 

Бои у северного побережья Ладожского озера

 

Задача сосредоточенной в Олонце 8-й армии (командующий комдив И.Н. Хабаров, затем, примерно с 4 декабря комкор В.Н. Курдюмов) заключалась в том, чтобы за 10 дней выйти на линии Йоэнсуу-Тохмаярви-Сортавала. Затем армии следовало прорваться в тыл финских войск, находившихся за перешейке, и оказать содействие 7-й армии в их разгроме. На следующем этапе предусматривалось наступать правым флангом на Миккели – в сторону Пиелисярви и Маанселькя и к Куопио, а также установить боевую связь с 9-й армией. В 8-ю армию входило шесть дивизий, всего 75 тыс. человек и 154 танка.

 

Наступление началось успешно. Финские войска IV армейского корпуса, располагавшиеся у прибрежной дороги северо-восточной части Ладожского озера, вынуждены были уже 2 декабря отойти из района Тулемайоки. Маннергейм и на этом направлении хотел выдвинуть войска ближе к границе, чтобы не пришлось быстро уступать погра­ничную территорию. Он отдал командиру IV АК приказ вернуть об­ратно Суоярвенский перекресток дорог к востоку от Колла. На­ступление, однако, не успели подготовить, оно не удалось, и командира корпуса заменили. Ведя подготовку к контрнаступлению, армейский корпус все же был вынужден отходить приблизительно в течение еще двух недель до рубежа Кителя, проделав тем самым почти 70 км пути. И здесь финны, отступая, сжигали села и отдельные дома. Эва­куировать жителей иногда все же не удавалось. Район Хурсюля Суоярвенской общины с его населением оказался оккупированным Красной Армией ⁵⁶. Севернее его части продвинулись за неделю на 30 км к Коллаанйоки и на корписелькинском направлении на 60 км к Толваярви. Сюда 5 декабря отошли финские части, оборонявшиеся на рубеже Ягляярви. Туда же устремилась советская 155-я дивизия, наступавшая из Поросозера на Иломантси, которая подошла 6 декабря к Лутиккаваара.

 

Часть сил финского IV АК сдерживала противника на линии Сюскюярви-Кителя, другая часть предприняла контратаку в северном направлении. К тому же отдельные части финнов, действуя пар­тизанскими методами, наносили удары по коммуникациям. Из-за теплой погоды снег подтаял, поэтому передвижение на лыжах, которых у финнов не хватало, было затруднительным: вне дорог на ледяном покрове озер обувь основательно промокала.

 

У Толваярви русские войска создали угрозу IV армейскому корпусу, приближаясь к дорогам, которые вели в его тыл. Главнокомандующий Маннергейм 5 декабря выделил из района обороны IV армейского корпуса участок Толваярви-Иломантси и передал его под командование полковника П. Талвела. 6-10 декабря в дополнение к сражавшимся уже на этой территории четырем батальонам и двум батареям из резерва главнокомандующего были переброшены пехотный полк и батарея полевой артиллерии. На север в Иломантси прибыли 6-9 декабря три батальона пополнения для поддержки действовавшего там батальона.

 

Группе Талвела была поставлена задача разбить выдвинувшиеся в направлении Корписелькя и Иломантси войска противника и совместно с IV армейским корпусом взять обратно Суоярви. Командир группы полковник Талвела и действовавший под его руководством подпол­ковник А. Паяри обрели неслыханную военную славу, прибегнув к единственно возможному тогда средству остановить продвижение мощного противника – захвату инициативы, несмотря на малочисленность своих сил. Наступление было необходимо для повышения боевого духа солдат, упавшего из-за продолжительного отступления. Наступле­ние было предпринято на фланги и коммуникации русских войск.

 

В ночь с 8 на 9 декабря Паяри нанес сравнительно небольшими силами удар во фланг 139-й дивизии у Толваярви. Затем финская часть быстро отступила. В результате в ночной темноте советские солдаты начали вести огонь по собственным войскам. Удар привел к тому, что продвижение дивизии приостановилось.

 

12 декабря Паяри нанес удар с трех направлений. Финнам, на­ступавшим по открытой местности, удалось расчленить силы 139-й дивизии. В течение трех дней она была разбита. Та же участь и таким же образом в канун рождества у Ягляярви постигла 75-ю дивизию. В этих боях часть войск спаслась бегством, часть разбрелась по лесам, а затем была пленена финнами.

 

Закончившиеся 15 декабря толвоярвенские бои имели огромное значение для поднятия боевого духа финнов на всем фронте. Две дивизии Красной Армии оказались временно небоеспособными. После этого на данном направлении фронт стабилизировался до конца войны ⁵⁷.

 

Одновременно IV армейский корпус начал контрнаступление к северу от Ладожского озера, но не смог окружить русские войска. У финского командования недоставало опыта для решения такой задачи. Маневренность войск была недостаточна. Им не удалось продвинуться на 20 км, чтобы осуществить обход. Через несколько дней (17-19 де­кабря) была предпринята попытка продолжить наступление, но не имела успеха, 26 декабря корпус все же предпринял" третью попытку. Сначала она была неудачна, но во второй половине января 1940 г. завершилась окружением двух дивизий противника.

 

Обе дивизии (18-я и 168-я) левого фланга 8-й армии с 19 декабря Вынуждены были прервать наступление. В конце года положение на фронте вынудило командование 8-й армии перейти к активной обороне. 18-я дивизия, наступавшая в направлении Рухтинаанмяки, заняла оборону, поскольку финны к 3 января перерезали все ее коммуникации на направлении Уома. Основная трудность 8-й армии заключалась в получении подкреплений.

 

Финские войска развернули боевые действия с целью окружить и уничтожить противника. Однако они не располагали достаточной огне­вой мощью.

 

IV армейский корпус финнов получил в январе от ставки дополнительные силы – 14 800 человек. Продвижение вперед продолжалось, несмотря на сопротивление русских в отдельных опорных пунктах, обнесенных колючей проволокой. 11 января стрелковое подразделение Аутти достигло Койриноя на побережье Ладожского озера. 168-я дивизия, продвигавшаяся по ладожской прибрежной дороге к Киттеля, оказалась в огромном мешке. Снабжать ее можно было только по льду Ладожского озера и с помощью авиации.

 

Опорные пункты советской дивизии финны стали называть "мотти". Так в обиходе именовались сложенные в зимнем лесу из полениц дровяные срубы. Во время войны под этим термином подразумевалась стойкость войск.

 

Финны стремились ликвидировать эти опорные пункты, дезорга­низовать и обратить в бегство противника. Однако окруженные войска держали оборону, а не пробивались с боями назад через лесные чащи. Уничтожение опорных пунктов было тяжелым делом. Красноармейцы, используя зарытые в землю танки как огневые точки, сражались храбро и упорно. Их командиры держались уверенно, требуя беспре­кословной дисциплины. Финский солдат представлялся красноармейцу в темноте холодного леса подкарауливавшей его "белой смертью", а советская пропаганда изображала финнов жестоко убивающими воен­нопленных. Вместе с тем стойкость оборонявшихся подкреплялась надеждой на обещанную помощь ⁵⁸.

       

Замысел рассечь Финляндию: кайну-куусамское направление        

 

Бои, развернувшиеся в направлениях на Кумо, Суомуссалми и Салла, велись в еще более тяжелых условиях, чем в восточной части; Приладожья. Погода была весьма суровой, жилища встречались редко, и наступавшие дивизии разделяло простиравшееся на десятки километров бездорожье. Поэтому у восточной границы Финляндии сплошного фронта не возникло. Главные дороги там были узкими, несколько шире только километрах в двух от границы. На действия крупных масс войск при столь слаборазвитой дорожной сети рассчитывать не прихо­дилось. Дивизии продвигались колонной длиною в десятки километров. Обеспечить их фланги было трудно.

 

В непроходимых лесах Восточной Карелии было сосредоточено огромное количество войск. Из рассекреченных документов ясно видно, что наступление на Каину предполагало дальнейшее продвижение к Оулу и перекрытие связей Финляндии со Швецией и вообще с За­падом ⁵⁹. Сама эта идея была понятной, и маршал Маннергейм за несколько недель до начала войны обращал внимание правитель­ственных кругов на вероятность именно такого развития событий ⁶⁰. Учитывался также неблагоприятный для ведения крупных операций характер местности, что и подтвердили потери Красной Армии.

 

Вопрос о том, как будут развиваться военные действия в Каину, не был достаточно ясен для руководства Красной Армии. В конце октября 1939 г., с нарастанием угрозы войны, сюда стали прибывать крупные силы. Было решено для действий в направлении Оулу использовать особый армейский корпус. В ноябре численность войск, предназначав­шихся для северных участков фронта, еще более возросла. Для управ­ления ими пришлось создать новый штаб (9-й армии) в Кеми. Мур­манская группа получила наименование 14-й армии. 9-й армии (коман­дующий комкор М.П. Духанов, с 22 декабря комкор В.И. Чуйков) были подчинены особый корпус и перемещенный с юга штаб 47-го стрел­кового корпуса. С начала боев в армии насчитывалось 110 тыс. человек и 191 танк. Плацдармом для нее являлась Беломорская Карелия, включая и район Кандалакши. Так оулонское направление за несколько недель стало важным для Красной Армии.

 

Финская "талия" являлась исключительно уязвимой территорией. Войска противника, избравшие наиболее проходимую дорогу, которая вела от Суомусалми на запад, могли быстро продвинуться к Оулу, перерезать страну на две части и изолировать ее от Швеции.

 

Перед 9-й армией была поставлена задача наступать на Каяани и выйти к рубежу Кемиярви-Контиомяки, а также захватить Оулу. Военный совет армии исходил из того, что скандинавские страны вряд ли смогут быстро переправить Финляндии большое количество войск. Захват же Оулу воспрепятствовал бы оказанию извне необходимой помощи Финляндии, а также полностью изолировал бы ее вооруженные силы. Стремительное наступление на Оулу намечалось осуществить от Суомуссалми через Пуоланка. На правом фланге армии предусматривалось наступление от Кемиярви на Рованиеми и Кеми.

 

Общая продолжительность операции с выходом на рубеж Оулу-Кеми и занятием побережья Ботнического залива по замыслу военного совета 9-й армии составляла около 20 суток. Операцией предусма­тривалось три длинных перехода (70, 75 и 90 км) со средним темпом продвижения соответственно 14, 15 и 30 км в сутки ⁶¹. Выход к границе со Швецией считался аксиомой. 29 ноября Ленинградский военный округ дал войскам указание: "С выходом к границе с Швецией и Нор­вегией не разрешается производить выстрелов и допускать провокаций. На границе необходимо приветствовать солдат шведской и норвежской армий"⁶².

 

При планировании наступления 9-й армии финские войска оценивались поверхностно и односторонне. Полагали, что их главные силы встретят наступающих на линии Пуоланка-Контиомяки или только у Оулу. В начале войны 9-й армии противостояло только четыре финских батальона, которые располагались на направлении Каяани и Оулу для их прикрытия ⁶³.

 

На ребольско-кухмонском направлении наступала 54-я дивизия особого корпуса 9-й армии. Продвигаясь с боями к Кухмониеми и Корписалми, за неделю она достигла важного перекрестка дорог у Расти (6 декабря) и угрожала коммуникациям, идущим с севера Финляндии на юг. Для противодействия финны сформировали на базе полка, прибывшего в район боевых действий, отдельную бригаду Вуокко (5 батальонов и артиллерийский дивизион), которой удалось остановить противника и к рождеству частично отбросить его назад к грани­це. Предприняв контрнаступление, финские войска окружили противника, но сломить его оборону из-за отсутствия артиллерии не смогли. Окруженная дивизия отражала атаки финнов вплоть до конца войны ⁶⁴.

 

На кандалакшско-салланском направлении цель командования Красной Армии заключалась в том, чтобы овладеть Рованиеми и прод­винуться затем на Торнио. Здесь оборонялись два финских батальона. Снега было мало, и земля обледенела, что осложнило действия пехоты вне дорог. Части 122-й дивизии, оттесняя сдерживавших их финнов, 8 декабря вышли к Салла, в 40 км от границы. Овладев развилкой дорог, они получили возможность продвигаться через Ёутсиярви к Кемиярви и через Савукоски к Пелкосенниеми. К Ёутсиярви и к северу от Пелкосенниеми войска Красной Армии вышли 16 декабря. За две с половиной недели они продвинулись на 200 км, создав угрозу непосредственно Кемиярви, конечной станции железнодорожной ветки Кеми-Рованиеми-Кемиярви.

 

11 декабря для обороны Лапландии из группы "Северная Фин­ляндия" была выделена Лапландская группа (командир генерал-майор К. Валлениус) для прикрытия направлений на Петсамо и Салла. Для обороны района Кемиярви 12-17 декабря сформировали группу в сос­таве восьми батальонов. Предпринятый ею контрудар вынудил насту­павшие на Пелкосенниеми войска Красной Армии отступить 19 декабря почти на 20 км. Северо-западнее Салла фронт стабилизировал­ся. Удачная пелкосенниеминская операция устранила угрозу, создав­шуюся для магистрали, ведущей к Северному Ледовитому океану. После этого финны сосредоточили войска у Ёутсиярви, начали под­готовку контрнаступления и вынудили противника укреплять свои позиции ⁶⁵.

 

Из Ухты (в настоящее время Калевала) наступала 163-я дивизия Красной Армии в направлении Суомуссалми. 8 декабря ее части смогли соединиться в с. Суомуссалми. Противостоявшие им силы финнов увеличились с одного батальона до двух. 6-7 декабря они вместе с прибывшим из резерва полком влились в сформированную бригаду, а затем в группу под командованием полковника X. Сииласвуо. 11 декабря бригада перешла в контрнаступление и перерезала пути снабжения русских войск в направлении на Раате. Инициатива перешла к финнам. 163-я дивизия в Суомуссалми вынуждена была обороняться и с западной и с северной сторон.

       

Перед 9-й армией в канун войны ставилась задача добиться быстрого продвижения вперед и обходить оборону противника. Встретив сопротивление, командование армии сосредоточило внимание на поиске быстрого пути продвижения вперед. Но для перегруппировки и нового сосредоточения сил в боевой обстановке требовалось немало времени. Когда дорога на Раате оказалась перерезанной, направление главного удара было перенесено на юнтусранта-суомуссалминское направление. 19 декабря командующий армией по распоряжению Ставки приказал переместить 44-ю дивизию, предназначавшуюся для действий в направлении Раате, южнее Каяни.

 

Учитывая фактор времени, Маннергейм быстро решил направить свои последние резервы к Суомуссалми. 22 декабря под командованием Сииласвуо формируется 9-я дивизия (более 10 батальонов). В это время противника теснила в направлении дороги на Куусамо группа из четырех батальонов под командованием подполковника П. Суситайвала. Противостоявший ей полк вынужден был оставить тяжелую технику и налегке двинуться в направлении Юнтусранта.

 

Получив подкрепление, финские войска 27 декабря начали на­ступление против главных сил 163-й дивизии. Вначале положение казалось неясным, но уже 28 декабря их сопротивление было сломлено. Большая часть личного состава дивизии беспорядочно отступила на северо-восток вдоль оз. Киантаярви. В тот же день были полностью ликвидированы опорные пункты дивизии. Довольно много военного имущества досталось финнам в качестве трофеев. Остатки дивизии перегруппировались для обороны в районе Юнтусранта ⁶⁶.

 

При завершении этого сражения финнам стало известно, что на помощь 163-й дивизии направляется из Важенваара к Суомуссалми новая 44-я дивизия. Финнов удивляло, что ее войска, растянувшиеся на марше по дороге к Раате (авангард находился в 33 км от границы), остановились и что дивизия с ее внушительными силами не попыталась разгромить сравнительно небольшие финские части. Рассмотрим подробнее, как это случилось.

 

Сииласвуо был вынужден двинуть свои войска, не дав им пере­дышки, в направлении Раате. Снег и условия местности препятство­вали 44-й дивизии воспользоваться мощью своей техники. Кроме того, она прибыла с Украины совершенно не готовой вести бои в условиях северного театра военных действий. В то же время финны скрытно проложили проходы на флангах для своего продвижения и снабжения, обеспечив при этом возможность 25-50-километровых обходов противника. Они перерезали дорогу, забитую его колоннами, и к 7 января в ожесточенных боях разбили многие его части. Дивизия была раз­ломлена почти полностью. Оставшиеся войска заняли оборону на участке дороги, ведущей к Суомуссалми, в 9 км от границы.

 

Двойная Суомуссалминско-Раатенская операция имела решающее значение для укрепления обороны Финляндии. Она отодвинула угрозу расчленения страны на две части. В этих боях Красная Армия по­теряла предположительно 10-15 тыс. человек, финны – 2100 человек, или 15% личного состава, участвовавшего в операции. Вместе с тем этот успех финнов позволил им перебросить часть сил (до дивизии) на другой участок фронта, несмотря на то что советское командование еще в течение продолжительного времени посылало подкрепления на суомуссалминское направление. Высвободившиеся войска Маннергейм решил использовать на кухмонском направлении, хотя обстановка там была относительно спокойной.

 

Новый командующий 9-й армии В. Чуйков, действуя решительно, перенес 27 декабря направление главного удара на правый фланг – на кандалакшско-салланское направление. Туда же был перенацелен с кухмонского направления штаб особого корпуса. Из Архангельской области на усиление 122-й дивизии начали прибывать части 88-й ди­визии. Однако и здесь для продолжения наступления сил было недостаточно. 11-16 января из-за сложностей со снабжением русские отошли от Ёутсиярви к Мяркяярви. Переброска значительного ко­личества войск тормозилась из-за малочисленности железных дорог в приграничной местности и ледяных заторов, которые начиная с 8 января задерживали морские перевозки с архангельского направления в Кемь ⁶⁸.

 

Успехи финских войск у Суомуссалми, Раате, Ёутсиярви и Кухмо создали в начале 1940 г. угрозу 9-й армии, командование которой было вынуждено обратить на это особое внимание.

 

Овладение Петсамо

 

Перед созданной в Мурманске 14-й армией стояла задача с началом войны при поддержке Северного фронта занять п-ва Рыбачий и Средний и район Петсамо, построить на этой территории укрепления и, обеспечивая прикрытие с юга, не допускать подвоза живой силы и вооружений через норвежский порт Киркенес, а также воспре­пятствовать высадке десанта на мурманском побережье. Следовало также иметь в виду возможное участие в войне Норвегии69. Без особых усилий части 104-й и 52-й дивизий овладели в начале войны Рыбачим и Средним, петсамским портом Лиинахамари, а также Луостари. В Петсамо у финнов имелась лишь одна отдельная рота, у которой не было никакой возможности противостоять двум дивизиям. С прибытием дополнительного воинского контингента на основе оборонявшегося подразделения была образована часть, названная "Петсамо", силой более батальона.

 

Наступавшие войска Красной Армии за первые восемь суток продвинулись вперед на 150 км. Финны уничтожили портовые по­стройки Лиинахамари и рыбацкие суда, вели сдерживающие бои на подступах к Хёюхенярви. 18 декабря продвижение советских войск на этом рубеже приостановилось. Большие расстояния затрудняли снаб­жение войск, требовали надежных коммуникаций. Дальнейшее на­ступление через Лапландскую пустошь к Рованиеми не было должным образом обеспечено, хотя после первых успехов и ставилась задача овладеть Рованиеми, а затем продвигаться к Алапитке и Пелкосенниеми. Ведению активных боевых действий препятствовали также погодные условия Арктики и затянувшаяся почти на два месяца ночь. Ко дню рождения Сталина и рождеству положение на фронте для Финляндии существенно изменилось. На восточной границе финны достигли заметных успехов, а на перешейке было остановлено прод­вижение войск Красной Армии, получивших отпор на главной линии обороны. Снижение их активности на восточной границе было связано, вероятно, с тем, что Главный военный совет в Москве уже пришел к заключению, что война будет решаться на перешейке и, следова­тельно, основная часть ресурсов должна направляться туда.

 

В течение декабря в связи с приостановкой продвижения войск в Ленинградский военный округ для обеспечения ранее намеченного плана боевых действий прибыли еще четыре дивизии: две на перешеек и по одной в 8-ю и 9-ю армии. Против Финляндии теперь уже дейст­вовало 27 дивизий и около 15 тыс. человек в составе "финской народной армии" (две дивизии) ⁷¹.

 

Во второй половине декабря финская ставка, вопреки первона­чальному замыслу, стала уделять чрезмерное внимание сосредото­чению войск у восточной границы Финляндии, полагая, что положение на перешейке у главной линии обороны стабилизировалось. Неожи­данное наступление Красной Армии одновременно на нескольких направлениях поставило Финляндию в трудное положение при распре­делении резервов, затрудняло формирование на местах новых соеди­нений и частей. В конце декабря у главнокомандующего имелась в резерве лишь одна дивизия на Карельском перешейке. Две дивизии находились в стадии формирования. Прибывшему пополнению следо­вало пройти предварительную военную подготовку, но неблагоприятное развитие событий на фронтах вынудило использовать их в оперативных целях ⁷².

 

Успех оборонительных боев финской армии показал, что она на­много сильнее, чем предполагало руководство Красной Армии. У нее было выгодное поле боя. Естественно, дух армии поднимало то, что она сражалась во имя защиты своего отечества, а противник выглядел агрессором. Советский Союз был совершенно иным государством, чем социалистическая революционная Россия, на которую многие финны возлагали в 1918 г. свои надежды. Наступательный порыв и эффективность боевых действий финских частей, укомплектованных из солдат приграничных районов, объяснялись знанием местности и тем, что они защищали свои дома.

 

Финны противопоставили моторизованным войскам противника классное тактическое и стрелковое мастерство одиночного бойца. Их сильной стороной было умение рядового воина владеть оружием, метко стрелять, разумно вести огонь из автомата и пулемета. За этим стояла полученная каждым военнообязанным хорошая стрелковая подготовка и боевая выправка отрядов шюцкора. Около трети финской армии составляли добровольцы, выражавшие дух шюцкоровской организации в деле обороны страны.

 

Сильной стороной финского воина была тактическая выучка. Это проявилось в боях небольшими подразделениями и крупными воинскими частями, в выборе оборонительных позиций, умелом использовании местности и возведении препятствий из имеющихся подручных ма­териалов. Весьма умело действовала также патрульная служба. Это выразилось в правильном использовании местности, способности скрытно передвигаться на далекие расстояния, вводить в заблуждение противника и маскироваться. Это стало возможным благодаря натренированности личного состава вести бои на незнакомой местности, тактическим навыкам командного состава, особенно младших офи­церов, искусству и опыту руководства людьми. Практически все военнослужащие ориентировались в обстановке неплохо.

 

Иногда недостаток боеприпасов приводил к тому, что финский солдат экономил их, ограничивал себя в ведении огня.

 

В условиях зимы решающее значение имела лыжная подготовка. И в этом финская армия превосходила противника. По существу все ее военнослужащие умели передвигаться на лыжах, тогда как личный состав Красной Армии в начальной стадии войны не имел такого навыка, исключая пограничные войска и соединения, находившиеся в мирное время у восточной границы с Финляндией.

 

Партизанские методы борьбы в Финляндии начались отраба­тываться задолго до войны. Было предусмотрено (и усовершенствовано в ходе ее) снаряжение для подразделений лыжников, предназначав­шихся для действий в условиях пустынной местности. Использова­лось легкое вооружение, а все необходимое для обеспечения солдат находилось за их спиной и на санях-волокушах. Провизия приобре­талась у местных жителей и добывалась на базах снабжения противника.

 

Финские войска испытывали меньше трудностей зимой, чем рус­ские, благодаря имевшемуся у них опыту и амуниции. Они распола­гались в заранее подготовленных укрытиях, утепленных землянках, размещались в лагерях, которые находились в чаще леса. Фин­ское снаряжение было наиболее удобным в условиях зимней войны. Солдаты из местных жителей в лесных условиях использовали свою одежду.

 

Задуманная система финских фортификационных сооружений, при­способленных к местности укрепленных позиций, скрытого огня до­стигала большой эффективности. Линия Маннергейма стала для оборонявшихся сильной опорой, которую Красной Армии не удалось прорвать без сосредоточения ударных сил.

 

Финская армия была готова к оборонительным боям. Войну пред­видели в руководстве генштаба. Войска в течение двух месяцев изу­чали театр военных действий. С началом войны, правда, оказалось, что добытые сведения о Красной Армии являлись большей частью ус­таревшими ⁷³.

 

Начиная с раннего этапа войны радиоразведка имела возможность следить за скрытым радиообменом противника, особенно его танковых и воздушных сил. Так, финское командование получило ценные сведения о различных этапах крупного наступления на перешейке в феврале-марте и о налетах авиации. Перехваченные телеграммы расшифровывались и направлялись руководству финских штабов при­близительно в пределах полусуток.

 

Конкретные результаты приносила радиоразведка на обширной малонаселенной территории у восточной границы. Следя за перед­вижением частей Красной Армии, финские войска получали возмож­ность своевременно сосредоточиться, чтобы нанести удар. Риск в этом случае становился наименьшим. К примеру, в период боев в районе Суомуссалми-Раате финны заранее знали о действиях 163-й дивизии и уже 25 декабря имели сведения о перегруппировке 44-й дивизии. В Кухмо и в районе северо-восточной части Ладожского озера радиопрослушивание открывало возможность следить за намерениями находив­шихся в окружении советских войск, их расчетами на получение помощи и предпринимать контрмеры: наносить удары по войскам, предназначенным для этой цели. На пустынной территории части Красной Армии в большей степени зависели от радиосвязи, чем на Карельском перешейке, где сообщения по телефону и через посыльных были защищены от постороннего прослушивания ⁷⁴.

 

Искусство и опыт командования финской армии не всегда были безупречными, но, тем не менее, являлись примером фундаментальных командирских качеств. Офицеры запаса, действовавшие как командиры рот, кадровые военачальники знали и понимали значение глубокой идейности и своего личного долга, что в известной степени объясняет тяжелые потери офицерского состава.

 

В начале войны для финнов обстановка складывалась на ряде направлений настолько безнадежно, что командиры шли на риск, ослабляя до предела линию обороны на одном участке, чтобы укрепить другой. Риск нередко оправдывался.

 

Слабая сторона финской армии – неопытность в организации наступательных действий крупного масштаба. Недоставало войск даже для локального сосредоточения крупных сил и, как выяснилось, опыта руководства контрнаступлением. Для его подготовки, как правило, не хватало времени. Контрнаступления не удавались из-за несинхронных действий войск. Попытки выпрямить линию фронта, особенно в ходе неудачно организованных крупных наступательных операций, оплачи­вались большой кровью. При ведении войны в малых формах финны были искусны. Группы, оснащенные лыжами, нападали на линии связи, транспорты и базы снабжения противника. Более крупные части наносили удары с флангов и с тыла ⁷⁵.

 

Существенный недостаток финской армии – ее малочисленность. Из соображений экономии не все военнообязанные призывных возрас­тов были обучены. Этот недочет пришлось устранять уже в ходе боев, формируя новые пополнения. Редевшие воинские части не получали до­статочного подкрепления, а когда оно поступало, то прибывшие солда­ты, не имевшие боевого опыта, выглядели едва ли не беспомощными.

 

 

Самолеты и артиллерия были преимущественно устаревшими. К тому же довольно много оказалось снарядов, которые не взрывались. Но наиболее серьезной проблемой явился их острый недостаток. Воздушные силы Финляндии были небольшими, но уровень мастерства финских летчиков превосходил боевые качества летного состава рус­ских ⁷⁶. Однако огромная мощь воздушных сил Красной Армии позво­ляла ее подразделениям действовать беспрепятственно, не маскируясь от опасности с воздуха ⁷⁷.

 

Причин неудач наступления Красной Армии имелось много. Преж­де всего это нереальный план войны, рассчитанный на молниеносное проведение операций. Переоценивались свои возможности и недооцени­валась боеспособность противника. Командование и политическое руководство готовилось к легкому военному походу.

 

Боевые действия по преодолению предполья, а также попытка прорыва главной оборонительной полосы линии Маннергейма раскрыли многие упущения в руководстве войсками, в организации и проведении операции. Красная Армия оказалась неподготовленной к прорыву долговременных укреплений в сложных природных условиях. Особенно неблагополучно обстояло дело с взаимодействием между различными родами войск. Воздушные силы действовали по тыловым объектам, но практически не оказывали поддержки войскам на поле боя. Артиллерия вела огонь по площадям, не используя выявленных с помощью раз­ведки данных об объектах. Руководство войсками оставляло желать лучшего. Оснащение войск материальной частью и техникой не соответствовало условиям театра военных действий ⁷⁸.

 

Сражавшиеся на поле боя войска нередко оказывались без ру­ководства. Ворошилов писал Сталину и Молотову 21 декабря: «Дороги в завалах, пехота действует на фронте не как организованная сила, а болтается туда-сюда, как почти никем не управляемая масса, которая при первом раздавшемся выстреле разбегается в беспорядке по укрытиям и в лес. Многие полки отправились воевать с единичными пуле­метами на пехотное подразделение, остальные ожидают "прорыва", чтобы торжественно промаршировать в Выборг. Военный совет 7-й армии ничего не делает организационно». В этой связи Мерецкову от имени Сталина было сделано предупреждение, что если он не наведет порядка в войсках, то будет снят и отдан под суд.

 

По словам Мерецкова, Сталин тогда был крайне разгневан. Он указывал командующему на то, что неэффективные действия в войне с Финляндией отрицательно могут сказаться "на нашей внешней по­литике", поскольку в эти дни "на нас смотрит весь мир". Сталин требовал, чтобы в боевых действиях был достигнут перелом ⁷⁹.

 

Основное упущение первоначального военного плана состояло в том, что на направлении главного удара не было сосредоточено достаточного количества сил и намечалось действовать одновременно на слишком многих направлениях. Развертывание войск происходило медленнее, чем предполагалось. К тому же слабая пропускная спо­собность дорог не позволяла отдать распоряжение об использовании крупных сил. Части прибывали в район действий одна за другой. Спаренная узкоколейка Мурманской железной дороги оказалась гор­лышком бутылки как с точки зрения перевозок войск, так и их снабжения.

 

Выяснилось, что руководство Красной Армии и войска слабо знали противника и театр боевых действий. Разведка велась, но анализу разведывательной информации, по-видимому, не уделялось должного внимания. Можно заключить, что представление о мощи своих вооруженных сил и военной техники порождало известную халатность. Разведывательные органы Красной Армии к октябрю 1939 г. подробно изучили фортификационные сооружения линии Маннергейма, но руко­водство Ленинградского военного округа утверждало, что этих сведений недостаточно.

 

Особое внимание командования Красной Армии привлек автомат "Суоми". Хотя Генеральный штаб еще в 1935 г. направил разведы­вательную информацию об этом оружии в штабы, результаты его применения явились для наступавших неожиданными ⁸⁰.

 

На уровне Генерального штаба подготовка Красной Армии была направлена в первую очередь против Польши и Германии, и войска нацеливались на конкретные регионы. Дивизия проявила себя не­достаточно маневренной, тем более в условиях лесистой местности. К тому же тяжелую артиллерию направили по труднопроходимым с малым числом дорог районам, когда ее целесообразно было сосре­доточить против линии Маннергейма. Смазка в откатной системе новейших орудий оказалась непригодной при сильных морозах.

 

Следует констатировать, что до половины войсковых соединений, прибывших издалека, не из состава Ленинградского военного округа, не имели времени для ознакомления с театром военных действий. От­сутствовал опыт боевых операций в условиях снежного покрова, на незнакомой территории, в лесистой местности. Войска к тому же не знали как действовать против современных фортификационных соору­жений.

 

Перед войной один из красноармейцев выразил в своем дневнике следующие сомнения: "Есть такие мысли, что если мы окажемся в войне с Финляндией, то нашу часть разобьют, так как у наших командиров совершенно нет реального представления, как надо вести войну в горах и в лесу"⁸¹.

 

В частях возникали также проблемы, связанные с двойным руко­водством (командир и комиссар). Такое положение являлось причиной излишней осторожности и пассивности командного состава. Комиссар мог отменить приказ командира еще до его исполнения. Это про­являлось на всех уровнях, но особенно острая ситуация возникла в 9-й армии, где членом военного совета был начальник Главного полити­ческого управления Красной Армии Мехлис. Он часто отменял решения командующего, как только они принимались ⁸².

 

Мужество и упорство красноармейцев, стойко удерживавших за­нимаемый рубеж, не вызывали ничего иного, кроме похвалы. Финны, со своей стороны, отмечали это как устами главнокомандующего, так и фронтовиков, воевавших против войск, находившихся в "котлах". Вместе с тем подъем боевого духа путем политической работы являлся трудной задачей в этой войне. Утверждения относительно финской угрозы Советскому Союзу и Ленинграду воспринимались как преуве­личение. Кроме того, среди сельского населения, большая часть которого составляла ряды красноармейцев, были по-прежнему те, кто оставался недоволен насильственной коллективизацией сельского хо­зяйства и относился с предубеждением к утверждениям прави­тельства ⁸³.

 

В тех войсках, которые в предвоенной тревожной обстановке сосредоточивались у финляндской границы, проявлялся упадок духа, вызванный длительным пребыванием в неустроенных бытовых ус­ловиях. Один командир роты писал 21 ноября в своем дневнике: "Политико-моральное состояние падает. Слышу такие разговоры, что якобы советская держава всегда говорила, что мы своей земли не отдадим никому, но и пяди чужой не хотим, а теперь начали войну с Финляндией, как же это понимать? Если разъяснять, что необходимо укреплять границы, возразят, что ведь никто на нас не нападал... Я и сам считаю, что противоречий с Финляндией можно было избежать" ⁸⁴.

 

Руководству Красной Армии приходилось обращать внимание на неопытность политруков и на проблемы с разъяснением указаний и инструкций. Войскам объясняли, что финны могут внезапно обстрелять с тыла, что они минируют местность и что везде имеются ловушки. Об особых чертах ведения финнами боевых действий предупреждалось перед отправлением в действующую армию, в частности, в ноябрьских указаниях командования Ленинградского военного округа по боевой подготовке ⁸⁵. В первые дни войны, в ходе ведения финнами сдерживающих боев, Красная Армия действительно встретилась с фактами использования ловушек, минирования и внезапного применения огня. Эти примеры составили львиную долю того, что послужило созданию у красноармейцев обобщенного представления о коварстве противника. Неудивительно, что они, продвигаясь вперед, проявляли осторожность, просматривали и просвечивали окружавший лес и даже устанавливали небольшие заграждения перед оборонительной позицией. Установку на молниеносную войну стремились забыть.

 

Устойчиво сохраняющейся выдумкой зимней войны, связанной с ведением финнами военных действий, является история с "кукушками". О них много рассказывалось в издававшейся в Советском Союзе литературе. Под данным термином пропагандисты Красной Армии имели в виду финнов, которые, как уверялось, забирались на деревья и скрытно оттуда вели огонь по тылам наступавших советских войск. Финнам неизвестно о таком способе ведения войны. На приграничной территории были, по-видимому, перед войной наблюдательные вышки пограничников, а в отдельных случаях сооруженные на деревьях позиции стрелков могли все же использоваться во время боевых действий. Относительно воспоминаний красноармейцев о множестве "кукушек" выдвинуто объяснение, что, непривычные к ведению войны в лесу, они не могли определить местонахождения противника, когда неизвестно откуда раздавались выстрелы ⁸⁶.

 

Леса являлись серьезным препятствием для наступавших войск, а у восточной границы их было в изобилии, так же как и бесчисленных озер. На поверхности озер возникала "шуга", когда вода поднималась из-подо льда на поверхность и покрывалась снегом. Это становилось ловушкой для всех, кто пытался пройти или проехать через озеро. В таком случае неосведомленный солдат, орудие или танк неизбежно проваливались под лед.

 

Дороги проходили по нескончаемым, непроглядным лесам, через болота или возвышенности. Такая местность часто не позволяла выставить охрану на флангах. К тому же из-за снежных заносов движение транспорта на многих дорогах прекращалось. Поскольку дороги были узкими, организовать двустороннее движение по ним не представлялось возможным. На дорогах образовались "пробки".

 

В первой половине декабря снега было еще мало и погода стояла мягкая. Постепенно зима становилась холоднее и снега прибавилось. Местами его глубина достигла метра, ограничивая боевые действия и передвижение пехоты. Метель заметала землянки и хвойные шалаши. Облачность и туман, магнитные бури и обледенение затрудняли использование авиации или делали это полностью невозможным.

 

К рождеству морозы усилились до 20-30°. Ночлег на снегу под открытым небом или в снежных сугробах был для солдат и офицеров тяжелым испытанием. Зачастую им приходилось бороться за выживание не столько в боях с противником, сколько преодолевая суровые погодные условия ⁸⁷. Красной Армии необходимо было устранить упущения и тщательно подготовиться к новой попытке разбить финскую армию.

 

1     Arimo R. Suomen puolustussuunnitelmat, 1918-1939. Sotatieteen laitoksen julkaisuja XXIII. Hels., 1986. Osa III. S. 19. Passim.

2     Arimo R. Suomen linnoittamisen historia, 1918-1944. Keuruu, 1981. S. 114.

3     Arimo R. Suomen puolustussuunnitelmat. S. 198. Passim.

4     Talvisodan historia. Porvoo etc., 1978. Osa 1. S. 145-149, 161-162.

5     Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat Suomen suunnalla, 1939-1941 // Sotahistoriallinen Aikakauskirja. Jyväskylä, 1993. Osa II. S. 78.

6     Ibid. S. 78-80.

7     Ibid. S. 79, 85; Мерецков К.А. На службе народу. M., 1968. С. 178.

8     Manninen O. Op. cit. S. 24-25.

9     Ibid. S. 80-85.

10   Ibid. S. 83.

11   Ibid. S. 83-84.

12   Ibid. S. 84.

13   Ibid. S. 85-86.

14   Ibid. S. 87.

15   Российский государственный военный архив. Ф. 25888. On. 15. Д. 458. Л. 70-72. (Далее: РГВА).

16   Советско-финляндская война 1939-1940 гг. на море. М, 1946. Т. II. С. 17; Manninen О. Op. cit. S. 88.

17   Manninen О. Op. cit. S. 88-89.

18   Ibid. S. 91-92. S. 92.

19   Ibid.

20   Ibid.

21   Ibid. S. 92-94.

22   Симонов К. Глазами человека моего поколения. М., 1989. С. 442-443; Manninen О. Ор. cit. S. 94.

23   Manninen O. Op. cit. S. 94.

24   РГВА. Ф. 34980. On. 5. Д. 269. Л. 15.

25   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Espoo, 1987. Osa 7. S. 285.

26   Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 133-162; РГВА. Ф. 37977. On. 1. Д. 595. Л. 78; Ф. 34980. On. 14. Д. 57. Л. 6.

27   Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 134.

28   Советско-финляндская война 1939-1940 гг. на море. M., 1945. Т. I, ч. 2. С. 20; Т. П. С. 14.

29   РГВА. Ф. 34980. Оп. 14. Д. 46. Л. 13.

30   Manninen O. Vodkan hinta ja talvisota // Sotilasaikakauslehti. 1995. № 12. S. 68; Molotovin cocktail – Hitlerin sateenvarjo. Toisen maailmansodan historian uudelleen kirjoitusta. Hels., 1994. S. 52.

31   Советско-финляндская война 1939-1940 гг. на море. Т. I, ч. 2. С. 6.

32   Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 497. Л. 1. (Далее: РГАВМФ).

33   Советско-финляндская война 1939-1940 гг. на море. Т. I, ч. 2. С. 3.

34   Groehler О. Selbsmörderische Allianz: deutsch-russische Militärbeziehungen, 1920-1941. В., 1992. S. 156.

35   Советско-финляндская война 1939-1940 гг. на море. Т. I, ч. 2. С. 4-9, 17-22, 27, 32, 49-50.

36   Там же. С. 57-59; Järvinen Y.A. Suomalainen ja venäläinen taktiikka talvisodassa. Porvoo; Hels., 1948. S. 140.

37   Советско-финляндская война 1939-1940 гг. на море. Т. I, ч. 2. С. 4, 48.

38   Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 100.

39   Ibid. S. 100-102; РГВА. Ф. 34980. On. 4. Д. 91. Л. 33.

40   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 285-286.

41   Järvinen Y.A. Op.cit. S. 81; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 287.

42   Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 94-95.

43   Sota-arkisto. T 21770/3. (Далее: SA).

44   Järvinen Y.A. Op. cit. S. 72, 74, 86; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 285.

45   Järvinen Y.A. Op. cit. S. 72-73, 78, 80.

46   Ibid.

47   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 285.

48   РГВА. Ф. 34980. On. 14. Д. 57. Л. 9; Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 102.

49   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 285.

50   Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 102-103.

51   Ibid. S. 103; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 286.

52   Järvinen Y.A. Op. cit. S. 97-100; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 286.

53   Мерецков К.А. Указ. соч. С. 186.

54   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 286.

55   Ibid. S. 310; Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 103, 105; История ордена Ленина Ленинградского округа. M., 1974. С. 155.

56   Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 96; Idem. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 286.

57   Manninen 0. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 286-287.

58   Ibid. S. 287, 290; Järvinen YA. Op. cit. S. 194, 196-203.

59   Järvinen YA. Op. cit. S. 188-191.

60   Kansallisarkisto J.K. J.K. Paasikiven päiväkirja 18.11.1939.

61   РГВА. Ф. 34980. On. 5. Д. 292. Л. 33-35; Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 99.

62   Semirjaga M.I. Neuvostoliittolais-suomalainen sota vv. 1939-1940. Kansainvälisen oikeuden näkökulmasta // Talvisota, Venäjä ja Suomi. Hels., 1991. S. 186.

63   РГВА. Ф. 34980. On. 5. Д. 292. Л. 33-35.

64   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 290-291.

65   Ibid.

66   Ibid. S. 290.

67   Ibid. S. 287-290; Järvinen YA. Op. cit. S. 228.

68   Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 103.

69   Ibid. S. 100; Советско-финляндская война 1939-1940 гг. на море. Т. II. С. 20.

70   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 286; Idem. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 98.

71   Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat... S. 133-162.

72   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 311.

73   Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории. Ф. 26. Оп. 1. Д. 121. Л. 1-35. (Далее: РЦХИДНИ); Järvinen YA. Op. cit. Passim.

74   Heiskanen R. Saadun tiedon mukaan... Päämajan johtama tiedustelu, 1939-1945. Keuruu, 1989. Passim.

75   РЦХИДНИ. Ф. 26. On. 1. Д. 121. Л. 1-35; Järvinen YA. Op. cit. Passim.

76   Järvinen YA. Op. cit. Passim.

77   РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 165. Д. 75.

78   Там же. Ф. 26. Оп. 1. Д. 121. Л. 1-35; Järvinen YA. Op. cit. Passim.

79   РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1396. Л. 58; Мерецков К.А. Указ. соч. С. 185.

80   РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 165. Д. 77. Л. 117-118.

81   Там же. Ф. 26. Оп. 1. Д. 121. Л. 1-35; Järvinen YA. Op. cit. Passim; Manninen O. Stalinin talvisota//Talvisota. Hels., 1989. S. 104.

82   РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 165. Д. 77. Л. 117-118.

83   Там же. Ф. 26. On. 1. Д. 121. Л. 1-35; Järvinen YA. Op. cit. Passim; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 291-293.

84   Manninen O. Stalinin talvisota. S. 96-97.

85   SA. T. 21770/3. Проверка боевой подготовки 8-й армии.

86   Маннинен О. Так были ли "кукушки"? // Родина. 1995. № 12. С. 80.

87   РЦХИДНИ. Ф. 26. Оп. 1. Д. 121. Л. 1-35; Järvinen YA. Op. cit. Passim.

 

ПРАВИТЕЛЬСТВО В ТЕРИЙОКИ

 

© Н.И. Барышников, В.Н. Барышников

 

В первый день зимы 1939 г. поселок Терийоки на Карельском пере­шейке (ныне г. Зеленогорск), куда вступили части Красной Армии через сутки после советско-финляндской войны, стал широко известен в мире. Там было провозглашено образование "народного правительства Финляндии" в противовес официальному в Хельсинки. Его возглавил один из руководителей компартии Финляндии О.В. Куусинен, на­ходившийся в эмиграции в Советском Союзе.

 

О создании альтернативного правительства Финляндии в Терийоки стало известно за рубежом уже в конце дня 1 декабря. Первая инфор­мация об этом поступила в Хельсинки после передачи сообщения ТАСС по советскому радио в 21 час 50 мин.¹ Для ряда корреспондентов Запа­да происшедшее явилось настолько сенсационным и неожиданным, что им было трудно даже сразу дать вразумительные комментарии ².

 

Руководство Финляндии не могло не почувствовать, что за этим таится серьезная опасность. Как заметил в своих воспоминаниях К. Маннергейм, сложившаяся обстановка оценивалась так, что "единст­венной возможностью спасения являлось продолжение борьбы всех до единого"³. В потоке сообщений, заполнивших через некоторое время зарубежные органы печати и радио, сильнее всего звучал один неиз­менно повторявшийся тезис: "Советский Союз намеревается с помощью марионеточного правительства Куусинена ликвидировать госу­дарственную независимость Финляндии".

 

Длительное время перед историками стояла задача раскрыть причины появления терийокского правительства. Ряд документов и мемуарных источников, которые оказались только теперь доступны исследователям, позволяют понять многие из них, а также выяснить обстоятельства, связанные с недолгим существованием "народного правительства".

 

Из рассекреченных документов ряда российских архивов известно, что летом 1939 г. советское государственное и военное руководство, оценивая предполагаемое развитие событий в Европе, исходило из реальной возможности агрессии фашистской Германии против СССР совместно с Польшей и Финляндией ⁴. И именно с этого времени начал конкретно ставиться вопрос о Финляндии, как вероятном противнике, с которым придется вести войну. По словам командующего Ленинград­ским военным округом К.А. Мерецкова, у него состоялась встреча с Куусиненом в июне 1939 г. в кабинете Сталина, где его "детально ввели в курс общей политической обстановки и рассказали об опасениях, которые возникли у нашего руководства в связи с антисоветской линией финляндского правительства"⁵.

 

Осенью 1939 г. безрезультатно закончились советско-финляндские переговоры в Москве. Нарком обороны К.Е. Ворошилов отдал 17 ноября распоряжение командованию Ленинградского военного округа подготовиться к осуществлению оперативного плана боевых действий с Финляндией ⁶. К непосредственному участию в решении этой задачи вновь был привлечен Куусинен.

 

По свидетельству Н.С. Хрущева, входившего в узкий круг партий­ного и государственного руководства, Сталин поздней осенью 1939 г. пригласил к себе на квартиру Куусинена. Между ними при участии Молотова состоялась беседа. Рассматривалась финляндская проблема. Со всей определенностью Хрущев отмечает: "Договорились с Кууси­неном, что он возглавит руководство будущей народной власти..."⁷ Как видно, вопрос о создании "народного правительства" решался в порядке устной договоренности. Вся же последующая работа, связанная с его провозглашением, проходила согласованно по времени с приведением войск Красной Армии в готовность к боевым действиям с Финляндией. Одновременно началось создание "финской народной армии", В письменных распоряжениях наркомата обороны 11-19 ноября ука­зывалось об укомплектовании до 24 ноября 1939 г. из финнов и карел особого соединения (106-й стрелковой дивизии) ⁸.

 

С небольшим опозданием эти распоряжения были выполнены. 27 ноября Ворошилову доложили из Петрозаводска, что в сформиро­ванных частях насчитывалось почти 13 тыс. человек ⁹. Это соответство­вало численности дивизии по штатам военного времени.

 

Вместе с тем разрабатывались соответствующие политические документы. По крайней мере, не позднее 22 ноября был готов проект "Договора о взаимопомощи между Советским Союзом и Финляндской демократической республикой"¹⁰. Причем составлен он был ответствен­ными сотрудниками наркомата иностранных дел A.A. Соболевым и СП. Козыревым. Из текста этого проекта видно, что подписать дого­вор должны были A.A. Жданов и Куусинен в г. Кякисалми (Кексгольм). Сохранились отдельные поправки, внесенные в содержание документа Молотовым и, возможно, Куусиненом ¹¹.

 

В числе других документов было Обращение ЦК финской компар­тии "К трудовому народу Финляндии" и "Декларация" будущего пра­вительства, которые Куусинен представил на просмотр советскому руководству. Об этом свидетельствуют поправки, сделанные Моло­товым и Ждановым. В замечаниях Молотова предлагалось, в част­ности, особо подчеркнуть в тексте Обращения, что исходной целью "народного правительства" является "не поддержка Советского Сою­за", а "восстание" против существующего правительства в Финляндии. Наряду с этим, по мнению Молотова, следовало выделить мысль о том, что "независимая и самостоятельная Финляндия возможна только в дружбе с СССР"¹².

 

Сделанные Молотовым замечания были внесены в одну из копий Обращения. Первый экземпляр его представлялся, надо полагать, Ста­лину. Именно ему принадлежало решающее слово по важнейшим вопросам, рассматривавшимся советским руководством.

 

30 ноября, в день начала войны, Молотов проинформировал гер­манского посла в Москве Ф. Шуленбурга следующим образом: "Не исключено, что в Финляндии будет создано другое правительство – дружественное Советскому Союзу, а также Германии. Это прави­тельство будет не советским, а типа демократической республики. Советы там никто не будет создавать, но мы надеемся, что это будет правительство, с которым мы сможем договориться и обеспечить безопасность Ленинграда".

 

Мысль о том, что со стороны СССР не будет оказываться давле­ния на Финляндию в целях установления там однотипного с Советским Союзом строя, нашла отражение в окончательной редакции текста Обращения ЦК КПФ. В нем указывалось: "Некоторые товарищи думают, что надо требовать организации советской власти в Фин­ляндии. Они ошибаются. Такой важный вопрос коренной перестройки всего социального режима не может быть разрешен одной партией или одним рабочим классом". И далее заявлялось, что "Финляндская Де­мократическая Республика как государство не советского типа не может входить в состав Советского Союза..."¹⁴.

 

Обращение ЦК КПФ предваряло официальное провозглашение "народного правительства". В Ленинграде 30 ноября Куусинен изложил будущим членам своего "кабинета" предстоявшие задачи. По словам участницы этого совещания И. Лехтинен, для общей атмосферы проходившего заседания было характерно желание найти "возможность окончания войны", разрешив в отношениях с СССР проблемы, которые привели к создавшемуся кризису ¹⁵.

 

На следующий день, когда перешедшие государственную границу части Красной Армии продвинулись вперед на Карельском перешейке, будущему составу "правительства" Куусинена предстоял выезд на уже занятую финскую территорию. Местом его пребывания был намечен поселок Терийоки, в направлении которого продвигалась 70-я стрел­ковая дивизия. Начальник Главного политического управления Красной Армии Л.З. Мехлис телеграфировал Сталину из района боевых дей­ствий, что 1 декабря намерен "попасть в Терийоки, куда собирался приехать Куусинен".

 

Части 70-й дивизии вступили с боями в Терийоки лишь утром 1 декабря. Во второй половине дня туда прибыли из Ленинграда Куусинен и те, кто был намечен войти в состав "народного правительства".

 

В поселке почти не осталось населения. Оно еще до начала боев эвакуировалось. Среди сохранившихся от разрушения и пожаров зда­ний был бывший офицерский клуб 1-го егерского батальона финской армии, где и состоялось провозглашение "народного правительства Финляндской Демократической Республики". Объявлялось, что его премьер-министром и министром иностранных дел является Куусинен, а его заместителем и министром финансов – М. Розенберг, который в 20-е годы был председателем парламентской фракции Социалистиче­ской партии. На пост министра обороны назначался А. Анттила. Портфель министра внутренних дел вручался Т. Лехену, бывшему в период революции 1918 г. секретарем Совета Народных Уполномочен­ных. В "правительство" вошли также кандидат в члены ЦК КПФ А. Эйкия (министр земледелия) и член ЦК И. Лехтинен (министр просвещения). Министром по делам Карелии стал П. Прокконен (до этого имел фамилию Прокофьев) – единственный гражданин СССР в "правительстве". Распределение большинства "министерских постов" носило чисто условный характер, поскольку не учитывалась компетент­ность лиц, получивших соответствующее назначение.

 

На заседании Куусинен разъяснил, что у "министров" на первых порах не будет своего служебного аппарата и канцелярий, пока прави­тельство не окажется в Хельсинки. Но каждому из "министров" предоставлялось помещение для работы и проживания в уцелевших в поселке домах ¹⁷.

 

В сохранившемся протоколе первого заседания "правительства" (записи вел на русском языке Э.О. Куусинен – сын "премьер-министра") указывалось об утверждении "Декларации народного правительства Финляндии" после его провозглашения ¹⁸. Вечером 1 декабря теле­грамма о создании "правительства Финляндии" в Терийоки была прежде всего срочно передана наступавшим частям Красной Армии. В ней сообщалось, что "новое правительство просит помощи от Советского Союза в борьбе за Демократическую Финляндскую Республику" ¹⁹.

 

В передававшейся затем средствами массовой информации Совет­ского Союза "Декларации народного правительства Финляндии" (сооб­щалось, что это радиоперехват) было указано, что оно "считает себя временным", поскольку его "полномочия и действия подлежат санкции сейма, избранного на основе всеобщего, равного и прямого избиратель­ного права, при тайном голосовании"²⁰. В программе "правительства" излагались задачи в области внутренней политики страны. Многие из них, однако, были весьма далеки от реальной жизни Финляндии. Одновременно говорилось и о формировании первого финского корпуса, который должен стать ядром "народной армии Финляндии". В облас­ти внешней политики провозглашался курс на установление дружест­венных отношений с Советским Союзом и со всеми другими государствами.

 

После сформирования "правительства" и обнародования его Декла­рации Куусинен срочно выехал в Москву. Там 2 декабря состоялась его встреча со Сталиным, Молотовым, Ворошиловым и Ждановым, после чего был заключен договор о взаимопомощи и дружбе ²¹ между Советским Союзом и Финляндской Демократической Республикой.

 

Хотя ранее проектом договора предусматривалось, что он будет подписан в г. Кякисалми и с советской стороны подпись под ним поставит Жданов, окончательное решение, принятое в Москва, оказа­лось иным: все происходило в Кремле, в кабинете наркома иностранных дел, а вместе с Куусиненом его подписал Молотов, Тем самым данному акту придавалось максимально весомое значение.

 

Согласно договору Финляндии передавались "районы Советской Карелии с преобладающим карельским населением – 70 тыс. кв. км"²², это значительные территории к северо-востоку и востоку от Ухты, Реболы, Поросозера и Олонца. В результате государственная граница должна была проходить на расстоянии 25-75 км от Кировской железной дороги. Петрозаводск оказывался не далее 30 км от границы. В обмен на это Советскому Союзу передавалась на Карельском перешейке к северу от Ленинграда территория в 3 970 кв. км. Граница там устанавливалась от г. Койвисто (Приморск) до Ладожского озера. Кроме того, Советскому Союзу сдавался в аренду на 30 лет п-ов Ханко и продавались о-ва в Финском заливе Суурсаари, Сейскари, Лавансаари, Тютерсаари, Койвисто, а также принадлежавшие Финляндии часть п-ов Рыбачий и Средний в Заполярье.

 

Считалось, очевидно, что уступка Финляндии значительной терри­тории Советской Карелии могла вызвать положительный резонанс у тех, кто выступал с идеей включения карел в единое финляндское государство, и оказала бы тем самым поддержку правительству Ку­усинена. Но реакция на это оказалась диаметрально противоположной. В Финляндии в подобном шаге усматривали своеобразную "уловку", направленную в перспективе на "лишение страны независимости".

 

В самой Карелии также, вероятно, не однозначно отнеслись к чисто административному решению вопроса о присоединении большой ее части к Финляндии. Относительно выяснения позиции всего населения, проживавшего там, речи тогда не было.

 

Весьма важное значение придавалось в договоре тем положениям, где говорилось об обязательстве взаимопомощи в случае угрозы или прямого нападения на Финляндию или через ее территорию на Советский Союз любой европейской державы. Договором предусмат­ривалось, кроме того, не заключать каких-либо союзов и не участ­вовать в коалициях, направленных друг против друга. Иными словами, цели СССР не выходили за рамки решения проблемы безопасности северо-запада страны. В этом смысле здесь прослеживается опреде­ленная схожесть с аналогичными положениями советско-финляндского договора 1948 г. о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи ²³.

 

Заключенный 2 декабря 1939 г. договор имел секретное приложе­ние – "Конфиденциальный протокол", подписанный одновременно. Содержание его остается пока не известным, поскольку в Архиве внешней политики России он еще не обнаружен, хотя в 1946 г. на­ходился там ²⁴. Тем не менее можно высказать предположение отно­сительно характера этого протокола. Оно основывается на анализе упоминавшегося проекта "Договора о взаимопомощи...", подготовленного Соболевым и Козыревым. В нем были положения, касавшиеся чисто военных вопросов, не включенные в подписанный затем 2 декабря договор, хотя остальной текст почти не претерпел измене­ний. Из текста договора оказались изъятыми следующие положения: о разрешении иметь Красной Армии в Печенгской губе и в Лапландии свои наземные и воздушные вооруженные силы"; о создании на трех островах в Финском заливе, которые передавались Советскому Союзу, баз ВМФ и ВВС; о предоставлении СССР права содержать войска, сооружать укрепления, иметь базы флота и авиации на территории выборгской губернии, о предоставлении права специальной советской контрольной комиссии посещать Аландские острова в случае необходимости ²⁵. Не исключено, что именно эти положения оказались включенными в "Конфиденциальный протокол", поскольку они могли вызвать негативную реакцию в Финляндии в случае придания их гласности.

 

Эти строки были написаны до того, как из Архива Президента России авторы получили текст "Конфиденциального протокола". При­водим его полностью.

 

 "Подлинный Конфиденциальный Протокол от 2/ХП-39 г., являющийся приложением к Договору о взаимопомощи и дружбе между СССР и Финляндской Демократической Республикой.

1

Условлено, что СССР имеет право держать на арендованной у Финляндии территории полуострова Ханко и примыкающих островов до пятнадцати тысяч человек наземных и воздушных вооруженных сил.

2

Для наблюдения за проведением в жизнь настоящего договора и разрешения возникающих вопросов образуется Смешанная Комиссия на паритетных началах, которая вырабатывает правила своего делопроизводства.

 

Если по какому-либо вопросу, возникшему в связи с осуществлением настоящего договора, члены Комиссии не могли бы притти к соглашению, то вопрос, по которому не состоялось соглашение, решается обычным дипломатическим путем. В случае, если этим путем соглашение не будет достигнуто, разногласие разрешается путем непосредственных переговоров между Правительствами обеих стран.

3

Настоящий Конфиденциальный протокол является приложением к договору о взаимопомощи и дружбе между Советским Союзом и Финляндской Демократической республикой, заключенному 2 декабря 1939 года.

 

В.Молотов            О. Куусинен"

 

В качестве контрмеры в декабре 1939 г. на заседании Государственного Совета Финляндии обсуждался вопрос о формировании русского альтернативного правительства во главе с Керенским или Троцким. Правительство Куусинена не признавалось в мире как реальность. Уже вечером 2 декабря из Франции финские дипломаты сообщали, что в Париже, по их словам, "во всех кругах смеются над Куусиненом"²⁷. Что же касается Германии, то ее позиция была своеобразной. Не желая осложнять отношений с Советским Союзом, Берлин официально не осуждал его действия, но правительство Куусинена не признавал. Правда, в Хельсинки поступила информация о том, что если советским войскам "удастся овладеть Выборгом и переместить туда Куусинена, то Германия признает его"²⁸. Как сообщал в Берлин ; германский посланник из Хельсинки, в Финляндии выражалось "все­общее удивление, что немецкое радиовещание серьезно воспринимает это правительство" ²⁹.

 

Вместе с тем в Москву поступила обширная информация об от­рицательном отношении различных стран к "правительству Куусинена". По каналам НКВД передавалось, в частности, что в скандинавских странах вообще не принимают всерьез "народное правительство" и его внешнеполитические акты. "Никто в Швеции – говорилось в одном из донесений, – не считает и не принимает всерьез демократическое правительство Куусинена, в Стокгольме даже говорят, что его уже нет в живых"³⁰. В те дни полпред в Швеции А. Коллонтай писала в своем дневнике: "Наш договор с Куусиненом... логичен для нас, но совершенно непонятен здесь, в Швеции, да и в других странах. Куусинен популярен среди коммунистов, но поддержки в народе он не имеет"³¹.

 

Но в кругах советского руководства не видели возможности сделать поворот к возобновлению отношений с Хельсинки. По свиде­тельству германского посла в Москве Ф. Шуленбурга, Молотов еще до объявления о сформировании терийокского "правительства" категори­чески заявил, что "с нынешним финским правительством было бы невозможно найти взаимопонимание"³². Наркомат иностранных дел решительно отверг попытку США выполнить посредническую роль между Москвой и Хельсинки сразу же в первый день войны. Затем, когда 4 декабря шведский посланник в СССР В. Винтер предложил советскому правительству посредничество для достижения мира с Финляндией, от Молотова последовал категорический отказ: "Совет­ский Союз не признает так называемого финляндского правительства, которое находилось в Хельсинки... Советское правительство признает только Правительство демократической Финляндии, во главе которого находится Куусинен". На последовавшее затем со стороны Винтера предложение представлять дипломатическим путем интересы Финляндии в СССР, Молотов ответил так: "Как же может в этих условиях представлять Финляндию шведский посланник, если он говорит от имени так называемого Финляндского правительства?"³³. Важнейшие дипломатические вопросы решались теперь наркоматом иностранных дел непосредственно с "правительством" Куусинена. 7 де­кабря, в частности, ему официально сообщалось об установлении Военно-Морским флотом СССР блокады побережья Финляндии ³⁴.

 

Отклоняя 14 декабря предложение Лиги наций об участии СССР в заседаниях ее Ассамблеи и Совета для обсуждения финляндского вопроса, Молотов сообщал, что "отношения между Советским Союзом и Финляндией урегулированы Договором о взаимопомощи и дружбе, заключенном 2 декабря с.г. между Народным правительством Финлянд­ской Демократической Республики и Правительством СССР" ³⁵.

 

Реально "правительство" в Терийоки не было дееспособным. Ку­усинен, возвратившись из Москвы, пытался в первое время развернуть его работу. Однако из-за того, что почти отсутствовало население в тех районах, куда вступили части Красной Армии (оно заблаговременно эвакуировалось в глубь Финляндии), не с кем ее было вести. На заседаниях "правительства" речь шла главным образом о войсках "народной армии", о пропагандистско-издательских делах и некоторых общих вопросах. Ни о какой конкретной деятельности большинства "министров" по их прямому предназначению не могло быть и речи.

 

На полиграфической базе Ленинграда и соединений округа "пра­вительству" удалось наладить издание четырех малоформатных газет, а также выпуск листовок, предназначавшихся для распространения в войсках финской армии и в тыловых районах Финляндии. Тем не менее сколько-нибудь существенного успеха эта работа не имела.

 

Более заметных результатов добился "министр обороны" А. Анттила, непосредственно занимавшийся укомплектованием и боевой подго­товкой частей "народной армии". Ее формирования прибыли к тому времени из Петрозаводска в Ленинград. По-прежнему особая слож­ность состояла в подборе кадров из числа финнов. Новые части по­полнялись вепсами и карелами, проживавшими в Ленинграде и в области. В конечном счете был образован первый корпус финской "народной армии" в составе 1-й и 2-й дивизий, имевших по два полка в каждой, а также отдельный танковый полк и авиационную эскадрилью. Общая численность созданных формирований достигала к середине I декабря 18 тыс. человек ³⁶.

 

Основные силы корпуса (две дивизии) и приданные ему части были переброшены 11 декабря на Карельский перешеек. Его штаб расположился на восточной окраине Терийоки, а войска заняли позиции во втором эшелоне наступавшей на выборгском направлении 7-й армии. По воспоминаниям начальника артиллерии (впоследствии генерала) Э. Тойкка, "подразделения корпуса после выгрузки в районе Куоккала (ныне Репино. – Ред.) разместились в занятых уже населенных пунктах, а затем по мере продвижения передовых частей следовали за ними в

глубь Карельского перешейка" ³⁷.

 

Кроме того, в районы Олонца, Поросозера и Медвежьегорска были переброшены подразделения двух полков "народной армии". На их базе после полного укомплектования планировалось развернуть 3-ю диви­зию. В Северной Карелии формировался также 7-й отдельный полк, который должен был находиться в оперативном подчинении 9-й армии и имел задачу охраны тыла ее войск, наступавших в направлении Сулу. Создали и 4-ю дивизию. Ей предписывалось выполнять функции охраны границы с Норвегией и Швецией. Части этой пограничной дивизии выдвинулись в район Петсамо, где и закрепились.

 

Так шел процесс создания "народной армии". Все вопросы ее укомп­лектования согласовывались непосредственно с Ждановым, Куусине­ном, командующими армиями, и информация об этом направлялась в Москву ³⁸. Тем временем в сформированных частях велась подготовка к боевым действиям и принималась присяга, составленная Ждановым по образцу "Военной присяги РККА". Ее текст был направлен Сталину и Ворошилову для одобрения ³⁹.

 

Поскольку в Карелии население отдельных районов, куда вступили части Красной Армии, не эвакуировалось в глубь Финляндии, у "народного правительства" появилась возможность начать там свою деятельность. В основу ее была положена специально разработанная Куусиненом инструкция, в которой определялись функции местных ко­митетов "народного правительства". Они должны были действовать как "политические органы единого фронта", обеспечить создание необ­ходимой политической обстановки для проведения в будущем парла­ментских выборов, образовать систему местного управления в качестве "приводного ремня" между "правительством и широкими массами тру­дового народа" ⁴⁰.

 

Создание местных комитетов стало главной обязанностью "мини­стра" Прокконена. Постоянную помощь ему должен был оказывать первый секретарь Карельского обкома партии Г.Н. Куприянов, и прежде всего, по его словам, в подборе лиц, способных успешно вы­полнять функции представителей "народного правительства" – "под­готовить народ Финляндии к установлению советского строя" ⁴¹.

 

Под руководством Прокконена, прибывшего в занятые Красной Армией районы Карелии, удалось создать первоначально семь "коми­тетов народного правительства", каждый насчитывал 3-5 человек, не проявлявших особой активности. Деятельность этих комитетов была направлена прежде всего на нормализацию хозяйственной жизни, обес­печение безопасности жителей своей местности, восстановление работы школ, организацию торговли ⁴². Для оказания помощи комитетам к ним направлялись специальные уполномоченные "народного прави­тельства".

 

В итоге в декабре в ряде мест была налажена работа по вос­становлению разрушенных войной хозяйств, созданы арендные коллек­тивы для приобретения и современного пользования лесом, открылись лавки для торговли товарами первой необходимости. Удалось открыть две школы с 77 обучавшимися детьми. Предпринятая попытка осу­ществить вербовку добровольцев в ряды "народной армии" принесла скромные результаты. Согласно информации, полученной Куусиненом от Прокконена, в общей сложности смогли выявить только 720 же­лающих служить в "народной армии"⁴³. Беспочвенными оказались надежды на то, что будет возможность пополнить ее ряды за счет военнопленных. В условиях возраставшего сопротивления финских войск их было мало.

 

Процесс образования "комитетов народного правительства" в вос­точной части финской Карелии вскоре вообще приостановился, поскольку наступление Красной Армии затормозилось, а на некоторых участках (Толваярви-Иломантси и Суомуссалми) ее войска вынуж­дены были отходить, неся ощутимые потери. На этом деятельность Прокконена по существу свернулась, не получив развития.

 

Более того, созданные "комитеты" перестали играть предназначен­ную им роль местных органов власти, поскольку в условиях ослож­нившейся обстановки на фронте командование Красной Армии не стало особо считаться с ними. При отступлении ее частей встал вопрос о депортации финских жителей на восток в один из районов Советской Карелии. Так рушились замыслы о создании гражданской администра­ции "нового правительства" в восточной части Финляндии.

 

Весьма неясные перспективы дальнейшей деятельности стали вырисовываться для "правительства" Куусинена уже к концу декабря 1939 г. Особенно это почувствовалось после неудачных попыток прорвать с ходу линию Маннергейма и перехода войск Красной Армии к обороне. К этому времени для "правительства" Куусинена само пре­бывание в Терийоки оказалось двусмысленным, поскольку на основании заключенного 2 декабря договора эта часть территории Карельского перешейка передавалась Советскому Союзу. Не случайно, предсе­датель исполкома Ленинградского областного совета Н.В. Соловьев подготовил и направил Жданову проект указа Верховного Совета СССР, в котором предлагалось включить территорию Карельского перешейка в состав Ленинградской области и осуществить там на­ционализацию земли, ее недр и лесов ⁴⁴.

 

Развитие событий поставило "правительство" Куусинена в кри­зисное положение: территория "Демократической Финляндии" не увели­чивалась; контакты с финским населением установить не удалось; расчет на создание новых соединений путем вступления в "народную армию" военнопленных и финского гражданского населения оказался нереальным; противостоявшие красноармейцам финские солдаты стой­ко сражались на фронте и оказались невосприимчивыми к призывам "перейти на сторону демократической республики"; само "правитель­ство" находилось во внешнеполитической изоляции – ни одна из стран не хотела его признавать.

 

Откровенно выражали нежелание сделать это и государства Прибалтики, с которыми СССР сотрудничал на основе заключенных осенью 1939 г. договоров, хотя советские дипломаты и побуждали их к этому ⁴⁵. Лично Сталин при встрече в середине декабря с главноко­мандующим эстонскими вооруженными силами генералом Й. Лайдонером дал понять ему, что советское руководство высоко ценит Кууси­нена, и "очень хвалил его" ⁴⁶.

 

Но, как докладывал в Москву полпред в Латвии И.С. Зотов, "появление Финляндского народного правительства породило испуг в правительственной верхушке и усилило их стремление к сближению с Англией..." ⁴⁷. Такого рода настроения в Прибалтике и сообщения о давлении на нее со стороны СССР в вопросе о признании "народного правительства" Финляндии доходили и до Берлина. Однако из немец­кого посольства в Таллине информировали МИД Германии 10 январи. 1940 г., что слухи об оказании давления на балтийские государства с советской стороны в целях получения поддержки правительству Куусинена "сильно преувеличены или, по крайней мере, необоснованны"⁴⁸.

 

Финская дипломатия проводила в это время линию на игнорирова­ние самого факта существования еще какого-то другого правительства Финляндии. В середине декабря в Хельсинки была распространена установка МИД, что "нет оснований для того, чтобы вообще говорить о "правительстве" Куусинена. Указывалось на необходимость ограничивать, насколько возможно, информацию о нем ⁴⁹. Вообще же в Фин­ляндии, по словам историка М. Юлкунена, "довольно скоро стало ясно, что терийокское правительство не станет внутрифинляндской проблемой", поскольку "у финнов сложилось понимание, что идет борьба за их национальные права" ⁵⁰.

 

По существу сам факт создания "правительства" Куусинена вверг в смятение и левые силы Финляндии. Действовавшие в подполье ком­мунисты едва ли могли в той обстановке выступать в духе Обращения ЦК КПФ и Декларации правительства. К тому же их влияние в массах с конца 1938 г. все более ослабевало ⁵¹ из-за кризисных явлений в рядах партии и в результате установок Коминтерна об изменении прежней тактики действий в отношении фашизма. В стране усилились репрессии против членов компартии ⁵².

 

На отрицательную позицию к "правительству" Куусинена повлияло также то обстоятельство, что между руководством Социал-демокра­тической партии Финляндии и шюцкором, отношение к которому являлось крайне негативным в рабочих организациях после его актив­ного участия в подавлении революции 1918 г., было достигнуто согла­шение о единстве действий. Как писал начальник штаба шюцкора А. Мартола, это означало "окончательное забвение событий двадцатилетней давности" ⁵³.

 

Тем не менее среди населения Финляндии существовала опреде­ленная часть, которая занимала особую позицию в ходе войны. Свидетельством тому является факт, что после ее окончания, когда весной 1940 г. в Финляндии было создано Общество мира и дружбы с СССР, в него за короткое время вступило 40 тыс. человек. Такой шаг тогда был далеко небезопасным. Многие члены Общества оказались вскоре в финских тюрьмах и концентрационных лагерях.

 

Представитель левых сил Финляндии М. Рюэмя, находившийся в то время в армии, сумел переслать оттуда 19 декабря сложным путем известное письмо председателю Социал-демократической партии, ми­нистру иностранных дел В. Таннеру. В нем говорилось: "Финский рабочий класс направляется на фронт против своей воли, он идет по принуждению, но стремится к мирным дружественным отношениям с Советским Союзом".⁵⁴ Попытка опубликовать это письмо в финских га­зетах не увенчалась успехом. Оно было напечатано в Швеции. Сам же автор попал за это в тюрьму. Очевидно, М. Рюэмя не преувеличивал, когда сообщал об имевшихся настроениях в отдельных кругах финского общества. Это подтверждает информация, направленная государствен­ной полицией К. Маннергейму. "В правоверных коммунистических слоях, преимущественно среди меньшинства населения, а также среди женщин, – докладывалось ему 9 марта 1940 г., – в различных районах страны все еще имеются в ряде случаев отдельные личности, которые живут прежними идеями, в определенных кругах мечтают о советской Финляндии" ⁵⁵. Характерно, что данная констатация относилась не к начальному периоду войны, а к ее концу.

 

В странах Запада определенная часть общественности также занимала позицию поддержки "народного правительства". В числе тех, кто открыто выражал свои симпатии, были довольно известные в мире политические деятели, представители культуры – литературы и журна­листы: английский писатель Б. Шоу, редактор американской газеты "Нью мэссиз" И. Гранин (псевдоним М. Голд), американский писатель Д. Стейнбек, один их видных руководителей лейбористской партии С. Криппс, редактор английской газеты "Дейли уоркер" П. Датт, знаменитый детский писатель М. Андерсен-Нексе, Джавахарлал Неру и другие ⁵⁶. Собрания сторонников левых сил, приветствовавших обра­зование "народного правительства" и его деятельность, проходили в Нью-Йорке, Лондоне, Стокгольме, Осло, Бергене, Копенгагене, в ряде городов Канады. Отдельные митинги носили массовый характер. На одном из них в Нью-Йорке участвовало до 20 тыс. человек. ⁵⁷ Это гово­рило о том, что по отношению к "народному правительству" наблюда­лась определенная поляризация мнений. Однако большая часть общест­венности все же осуждала "правительство" Куусинена. Поддержка, которая оказывалась ему за рубежом, не могла играть заметной роли.

 

Не способствовало авторитету "правительства" и то, как обстояли дела с его военными формированиями. Они не принимали участия в боях, занимали лишь тыловые позиции. Это объяснялось тем, что существовало опасение обескровить их преждевременно, до вступления в решающие сражения, которые были еще впереди. Из наркомата обороны 7 января 1940 г. последовало категорическое распоряжение на этот счет Анттиле: "В бой не вступать", "продолжать реорганиза­цию"⁵⁸. Одновременно была проведена дополнительная мобилизация советских граждан финской национальности для пополнения формиро­вавшихся частей "народной армии". Ее войска усиленно занимались в тот период боевой подготовкой, совершали по тревоге марш-броски. Особое внимание уделялось их умению действовать на лыжах в сложных условиях лесистой местности ⁵⁹. Были, однако, случаи эпизоди­ческого участия в боях частей 3-й дивизии (у побережья Ладожского озера) и 7-го отдельного полка, совершившего на участке 9-й армии глубокий рейд в тыл финских войск ⁶⁰.

 

В начале марта, когда после прорыва линии Маннергейма бои велись уже на подступах в Выборгу, 1-я и 2-я дивизии 1-го корпуса, продвигаясь вперед за наступавшими частями Красной Армии, заняли позиции юго-западнее этого города и на побережье Финского залива, а также на ряде близлежащих островов ⁶¹. Но в боях участвовала лишь артиллерия нескольких частей. Остальные войска несли охрану тыла и занимались сбором трофейного оружия.

 

Начиная с января 1940 г. деятельность терийокского "правитель­ства" постепенно затухала. Хотя лично Куусинен постоянно занимался работой, связанной с делами "правительства", его члены уже не собирались на заседания, как это было прежде ⁶². К тому же в кругах советского руководства стали думать уже не столько о перспективах дальнейшей деятельности "правительства" Куусинена, сколько о воз­можности прекращения войны и заключении мирного договора с Финляндией, в случае решения вопроса об изменении государственной границы. 22 января в Хельсинки поступила телеграмма со сведениями, полученными через МИД Эстонии, в которой говорилось, что "на­родное правительство" дало свое согласие на ведение Советским Союзом переговоров с правительством Финляндии ⁶³.

 

С точки зрения оценки перспектив деятельности "правительства" Куусинена показательными были также факты, свидетельствовавшие об ограничении ряда его функций как в военной, так и гражданской области. В частности, командующий 14-й армией в январе получил от начальника Генштаба Б.М. Шапошникова телеграмму – не предусмат­ривать охрану границы с Норвегией войсками "финской народной армии" (ранее это планировалось осуществлять силами ее 4-й дивизии), поскольку данная задача возлагается на части пограничной охраны НКВД ⁶⁴. Созданные в восточной части финской Карелии "комитеты народного правительства" ликвидировались. Их упразднение происхо­дило в преддверии февральского наступления советских войск, когда началось переселение финского населения из прифронтовых районов в глубь Советской Карелии. Более двух тысяч человек, вывезенных туда, были размещены в неблагоустроенных бараках и привлекались для работы на лесоразработках. Переселенцы оказались в весьма тяжелом положении из-за недостаточного обеспечения питанием, от­сутствия у многих необходимой одежды, обуви, постельных принад­лежностей и условий проживания – по 50-60 человек в бараке ⁶⁵.

 

Обо всем этом докладывалось в Терийоки. Уполномоченный "народного правительства" И. Сюкияйнен сообщал также, что депор­тированное население нетрудоспособно и на лесозаготовках работает приблизительно 250 человек ⁶⁶. Тем не менее мер для изменения положения в жизни переселенцев не принималось.

 

Формально "правительство" Куусинена просуществовало до конца войны. Во второй половине февраля и в марте советская сторона недвусмысленно давала понять, что если в Хельсинки не станут про­являть должного стремления к достижению мира, то вопрос об альтер­нативном правительстве не будет снят. 20 февраля Молотов напомнил, в частности, в беседе со шведским посланником в Москве, что СССР имеет с Финляндским народным правительством договор, который ос­нован на доверии и дружбе. 4 марта об этом было сказано более прямолинейно. "Если финны, – заявил Молотов, – будут упорствовать, несмотря ни на что, то СССР вынужден будет отказаться от тепереш­ней линии и пойдет на окончательное соглашение с Финляндским Народным правительством Куусинена". Наконец, за два дня до подпи­сания мирного договора в Москве Молотов, настаивая на принятии финляндской делегацией советских условий, напомнил ей о том, что у Советского Союза "есть договор с Народным правительством"⁶⁷. Кстати, в ходе советско-финляндских переговоров Куусинен находился в Москве ⁶⁸. Очевидно, он играл при этом консультативную роль.

 

В конце концов 12 марта переговоры завершились подписанием советско-финляндского мирного договора. В результате "правитель­ству" в Терийоки ничего не оставалось иного, как самораспуститься. По воспоминаниям И. Лехтинен, "деятельность Народного правительства прекратилась, когда обе стороны решили заключить с помощью посредничества договор. Мы размышляли в то время, что теперь последует дальше, какая обстановка сложится в Финляндии, улучшатся ли возможности для деятельности рабочего движения"⁶⁹.

 

Странно, что о роспуске "правительства" Куусинена не было объ­явлено. В зарубежных странах и в Советском Союзе это породило недоуменные вопросы о его дальнейшей судьбе и "народной армии". Лишь позднее стало известно, что Куусинен и ряд бывших членов его "правительства" продолжили свою деятельность в созданной 31 марта 1940 г. Карело-Финской ССР. В тот же день 1-й корпус "финской народной армии" был расформирован, и на его базе образовалась 71-я стрелковая дивизия, командиром которой стал А. Анттила.

 

1     Julkunen М. Talvisodan kuva, Hels., 1975. S. 145.

2     Ibid. S. 146.

3     Mannerheim G. Muistelmat. Hels., 1952. Osa II. S. 146.

4     Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-92. Оп. 2. 4 Д. 448. Л. 19. (Далее: РГАВМФ)

5     Мерецков К.А. На службе народу. М, 1968. С. 177.

6     Российский государственный военный архив Ф. 25888. Оп. 14. Д. 2. Л. 1-14;Ф. 37977. Оп. 1. Д. 233. Л. 1. (Далее: РГВА).

7     Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева // Вопросы истории. 1990. № 7. С. 100.

8     РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 232. Л. 19, 21.

9     Там же. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 13987. Л. 3.

10   Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 4241. Л. 77. (Далее: ЦГАИПД С-П).

11   Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 194. Л. 8-13; Д. 190. Л. 36-40. (Далее: АВП РФ).

12   Там же. Оп. 19. Д. 192. Л. 5.

13   Зимняя война // Международная жизнь. 1989. № 12. С. 217.

14   Борьба финского народа за свое освобождение. М.; Л., 1939. С. 11.

15   Salomaa М. Punaupseerit. Porvoo etc., 1992. S. 332-333; Kansan Uutiset 1984. 22. 12.

16   РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1384. Л. 27.

17   Salomaa M. Op. cit. S. 335; Jussila 0. Terijoen hallitus. Hels., 1985. S. 24.

18   Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории. Ф. 522. Оп. 1. Д. 46. Л. 1. (Далее: РЦХИДНИ).

19   РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 507. Л. 1.

20   Марков М. Финляндия. Л., 1940. С. 48.

21   В первоначальном проекте его указывалось, что это договор о взаимопомощи , но Молотов внес в текст поправку, добавив: "и дружбе". // Вестник Министерства иностранных дел СССР. М., 1989. С. 77.

22   Ранее в проекте договора речь шла о 62 000 кв км. См.: АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 190. Л. 37.

23   См.: Сопоставимый анализ, проделанный историком Х.М. Вийтала // Tiedonantaja. 1988. № 11. S. 8.

24   24 Известия. 1989. 28 дек.

25   АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 194. Л. 9-12.

26   Родина. 1995. № 12. С. 103.

27   Ulkoasiainministeriön arkisto. 109. В 5а. (Далее: UM).

28   Peltuvuori R.O. Saksa ja Suomen talvisota. Hels., 1975. S. 189; UM. 109. В 5а.
29   Kansallisarkisto. Auswärtiges Amt. Büro des Staatssekräters. 18/B 3219. (Далее: KA. AA Sts.).

30   РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1301. Л. 12.

31   Коллонтай А. "Семь выстрелов" зимой 1939 года // Международная жизнь. 1989. № 12. С. 205.

32   KA. AASts. В 18/В 3192.

33   Зимняя война. С. 218.

34   РГАВМФ. Ф. Р-1877. Оп. 1. Д. 93. Л. 16; АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 188. Л. 34.

35   Внешняя политика СССР: Сб. документов. М., 1946. Т. IV. С. 475.

36   РГВА. Ф. 34980. Оп. 9. Д. 5. Л. 43.

37   Тойкка Э.В. Сквозь грозовые годы. Петрозаводск, 1980. С. 134.

38   РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1380. Л. 138; Ф. 37977. Оп. 1. Д. 233. Л. 169.

39   РЦХИДНИ. Ф. 77. Оп. 1. Д. 891. Л. 1.

40   Там же. Ф. 522. Оп. 1. Д. 46. Л. 40.

41   Государственный архив общественно-политических движений и формирований Карелии. Ф. 3. Оп. 5. Д. 25. Л. 10. (Далее: ГАОПДФК).

42   Там же. Д. 176. Л. 9; Д. 162. Л. 79; РЦХИДНИ. Ф. 522. Оп. 1. Д. 46. Л. 14; РГВА. Ф. 34980. Оп. 5. Д. 51. Л. 1-2.

43   РЦХИДНИ. Ф. 522. Оп. 1. Д. 46. Л. 17, 20.

44   ЦГАИПД С-П. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 4241. Л. 76-77.

45   Полпреды... Сб. документов об отношениях СССР с Литвой, Латвией и Эстонией. М., 1990. С. 246.

46   KA. AA Sts. В 18/В 3342.

47   Спгронга А. Гибель государства // Даугава. 1990. № 5. С. 86.

48   KA. AAStS. В 18/В 3342.

49   UM. 109. В 5а.

50   Julkunen М. Tuhon portaalla – ensimmäiset reaktiot talvisodan syyttymiseen // Kansallinen sodassa. Hels., 1989. S. 124.

51   Soikkanen T. Kansallinen eheytyminen – myytti vai todellisuus? Porvoo etc., 1984. S. 134.

52   Ibid. S. 369.

53   Martola A.E. Sodassa ja rauhassa. Hels., 1975. S. 129.

54   KA. Ib. 4/III.

55   KA. G. Mannerheimin arkisto. 661. Päämajan asiakirjoja.

56   Jussila 0. Op. cit. S. 35.

57   Коммунистический Интернационал. 1939. № 11-12. С. 155-161.

58   РГВА. Ф. 37977. On. 1. Д. 253. Л. 75.

59   РГВА. Ф. 34980. Оп. 9. Д. 13. Л. 2.
60   Ленинская правда. 1989. 24 июня.

61   РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 520. Л. 151. РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 171. Л. 1.

62   Kansan Uutiset. 1984. 22. 12.

63   UM. 109. В6; Salomaa M. Terijoen hallituksen mysteeri // Historiallinen Aikakauskirja. 1985. № 1. S. 37.

64   РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1377. Л. 23.

65   ГАОПДФК. Ф. 3. Оп. 5. Д. 162. Л. 126.

66   Там же. Д. 28. Л. 1.

67   Зимняя война. С. 219, 220, 225; РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1301. Л. 62.

68   Kansan Uutiset. 1984. 22. 12.
69   Ibid.

 

ИНОСТРАННАЯ ПОМОЩЬ ФИНЛЯНДИИ

 

© Т. Вихавайнен

 

После окончания зимней войны В.М. Молотов в докладе Вер­ховному совету СССР 29 марта 1940 г. заявил, что Советскому Союзу пришлось сражаться с объединенными силами ряда империалистических стран. Отмечалось, что особенно Англия и Франция помогали Фин­ляндии, прежде всего артиллерийскими орудиями и самолетами, "добро­вольцами", а также денежными средствами и пропагандой. Согласно докладу, "по неполным данным", Финляндия во время войны получила в виде помощи, по меньшей мере, 350 самолетов, 1500 орудий, более 6000 пулеметов, 100 тыс. винтовок, 650 тыс. ручных гранат, 2,5 млн. снарядов, 160 млн. патронов и прочее ¹. Причем Молотов пытался пред­ставить дело таким образом, что враждебные Советскому Союзу империалистические государства еще до начала войны предоставляли все это своему пособнику в виде "помощи", а не в рамках обычных торговых отношений с нейтральной страной, платившей за товар по его стоимости.

 

Нельзя отрицать, что Финляндия получала помощь от Англии, Франции, Швеции и некоторых других стран, и не только оружием. В финской армии были также иностранные добровольцы. Но эта помощь все же была несравнимо меньше, чем сказано у Молотова в докладе, который затем использовался как "официальное доказательство" в советской историографии. Кроме того, военные поставки хотя и имели важное значение, но в ряде случаев использовать их было затрудни­тельно или вовсе невозможно, поскольку зачастую они просто запаз­дывали. Так что можно заключить, что обобщенные данные искажают действительное положение. Следует также отметить, что реально вопрос стоял не о "помощи", а о торговой сделке, хотя продажу необ­ходимых материалов стране, находившейся в состоянии войны, можно в сущности считать оказанием ей поддержки ².

 

Оснащенность финской армии в межвоенный период представляла собой в смысле качественных параметров весьма пеструю картину. Вначале наиболее значительную ее часть составляло оружие, достав­шееся от российской армии, – от винтовок до кораблей. Дополнительно оружие было получено в 1918 г. из Германии, а после первой мировой войны его приобретали у западных держав из имевшихся у них запасов. Российские образцы оставались основным оружием пехоты. Боль­шинство артиллерийских орудий были российского происхождения. Использовались и друге образцы, как в артиллерии, так и в пехоте, а в период войны разнообразия в вооружении было еще больше. Это, конечно, создавало проблемы как с обучением личного состава, так и с пополнением боеприпасами. Особенной разнотипностью отличались самолеты. ³

 

В 1938 г., когда военная опасность в Европе стала очевидной, парламент принял так называемый основной закон о закупках, согласно которому к началу 1944 г. вооружение финской армии должно было быть доведено до необходимого уровня. Третья часть ассигнований предназначалась для производства боеприпасов собственной промышленностью. После того как страна стала независимой, наряду с государственными пороховым и патронным заводом были построены еще два: по выпуску винтовок и авиационный. Кроме того, многие частные предприятия перешли на производство вооружения (от винтовок до минометов, орудий, боеприпасов и военных судов). В 1938 г. приступил к выпуску продукции государственный артиллерийский завод. Потенциал военной промышленности Финляндии был значительным, но до войны она не успела приступить к массовому производству артиллерийский орудий и стала работать на полную мощность только к январю 1940 г. ⁴

 

С началом мировой войны вероятность оказаться в нее втянутой стала для Финляндии реальной, и она попыталась ускорить приобретение оружия из-за границы. Однако в условиях международной обстановки того времени это было сделать весьма непросто. Многие страны не хотели продавать, по крайней мере, первоклассное вооружение, к тому же повышали цены в том случае, когда закупленное требовалось поставить в определенные сроки. Тем не менее на этом этапе была получена значительная часть заказов: винтовки русского образца из Югославии, самолеты из Италии, зенитные орудия из Венгрии, зенитные и противотанковые орудия из Швеции. Англия и Франция не хотели продавать оружие, в котором сами испытывали потребность. ⁵ В то же время США в принципе согласились поставить Финляндии оружие, находившееся вне армейских складов. Велись переговоры с Германией о возможности обмена самолетов и артиллерийских орудий на медь и никель. В октябре 1939 г. с нею была заключена сделка о поставке 134 зенитных орудий 2-мм калибра, но до начала зимней войны в Финляндию было переправлено лишь 40 единиц. Затем Германии пришлось запретить поставки из-за протеста Советского Союза. Фактически же вторая партия из 20 орудий была отправлена после начала войны. Так или иначе, но Германия прекратила теперь выполнение заказа и к тому же препятствовала поставке в Финляндию через свою территорию итальянских самолетов, в результате чего в Финляндию поступило их лишь небольшое число. 6 Кроме того, не только Германия, но и Франция тормозила доставку приобретенных финнами винтовок, опасаясь, что немцы перехватят их в пути. ⁷ В целом поставки оружия в условиях военного времени происходили крайне медленно, не считая тех, которые шли из Швеции. Но они были весьма незначительными.

 

10 ноября 1939 г. финляндский Совет по вооружению доложил о сложившейся ситуации Государственному совету. Из доклада следо­вало, что в материальном обеспечении армии имеются существенные недостатки. Положение с вооружением пехоты (винтовки, автоматы и пулеметы, минометы) было удовлетворительным, но очень мало име­лось противотанковых и зенитных орудий; три пехотные дивизии, кроме винтовок, не имели никакого вооружения, а в пяти дивизиях отсутствовала артиллерия. По подсчетам, тяжелая артиллерия оказа­лась не обеспеченной снарядами даже на один месяц. По мнению глав­нокомандующего маршала Маннергейма, армия при этом вооружении была неспособна вести боевые действия, вследствие чего он незадолго до начала войны подал прошение об отставке, но с ее началом его аннулировал ⁸.

 

Количество вооружения пехоты финской армии к моменту раз­вертывания военных действий 30 ноября 1939 г.:

 

винтовки – 254 520

пистолеты – 18 260

пистолеты-пулеметы – 4 150

ручные пулеметы – 4 060

станковые пулеметы – 2 405

минометы – 360

противотанковые орудия – 112 ⁹

 

Большую часть из 418 современных безотказных орудий поле­вой артиллерии составляли легкие 76-мм. Имелось 32 тяжелых 6-дюймовых орудия, но и их средняя дальность ведения огня не превышала 10 км. Кроме того, на армейских складах находилось 238 устаревших, главным образом легких полевых орудий, из которых 73, а также 12 тяжелых 6-дюймовых орудий пришлось направить в войска ¹⁰.

 

Необходимо особо упомянуть о береговой артиллерии, основу которой составляло вооружение царского времени. Она была довольно эффективна и представляла собой ряд стационарных батарей из 305, 254 и 203-мм орудий, размещенных на побережье Финского залива. Наиболее распространенными здесь были 6-дюймовые орудия типа "Канет"¹¹.

 

С началом войны решение, принятое Лигой наций 14 декабря 1939 г., согласно которому странам – членам этой организации следо­вало оказывать помощь Финляндии, улучшило ситуацию. Важным мо­ментом было изменение позиции Англии и Франции, которые признали, что помощь Финляндии в войне соответствует их собственным инте­ресам и противодействию Германии. Удалось разместить значительное количество заказов на поставки вооружения во многих странах: Швеции, Англии, Италии, Бельгии, США, Венгрии, Норвегии, Дании и Испании и в ряде других государств. Однако доставка его требовала много времени, из-за чего большая часть заказов поступила на завершающем этапе войны или даже после ее окончания. Другая проблема заключалась в крайней разнотипности вооружения. Как отмечал маршал Маннергейм в своих воспоминаниях, наше вооружение в итоге представляло собой набор всевозможных калибров и типов, и это обстоятельство нельзя было только констатировать. Оно создавало трудности и неразбериху как в его использовании, так и оснащении им. Необходимость покупать все, что только было возможно, привела еще и к тому, что во многих случаях цена (поставок. – Ред.) была не­сравнимо выше, чем если бы они были осуществлены в мирное вре­мя"¹².

 

Вооружение было разнокалиберным. К примеру, в пехоте основной была солдатская винтовка русского образца с 7,62-мм патроном. Непо­средственно перед войной Финляндия получила из Югославии 60 тыс. винтовок русского образца, из которых половина были приспособлены для стрельбы итальянскими патронами и требовали предварительной реконструкции. В середине 1940 г. из Швеции поступило 77 тыс. винтовок 6,5-мм калибра, которые были переданы тыловым частям и войскам береговой обороны. Кроме того, в Италии приобрели 100 тыс. 7,35-мм винтовок системы "Терни", доставленных в Финляндию после окончания войны. Производимый в стране ручной пулемет системы Лахти-Салоранта стрелял 7,62-мм патронами, как и 1574 трофейных пулемета Дегтярева. Помимо этого из-за границы в ходе войны были получены ручные пулеметы: 700 из Бельгии системы "Браунинг" калибра 7,9 мм, 5000 из Франции (8 мм), 100 из Швеции (7,7 мм). Кроме того, из Англии в январе поступило еще 100 станковых пулеметов "Виккерс" 7,7-мм калибра. Разнотипность вооружения была характерна и для такого рода войск, как артиллерия, а также для военно-воз­душных сил. Это крайне осложняло освоение, использование и обслу­живание оружия и боевой техники ¹³.

 

Количество вооружения пехоты финской армии к концу войны (на 13 марта 1940 г.):

 

винтовки – 416 074

пистолеты – 26 800

пистолеты-пулеметы – 4 704

ручные пулеметы – 11 647

станковые пулеметы – 3 475

противотанковые ружья – 130

противотанковые орудия – 241

из них 37-мм калибра – 164

25-мм " – 22

45-мм " – 55

минометы – 818

из них 81-мм калибра – 788

82-мм " – 15

50-мм " – 15

 

Большая часть нового вооружения, поступавшего в финскую ар­мию во время войны, была собственного производства, за исключением ручных пулеметов, а также полевых орудий, выпуск которых не удалось наладить ¹⁴. Это видно из следующей таблицы:

 

Вооружение                                                           Количество

 

                                                         Произведено в          Приобретено за        Захвачено в

                                                         Финляндии                 границей                 качестве трофеев

 

Винтовки                                        82 570                         77 300                         25 248

Пистолеты-пулеметы                  1265                            -                                   54

Ручные пулеметы                         960                              5800                        1574

Станковые пулеметы                   605                              100                              954

Противотанковые

орудия:

калибр 37 мм                                 105                              18                                2

калибр 45 мм                                 -                                   -                                   123 ^1*

Полевые орудия,                          -                                   395 ^2*                                   160

в том числе

безоткатные                                  -                                   182 ^{3*                                   -}

Минометы                                     272                               216                              94 ^4*

 

 

^1* 57 поступило в войска.

^{2 *} Намечалось закупить и получить безвозмездно из-за границы 754. в их числе 232

безоткатных.

^3* 130 поступило в войска, из них 32 направлено на фронт.

^4* 30 направлено в войска.

 

Из Швеции было получено 101 орудие, что в общей массе не сос­тавляло большого вклада. Однако это были новейшие образцы и быс­тро вводились в действие. Трофейные орудия использовались на фрон­те в незначительном количестве, так как их ремонт отнимал много времени.

 

По целому ряду причин не сразу удавалось использовать получен­ное вооружение: необходимо было провести его испытания, отладку прицельных механизмов в соответствии с финскими нормами, модерни­зировать транспортные средства. Особую проблему представляла не­достаточная обученность кадров артиллеристов. Установлено, что за весь период войны прирост огневой мощи финской артиллерии был незначительным. Влияла также существенная нехватка боеприпасов ¹⁵.

 

Снарядов 76-мм калибра, которые были важнейшим типом боепри­пасов, насчитывалось на 30 ноября 1939 г. 206 тыс., но к 13 марта 1940 г. их осталось только 81 тыс. Иными словами, ситуация была кри­тической. Боеприпасов для легкой артиллерии имелось лишь на срок не более двух недель, и за их использованием устанавливался жесткий контроль. Собственная промышленность смогла поставить за время войны 246 тыс. артиллерийских снарядов 76-мм калибра, 42500 было получено из-за границы. Все 75-мм орудия и 168 тыс. снарядов к ним также были зарубежные.

 

С боеприпасами для пехотного оружия ситуация была удовлетво­рительной: 156 млн. патронов к винтовкам 7,62-мм калибра в начале войны и 127 млн. – к ее окончанию. Потребность оказалось возможным удовлетворить за счет внутреннего производства (43 млн. шт.). К пистолетам (автоматам) на конец войны имелось почти столько же патронов, как и в ее начале (21 900 тыс. – 20 750 тыс.), и половина их произведена в Финляндии (10 962 тыс.). Зато из-за границы доставляли патроны к новым типам оружия и значительное количество бое­припасов для минометов. На начало войны имелось 100 800 шт. мин 81-мм калибра; к ее окончанию – 142 тыс. шт. Во время войны собственная промышленность смогла поставить 259 тыс. мин и при­близительно такое же количество заграница. В отношении боеприпасов для противотанковых и зенитных орудий ключевое значение имела иностранная помощь, хотя довольно много их произвела сама Фин­ляндия ¹⁶.

 

Таким образом, собственная промышленность смогла покрыть боль­шую часть потребности в боеприпасах, однако нельзя отрицать важность иностранных поставок в этой области. Например, полученные из Франции в начале января 100 тыс. зарядов для минометов весьма помогли при отражении крупного наступления в феврале. Кроме того, существенным подспорьем были иностранные поставки зенитных и противотанковых орудий, а также снарядов к ним, поскольку возмож­ности собственной промышленности оказались ограниченны. Зарубеж­ная, прежде всего шведская, помощь во многом способствовала соб­ственному производству боеприпасов ¹⁷.

 

Относительно военно-воздушных сил прежде всего отметим, что в начале войны в Финляндии имелось всего 114 исправных самолетов и 31 нуждался в ремонте. Из числа действовавших машин наиболее сов­ременными были построенные в стране по лицензиям истребители Фоккер-21 (31 шт.) и 18 бомбардировщиков "Бристоль Бленхейм", при­обретенные в Англии до войны. Отчасти самолеты, к примеру 10 ис­требителей "Бристоль Бульдог" и 15 морских самолетов-разведчиков "Рипон", хотя и были пригодны для полетов, но уже устарели.

 

Во время войны Финляндия получила 134 самолета восьми различ­ных типов, из которых все, за исключением бомбардировщиков "Брис­толь Бленхейм", являлись новыми, а к концу боевых действий на вооружении ВВС Финляндии находились самолеты шестнадцати типов, в том числе учебных и трофейных. Авиационных двигателей насчиты­валось 12 видов, систем радиосвязи – 11. Как и следовало ожидать, при этом возникли проблемы: самолеты "Гладиатор" забыли снабдить соот­ветствующим ремонтным оборудованием, боеприпасами к пулеметам, а самолеты "Бленхейм" – системами радиосвязи и бомбодержателями.

 

Иностранные самолеты поступили в Финляндию только в начале 1940 г., за исключением двух марки Фиат Г-50 из Италии. В большинстве своем они доставлялись в разобранном виде, и основную их часть удалось использовать в боях только в начале февраля. Наи­более современные – 8 американских истребителей "Брустер" и 8 анг­лийских "Хаукер Харрикейн" – прибыли с таким опозданием, что их не успели использовать в боевых операциях. Поставки самолетов имели важное значение для воздушных сил, которые потеряли в ходе боевых действий 47 машин и вследствие аварий – 15. На 1 марта 1940 г. Финляндия располагала 117 боевыми самолетами, что было немногим боль­ше, чем в начале войны, и ситуация в этом отношении вскоре даже улучшилась ¹⁸.

 

На вооружении флота в начале войны состояло 190 кораблей и 363 катера, причем большая их часть представляла собой старые русские легкие суда и модернизированные гражданские плавучие сред­ства, не считая пяти подводных лодок, построенных в Финляндии, и двух броненосцев, которые были оснащены четырьмя 254-мм орудиями. Период действий военно-морского флота был кратким, и иностранные поставки в данном случае не имели практического значения, хотя заказы на оружие и боеприпасы были сделаны ¹⁹.

 

При оценке поддержки Финляндии различными странами в ходе зимней войны необходимо учитывать, что собственно помощью можно считать поставки, не предусматривавшие какой-либо компенсации. Но они составляли лишь незначительную часть от всех заказов, сделанных Финляндией в различных странах как во время войны, так и до ее начала. Нормальная торговля сама по себе не является помощью, хотя согласие на продажу вооружения в кризисной ситуации подразумевает также поддержку страны-получателя. При любом раскладе важнейшую роль в этом сыграла Швеция.

 

Имеются исследования, содержащие попытки оценить значение вклада различных стран, помогавших Финляндии в период зимней вой­ны, на основе подсчета как оплаченных, так и безвозмездных поставок ей. В итоге предстает следующая картина (в млн. финских марок): Швеция – 1470, Италия – 790, Франция – 600, Англия – 500, Бельгия – 500, США – 270, Венгрия – 100, Норвегия – 80, Дания – 70, Испания -55, Швейцария – 35, Германия – 35. Что касается Германии, то, как ранее отмечалось, имеются в виду поставки зенитных орудий, сделан­ные до войны и непосредственно в начале ее. Из Швеции, кроме раз­личных поставок, поступили добровольные пожертвования на сумму 500 млн. марок ²⁰.

 

Следует отметить, что обещаний было значительно больше, чем самих поставок, но эти обещания способствовали укреплению мораль­ного духа финнов ²¹.

 

Помимо вооружения армии, важным, конечно, было и финансиро­вание войны. До ее начала государственная экономика Финляндии на­ходилась в отменном состоянии и иностранный долг был небольшим. Военные нужды удовлетворялись главным образом за счет внутреннего кредитования, хотя и иностранные займы имели, конечно, большое зна­чение. Крупнейшими зарубежными заимодателями были США и Анг­лия. Соединенные Штаты предоставили заем на сумму 30 млн. долл. (1380 млн. марок), что равнялось 1/3 государственного долга Финляндии в 1938 г. Заем из Англии составил 2 млн. ф.ст. (454 млн. марок). Размер внешнего долга страны в 1940 г. равнялся 3424 млн. марок, тогда как весь государственный долг к этому времени вырос до 17 031 млн. марок ²². Этих данных достаточно, чтобы показать, что зимняя война не финансировалась заграницей бесплатно.

 

 

В Финляндию также прибыли иностранные добровольцы. Собст­венно, желавших принять участие в военных действиях было довольно много из разных стран, вплоть до Южной Америки, Австралии и Китая. Однако в Финляндию прибыло 11 663 человека. Из них в боевых действиях участвовал только отряд шведов численностью 8 тыс. че­ловек, который занимал участок фронта в направлении Салла с 29 февраля 1940 г. Кроме того, у шведов в Северной Финляндии имелась авиаэскадрилья и зенитная артиллерия. Помимо шведов в боях участвовали некоторые зарубежные летчики, а в тылу действовали британские пожарные ²³.

 

Наиболее крупными отрядами добровольцев, кроме шведского (8 680 человек), были датский (944), норвежский (693), американских финнов (364) и венгерский (346). Из западноевропейских государств прибыло сравнительно немного добровольцев: из Бельгии – 51 человек, Англии – 13 и из Франции – 2 человека. Были и немцы – 18 человек. Помимо шведов, все другие нуждались в специальной подготовке. Исключением являлся легион американских финнов, который, однако, прибыл на фронт, когда боевые действия уже прекратились ²⁴. По поводу использования немецких добровольцев нужно заметить, что, по мнению Маннергейма, прежде чем воспользоваться их услугами, требовалось удостовериться, что они не являются сторонниками нацистской системы ²⁵.

 

Записаться добровольцами в финскую армию предлагалось русским и другим эмигрантам из числа народов Советского Союза, так же как небольшому числу военнопленных. Но к этим предложениям проявля­лось все же довольно осторожное отношение. Вместе с тем на завер­шающем этапе войны подумывали о том, чтобы привлечь русских добровольцев. Предложения со стороны известных противников боль­шевиков, таких, как, например, Керенский, считали в принципе инте­ресными с пропагандистской точки зрения ²⁶.

 

Оценивая в общем те ресурсы, которые Финляндия получила из-за границы в ходе боевых действий, можно констатировать, что наиболее эффективным все же явилось оборонительное сотрудничество финнов и шведов. Оно наметилось уже начиная с 20-х годов и Финляндия пыта­лась ориентироваться на него, особенно в конце 30-х годов, несмотря на противодействие со стороны Советского Союза.

 

Влияние великих держав на ведение войны Финляндией в военно-политическом плане было весьма значительным. Обещанная и оказан­ная ими помощь явилась очень важным моральным стимулом для Фин­ляндии, хотя она успела использовать в боях лишь небольшую часть полученного от них вооружения. Сочувствие и поддержка со стороны США также имели моральное и экономическое значение. Следует, однако, констатировать, что с военной точки зрения Финляндия сража­лась самостоятельно и сама оснащала свою армию. Но это никак не принижает значение поставок из-за границы.

 

 

1     Правда. 1940. 30 марта.

2     Mannerheim C.G.E. Muistelmat. Hels., 1952. Osa 2. S. 244-245; Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. Liittoutuneet ja suomentalvisota, 1939-1940. Hels., 1972. S. 270.

3     Mannerheim C.G.E. Op. cit. S. 246.

4     Seppinen J. Talvisodan talous. Kansakunta sodassa. Hels., 1989. Osa 1. S. 176.

5     Häikiö M. Maaliskuusta maaliskuuhun: Suomi Englannin politiikassa, 1939-1940. Porvoo, 1976. S. 54-62; Tirronen E., Huhtaniemi P. Taloudelliset puolustusvalmistelut, 1920- ja 1930-luvulla i/ Talvisodan historia. Porvoo, 1979. Osa 4. S. 260-261.

6     Tirronen E., Huhtaniemi P. Op. cit. S. 254-255, 268-270, 273-277.

7     Ibid. S. 261.

8     Ibid. S. 263; Mannerheim C.G.E. Op. cit S. 128-140.

9     Tirronen E., Huhtaniemi P. Op. cit. S. 297.

10   Paulaharju J. Kenttätykkien hankinnat ja menetykset sota-aikana, 1939-1945 // Sotahistoriallinen Aikakauskirja. Hels., 1991. Osa 10. S. 74-75.

11   Tirronen E., Huhtaniemi P. Op. cit. S. 301-310.

12   Mannerheim C.G.E. Op. cit. S. 246.

13   Tirronen E., Huhtaniemi P. Op. cit. S. 297-300.

14   Ibid.

15   Paulaharju J. Op. cit. S. 71-90.

16   Tirronen E., Huhtaniemi P. Op. cit. S. 301-310.

17   Ibid.

18   Ibid. S. 321-326; Nevakivi J.S. Op. cit. 125. 241.

19   Tirronen £., Huhtaniemi P. Op. cit. 326-328.

20   Ibid. S. 289-291.

21   Nevakivi./. Euroopan suurvallat ja Suomen talvisota: Suomen turvallisuuspolitiikka. Hels. 1987. S. 62-63.

22   Seppinen J. Op. cit. S. 176; Suomen taloushistoria. Hels. 1983. Osa 3. S. 357-359.

23   Järvelä Т.. Vourenmaa A. Ulkomaiset vapaaehtoiset // Talvisodan historia. Porvoo, 1979. Osa 4. S. 40-52.

24   Järvelä Т., Vuorenmaa A. Op. cit. S. 40-52. По этому вопросу см.: Brooke J. The Volunters: The Full Story of the Britsh Volunters in Finnland, 1939-1941. Worcester, 1990; Svenska frivilliga i Finland, 1939-1944 // Militarhistoriska Förlaget. 1989.

25   Ulkoasiainministeriön arkisto. 109. C3. Kot. 12.

26   Ibid. Kot. 14.

 

ЭКОНОМИКА И ОБЩЕСТВО ФИНЛЯНДИИ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ

 

© Г. Вихавайнен

 

После обретения независимости Финляндии утратила свою долю товарооборота на российском рынке, которая была для нее жизненно необходима, особенно в годы первой мировой войны. Однако эта по­теря была возмещена за счет торговых связей с Западной Европой, которые прежде также были весьма важны для страны. В 1906- 1910 гг. доля торгового оборота Финляндии с Россией составляла 29%, тогда как доля Германии в ее внешней торговле равнялась 28%, Ве­ликобритании – 20%, 23% приходилось на остальные страны ¹.

 

В 20-е годы в Финляндии начался период устойчивого экономи­ческого роста. Страна имела твердую денежную систему и в 1925 г. пе­решла на золотой стандарт. Финляндская марка оставалась относи­тельно стабильной вплоть до второй мировой войны. Если в 1921 г. фунт стерлингов равнялся 199 финским маркам, то в 1930 г. – 193, а в 1938 г. – 2272. Благодаря жесткой экономической политике размер государственного долга был весьма незначительным. В 1938 г. он не превышал 1 тыс. марок на душу населения, 2/3 из которых приходились на внутренний долг ³. Великая депрессия коснулась и Финляндии. В на­чале 30-х годов ее валовой национальный продукт (ВНП) несколько уменьшился. Однако в целом финская экономика развивалась довольно быстрыми темпами. Среднегодовой рост промышленности в 1920-1938 гг. составил около 8%, а в 1933-1937 гг. промышленное произ­водство ежегодно увеличивалось примерно на 15%. Едва ли какое-либо европейское государство было способно продемонстрировать столь же быстрые темпы развития промышленности ⁴.

 

Структура той части индустрии Финляндии, которая работала на экспорт, носила, однако, односторонний характер. Она по большей час­ти ориентировалась на сбыт лесоматериалов, древесной целлюлозы и бумаги. Развивавшаяся столь же высокими темпами промышленность, работавшая на внутренний рынок, имела многоотраслевую структуру и была способна производить почти все необходимое – от обуви и одежды до кораблей и локомотивов, в том числе различные типы оружия и все­возможные боеприпасы. Например, суда ВМС Финляндии, вплоть до броненосцев и подводных лодок, были отечественного производства.

 

В 1937-1938 гг. важнейшими торговыми партнерами Финляндии были Великобритания (44% экспорта, 22% импорта), Германия (14% экспорта, 20% импорта) и США (9% экспорта, 9% импорта). Доля СССР как по экспорту, так и по импорту не превышала 1% ⁵.

 

Сельское хозяйство Финляндии также развивалось быстрыми тем­пами. До провозглашения независимости Финляндия была весьма зави­сима от импорта зерна, хотя, и экспортировала значительно количество продуктов маслоделия ⁶. К 1939 г. она почти добилась само­обеспеченности сельскохозяйственной продукцией. Это было достиг­нуто как за счет освоения новых посевных площадей (с 1920 до 1940 г. они увеличились на 30%), так и благодаря новым методам обработки почвы. Поэтому во время зимней войны проблем с продовольствием не было. Правда, они появились в последующие годы второй мировой I войны отчасти из-за невозможности импортировать удобрения. Потеря карельских земель (15% от производства зерна) также имела негативные последствия. После зимней войны Финляндии смогла производить только 60-65% необходимого стране зерна ⁷.

 

В Финляндии хорошо понимали, что ведение современной войны легло бы тяжелым бременем на народное хозяйство. Поэтому в 1929 г. 1 был создан Экономический совет обороны. Правительство Финляндии стремилось с помощью законодательства поддерживать на достаточном уровне резервы продовольствия и энергоносителей на случай кризисной ситуации ⁸.

 

Большая часть депутатов, как из числа социал-демократов, так и аграриев, отрицательно относилась к использованию общественных на­коплений для закупки оружия. Такую позицию они занимали до второй половины 30-х годов, когда военная угроза нависла над всей Европой. Как до, так и после зимней войны в Финляндии политиков критиковали за слишком малые ассигнования на оборону. "Модель Каяндера", получившая свое название по имени Каяндера, бывшего премьер-ми­нистра в 1937-1939 гг., и ассоциируемая с кое-как вооруженным финским солдатом (в гражданской одежде, с винтовкой в руке и с кокардой на меховом треухе в качестве единственного атрибута, указывающего на принадлежность к финской армии) символизировала плачевное положение со снабжением армии оружием, боеприпасами, амуницией и другими необходимыми материальными средствами. Более поздние исследования, однако, показали, что расходы Финляндии на воору­жение в 30-е годы, если сравнить их с аналогичными затратами столь же небольших государств и принять во внимание экономические ресурсы, которыми она располагала, были все же довольно значи­тельными ⁹.

 

В 20-е годы считалось, что "ахиллесовой пятой" обороны Фин­ляндии являются слабые военно-морские силы. В 1927 г. был разра­ботан закон о ВМС и создана береговая оборона. Для защиты Фин­ляндии от высадки десанта с моря имелось два броненосца, четыре подводные лодки и несколько минных тральщиков.

 

На рубеже 20-х – 30-х годов в Финляндии в ходе обсуждения нужд армии было установлено, что состояние ее вооружения, по большей части российского производства, внушало тревогу. Чтобы исправить это положение, парламент разработал "кризисную программу", которая исполнялась, несмотря на общий экономический спад и крайнее напряжение в сфере государственных финансов, характерных для того вре­мени. В 1938 г., когда военная угроза в Европе стала явной, парламент принял закон о снабжении армии, который определил программу воен­ных приготовлений на 1938-1944 гг.

 

Уже в начале 30-х годов доля военных расходов составляла 20% всех расходов государства (примерно 4% ВНП). В экономически благоприятном 1938 г. эта доля равнялась 25% и согласно программе должна была возрасти в следующем году ¹⁰. Весьма значительные отчисления на вооружение, особенно в конце 30-х годов, стали воз­можны благодаря тому, что в первые два десятилетия независимости финская экономика в общем и целом развивалась успешно. Однако мобилизованная в 1939 г. армия была достаточно велика. В сухопутных войсках насчитывалось около 250 тыс. человек. Всего же на военной службе в соответствии со всеми принятыми законами по обороне находилось 337 тыс. человек. Поэтому не возникало проблем лишь с обеспечением сухопутных войск легким оружием и боеприпасами. Про­мышленность Финляндии не имела тогда возможности производить необходимое количество современного тяжелого оружия для сухопут­ных войск. Реальная сила Финляндии заключалась в человеческом факторе – в боевом мастерстве военнослужащих и их желании сра­жаться, а также в единодушии ее народа.

 

Общественное согласие в 1939 г. вовсе не было неким естест­венным предопределением. В начале 1918 г. в Финляндии шла бескомпромиссная гражданская война. В ходе ее правительство народных комиссаров России вооружало красных, насколько это позволяли его крайне ограниченные ресурсы. Белых поддерживали германские воен­ные формирования. Гражданская война, которую белые не без причины называли "освободительной", оставила финляндскому обществу тяже­лое наследство. Среди сражавшихся на стороне законного белого пра­вительства погибло 3178 человек, и, кроме того, красный террор унес жизни 1600 человек. Потери красных были еще больше: на фрон­те погибли 3463 человека, жертвами белого террора пали 8300 человек, около 12 тыс. умерли в концентрационных лагерях летом 1918 г. Это высокий процент, если учесть, что все население страны того периода не превышало 3 млн. человек ¹¹. Однако после окончания войны правая диктатура не установилась. Социал-демократическая партия восприняла реформистскую точку зрения, и ей удалось сохранить за собой 80 из 200 мест в парламенте. Часть бывших социал-демократов в 1918 г. в Москве основала Коммунистическую партию Финляндии.

 

Деятельность коммунистов в Финляндии была разносторонней и не преследовалась до 1930 г. Они участвовали в парламентских выборах, имея примерно 10% мест (27 мест в 1922 г., 18 – в 1924, 20 – в 1927 г. и 23 места в 1929 г.). В начале 30-х годов коммунистическая партия, а также праворадикальное лапуаское движение были запрещены. На­против, жизнеспособная социал-демократическая партия продолжала оказывать сильное влияние на финскую политику и получила в 1939 г. 85 мест. Спустя десять лет после окончания гражданской войны, в 1926-1927 гг., в Финляндии было создано социал-демократическое правительство меньшинства во главе с премьер-министром Таннером. В 1937-1939 гг. социал-демократы и аграрии поделили между собой большинство мест в правительстве. В военные годы они также участ­вовали в правительстве ¹².

 

Благодаря отмеченному ранее устойчивому экономическому раз­витию в 20-е – 30-е годы значительное внимание уделялось росту бла­госостояния граждан. В 1918 г. крестьянам было выделено около 100 тыс. новых сельскохозяйственных наделов. Финляндия была первой страной, в которой в 1917 г. вводился 8-часовой рабочий день, в 1921 г. – обязательное образование стало всеобщим. В 1939 г. все граждане получили право на пенсионное обеспечение.

 

Что касается ВНП на душу населения, то он почти удвоился за период с 1920 по 1938 гг. В этом отношении в 1938 г. Финляндия на­ходилась примерно на уровне Нидерландов и Франции ¹³.

 

Однако духовные шрамы, оставленные гражданской войной 1918 г., оказали свое влияние на взаимоотношения социальных групп. Например, работодатели не соглашались на заключение коллективных договоров с профсоюзами (система, которая вступила в силу во Фран­ции с 1938 г.). Шюцкор, полувоенная добровольная организация, корни которой восходили к белой гвардии 1918 г., не принимал в свои члены социал-демократов, равно как и социал-демократические организации не позволяли своим членам вступать в шюцкор. Это дало основание считать шюцкор "классовой" организацией, хотя она и не действовала в сфере политики, но оказывала добровольную помощь армии и другим законным институтам.

 

Начало войны в Европе тяжело ударило по финской экономике, рост которой находился в сильной зависимости от экспорта продукции. Теперь экспорт катастрофически упал. Индекс 1940 г. равнялся лишь 31 (в 1939 г. он составлял 100%). Это привело к существенному сокра­щению валютных доходов и государственного хозяйства, которое в значительной степени держалось на таможенных сборах. Крах внеш­ней торговли повлек за собой дефицит топлива, удобрений и, соответ­ственно, нехватку зерна и многих других товаров ¹⁴. Это также оз­начало, что над десятками тысяч людей нависла угроза потери рабочих мест.

 

Вместе с тем, Финляндия все еще оставалась аграрной страной, что помогало ей справиться с этими потерями. Например, рабочие-ле­созаготовители, не имея доходов, которые они получали в зимние месяцы, занимаясь при нормальных условиях лесозаготовками для нужд экспортного сектора, вернулись к занятию сельским хозяйством, так как в большинстве своем были мелкими земледельцами. Из-за нехватки каменного угля и нефти возрос также спрос на дрова. Осенью 1939 г. в Финляндии не возникла массовая безработица, и не в последнюю оче­редь по той причине, что мужчин, по возрасту пригодных для найма, призвали на строевую службу. Так называемые экстренные тренировочные занятия (замаскированная мобилизация) начались уже в октяб­ре, вскоре после того, как из Москвы пришло приглашение на пере­говоры. Преобладание аграрного сектора в финской экономике сделало возможным направить для нужд армии в период зимней войны 70 тыс. лошадей ¹⁵. Это осложняло жизненно важную для страны проблему заготовки дров. Во время зимней войны Финляндия по-прежнему испы­тывала трудности во внешнеторговой сфере. Противоборствующие во второй мировой войне стороны объявили друг другу экономическую блокаду. Торговый договор Финляндии с одной из них был бы воспринят другой как отход от нейтралитета. Только надежда сохранить нейт­ралитет удержала Финляндию от подписания с Великобританией торгового договора осенью 1939 г. ¹⁶ Что касается Германии, то она ожидала быстрого краха Финляндии и поэтому вплоть до конца декабря отказывалась от переговоров о заключении с ней торгового договора, хотя и была заинтересована в финской меди. Новый торговый договор Германии с Финляндией был подписан лишь 12 марта 1940 г., когда выяснилось, что Финляндия способна выстоять ¹⁷.

 

Зимняя война легла тяжелым бременем на государственную эко­номику. Как уже отмечалось, экономическая ситуация накануне ее была хорошей. Расходы государства в 1938 г. составили 5535 млн. фин­ских марок, а государственный долг – 4045 млн. К 1939 г. государ­ственный долг был равен 6071 млн. финских марок, к 1940 г. -17031 млн. В 1939 г. внешний долг достиг 1865 млн. финских марок, а в 1930 г. – 3424 млн. ¹⁸. Иначе говоря, государство вынуждено было искать источники кредитования с тем, чтобы покрыть расходы, вызван­ные войной, и находило их за счет внутренних резервов. В чрезвы­чайной ситуации значительна сократились доходы от налогов. Индекс государственных доходов от налогов (100 в 1938 г.) равнялся 90 в 1939 г. и 71 в 1940 г., тогда как индекс государственных расходов составлял 149 в 1939 г. и 262 в 1940 г.

 

Расходы на военные цели, естественно, росли быстрее, чем любые другие. В 1938 г. их доля в ВНП была лишь 1,6%, в 1939 г. – 10% и в 1940 г. – 42%. В 1938 г. затраты на военные цели составляли 53% государственного бюджета, в 1940 г. – 77% ¹⁹.

 

Важнейшим иностранным источником финансирования были США. Финляндия получила от них кредит в 30 млн. долл. В период зимней войны это позволило ей сбалансировать разницу, возникшую из-за уменьшения доходов от налогов и сокращения валютных поступлений из-за границы. (В 1938 г. 1 долл. соответствовал 46,62 финских марок, так что сумма кредита равнялась около 1380 млн. финских марок, или примерно 1/3 государственного долга 1938 г.). С помощью этого кре­дита были приобретены необходимые продукты питания и сырье для производства. Великобритания предоставила Финляндии кредит на сум­му около 2 млн. ф.ст. (по курсу 1938 г. это было 454 млн. финских марок) в начале марта, а Германия 12 марта согласилась на кредит в 10 млн. марок, который предполагалось погасить поставкой меди ²⁰. В целом, благодаря созданному в мирное время экономическому потенциалу, народное хозяйство Финляндии оказалось способно успешно преодолеть трудности зимней войны в значительной мере за счет внутренних резервов. Заявление советской пропаганды до начала войны о том, что финская экономика потерпит крах из-за мо­билизации и что страна полностью зависит от помощи извне, не под­твердилось.

 

Конечно, война прервала рост жизненного уровня населения. Уже осенью 1939 г. была введена система нормирования потребления са­хара и кофе. Из продажи исчезла пшеничная мука. В 1940 г. реаль­ные доходы индивидуального финского хозяйства сократились, при­мерно, на четверть по сравнению с 1938 г., снизившись до уровня 1934-1935 гг. ²¹

 

Государство потеряло большую часть своих доходов также вслед­ствие уменьшения таможенных пошлин; для компенсации этих потерь подоходный налог на собственность повысили на 20-50% (с начала обретения независимости налог был прогрессивным, т.е. процент нало­гообложения возрастал пропорционально росту дохода). Был выпущен оборонный заем.

 

Остро стоял вопрос об обеспечении семей, чьи кормильцы были призваны в армию. Правительство объявило о продлении сроков вы­платы заработной платы таким семьям. Некоторые работодатели отри­цательно относились к этому указу. Однако со временем и они все же начали выполнять его. За добровольную работу членам этих семей также выплачивались определенные суммы денег ²².

 

Что касается политической арены, то правящая социал-демокра­тическая партия получила на выборах 1939 г. четыре дополнительные места в парламенте. Профашистское Патриотическое народное движе­ние потеряло шесть из четырнадцати имевшихся ранее мест в парла­менте. Отчасти это было следствием агрессивной политики Германии ²³. Антипатии к ней по сравнению с предшествовавшим периодом уси­лились после подписания пакта Молотова-Риббентропа. Этот пакт был ударом по профашистски и просоветски настроенным кругам и спо­собствовал еще большему сплочению центристских сил ²⁴. Когда в октябре 1939 г. пришло приглашение прибыть на переговоры в Москву, политическая система Финляндии была достаточно прочной. Вместе с тем ощущалась потребность в национальном единстве, хотя все партии предпочитали не делать из жизненно важных национальных проблем "яблоко раздора". Даже закон о защите республики, который давал правительству большие возможности для принятия чрезвычайных мер, был принят без особой критики ²⁵.

 

Финская печать воздерживалась от разжигания политических спо­ров. Официальная цензура была введена с началом войны. Лишь жур­нал "Сойхту" ("Факел") и газета "Суомен пиенвильелийа" ("Мелкий земледелец Финляндии") имели явно антиправительственный настрой. Обе получали поддержку из Москвы ²⁶.

 

Средства массовой информации по возможности стремились умалчи­вать о том, что каким-то образом могло задеть СССР. Например, была отложена премьера фильма "Лихолетье", запрещены антирусские ком­ментарии по радио ²⁷.

 

Министр социальных дел К. Фагерхольм писал в передовой статье газеты "Суомен Сосиали-демокраатти" ("Финский социал-демократ") 31 октября 1939 г.: "Ни одна нация не может быть столь единой, как наш народ в этот час. Наш народ на все сто процентов сплотился для того, чтобы сохранить мир и независимость".

 

Уже весной в обществе значительно усилилась тревога за обес­печение безопасности страны, были начаты фортификационные рабо­ты, которые приобрели характер народного движения. Десятки тысяч людей главным образом молодых, участвовали в строительстве линии обороны на Карельском перешейке ²⁸.

 

Сразу же после того, как из Москвы пришло приглашение прибыть на переговоры, финская армия начала проводить экстренные меро­приятия, которые вскоре разрослись до полномасштабной мобилизации. Для такого поворота была очевидная психологическая готовность. Со­бытия, решившие весной судьбу Чехословакии, осенью – Польши и совсем недавно – прибалтийских стран, со всей ясностью свидетельст­вовали о том, какими способами действовали великие державы.

 

Непосредственно после обнародования информации о переговорах в Москве в Финляндии приступили к эвакуации гражданского населения. За два дня Хельсинки покинули примерно 100 тыс. человек. Частично она прошла и во многих других городах. Было эвакуировано около 1/3 жителей Карельского перешейка ²⁹.

 

Когда военная угроза стала явной, было мобилизовано, примерно, 300 тыс. человек и столько же гражданских лиц сменили постоянное жилье на временное убежище, оказавшись вне привычной обстановки и в отрыве от своих рабочих мест. В этой ситуации возникла опасность ухудшения настроения народа. Для контроля за его состоянием была создана особая организация из добровольцев – "Защита страны". Она помогала бороться со слухами. В конце октября в ней насчитывалось более тысячи членов. Из донесений этой организации, сообщений по­лиции и армии можно составить представление о реакции общест­венного мнения на изменение обстановки, о настроениях в народе и ар­мии. Все донесения свидетельствовали о том, что подавляющее боль­шинство поддерживало чрезвычайные меры правительства. Отношение общества к переговорам в Москве не было, однако, столь же жестким, как у правительства ³⁰.

 

Поскольку чрезвычайное положение длилось довольно долго, это вызвало недовольство эвакуированных, желавших вернуться в свои дома. 22 ноября министерство внутренних дел согласилось на возвра­щение тех, кто эвакуировался добровольно ³¹. Одновременно в правительстве рассматривался вопрос о возможности демобилизации 50% войск ³². Обширная антифинская кампания, начатая в советской печати после последних переговоров во второй половине ноября, не оказала на финнов какого-либо воздействия. Финская печать не реагировала на выпады со стороны СССР ³³.

 

В течение почти двух месяцев чрезвычайного положения, кото­рое предшествовало началу войны, настрой финского общества был весьма устойчивым. Политика правительства не ставилась под сом­нение, паники не возникло и не чувствовалось чрезмерной усталости в народе.

 

В отношении коммунистов министр внутренних дел Кекконен прибег к предупредительным мерам. 272 активиста были задержаны, препровождены в изолятор, но из-за протеста социал-демократов осво­бождены, за исключением 13 человек ³⁴. Деятельность коммунистов не отличалась активностью отчасти в силу политической ситуации, час­тично вследствие мобилизации и мер, предпринятых полицией. Хотя в обществе коммунисты пользовались определенной поддержкой, в цело их влияние было незначительным.

 

Можно задать провокационный вопрос: было бы достигнуто еди­нодушие в обществе, если бы "игра на нервах" продлилась более дли­тельное время. Эвакуированные чувствовали свою никчемность, на­строение в армии было отягощено длившимся неделями бездействием. Если бы СССР пошел на компромисс, демобилизация армии вылилась бы в массовую безработицу и правительство стало бы объектом критики, и не только советской пропаганды.

 

Другой возможный фактор, который мог бы расколоть народ Финляндии, – угрожающие требования со стороны СССР. Если бы пра­вительство Финляндии оказалось перед необходимостью выбора – либо уступить СССР часть территории, либо вступить в войну, политическое бремя могло бы заметно увеличиться и таким образом затормозить про­цесс согласия в обществе. Сталин, однако, избавил финских политиков от подобного выбора. Неспровоцированное нападение на Финляндию оправдывало принятие контрмер финским правительством ³⁵. Во многих смыслах, условия, которые породили дух зимней войны, были идеаль­ными и однократными. Было достаточно времени для того, чтобы про­вести мобилизацию, подготовку войск, а также свыкнуться с опас­ностью войны.

 

За границей подчас сомневались, были ли финны действительно единодушны в том, чтобы оказать сопротивление требованиям СССР, а позднее – отразить нападение с его стороны. На этот вопрос следует ответить утвердительно. То обстоятельство, что СССР был агрес­сором, а также бомбардировки, которым зачастую подвергались граж­данские объекты, были убедительной пропагандой в поддержку фин­ского правительства. Неуклюже сработанная советская радиопропа­ганда вызывала иронию и действовала не на пользу своим целям. Правда, находились и такие, которых пропаганда одурманивала, но их было меньшинство.

 

Что до отношений между социальными группами, то война объединила все слои общества под национальными лозунгами. Процесс сплочения начался еще на этапе мобилизации ³⁶. Социал-демократы, к которым, имея в виду их готовность защищать страны, правые круги относились с недоверием, принимали активное участие в формировании общественного мнения, делая акцент во многих речах и газетных пуб­ликациях на стремлении финского рабочего защищать свою страну и свое демократическое общество против восточной диктатуры, вар­варства и рабства ³⁷.

 

В Финляндии в достаточной степени были осведомлены о сущности и природе сталинизма. Все знали, что в СССР имели место преследова­ния финнов и что даже финский язык был запрещен. В начале 30-х годов тысячи финских рабочих эмигрировали в СССР в поисках работы, тысячи погибли, но сотни вернулись, чтобы поведать о своем опыте. Создание и программа терийокского "народного правительства" показывали всем и каждому, какие ставки были сделаны в игре ³⁸.

 

Советская пропаганда принесла скромные плоды. Люди критически отнеслись к воззванию правительства Куусинена, в котором Финляндия изображалась как кровавая диктатура власти денег, а рабочим был обещан 8-часовой рабочий день, который в Финляндии существовал уже более 20 лет. СССР официально заявил, что его авиация не на­носила ударов по финским городам, в то время как их жители были свидетелями обратного. Просчеты советской радиопропаганды были впоследствии использованы для издания книги, в которую вошли заим­ствованные из этой радиопропаганды цитаты ³⁹.

 

Интеграция социальных слоев финляндского общества проявилась также в соглашении, в рамках которого союзы работодателей и тру­дящихся договорились в январе 1940 г. о принципах заключения кол­лективных договоров. Социал-демократическая партия и шюцкор дос­тигли согласия о приеме социал-демократов в члены шюцкора ⁴⁰.

 

Ненависть финнов была обращена не только против СССР, но и против Германии, которую считали союзником Сталина. Лиц, говорив­ших на немецком языке, которые не покинули Финляндию, подвергали оскорблениям. Флаги Германии были объектом надругательства, а товары германского производства игнорировались. Посол Блюхер, кото­рый переехал из Хельсинки в Кило, чувствовал себя словно в стане противника ⁴¹. В народе ходили упорные слухи о том, что германские войска сражались против финских войск ⁴².

 

Среди большой части граждан Финляндии господствовало далекое от реальности представление о силе финской армии. Поэтому, когда стало известно о первых успехах финских войск, некоторая часть на­селения расценила это как крупную победу Финляндии. Весть в январе о возможной помощи со стороны англо-французской коалиции укрепила у финской общественности надежду на благоприятный исход войны ⁴³. Последующее советское наступление не сломило финнов ни на фронте, ни в тылу. Особенно стойко держались крестьяне и рабочие ⁴⁴.

 

Конечный результат войны, условия заключения мира шокировали население. Возникли вопросы: почему поспешили отдать СССР намного большую территорию, чем он потребовал осенью 1939 г., почему гра­ница должна проходить вдоль того рубежа, которого советские войска никогда не пересекали ⁴⁵. Потеря значительной части древней исто­рической территории страны и бремя тысяч беженцев многим казались невыносимыми. Для президента Каллио подписание мирного договора было личным суровым испытанием, которое в итоге подорвало его здо­ровье. Каллио опасался также того, что народ мог не одобрить до­говор ⁴⁶.

 

Чувство горечи проявлялось не столько по отношению к своему правительству, сколько к СССР, большевизму, Германии и даже Шве­ции ⁴⁷. Ее правительство, которое не разрешило транзит войск за­падных союзников через свою территорию в Финляндию, в известной мере оказалось в глазах финского общества в положении "козла от­пущения", несмотря на то, что шведы предоставили Финляндии круп­номасштабную гуманитарную помощь. Что касается Германии, то счи­талось, что "она продала Финляндию СССР". На отношение к ней повлияли и многочисленные слухи об активном участии германских войск на стороне СССР ⁴⁸.

 

Острота негодования, конечно, была направлена против СССР и его руководителей. Вместе с тем ставились под сомнение и действия правительства. Ожидалось, что новое правительство, которое было по существу похоже на прежнее, может столкнуться с большими поли­тическими трудностями.

 

Однако реакция общественного мнения Финляндии на действия но­вого правительства оказалась позитивной, хотя в среде социал-демо­кратов и возникла небольшая оппозиция. Общество мира и дружбы Финляндии и СССР организовало антиправительственные демонстра­ции, но в целом, несмотря на тяжелейшее положение, в котором нахо­дилась страна, дух единства, присущий периоду зимней войны, взял верх. Примером тому явилась поддержка населением "Союза братьев по оружию", основанного в августе 1940 г., в рамках которого социал-демократы и буржуазные круги совместными усилиями решали задачи социальной сферы. Союз противостоял как правому, так и левому экстремизму, действуя в интересах национального единства и избрав с этой целью лозунги традиционной свободы североевропейских госу­дарств. Уже в 1940 г. членами Союза было 83 тыс. человек ⁴⁹. Иными словами война не сломила боевого духа народа и на лишила его на­дежды на будущее, хотя неуверенность в прочности обретенного мира, конечно же, существовала ⁵⁰.

 

Наиболее актуальной из экономических и социальных проблем по­слевоенной весны была судьба 420 тыс. переселенцев, решение вопро­сов, связанных с их трудоустройством и жильем. Половину из них составляли земледельцы. В мае 350 тыс. переселенцев все еще жили на пособия для бедных. Парламент принял законы о наделении их землей и возмещении ущерба, причиненного войной, которые предусматривали крупные выплаты переселенцам как государством, так и землевла­дельцами ⁵¹.

 

По условиям мира Финляндия утратила 15% посевных площадей и значительную часть промышленности, в том числе бумажный комбинат Энсо, крупнейший в Европе. Линия границы перерезала Сайменский ка­нал, который был жизненно важной артерией снабжения в Восточной Финляндии. Мирный договор не предполагал выплаты военных репа­раций, но СССР потребовал сумму в 95 млн. руб. в качестве воз­мещения за вывезенное с захваченной территории оборудование и порчу имущества. Финляндия также должна была передать СССР 350 морских и речных транспортных средств, 76 локомотивов, 2 тыс. вагонов, значительное число автомобилей. Безвозвратные потери 23 тыс. мужчин, которые находились в расцвете жизненных сил, десят­ки тысяч инвалидов и сирот наряду с человеческой трагедией означали также экономический ущерб ⁵².

 

Угрозы возникновения массовой безработицы вследствие демобили­зации удалось избежать отчасти при помощи организации работ по заготовке древесины, строительству фортификационных сооружений вдоль новой пограничной линии между СССР и Финляндией, ликвида­ции разрушений, причиненных военными действиями, а также частично за счет того, что значительная часть военнослужащих не была демо­билизована ⁵³.

 

Страна нуждалась в крупных кредитах. Частично расходы воз­мещались путем эмиссии бумажных денег. В результате возникла ин­фляция, которая заметно поколебала ранее стабильную финскую мар­ку. В 1941 г. индекс стоимости жизни (с учетом цен на черном рынке) равнялся 147, а индекс оптовых цен – 173 (100 в 1938 г.)⁵⁴.

 

Помимо необходимости разрешения проблем, обусловленных воен­ными потерями, международным положением и внутренними трудно­стями, необходимо было заботиться об обороне страны. 100 тыс. чело­век оставались под ружьем. Обустройство новой границы потребовало 1 600 млн. финских марок. Осенью 1940 г. на фортификационных рабо­тах было занято свыше 20 тыс., а в марте 1941 г. – 35 тыс. мужчин ⁵⁵. Военная промышленность Финляндии, работавшая к началу 1940 г. на полную мощность, продолжала производить оружие ⁵⁶.

 

Как отмечено ранее, все эти факторы были бременем для государ­ственной экономики и снизили жизненный уровень населения примерно на 1/4. Как бы там ни было, экономика и общество Финляндии сумело выдержать трудности войны и демобилизации не только в материаль­ном, но и в моральном отношении. В конечном итоге военная готов­ность страны к нанесению удара летом 1941 г. была значительно вы­ше, чем в 1939 г.⁵⁷

 

1     Rasila V. Kauppa ja rahaliitto // Suomen taloushistoria. Hels., 1982. Osa II. S. 97.

2     Suvanto A. Raha-ja luottomarkkinat // Ibid. S. 297, 300.

3     Pihkala E. Sopeutuminen rauhaan // Ibid. S. 359.

4     Ahvenainen J., Kuusiterä A. Teollisuus-ja rakennustoimita // Ibid. S. 222-226.

5     Pihkala E. Kauppa sotien välisellä kaudella // Ibid. S. 269.

6     Julikkala E. Omavaraiseen maatalouteen // Ibid. S. 216-221.

7     Pihkala E. Sotatalous, 1939-1944 // Ibid. S. 318.

8     Tirronen E., Huhtaniemi. P. Taloudelliset puolustusvalmistelut 1920-ja-1930-luvulla // Talvisodan historia. Porvoo, 1979. Osa IV. S. 238-241.

9     Hietanen S. Maanpuolustus ja yhtenäistyvä kansakunta // Kansakunta sodassa. Hels., 1989.

Osa I. S. 68-85.

10   Ibid. S. 73-75.
11   Rasila V. Op. cit. S. 88-89.

12   Jutikkala E. "Ensimmäinen tasavalta", 1919-1945 // Suomen poliittinen historia. Porvoo, 1977. Osa II. S. 141-197.

13   Ahvenainen J., Vartiainen H. Itsenäisen Suomen talouspolitiikka // Suomen taloushistoria. Osa II. S. 308-316.

14   Pihkala E. Sotatalous, 1939-1944. S. 322-325.

15   Hietanen S. Op. cit. S. 75-76; Seppinen I. Talvisodan talous // Kansakunta sodassa. Hels., 1989. Osa I. S. 173. [b Seppinen 1. Op. cit. S. 173.

17   Ibid. S. 176-178; Seppinen I. Suomen ulkomaankaupan ehdot 1939-1944 // Historiallisia tutkimuksia. Hels., 1983. № 124. S. 35-37.

18   Pihkala E. Sopeutuminen rauhaan // Suomen taloushistoria. Osa II. S. 97.

19   Pihkala E. Sotatalous, 1939-1944. S. 325.

20   Seppinen I. Talvisodan talous. S. 176.

21   Pihkala E. Sotatalous, 1939-1944. S. 327.

22   Ahto S. Talvisodan henki. Mielialoja Suomessa talvella 1939-1940. Juva, 1989. S. 51.

23   Soikkanen T. Kansallinen eheytyminen – myytti vai todellisuus? Ulko- ja sisäpolitiikan linjat ja vuorovaikutus Suomessa vuosina 1933-1939. Juva, 1984. S. 312-314.

24   Ibid. S. 320-328.

25   Ibid. S. 366-368.

26   Судоплатов П. Разведка и Кремль. М., 1996. С. 316.

27   Ahto S. Op. cit. S. 37; Zilliacus V. Yleisradiomme sotavuosina 1939-1944. Hels., 1991. S. 70.

28   Roudasmaa S. Linnoittaminen rauhan aikana // Talvisodan historia. Porvoo, 1978. Osa I. S. 220-224.

29   Soikkanen T. Op. cit. S. 352; Ahto S. Op. cit. S. 36.

30   Ahto S. Op. cit. S. 31-56, 59-67.

31   Ibid. S. 84.

32   Ibid. S. 82. "Ibid. S. 81.

34   Soikkanen T. Op. cit. S. 369.

35   Ahto S. Op. cit. S. 94-95.

36   Soikkanen T. Op. cit. S. 358-366.

37   Soikkanen H. Kohti kansanvaltaa. Joensuu, 1987. Osa II. S. 108-116; Ahto S. Op. cit. S. 122-126.

38   Ahto S. Op. cit. S. 120-124.

39   Jahvetti: Suomi Neuvostoliiton radiossa. Hels., 1942.

40   Valkonen M. Yhdessä elämä turvalliseksi. Suomen ammattiyhdistysten keskusliitto, 1930-1947. Hels., 1987. S. 276-283.

41   Peltovuori R. Saksa ja Suomen talvisota. Hels., 1975. S. 113-119.

42   Ahto S. Op. cit. S. 295-296.

43   Ibid. S. 169-194.

44   Ibid. S. 289-295; Kansallisarkisto. Ed1. Рапорт о прослушивании телефонных разговоров от 13.03.1940; Sota-arkisto 3132/34. Рапорт отдела пропаганды генерального штаба от 1-15.03. 1940.

45   Ahto S. Op. cit. S. 307-316.

46   Ноккапеп К. Kyösti Kallio 1930-1940. Juva, 1986. S. 307; КА. ED 1. Рапорт организации "Защиты страны" от 13.03.1940 и 15.03.1940; рапорт цензуры телефонных разговоров от 13.03.1940.

47   КА. VTL EL1.

48   Peltovuori R. Op. cit. S. 113-119; Ahm S. Op. cit. S. 295-296.

49   Kuiha K. Aseveljien aika. Porvoo, 1980. S. 64-69, 82.
50   Ahto S. Op. cit. S. 307-314.

51   Hietanen S. Op. cit. S. 240-252.

52   Kallenautio J. Suomi katsoi eteensä. Itsenäisen Suomen ulkopolitiikka, 1917-1955. H 1985. S. 213.

53   Hietanen S. Yksimielisyyttä ehdoitta // Kansakunta sodassa. Hels., 1989. Osa. S. 242, 243.

54   Pihkala E. Sotatalous, 1939-1944. S. 327.

55   Arimo R. Suomen linnoittamisen historia, 1918-1944 // Sotatieteen laitoksen julkaisuja. 1981. № 12. S. 274.

56   Hietanen S. Siirtoväkikysymys syntyy // Kansakunta sodassa. Hels., 1989. Osa I. S. 257-261.

57   Ibid. S. 260-261.

 

ЭКОНОМИКА И СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА В СССР

 

© В.Н. Барышников

 

Война между Советским Союзом и Финляндией стала суровым испытанием не только для сражавшихся войск на фронте. Она явилась серьезной проверкой для обоих государств в экономической и соци­ально-политической сферах. Естественно, в данном случае необходим и соответствующий учет их состояния в предшествующий войне период. Это дает возможность объективно оценить степень влияния сущест­венных факторов хозяйственного и внутриполитического развития на военные действия, а также ответить на весьма важный вопрос: как произошло, что сравнительно небольшое государство – Финляндия смогла устоять в ходе войны, выдержав удар со стороны крупной дер­жавы – Советского Союза.

 

В канун второй мировой войны в экономике Советского Союза был сделан серьезный поворот в сторону усиления производства боевой техники и вооружения. Для этого потребовалось существенно изменить характер выпуска промышленной продукции в ряде отраслей, перестро­ив структуру их предприятий. Контроль со стороны правительства за осуществлявшимися преобразованиями и наращиванием производства новейших видов вооружения стал самым жестким. Отмечая особен­ности руководства оборонной промышленностью, нарком вооружения Б. Ванников писал, что "ее шефом, согласно распределению обязанно­стей между руководителями партии и правительства, тогда был H.A. Вознесенский, но фактически ею занимался И.В. Сталин ¹.

 

Резкое увеличение выпуска вооружения при возросшем контроле за этим со стороны руководства страны вызвало рост диспропорции в экономике СССР в сторону военного производства. Нередко отдельные заводы не выполняли планов по выпуску гражданской продукции для населения, но значительно превышали задания по заказам оборонного характера ².

 

Вместе с тем рост масштабов военного производства требовал все большего количества металла, которым трудно было в должной мере обеспечивать заводы. Это отрицательно сказывалось на выпуске не только гражданской, но и военной продукции. В 1939 г. и в первом квартале 1940 г. металлургическая промышленность уже не полностью покрывала нужды экономики ³.

 

Заметные трудности возникли и в машиностроении, важное место в котором занимал выпуск вооружения. Перераспределение материаль­ных ресурсов в целях приоритетного обеспечения потребности оборонной сферы производства, темпы которого увеличились в три раза ⁴, выз­вало отставание большинства других направлений этой отрасли.

 

Отрицательно также стало сказываться на экономике Советского Союза сокращение внешней торговли. Это было связано прежде всего с начавшейся второй мировой войной. Внешнеторговый оборот СССР уменьшился в 1939 г. по сравнению с предыдущим почти в два раза ⁵.

 

В результате нарушения экономических связей с Англией, занимав­шей до этого первое место во внешней торговле Советского Союза, прекратились закупки продукции английской станкостроительной про­мышленности, которая была крайне важна и для военных заводов. Вообще тенденция к ограничению торговли с СССР стала проявляться у Англии с конца лета 1939 г.

 

Изменения в структуре советской экономики в связи с ограниче­нием выпуска продукции, предназначавшейся для гражданских целей, и расширение масштабов работы оборонной промышленности не могло не сказаться на снабжении товарами и условиях жизни населения. Умень­шение товарной массы в сфере внутренней торговли вело к появлению дефицита на отдельные необходимые предметы и продукты питания. Произошло повышение цен на ряд товаров, а это, в свою очередь, повлекло за собою снижение жизненного уровня населения.

 

Стремление увеличить выпуск товаров народного потребления при отсутствии соответствующих возможностей вело к их ухудшению. В частности, предприятия легкой промышленности стали выпускать обувь, одежду, ткани более низкого качества. По словам наркома тор­говли РСФСР Д. Павлова, "лепили, как попало, лишь бы набрать коли­чество, рубли, вал" ⁶. Снижение спроса на товары привело к тому, что в 1940 г. товарооборот на одного человека составил ничтожно малую сумму – 92 руб. в год ⁷.

 

Естественно, что увеличение военного производства требовало зна­чительных денежных средств. Бюджетные ассигнования оборонной промышленности увеличились с 20,1 млрд. руб. в 1937 г. до 40,8 млрд. руб. в 1939 г., т. е. более чем в два раза. На военные цели в 1939 г. было израсходовано 25% всех денежных средств государственного бюд­жета страны, которые поступали непосредственно в наркомат обо­роны ⁸.

 

Дополнительные средства приходилось изыскивать внутри страны, в том числе и за счет увеличения налогообложения населения. В частности, был принят новый закон о налоге на доходы колхозников, который заметно снизил их жизненный уровень. Эта мера предусматри­вала дать государству ежегодные денежные поступления в размере около 850 млн. руб. ⁹. Вообще прогрессирующее налогообложение затро­нуло все категории граждан Советского Союза. В целом по стране в 1938-1940 гг. в среднем в год налоги, сборы и займы составляли около 18 млрд. руб. В 1940 г. величина их достигала почти 21 млрд. руб.¹⁰

 

Меры по увеличению финансирования оборонной промышленности в условиях складывавшейся международной обстановки являлись вы­нужденными и дали свой результат. Оснащенность Красной Армии вооружением и боевой техникой непрерывно возрастала. В рассматри­ваемый период ежегодно выпускалось более 3 тыс. самолетов, столько же танков и 5 тыс. различных орудий. По сравнению с началом 30-х годов количество самолетов увеличилось в 6,5 раза, танков – в 43 раза и артиллерии – в 7 раз ¹¹. Особенно большой объем продукции дала оборонная промышленность в 1939 г.

 

Вместе с тем требовалось модернизировать боевую технику, заме­нять устаревшие ее образцы более совершенными, а не просто наращи­вать количество вооружения. Здесь было, однако, отставание. Не случайно, зарубежные наблюдатели обращали на это внимание, говоря, что "вводит в заблуждение количественный состав вооруженных сил России", поскольку "на бумаге эти цифры выглядят внушительными". Так считал английский военный атташе в Москве, имея в виду, в частности, что "советские военно-воздушные силы, хотя и внушитель­ны по численности, не отвечают современным требованиям..."¹².

 

В СССР не было налажено производство минометного и автомати­ческого стрелкового оружия, ряда других видов вооружения, имевших­ся в зарубежных армиях. Некоторая часть боевой техники уступала иностранным образцам. Все это сказывалось на уровне развития совет­ских вооруженных сил. Он не отвечал уже требованиям времени ¹³, и это становилось все более очевидным.

 

Проблемы, связанные с качественным улучшением боевой техники и оружия, обсуждались высшим политическим и военным руководством в Москве в конце лета и осенью 1939 г. Тогда был принят ряд решений относительно преодоления имевшегося отставания и необходимости производства более современных видов военной техники и боеприпасов, новых типов самолетов и танков ¹⁴.

 

Но для реализации этих решений требовалось довольно продолжительное время и большие капиталовложения. В срочном порядке выполнить намеченное в полном объеме в конце 30-х – начале 40-х годов, естественно, не представлялось возможным. Ввиду качествен­ного состояния отдельных важных видов вооружения, а также ущерба, который был нанесен репрессиями высшему командному составу Крас­ной Армии, у некоторых иностранных военных экспертов и дипломатов складывалось мнение, что советские войска не готовы для ведения широкомасштабных наступательных действий, а лишь "в состоянии обеспечить оборону собственной территории"¹⁵. На заседании комитета но внешней политике кабинета министров Великобритании, состояв­шемся 19 апреля 1939 г., при оценке военных возможностей СССР было высказано утверждение, что Советский Союз "не предпримет ни­каких боевых действий за пределами своих границ"¹⁶.

 

Вообще экономическое положение СССР и проблемы перевооруже­ны Красной Армии вряд ли позволяли говорить о стремлении советского руководства ввязаться в войну, хотя бы локального характера, даже с уступающим по силе противником. Собственно, осенние переговоры 1939 г. СССР с Финляндией подтверждали это. Кстати, из гер­манского посольства в Москве прямо заявили одному из представителей финляндской делегации А. Паасонену: "Никакой войны не будет, поскольку Красная Армия не готова к ней на пороге зимы"¹⁷.

 

Да и театр военных действий в североевропейской части СССР не имел подготовленных инженерных сооружений и транспортных комму­никаций. Здесь отсутствовали дороги, необходимые для быстрого сосре­доточения войск или их перегруппировки в целях наступления ¹⁸. К тому же не было соответствующих топографических карт.

 

Очевидной являлась необеспеченность соединений и частей Крас­ной Армии, размещавшихся на севере и северо-западе, всем необхо­димым для действий в суровых зимних условиях. Как свидетельствуют документы, "вопросы обеспечения теплыми вещами (ушанки, перчатки, валенки) не были проработаны и не ставились своевременно нарко­матом обороны"¹⁹.

 

В случае возникновения военных действий на северо-западе Ленин­град и ряд районов области неизбежно становились ближайшим тылом армии, а его промышленная база – главным арсеналом войск фронта. Какова же была готовность этого региона в экономическом отношении с учетом экстремальной обстановки военного времени? Перемены здесь происходили в общем плане осуществления мероприятий оборонитель­ного характера, которые предусматривались перестройкой экономики страны. Прежде всего были пересмотрены производственные программы целого ряда заводов и фабрик Ленинграда ²⁰. Это, естественно, вызвало осложнения в процессе производства. Новые задания потре­бовали резкого увеличения выпуска продукции, имевшей военное пред­назначение. Но достигнуть намеченного удалось далеко не сразу.

 

Серьезные трудности вызвала частичная мобилизация в ряды Крас­ной Армии в сентябре 1939 г., охватившая и северо-западные районы страны. В результате тысячи работников ленинградских предприятий были зачислены на воинскую службу, что привело к нехватке квали­фицированных специалистов в промышленности. Вообще, как выяс­нилось впоследствии, в стране не было "твердо установленного порядка в бронировании рабочей силы на военное время"²¹.

 

К тому же работа ленинградской промышленности, значительная часть которой занималась выпуском военной продукции, зависела от бесперебойного снабжения электроэнергией. Между тем ее хронически не хватало. Об этом официально заявил с трибуны XVIII партийного съезда в марте 1939 г. один из ленинградских руководителей П.С. Поп­ков: "Ленинград в течение последних двух лет ощущает острый недо­статок электроэнергии"²². Устранить его за короткое время не пред­ставлялось возможным.

 

С началом зимней войны проблемы экономики Ленинградского региона еще более обострились. Обстановка в самом Ленинграде при этом стала типичной для прифронтового города. Как чисто военные соображения, связанные с введением светомаскировки, так и кризис с электроэнергией наложили отпечаток на облик Ленинграда. В вечернее и ночное время он погружался в полную темноту ²³. Энергетические предприятия города выполняли годовой государственный план лишь на 69%, а мощность ленинградских электростанций использовалась не более чем на 50-55% из-за отсутствия должного количества топлива ²⁴.

 

Перебои с подачей электроэнергии заметно сказывались на работе промышленных предприятий, вели к лимитированию объема выпускав­шейся продукции. Серьезные проблемы возникли в таких отраслях промышленности, как металлообрабатывающая (ее предприятия не выполнили государственного плана 1939 г.), машиностроительная, хи­мическая, цветная металлургия ²⁵. Между тем именно эти отрасли были тесно связаны с военным производством.

 

Еще в более сложном положении оказался транспорт. Увеличение перевозок в северо-западном направлении – в ленинградский регион, Карелию, Заполярье, при слабой разветвленности дорог и недостаточ­ной пропускной способности железнодорожных магистралей, нарушило нормальную работу транспорта. К тому же стала остро ощущаться не­хватка товарных вагонов ²⁶. В результате транспортировки войск, "про­бок" на дорогах, недостатка топлива и других причин вместо увели­чения перевозок грузов произошло их снижение. За три месяца войны их было доставлено на 10% меньше, чем за соответствующий период 1938-1939 гг., а в январе 1940 г. более чем на четверть меньше, чем в декабре 1939 г.²⁷

 

Трудности военного времени сказались на положении Ленинграда. 20 февраля ряд предприятий города приостановил работу из-за непо­ступления угля ²⁸. Перед его жителями встала продовольственная проб­лема. "Жутко, что делается, – писала в январе 1940 г. из Ленинграда мать одного из военнослужащих своему сыну, – в магазинах пусто, за хлебом страшные очереди, в продаже ни печенья, ни конфет, ни саха­ра" ²⁹. Это подтверждалось также информацией побывавших в Ленин­граде военнослужащих. "Я ездил в Ленинграда, – свидетельствовал один из них, – и убедился, насколько война отразилась на снабжении трудящихся: в магазинах ничего нет, даже хлеба недостает, а народ в городе только и ведет разговор о войне и трудностях"³⁰.

 

Перебои в снабжении продуктами питания наблюдались и в войс­ках, о чем сообщалось в партийные органы и вышестоящему командо­ванию. В одном из документов, поступившем с Карельского перешей­ка, лаконично констатировалось: "Сидим без продуктов"³¹.

 

Это было в 100 км от Ленинграда. Еще сложнее обстояло дело со снабжением войск, находившихся в восточной части Карелии и на Крайнем Севере, где не оказалось даже необходимых пищевых кон­центратов. Об этом позднее в документах засвидетельствовано так: "Наркомат обороны и промышленность не были подготовлены к изго­товлению сухарей и концентратов. Упродснаб и генштаб недооценили значение этих продуктов для снабжения армии"³².

 

Перебои со снабжением войск, действовавших на фронте в усло­виях суровой зимы, не могли не отразиться на их моральном состоянии. Тем не менее гораздо более сильным фактором, побуждавшим пре­одолевать все трудности, являлись глубоко проникшая в сознание боль­шинства участников боев вера в вынужденность войны с Финляндией в интересах обеспечения безопасности Ленинграда и северо-западных границ, убежденность в правоте позиции, занятой Советским Союзом.

 

Население приграничных районов Ленинградской области выражало, как свидетельствуют документы того времени, полное одобрение перехода в наступление Красной Армии. В одном из них сообщалось в Ленинградский обком партии: "Население гор. Сестрорецка 30 ноября восприняло орудийные залпы Красной Армии, знаменовавшие о начале наступления на финляндскую военщину, с облегчением и большое радостью"³³. Сестрорецкий участок, как известно, являлся одним из главных при наступлении советских войск на выборгском направлении.

 

Тем большую уверенность в справедливость наступления Краснов Армии вселял тезис о том, что СССР "не покушается на национальную и политическую независимость финского народа"³⁴, а стремится лишь "ликвидировать антисоветский военный плацдарм", созданный в Фин­ляндии, правительственные круги которой действуют в интересах и при поддержке империалистических держав Запада. Заключение договора о дружбе и взаимопомощи с созданным в Терийоки "народным прави­тельством Финляндии" должно было стать весомым подтверждением указанного тезиса. В советской печати широко распространялась мысль о том, что Красная Армия призвана "оказать помощь финскому народу" освободиться от власти тех, кто "вверг страну в войну с Советским Союзом", и вновь обрести мир ³⁵.

 

В Ленинграде развернулась работа по разъяснению политики со­ветского правительства в отношении Финляндии. На предприятиях города ее вели агитаторы, которых здесь насчитывалось до 60 тыс. Среди населения распространялось более 440 тыс. газет различных наименований и 670 тыс. экземпляров журналов ³⁶, многие их публи­кации посвящались официальным материалам, касавшимся зимней вой­ны и ее хода. Опытные партийные работники, пропагандисты, препо­даватели высших учебных заведений, литераторы выступали в печати, по радио и в различных производственных коллективах, решая эту задачу. На фронт выехали такие писатели, как А.Т. Твардовский, С.Я. Маршак, СВ. Михалков, Н.Е. Вирта, A.A. Прокофьев, М.А. Дудин и др. В директиве начальника политуправления Ленинградского военного округа П.И. Горохова, направленной еще 23 ноября в войска, конкретно указывалось: "Мы идем не как завоеватели, а как друзья финского народа. Красная Армия поддержит финский народ, который стоит за дружбу с Советским Союзом и хочет иметь свое финляндское подлинно народное правительство"³⁷.

 

Из донесений, поступавших в партийные органы и вышестоящему командованию, явствовало, что среди призывников запаса, направляе­мых в войска Ленинградского военного округа, и в его частях не наблюдалось каких-либо отрицательных эмоций в преддверии наступ­ления Красной Армии. Докладывалось, в частности, что среди лиц фин­ской национальности "настроение военнообязанных было хорошее"³⁸.

 

В канун наступления в частях Ленинградского военного округа, на кораблях Краснознаменного Балтийского и Северного флотов велась постоянная разъяснительная работа. В одном из донесений в Москву из политуправления Балтийского флота сообщалось: "Ночь с 29 на 30 ноября все работники политуправления работали на кораблях и в частях, помогая военкомам организовать среди личного состава разъ­яснение внешней политики советского правительства"³⁹. В другом доку­менте сообщалось как бы о достигнутом результате: "Приказ о выступ­лении с оружием в руках встречен с исключительным подъемом"⁴⁰.

 

Чувство уверенности в справедливость решения о применении силы при разрешении конфликта с Финляндией проявлялось в это время также среди подавляющего большинства гражданского населения. Ха­рактерно в этом отношении письмо рабочих Кировского завода бойцам, командирам и политработникам Ленинградского военного округа. "Все наши мысли и чувства, все желания и чаяния, – говорилось в нем, -направлены у нас сейчас к тому, чтобы как можно лучше, честнее и самоотверженнее трудиться на благо своей любимой Родины... А если понадобится, мы без колебания возьмем в руки оружие и вместе с вами до последней капли крови будем защищать наш родной город...⁴¹. При этом в письмах на фронт нередко присутствовала мысль о важности решения Красной Армией задачи "освобождения трудящихся Финлян­дии"⁴².

 

Вполне возможно, что отдельные письма, публиковавшиеся в печа­ти, готовились лицами, которые руководствовались пропагандистскими целями. Однако без риска впасть в ошибку можно утверждать, что страна, и прежде всего ленинградский регион, были уверены в спра­ведливости и обоснованности действий Красной Армии в Финляндии по обеспечению безопасности СССР.

 

На предприятиях, выполнявших военные заказы, администрация встречала необходимую поддержку своих коллективов, когда требова­лось быстрое выполнение производственных заданий. В связи с уходом на фронт квалифицированных специалистов многие работали сверх­урочно. На отдельных заводах и фабриках Ленинграда, где выпуска­лась военная продукция, рабочие трудились по 20 часов в сутки ⁴³, нередко совмещая ряд профессий. В начале 1940 г. число "многостаноч­ников" и выполнявших работу по нескольким профессиям достигло на ленинградских предприятиях 19 тыс. человек ⁴⁴.

 

В итоге советское правительство получило возможность в полной мере оценить результативность работы.

 

В экстремальных условиях войны ленинградская промышленность фактически превратилась в главный арсенал страны. В отчете ленин­градских областной и городской партийных организаций констатирова­лось 21 апреля 1940 г., что удалось в значительной мере преодолеть трудности, имевшиеся в обеспечении промышленности топливом и сырьем, сделав это прежде всего за счет внутренних ресурсов регио­на ⁴⁵. В 1939 г. произошло резкое повышение производительности труда – почти на 28% по сравнению с 1937 г. Дополнительный прирост выпускаемой продукции за счет сверхплановой производительности тру­да составил в денежном выражении 700 млн. руб. ⁴⁶

 

В сложных условиях приходилось срочно осваивать выпуск совер­шенно новых видов военной продукции. В частности, была поставлена задача начать изготовление в большом количестве автоматического стрелкового оружия, фугасных мин и миноискателей, шанцевого ин­струмента, средств заграждения и различного военного снаряжения. Сталин потребовал от наркомата вооружения срочно наладить выпуск автоматов типа финского "Суоми", который показал высокие боевые качества. Для этого предлагалось возобновить ранее прерванное произ­водство пистолета-пулемета Дегтярева, внеся в него конструктивные изменения с учетом положительных особенностей автомата "Суоми". Как вспоминал впоследствии нарком вооружения Б.Л. Ванников, "Ста­лин приказал все выпускаемые пистолеты-пулеметы комплектовать только такими же дисками, как "Суоми" ⁴⁷.

 

То же самое произошло и с запуском в производство миноиска­телей, потребность в которых на фронте была исключительной. Ленин­градским специалистам поручили срочно разработать конструкцию ми­ноискателя. "Взволнованные, хотя и несколько озадаченные, инженеры и преподаватели разошлись по лабораториям, – вспоминал К.А. Ме­рецков. – Уже на следующий день первый образец миноискателя был готов" ⁴⁸. Вскоре начался их массовый выпуск. Среди сконструиро­ванных в короткие сроки и запущенных в производство были новые полевые радиостанции, минометное вооружение, танковые тараны, бронещитки, бронесани, сухопутные торпеды ⁴⁹. Самым крупным дости­жением явился выпуск на Кировском заводе новых тяжелых танков типа "KB". Они были испытаны при прорыве линии Маннергейма и сыграли там исключительно большую роль.

 

С ленинградских предприятий на фронт было направлено несколько специальных бригад рабочих для ремонта в боевых условиях выхо­дившей из строя боевой техники ⁵⁰. Они решали эту задачу в сложных зимних условиях, при отсутствии необходимых для ремонтных работ помещений.

 

Для облегчения положения бойцов, оказавшихся в суровых из-за морозов фронтовых условиях, ленинградские швейные и текстильные предприятия, изготавливавшие обмундирование для Красной Армии, трудились в исключительно жестком ритме. В ходе войны легкая промышленность Ленинграда и страны в целом направила за короткое время на фронт большое количество полушубков, теплого белья, головных уборов, валенок и другого зимнего обмундирования. Кроме того, были сконструированы и доставлены в действующую армию до 2,5 тыс. передвижных домиков, металлические печки-времянки и дру­гие обогревательные приспособления ⁵¹.

 

Единение тыла с фронтом нашло красноречивое выражение в инициативных действиях населения страны.

 

Среди ленинградцев развернулось движение добровольцев, заяв­лявших о желании принять участие в боевых действиях. Из их числа было сформировано и отправлено на фронт шесть лыжных отрядов численностью около 4 тыс. человек ⁵².

 

Стремление оказать максимальную поддержку тем, кто сражался на фронте, выражалось в самых разнообразных формах. Тысячи рабо­чих, служащих, студентов Ленинграда дежурили в свободное время в госпиталях, помогая раненым. Свыше 60 тыс. ленинградцев стали доно­рами. Более 3,5 тыс. медицинских работников города и области были зачислены по их желанию в части, действовавшие на фронте ⁵³.

 

Забота о бойцах действующей армии ярко проявилась в движении по оказанию помощи войскам теплой одеждой и подарками. В конце 1939 г. – начале 1940 г. из Ленинграда на фронт было отправлено 60 тыс. посылок. Всего жители города и области собрали, по неполным данным, подарков для бойцов на сумму свыше 40 млн. руб. ⁵⁴ Масса писем поступала в партийные комитеты и местные органы власти с различного рода предложениями и советами относительно эффектив­ности проведения операций и улучшения обстановки на фронте для достижения решительного успеха ⁵⁵.

 

Несмотря на исключительно сложную обстановку, бойцы проявля­ли стойкость и упорство и при выполнении поставленных задач. Финны высоко оценили самоотверженность рядового и командного состава частей Красной Армии. Маршал Маннергейм писал, что "русский ко­мандный состав представлял собой людей смелых, с самообладанием", а "русский пехотинец был храбрым, стойким и малоприхотливым"⁵⁶. Подтверждал это мнение также известный финский дипломат А. Пакаслахти. Он писал в своих мемуарах: "Вскоре мы поняли, что со­ветские солдаты имели иммунитет к нашей пропаганде. Они сражались до последнего. И даже, оказавшись в безнадежном положении, они отказывались сдаться" ⁵⁷. Объективность такого рода констатации не вызывает сомнений.

 

Но все же по мере того, как война принимала затяжной характер и обнаруживалась неподготовленность к ней Красной Армии, а утверж­дения о благожелательном отношении финского населения к вооружен­ной акции СССР оказались несостоятельными, на фронте и среди населения в тылу стало проявляться негативное отношение к войне. В адрес высшего военного командования и советского руководства даже раздавалась критика. В одном из документов политуправления Балтий­ского флота, где упоминались подобного рода факты, отмечалось, что "отрицательные настроения идут, главным образом, по линии непра­вильного понимания и истолкования войны с белофиннами..." ⁵⁸. Среди высказываний военнослужащих доминировало прежде всего осуждение затянувшейся войны, приведшей к большим потерям. Утверждалось, что так "ей конца-края не будет"⁵⁹. А по поводу отсутствия поддержки со стороны финского населения правительства О.В. Куусинена выража­лось весьма определенное мнение: "Народное правительство создано Москвой" ⁶⁰.

 

Но такого рода настроения появились лишь с января – начала февраля 1940 г. Они выражались как устно, так и преимущественно в анонимных письмах в адрес руководства страны и в органы печати. В одном из писем неизвестного автора в "Ленинградскую правду" от 3 февраля 1940 г. (оно было переслано A.A. Жданову) говорилось: "Войну наши руководители и представители не предусматривали, стратегический план ее проведения был недостаточно жизнен... недо­статочно был пропитан заботой о своих людях, о своих бойцах, о своей армии... В результате получилось такое, что невольно начинаешь сом­неваться в искренности наших руководителей... Легкой рукой тысячи бойцов 30 ноября в обмотках и ботинках были брошены на холодные болота, и результат известен... большие потери и много паники, много замерзших, много больных, много раненых, много мертвых"⁶¹.

 

Неудачное проведение наступления Красной Армии вызывало даже такое мнение, что "боевыми операциями кто-то руководит предатель­ски". Делалось при этом предостережение, что в войсках может воз­никнуть "политическое недовольство" ⁶². Информация о подобного рода настроениях, естественно, докладывалась в вышестоящие органы, и принимались жесткие репрессивные меры. За высказывания с осужде­нием войны, а также направленные против правительства и руковод­ства Красной Армии, было привлечено к суду военного трибунала 843 военнослужащих ⁶³.

 

Вместе с тем ответственность за провалы операций наркомат обо­роны стремился переложить на командующих армиями, командиров соединений и отдельных частей. За время зимней войны от руководства войсками были отстранены 3 командующих армиями, 8 командиров корпусов, 9 командиров дивизий и 31 командир стрелковых полков ⁶⁴. Такие решения принимались с ведома, а нередко и по инициативе Ста­лина. Военачальники, снятые с занимаемых постов, становились тем самым в глазах подчиненных и общественности конкретными винов­никами всех неудач при осуществлении боевых операций.

 

В ходе тяжелых боев часть советских бойцов попала в плен. Всего их было чуть более 5 тыс. человек ⁶⁵. Им пришлось пережить суровые испытания и после возвращения из плена. Многие подверглись репрес­сиям, как не выполнившие свой воинский долг. Военкоматам же было дано указание сообщать семьям тех военнослужащих, которые счита­лись без вести пропавшими, как о погибших "в боях с финской белогвардейщиной"⁶⁶. Тем самым предрешалась и судьба многих, кто ока­зался в плену.

 

Но, наряду с этим, последовало небывалое для Советского Союза награждение орденами и медалями участников войны. Сражавшимся на фронте, а также более тысячи ленинградцам, отличившимся при выпол­нении военных заказов, было вручено около 50 тыс. правительствен­ных наград. Впервые очень большое число военнослужащих – свыше 400 человек удостоились высокого звания Героя Советского Союза ⁶⁷.

 

Хотя в ходе войны провалы и просчеты в действиях высшего политического и военного руководства были очевидны, это всячески затушевывалось. Более того, подчеркивалась в ряде случаев его даль­новидность. По словам Жданова, в руководящих кругах Советского Союза исходили из того, что военные действия с Финляндией будут иметь затяжной характер. Выступая в апреле 1940 г. по поводу итогов советско-финляндской войны, он заявил: "Главное командование и ЦК считали, по опыту прошлых войн в Финляндии, что вряд ли она окончится раньше августа месяца... На очень короткий срок мы не рассчитывали" ⁶⁸.

 

В итоге внешнеполитическая обстановка и внутреннее положение в стране заставили принимать срочное решение о прекращении войны. Окончание ее в начале весны 1940 г. явилось довольно неожиданным для населения Советского Союза и было воспринято им в целом с несомненным облегчением. Вместе с тем многие не понимали, почему это произошло после прорыва линии Маннергейма, когда уже началось продвижение в глубь Финляндии. Высказывалось даже мнение, что "надо было довести войну до конца" ⁶⁹. А что стало с "народным правительством"? В Ленинграде спрашивали: "Какова будет судьба прави­тельства Отто Куусинена?" и "Что будет с договором, заключенным между СССР и правительством народно-демократической Финлян­дии?" ⁷⁰.

 

Ответы на вопросы относительно "народного правительства" были официально даны не сразу, а несколько позднее. Когда последовало преобразование Карельской автономной республики в Карело-Финскую союзную республику, О.В. Куусинен стал председателем Президиума ее Верховного Совета.

 

Процессы, происходившие в Советском Союзе в ходе войны в экономической и социально-политической сферах, отражали сложность внутренней обстановки. Они явились непосредственной причиной того, что такая крупная держава, как СССР, оказалась в весьма затруд­нительном положении в войне с Финляндией, хотя в конечном итоге и достигла своих стратегических целей.

 

1     Ванников Б.Л. Из записок наркома // Новая и новейшая история. 1988. № 1. С. 95.

2     См.: Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933-1940 гг. М., 1963. С. 172.

3     Там же. С. 214; Промышленность СССР: Стат. сб. М., 1957. С. 106.

4     Промышленность СССР: Стат. сб. С. 207,217, 220-224,226, 232, 236; Социалистичес­кое народное хозяйство СССР в 1933-1940 гг. С. 260.

5     Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933-1940 гг. С. 618.

6     Павлов Д.В. Из записок наркома. // Новая и новейшая история. 1988. № 6. С. 106.

7     Там же. С. 111.

8     История второй мировой войны, 1939-1945. М, 1974. Т. 2. С. 187.

9     Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933-1940 гг. С. 590.

10   История второй мировой войны, 1939-1945. М., 1974. Т. 3. С. 381.

11   Великая Отечественная война Советского Союза. М., 1965. С. 38; Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933-1940 гг. С. 172.

12   На роковом пороге (из архивных материалов 1939 года) // Вопр. истории. 1989. № 11. С. 98.

13   См.: 50 лет Вооруженных Сил СССР. М., 1968. С. 233.

14   Там же. С. 224; История второй мировой войны, 1939-1945. Т. 2. С. 189.

15   На роковом пороге (из архивных материалов 1939 года). С. 95.

16   Там же. С. 93.

17   Paasonen А,. Marsalkan tiedustelupäällikönä ja hallituksen asiamiehenä. Hels., 1974. S. 60.

18   Из архивов партии // Известия ЦК КПСС. 1990. № 1. С. 194; Российский государственный военный архив. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 139. Л. 22 (Далее: РГВА).

19   Из архивов партии. С. 204.

20   Дзенискевич А.Р. Накануне и в дни испытания. Л., 1990. С. 52.

21   Из архивов партии. С. 198.

22   XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б): Стеногр. отчет. М., 1939. С. 368-369.

23   Очерки истории Ленинграда. Л., 1965. Т. 4. С. 413.

24   Очерки истории Ленинградской организации КПСС. Л., 1980. Т. 2. С. 559; Индуст­риализация северо-западного района в годы второй и третьей пятилеток. Л., 1969. С. 124.

25   Индустриализация северо-западного района в годы второй и третьей пятилеток.
С. 184, 189; Очерки истории Ленинградской организации КПСС. Т. 2. С. 559.

26   Социалистическое народное хозяйство СССР в 1933-1940 гг. С. 517.

27   Там же.

28   Там же.

29   Центральный государственный архив историко-партийных документов в Санкт-Петербурге. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 4336. Л. 93. (Далее: ЦГАИПД С.-П.).

30   Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-34. Оп. 6. Д. 835. Л. 236. (Далее: РГАВМФ).

31   ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 3593. Л. 235.

32   Из архивов партии. С. 204.

33   ЦГАИПД С.-П. Ф. 4880. Оп. 1. Д. 367. Л. 94.

34   Там же. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 3882. Л. 3.

35   Vihavainen Т. Marssi Helsinkiin. Hels., 1990. S. 44-49.

36   Дзенискевич А.Р. Указ. соч. С. 54.

37   РГВА. Ф. 25888. Оп. 13. Д. 30. Л. 6.

38   ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 3687. Л. 22.

39   РГАВМФ. Ф. Р-1549. Оп. 1. Д. 223. Л. 6.

40   ЦГАИПД C.-IL Ф. 24. Оп. 2в. Д. 3882. Л. 29.

41   Цит. по: История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1974. С. 166.

42   ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 12. Д. 12. Л. 4.

43   Очерки истории Ленинграда. Т. 4. С. 415.

44   Очерки истории Ленинградской организации ВЛКСМ. Л., 1969 С 271.

45   Индустриализация северо-западного района в годы второй и третьей пятилеток. С. 190.

46   Там же. С. 398.

47   Ванников БД. Указ. соч. С. 112.

48   Мерецков К.А. На службе народу. М., 1968. С. 183.

49   Там же. С. 186; Воронов H.H. На службе военной. М., 1963. С. 137; История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1988. С. 144; Очерки истории Ленинграда. Т. 4. С. 415; История второй мировой войны. Т. 3. С. 385.

50   Очерки истории Ленинградской организации КПСС. Т. 2. С. 331.

51   История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1988. С. 135.

52   Очерки истории Ленинградской организации КПСС. Т. 2. С. 331.

53   ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 4521. Л. 4; Очерки истории Ленинграда. Т. 4. С. 416; очерки истории Ленинградской организации КПСС. Т. 2. С. 568.

54   ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 4521. Л. 9; Дзеникевич А.Р. Указ. соч. С. 60.

55   РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 323. Л. 93-200; Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1224. Л. 9-13.

56   Mannerheim G. Muistelmat. Hels., 1952. Osa II. S. 224, 225.

57   Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen näytelmä. Porvoo; Hels., 1970. S. 224.

58   РГАВМФ. Ф. P-34. On. 6, Д. 835. Л. 214.

59   Там же. Л. 215.

60   Там же. Л. 229; См.: РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1221. Л. 99; Ф. 34980. Оп. 5. Д. 46. Л. 3.

61   ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 22. Д. 226. Л. 42-44.

62   Там же. Д. 243. Л. 61.

63   Ващенко П.Ф. Если бы Финляндия и СССР... // Воен.-ист. журн. 1990. № 1. С. 34.

64   РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1378. Л. 155.

65   Там же. Д. 1395. Л. 285.

66   ЦГАИПД С.-П. Ф. 24. Оп. 26. Д. 4329. Л. 160.

67   История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1988. С. 145.

68   ЦГАИПД С.-П. Ф. 25. Оп. 2. Д. 2479. Л. 2.

69   Там же. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 4020. Л. 127.

70   Там же. Л. 125-128; Л. 157-158; Д. 4077. Л. 107-108; РГАВМФ Ф. Р-34. Оп. 6. Д. 963. Л. 4, 41,65.

 

ТРУДНАЯ ДОРОГА К МИРУ

 

ПЕРВЫЕ ШАГИ К КОМПРОМИССУ

 

30 ноября 1939 года

 

© О. Вехвиляйнен

 

Во время осенних переговоров в Москве финская сторона была настроена против каких-либо уступок СССР. Но при этом почти никто серьезно не думал, что возможна война. Многие до последнего момента отказывались верить, что Советский Союз применит силу против сво­его малого соседа. За прошедшие недели после срыва переговоров, как казалось, ничто не предвещало войны, в стране утвердилась надежда, что все останется как было. Активная советская пропаганда против финского правительства воспринималась как попытка давления. Она не поколебала мирный настрой ни среди населения, ни в войсках, сосре­доточенных у границы ¹. Тем более тяжким оказалось осознание дейст­вительности. Сообщение 30 ноября о бомбардировке Хельсинки и Виипури, обстреле советской артиллерией финских объектов и переходе советских войск на многих участках финской границы быстро об­летело всю Финляндию. В первый же день войны только при налете на Хельсинки погиб 91 житель, а число раненых было гораздо больше.

 

В правительстве А. Каяндера также не предполагали, что дело дойдет до войны. Министры склонны были думать, что на Финляндию будет оказываться и далее политические и психологическое давление либо советское правительство предложит начать новые переговоры. Даже после того, как на Хельсинки упали первые бомбы, некоторые из министров все еще сомневались в том, что это означает начало войны. Когда рано утром министр внутренних дел У. Кекконен сообщил по телефону премьер-министру А. Каяндеру, что советские войска пере­секли границу, и потребовал безотлагательно созвать правительство, то услышал удивленный ответ: "Означает ли это, что нам необходимо собраться еще до начала рабочего времени"². В течение дня истинное положение дел стало понятно и правительству. Вечером в стране было объявлено военное положение. Президент республики К. Каллио пере­дал свои полномочия главнокомандующего армией маршалу К. Маннергейму.

 

Министр финансов В. Таннер также не хотел верить, что началась война. Она представлялась ему слишком неразумным способом реше­ния спорных вопросов, и, тем не менее, он считал необходимым все же принимать во внимание вероятность нападения Советского Союза на Финляндию. Подписанный Советским Союзом с Германией договор о ненападении, оккупация им восточной части Польши, заключение договоров со странами Балтии и его требования к Финляндии давали основание предполагать, что Советский Союз отказался от выдви­гавшихся им прежде принципов, предусматривавших в том числе и признание прав малых народов ³. Перед отъездом в Москву делегации, которую возглавил Ю. Паасикиви, на заседании Государственного со­вета Таннер говорил, что 90% граждан Финляндии хотели бы избежать войны ⁴. В Москве Таннер и Паасикиви были единого мнения отно­сительно главной линии, хотя последний был более склонен к уступ­кам ⁵. Фактически же взгляды этих двух участников переговоров не имели никакого значения, поскольку решения принимало заседавшее в Хельсинки правительство. Когда 4 ноября Паасикиви и Таннер за­просили правительство, имеют ли они право предложить в аренду СССР о-ов Юссарё вместо морской базы Ханко, в этом им было ре­шительно отказано. Это и привело к срыву переговоров. Позднее Тан­нер и Паасикиви сделали вывод, что компромисса на переговорах можно было достигнуть, если бы правительство одобрило их предложе­ние ⁶.

 

Возвратившись из Москвы, Таннер все же не решился оспаривать общее мнение, которое было против передачи СССР морской базы в устье Финского залива. Вместе с тем он надеялся, что Советский Союз предпримет новую инициативу, чтобы продолжить переговоры ⁷. Озабо­ченный нестабильностью экономики страны, он поддержал предло­жение Эркко частично ограничить мобилизацию. В конце ноября Па­асикиви просил Таннера взять на себя инициативу возобновления пере­говоров с советским правительством, предлагал назначить даже Тан­нера вместо Эркко министром иностранных дел ⁸. Однако у министра Ю. Седерхьельма сложилось мнение, что Таннер хочет расколоть пра­вительство, перейдя к политике частичных уступок ⁹. Тогда Таннер ре­шил ждать, когда услышанный из Москвы "шум" заставит народ пове­рить в серьезность положения ¹⁰. Впоследствии он корил себя за то, что вовремя не воспротивился политике Эркко ¹¹.

 

Изменить позицию правительства Каяндера, и прежде всего ми­нистра иностранных дел Эркко, разумеется же, было нелегко. "Красно-земельное правительство" из всех существовавших ранее правительств независимой Финляндии имело самую широкую парламентскую базу, которая была представлена основными крупными партиями рабочих и крестьян. На выборах в июле 1939 г. они добились внушительной по­беды ¹². Иными словами, в начале московских переговоров власть Фин­ляндии отражала настроения "как широких слоев ненаэлектризованного противоречиями населения курных изб, так и городских рабочих, имев­ших в своих домах плиту" ¹³. Подавляющее большинство населения одобряло линию Каяндера на переговорах ¹⁴.

 

30 ноября Таннер действовал все же решительно. Он надеялся, что еще не поздно продолжить переговоры с Москвой. Следовало образо­вать новое правительство и выступить с инициативой прекращения огня и возобновления переговоров. Во всяком случае, было необхо­димо, чтобы Эркко покинул свой пост, ибо этот министр стал оли­цетворением неуступчивости на переговорах.

 

Личные бумаги Эркко еще не использовались исследователями, и трудно с уверенностью сказать, на чем он основывался, отстаивая свою линию. Вероятно, оценку им обстановки предопределило взятое на себя обязательство проводить проскандинавскую нейтралистскую политику, а также представление о том, что юридические и моральные факторы делают положение Финляндии сильным. К тому же иност­ранная печать, за которой Эркко, несомненно, внимательно, следил, едва ли не хором вещала, что в споре с Советским Союзом право на стороне Финляндии и что нападение на нее СССР маловероятно ¹⁵. Бу­дучи самоуверенным и волевым, сосредоточив в своих руках рычаги руководства, Эркко, как министр, сохранял внешне спокойствие и утверждал, что войны не будет. Но его оценка оказалась неверной. 30 ноября перед взором шведского посланника С. Салина предстал подавленный, "совершенно изнуренный" человек ¹⁶.

 

Каяндер в той обстановке также не был удачным выбором на пост премьера. Его критиковали за отсутствие опыта руководства. Со­ветская печать вела против него кампанию грубых нападок, поэтому нельзя было ожидать, что Москва сядет за стол переговоров с возг­лавляемым им правительством. Таннер готов был к роспуску кабинета хотя бы таким путем, как выход из него социал-демократических ми­нистров, чего все же не потребовалось делать. Каяндер его поддержал. Правительство, которое совсем недавно получило единодушное дове­рие парламента, ушло в отставку.

 

Маршал Маннергейм не был удивлен появлением в небе Хельсинки бомбардировщиков. Именно этого он и опасался. Являясь председа­телем Совета обороны, которому с возникновением войны пришлось взять на себя обязанности верховного главнокомандующего, маршал еще в предшествовавшие годы говорил о необходимости вооружения. Он поддерживал также политику нейтралитета, которая бы основы­валась на возможно большем сотрудничестве со Швецией. В пред­дверии осени, проявляя все большую озабоченность, он резко кри­тиковал правительство Каяндера за то, что оно не предпринимало все необходимые меры для улучшения военной готовности государства. Это, пожалуй, нельзя признать в полной мере справедливым, поскольку правительство все же обращало на оборону страны значительно боль­ше внимания, чем любое из его предшественников. Но у Маннергейма имелось свое мнение по поводу нехватки в армии зенитных и про­тивотанковых орудий, слабости военно-воздушных сил и неполной обеспеченности боеприпасами. А самое худшее заключалось в том, что у России были развязаны руки для сосредоточения всех своих воору­женных сил против Финляндии. "Армия не способна вести войну", – заявил он министрам ¹⁷, а успеха она могла достигнуть лишь ценой боль­ших людских потерь. В то же время выигрыш войны являлся для Рос­сии вопросом престижа, и совершенно ясно, что по сравнению с Финляндией она располагает неограниченными ресурсами и Финляндия в конечном счете потерпела бы поражение ¹⁸. Так Маннергейм предсказал то, что затем в действительности произошло. Он настоятельно ре­комендовал Финляндии идти на уступки СССР, что дало бы стране время для совершенствования военных приготовлений и упрочения связей со Швецией. На самом деле маршал, более склонный к комп­ромиссам, чем правительство, не думал о значительных уступках – разве что о передаче о-вов Юссарё или Ерё для морской базы и; не­большой территории на Карельском перешейке, к чему и прави­тельство было готово¹⁹. Когда Маннергейму не удалось получить поддержку правительства, он подал заявление об отставке, осудив по­литиков за действия, которые могли привести к войне ²⁰. Он заявил Паасикиви, который пытался склонить его к изменению своего намерения, что не может участвовать в обмане народа ²¹. Но с возникновением войны все это осталось позади. Утром 30 ноября маршал встретился с министром обороны Ю. Ниукканеном и сказал ему: "Господин министр, я имею честь подтвердить, что готов исполнять функции верховного главнокомандующего" ²².

 

Министр Ниукканен не разделял пессимистических взглядов воен­ных профессионалов относительно готовности Финляндии к обороне. Он исходил из того, что армия вполне способна противостоять СССР, который не может сконцентрировать большого количества войск про­тив Финляндии. Являясь руководителем группы министров-аграриев в правительстве, этот карельский крестьянин, будучи изворотливым так­тиком, был главным оппонентом Таннера. В области внешней политики он встал на сторону Эркко вместе с двумя другими министрами-аграриями: министром просвещения У. Ханнула и министром внутренних дел Кекконеном. Ниукканен представлял разделявшееся многими фин­нами мнение, что конечной целью Советского Союза являлось унич­тожение самостоятельности Финляндии и выдвигавшиеся им террито­риальные требования имели одну направленность – способствовать укреплению его позиций для достижения этой цели. Он допускал возможность, что Советский Союз может напасть на Финляндию, но и в этом случае война будет лучшей альтернативой, чем территориальные уступки, которые не могли привести ни к чему иному, как к пути, избранному Чехословакией ²³.

 

Таннер после отставки правительства Каяндера предложил, чтобы новым премьер-министром стал директор Финляндского банка Р. Рюти. До прихода "красноземельного правительства" две большие партии – социал-демократы и Аграрный союз считали необходимым, чтобы премьер-министр был от небольшой Прогрессивной партии, который мог бы сохранить внутри правительства равновесие. Кандидатура Рю­ти выдвигалась в премьер-министры еще в 1937 г., но тогда его отвергли и премьер-министром стал Каяндер. С возникновением войны Рюти отказывался от этого малопривлекательного тогда занятия, но Каллио и Таннер склонили его взять ношу на свои плечи. У Рюти была в деловом мире хорошая репутация как в стране, так и в англоязычных великих державах. В отличие от Каяндера он не подвергался осуж­дению в Советском Союзе и был подходящим партнером для пере­говоров в Москве. Поскольку правительству пока не оставалось иной альтернативы как вести войну, Рюти занялся внимательным изучением потребностей армии.

 

Таннер заявил, что охотно займет место министра иностранных дел, если это облегчит деятельность Рюти как премьер-министра, и проявил готовность сделать все возможное для достижения мира между Финляндией и Советским Союзом. Это намерение поддержали как Маннергейм, так и Паасикиви. Они, правда, не очень высоко оце­нивали дипломатический опыт Таннера, но считали, что теперь время не дипломатии, а борьбы. Таннер к тому же поддерживался внутренним фронтом. До тех пор, пока он мог быть министром иностранных дел, рабочие будут знать, что война не продлится дольше, чем это дикто­валось необходимостью ²⁴. У виднейшего руководителя финского рабо­чего движения Таннера оказалась тем самым ключевая позиция в правительстве Рюти. Ниукканен, второй сильный человек правительства Каяндера, продолжал оставаться министром обороны. Поскольку стави­лась цель стремиться к новым переговорам с Советским Союзом, было естественным, что Паасикиви также вошел в правительство – его считали в стране лучшим знатоком российской политики. Образование правительства Рюти означало расширение основы "красноземельного правительства", создание пятью партиями национальной коалиции. Шведская народная партия вошла в правительство еще в октябре. Когда Паасикиви и ведущий промышленник В. Котилайнен стали чле­нами нового кабинета, то Коалиционная партия также оказалась неофициально в правительстве. Из парламентских партий вне кабинета осталось только профашистское Патриотическое народное движение, но и оно заявило о своей поддержке политики правительства.

 

В сложившейся военной обстановке принятие внешнеполитических решений наталкивалось на ряд трудностей. Парламент переместился из Хельсинки в более безопасный район Похьянмаа. Президент Каллио, который, согласно конституции, должен был руководить внешней по­литикой, проявлял пассивность из-за слабого здоровья, кроме того, он просто плохо разбирался во внешнеполитических делах. В прави­тельстве наиболее важные и конфиденциальные вопросы рассматри­вала комиссия по иностранным делам, другие же министры были не очень информированы. В эту комиссию, помимо Рюти, вошли Таннер, Паасикиви, Ниукканен, министр просвещения Ханнула, а также ми­нистр юстиции И. Сёдерхьельм, который представлял Шведскую на­родную партию. Фактически результаты работы этой комиссии за­висели от взаимопонимания и сотрудничества прежде всего трех из пер­вых упомянутых лиц. Они поддерживали связь с верховным главно­командующим, советы и моральная поддержка которого необходимы были также и во внешнеполитических вопросах. В качестве связного с правительством Маннергейм назначил генерала Р. Вальдена.

 

Хельсинки ищет контактов для переговоров

 

Быстрая смена правительства в Хельсинки объяснялась исклю­чительно интересами возобновления переговоров с Москвой. Поздно вечером 30 ноября печать сообщила, что кабинет Каяндера ушел в отставку, уступая место правительству, с которым советская сторона могла бы согласиться вести переговоры. Таннер уполномочил одного из сотрудников министерства иностранных дел просить посольство Сое­диненных Штатов передать эту информацию в Москву, поскольку у финнов не было уже с ней никакой связи ²⁶. В народный комиссариат иностранных дел Советского Союза сообщение об этом поступило утром следующего дня, но посол Л. Штейнгардт смог переговорить с В.М. Молотовым только вечером. Когда посол задал вопрос о планах Советского Союза в отношении Финляндии, то Молотов сослался на свою речь от 29 ноября. В ней он говорил, что единственная цель пред­принятых советским правительством мер – обеспечение безопасности Советского Союза и в особенности Ленинграда, и осудил финскую не­примиримую, враждебную политику, проводимую в угоду иностранным империалистам. Молотов разъяснил Штейнгардту, что советское пра­вительство было исключительно терпеливым в переговорах с Фин­ляндией, срыв которых и привел к войне. Из-за упрямства Таннера не удалось достигнуть необходимого согласованного решения. Теперь тот же самый Таннер введен в руководство правительства Финляндии. Советский Союз не может иметь дело с таким правительством. Вместо этого принято решение вести переговоры с образованным в тот день правительством, возглавляемым О. Куусиненом. Чтобы дело было пол­ностью ясным, ТАСС опубликовало текст его декларации. Штейнгардт сделал на основе этой беседы заключение, что Советский Союз склонен иметь в Финляндии такое правительство, которое подчинялось бы его воле, и не нуждается во вмешательстве третьей стороны ²⁷.

 

Данная беседа и ее обнародование положили начало кампании про­тив Таннера. Если верить дневнику А. Коллонтай, еще 2 ноября Моло­тов осудил "Таннера, как некого ловкого социал-демократа", без кото­рого "хитрый старец" Паасикиви действовал бы рассудительнее ²⁸. Сделать Таннера публично "козлом отпущения" было, конечно, в этом положении необходимо, поскольку нежелание Советского Союза вести переговоры с финляндским правительством получало очевидное обос­нование. Вместе с тем существовала и другая причина: в борьбе за души финских трудящихся Таннер являлся главным противником Ста­лина и правительства Куусинена ²⁹. В течение последующих десяти­летий это мистифицированное осуждение Таннера использовалось в некоторых советских исторических работах для того, чтобы возложить часть вины за зимнюю войну на финнов.

 

Правительство Рюти исходило из того, что Финляндии надо было быть готовой к большим уступкам, чем те, которые рассматривал пред­шествовавший кабинет ³⁰. 2 декабря во время заседания комиссии по иностранным делам совместно с президентом и верховным главно­командующим пришло плохое известие: Швеция только что отклонила просьбу Финляндии направить шведские войска на Аландские острова. Таннер предложил тогда, чтобы правительство обратилось непосредст­венно к Москве для продолжения переговоров. Его поддержали Паа­сикиви, Рюти, а также и Маннергейм, который был очень обеспокоен нехваткой артиллерийских снарядов и опасался, что Швеция откажется переправлять военные материалы в Финляндию. Ниукканен внес пред­ложение предоставить Германии Аландские острова в обмен на ее поддержку, но оно было отклонено без обсуждения ³¹.

 

В конце концов решили установить контакт с Москвой при посредничестве Швеции. 2 декабря шведское правительство получило из Хельсинки просьбу финского правительства безотлагательно выяснить, желает ли Москва вновь приступить к переговорам. При этом оно выражало готовность внести новые позитивные предложения для дос­тижения взаимопонимания ³². Не дождавшись ответа, правительство Финляндии в тот же день направило в Женеву своему посланнику Холети указание просить генерального секретаря Лиги наций созвать Совет и Ассамблею для рассмотрения факта агрессии Советского Союза против Финляндии. Таннер и Паасикиви рассматривали это обращение как возможность обеспечить мир между Финляндией и Советским Союзом или в худшем случае побудить государства – члены Лиги наций предоставить финнам помощь ³³.

 

На что могла бы согласиться Финляндия после возникновения вой­ны? Финские руководящие деятели считали, что основой для ведения новых переговоров с Москвой должны быть обсуждавшиеся осенью вопросы. Финляндия была согласна занять и более уступчивую по­зицию. На вопрос Рюти, как далеко могла пойти Финляндия, не рискуя своей военной безопасностью, Маннергейм ответил: отдать морскую базу вне континентальной Финляндии, лучше всего острова. Паасикиви предложил передать для размещения морской базы о-ва Юссарё или Ерё и выразил надежду, что советская сторона удовлетворится тер­риторией Ино на Карельском перешейке ³⁴. Тем самым и новое пра­вительство не было готово одобрить все требования, которые Со­ветский Союз выдвигал на осенних переговорах, желая достигнуть ком­промисса. Никакого решения принято не было. Отказ советского пра­вительства от переговоров с хельсинкским правительством сделал это ненужным.

 

Шведский посланник в Москве В. Винтер не смог выполнить дан­ное ему поручение. Молотов отказался от встречи с ним. Нетрудно догадаться о действительной причине этого отказа. Советское пра­вительство намеревалось сначала подписать с правительством Куу­синена договор, который и был опубликован вечером 3 декабря. На следующий вечер Молотов уже был готов принять шведского пос­ланника. Не проявив интереса к возможному содержанию "новых позитивных предложений" Финляндии, народный комиссар заявил, что его правительство не признает "так называемого правительства Финлян­дии", члены которого выехали из Хельсинки в неизвестном направ­лении. Оно признает только "демократическое правительство Финлян­дии", с которым заключен договор. На этом основании Молотов отверг право Швеции защищать интересы Финляндии в СССР. У Винтера сложилось впечатление, что советское правительство полностью удовлетворено положением, почти не сомневаясь в достижении своих целей в Финляндии, и ни в коем случае не допустит вмешательства третьей стороны ³⁵. В тот же день, 4 декабря советское правительство отказалось принять участие в заседании Совета Лиги наций в Женеве. Это также обосновывалось ссылкой на правительство Куусинена.

 

Вопрос о создании правительства Куусинена и мотивах, побудив­ших принять такое решение, продолжает приковывать внимание фин­ских историков. Со своей точки зрения рассматривают его в данной работе российские исследователи, придерживающиеся позиции, что суть вопроса заключалась в неверных расчетах Сталина на то, что финские трудящиеся окажут поддержку правительству Куусинена, под руководством которого в Финляндии будет установлена социалистическая система36. Такое истолкование не чуждо и финским историкам, но они вместе с тем задают вопрос: было ли в действительности со­ветское руководство так плохо информировано, что, оказавшись вве­денным в заблуждение финскими эмигрантами, поверило в возможность возникновения в Финляндии новой революции, вдохновляемой "на­родным правительством". Поэтому, размышляя об агрессии под при­крытием оказания помощи революционному правительству, намерения советского руководства надо рассматривать с различных точек зрения – внешней и особенно внутренней.

 

Зимняя война и Лига наций

 

3 декабря постоянный представитель Финляндии в Лиге наций Холсти передал генеральному секретарю Ю. Авенолю обращение фин­ского правительства, в котором заявлялось, что Советский Союз ра­зорвал договор о ненападении и неожиданно вторгся на территорию Финляндии. В обращении содержалась просьба созвать Совет и Ас­самблею Лиги наций, чтобы приостановить агрессию ³⁸. Авеноль довел обращение Финляндии до сведения народного комиссариата иностран­ных дел Советского Союза и заявил, что по этому поводу в Женеве будут созваны Совет и Ассамблея Лиги наций. 4 декабря Молотов направил от имени советского правительства ответ Авенолю, в ко­тором заявил, что СССР не будет участвовать в проводимых заседа­ниях, поскольку не находится в состоянии войны с Финляндией, а заключил договор о взаимопомощи с Финляндской демократической республикой, т.е. с "правительством Куусинена" ³⁹.

 

Финское руководство, по-видимому, не возлагало особых надежд на Лигу наций. Вскоре после раздела Чехословакии премьер-министр Каяндер в речи, посвященной 21-й годовщине независимости Финлян­дии, сказал следующее: "Лига наций больше не является гарантом мира и безопасности малых народов, как это было прежде при ее ос­новании. Теперь у малых народов отнято право решать вместе с ве­ликими державами судьбу государств. Мнения малых народов не спра­шивают"⁴⁰. Лично Холсти говорил своим друзьям в коридорах Лиги наций, что если благодаря его дипломатическому демаршу можно было получить сотню самолетов, то почти безразлично, какое решение при­няла бы Лига наций ⁴¹.

 

Ранее, 29 ноября, Авеноль встретился в Париже с послом Соеди­ненных Штатов У. Буллитом, а также вторым финским представи­телем в Лиге наций X. Холма, которым обещал, что "поскольку Финляндия обратилась к Лиге наций, то на Лиге наций совершенно определенно лежит ответственность собраться по ее просьбе"⁴². От закулисных действий Буллита, по-видимому, в решающей степени зави­село рассмотрение этого вопроса в Лиге наций. Во всяком случае вы­ступление дипломатов Латинской Америки можно считать его личной заслугой. Представитель Аргентины К. Пардо сказал позднее, что Буллита считали у них "доверенным лицом генерального секретаря" ⁴³.

 

Во всяком случае события развивались как по заранее написанному сценарию. 5 декабря Пардо представил в секретариат Лиги наций протест по поводу того, что Советский Союз попрал принципы между­народного сотрудничества, и предложил безоговорочно исключить его из Лиги наций. Аналогичные телеграммы прислали правительства Уругвая и Венесуэлы ⁴⁴. В телеграмме из Уругвая говорилось, что он выйдет из Лиги наций, если Советский Союз останется ее членом. Поч­ти подобным было также заявление Аргентины ⁴⁵.

 

Англия и Франция колебались. 7 декабря министр иностранных дел Галифакс писал Р. Батлеру, представителю Великобритании в Лиге наций: "Чем больше думаю об этом деле, тем меньше склоняюсь к мысли об исключении России. Попытайся воспрепятствовать этому. Ес­ли попытка все же не удастся, мне кажется, что у тебя не остается другой возможности, как голосовать за это" ⁴⁶.

 

Таким образом, "письмо Холсти" обрело жизненную силу. 9 декабря генеральный секретарь Лиги наций направил письмо советскому вре­менному поверенному в Париже Я.З. Сурицу, который тогда был членом различных ее комитетов, где заявлялось, что для прекращения конфликта между Советским Союзом и Финляндией необходимо обсу­дить этот вопрос на заседании Ассамблеи. Способ принятия санкций против Советского Союза (вопрос ставился именно так) был следую­щим: если большинство на Ассамблее проголосует за исключение, то на основе статьи 16 устава решение Ассамблеи надо было представить Совету.

 

Заседание 20-й Ассамблеи Лиги наций началось 11 декабря. После того, как представитель Финляндии Холсти ясно и вполне обоснованно раскрыл существо вопроса, Ассамблея поручила комитету из 13 членов изучить финляндский вопрос. Как сообщило ТАСС из Женевы, четыре страны, представители которых вошли в комитет, являлись воевав­шими государствами (Франция, Великобритания, Канада и Индия), а три других – не имели отношений с Советским Союзом (Португалия, Венгрия и Венесуэла). К тому же Польша, правительство которой находилось в изгнании, занимала особую позицию.

 

Комитет направил правительству Советского Союза телеграмму, в которой предложил приостановить военные действия и начать мирные переговоры при посредничестве Ассамблеи. Участвовавший на засе­дании представитель Финляндии выразил удовлетворение этим предло­жением. Советское правительство отвергло его "по причине, которая была изложена народным комиссариатом иностранных дел в теле­грамме от 4 декабря", а также заявило, что поскольку Совет Лиги наций и Ассамблея созваны для обсуждения письма Холсти, Советский Союз не будет участвовать в деятельности этих органов ⁴⁷.

 

В это время в Ассамблее происходила смена тех членов Совета Лиги наций, полномочия которых истекли в 1939 г., в силу чего в ку­луарах Лиги пытались активизировать свое влияние отдельные лица, озабоченные таким положением. В частности, представитель Китая Веллингтон Ку склонялся к тому, чтобы воздержаться от голосования в Совете Лиги наций после того, как вместо него была выдвинута кан­дидатура уступчивого египтянина. В то же время представитель Ирана заболел. Представители стран Латинской Америки, предложения кото­рых были крайне радикальными, проявляли все большую активность. В кулуарах Лиги высказывались тогда так, что "храбрость наций возрастала прямо пропорционально удаленности их местонахождения от Финляндии" ⁴⁸.

 

Комитет тринадцати представил Совету следующий проект ре­золюции, который зачитал представитель Боливии Коста де Релс: 1) членам Лиги наций следует рекомендовать, чтобы они поддер­жали Финляндию морально и предоставили ей по возможнос­ти материальную помощь; 2) необходимо приступить к осуществ­лению торгово-экономических санкций против Советского Союза; 3) Совету Лиги наций рекомендовать ввести в действие в отноше­нии Советского Союза 4-й пункт 16-й статьи, который гласил, что нарушающий какое-либо определенное уставом обязательство может быть объявлен на основе принятого решения исключенным из чле­нов Лиги и всех иных представительств в ее Совете. Когда 13 декаб­ря резолюция была рассмотрена в Ассамблее, а на следующий день в ее Совете Лиги наций, то основную ее часть существенно изме­нили, сведя ее содержание к следующим двум пунктам: 1) осудить действия Советского Союза по отношению к Финляндии; 2) признать, что "Советский Союз своими действиями поставил себя вне Лиги на­ций. Из этого следовало, что он больше не является членом Лиги наций"⁴⁹.

 

Неясная формулировка резолюции (хотя ее содержание и имело ссылку на 16-ю статью устава Лиги наций) не соответствовала тем рекомендациям, которые предусматривались статьей о введении санк­ций.

 

Большинство Ассамблеи (29 представителей из общего числа 52) и почти половина Совета (7 членов из 15) проголосовали за резолюцию. С юридической точки зрения решение подобного рода являлось спор­ным, что дало Москве повод квалифицировать его как " скандальное и незаконное". Советская печать, которая не дала достаточно компе­тентной оценки этому решению Лиги наций, особо осудила "англо­французских поджигателей войны", а также "клику Маннергейма и Таннера". "Что касается Советского Союза, то он ни в коем случае не сомневается в состоявшемся провале Женевской резолюции", – писала 17 декабря 1939 г. газета "Известия".

 

Дело обстояло все же далеко не так. В мире поднялась волна осуж­дения Советского Союза. Общественные круги западных стран выра­жали солидарность с Финляндией. Так, например, на вопрос, "на чьей стороне ваши симпатии в данном конфликте?" в Соединенных Штатах 88% опрошенных заявили: "На финской", тогда как лишь 1% выразил симпатии России ⁵⁰.

 

Подобное же отношение было продемонстрировано и во многих других странах Европы. То, что в решении Лиги наций в конечном счете осуждалась агрессия Советского Союза, имело большое мораль­ное значение для финского правительства, народа и армии Финляндии. Но оно оставалось чисто моральным. Финляндия не получила той по­мощи военной техникой и оружием, на которую рассчитывала.

 

Интересы и действия Германии

 

Итак, попытки правительства Рюти возобновить переговорный процесс с Москвой при посредничестве Соединенных Штатов, Швеции или Лиги наций, оказались неудачными. Какие-то надежды в этом отношении возлагались и на Германию, но, как оказалось, без доста­точных на то оснований.

 

В ходе начавшихся в октябре 1939 г. переговоров между Финлян­дией и Советским Союзом германское министерство иностранных дел дало понять финнам, что в договорах между Германией и Советским Союзом Финляндия оставлена в сфере интересов последнего. По различным каналам Германия неоднократно побуждала финнов проявлять уступчивость во избежание войны ⁵¹. После ее возникновения Германия официально придерживалась нейтралитета, но на деле занимала бла­гожелательную к Советскому Союзу позицию. Действовавшие за ру­бежом немецкие дипломаты получили указание избегать в своих беседах антирусской тональности. Им следовало подчеркивать, на­сколько естественным являлось стремление Советского Союза обеспечить безопасность Ленинграда.

 

Вместе с тем рекомендовалось обращать внимание на то, что Фин­ляндия перед войной холодно относилась к Германии и хотела сбли­зиться с Англией. К тому же еще и отвергла предлагавшийся Герма­нией договор о ненападении, хотя у нее имелся такой договор с Со­ветским Союзом ⁵². Вся немецкая печать опубликовала 8-9 декабря написанную, по-видимому, Гитлером, статью "Германия и финляндский вопрос". В ней осуждалась политика, проводившаяся Финляндией и дру­гими северными странами по отношению к Лиге наций, а также систематическое подстрекательство, направленное против Германии. Наивно было ожидать, говорилось в статье, что Германия станет под­держивать все те малые страны, которым за их оскорбления, выходит, надо отвечать добром.

 

Позиция Германии к разгоравшейся войне между Советским Сою­зом и Финляндией диктовалась, конечно, тактическими соображениями. Нет никаких оснований считать, что Гитлер, заключая договор о ненападении со Сталиным, намеревался отказаться от последующих замыслов разгромить Советский Союз. Сначала ему требовалось, ес­тественно, разбить Англию. До тех пор, пока сражение на Западе не было завершено, для Германии исключительно важно было обеспечить поддержание видимости хороших отношений с Советским Союзом. К тому же Советский Союз имел большое значение для немецкой военной экономики. Германия нуждалась в сырьевых ресурсах СССР и через его территорию могла перевозить необходимые грузы с Дальнего Востока. По этим причинам ее вмешательство в конфликт между Советским Союзом и государствами, входящими в сферу его интересов, или выражение какой-либо благожелательности по отношению к этим государствам были исключены ⁵⁴.

 

Прошло, конечно, какое-то время, прежде чем в финских прави­тельственных кругах осознали эту реальность. Попытки вовлечь Гер­манию в посредническую деятельность для достижения мира основы­вались на представлении, что ее слово могло повлиять на Москву. Утром 4 декабря финляндский посланник в Берлине А. Вуоримаа просил Германию от имени своего правительства поддержать посред­нические шаги Швеции. Кроме того, со стороны Дании, Норвегии, Бельгии и Венгрии также велся в Берлине зондаж относительно возможности Германии выполнить роль посредника. Германия отвергла все эти предложения, ссылаясь на то, что она не достигла бы успеха. Советский Союз не признавал никакого другого финского прави­тельства, кроме правительства Куусинена, и считал, что он не нахо­дится в войне с Финляндией ⁵⁵.

 

Но в Хельсинки все же продолжали теплиться надежды на Гер­манию, особенно со стороны Паасикиви, Котилайнена и Ниукканена ⁵⁶. Эти надежды, по-видимому, подогревал немецкий посланник в Хель­синки Блюхер, который обращался с настойчивой просьбой в гер­манское министерство иностранных дел, чтобы Германия не забывала о Финляндии ⁵⁷, руководствуясь своими интересами. 7 декабря, прави­тельство решило направить в Берлин находившегося тогда в Сток­гольме прежнего премьер-министра Т. Кивимяки. По словам Рюти, у Кивимяки имелись рекомендации, с помощью которых он мог вступить в переговоры с германским правительством. В задачу Кивимяки входило склонить Германию к оказанию воздействия на Советский Союз, чтобы он приступил к переговорам с хельсинкским прави­тельством. При этом выражалась готовность обсуждать передачу о-вов Юссарё и Ерё в качестве базы. Кроме того, на него возлагалась надежда повлиять на Германию, чтобы она не признавала прави­тельство Куусинена и продала бы Финляндии необходимое оружие при посредничестве Швеции, а также разрешила бы транзит вооружения через свою территорию ⁵⁸.

 

Поездка Кивимяки не дала никаких результатов. Тем не менее Германия не признала правительство Куусинена, да это в Берлине и не предусматривалось. Блюхер получил от своего шефа строгое напоми­нание о том, что вопрос об отношении Германии к северным странам продиктован ее дружбой с Советским Союзом ⁵⁹. Это, наконец, стали понимать также и финны. "Германия по рукам и ногам связана Россией и дает Советскому Союзу свободу действий в этой части Европы, как он хочет", – писал Паасикиви ⁶⁰.

 

В действительности немецкое руководство вовсе не выражало абсолютного равнодушия к судьбе Финляндии. При этом особо сказы­вались военно-экономические соображения. Финляндия была постав­щиком меди, необходимой для военной промышленности Германии, и вскоре обнаружилась ее заинтересованность также в приобретении финского никеля. В свою очередь Финляндия хотела закупать у Гер­мании оружие. Не терпящим отлагательства было стремление фин­нов добиться получения немецких зенитных орудий, к тому же они рассчитывали и на передачу им польских военных трофеев. Уведомление, сделанное во второй половине октября Риббентропом о запрете на вывоз военных материалов в Финляндию, не воспре­пятствовало тому, что в том же месяце на основе полученного от Гитлера особого разрешения было заключено соглашение относительно продажи Финляндии 20-мм зенитных орудий с транспортировкой их через Швецию. Финляндия со своей стороны обязалась увеличить поставку медной руды и ускорить ввод в действие никелевого рудника в Нивала ⁶¹.

 

Поставки немецких зенитных орудий Финляндии начались еще в ноябре и продолжались после того, как возникла зимняя война. Кроме того, через Германию перевозилась из Италии купленная финнами военная техника, преимущественно самолеты-истребители. Всего Гер­мания успела направить в Финляндию 50 орудий с необходимыми для них снарядами, прежде чем шведская печать сообщила сенсацию о немецких поставках оружия. Для Германии раскрытие указанного фак­та было больше, чем неприятность. Ведь это явно противоречило до­говору о ненападении между Германией и Советским Союзом. В соот­ветствии с ним обе договаривавшиеся стороны обязаны были в любом случае воздерживаться от поддержки третьего государства, с которым оказался в войне партнер по договору ⁶². Советский Союз заявил резкий протест. Германия довольно решительно опровергла газетную инфор­мацию, касавшуюся данного дела, после чего Молотов вынужден был заявить, что он считает вопрос исчерпанным ⁶³.

 

Затем в кругу высшего немецкого руководства начали обдумывать способ скрытной поставки оружия Финляндии. Особые усилия предпри­нимал Г. Геринг. Дело прояснилось лишь в конце декабря, когда Гит­лер принял решение, согласно которому допускалось продавать или переправлять оружие, адресуя его исключительно шведскому пра­вительству. Р Пелтовуори замечает, что вообще-то сам Гитлер не был против помощи Финляндии, но лишь таким способом, чтобы это никак не могло повредить самой Германии ⁶⁴. Для нее продолжение сопротив­ления Финляндии было в тот момент выгодно, поскольку тем самым силы Советского Союза оказывались прикованными к Северу. Тем не менее выдвигающееся иногда в исследованиях утверждение, будто бы Гитлер на том этапе планировал использовать Финляндию в войне против Советского Союза, не подтверждается документами. Хотя Германия, несомненно, и проявляла лояльность по отношению к своему компаньону по договору – Советскому Союзу, нельзя не видеть между тем и поддержки ею Финляндии. Она продавала большое количество оружия Швеции, что позволяло ей направлять из собственных складов необходимое вооружение Финляндии. Германия к тому же не пыталась воспрепятствовать Швеции оказывать помощь Финляндии. Гитлер и Геринг заверяли, что Германия останется в стороне, если Швеция при­мет участие в войне между Финляндией и Советским Союзом, но при условии, чтобы это не привело к вмешательству Швеции в мировую войну на стороне западных держав ⁶⁵.

 

Финляндия ищет поддержки Запада

 

После того, как стало ясно, что советское правительство отказы­вается от переговоров с Хельсинки и отвергает посреднические пред­ложения, финнам не оставалось никакого иного выбора, кроме борьбы. Создание правительства Куусинена убеждало их в том, что они ведут войну не из-за частичного изменения границы и даже не из-за базы на Ханко, а за самостоятельность и демократию. За необходимой по­мощью оружием Паасикиви первым предложил обратиться к Соеди­ненным Штатам и Англии. Русские, считал он, скорее проявят готов­ность вести переговоры, когда понесут тяжелое поражение ⁶⁶. Рюти запросил у Англии и Франции бомбардировщики для нанесения удара по Ленинграду, а Таннер предложил западным державам использовать польские военные корабли для снабжения Финляндии через Петсамо ⁶⁷.

 

После первых дней пребывания в состоянии неуверенности и шока финнов ободрили два обстоятельства: успехи в отражении ударов на фронте и пробудившаяся волна симпатий к ним заграницы. В течение декабря финский фронт повсюду стабилизировался, и стало ясно, что планы русских во многом не удались. Пессимизм Маннергейма сменился осторожными надеждами. Он признался Рюти, что вначале переоценил Красную Армию. При достаточной помощи из-за рубежа оружием и добровольцами Финляндия была бы способна продолжать войну ⁶⁸. Иностранные наблюдатели вскоре убедились в ее способности оборо­няться. Норвежский атташе писал уже 6 декабря: "По моему разуме­нию, финны относятся к ситуации спокойно и твердо намерены дер­жаться. Но у них также вполне объяснимая озабоченность, связанная с военными материалами" ⁶⁹.

 

Военные планы Финляндии основывались на том, что финской ар­мии необходимо продержаться лишь до того, как придет помощь извне (под эгидой Лиги наций или любым другим путем). Прежде всего рас­считывали на Швецию, которая была заинтересована в сохранении не­зависимости Финляндии. Она долгое время не проявляла заботы об ук­реплении своей обороны и начала вооружаться, когда мировая война была уже на пороге. Вместе с тем ее войска все же были хорошо приспособлены к действиям в климатических условиях севера. Гене­ральные штабы обеих стран давно вели конфиденциальные переговоры о том, каким образом перебрасывать в Финляндию шведские войска и военные материалы ⁷⁰. Правительство Швеции, однако, ни на каком из этапов переговоров не связывало себя обязательством оказывать военную поддержку Финляндии. После возникновения зимней войны оно отклонило финскую просьбу направить шведские войска на Аландс­кие острова. Это повлекло за собой отставку министра иностранных дел Р. Сандлера. Сформированное 13 декабря новое правительство Швеции, в котором место министра иностранных дел занял профессио­нальный дипломат К. Гюнтер, ставило своей целью удержать Швецию от вовлечения в мировую войну. Поэтому оно также уклонилось от вооруженного вмешательства в эту локальную войну. Вместе с тем Швеция так же, как и Норвегия, не заявила о своем нейтралитете по отношению к войне между Финляндией и СССР, поэтому ими допус­калась возможность военных поставок в Финляндию. Из Швеции сюда транспортировалось оружие, а вскоре там спонтанно развернулось дви­жение по вербовке шведских добровольцев. Но правительство П. Ханссона решительно противостояло всяческому давлению, чтобы заставить его послать в Финляндию кадровые войска ⁷¹.

 

Соединенные Штаты также не оправдывали надежд Финляндии. Вообще в Америке издавна благосклонно относились к этой небольшой демократической стране, которая проявила исключительную добропо­рядочность, выплатив Соединенным Штатам все свои долги, тогда как другие страны отказались это сделать ⁷². В знак симпатии к Финляндии из США во время зимней войны направлялась обильная гуманитарная помощь. Но попытки финнов получить из Америки кредит или закупить военные материалы большей частью отклонялись. В связи с принятием закона о нейтралитете президент и госсекретарь К. Хэлл проявляли осторожность ⁷³.

 

В Англии и Франции нападение Советского Союза на Финляндию вызвало бурную реакцию среди населения. Пресса требовала оказать быструю и энергичную помощь Финляндии. Официальные круги отнес­лись к этому событию, однако, довольно сдержанно. Из-за нарастания враждебности между Финляндией и СССР правительства Англии и Франции склонны были считать, что Финляндия для них потеряна. Правительству Рюти удалось все же довольно быстро возвратить доверие Лондона и Парижа. До войны Англия была важнейшим постав­щиком оборудования для финских военно-воздушных сил. 4 декабря английское военное министерство решило удовлетворить просьбу Фин­ляндии о продаже ей 20 истребителей "Глостер Гладиатор". Премьер-министр Чемберлен отклонил возражения, разъяснив, что продажа осуществляется по политическим соображениям ⁷⁴.

 

Успешное сопротивление финнов на фронте в дальнейшем заметно увеличило готовность западных государств продавать или безвозмездно передавать Финляндии в ограниченном количестве военные материалы. В то же время они начали обдумывать, насколько выгодна им эта война для достижения собственных целей. С одной стороны, в Лондоне и Париже считали, что лучше всего действовать, используя в качестве плацдармов нейтральные государства, в то время как американцы и скандинавы склонялись к необходимости защиты непосредственно Финляндии, а с другой – значимость поддержки Финляндии виделась в том, что ее борьбой создавалась преграда проникновению Советского Союза на север, в Скандинавию и к побережью Атлантики. Во Фран­ции правительство Даладье, исходя из чисто внутриполитических соображений, пыталось использовать антисоветские настроения населения для укрепления своих позиций.

 

На третьей неделе декабря в североевропейской политике союз­ников произошел поворот от выжидательной к активной позиции – стремление привлечь к союзническому фронту Швецию и Норвегию, а также пресечь поставки шведской руды в Германию. На заседании высшего военного совета 19 декабря премьер-министр Даладье впервые предложил послать войска союзников в Финляндию. 27 де­кабря правительства Англии и Франции направили Швеции и Норвегии ноты, в которых заявили о намерении на основе решения Лиги наций неофициально предложить косвенную помощь Финляндии. Они выра­зили надежду, что Швеция и Норвегия также окажут помощь Фин­ляндии и облегчат ее доставку. Англо-французская сторона заверила правительства Швеции и Норвегии, что оградит их от возможных последствий такой помощи – иными словами, гарантировала им защиту в случае противодействия Германии ⁷⁵.

 

Финны были заинтересованы в том, чтобы союзники склонили Швецию усилить помощь Финляндии. На заседании комиссии прави­тельства по иностранным делам 9 декабря министр обороны Ниукканен с одобрения нескольких других министров высказался именно за это. Он считал, что если Швеция и Норвегия заявят о своем желании ак­тивно участвовать в войне, то Советский Союз приступит к перего­ворам. Таннер и Паасикиви были против того, чтобы упрашивать Великобританию оказать давление на Швецию ⁷⁶. Вместе с тем как Таннер, так и Паасикиви были готовы одобрить принятие помощи от западных держав, полагая, что это склонит Советский Союз к миру.

 

22 декабря Таннер уполномочил начальника политического отдела министерства иностранных дел Пакаслахти направить посланникам Финляндии в Лондоне и Париже уведомление о том, что она заинтере­сована в получении помощи войсками. Они должны были следить за планами союзников и информировать о них Хельсинки. Посланники в Стокгольме и Осло получили указания сообщить правительствам этих стран, что Англия и Франция намереваются направить войска в Фин­ляндию, и объяснить при этом, что эффективная помощь иностранных государств Финляндии совершенно необходима ⁷⁷. Эти распоряжения не являлись официальной просьбой к западным державам.

 

Пакаслахти и Холма развернули активную деятельность. Таннер также вел переговоры с норвежским посланником в Хельсинки о тран­зите войск западных держав, об участии Норвегии в обороне Петсамо, а также обдумывал возможность передачи Швеции Аландских островов в качестве компенсации за помощь. Если бы была получена помощь от Швеции и союзников, Финляндия достигла бы лучшего мира, говорил он Паасикиви ⁷⁸, который разделял это мнение. Цель заключалась в том, писал он в своем дневнике в последний день года, чтобы погасить вой­ну, получить по возможности больше помощи от Швеции, Англии, а так­же Франции, после чего попытаться склонить русских к продолжению переговоров. Довольно скоро эти мысли приобрели актуальность.

 

Поиски посредника для достижения мира

 

После того, как 18-21 декабря финские войска отразили наступ­ление советских войск на Карельском перешейке, положение на этом наиболее важном участке фронта стабилизировалось. Советский Союз приступил к подготовке нового наступления. По мнению финского руководства, эту паузу надо было использовать для новой диплома­тической инициативы. К тому времени появились, как выяснилось позд­нее, и первые признаки стремления Москвы к возможности возобнов­ления переговоров с хельсинкским правительством.

 

Чтобы подготовить почву для переговоров с СССР, министр иност­ранных дел Таннер прервал зондаж относительно получения военной помощи с Запада. Поиск пути к миру снова занял первое место в его деятельности. Как явствует из воспоминаний Ниукканена, он осудил Таннера за то, что тот сосредоточился на рискованных попытках дос­тижений мира и пренебрег заботой о помощи ⁷⁹. Правительство Фин­ляндии не надеялось, что Москва вступит с ним в переговоры и отка­жется от услуг правительства Куусинена. Оно сомневалось, что после поражений Красной Армии Сталин согласится с почетным для Фин­ляндии разрешением вопроса ⁸⁰.

 

Другим камнем преткновения стал пробудившийся в Финляндии оптимизм в результате достигнутых побед на фронте. Даже в прави­тельстве усилились позиции тех, кто не хотел идти на большие уступки СССР ради достижения мира. Таннер и Паасикиви со своей стороны считали, что, по-видимому, Финляндии в дальнейшем при заключении мира трудно будет рассчитывать на те условия, которые ей были пред­ложены СССР осенью до возникновения войны. Оба они вообще сом­невались в готовности Сталина заключить мир на прежней основе ⁸¹. Вместе с тем было ясно, что Финляндия не сможет долго продержаться без эффективной помощи зарубежных стран. Паасикиви имел обыкно­вение напоминать коллегам о том, что военные действия Красной Армии против Финляндии лишь до поры до времени будут носить ха­рактер чисто боевых схваток, что она не откажется от выполнения поставленных ей задач, что в первую мировую войну Россия продол­жала вести боевые действия даже после того, как потеряла миллион человек.

 

Следовательно, Финляндия в случае затяжки войны должна была или капитулировать или же продолжать военные действия как союзник западных держав, поскольку лишь они изъявляли готовность помогать Финляндии. Но мысль о вмешательстве в войну между великими дер­жавами ужасала. 2 января на заседании правительственной комиссии по иностранным делам рассматривался запрос Маннергейма о том, как следует относиться к возможному десантированию англичан в Мур­манске. К этой идее в то время особый интерес проявляли и французы. Таннер сомневался: действительно ли англичане готовы к такой воен­ной операции? Он считал, что лучше стремиться к миру, и выразил обеспокоенность тем, что Финляндия может оказаться противником Германии. Последнее соображение особенно подействовало на Паасикиви. Он сказал, что Финляндии не следует искать себе новых против­ников. Россия и Германия являются ближайшими к Финляндии вели­кими державами, с обеими из них надо стремиться к хорошим отноше­ниям. Ниукканен поддержал идею десанта в Мурманск, полагая, что его осуществление поможет склонить СССР к заключению мирного договора с Финляндией. Ответ правительства Маннергейму был такой: Финляндия примет любую помощь военными материалами; идея десан­тирования с севера заслуживает внимания, но это должно привести к конфликту с Германией ⁸². План использования военно-морских сил зимой на Северном море против удаленной советской базы вызывал сомнения, поэтому союзники в конечном итоге обратили свои взоры к побережью Норвегии ⁸³.

 

Таннер и Паасикиви договорились теперь между собой о том, что не упустят ни одной возможности заключения мира. Таннер верил, что это удастся при умеренности советских условий. Но если СССР опять откажется вести переговоры, то Финляндии не останется ничего иного, как заполучить от западных держав военную помощь и сражаться до конца на их стороне. В таком случае Финляндии уготовано, очевидно, то же самое, что постигло Сербию в 1915 г. ⁸⁴ Ведь тогда Германия и Австро-Венгрия целиком оккупировали страну, так как союзники ока­зались неспособными ей помочь

 

Возросшее внимание западных держав к Северной Европе постави­ло Швецию и Норвегию в затруднительное положение. Англо-фран­цузское вмешательство в войну между Финляндией и Советским Сою­зом неизбежно вызвало бы ответные действия Германии, что могло повлечь за собой тяжелые последствия для этих стран. Шведское пра­вительство обратило внимание Англии и Франции на то, что Швеция могла бы лучше всех действовать в интересах Финляндии, придержи­ваясь своего нейтралитета. Поэтому оно просило о таком оказании помощи Финляндии, при которой Швеция не выглядела участвующей в совместных международных акциях. Вместе с тем она отказалась обсуждать обещанные ей западными державами гарантии ⁸⁵. Норвегия также заявила о своем желании придерживаться политики нейтрали­тета. У правительства Й. Нюгордсевола и министра иностранных дел X. Кута не было желания подвергать свою страну риску вовлечения в войну с Германией, равно как и получить впоследствии возможное возмездие со стороны Советского Союза ⁸⁶.

 

В большей мере, чем когда-либо, интересам Швеции отвечало ско­рейшее достижение мира между Финляндией и Советским Союзом. 24 декабря министр социальных дел Г. Мёллер поставил этот вопрос своей давней знакомой А. Коллонтай. Он неофициально переговорил с близким ему Таннером и уверовал в желании финнов достичь мира при посредничестве Швеции. Захочет ли Москва посредничества Швеции? – поставил вопрос Мёллер ⁸⁷. Три дня спустя Коллонтай в беседе с министром иностранных дел Гюнтером сказала, что горячо надеется на окончание войны. Тем не менее она не видела логики в том, почему именно Советский Союз должен был начинать переговоры. Война идет плохо, и престиж Советского Союза пострадает при проявлении им инициативы. Полпред заявила, что предварительных контактов с Моск­вой по этому вопросу не было. Судя же по ее дневниковым записям, она получила от Молотова какие-то указания88. Согласно памятной записи, сделанной Гюнтером, инициатива этой беседы исходила от Коллонтай. Позднее Коллонтай сообщила Таннеру, что Гюнтер предла­гал посредничество Швеции. И хотя это не подтверждается записью Гюнтера, возможно, все так и было. Сама Коллонтай говорила, что не верила тогда в успех посредничества Швеции ⁸⁹.

 

Гюнтер же сразу после состоявшейся беседы с Коллонтай уста­новил связь с новым финским посланником в Стокгольме (на этот пост был назначен Э. Эркко) и предложил поддержку Швеции в поисках мира. Таннер отверг это предложение. По его мнению, момент был не­подходящим, и к тому же он сомневался в способности Швеции оказать влияние на изменение позиции СССР, поскольку Молотов 4 декабря отклонил переданную через Швецию просьбу о возобновлении финляндско-советских переговоров ⁹⁰. Но Гюнтер не сдавался. Он поручил шведскому посланнику в Хельсинки обратить внимание финнов на бла­гоприятное для них положение на фронте и на то, что шведское пра­вительство намерено обратиться к Германии с просьбой использовать свое влияние в Москве для организации мирных переговоров ⁹¹. Таннера эта идея не вдохновила. Он считал, что частое проявление мирных инициатив будет воспринято в Москве как признак слабости Финлян­дии. По его мнению, выдвигать предложения о мирных переговорах надо только в случае, если есть уверенность, что они будут приняты. Он так же, как Маннергейм и Паасикиви, больше надеялся на посред­ническую помощь со стороны какой-нибудь великой державы, не Швеции ⁹².

 

Идея направить в Москву группу представителей государств во главе с Соединенными Штатами возникла в Хельсинки в первой половине декабря ⁹³. Ее выдвинул, по-видимому, Рюти, а Паасикиви, поддержав его, предложил, чтобы в совместном обращении этой груп­пы содержалась угроза вступить в войну на стороне финнов. 28 декабря Рюти посетил посланника США Р. Шоенфельда и попросил его выяс­нить отношение Вашингтона к этой идее. В числе стран, которые могли бы оказать поддержку Соединенным Штатам в осуществлении мирной инициативы, Рюти назвал скандинавские страны, Италию, Японию и даже Германию. Далее в ходе беседы он сказал Шоенфельду, что по имеющимся у него сведениям советское правительство ищет способ закончить войну без последующего ущерба своему престижу ⁹⁴. Источник этих сведений он не назвал.

 

Предложение Соединенным Штатам, Японии, Италии и, возможно, Германии о совместных дипломатических действиях в Москве было не очень-то реалистичным, поскольку недостаточно учитывало сложив­шуюся международную обстановку. Посол Штейнгардт сразу понял его слабые стороны. По его оценке, советское правительство намеревалось в то время овладеть Финляндией, делая ставку на правительство Ку­усинена, и поэтому только серьезное ухудшение международного поло­жения СССР или возникновение угрозы из-за рубежа могли бы вы­нудить Сталина к переговорам с хельсинкским правительством ⁹⁵. Госсекретарь Хэлл посоветовал Шоенфельду ответить Рюти, что Вашингтон при сложившемся теперь положении сомневается в воз­можности осуществить его предложение ⁹⁶. Рюти все же наставал на своем. Он не отрицал, что момент для совместных действий группы государств неблагоприятен. Но выразил уверенность, что Германия смогла бы участвовать в посредничестве97. Он даже заверил Паасикиви, что договорился с Шоенфельдом о совместном посредничестве США и Италии, а также о привлечении к нему Германии и Швеции ⁹⁸.

 

Расчет финнов, что Америка проявит желание посредничать, ока­зался правильным. Госсекретарь США Хэлл был склонен к тому, что­бы начать действовать, как только представится удобный случай. Ведь это ничего не стоило правительству Соединенных Штатов, поскольку не затрагивало их престиж. Напротив, помощь Финляндии со стороны ее многочисленных американских друзей лишь подняла репутацию США как поборника дела мира. В конце января государственный де­партамент получил сведения, согласно которым как правительство Финляндии, так и Советского Союза, видимо, доброжелательно отклик­нутся на возможность урегулировать противоречия и прекратить кровопролитие. Хэлл уполномочил посла США в СССР Штейнгардта войти в контакт с Молотовым, чтобы в доверительной форме выяснить его отношение к возможной мирной инициативе, с которой они готовы выступить, но только при условии надежды на успех.

 

Штейнгардт посетил Молотова 1 февраля 1940 г. Молотов укло­нился от обсуждения этого вопроса, заявив, что вести переговоры с правительством Рюти-Таннера-Маннергейма невозможно. Вместе с тем, он уже не утверждал, что правительство Куусинена является единственным финским правительством, с которым Москва может разговаривать. Штейнгардт после беседы с Молотовым пришел к за­ключению об отсутствии у советского правительства особой заинте­ресованности в прекращении конфликта с Финляндией ⁹⁹.

 

Станет ли посредником Германия?

 

В то самое время, когда Рюти и Паасикиви обратились к Вашинг­тону с предложением возглавить мирные инициативы, Таннер снова попытался выяснить позицию Германии в вопросе о ее посредничестве между Финляндией и Советским Союзом. С начала войны хельсинкское правительство считало, что Германия, отношения которой с Москвой были тогда лучше, чем у других крупных держав, больше всего под­ходит для этой роли. В начале января 1940 г. это мнение не изме­нилось. При этом предполагалось, что распространение мировой войны на Северную Европу противоречит интересам Германии. Это предпо­ложение разделяло и министерство иностранных дел Швеции ¹⁰⁰.

 

4 января Таннер в ходе беседы с посланником Блюхером заверил его, что Финляндия не хочет быть ареной войны между великими державами. Затем он спросил: верит ли посланник, что Россия готова к переговорам с Финляндией? Блюхер затруднился дать определенный ответ на этот вопрос. Тогда Таннер передал через него правительству Германии просьбу дать Финляндии какой-либо совет ¹⁰¹. В частном пись­ме статс-секретарю Вайцзеккеру Блюхер рекомендовал своему прави­тельству выступить в роли посредника и пересмотреть прежнюю политику по отношению к Советскому Союзу. Он писал, что военные действия Финляндии показывают, что СССР не такая уж первокласс­ная военная держава, как о нем думали раньше. Вероятность сотруд­ничества с западными державами уже не следовало принимать в расчет, так как он своими действиями отрезал пути вступления с ними в союз. Германия в связи с этим в настоящий момент вполне способна воздействовать на советское правительство, чтобы остановить опусто­шительный военный поход на Север ¹⁰².

 

В Берлине потенциальная мощь СССР, по-видимому, оценивалась иначе. Тем не менее германский МИД не отверг с ходу мысль о посредничестве Германии. В Берлине решили выяснить мнение Ф. Шуленбурга относительно донесения Блюхера. Тот ответил, что советское правительство ожидало подчинения Финляндии таким же требованиям, которые оно предъявило странам Балтии. Этого не произошло, а СССР оказался недостаточно готов к войне против своего северного соседа. По мнению посла, заключение мира между Финляндией и СССР было бы выгодно для Германии – возрос бы ее международный авторитет. Вопрос состоял лишь в том, не подорвут ли престиж СССР переговоры с Хельсинки и какие условия мира он предложит Финляндии. 7 января Шуленбург во время беседы с Молотовым попытался обратить его внимание на то, что финны, по всей вероятности, будут готовы вести переговоры. "Поздно, очень поздно" ¹⁰³, – ответил нарком.

 

Показательно, что в Германии интерес к посредничеству в советс­ко-финляндских переговорах проявлялся лишь среди чиновников минис­терства иностранных дел. Гитлер в этом вопросе занял иную позицию. Переговоры Германии с Советским Союзом о торговле проходили сложно. Подготовка наступления вермахта на западе еще не заверши­лась. В такой обстановке Гитлер считал, что вмешательство Германии в решение "финляндского вопроса" повредит ее отношениям с Моск­вой ¹⁰⁴. Дипломатам Германии в Хельсинки и Москве были даны соот­ветствующие указания. Блюхер должен был заявить Таннеру, что, по мнению правительства Германии, пока еще нет возможности прекра­тить конфликт, но не исключено, что в будущем возникнет ситуация, когда Германия все же попытается выступить в роли посредника. Вайцзеккер дал указание Шуленбургу провести неофициальный зондаж в этом направлении ¹⁰⁵. 25 января Шуленбург в связи с предстоявшей по­ездкой в Берлин пытался выяснить у Молотова, кончится ли советско-финляндская война в обозримом будущем. Он подчеркивал, что Гер­мания не намерена выступать в роли посредника, если ее не попросили бы об этом и в Москве, и в Хельсинки. Молотов ответил, что конф­ликт, по-видимому, не затянется и скоро придет к "своему логическому завершению". Территориальные требования к Финляндии были обна­родованы в заключенном СССР с правительством Куусинена договоре. Советское правительство, продолжал Молотов, никогда не потерпит, чтобы граница Финляндии, возглавляемой враждебным правительст­вом, проходила вблизи Ленинграда и Мурманской железной дороги. Взаимопонимание с "правительством Таннера-Рюти" и Маннергеймом вообще исключено. Вместе с тем, финское "народное правительство" могло бы быть расширено. После этой беседы Шуленбург пришел к заключению, что для посредничества еще нет условий. Шведскому посланнику Винтеру он сказал, что Молотов был очень раздражен Таннером и поносил Маннергейма. По мнению посла, советское прави­тельство не желало отказываться от услуг правительства Куусинена ¹⁰⁶.

 

Таннер, получив 19 января ответ Германии, отбросил все надежды на ее помощь в установлении связи с Москвой. Блюхер же был все еще одержим идеей посредничества Германии. Однако, когда 24 января он изложил свою позицию Таннеру, тот сказал ему, что, к сожалению, в одну и ту же воду в реке невозможно войти дважды ¹⁰⁷.

 

Беседы между Таннером и Блюхером не удержали финнов от еще одной попытки использовать Германию в качестве посредника. Со­гласовав свои действия с Рюти и Таннером, Паасикиви 5 января написал письмо своему старому другу генералу графу фон дер Гольцу. Генерал командовал в 1918 г. в Финляндии немецкой балтийской диви­зией, поэтому он и Паасикиви, в то время премьер-министр, были свя­заны друг с другом. Затем фон дер Гольц примкнул к национал-со­циалистам, среди которых пользовался авторитетом. Паасикиви выяс­нял теперь у старого генерала, мог ли он каким-то образом повлиять на то, чтобы Германия выступила посредником между Финляндией и Советским Союзом. Вайцзеккер рекомендовал генералу дать обстоятельный ответ надежному другу Германии. Ответное письмо фон дер Гольца от 3 февраля 1940 г. содержало изложение официальной линии Германии. О посредничестве не могло быть и речи, поскольку советс­кое правительство отказалось признать хельсинкское правительство. К тому же Паасикиви увидел в письме и традиционные упреки в адрес Финляндии, которая де с 1919 г. проводила по отношению к Германии неблагодарную и враждебную политику ¹⁰⁸.

 

Контакт зарождается через Стокгольм

 

Таким образом, ни вашингтонский, не берлинский пути не привели к переговорам с Москвой. Но существовал еще и третий путь. В начале это была тропинка, которую финны решили испытать через полпреда Советского Союза в Стокгольме А. Коллонтай.

 

В декабре 1939 г. Хелла Вуолийоки, предпринимательница и ле­ворадикальная деятельница культуры, поддерживавшая связи с совет­ским полпредством в Хельсинки, направила Таннеру письмо, в котором выражала готовность поехать в Стокгольм для встречи со своей давней знакомой Коллонтай. Таннер вместе с Рюти и Паасикиви решили под­держать эту инициативу. Вуолийоки отправилась в Стокгольм 10 янва­ря с задачей выяснить планы Советского Союза относительно Фин­ляндии и получить у полпреда совет как достигнуть мира. Финское правительство было готово пойти на большие уступки, чем во время осенних переговоров в Москве. Однако принять выдвигавшиеся со­ветской стороной очень далеко идущие условия оно все еще не было готово, поскольку в то время финны были уверены, что способны успешно продолжать войну. Таннер был готов уступить СССР не­сколько большую территорию Карельского перешейка, чем во время осенних переговоров. Он также считал, что мира не достигнуть без разрешения вопроса о советской военно-морской базе у входа в Финский залив. Однако общественное мнение в Финляндии выступало против уступки СССР этой базы. Переговоры с Коллонтай было решено вести тайно ¹⁰⁹ и настолько секретно, что в Финляндии об этом знали, по-видимому, лишь указанные три человека.

 

Вуолийоки установила контакты с Коллонтай 14 января. Можно предположить, что советское правительство не было против перего­воров с финляндским правительством при соблюдении строгой сек­ретности. Коллонтай немедленно проинформировала Москву о финской инициативе. Через несколько дней после этого в Стокгольм прибыло два советских представителя – А. Грауер и Б. Ярцев. Оба они были сотрудниками НКВД. При первой встрече 21 января они сказали Вуолийоки, что прибыли в Стокгольм узнать, о чем пойдет речь, и за­тем выскажут свое мнение. Это еще не означало, что Москва склонна начать переговоры с Хельсинки ¹¹⁰. Для финнов же приезд в Стокгольм советских представителей явился признаком того, что Москва отнес­лась к их инициативе серьезно. Естественно, что Таннер потерял в те дни всякий интерес к германскому посредничеству.

 

20 января Коллонтай встретилась с Гюнтером. Тот выразил на­дежду на заключение мира между СССР и Финляндией. Коллонтай, со своей стороны, так же как и в декабре, отметила, что для советского правительства важное значение имеет сохранение своего престижа в войне с Финляндией и к тому же ему трудно отказаться от сотруд­ничества с Куусиненом ¹¹¹.

 

25 января они встретились вновь. Министр иностранных дел Шве­ции указал на угрозу Англии и Франции, интервенция которых могла привести к войне между англо-французской коалицией и СССР. Эта угроза усилилась бы по мере нарастания успехов СССР в войне с Финляндией, потому что финнам не осталось бы ничего иного, как призвать на помощь Запад. Гюнтер далее заявил, что если советские войска приблизятся к границам Швеции и Норвегии, то общественное мнение в этих двух странах склонится в пользу сотрудничества с Англией и Францией, но его правительство готово на все, лишь бы положить конец финляндско-советскому конфликту. Он настоятельно советовал Москве отказаться от требования передать ей в аренду Ханко, в противном случае нельзя будет ожидать уступок со стороны Финляндии. Он даже предложил обсудить вопрос о заключении дого­вора между СССР, Финляндией и Швецией, который устранил бы оза­боченность Москвы по поводу возможной в будущем агрессии против СССР из Швеции или через Швецию. Согласно дневнику Коллонтай, Гюнтер во время этой беседы заявил об официальной просьбе прави­тельства Финляндии, чтобы Швеция стала посредником в достижении мира. Но в дневнике Гюнтера не содержится никаких ссылок на этот счет. Если бы министр иностранных дел Швеции сделал такое заяв­ление, то, возможно, дело сразу же продвинулось бы вперед. В дейст­вительности Финляндия лишь четыре недели спустя официально попросила Швецию быть посредником ¹¹².

 

В конце января министр иностранных дел Норвегии X. Кут встре­тился с Коллонтай и также предложил Москве свои услуги, но, как и Гюнтер, предупредил, что Финляндия не откажется от Ханко. Кут говорил, что Ленинград можно было бы обезопасить, заключив договор между Советским Союзом, Финляндией и Эстонией о закрытии входа в Финский залив иностранным военным кораблям как во время войны, так и мира ¹¹³.

 

29 января Коллонтай передала Гюнтеру телеграмму из Москвы на французском языке, с содержанием которой она просила ознакомить правительство Финляндии. В ней советское правительство доводило до сведения, что в принципе оно не против компромисса с правительством Рюти-Таннера. Но до начала переговоров оно хотело бы знать, что Финляндия намерена предложить. Кроме того, важно иметь в виду, что условия Советского Союза не ограничатся выдвинутыми им во время осенних переговоров, поскольку кровь была пролита "помимо нашего желания и не по нашей вине". Обещания, данные правительству Ку­усинена, не могут быть даны правительству Рюти-Таннера ¹¹⁴. Впос­ледствии, в 1943 г., Вуолийоки, обвинявшаяся тогда в измене родине, сказала в свою защиту, что направила письмо Сталину через Ярцева. Сталин лично звонил Коллонтай и сообщил ей для передачи Вуолийоки, что Советский Союз готов начать мирные переговоры с правительст­вом Финляндии ¹¹⁵.

 

Компромисс по методу Сталина

 

Начиная 30 ноября войну против Финляндии, руководство Советс­кого Союза намеревалось разбить финскую армию и поставить у власти в Хельсинки социалистическое марионеточное правительство. Соглашаясь на компромиссные переговоры с "правительством Рюти-Таннера", оно готово было отказаться от этих целей и возвратиться к прежней программе обеспечения безопасности Ленинграда путем перемещений границы как можно дальше от города на Неве и установления контроля за входом в Финский залив. Еще и теперь нет возможности выяснить с помощью архивных источников, когда точно и по какой причине это произошло.

 

Ясно, что планы Советского Союза претерпевали существенные изменения. Через две недели после начала войны советские войска должны были быть в Хельсинки. Когда прошел указанный срок, их наступление приостановилось у Суммы, Тайпаленйоки и Толваярви. Ра­бочие и крестьяне не встречали советских бойцов с букетами цветов, и солдаты финской армии не переходили группами на сторону Красной Армии. Коммунистическая партия Финляндии, одна часть которой находилась в подполье, а другая эмигрировала в СССР и оказалась жертвой репрессий Сталина, была парализована. Левые круги рассмат­ривали нападение СССР на Финляндию противоправным, а некоторые влиятельные коммунисты осуждали его. Только две сотни коммунистов были изолированы от общества финской полицией на время войны. Многие, причислявшие себя к коммунистам, отправились защищать свою страну ¹¹⁶. Обращения правительства Куусинена к финнам не достигали цели.

 

Нападение на Финляндию отрицательно повлияло на между­народное положение Советского Союза. Основная часть его вооружен­ных сил оказалась в стороне от главного театра боевых действий, где шла война между великими державами, которая могла преподнести еще много опасных сюрпризов. С конца декабря советская сторона несколько недель готовилась к крупной операции по прорыву финской обороны. Трудно было определить, сколько еще времени понадобится для разгрома финской армии, а, следовательно, как долго Красная Армия будет связана на финляндском фронте. Отношения СССР с запад­ными державами были напряженными. Полпред Советского Союза в Лондоне И.М. Майский сообщал из Англии о трех волнах анти­советской активности. Первая поднялась в связи с договором о ненапа­дении между Германией и Советским Союзом, вторая – по причине похода советских войск на Польшу, третья, значительно выше двух предыдущих, – после начала войны между Советским Союзом и Финляндией. Вокруг полпредства Советского Союза в Лондоне, так же как и его торгового представительства, возникла "леденящая пустота". Друзья, за некоторым исключением, исчезли ¹¹⁷. Майский опасался, что отношения между Советским Союзом и Англией окажутся на пороге их разрыва ¹¹⁸. Отделение ТАСС во Франции передавало, что уже начи­нается "активная помощь белофиннам" ¹¹⁹.

 

До конца декабря советское правительство демонстрировало стро­гую последовательность своей позиции в разгоревшейся зимней войне: "народное правительство" Куусинена считалось единственной финской властью, а хельсинкское именовалось "бывшим правительством Фин­ляндии". Молотов телеграфировал Майскому: "Клику Маннергейма-Таннера мы уничтожим и не остановимся ни перед какими их пособ­никами и доброжелателями" ¹²⁰. Во время визита в Москву в середине декабря главнокомандующего эстонской армией Лайдонера Сталин провозгласил тост в честь "независимости Финляндии и национального народного правительства"¹²¹. Куусинен направил Сталину поздравление в связи с его 60-летием, которое 20 декабря было опубликовано в советских газетах вслед за поздравлениями Гитлера и Риббентропа, что являлось весьма показательным.

 

В. Владимиров в своей книге, опубликованной в 1995 г., писал, что на заседании политбюро ЦК ВКП (б), проходившем в первой половине января с участием высшего военного руководства, была сделана пере­оценка целей войны Советского Союза. Замыслом готовившегося круп­ного наступления предусматривалось продвижение западнее Выборга, что вынудит "правительство Рюти-Таннера" принять мирные условия Советского Союза. Это означало, что правительству Куусинена следует уйти со сцены ¹²². Такие сведения согласуются и с другими фак­тами. Как отмечалось ранее ¹²³, в течение января задачи правительства Куусинена начали ограничиваться как в военной, так и в гражданской областях. Беседа Коллонтай с Гюнтером 27 декабря может быть истолкована как попытка предварительно выяснить готовность Швеции действовать в качестве посредника, не подвергая риску престиж СССР, а также как свидетельство того, что в Москве обдумывали шаги, направленные на прекращение деятельности "правительства" Куусинена. Когда Шуленбург 7 января 1940 г. при встрече с Молотовым сказал о желании Финляндии вести переговоры, нарком уже не стал, как прежде, ссылаться на договор с "правительством" Куусинена. Слова народного комиссара "поздно, очень поздно" заставили Шуленбурга оставить хлопоты о посредничестве, хотя он, исходя из интересов Германии, надеялся на прекращение войны между Финляндией и Советским Союзом. Послу, конечно, трудно было объяснить значение этих слов, но вскоре среди дипломатов в Москве начались разговоры о возможности достижения мира между Финляндией и СССР. В беседе с эстонским посланником Шуленбург высказал предположение, что советское правительство может осознать выгодность прекращения деятельности "правительства" Куусинена. Это суждение германского посла через Таллин было передано в Хельсинки и Стокгольм ¹²⁴. Сведения, полученные от Коллонтай 29 января, следовательно, не были полной неожиданностью для правительств Финляндии и Швеции. Осмыслить их следовало со всей серьезностью, поскольку Советский Союз уже был почти готов начать крупное наступление на Карельском перешейке. Это наступление должно было восстановить военный престиж СССР и тем самым устранить препятствия для ведения переговоров.

 

Известие из Советского Союза 29 января явилось поворотным пунктом дипломатии зимней войны. Возможность ведения мирных переговоров стала с этого момента опять реальностью. 25 января Мо­лотов сказал Шуленбургу, что полностью устранена преграда для достижения взаимопонимания с правительством Таннера-Рюти. То же самое он заявил Штейнгардту 1 февраля.

 

Финляндия хотела иметь в качестве посредника какую-либо ве­ликую державу, предпочтительнее Сединенные Штаты или Германию, которая, по мнению финнов, могла оказать давление на Москву. Но советское правительство считало лучшим посредником Швецию. Она сама стремилась достигнуть согласия Финляндии заключить мир и име­ла возможность оказать должное воздействие на Хельсинки. Задача Советского Союза, как сказала Коллонтай в беседе с Вуолийоки, заключалась в том, чтобы Швеция отмежевалась от Англии и стала катализатором мирных переговоров, оказав соответствующее давление на Финляндию ¹²⁵. Следует отметить, что Коллонтай проявляла инициа­тиву, активность и энергию для того, чтобы добиться начала пере­говоров между СССР и Финляндией. Она внушала финнам мысль о возможности обрести мир на сравнительно выгодных условиях, что впоследствии оказалось неверным ¹²⁶.

 

Вместе с тем "правительство" Куусинена к тому времени хотя и бездействовало, но находилось как бы в резерве. Советская печать его упоминала, а хельсинкское правительство продолжало обозначаться в кавычках ¹²⁷. Заявление советского правительства, что оно в принципе не против компромисса с правительством Рюти-Таннера, не означало, что "правительство" Куусинена списано со счета и не будет в дальней­шем использоваться в качестве альтернативы, если правительство в Хельсинки не проявит гибкости относительно предъявляемых ему условий прекращения войны. Об этом финнам напомнили во время проходивших в Москве переговоров о заключении мира.

 

 

 

1     Ahto S. Talvisodan henki. Mielialoja Suomessa talvella, 1939-1940. Juva, 1989. S. 92-103.

2     Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen näytelmä. Porvoo; Hels., 1970. S. 187.

3     Soikkanen H Sota-ajan valtioneuvosto // Valtioneuvoston historia, 1917-1966. Hels., 1977. Osall. S. 104-105.

4     Kansallisarkisto Niukkasen kokoelma 40. Niukkasen muistiinpanoja valtioneuvoston neuvotteluista 20.10.1939. (Далее: КА).

5     Paasikivi J.K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa, 1939-1941. Porvoo; Hels., 1958. S. 56-57; Polvinen T. J.K. Paasikivi Valtiomiehen elämäntyö, 1939-1944. Juva, 1993. Osa 3. S. 74.

6     Ibid. S. 85-86; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 15.11.1939.

7     Soikkanen H. Op. cit. S. 105-107.

8     Paasikivi J.K. Op. cit. S. 103; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja. 26.11, 28.11.1939.

9     Riksarkivet. Utrikesdepartement, Oslo. HP. 1 Af 101. Ruotsin sotilasattasea Curt Kempffin muistiinpano keskustelusta oikeusministeri Söderhjelmin kanssa 2.12.1939. (Далее: UD).

10   KA. Paasikiven päiväkirja 29.11.1939.

11   KA. Tannerin kokoelma 4. Tanner Linda Tannerille 5.12.1939.

12   На выборах социал-демократы дополнительно завоевали два места, получив всего 85 из 200, имевшихся в парламенте. Аграрный союз завоевал еще 9 мест, и его пар­ламентская фракция возросла до 56 депутатов. Крупное поражение потерпела ИКЛ (Патриотическое народное движение), которая получила лишь 8 мест, потеряв 6. Участвовавших в этих выборах было 66%, тем самым активность была большая, чем когда-либо после 1919 г. Коммунистическая партия Финляндии, действовавшая в подполье, не могла участвовать в выборах. Значительная часть ее поддержала при голосовании социал-демократов. См.: Rentola К. Kenen joukoissa seisot? Suoutalainen kommunismi ja sota 1937-1945. Yuva, 1994. S. 133.

13   Hietanen S. Maanpuolustus ja yhtenäistyvä kansakunta // Kansakunta sodassa. Hels., 1989. Osa. I. S. 121.

14   Ahto S. Op. cit. S. 92-120.

15   Eskola S. Finland on the Verge of the Winter War – from the Democratic European Perspective: The Road to War. Tampere, 1993. P. 129-153.

16   UD HP. 1 Af 101. Sahlin Sandlerille 1.12.1939.

17   JägerskiöldS. Talvisodan ylipäällikkö Sotamarsalkka Gustav Mannerheim 1939-1941. Keuruu, 1975. S. 12-14.

18   К A. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 16.11.1939.

19   Ibid. Paasikiven päiväkirja 16.11, 18.11, 22.11.1939; Niukkasen kokoelma 10. Niukkasen muistinpanot 26.10 ja 28.11.1939.

20   JägerskiöldS. Op. cit. S. 12-13.

21   KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 27.11.1939.
22   Niukkanen J. Talvisodan puolustusministeri kertoo. Porvoo, 1951. S. 116.

23   Mylly J. Maalaisliitto ja turvallisuuspolitiikka. Turku, 1983. Osa II. S. 273-274, 296-297; Paasikivi J.K. Op. cit. S. 60-61, 71-72; KA. Niukkasen kokoelma. Niukkasen muistiinpanot 20.10, 21.10.1939.

24   KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 30.11.1939; Niukkanen J. Op. cit. S. 122-123; Paasikivi J.K. Op. cit. S. 117-118.

25   Soikkanen H. Op. cit S. 7-8.

26   Foreign Relations of the United States. Diplomatic. Papers. 1939. Vol. I. P. 1008-1009. (Далее: FRUS).

27   Ibid. P. 1014-1015.

28   Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 521. оп. 2. Д. 11. Л. 134. (Далее: АВП РФ).

29   Jacobson М. Talvisota 50 vuotta // Kanava. 1989. N 6. S. 285-286.

30   FRUS. 1939. Vol. I. p. 1013.

31   UD. HP. I Af 101; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 2.12.1939.

32   UD. HP. IAf 101.

33   Nevakivi J. Apu jota ei pyydetty. Hels. 1972. S. 83.

34   KA: Paasikiven kokoelma IV: 18. Paasikiven päiväkirja 1, 3, 7.12.1939; Paasikiven päiväämätön merkintä, luultavasti 1.12.1939.

35   UD. HP. I Af 101-102; International Affairs. 1990. N 1. P. 203-204; UD (Oslo). 35 g2; FRUS. 1939. Vol. I. P. 1023-1024.

36   См.: С.176-197.

37   Jussila O. Terijoen hallitus 1939-1940. Porvoo etc., 1985. S. 41-47, 55-59; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Espoo, 1987. Osa 7. S. 296-297; Rentola K. Kenen joukoissa seisot? Juva, 1994. S. 166-168.

38   League of Nations. Appel by the Finnish Government. Geneve, December, 1939. P. 1

39   Внешняя политика СССР: Сб. документов. М., 1946. Т. IV. С. 472-473.

40   Ulkoasiainministeriön arkisto. 89000D, 415/41. R. 2. (Далее: UM).

41   Costa B.E. Helsinki-Ginerva. December 1939-Marzo 1940. La Guerra d'inverno e la Societa delle Nazioni. Milano, 1987. Sivud.

42   Ibid. P. 21.

43   Documenta diplomatici Italiani. Nova serie: 1939-1943. Vol. II. Doc. 546. (Далее: DDI).

44   Ibid. Doc. 455.

45   Societe des Nations. Appel du gouvernment finlandais. Geneve, ( Decembre, 1939. P. 3; League of Nations. Records of XX Ordinary Session of the Assembly, December 11-14, 1939. P. 17.

46   Nevakivi J. Op. cit. S. 89.

47   DDI. Doc. 610.

48   Ibid.

49   Costa B.E. Op. cit. P. 75.

50   Public Opinions, 1939-1946. N.Y., 1951. P. il59.

51   Peltovuori R.O. Saksa ja Suomen talvisota. Hels., 1975. S. 49-53.

52   Akten zur deutschen auswärtigen Politik, 1918-1945. Serie D. Bd. VIII. Baden-Baden, 1961. Dok 411. (Далее: ADAP).

53   Menger M. Deutschland und Finnland im zweiten Weltkrieg. В., 1988. S. 54-55; Peltovuo­ri R.O. Op. cit. S. 162-168; Überschär G. Hitler und Finnland, 1939-1941. Wiesbaden, 1978. S. 112-113.

54   Menger M. Op. cit. S. 53-57; Überschar G.Op. cit. 108-110.

55   ADAP. Serie D. Bd. VIII. S. 417.

56   KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 3.12.1939; Tudeerin kokoelma. Pääministerin sihteerin Tudeerin laatima pöytäkirja valtioneuvoston istunnosta 5.12.1939.

57   ADAP. Serie D. Bd. VIII. S. 418, 471; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 9.12.1939.

58   KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 7.12.1939; Tannerin kokoelma; 27 Sähke Tukholmaan 15.12.1939; Paasikiven kokoelma, Paasikiven päiväkirja 9, 12.1939; Kivimäki T.M. Suomalaisen poliitikon muistelmat. Porvoo, 1965. S. 124-125.

59   ADAP. Serie D. Bd. VIII. S. 475.

60   KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 17.12.1939.

61   Menger M. Op. cit. S. 57.

62   Ibid. S. 54.

63   ADAP. Serie D. Bd. VIII. S. 435, 438; Peltovuori R.O. Op, cit. S. 67-68.

64   Peltovuori R.O. Op. cit. S. 69-74.

65   Munch P. Erindringer, 1933-1939. Paa vejmond krigen. Kobenhavn, 1966. S. 63-64.

66   KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasianvaliokunnan kokouksesta 2.12.1939; Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 4.12.1939; Polvinen T. Op. cit. S. 76.

67   KA. Rytin kokoelma. Rytin päiväkirja 18, 20.12.1939; Nevakivi J. Op. cit. S. 125, 133

68   KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen istunnosta 11.12.1939; Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 18, 27.12.1939.

69   UD (Oslo) 35.d.2. Helsingin sotilasasiamies yleisesikunnalle 6.12.1939.

70   Tortola M. Torniojoelta Rajajoelle. Suomen ja Ruotsin salainen yhteistoiminta Neuvostoliiton hyökkäyksen varalle vuosina 1923-1940. Juva; Porvoo, 1984. Passim.

71   Wahlhäck К. Veljeys veitsenterällä. Suomen kysymys Ruotsin politiikassa, 1937-1940. Porvoo, 1968. S. 259-268.

72   Berry M.R. American Foreign Policy and the Finish Exception // Studia Historica. Hels., 1987. Vol. 24. P. 22-84.

73   Dalek R. Franklin D. Roosevelt and American Foreign Policy, 1932-1945. Oxford, 1979. P. 108-212.

74   Nevakivi J. Op. cit S. 69-71.

75   Ibid. S. 71-117; Häikiö M. Maaliskuusta maaliskuuhun. Suomi Englannin politiikassa 1939-1940. Porvoo, 1976. S. 65-114.

76   KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasianvaliokunnan kokouksesta 9.12.1939; Paavolainen J. Väinö Tanner – patriootti. Elämänkerta vuosilta 1937-1966. Hels., 1989. S. 84; Polvinen. Op, cit. S. 79.

77   Häikiö M. Op. cit. S. 106-107; Nevakivi J. Op. cit. S. 107-108; Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen näytelmä. Porvoo; Hels., 1970. S. 234-235.

78   UD (Oslo) 35 g2. Lähettiläs Michelet ulkoasiainministeriölle 22.12.1939; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 22.12.1939.

79   Niukkanen J. Op. cit. S. 243-244.

80   KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasianvaliokunnan kokouksesta 8.1.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 2.1.1940.

81   KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 2, 8.1.1940.

82   KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasianvaliokunnan kokouksesta 2.1.1940; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 2.1.1940; Rytin kokoelma, 10. Rytin päiväkirja 2.1.1940.

83   Nevakivi J. Op. cit. S. 132-145.

84   KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 10.1.1940.

85   UD. HP 1. Af 103. Ruotsin ulkoministeriö Lontoon-lähettiläälle sähkeet 2 – 6.1.1940; Carlgren WM. Svensk utrikespolitik, 1939-1945. Stockholm, 1973. S. 88.

86   UD (Oslo), 35 g2. Kohtin muistiinpano 27.12.1939; Kohtin muistiinpano keskustelustaan Güntherin kanssa 25.12.1939.

87   АВП РФ. Ф. 521. On. 2. Д. 13. Л. 27-28. Дневник A.M. Коллонтай.

88   Там же. UD. HP1. Af. Bihang. S. 1.

89   Tanner V. Olin ulkoministerinä talvisodan aikana. Hels., 1951. S. 234.

90   UD. HP. 1 Af 103. Sahlin ulkoministeriölle sähke 28.12.1939; KA Paasikiven kokoelma.
Paasikiven päiväkirja 28.12.1939.

91   UD. HP. 1 Af. 103. Ulkoministeriö Sahlinille sähke 29.12.1939.

92   UD. HP. 1 Af. 103. Sahlin ulkoministeriölle 30.12.1939; KA. Tudeerin kokoelma. Muistinpainoja hallituksen ulkoasiainvaliokunnan kokouksesta 2.1.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 27, 28.12.1939; Carlgren W.M. Op. cit S. 85-86.

93   KA. Rytin kokoelma. Rytin päiväkirja 12.12.1939.

94   FRUS. 1939. Vol. I. P. 1035-1036; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 28.12.1939.

95   FRUS. 1939. Vol. I. P. 1038-1039.

96   Ibid. P. 1039-1040.

97   Ibid. 1940. Vol. I. P. 272-275; KA. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasiainvaliokunnan kokouksesta 8.1.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 8, 10.1.1940.

98   К A. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 10.1.1940.

99   FRUS. 1940. Vol. I. P. 281-282, 284-286.

100 UD. HP. 1 Af. 103. Ulkoministeriön sähke Helsingin-lähettiläälle. 56/29.12.1.1939; KA. Tudeerin kokoelma. Muistinpainoja hallituksen ulkoasiainvaliokunnan kokouksesta 8.1.1940.

101 ADAP. Serie D. Bd. VII. S. 506; Blücher W. Suomen kohtalon aikoja Porvoo, 1950. S. 170-171; Tanner V. Op. cit S. 192-195.

102 ADAP. Ser D. Bd. VIII. S. 526

103 Ibid. S. 513, 521.

104 Peltovuori R.O. Op. cit S. 85090; Überschär G Op. cit. S. 134-138.

105 ADAP. Ser. D. Bd. VIII. S. 547; Peltovuoti R.O. Op. cit. S. 85.

106 ADAP. Ser. D. Bd. VIII. S. 575; UD. HP. 1 Af 104; Peltovuori R.O. Op. cit. S. 86-87.

107 Blücher W. Op. cit. S. 172-173; Tanner V. Op. cit. S. 196-200.

108 KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 5.1.1940; Peltovuori R.O. Op. cit. S. 61; Polvinen T. Op. cit S. 91-94.

109 К A. Tannerin kokoelma 4. Kirje Erkolle 21.1.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 28.12.1939, 26.1.1940; Soikkanen H. Op. cit. 25; Tanner V. Op. cit S. 201-202; Helsingin Sanomat 1994. 3.7.

110 KA. Tannerin kokoelma 3. Wuolijoki Tannerille 15, 22.1.1940.

111 UM. 109 BG. Erkon sähke ulkoministeriölle 20.1.1940; KA Mannerheimin kokoelma 607. Waldennin muistipaino keskustelustaan Rytin kanssa 25.1940.

112 АВП РФ. Ф. 059а. Л. 8-11; UD. HP. 1 Af Bihang 1; Carlgen W.M. Op,, cit. S. 95-96;
International Affairs. 1990. N 1. P. 193; Polvinen T. Op. cit. S. 100-101.

113 АВП РФ. Ф. 06. On. 25. Д. 319. Сообщение A.M. Коллонтай от февраля 1940 г.

114 UD. HP. I Af Bihgan 1; АВПРФ. Ф. 059а. Л. 8-11.

115 Haataja L. Hella Wuolijoki. Kahden maailman rajalla. Jyväskylä, 1988. S. 47.

116 Rentola K. Kenen joukoissa seisot? Suomalainen kommunismi ja sota 1937-1945. Juva, 1994. S. 178-190. По оценке Киммо Рентола, в результате сталинских репрессий погибло 20 тыс. финнов, что превысило количество жертв, понесенных красными в гражданской войне в Финляндии в 1918 г.

117 Документы внешней политики, 1939 год. М., 1995. Кн. 2. Док. 853 и 856.

118 Там же. Док. 880.

119 там же. Док. 896.

120 Там же. Док. 888.

121 ADAP. Ser. D. Bd. VIII. S. 556.

122 Vladimirov V. Kohti talvisotaa. Keruu, 1995. S. 168-169, 215-216.

123 См.: С 176-191.

124 UM. 109 В. 6; UD. HP. 1 Af 104.

125 Tanner V. Op. cit S. 206.

126 UM. 109 Gl; UD. HP1 Af 107; Vladimirov V. Op. cit. S. 218.

127 Vihavainen T. Marssi Helsinkiin. Suomen talvisota neuvostolehdistössä. Hels., 1990. S. 66, 90-91.

 

 

УГРОЗА РАЗРАСТАНИЯ ВОЙНЫ

 

© В.Н. Барышников

 

Развернувшиеся боевые действия между Советским Союзом и Фин­ляндией резко осложнили международную ситуацию в Европе. В северо-европейском регионе возник сложный узел противоречий, в ко­тором переплелись интересы как вступивших во вторую мировую войну государств, так и нейтральных стран. Нарастала опасность их вовлечения в советско-финскую войну. События в Финляндии прико­вали внимание всего мира, и реакция на них была неоднозначная. Об­щественность многих стран поддерживала Финляндию. Отношение к Советскому Союзу значительно ухудшилось. "Я пережил немало анти­советских бурь, – писал полпред СССР в Лондоне И.М. Майский, – но что последовало после 30 ноября 1939 г., побило всякие рекорды" ¹.

 

Большинство зарубежных политиков и военных специалистов глу­боко сомневались, что финская армия способна выдержать натиск советских войск. Поэтому в первой половине декабря 1939 г. западные государства лишь определяли степень своего вмешательства в войну с учетом собственных интересов и возможных последствий.

 

Имевшиеся у советского руководства сведения позволяли предпо­ложить, что скандинавские страны, а также США не станут непосред­ственно ввязываться в военные действия. Так докладывали в Москву советские дипломаты из этих государств ². Но было неясно, как повели бы себя те европейские страны, которые находились в состоянии войны между собой. В сложившейся обстановке, как ни парадоксально, "каби­нет Чемберлена значительно больше интересовала поддержка финнов против коммунизма, чем предоставление помощи полякам против Гитлера" ³. Эта позиция совпадала со взглядами французского прави­тельства.

 

Характер "странной войны" на западном фронте начал постепенно приобретать новый оттенок: внимание англо-французских союзников переключалось на европейский север. Это логически продолжало их политику, проводимую с начала второй мировой войны, когда в Лон­доне и Париже рассчитывали добиться успеха в войне с Германией прежде всего путем ее экономической блокады.

 

Не случайно поэтому осенью 1939 г. разрабатывались планы операций с целью нарушения коммуникаций Германии с государствами, поставлявшими ей стратегическое сырье. В частности, предусматри­валось минирование побережья Норвегии, чтобы блокировать поставки железной руды в Германию из Скандинавии, где особую роль играл порт Нарвик. Планировалась также операция с вводом английских военно-морских сил в Балтийское море. Сам этот замысел, а также французская идея нанести бомбовые удары по советским нефтепромыслам на Кавказе создавали непосредственную угрозу СССР, кото­рый развернул торговлю с Германией, поставляя ей важные виды сырья. Как отмечал английский историк Д. Дилкс, торговые отношения между Советским Союзом и Германией "делали блокаду менее эффективной" ⁴.

 

В октябре 1939 г. британский военный кабинет поручил комитету начальников штабов проанализировать "преимущества и недостатки, которые могут возникнуть для нас в том случае, если мы официально или неофициально объявим войну Советскому Союзу..."⁵. Т.е. все это происходило еще до начала советско-финляндской войны. Нетрудно понять, что возникновение войны между СССР и Финляндией оказалось на руку западным союзникам. Они стали рассматривать ее как весьма благоприятный фактор в реализации своей стратегической линии. В Лондоне и Париже также рассчитывали, что советско-финская война будет способствовать консолидации скандинавских стран и упро­чит англо-французские позиции в этом регионе. Вместе с тем до­пускалось, что Германия могла высадить свои войска в Скандинавии, чтобы предотвратить потерю там важного источника получения стра­тегического сырья – железной руды. Германия, предупреждал У. Чер­чилль, несомненно, применит "грубую силу", если только сочтет, что "ее интересы требуют установления насильственного господства над Скандинавским полуостровом", вследствие чего "война распространится на Швецию и Норвегию" ⁶.

 

Скандинавии грозило превратиться в один из ключевых театров второй мировой войны. Возникла проблема переброски на этот театр войск противоборствующих государств, что, как отметил в своем дневнике немецкий генерал А. Йодль, имело "политические основа­ния"⁷. К тому же создание фронта на севере Европы открывало для западных союзников удобную возможность отвести войну подальше от своей территории ⁸. "Поскольку мы господствуем на море, – заметил Черчилль, – то почему бы французским и английским войскам не встретить германских захватчиков на скандинавской земле"⁹.

 

Естественно, Запад скрывал свои истинные замыслы. О них стало известно лишь много лет спустя. В руководящих кругах Англии и Франции считали, что "коренной антагонизм между Советским Союзом и нацистской Германией" ¹⁰ должен неминуемо проявиться и наступит время, "когда конъюнктурная дружба между Москвой и Берлином осложнится" ¹¹. Исходя из этой перспективы, Черчилль до начала зимней войны не проявлял беспокойства по поводу усиления позиций СССР на Балтике. 16 октября 1939 г. на заседании военного кабинета он заявил: "Без сомнения обоснованным является стремление Совет­ского Союза использовать сложившуюся обстановку для того, чтобы возвратить часть территории, которую потеряла Россия в результате первой мировой войны... В наших интересах, чтобы СССР укрепил свои силы на Балтике, ограничивая таким образом угрозу германского господства в этом регионе. По этим причинам с нашей стороны было бы ошибкой настраивать финнов против уступок СССР" ¹². В но­ябрьских сводках английского командования появилась "обнадеживаю­щая" информация о возраставшей напряженности в отношениях между Германией и СССР. До этого, однако, было еще далеко.

 

С началом зимней войны Великобританию захлестнула новая волна антисоветизма. Тот же Черчилль стал говорить, что Англии следует возглавить крестовый поход против большевизма и что помощь Фин­ляндии представляет собой "замечательный, может быть, последний шанс привлечь антикоммунистические силы всего мира на нашу сто­рону". Советское руководство не могло не учитывать возможность столкновения "с соединенными силами ряда наиболее враждебных Советскому Союзу империалистических стран"¹³. Кроме того, в Моск­ве стало известно о поставках немецкого оружия в Финляндию. Это противоречило советско-германским договорам, заключенным в августе и сентябре 1939 г. Одним из самых активных сторонников снабжения финнов вооружением был Г. Геринг. Он считал, что "оружия нужно поставлять в Финляндию столько, сколько возможно без ущерба для безопасности Германии"¹⁴.

 

Вскоре о скрытых действиях третьего рейха узнала англо-фран­цузская сторона. В министерстве иностранных дел Англии, пишет про­фессор Ю. Невакиви, германские поставки склонны были расценить как стремление Берлина к окончанию "братской войны между Германией и западными странами"¹⁵. В английском МИДе посчитали, что следует ограничить антигерманскую пропаганду.

 

Активно побуждали Германию к действиям, направленным против Советского Союза, ее итальянские союзники. 1 декабря начальник генштаба итальянской армии М. Роатта обратился к немецкому воен­ному атташе в Риме с предложением объединить Европу "для борьбы с большевизмом"¹⁶. Естественно, что это не могло быть лишь инициа­тивой армейского руководства. Подтверждением тому явились дейст­вия Б. Муссолини, который предпринял шаги, чтобы с помощью Франции реализовать идею объединения ведущих европейских го­сударств на антисоветской основе и заключить соответствую­щий пакт ¹⁷. В письме к Гитлеру Муссолини осуждал его за сотрудни­чество с Советским Союзом и призывал совместно уничтожить большевизм ¹⁸. Но Гитлер, учитывая неготовность Германии к войне с СССР, руководствовался своими расчетами, хотя и заявлял (в январе 1940 г.), что видит "немецкую миссию в том, чтобы ликвидировать опасность с Востока"¹⁹. Позднее он откровенно говорил К. Маннергейму: "Крайне сожалею, что мы... не смогли помочь... Это было невозможно" ²⁰.

 

В руководстве третьего рейха не было полного единства относи­тельно оказания помощи Финляндии. В противовес упоминавшейся позиции Геринга выступал министр иностранных дел И. Риббентроп, опасавшийся дипломатических осложнений с Советским Союзом в слу­чае получения им конкретных сведений о германских поставках оружия финской армии. Гитлер же допускал скрытую поддержку Финляндии, но при условии, чтобы это не повредило Германии ²¹.

 

Советское правительство, получив сведения об участии Германии в снабжении Финляндии оружием, не намерено было с этим мириться. 9 декабря Молотов вручил протест германскому послу в Москве Ф. Шуленбургу. Протест основывался на имевшихся у правительства СССР сведениях о том, что через территорию Германии в Финляндию перебрасывалось 50 итальянских военных самолетов ²². Демарш поста­вил ведомство Риббентропа в затруднительное положение. Требовалось придумывать объяснение.

 

Тем временем советский Балтийский флот, осуществлявший бло­каду финляндского побережья, стал подвергать обстрелу все транс­порты, направлявшиеся в порты Финляндии. 10 декабря советская подводная лодка потопила в Ботническом заливе немецкое тран­спортное судно "Болхейм" ²³, что еще более осложнило дипломати­ческую обстановку. В тот же день Риббентроп, нервно реагировавший на развивавшиеся события, направил в Москву через свое посольство телеграмму, где утверждалось, что "с момента возникновения конф­ликта между Советским Союзом и Финляндией ни из, ни через Германию никаких военных материалов в Финляндию не поступало". Шуленбургу поручалось "уведомить об этом Молотова и решительно противиться появившимся подозрениям, а также недоверию русского правительства" ²⁴. В том же духе Риббентроп провел беседу с советским полпредом в Берлине A.A. Шкварцевым, специально приглашенным в министерство иностранных дел ²⁵.

 

По всему было видно, что германское руководство серьезно обес­покоено. В результате последовало распоряжение Гитлера прекратить поставки оружия в Финляндию ²⁶. Немецким дипломатам за рубежом Риббентроп дал указание избегать "антирусского тона" в беседах, касавшихся войны между СССР и Финляндией, а также "от выражения какой-либо симпатии в отношении позиции финнов"²⁷.

 

Представители Финляндии в Германии с пристальным вниманием следили за действиями гитлеровского руководства. Финляндский посланник сообщал из Берлина в Хельсинки, что германское прави­тельство официально демонстрирует свою индифферентность по отношению к финнам и стремится "отказаться от всех выгод в Финляндии в пользу России"²⁸. Да и советскому руководству было важ­но не доводить дело до обострения отношений с Германией, демонст­рировать верность договорным обязательствам. Прежде всего это выразилось в благожелательной реакции на просьбу со стороны гер­манского руководства учитывать его экономические интересы в Фин­ляндии. Речь шла о том, чтобы война не отразилась отрицательно на поставках в Германию финского сырья, а также сельскохозяйственной продукции и были бы сохранены промышленные объекты Финляндии ²⁹. Чтобы обеспечить безопасность немецких транспортов, был отдан приказ не допускать обстрела нейтральных судов вне блокадной зоны30. Примечательно, что начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников дал распоряжение прекратить бомбовые удары по району Хельсинки, когда проводилась эвакуация немецких подданных из финской столицы. Немецкий транспорт, на котором они следовали из Финляндии, должен был сопровождаться советским миноносцем ³¹.

 

Несомненно, события зимней войны рассматривались в Берлине в целом с позиции интересов и наибольшей выгоды для Германии, а не под углом зрения "заботы" о Финляндии. Такая оценка содержалась и в некоторых донесениях, направлявшихся в Хельсинки посланником А. Вуоримаа ³². Когда боевые действия в конце 1939 г. развивались неудачно для Советского Союза, в Германии предпочитали, чтобы Красная Армия как можно дольше вела войну с Финляндией. Второй секретарь посольства США в СССР Ч. Болен, наблюдая за пове­дением германских дипломатов, сделал такое заключение во второй половине декабря: "Немцы в Москве очень довольны и смеются. Они полагают, что чем больше русские завязнут в Финляндии, тем выгоднее это для Германии, так как последняя тогда будет иметь Советский Союз в своих руках и сможет выставлять требования любого экономического и политического характера, угрожая в против­ном случае оказанием неофициальной помощи Финляндии"³³.

 

"Неожиданный поворот", как оценил Черчилль войну в Фин­ляндии ³⁴, побудил и западные государства по-иному взглянуть на свои возможности в Северной Европе. По словам посланника Финляндии в Англии Г. Грипенберга, интерес англичан к советско-финляндской войне через неделю после ее начала "возрос так, что они забыли о своей собственной"³⁵. В Форин Офис считали, что "Финляндию надо было сковать длительным по времени конфликтом с Советским Союзом, а Скандинавию предохранить от нападения русских и, воз­можно, немцев..."³⁶. Но чтобы война могла продолжаться, требовалось усилить помощь финским вооруженным силам.

 

Рассматривая вероятный ход дальнейших событий, западные политики склонялись к тому, что Германия "не вступится" за Фин­ляндию, а будет скорее всего демонстрировать благожелательный по отношению к СССР нейтралитет. Чемберлен, в частности, не допус­кавший ранее мысли, что Германия и Советский Союз могут долго сотрудничать, считал в конце 1939 г., что они в данной ситуации "будут вместе"³⁷.

 

Ободренные тем, что Красная Армия терпела неудачи, руково­дители Англии и Франции развили немалую активность, пренебрегая опасениями, что может сложиться обстановка, когда их военный про­тивник – Германия пойдет на резкое сближение с СССР в тактических целях. Они считали реальным в тех условиях отвлечь внимание Гитлера от западного фронта и добиться вовлечения в войну скан­динавских стран. Это были очень рискованные расчеты.

 

Более осторожные американские политики Ф. Рузвельт и К. Хэлл начали в это время уже отказываться от излишне резких антисо­ветских акций, поскольку усматривали их нежелательные последствия для Запада – вероятное усиление связей между СССР и Германией ³⁸.

 

Неубедительными были и утверждения относительно зреющей с со­ветской стороны опасности для Скандинавии, поскольку наступление Красной Армии застопорилось и она несла значительные потери. Это учитывали в Швеции и Норвегии ³⁹.

 

Используя обращение финляндского правительства в Лигу наций и последующие ее действия, западные государства взяли курс на приме­нение санкций по отношению к Советскому Союзу, а не на мирное улаживание конфликта. Но это вело лишь к эскалации войны. По мне­нию, высказанному одним из германских дипломатов в Швейцарии, если бы Лига наций санкционировала необходимость объявления всеми ее членами войны Советскому Союзу, то это в первую очередь "прину­дило бы северные государства включиться в войну, главная тяжесть которой легла бы тогда на этих новых союзников" западных стран ⁴⁰.

 

В Хельсинки учитывали опасность возможного сближения СССР с Германией в случае, если он окажется за бортом Лиги наций подобно вышедшему из нее третьему рейху. В телеграмме, направленной министерством иностранных дел Финляндии своему представителю в Лиге наций, указывалось, что "если Россия будет исключена, то это будет означать победу политики Риббентропа и со временем, возможно, Россия даже полностью присоединится к войне на стороне Германии" ⁴¹. Как считали в Хельсинки, такое развитие событий неприемлемо, поскольку тогда "положение окончательно ухудшится в связи с прекращением необходимой от Германии военной помощи"⁴². Не случайно поэтому финский посланник в Берлине стремился заверить германское руководство, что "обращение Финляндии в Лигу наций не должно никоим образом выглядеть, как действие, направленное против Германии"⁴³. 14 декабря, как к тому стремились в Лондоне и Париже, Советский Союз был исключен из Лиги наций. Это решение, бе­зусловно, дало возможность западным державам более активно поддерживать Финляндию. За день до этого английский посланник в Хельсинки информировал свое правительство, что финский министр иностранных дел В. Таннер выразил твердую надежду на получение военной помощи от западных стран, в частности посылку в Петсамо польских военных кораблей ⁴⁴. Грипенберг вел переговоры о том, чтобы находившимся в Англии судам польского военного флота "дали распоряжение начать военные действия против Петсамо и Мур­манска"⁴⁵.

 

Вечером 14 декабря французский посол в Англии поставил вопрос о совместных англо-французских действиях для поддержки Финляндии, предложив "связать на Севере силы Советского Союза"⁴⁶. На сле­дующий день премьер-министр Франции Э. Даладье принял финских представителей в Париже – посланника X. Холма и полковника А. Паасонена, заявив им о своей готовности "разорвать отношения с Советским Союзом, если англичане сделают то же самое"⁴⁷. Премьер-министр Франции выразил, кроме того, готовность направить Фин­ляндии 30 новых истребителей и предложить Швеции и Норвегии поддержать предоставление ей военной помощи ⁴⁸.

 

В последующие дни активность правительств Франции и Англии в этом направлении нарастала, причем ставился уже вопрос о воору­женном вмешательстве этих стран в советско-финляндскую войну. 19 декабря на заседании Высшего военного совета в Париже Даладье выступил с предложением направить в Финляндию англо-французские экспедиционные войска. Оно не вызвало особых возражений, но реализация его требовала подготовки. Участники заседания не могли не отдавать себе отчета в том, что кардинально такая акция изменила бы военно-политическую обстановку в Европе, превратив Скандинавию в театр мировой войны. К тому же западным державам пришлось бы вести одновременно боевые действия на двух фронтах: против Германии и против Советского Союза.

 

В состоянии ли были они решать эту задачу собственными силами? Ведь финские войска не могли долгое время выдержать натиска Красной Армии. А как бы отнеслись к их планам в Швеции и Нор­вегии? В данном случае считалось целесообразным "использовать взаимные симпатии народов Швеции, Норвегии и Финляндии как средство добиться от правительств этих стран согласия на ввод союзных войск" ⁴⁹. Имелась и другая точка зрения: "Мы больше выиграем, чем проиграем, от того, что Германия нападет на Норвегию и Швецию", – считал Черчилль ⁵⁰.

 

В Германии действительно разрабатывался план нанесения удара по Скандинавии, "если враг, как заявил Гитлер, будет готовиться распространить войну" на этот район ⁵¹. По мнению Б. Лиддел Гарта, "Гитлер, несмотря на неразборчивость в средствах, предпочел бы оставить Норвегию нейтральной и не планировать вторжение в нее, однако, явные признаки готовящихся враждебных акций союзников в этом районе спровоцировали его на этот шаг" ⁵². Сведения о намерении западных держав осуществить десантную операцию на севере Европы оперативно поступали в Берлин, в том числе от германского военно-морского атташе в Осло. Делался вывод, что "очень важно окку­пировать Норвегию"₅₃.

 

Подготовка "норвежской операции" была начата германским воен­ным командованием в соответствии с распоряжением, отданным Гит­лером 14 декабря. В этом его особенно убедили беседы с "фюрером" норвежских фашистов В. Квислингом, состоявшиеся 16 и 18 декабря ⁵⁴. В итоговом документе оперативного отдела штаба военно-морских сил Германии содержалось обоснование принятого решения. В нем гово­рилось, что, "исходя из общестратегических военных соображений, необходимо в принципе включить оккупацию Норвегии в наши оперативные планы" ⁵⁵.

 

Западные державы практически одновременно обдумывали свои планы оккупации ключевых районов Скандинавии. 20 декабря в Париже в развитие решений, принятых Высшим военным советом союзников, рассматривался вопрос о захвате Северной Швеции, что, по их расчетам, приведет к стремлению германской армии оказать про­тиводействие и ускорит ход всей войны ⁵⁶. Но конкретно вопрос о направлении в Финляндию войск западных держав еще не был ре­шен ⁵⁷.

 

О достигнутых решениях был поставлен в известность финский посланник в Париже X. Холма, который в свою очередь передал их в Хельсинки, вероятно, в искаженном виде. В телеграмме указывалось, что "Высший совет Франции и Англии единодушно решил направить в помощь Финляндии французские и английские войска, если Швеция и Норвегия примкнут к финляндской войне" ⁵⁸.

 

Из этого текста финское руководство могло понять, что вооружен­ная поддержка Финляндии гарантирована и остается только "в первый и последний раз запросить у Англии и Франции прямую военную помощь" ⁵⁹. Ответ из Хельсинки последовал 22 декабря. Посланникам в Лондоне и Париже сообщалось, что для помощи Финляндии непременно необходимы войска ⁶⁰. Холма и Паасонен, встретившись на следующий день с премьер-министром Франции Даладье, проинформировали его о заинтересованности Финляндии в военной помощи ⁶¹.

 

В тот же день из Хельсинки в Стокгольм и Осло было направлено указание финским посланникам заявить правительствам Швеции и Норвегии, что западные державы могут предоставить Финляндии свою помощь, в которой она нуждается ⁶². Иными словами, правительство Финляндии, опередив официальное обращение этих держав к Швеции и Норвегии относительно возможности прохода экспедиционных сил через их территорию, поспешило заранее уведомить о своем положительном отношении к решению Высшего военного совета Англии и Франции. Очевидно, оно хотело предостеречь соседей от негативной реакции на такое решение. Позиция финляндского ру­ководства свидетельствовала, сколь быстро, без колебаний оно принимало предложение англо-французской стороны.

 

В отличие от Финляндии правительственные круги Швеции, а вслед затем и Норвегии весьма настороженно встретили известие о перспективе допуска войск Англии и Франции на свою территорию. 25 декабря министр иностранных дел Швеции К. Гюнтер изложил своему норвежскому коллеге X. Куту соображения о том, насколько негативно для обеих стран может обернуться согласие на реализацию выдвинутого замысла. Транзит англо-французских войск через территорию Швеции и Норвегии, объяснил он, чреват вовлечением обоих государств в мировую войну, поскольку Германия непременно предпримет контрдействия. В связи с этим, заключил Гюнтер, правительство Швеции возражает против намечавшейся акции. Министр иностранных Дел Норвегии согласился с такой позицией ⁶³. В конечном счете Швеция и Норвегия договорились о проведении общей линии, суть которой заключалась в том, чтобы не предоставлять Англии и Франции права десантировать свои войска на их территорию, но и не препятствовать транзитному передвижению в Финляндию иностранных военных грузов и "специалистов" в штатской одежде ⁶⁴.

 

В Москве, конечно, хорошо знали о том, что Швеция, тем не менее, превращалась в перевалочную территорию при транспортировке предназначавшихся Финляндии военных грузов. Однако при этом проявлялась определенная сдержанность по отношению к шведскому правительству. Дело в том, что на данном этапе, когда стала обна­руживаться тенденция к затягиванию и расширению масштабов советско-финляндского конфликта, а также опасность включения в него стран Запада, советское руководство не могло уже отклонять мирные инициативы и посредничество шведских правительственных кругов. Полпредство Советского Союза в Стокгольме сообщало, что по определенным каналам начинается зондаж возможностей найти пути, чтобы положить конец войне между СССР и Финляндией ⁶⁵.

 

На данном этапе войны наметился определенный поворот в дипломатической области. Он свидетельствовал о том, что в Москве, серьезно взвесив в совокупности такие факторы, как неудачные результаты наступления Красной Армии, неясность дальнейших пер­спектив в развитии боевых действий, несостоятельность расчетов, связанных с правительством Куусинена, и опасность консолидации на Западе сил в поддержку Финляндии, рассматривали теперь возможность мирных переговоров с правительством в Хельсинки66. Важно, что перемены в позиции правительства Советского Союза стали известны в Швеции, от которой в конечном счете зависело окончательное решение вопроса о пропуске через свою территорию экспедиционных войск.

 

Когда 27 декабря в Стокгольме и Осло получили меморандум Э. Галифакса с предложением принять решение Высшего военного совета, а 28 декабря подобного же содержания ноту из Франции, то ответа сразу не последовало. Именно в этот день у Гюнтера состоялась беседа с Коллонтай, которая сообщила ему о позитивном подходе Москвы к перспективе прекращения войны с Финляндией ⁶⁷.

 

Но в Хельсинки поступившую информацию из Стокгольма о на­метившихся переменах в позиции советского правительства восприняли без энтузиазма. Начальник политического отдела МИД Финляндии А. Пакаслахти, детально описавший в своих воспоминаниях все тонкости "дипломатической кухни" этого периода, даже не упоминает о сообщении Гюнтера. В правительственных кругах многие были на­строены на получение вооруженной помощи стран Запада. Механизмы по установлению связей по военной линии между Ставкой К. Маннергейма и генштабами Англии и Франции начали действовать.

 

Из Парижа в Финляндию во второй половине декабря прибыл подполковник Ж. Ганеваль "в качестве личного представителя главно­командующего вооруженными силами страны генерала М. Гамелена при маршале Маннергейме" ⁶⁸. Между Лондоном и Хельсинки велась дипломатическая переписка относительно направления в Финляндию специального представителя вооруженных сил Англии. 27 декабря из Лондона телеграфировали в МИД Финляндии: "Военное министерство хочет как можно быстрее направить в Ставку генерала, который бы мог обсудить с Маннергеймом обстановку, чтобы получить ясное представление, чем Англия может оказать помощь... Считаю, что дело должно решаться секретно и исключительно быстро" ⁶⁹. Маршал ответил: "Я с большим удовлетворением воспринял сообщение отно­сительно возможного прибытия ко мне в ближайшем будущем английс­кого генерала"⁷⁰. Вскоре, 29 декабря, в Ставку финского главнокоман­дующего направился бригадный генерал К. Линг71, уполномоченный английским военным командованием рассматривать оперативные вопросы. В Лондоне и Париже ожидали, что правительства Швеции и Норвегии согласятся допустить на свою территорию экспедиционные войска. Обнадеживало то, что во влиятельных политических и, особенно, военных кругах обеих стран имелись силы, которые были настроены на решительные действия против СССР. По данным советской разведки, английский посол в Стокгольме сообщал 25 декабря в Лондон, что шведский генеральный штаб настаивает на открытом вооруженном вмешательстве Швеции в военные действия Финляндии ⁷². Четырьмя днями позднее посол, направляя телеграмму в МИД Англии, выразил уверенность, что политика Великобритании и Швеции должна быть направлена "на продолжение военных действий в Финляндии и недопущение принятия участия в них Германии"⁷³. Под "недопущением" надо было, видимо, понимать упреждающие меры, связанные с планами направления экспедиционных войск в Скан­динавию и решения там своих собственных задач. "...Нам надо спасать Финляндию не столько потому, чтобы она создала преграду России, -указывал 27 декабря один из руководителей МИД Англии О. Сарджент, – а для того, чтобы она встала на пути к шведской железной руде и побережью Атлантики" ⁷⁴.

 

2 и 3 января 1940 г. заседания английского военного кабинета были посвящены обсуждению планов намечавшейся интервенции в Скан­динавию, при этом вопрос о защите Финляндии не рассматривался в качестве первостепенной задачи. Считалось, что только после уста­новления надежного контроля над норвежским портом Нарвиком, а также еще несколькими районами Северной Норвегии западные союзники смогут оказать поддержку Финляндии. "Если рекомендации начальников штабов будут приняты, – говорил 3 января на заседании военного кабинета английский маршал авиации С. Нюолл, – то Скандинавия будет рассматриваться в настоящее время как решающий театр военных действий" ⁷⁵.

 

Лондон в это время стремился дать понять Советскому Союзу, что Англия намерена действовать решительно. Посол Великобритании У. Сидс покинул Москву. Официально было заявлено, что он отпра­вился в отпуск "по состоянию здоровья", но комментарии английской прессы намекали на возможность разрыва дипломатических отношений с Советским Союзом ⁷⁶, что привело бы к резкому обострению между­народной обстановки в Европе.

 

Между тем и Италия отозвала своего посла из Москвы "в отпуск". Активно выступая за расширение поставок оружия в Финляндию, итальянское правительство, по данным советской разведки, вело переговоры с Берлином о том, как удобнее переправлять туда военные грузы ⁷⁷. Вопрос снабжения оружием финской армии становился по сведениям, поступавшим из Хельсинки от зарубежных военно-дипло­матических представителей, одним из самых острых ⁷⁸.

 

В складывавшейся ситуации многое зависело от того, какое окончательное решение примут скандинавские страны. К 3-4 января Париж и Лондон получили, наконец, официальный ответ от прави­тельства Швеции по вопросу о вводе войск в Скандинавию. В нем было заявлено о нежелании Швеции участвовать в такого рода акции по оказанию помощи Финляндии. При принятии этого решения учи­тывалась вероятность вмешательства Германии уже на стадии подготовки союзников к высадке своего десанта на скандинавский плацдарм. По оценке финского исследователя П. Висури, "ресурсы шведских вооруженных сил не позволяли оказывать помощь Финлян­дии, так как требовалось принимать во внимание также Германию" ⁷⁹.

 

Характерно, что накануне принятия шведским правительством своего решения, 2 января, К. Гюнтеру нанес визит германский посланник в Стокгольме В. Вид и выразил сожаление, что отношения между обоими государствами "основательно испорчены" ⁸⁰. В Берлине шведским дипломатам неофициально разъяснили, что "если вмешательство англичан и французов в дела Финляндии зайдут настолько далеко, что те направят туда войска, то военное руководство сочтет необходимой оккупацию Германией части Швеции" ⁸¹.

 

Внимание третьего рейха к поведению скандинавских стран в дальнейшем становилось все более пристальным. Немецкие дипломаты настойчиво интересовались тем, как в Москве "расценивают возмож­ность помощи Финляндии третьими государствами, в частности, Швецией и Норвегией"⁸². Беспокойство в этой связи проявлялось, естественно, и в Советском Союзе. В нотах, направленных 5 и 6 ян­варя руководством СССР в Стокгольм и Осло, содержалось предосте­режение от попыток отступления шведского и норвежского прави­тельств от политики нейтралитета и указывалось, что это может привести к нежелательным осложнениям в отношениях ⁸³.

 

В это время в кругах государственного и военного руководства Финляндии с напряженным вниманием следили за тем, в каком на­правлении станут развиваться события в связи с возможной перспек­тивой десантирования англо-французских войск в Скандинавии. 4 ян­варя Маннергейму сообщили, что помощь, которую могут оказать Англия и Франция, предусматривается как для Финляндии, так и "в интересах Швеции и Норвегии". При этом со ссылкой на сведения, полученные посланником в Лондоне Грипенбергом от МИД Англии, сообщалось, что имеется в виду "оказать действенную помощь, если Германия и Россия нападут на Швецию и Норвегию". Относительно позиции Швеции указывалось о ее готовности предоставить транзит для перевозки в Финляндию (с ее согласия) только военных грузов, экспертов, добровольцев и гражданских лиц ⁸⁴. В этой информации оставалось неясным главное, как конкретно Запад намеревался осуществлять эффективную военную помощь Финляндии.

 

Судя по соображениям, высказанным в начале января представителями руководящих кругов Финляндии, там были готовы приветст­вовать такой поворот событий, при котором Запад вступит в войну против СССР вне зависимости от позиции скандинавских стран. Показательно в этом отношении заседание Государственного совета 2 января, где вполне определенно говорилось о целесообразности и возможности "высадки англичан в Мурманске" ⁸⁵. Этот план предложил рассмотреть Маннергейм. Его поддержал Р. Вальден. "Если Англия направит войска в Мурманск, – сказал он на этом заседании, – то мы сами сможем держать фронт здесь, южнее". Серьезных аргументов против таких соображений не было, если не считать довод Ю. Паасикиви, который предупредил, что "тогда реально можно попасть в войну с Германией". В итоге было решено считать "вопрос о мурманской экспедиции представляющим интерес и хорошим, если он только не приведет к конфликту с Германией" ⁸⁶.

 

После заседания Государственного совета на идее с "мурманской экспедицией" точка не была поставлена. На переговорах с английским генералом Ч. Лингом Маннергейм убеждал его, что операция по захвату Мурманска "могла бы быть крупномасштабной, имеющей ре­шающее значение, если она планировалась бы в глубину через Архангельск" ⁸⁷.

 

Финской стороной было выражено мнение, что высадка в Мур­манске англо-французских войск (двух дивизий) могла бы в корне изменить обстановку в Европе. Отмечая целесообразность десанта непосредственно на советской территории, начальник генштаба финс­кой армии генерал К.Л. Эш аргументировал это следующим сообра­жением: "Самостоятельная операция на архангельском направлении, осуществляемая далеко от наших границ, имела бы для нас зна­чительно большее значение, не позволяя тем самым втянуть нас в мировую войну" ⁸⁸.

 

Возвратившись в Лондон, генерал Линг доложил высшему воен­ному и государственному руководству о финских предложениях. Он также сообщил, что Маннергейм поставил вопрос о необходимости направить в Финляндию как минимум 30 тыс. войск. Представитель французских вооруженных сил Ж. Ганеваль, также вернувшийся из Финляндии, подтвердил в Париже, что маршал весьма серьезно оза­бочен недостатком войск. Он "дал мне понять, сообщал Ганеваль, что сопротивление финской армии начинает иссякать"⁸⁹. Все эти сведения, полученные из первых рук в Финляндии, требовали от Англии и Франции ускоренного принятия решений. Но мысли у верховного военного командования этих стран были по-прежнему сосредоточены на том, чтобы взять под свой контроль ключевые позиции в Швеции и Норвегии. После неудачной попытки склонить скандинавские страны на свою сторону, английское правительство вручило их посланникам в Лондоне 6 января памятные записки, где сообщало о возможном использовании своих военно-морских сил в норвежских водах для осуществления операций против Германии ⁹⁰. Это вызвало весьма резкую реакцию у правительств обоих скандинавских государств. Уже на следующий день король Норвегии Хокон VII обратился с теле­граммой к королю Великобритании Георгу VI, в которой настоятельно просил его не допустить таких действий, которые могли бы вовлечь Норвегию в войну. 8 января, норвежский министр иностранных дел X. Кут заявил на заседании стортинга, что "Финляндии одной над­лежало отвечать за свои решения" ⁹¹.

 

В свою очередь К. Гюнтер поставил в известность 9 января английского посланника в Стокгольме, что Швеция готова силой оружия воспрепятствовать транзиту экспедиционных войск через ее территорию. Спустя два дня нота, почти аналогичная по содержанию, была получена в Лондоне от норвежского правительства ⁹². Прибывший в Англию шведский банкир М. Валленберг во время своих бесед с Э. Галифаксом дал ясно понять, что до 90% шведов крайне отри­цательно будет реагировать на вооруженные акции западных держав в Скандинавии и высадка войск на ее территории принесет вред прежде всего Финляндии ⁹³.

 

По оценке советской разведки, в Швеции не очень верили в распространявшиеся утверждения, что ей угрожает Красная Армия. Из информации, которая поступала через НКВД советскому руководству, следовало, что, по мнению высшего военного командования в Сток­гольме, наступавшие войска Красной Армии не будут продвигаться в глубь Финляндии и остановятся на рубеже р. Кюмменийоки ⁹⁴.

 

Позиция, занятая правительствами Швеции и Норвегии по отно­шению к военным замыслам Англии и Франции в Скандинавии, поставила эти страны в крайне затруднительное положение. Галифакс, выступая 12 января на заседании кабинета, высказался против осуществления каких-либо акций Лондона и Парижа в этом регионе. Тогда же было решено отказаться от захвата Нарвика ⁹⁵.

 

Западные державы пересмотрели свои планы и сосредоточили усилия на попытке десантировать войска в Заполярье, на севере Финляндии. 15 января главнокомандующий французской армией гене­рал М. Гамелен направил премьер-министру Э. Даладье записку, в которой изложил свои соображения о высадке союзных войск в районе Петсамо, одновременном захвате портов и аэродромов на западном побережье Норвегии, а также возможном распространении операции и на территорию Швеции ⁹⁶. Очевидно, этот замысел получил поддержку, потому что уже на следующий день во французском генштабе при­ступили к планированию совместной операции в Петсамо ⁹⁷, где в это время находились советские войска. Основой для операции послужили одобрение финской стороной действий англо-французских сил на ее территории и резолюция, принятая ранее в Лиге наций. При этом не требовалось согласия скандинавских стран. Успешное же проведение десантной операции должно было, по мнению французских военных, "подтолкнуть тех к совместной борьбе"⁹⁸. Но идея проведения Петсамской операции должна была получить одобрение в Лондоне. 17 января Даладье направил французскому послу в Англии указание изложить суть предлагавшейся операции Галифаксу ⁹⁹.

 

Находясь во власти представлений, что можно будет развернуть широкомасштабное наступление против Советского Союза и нанести ему поражение, Даладье предложил 19 января главнокомандующему союзными войсками во Франции генералу Гамелену и главно­командующему французским флотом адмиралу Ф. Дарлану разработать еще один план. – нанесения удара по СССР с юга, путем "непо­средственного вторжения на Кавказ"¹⁰⁰. При этом предполагалось, что в войну против Советского Союза вступят также Югославия, Румыния и Турция. Разрушив нефтепромышленные районы СССР ударами авиации, наступающие с юга войска продвинулись бы в северном направлении "навстречу армиям, наступающим из Скандинавии и Финляндии на Москву" ¹⁰¹.

 

Несмотря на очевидную нереальность такого грандиозного за­мысла, если учесть продолжавшуюся войну с Германией, в высших военных кругах Англии с интересом отнеслись к намерениям своих французских коллег. Генерал Э. Айронсайд заявил 24 января военному кабинету: "На мой взгляд, мы сможем оказать эффективную помощь Финляндии лишь в том случае, если атакуем Россию по возможности с большего количества направлений и, что особенно важно, нанесем удар по Баку..." ¹⁰²

 

Мнение о том, что Англия и Франция должны быть поддержаны другими странами, в общей форме разделил и У. Черчилль. 20 января он призвал все нейтральные государства объединиться с "английской и французской империями против зла и агрессии" ¹⁰³. Такое заявление (а оно было сделано публично), естественно, было существенным для Финляндии ¹⁰⁴. По-иному к призыву Черчилля отнеслись скандинавские страны, которые стремились избежать втягивания в войну. В Германии усмотрели опасность консолидации враждебных ей сил. Спустя неделю после указанного заявления Гитлер отдал распоряжение о разработке детального плана вторжения в Норвегию ₁₀₅. Угроза распространения войны на Скандинавию принимала все более реальные черты.

 

Вопрос о проведении Петсамской операции на данном этапе приобретал для западных держав все большее значение. Получить согласие финского руководства на высадку экспедиционных войск в Северной Финляндии было не трудно, поскольку представитель Маннергейма – полковник Паасонен, находившийся в Париже, представил адмиралу Дарлану подготовленные финской Ставкой соображения о плане проведения операции в Петсамо ¹⁰⁶. В них к тому же излагались цели Финляндии, выходившие далеко за пределы чисто военных вопросов. Предусматривалось, что совместное наступление экспедиционных сил и финских войск на восток будет осуществляться на Кольском полуострове и в советской Карелии. Успешный исход данной операции должен был привести к "постепенному объединению" Финляндии и Карелии ¹⁰⁷. Это уже не сообразовывалось с оборони­тельным характером войны и скорее свидетельствовало о планах создания "Великой Финляндии". Паасонен считал, что для осущест­вления Петсамской операции требовалось значительно увеличить мощь воздушных сил объединенных войск и уже теперь направить для поддержки финской армии 3-4 полнокровные дивизии, способные вести боевые действия в зимних условиях ¹⁰⁸.

 

С учетом рекомендаций Паасонена адмирал Дарлан предусмотрел в своем плане доставку в район Петсамо 13-17 тыс. войск, использовав для этого кроме специальных десантных судов также польские военные и торговые корабли, а отчасти и финские транспорты. Сами десантники должны были состоять не из регулярных частей английской и французской армий, а из имевшихся на Западе польских военно­служащих и других иностранных легионеров. Иными словами, пред­полагалось осуществлять наиболее ответственную первоначальную часть замысла сомнительными силами и "чужими руками".

 

Наступление из района Петсамо намечалось вести на юг и юго-восток в направлении Кандалакши и Мурманской железной дороги, чтобы ее перерезать. Предполагалось при этом окружить до четырех советских дивизий. В случае успеха англо-французское командование рассчитывало направить в Петсамо дополнительные "добровольческие войска" ¹⁰⁹.

 

Намечавшийся план операции не мог, естественно, считаться окончательным, поскольку не был согласован с англичанами. В Лондоне тем временем все больше внимания уделялось обстановке в Северной Европе. В Англии, как считает историк Невакиви, середину января можно считать "поворотной" в ее политике по отношению к зимней войне ¹¹⁰. "Я чувствовал в эти дни, – писал в своих мемуарах посланник Грипенберг, – как все более росло внимание официальных кругов к Финляндии" ¹¹¹. 22 января в министерстве обороны Англии с ним вели переговоры о перспективах направления экспедиционных войск в Финляндию ¹¹².

 

Судя по всему, в это время соображения Дарлана о Петсамской операции уже рассматривались, и реакция на них была позитивная. 29 января на заседании кабинета министров Чемберлен заявил, что "события, видимо, ведут к тому, что союзники открыто вступят в боевые действия против России"¹¹³.

 

В позиции Финляндии тем временем не произошло таких перемен, которые бы говорили об отходе в Ставке главнокомандующего от тех намерений, которые были изложены Паасоненом. По словам Таннера, маршал Маннергейм оптимистически оценивал обстановку для Финляндии и считал, что "не надо спешить с миром"¹¹⁴. В конце января по поручению Маннергейма во Францию был направлен генерал О. Энкель, который должен был вести переговоры с высшим военным руководством. Речь должна была, очевидно, идти о перспективах действий экспедиционных войск. Во всяком случае 29 января посланник Финляндии в Париже Холма получил от Даладье информацию, согласно которой уже "запланировано" отправить в Финляндию "несколько дивизий". При этом указывалось, что морские силы должны доставить их "как можно быстрее" в Петсамо, куда одновременно необходимо начать наступление и финским войскам ¹¹⁵.

 

По предложению генерала Гамелена, сделанному 31 января, анг­лийскому командованию следовало окончательно решить вопрос о высадке экспедиционных войск в Петсамо, чтобы развернуть активные боевые действия совместно с частями финской армии116. С финляндской стороны обращалось внимание на важность проведения Петсамской операции для ослабления напряженности на фронте: это бы дало возможность финскому командованию "высвободить 3-4 дивизии"¹¹⁷.

 

По-прежнему, и это было весьма заметно, наибольшую актив­ность в открытии антисоветского фронта в Заполярье занимали политические и военные руководители в Париже. Выступая за то, чтобы начать там боевые действия против Советского Союза, они не ставили вопроса об объявлении СССР войны. Главнокомандующий французскими вооруженными силами генерал М. Вейган подтвердил 31 января: "Я не говорю, чтобы объявлять войну. Теперь это уже вышло из моды"¹¹⁸.

 

Развертывание войны против Советского Союза неизменно пред­ставлялось французским руководителям в широкомасштабном плане. 3 февраля командованию ВВС Франции было отдано распоряжение готовиться к бомбардировкам советских нефтепромыслов ¹¹⁹. В Москву поступила информация о стремлении западных держав вовлечь в свои планы Японию ¹²⁰.

 

В Лондоне, однако, не забывали об объективной реальности, рядом находился противник – Германия, а увлечение фантастическими планами вело к распылению сил ¹²¹. Этим объяснялась определенная сдержанность англичан. В военном министерстве не было единого мнения насчет Петсамской операции. Приводился такой довод: "Война будет заканчиваться, очевидно, не в Финляндии" ¹²². 3 февраля в Лондоне была получена настораживающая информация, из которой следовало, что для Германии первостепенный противник не Франция, а "владычица морей" Великобритания ¹²³.

 

5 февраля на заседании Высшего военного совета позиция Англии была выражена довольно определенно. Когда Даладье сообщил, что, по информации Маннергейма, финский фронт без подкреплений в размере 20 тыс. человек сможет продержаться лишь до весны ¹²⁴, Чемберлен изложил точку зрения английского правительства. Обратив внимание на "трудности высадки в Петсамо", он стал настаивать на необходимости проведения десантной операции в Нарвике ¹²⁵. Главная цель, по его словам, заключалась не в широкомасштабной помощи Финляндии, а в вовлечении в войну против Германии скандинавских стран. Что же касалось Финляндии, заметил он, то в данном случае требуется не допустить ее разгрома ¹²⁶.

 

В конечном счете Даладье согласился с доводами Чемберлена и вопрос об осуществлении Петсамской операции отошел на второй план. Было решено, что главные десантные операции следует проводить в Северной Норвегии (в районе Нарвика), в ее центральной и южной частях, а также в Южной Швеции. При этом необходимо достигнуть согласия скандинавских стран на проведение указанных операций.

 

Часть сил десанта предполагалось направить в Финляндию, в район Петсамо, принимая во внимание, что без подкреплений фронт "не сможет продержаться дольше весны" ¹²⁷. Выработанное решение по­ручалось довести до сведения финского руководства через генерала Линга.

 

Тем временем правительство Финляндии предпринимало меры, чтобы расширить поддержку со стороны скандинавских стран. Для этого Р. Рюти выехал в Стокгольм, где встречался с премьер-ми­нистром П. Ханссоном. Речь велась о перспективах помощи Финляндии войсками Швеции и западных держав, поскольку над финской армией нависла угроза быть обескровленной ¹²⁸. Рюти просил направить в Финляндию регулярные части войск, хотя бы под видом добровольцев. Подобное же обращение – конкретно о присылке 30 тыс. шведских солдат – последовало от Таннера. Но в Швеции не хотели рисковать своим нейтралитетом ¹²⁹.

 

Когда генерал Линг прибыл в Финляндию и сообщил о намерениях западных держав, финскому руководству стало ясно, что они отказываются от первоочередности высадки своих войск в Петсамо ¹³⁰. Это существенно меняло обстановку и требовало определить даль­нейший путь действий.

 

9 февраля Маннергейм направил в Лондон телеграмму посланнику Грипенбергу с указанием разъяснить английскому правительству серь­езность положения Финляндии и подчеркнуть, насколько ей "необхо­дима всяческая помощь". Финский дипломат встретился с Галифаксом, имея в виду уточнить конкретный план действий Запада ¹³¹. Но, очевидно, беседа с министром иностранных дел Англии не внесла должной ясности.

 

На следующий день в Ставке финского главнокомандующего со­стоялось совещание, в котором участвовал узкий круг лиц -Маннергейм, Рюти, Таннер и Вальден. Анализ событий позволил прийти к выводу о трех возможных решениях: стать без промедлений на путь достижения мира, продолжать войну при активной помощи Швеции, вести дальше военные действия при поддержке западных держав ¹³². В конечном счете посчитали целесообразным, не игнорируя мирные переговоры с СССР и не связывая себя планами с Западом, постараться добиться расширения помощи со стороны Швеции. Имея в виду свои размышления в эти дни, Маннергейм писал в мемуарах: "Я все более сомневался, смогут ли западные державы помочь нам, а если ожидавшееся наступление немцев против Финляндии начнется, то мы останемся совсем одни" ¹³³.

 

Предположения маршала о нападении Германии оказались оши­бочными. 5 февраля командование вермахта в результате обсуждения вопросов, связанных с подготовкой вторжения немецких войск в Норвегию, зафиксировало, что следует провести операцию только "против Норвегии и Дании"¹³⁴.

 

Тем временем генеральные штабы западных держав занимались подготовкой операций в Северной Европе. 16 февраля военный кабинет Англии получил расчет сил и сроки высадки десантов в Сканди­навии. Предусматривалось осуществить две десантные операции: высадка войск в Нарвике, Бергене, Ставангере и Тронхейме (около 5 тыс. человек), наступление из Нарвика в направлении Елливаре и Финляндии, а также в Южной Швеции (свыше 100 тыс. человек). Не­посредственно на финляндском направлении должен был действовать ограниченный контингент войск- не более 13 тыс. человек¹³⁵.

 

Продолжалась разработка плана и Петсамской операции. Было намечено два ее варианта: ограниченный – только для действий в районе Петсамо и широкомасштабный – для наступления в на­правлении Мурманской железной дороги. Оба варианта намечали захват железорудных районов Швеции. После соответствующего обсуждения, состоявшегося 15 февраля, был подготовлен единый план под названием "Операции помощи Финляндии путем высадки десанта в районе Петсамо весной 1940 г."

 

Хотя в плане Петсамской операции предполагалось задействовать значительное количество войск, из-за отсутствия в районе десан­тирования необходимых условий реально при тесном взаимодействии с финскими войсками там могла высадиться только одна дивизия. Все это плохо сообразовывалось с большими задачами, ставившимися перед ограниченными силами. Заняв Петсамо, десантные войска должны были в ходе наступления соединиться с финскими частями в районе Салла, прорвать оборону Красной Армии и продвигаться в направлении Кандалакши. Затем планировались блокада и захват Мурманска. Отправка десантных войск из Англии намечалась не ранее 15 марта, а прибытие их в район Петсамо до 21 марта ¹³⁶. Но из-за того, что для проведения десантных операций надо было получить согласие Швеции и Норвегии, а также иметь официальный запрос о помощи со стороны Финляндии, комитет начальников штабов Англии предложил 17 фев­раля военному кабинету оказать давление на северные страны вплоть до предъявления ультиматума Швеции и Норвегии. По поводу Финляндии вопрос ставился так: "Финнов надо убедить, чтобы они опубликовали обращение к нам с просьбой о помощи. Это будет трудным делом, так как, приняв нашу помощь, финны рискуют оказаться в состоянии войны с Германией"¹³⁷.

 

В итоге правительству Финляндии предложили 5 марта публично обратиться к правительствам Англии и Франции за помощью войсками. После этого имелось в виду оказать воздействие на правительства Швеции и Норвегии, чтобы они дали согласие на высадку на их территории англо-французских войск в течение 11-15 марта. Предста­витель Франции при Ставке Маннергейма заявил финляндскому премьер-министру Рюти: "Это будет тотальная война... Англия и Франция будут рассматривать Советский Союз как вражеское госу­дарство с момента отправки их войск, но декларации об объявлении войны они публиковать не будут"¹³⁸.

 

Возможно, что это было осуществимо, но 11 февраля началось решительное наступление Красной Армии, которое завершилось прорывом главной полосы финской обороны и создало новую ситуацию. Бесперспективность продолжения Финляндией войны стала очевидна. Финская армия оказалась в критическом положении. Не было и надежд на немедленную помощь англо-французских войск.

 

Вместе с тем и СССР и Финляндия предпринимали шаги к миру. 16 февраля советский полпред в Лондоне И.М. Майский предложил английскому правительству быть посредником в деле прекращения зимней войны. Советское предложение было отклонено, что расценили в Москве как заинтересованность Англии в продолжении войны и интервенции в Северную Европу. Об этом советская разведка сообщала все новые данные ¹³⁹.

 

Швеция и Норвегия могли оказаться втянутыми в войну, поэтому Советский Союз стал предусматривать соответствующие контрмеры. 22 февраля нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов отдал следующее распоря­жение командованию Балтийского флота: "Для того, чтобы возможное выступление Швеции против Советского Союза не стало для нас неожиданностью, необходимо теперь же приступить к разработке оперативного плана действий против Швеции"¹⁴⁰. Советское коман­дование делало вывод, что "с весны 1940 года боевые действия будут проводиться в расширенном масштабе" ¹⁴¹. Такой ход событий никак не был в интересах СССР.

 

В сложившейся обстановке, естественно, выгодным было как для Финляндии, так и для Советского Союза без промедлений найти путь к достижению мира. Но такой поворот событий нарушал замыслы англо­французской стороны, стремившейся под предлогом оказания помощи Финляндии захватить стратегические позиции в Северной Европе, упредив Германию. Гитлера устраивала приостановка наступления советских войск в глубь Финляндии. Прекращение войны между СССР и Финляндией, расстроив интервенционистские планы западных держав в Северной Европе, открывало перед Германией возможность осущест­вления агрессивных замыслов на скандинавском плацдарме, чем она вскоре и воспользовалась. Обострение отношений между СССР и западными державами было на руку третьему рейху.

 

В целом к началу 1940 г. ход зимней войны и ее влияние на изменение международных отношений подвел СССР и Финляндию к необходимости принятия кардинальных решений.

 

1     Майский И.М. Воспоминания советского посла: Война 1939-1943. М, 1965. С. 40.

2     Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. Оп. 1. П. 15. Д. 158. Л. 213-
214 (Далее: АВП РФ); Коллонтай А. "Семь выстрелов" зимой 1939 года // Международная жизнь. 1989. № 12. С. 304.

3     Colder A. The Peoples War: Britain 1939-1945. N.Y., 1969. P. 75.

4     Dilks D. Great Britain and Scandinavia in the "Phoney War" // Scandinavian journal of History. 1977, №2. P. 30.

5     Безыменский Л. Великая Отечественная в... 1940 году // Международная жизнь. 1990. № 8. С. 105; История второй мировой войны, 1939-1945. М., 1974. Т. 3. С. 44.

6     Churchill W. The Second World War. L., 1948. Vol. 1. P. 432.

7     Цит. по: Ulupep У. Взлет и падение третьего рейха. М., 1991. Т. 2. С. 64.

8     Антон Э. "Зимняя война" // От Мюнхена до Токийского залива. М., 1992. С. 118.

9     Churchill W. Op. cit. P. 432.
10   Ibid. P. 436.

11   Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. Hels., 1972. S. 78.

12   Public Record Office. ADM 119/1928; Носков AM. Северная Европа в военных планах империализма. М., 1987. С. 35.

13   Ponting С. Churchill. L., 1994. Р. 417; Молотов В.М. Внешняя политика правительства. М., 1940. С. 10.

14   Цит. по: Peltovuori R.O. Saksa ja Suomen talvisota. Hels., 1975. S. 69.

15   Nevakivi J. Op. cit. S. 79.

16   Безыменский Л. Указ. соч. С. 115.

17   Там же.

18   Цит. по: Churchill W. Op. cit. P. 436.

19   Безыменский Л. Указ. соч. С. 115.

20   Цит. по: Vilkuna К. Hitler marsalkan 75-vuosipaivillä // Uusi Kuvalehti. 1954, 5.11.

21   См.: Peltovuori R.O. Op. cit., S. 73-74; Kivimäki TM. Suomalaisen poliitikon muistelmat. Porvoo, 1965, S. 124.

22   Peltovuori R.O. Op. cit. S. 67; Akten zur deutschen auswärtigen Politik, 1918-1945. Serie D.
Baden-Baden etc., 1953. Bd. VIII. S. 397; Севостьянов П. Накануне великой битвы // Международная жизнь, 1978, № 3. С. 111.

23   Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-1877. Оп. 1. Д. 93. Л. 40 (Далее: РГАВМФ).

24   Kansallisarkisto. Auswärtiges Amt, Büro des Staatssekretärs. В 18/В3256. (Далее: KA.AA.StS).

25   АВП РФ. Ф. 06. On. 1. П. 7. Д. 69. Л. 134.

26   См.: Peltovuori R.O. Op. cit. S. 74.

27   KA. AA. StS. В 18/B 3241-3242; СССР – Германия, 1939-1941. Вильнюс, 1989. Т. 2. С. 29, 32, 34.

28   Ulkoasiainministeriön arkisto. 109, 5 С 5. (Далее: UM)

29   KA. AA. StS. B 18/B 3249.

30   РГАВМФ. Ф. P-1877. On. 1. Д. 670. Л. 45; Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 507. Л. 43, 48, 59, 61, 77.

31   Там же. Ф. 92. Оп. 2. Д. 510. Л. 135.

32   UM. 109, 5 С 5.

33   Российский государственный военный архив. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1221. Л. 156. (Далее: РГВА).

34   Churchill W. Op. cit P. 429.

35   Gripenberg G.A. Lontoo-Vatikaani-Tukholma. Porvoo; Hels., 1960. S. 89.

36   Nevakivi J. Op. cit. S. 100.

37   Dilks D. Op. cit. P. 36.

38   Sobel R. The Origins of Interventionism: The United States and the Russo-Finnish War. N.Y., 1960. P. 94.

39   Dilks D. Op. cit. P. 37.

40   KA. AA. StS. В 18/B 3221.
41   UM. 109. B2a.

42   Ibid.

43   КА. АА. StS. B18/B 3277.

44   Цит. по: Nevakivi J. Op. cit. S. 133.

45   Gripenberg G.A. Op. cit. S. 94.
46   Nevakivi J. Op. cit. S. 94.

47   Ibid. S. 105; Paasonen A. Marsalkan tiedustelupäällikkönä ja hallituksen asiamiehenä. Hels., 1974. S. 84.

48   Nevakivi./. Op. cit. S. 106.

49   Батлер Д. Большая стратегия. М., 1959. С. 110.

50   Цит. по: Liddell Hart В.Н. History of the Second World War. L., 1973. P. 54.

51   Ibid.

52   Ibid. P. 52.

53   Ширер У. Указ. соч. С. 56.

54   Нюрнбергский процесс. М., 1958. Т. 2. С. 442.

55   Цит. по: Носков A.M. Норвегия во второй мировой войне, 1940-1945. М., 1973. С. 51.

56   Nevakivi J. Op. cit. S. 109.
57   Ibid. S. 110.

58   Цит. no: Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen näytelmä. Porvoo; Hels., 1970. S. 234.

59   Nevakivi J. Op. cit. S. 107.

60   Pakaslahti A. Op. cit. S. 234; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Espo, 1987. Osa 7. S. 301.

61   Paasonen A. Op. cit. S. 96.

62   Manninen O. Op. cit. S. 301.

63   Ibid; Menger M. Deutschland und Finnland im zweiten Weltkrieg. В., 1988. S. 64-65.

64   Manninen O. Op. cit. S. 301.

65   АВП РФ. Ф. 521. On. 2. П. 3. Д. 13. Л. 20; Коллонтай А. Указ. соч. С. 206-207.

66   См.: АВП РФ. Ф. 521. Оп. 2. П. 3. Д. 13. Л. 27-28.

67   Там же.

68   Nevakivi J. Ranskan Suomelle talvisodan 1939-1940 aikana tarjoamasta sotilasavusta//Taide ja ase. 1976. № 34. S. 100.

69   UM. 109. С 2с.

70   Ibib.

71   Ibid.

72   РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1296. Л. 8-9.

73   Там же. Л. 8.

74   Цит. по: Nevakivi J. Op. cit. S. 122.

75   Цит. по: Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 38.

76   См.: Вопросы истории. 1950. № 3. С. 29-30.

77   РГАВМФ. Ф.Р-92. Оп. 2. Д. 766. Л. 39.

78   Peltovuori R.O. Op. cit. S. 97.

79   Visuri P. Talvisodan strateginen kehitys // Sotilasaikakauslehti. 1989. № 11. S. 779.

80   Кан A.C. Внешняя политика скандинавских стран в годы второй мировой войны. М., 1967. С. 66.

81   Lundin С. Suomi toisessa maailmansodassa. Jyväskylä, 1961. S. 115.

82   KA. AA. StS. В 118/В 3332.

83   Ibid.; Внешняя политика СССР: Сб. документов. М, 1946. Т. IV. С. 485-Ш.

84   UM. 109. С2е.

85   KA. Tudeerin kokoelma. Pöytäkirjoja valtioneuvoston ja sen valiokuntien istunnoista 5.12.1939-21.03.1940.

86   Ibid.

87   UM. 109. С 2c.

88   Ibid.

89   Nevakivi J. Apu jota ei pyydetty. S. 127.
90   КанА.С. Указ. соч., С 70.

91   Там же. С. 53.

92   Там же. С. 67.

93   Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 39; Nevakivi J. Apu jota ei pyydetty. S. 129.

94   РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1301. Л. 11-12.

95   Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 39.

96   Liddel Hart B.H. Op. cit. P. 54-55.

97   См.: История Великой Отечественной войны Советского Союза, 1942-1945. М., 1963. Т. 1. С. 265; Nevakivi J. Apu,  jota ei pyydetty. S. 134.

98   Ноское A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 40.

99   Gripenberg G.A. Op. cit. S. 112.

100 История второй мировой войны, 1939-1945. Т. 3. С. 46.

101 Stehlin P. Temoignage pour Ihistore. Paris, 1964. P. 215; Безыменский Л. Указ. соч. С. 108.

102 Цит. по: Носков A.M. Скандинавский плацдарм во второй мировой войне. С. 48.

103 Цит по: Liddel Hart B.H. Op. cit. P. 55; Мейсон Д. "Странная война" // От Мюнхена до Токийского залива. С. 88-89.

104 Gripenberg G.A. Op. cit. S. 113.

105 Нюрнбергский процесс. Т. 2. С. 443, 461.

106 Nevakivi J. Apu jota ei pyydetty. S. 135.

107 Ibid. S. 135-136.

108 Ibid.

109 Ibid.

110 Ibid. S. 128.

111 Gripenberg G.A. Op. cit. S. 113.

112 Ibid. S. 98.

113 Цит. по: Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 41.

114 Tanner V. Olin ulkoministerinä talvisodan aikana. Hels., 1951. S. 203.

115 Gripenberg G.A. Op. cit. S. 117.

116 Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 40.

117 Nevakivi I. Ranskan Suomelle talvisodan 1939-1940 aikana tarjoamasta sotilasavusta. S. 107. 1,8 118 Цит. по: Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 41.

119 Безыменский Л. Указ. соч. С. 109.

120 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1302. Л. 69.

121 Nevakivi J. Apu jota ei pyydetty. S. 136.

122 Grippenberg GA. Op. cit. S. 117.

123 См.: Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 42.

124 Там же. С. 41.

125 Liddel Hart B.H. Op. cit. P. 55.

126 Носков A.M. Северная Европа в военных планах империализма. С. 42.

127 Churchill W. Op. cit. Р. 442-443.

128 Myllyniemi S. Suomi sodassa 1939-1945. Hels., 1982. S. 157.

129 Pakaslahti A. Op. cit. S. 249.

130 См.: Myllyniemi S. Op. cit. S. 158.

131 Gripenberg G.A. Op. cit. S. 118, 119.

132 Tanner V. Op. cit. S. 238; Mannerheim K.G. Muistelmat. Hels., 1952. Osa II. S. 250.

133 Mannerheim K.G. Op. cit. S. 217.

134 Нюрнбергский процесс. Т. 2. С. 444.

135 Носков А.М. Скандинавский плацдарм во втророй мировой войне. С.50-56.

136 Там же. С. 54.

137 Там же. С. 56.

138 Цит. по: Сиполс В.Я. Тайны дипломатические: Канун Великой Отечественной, 1939-1941. М., 1997. С. 193.

139 См.: Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. S. 194; См.: РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1302. Л. 79, 82, 84, 86, 93-95, 97.

140 РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 502. Л. 17.

141 Там же. Д. 542. Л. 38.

 

ДВЕ СТРАТЕГИИ МИРА

 

Финляндские альтернативы

 

© О. Вехвиляйнен, В.Н. Барышников

 

В Москве было нелегко принять решение о переговорах с возглав­ляемым Р. Рюти финляндским правительством. Отречение от прави­тельства Куусинена наносило ущерб престижу как у себя в стране, так и за рубежом. Однако обстоятельства требовали корректировки политического курса. К тому же намерения западных держав выступить на стороне Финляндии угрожали втянуть Советский Союз в мировую войну, к чему он не был готов. Это вынуждало его быстро закончить войну, и любыми путями заставить финское руководство пойти на территориальные уступки, которые, как затем выяснилось, в основном соответствовали максимальным требованиям СССР, выдвинутым в октябре 1939 г.

 

В то самое время, когда довольно медленно обсуждался вопрос о мире, Советский Союз основательно готовился к прорыву линии Маннергейма. В течение января Генштаб Красной Армии усиленно работал над подготовкой завершающей наступательной операции, которая должна была привести к разгрому финской армии. 16 января Ставка Главного командования приняла решение: "Определить день наступления на Карельском перешейке 4, 5 или 6 февраля, но не позже"¹. Все усилия в тылу направлялись на обеспечение фронта. Цель наступления заключалась в том, чтобы склонить хельсинкское прави­тельство к миру, прежде чем разрастутся масштабы войны. Об этом свидетельствуют распоряжения по ведению разъяснительной работы в советских войсках. Начальник Главного политуправления Красной Армии Л.З. Мехлис подписал 31 января директиву, в которой подверг резкой критике пропаганду в 9-й армии за то, что ее важнейшей задачей выдвигалась помощь народу Финляндии в борьбе против гнета помещиков и капиталистов, а не обеспечение безопасности северо-за­падных рубежей Советского Союза и Ленинграда. "Маннергеймовско-таннеровских заправил Финляндии", которые стремятся превратить Финляндию в антисоветский плацдарм английских и французских империалистов, надо разбить сейчас, когда Англия и Франция связаны войной на Западе ².

 

В Финляндии успехи, одержанные в декабре и январе в оборо­нительных боях, пробудили всеобщий оптимизм. Предчувствие пора­жения, возникшее в первые дни войны, рассеялось. Широкие круги общественности и некоторые политики верили, что Финляндия способна успешно продолжать оборонительные бои. "Моральный дух в стране...сильно поднялся в связи с успехами на фронте и поэтому никто не хочет говорить о мире", – писал Таннер в письме к Эркко ³. В правительстве и среди военного руководства, тем не менее, понимали, что страна все же не сможет продолжительное время одна противостоять своему великодержавному противнику. Положение на фронте в январе еще было устойчивым, и премьер-министр Рюти во время посещения 28 января Ставки нашел Маннергейма таким же оптимистичным, как и прежде. Мир следует заключить, когда время будет благоприятствовать для принятия умеренных условий, и для паники нет причины. Положение на фронте представлялось маршалу даже предпочтитель­ным, если бы удалось получить оружие, особенно тяжелые орудия, и к тому же добровольцев. Оптимизм Маннергейма повлиял на прави­тельство. Генерал Р. Вальден – представитель главнокомандующего в правительстве – писал 5 февраля, что Паасикиви, Таннер и другие социал-демократы, а также, по-видимому, и Рюти были готовы к миру на сносных условиях. Вместе с тем Ханнула, Ниукканен и Седерхьельм считали невозможным передачу СССР военной базы Ханко. Паасикиви говорил Вальдену, что решение этого вопроса будет зависеть от позиции Маннергейма ⁴.

 

Финляндия была озабочена стоявшим перед ней выбором: капи­тулировать или в одиночку вести ожесточенную борьбу до конца. Маннергейм возлагал надежды на усиление шведской помощи. По­ложение было бы совершенно иным, считал он, если бы в его распоряжение поступило 20 тыс. обученных и хорошо вооруженных добровольцев, предпочтительно скандинавов ⁵. Он обратился к началь­нику генерального штаба Швеции генералу А. Раппу с просьбой ока­зать содействие в решении вопроса о выделении шведского контин­гента для замены на фронте той части финских войск, которая нуждалась в отдыхе после двух месяцев боев6. В военных кругах Шве­ции склонялись поддержать эту просьбу. В стране ширилось доброволь­ческое движение. Военно-политическое руководство Франции и Англии также все более серьезно обсуждало вопрос об отправке войск в Финляндию в первую очередь для того, чтобы лишить Германию доступа к шведской руде и открыть против нее новый фронт на севере.

 

Вместе с тем, были установлены контакты с Москвой с целью ведения переговоров, от чего ранее отказывалось советское прави­тельство и к чему стремилось финское с самого начала войны. "Ведь то была весомая бомба с их стороны после происходивших отказов, -писал Таннер. – Надеемся, что их интерес к миру на этот раз является реальным". Тем не менее он отмечал, что "достигнуть хорошего ре­зультата" будет трудно, так как советское правительство предупредило о значительно больших требованиях, чем прежде ⁷. Никто не мог сказать, удастся ли достигнуть в ходе переговоров, если они начнутся, такого результата, который мог бы удовлетворить финнов. Поэтому во время подготовки к ним финское правительство выясняло и воз­можность получения помощи от Швеции и западных держав на случай продолжения военных действий. 1 февраля Рюти вылетел в Стокгольм для передачи шведскому правительству просьбы Маннергейма о пре­доставлении двух дивизий регулярных войск, а также тяжелых орудий. Однако премьер-министр Ханссон был сдержан, но министр обороны Пер Эдвин Шельд оказался более благосклонным, а шведские генералы отнеслись к просьбе с должным сочувствием ⁸. 3 февраля Таннер в телеграммах посланникам в Лондоне и Париже выразил надежду, что западные державы продолжат разработку планов интервенции с учетом складывающейся обстановки9. После этого он вылетел в Стокгольм для встречи с полпредом Коллонтай.

 

Переговоры Таннера и Коллонтай

 

Советское правительство настаивало, чтобы Финляндия предвари­тельно изложила свои предложения в качестве основы для переговоров. Тем самым подтверждалось, что условия СССР будут более жесткими, чем выдвинутые осенью, и обещанных правительству Куусинена территориальных компенсаций не следует ожидать. Коллонтай, которая была сторонницей переговоров, пыталась смягчить заявления В.М. Молотова ссылкой на то, что в ходе их Финляндия сможет внести свои поправки в условия мира. Поскольку она особо подчеркивала важность сохранения контактов в тайне, Таннер подготовил ответ советскому правительству с ведома только Рюти и Паасикиви. Паасикиви считал, что Финляндии надо сразу заявить о своем согласии уступить военную базу у входа в Финский залив. Рюти и Таннер, однако, придерживались мнения, что при существовавшем тогда благоприятном положении на фронте было бы противоестественно идти на такую уступку ¹⁰. Маннергейм их поддержал. Позднее Паасикиви сетовал на то, что избранная тактика была ошибочной. Финские руководители не уловили, насколько далеко в прошлом оказались сделанные ранее предложения, и начали торговаться ¹¹.

 

В ответе советскому правительству предлагалось взять за исход­ную базу для новых переговоров лишь то, о чем было достигнуто взаимопонимание осенью 1939 г. К тому же Финляндия была готова к принятию дополнительных условий, необходимых для обеспечения безопасности Ленинграда, поскольку ранее высказывалась мысль о бо­лее широких территориальных уступках на Карельском перешейке или нейтрализации Финского залива на основе международного договора. В ответе упоминалось и о том, что Финляндия также должна думать о своей безопасности. Уступка может осуществляться только в форме обмена территориями, и частная собственность граждан, находящаяся на передаваемой части страны, должна быть возмещена ¹². Таким образом, Рюти и Таннер избрали для начала переговоров твердую линию. "Наш ответ был составлен без особого выражения покорности, поскольку мы, по нашему мнению, не являлись понесшей поражение стороной", – отмечал Таннер в письме к Эркко ¹³. 2 февраля Гюнтер передал финляндский ответ Коллонтай.

 

Полпред хорошо знала, что военная база в Ханко являлась для советского правительства непременным условием ведения переговоров. Если не получим в аренду п-ов Ханко, порт Ханко и находящиеся вблизи острова, телеграфировал Молотов в Стокгольм, то считаем невозможным встречу с правительством Рюти-Таннера ¹⁴. Ввиду этого Коллонтай пыталась добиться содействия Ханссона и Гюнтера, чтобы они склонили финнов к положительному решению вопроса о Ханко. От этого оба шведских деятеля, однако, отказывались. Они объяснили, что правительство Швеции все же надеется на изменение позиции Финляндии в вопросе о Ханко. Сохранение Ханко в руках Финляндии было также выгодно Швеции, поскольку база занимала господствую­щее положение у входа в Ботнический залив и обеспечивала защиту экспорта морским путем ¹⁵. Советское правительство сочло неудовлет­ворительным ответ Финляндии ¹⁶. Складывалась тупиковая ситуация.

 

Тогда Рюти и Таннер договорились о том, что следует отправиться в Стокгольм для новой встречи с Коллонтай. Однако официальным ответом Финляндии на советскую позицию они не располагали ¹⁷. Инициатором поездки являлся Эркко, но и Коллонтай возлагала на нее надежды ¹⁸. На решение Таннера совершить поездку повлияло также то, что в Хельсинки не вполне доверяли посредничеству Вуолийоки в переговорах. Молотов разрешил Коллонтай принять Таннера: "Послу­шайте его и сообщите результат". В случае, если Таннер сделал бы те же самые предложения, как и переданные через Гюнтера, то Коллонтай следовало сказать, что они не применимы в качестве основы для переговоров ¹⁹.

 

5 февраля Таннер и Коллонтай встретились в стокгольмском Гранд-отеле. Коллонтай помнила Таннера по конгрессу социалистов в Копенгагене в 1910 г. и встречам в 1917 и 1918 гг. Таннер знал, что прежней импозантной красавицы уже нет. "Госпожа Коллонтай была сердечной пожилой дамой, мысль которой не была теперь столь гибкой", – оценивал он своего партнера по переговорам ²⁰. В ходе бесед компромисс в вопросе о Ханко не был достигнут. Таннер выдвинул идею нейтрализации Финского залива, к чему полпред не проявила интереса. Тогда Таннер внес от себя лично предложение уступить какой-либо остров у входа в Финский залив и выразил готовность действовать в пользу этого предложения, надеясь, что Финляндия получит соответствующую территориальную компенсацию. Ведя речь об уступке острова, Таннер указывал на имевшееся ранее по данному вопросу личное предложение Сталину ²¹. Он особо надеялся на готов­ность Сталина склониться к уступке в вопросе о Ханко. Возможно, на это повлияла поступившая из Стокгольма информация, в которой говорилось о царивших в кругах советского руководства расхождениях точек зрения. Сталин якобы стремился окончить войну, а Молотов и военные хотели продолжать ее ²². Ответ Москвы был все же отри­цательным. Предложение о том, чтобы вместо Ханко рассмотреть вопрос об одном из островов Финского залива, не создавал основы для переговоров ²³. Таннер сомневался в том, что Коллонтай сможет пере­дать его предложение прямо Сталину. Он просил, чтобы Москва внесла свои предложения в качестве основы для переговоров ²⁴. Гюнтер сове­товал русским то же самое ²⁵. 7 февраля, сразу после возвращения Таннера домой, Коллонтай получила из Москвы поручение основа­тельно выяснить, что за остров имел в виду Таннер ²⁶. Финны сделали из этого вывод, что советское правительство проявляет заинтере­сованность к переговорам.

 

Между тем Эркко узнал, что шведское правительство серьезно задумывается о посылке в Финляндию дополнительных войск ²⁷. 5 фев­раля Высший военный совет западных держав принял решение направить в Скандинавию экспедиционные войска под видом помощи Финляндии. Сведения об этом поступили в Хельсинки днем позднее. "Мы оказались в кризисном положении. Возникло опасение возможного срыва дела мира в результате других соблазнительных предложений", – такова была реакция Таннера на эту новость ²⁸. Его предположения оказались правильными. Если верить воспоминаниям Таннера, то и осторожный Паасикиви какое-то время был занят размышлениями о том, как помощь западных держав выльется в разгром Советского Союза и позволит финнам перенести восточную границу страны от Ладожского озера к Белому морю. Большевизму в России, возможно, придет конец, но и Финляндия окажется втянутой в широкомасштаб­ную войну ²⁹. Маннергейм и Вальден не были в восторге от новости. Главнокомандующий подчеркивал, что вмешательство западных дер­жав вызовет сложности и чревато нежелательными результатами. Рюти считал, что предложение западных держав о помощи можно будет использовать для давления как на Советский Союз, так и на Швецию ³⁰.

 

Таким образом, все альтернативы имели свои последствия. Между тем с фронта добрых вестей не поступало. Советские войска усилили нажим на Карельском перешейке. Финны ошибочно приняли его за широкомасштабное наступление, которое предсказывала разведка. Фактически оно началось 11 февраля.

 

Контуры финляндской мирной стратегии

 

Вначале о возникших контактах между правительствами Фин­ляндии и Советского Союза знали в очень узком кругу. Но уже 2 февраля посланник США в Стокгольме получил сведения о них от министерства иностранных дел Швеции ³¹. 7 февраля Таннер рассказал о проходивших переговорах в Стокгольме генералу Вальдену, а на следующий день – президенту Каллио. Вальден и ранее отдавал предпочтение заключению мира и считал, что надо положительно отнестись к требованию Советского Союза о предоставлении ему военной базы. Каллио, напротив, был склонен поддержать просьбу к Западу о помощи и сожалел, что его, президента республики, не поставили сразу в известность о контактах с Москвой ³².

 

10 февраля Рюти и Таннер находились в Ставке Маннергейма. Главнокомандующий и его помощники считали положение тревожным и поддержали мирную инициативу, так как для продолжения воины требовались дополнительные войска и оружие. Таннер выразил го­товность уступить СССР для военной базы вместо Ханко о-ва Утё, Ерё и Юссарё, а также часть территории на Карельском перешейке, чтобы новая граница проходила по Суванто-Сяйвястё. Но если мира не удастся достичь, то, по его мнению, следовало бы продолжать воевать при поддержке Швеции и только в крайнем случае прибегнуть к помощи западных держав, что автоматически привело бы к вовлечению Финляндии в мировую войну. Совет обороны, возглавлявшийся Маннергеймом, поддержал Таннера. Отойдя от прежней позиции, главно­командующий согласился уступить СССР остров в устье Финского зали­ва, имея в виду Юссарё, находившийся к востоку от Ханко. В качестве компенсации Финляндия должна была получить Реболу и Поросозеро. Поскольку приходилось продолжать бои, необходимы были шведские регулярные войсковые части. Вербовка добровольцев проходила слишком медленно. В конечном итоге Маннергейм также выступил за помощь западных держав. Вместе с тем маршал обратил внимание на то, что она может вылиться в политическую проблему, которая чревата разрывом со Швецией и вовлечением в войну с Германией ³³.

 

После возвращения из Ставки Рюти и Таннер добились поддержки от президента Каллио, который посчитал возможным уступить о-ов Юссарё ³⁴. Намного сильнее оказалось противодействие в комиссии правительства по иностранным делам, где Таннер изложил 12 февраля альтернативные предложения в той же последовательности, что и в Ставке: работа по достижению мира, продолжение боевых действий при поддержке Швеции или в крайнем случае со стороны западных держав. Он сообщил, что ведется выяснение позиции относительно требования базы в устье Финского залива, от которого СССР не наме­рен отказываться. Таннер был готов уступить Юссарё, а также часть Карельского перешейка до линии между Ино и Сейвястё, но за соответствующую компенсацию в виде части советской территории. Это было больше того, на что раньше соглашалось финское прави­тельство, но намного меньше, на чем настаивали русские. Паасикиви и Рюти поддержали предложение Таннера, указав, что если на этих условиях мира не достигнуть, то следует принять помощь, откуда бы она ни исходила. Однако Ниукканен, Ханнула и Седерхьельм считали мирные переговоры в данный период пустой тратой времени. Они указывали, что борьба является главным делом, и решительно высту­пали против предложений Таннера по достижению мира. Каллио поддержал стремление к миру и был готов уступить Юссарё. Мнения правительства в комиссии по иностранным делам, таким образом, резко разделились. Единственное, с чем все были согласны, так это с тем, что Таннеру следует вновь отправиться в Стокгольм, чтобы запросить у шведского правительства помощь войсками и артиллерией ³⁵.

 

После заседания комиссии по иностранным делам Каллио, Рюти, Таннер и Паасикиви решили продолжить мирный диалог и предложить Советскому Союзу в качестве базы Юссарё. Таннер так и поступил.

 

Это, однако, не устраивало советское правительство. Утром 12 фев­раля Коллонтай сообщила Гюнтеру о полученном ею из Москвы конкретном предложении относительно основы для переговоров. На­ряду с Ханко Финляндия должна была уступить весь Карельский пере­шеек, а также территорию северного Приладожья. Интересы Швеции на Аландских островах принимались во внимание, а Норвегия должна была удовлетвориться тем, что Советский Союз не потребовал Петсамо. Гюнтер сразу сказал Коллонтай, что этих условий вообще не ста­нет передавать финнам. Неофициально он все же довел их до сведения Эркко ³⁶.

 

Об этих условиях был также поставлен в известность министр иностранных дел Норвегии X. Кут. В начале февраля он обратился через Коллонтай к Молотову с предложением заключить конвенцию между Советским Союзом, Финляндией и Эстонией, согласно которой три государства должны взять на себя обязательство воспрепятст­вовать своими вооруженными силами проникновению вражеских военных кораблей в Финский залив. Такой договор должен был, по мнению Кута, обеспечить Советскому Союзу ту же самую безопас­ность, что и база в Ханко. Одновременно Кут хотел выяснить, пойдет ли Москва на переговоры с Финляндией, если там будет сформировано новое правительство, которое будет более доброжелательным по отношению к СССР ³⁷. Молотов в ответе Куту выразил согласие по поводу конвенции трех государств для обороны Финского залива, но только при условии, что Советскому Союзу передадут Ханко и ближайшие к нему острова. Без этого его участие в обороне Финского залива будет "пустой фразой". СССР потребовал также передачи всего Карельского перешейка и северного побережья Ладожского озера. На этом настаивали и военные, а их нельзя было игнорировать. Вместе с тем Молотов указал, что если существующее правительство Фин­ляндии не будет склонно идти на уступки, то лучше заменить его другим, которое способно достичь компромисса ³⁸.

 

Предложения советского правительства шли, хледовательно, значительно дальше тех умеренных мирных предложений, которые намеревались поддержать Таннер, Паасикиви и Маннергейм. "Вместо еще обсуждавшегося нами вопроса об уступке небольшого острова, Советский Союз потребовал присоединения целых районов в пределах внутренних границ", – констатировал Таннер. Вместе с тем финны склонны были утешать себя тем, что, возможно, удастся еще добиться уступок в ходе переговоров ³⁹.

 

Швеция отвергает просьбу о помощи

 

Таннер отправился в Стокгольм, чтобы выяснить, есть ли вообще возможность продолжать борьбу при поддержке Швеции. Премьер-ми­нистр Ханссон ранее разъяснил финнам, что выполнить просьбу Маннергейма о сформировании двух шведских дивизий добровольцев невозможно, так как это превысило бы установленные шведскому правительству пределы оказания помощи ⁴⁰. В совместной беседе он отклонил просьбу о направлении в Финляндию регулярных войск и согласился содействовать финнам в заключении мира. По мнению же Таннера, присоединение Швеции к Финляндии в войне усилит стрем­ление Советского Союза к миру. Вместе с тем, он заметил, что Финляндия, если она не получит эффективной помощи от Швеции, бу­дет вынуждена заручиться защитой западных держав. Но Ханссон был непоколебим: шведский народ не поймет, если правительство решит включиться в войну. В этом случае можно было бы ожидать и нападения Германии на Скандинавию. Кроме того, разъяснил он, Шве­ция будет отвергать просьбы западных держав о транзите их войск через свою территорию ⁴¹.

Официальная позиция Швеции к войне между Финляндией и Советским Союзом была определена еще в начале декабря 1939 г. в ходе переговоров о формировании коалиционного правительства Ханссона. Швеции не следовало вмешиваться в конфликт военным путем.

 

Вместе с тем допускались экономическая помощь Финляндии, поставки ей оборудования и военных материалов, а также транзит продовольствия ⁴². Помощь Швеции приобрела со временем, однако, такие размеры и формы, которые выходили за рамки строгого нейтралитета. Симпатии шведского народа к Финляндии проявлялись в виде оказания ей широкой гуманитарной помощи, в добровольческом движении, которое началось сразу с возникновения войны. Прави­тельство Швеции согласилось предоставить Финляндии заем и на­правлять военные материалы прямо с армейских складов. Военная промышленность Швеции в первую очередь стала выполнять заказы для финской армии. Особенно большое значение для Финляндии имели постоянные поставки шведских противотанковых и зенитных орудий. В связи с этим советское правительство в ноте от 6 января осудило эти противоречившие нейтралитету действия, обвинило министерство иностранных дел Швеции в полной индифферентности по отношению к добровольческому движению и потребовало осуществлять поставки товаров в рамках нормальной торговли.

 

В Швеции, конечно, были активисты, которые настаивали на пря­мом военном вмешательстве в интересах Финляндии. Таких взглядов особенно придерживались в военных кругах. Некоторые военачальники Швеции были убеждены, что поражение Финляндии может ослабить стратегическое положение Швеции до такой степени, что было бы лучше вместе с финнами остановить советские войска на перешейке, чем ждать их у Торниоёки. Но линия правительства была неизменной.

 

На заседании парламента 17 января внешнеполитическая дискуссия показала, что за помощь финнам выступали все парламентские фракции. Ханссон считал необходимым, чтобы Швеция находилась вне войны между великими державами, насколько это вообще могло зависеть от нее самой. Большая угроза безопасности Швеции исходила от Германии, хотя Берлин и давал понять, что не считает отправку в Финляндию добровольцев, военных материалов и даже регулярных войск нарушением нейтралитета. Шведское правительство опасалось, что военная интервенция западных держав в поддержку Финляндии поставила бы Швецию в такую зависимость от Англии, которая повлечет за собой втягивание страны в мировую войну. Поступившая в конце января информация о том, что советское правительство готово вести переговоры о мире с правительством Рюти усилила стремление Швеции сохранить нейтралитет. Важным в ее позиции была заинте­ресованность в сохранении независимости Финляндии. Менее сущест­венным было то, где будет проходить ее восточная граница. Для одобрения интервенции в поддержку Финляндии имелось еще меньше аргументов, чем прежде. Поэтому правительство Швеции стремилось по мере сил способствовать мирным контактам между Финляндией и Советским Союзом ⁴³.

 

Финнам и шведской общественности необходимо было теперь объяснить, в чем заключалась позиция правительства. 16 февраля Ханссон опубликовал краткое сообщение об отклонении Швецией просьбы финнов о направлении в Финляндию воинских формирований. Оно вызвало критику шведского общества. Тогда король Густав V сделал заявление, в котором изложил содержание сообщения Ханссона в доброжелательной для Финляндии, но не менявшей существа дела форме. На этом собственно и было покончено с обсуждением вопроса о посылке шведских регулярных частей в Финляндию ⁴⁴. Финнам трудно было согласиться с позицией шведского правительства. По опреде­лению Эркко, она явилась "роковым ударом" по ведущей войну Финляндии ⁴⁵.

 

Известие об этом пришло в Финляндию в то время, когда начав­шееся в феврале мощное наступление советских войск заверши­лось прорывом обороны у Сумма. Финские войска отступили с главной позиции, которую удерживали более двух месяцев. У Финляндии осталось лишь два пути: принять жесткие условия мира или продолжать борьбу в качестве союзника западных держав. Гюнтер попытался ослабить впечатление от заявления Ханссона, разъяснив 17 февраля Коллонтай, что шведское правительство уточняет свою позицию, стремясь определить, нет ли в перспективе возможностей для до­стижения мира. В то же время он отметил усиление в Шве­ции профинских настроений ⁴⁶. В Москве, напротив, ожидали, что Швеция повлияет на Финляндию и склонит ее к уступкам на переговорах. На шведскую помощь Финляндии смотрели сквозь пальцы и уверяли, что для Швеции нет никакой опасности со стороны Советского Союза.

 

Вместе с тем Молотов интересовался взглядами шведского руко­водства по вопросу Аландских островов. Гюнтер в конце января просил Советский Союз избежать бомбардировок Аландов, поскольку это да­ло бы в руки шведским активистам хороший пропагандистс­кий материал. Министр иностранных дел указал на общие интересы в борьбе против интервенции. "Бомбите корабли, которые отправляют­ся из порта, но не надо создавать для правительства Швеции большие трудности бомбардировкой Аландских островов и мирного на­селения"⁴⁷. Молотов заявил Гюнтеру, что советское правительство понимает озабоченность Швеции относительно Аландского архипелага, который находится вблизи Стокгольма и прикрывает подступы к Ботническому заливу ⁴⁸. Гюнтер, однако, уклонился от дальнейшего обсуждения этого вопроса. Швеция воздержалась от каких-либо шагов, которые могли свидетельствовать о попытке извлечь выгоду за счет Финляндии ⁴⁹.

 

Министр иностранных дел Швеции стремился ускорить начало мирных переговоров. 10 февраля он заявил норвежскому посланнику, что считает успех в мирном посредничестве возможным ⁵⁰. Но когда через три дня он беседовал с Коллонтай, полпред выразила сомнение по этому поводу. До начала переговоров необходимо было достигнуть взаимопонимания по двум главным вопросам, которые касались Ханко и Карельского перешейка ⁵¹. 17 февраля Гюнтер вновь заметил Коллон­тай, что, возможно, настало время приступить к переговорам. В тот же вечер он еще раз вернулся к этому вопросу в беседе с финским посланником Грауером. Разве Швеция не могла бы взять инициативу в свои руки? – вопрошал посланник ⁵².

 

Таннер так же, как и Паасикиви, с большим сомнением относился к предлагаемой Западом помощи. Вместе с тем, оба считали, что вступать в торг с советским правительством опасно. Паасикиви все же надеялся, что мир в дальнейшем можно достигнуть, уступив вместо п-ва Ханко о-ва Юссарё или Ёрё, а также территорию до линии Суванто на Карельском перешейке ⁵³.

 

15 февраля на заседании правительства Таннер сообщил, что пока получение из Швеции регулярных войск невозможно. Помощь же запад­ных держав втянула бы Финляндию в мировую войну, поэтому заклю­чению мира должно быть уделено главное внимание. О мирных предло­жениях советского правительства Таннер умолчал, заметив лишь, что не представляет себе пути к миру ⁵⁴. Коллонтай через Гюнтера только неофициально передавала финнам условия мира. Но Таннеру стало ясно, что Финляндии надо пойти на большие уступки. Он заметил в раз­говоре с Паасикиви, что необходимо добиться принятия правительством мирных условий. У Финляндии абсолютно не было иной возможности, чем заключить "постыдный мир" на предъявляемых русскими усло­виях ⁵⁵.

 

По мнению Таннера, только Швеция могла быть посредником в переговорах. При встрече с Гюнтером 5 февраля он удостоверился в том, что она готова взять на себя эту роль. Таннер понимал также, что советское правительство надеется именно на посредничество Швеции ⁵⁶. Но до решающего шага была возможность еще раз прозондировать готовность Германии к посредничеству, используя связи между посланником в Хельсинки Блюхером и Таннером.

 

Отстраненная позиция Германии

 

В начале второй мировой войны Германия стремилась к нара­щиванию своих сил для достижения быстрой победы над западными державами до того, как те успеют достаточно вооружиться. Первоначально Гитлер намеревался развернуть наступление на Западе осенью 1939 г., но затем по ряду причин перенес его на весну следующего года. В феврале 1940 г. в подготовке этого наступления начался новый этап. На основе одобренного Гитлером так называемого серпоразрезающего плана направление главного удара должно было проходить через Арденны с выходом к побережью Ла-Манша и расчленением войск союзников, находившихся в Северной Франции. Для этого наступления были сосредоточены мощные сухопутные и воз­душные силы. В то же время германское руководство следило за британской активностью на побережье Норвегии. Поскольку западные державы собирались направить экспедиционный корпус в Скандинавию под видом помощи Финляндии, Германия решила их упредить. 1 марта Гитлер отдал приказ о подготовке операции "Везерюбунг", целью которой являлась оккупация Дании и Норвегии.

 

Западные державы в начале войны избегали решающего сражения с Германией, пытаясь ослабить ее путем экономической блокады. Гер­мания сумела свести на нет последствия этой экономической блокады, используя сырьевые ресурсы Северной и Восточной Европы, а также Советского Союза. В сентябре 1939 г. Германия и СССР достигли в принципе взаимопонимания по экономической программе, согласно которой из СССР предусматривались поставки Германии сырья, а с немецкой стороны – промышленной продукции и вооружения ⁵⁷.

 

Политическое взаимопонимание с Германией дало возможность Советскому Союзу осуществить свои планы в Польше и в бассейне Балтийского моря. Германия в свою очередь надеялась, что СССР поддержит ее поставками сырья в войне с Францией и Англией ⁵⁸. В последующих переговорах скоро возникли, однако, трудности, причиной которых были прежде всего разногласия по вопросу о том, каким образом Германия сможет сбалансировать товарообмен. Наконец, Риббентроп обратился к Сталину, указывая, что этот вопрос имеет не только экономическое, но и политическое значение. Сталин принял во внимание соображения, представленные Риббентропом ⁵⁹. 11 февраля 1940 г. между Германией и Советским Союзом был подписан новый экономический договор. В соответствии с ним СССР обязался пос­тавить Германии до мая 1941 г. сырьевых материалов более чем на 600 млн. рейхсмарок, в том числе 1 млн. т. фуражного зерна, 900 тыс. нефти, 500 тыс. т. фосфатов и 500 тыс. т. железной руды. Взамен он получал из Германии военные материалы, машины и каменный уголь, но эти поставки должны были быть осуществлены до августа 1942 г.⁶⁰ Договор был весьма выгодным Германии. Исходя из стратегических и экономических соображений, она в то время избегала осложнений с Советским Союзом.

 

Война между СССР и Финляндией представляла для Германии как выгоду, так и помеху. Очевидно, что она наносила ущерб ее военной экономике, ограничивая возможности СССР осуществлять в Германию необходимые поставки ⁶¹. Торговля между Германией и Финляндией прервалась вовсе. Это было вызвано блокадой Финского побережья, впрочем так же как и требованием немцев к Финляндии оплачивать зарубежные заказы валютой. Немецкие поставщики не могли в тех условиях доверять ее платежеспособности. Финны, однако, считали, что занятая немцами позиция находилась в явном противоречии с существовавшим договором. Они прекратили снабжать их важной для германской военной экономики медью из-за отказа Германии постав­лять им в обмен оружие. Переговоры о товарообмене между Германией и Финляндией начались в Стокгольме лишь 13 февраля 1940 г. В результате было достигнуто соглашение, по которому Германия предоставила Финляндии 10 млн. рейхсмарок в счет оплаты поставок, а финны, со своей стороны, возобновляли экспорт меди в соответствии с прежним договором ⁶².

 

Война между Советским Союзом и Финляндией была выгодна для Германии, поскольку она ограничила возможности вмешательства советского правительства в сферу своих интересов на Балканах. В сек­ретном дополнительном протоколе к договору о ненападении, подпи­санному 23 августа 1939 г., Бессарабия была включена в сферу ин­тересов Советского Союза. Пока СССР был связан войной с Фин­ляндией, ему было не до Бессарабии ⁶³. Шведский посланник в Берлине А. Рихерт сообщал 5 февраля в Стокгольм, что в связи с заинте­ресованностью Германии в поставках сырья с Балканского полу­острова, положение там будет оставаться спокойным. Чем дольше обстановка на финском фронте оставалась неизменной, тем выгоднее было бы для Германии, поскольку Советский Союз был связан и не мог напасть на Румынию. Поражение Финляндии все же не устраивало Германию, поскольку на следующем этапе ей пришлось бы начать действия, направленные на возвращение Северу мира ⁶⁴.

 

В начале января надежда финнов на то, что в ходе переговоров с Германией удастся склонить ее к роли посредника в интересах окон­чания войны с СССР, развеялась из-за отказа Гитлера. Германский посланник в Хельсинки Блюхер все же надеялся, что его правительство сможет каким-то образом способствовать достижению мира. В конце января он отправился в Берлин. В то же самое время германский посол в Москве Ф. Шуленбург также находился в Берлине. Возникло пред­положение о том, что Германия вынашивает какие-то посреднические замыслы. Советский посол в Берлине запросил у статс-секретаря Вайцзеккера, каково его отношение к этим слухам, и получил ответ, что одновременное пребывание Шуленбурга и Блюхера в Берлине – лишь простое совпадение ⁶⁵. Это подтверждается тем, что Блюхер вы­нужден был ожидать две недели, прежде чем был принят Риб­бентропом.

 

Рейхсминистр иностранных дел нашел, наконец, 12 февраля время для посланника в Хельсинки – через день после того, как между Гер­манией и Советским Союзом был подписан экономический договор. Он разъяснил, что Гитлер не выступит в качестве посредника между Финляндией и СССР до тех пор, пока этого не пожелает Москва. Риббентроп поручил посланнику тайком выяснить, с какими условиями финляндское правительство может согласиться, если последует предло­жение о посредничестве. Посланник считал, что это трудно сделать. Со своей стороны он предложил организовать какому-нибудь поль­зующемуся доверием Москвы финну, например, Паасикиви, встречу в Берлине с одним из советских представителей. Риббентроп дал послан­нику разрешение высказать эту идею в Хельсинки, чтобы Таннер затем смог обратиться в Берлин с просьбой выяснить, желает ли Москва такой встречи ⁶⁶.

 

17 февраля Блюхер посетил в Хельсинки Таннера, который не проявил большого интереса к упомянутому предложению. Из разговора с Блюхером он уяснил, что выступить в роли посредника Германия не желает. К тому же условия Советского Союза были ему уже из­вестны ⁶⁷. Несколькими днями ранее Таннер публично опроверг слухи, касавшиеся посреднической деятельности Германии в таких выра­жениях, которые в немецком посольстве в Хельсинки сочли гру­бостью ⁶⁸. Паасикиви все же желал выяснить, что стояло за предло­жением Блюхера. Он подчеркивал, что не Швеция, а Германия может помочь Финляндии. Если Финляндия откажется от такого предложения, то Германия может ее осудить за это. Таннер и Рюти высказывали другие опасения: использование берлинского пути может привести к осложнению отношений с западными державами. Однако в конечном счете они склонились к тому, что Таннер в том случае, если даль­нейшие переговоры с Блюхером не дадут результатов, будет просить Гюнтера о посредничестве ⁶⁹. К тому времени Блюхер получил из Берлина указание лишь выслушивать финнов и не внушать им обманчивых надежд. Так что состоявшаяся 20 февраля новая беседа между Таннером и Блюхером оказалась бесполезной ⁷⁰.

 

Риббентроп в разговоре с Шуленбургом (об этом позднее посол рассказал шведскому посланнику) выразил надежду на скорое окон­чание войны между СССР и Финляндией, отметив, что не в интересах Германии, чтобы русские овладели Финляндией. Тем не менее Германия не могла взять на себя роль посредника без того, чтобы ее попросили об этом ⁷¹. Поражение Финляндии или ее полная зависимость от Советского Союза, конечно, были нежелательны Германии. Не в ее интересах было и то, что Финляндия могла обезопасить себя с помощью западных держав и стала бы их союзницей. Поэтому Риббентропа вначале и привлекала идея посредничества Германии, но затем ему стало ясно, что Советский Союз этого не желает. Официальную позицию Германии в отношении Финляндии в период зимней войны определяло стремление избежать противоречий с Советским Союзом. "Нам необходимо проводить холодную как лед политику", – разъяснил Блюхеру рейхсминистр иностранных дел ⁷².

 

В середине февраля в Берлин прибыл бывший премьер-министр Финляндии Т. Кивимяки. Статс-секретарь Вайцзеккер получил от Риббентропа разрешение принять гостя. Задача Кивимяки заключалась прежде всего в том, чтобы выяснить отношение к выдвигаемому шве­дами утверждению, согласно которому Германия серьезно предосте­регает Швецию по поводу направления войск в помощь Финляндии. Вайцзеккер опроверг эти сведения и заявил, что Германия будет оставаться нейтральной в войне между Финляндией и Советским Союзом до тех пор, пока западные державы не вмешаются в нее, направив в Финляндию войска. Затем, отвечая на вопрос Кивимяки о возможности посредничества Германии, Вайцзеккер сказал, что об этом слишком рано говорить ⁷³. Во время этой поездки Кивимяки встречался также с Герингом, который советовал Финляндии достигнуть мира на любых выдвигаемых условиях. Территории, которая она теперь утратит, могут быть возвращены обратно позднее ⁷⁴, заявил Геринг. По возвращению в Финляндию Кивимяки побуждал правительство к заключению мира.

 

Таннер просит о посредничестве Швецию

 

20 февраля сразу после встречи с Блюхером Таннер через Эркко направил Гюнтеру просьбу, чтобы тот сообщил советскому прави­тельству о намерении финляндского правительства прибегнуть к предлагаемой западными державами помощи. Это могло бы повлечь за собой превращение конфликта между Финляндией и Советским Союзом в часть мировой войны. Тем не менее правительство Финляндии, осно­вываясь на полученных ранее сведениях из Москвы, готово к достижению мира на условиях, которые, возможно, удовлетворят советское правительство. Таннер, видимо, имел в виду те условия, которые Коллонтай передала Гюнтеру 12 февраля. Он надеялся на то, что его сообщение будет передано советскому правительству шведской стороной и поможет ускорить начало переговоров в Стокгольме между уполномоченными представителями двух государств. Эркко сообщил Гюнтеру, что правительство Финляндии теперь готово отказаться от Ханко. Однако об этом русским будет объявлено не сразу ⁷⁵.

 

Таннер просил затем у Швеции выступить посредником на пере­говорах, предварительно согласовав этот вопрос с Рюти, Паасикиви и Вальденом, но не имея полномочий от правительства. Согласно вос­поминаниям Таннера, он, Рюти и Вальден решили втроем, что при опасном положении можно обещать отказ и от Ханко ⁷⁶. На основе шведских источников и писем Эркко можно заключить, что обращение к Гюнтеру имело место 20 февраля, а не 21-го, как представлялось на основе воспоминаний Таннера ⁷⁷. Утром 21 февраля Таннер первый раз обсуждал условия мира с парламентской комиссией по иностранным делам. Парламент до этого был в стороне от дел, находился в эвакуации в Каухайоки и только недавно возвратился в Хельсинки.

 

 

Министр иностранных дел осторожно разъяснил, что в правительстве придерживаются такого мнения, что стремление к миру необходимо всячески поддерживать. В действительности же правительство еще не определило своей позиции в этом деле. О советских предложениях Таннер упомянул, имея в виду уступку п-ва Ханко, но умолчал о требованиях, касавшихся перешейка и территорий северной части Приладожья. Он хотел знать позицию комиссии: следует ли добиваться мира на условии, что п-ов Ханко придется уступить, и согласиться на более тяжелые условия, чем в ноябре? Из членов комиссии двое – аграрий У. Кекконен и коалиционер Я. Икола – решительно выступали против достижения мира на таких условиях. Аграрий А. Кукконен склонялся к обращению за помощью к западным державам, но хотел отсрочить такое решение. Четыре члена комиссии были готовы к достижению мира даже ценой жертв ⁷⁸.

 

Таннер обратился к комиссии по иностранным делам парламента в обход правительства, так как ожидал от него противодействия. Тем самым он рассчитывал получить полномочия продолжать переговоры. Его настойчивое и нетерпящее возражений поведение впоследствии осудил Ниукканен, сказавший, что Таннер вел мирные переговоры как торговец коммерческого предприятия. Самоуверенность Таннера объяс­нялась тем обстоятельством, что война не могла вестись без поддержки социал-демократов. Но вместе с тем мира нельзя было заключить без аграриев и правых. Это ограничивало возможности Таннера. В деле, касавшемся "постыдного мира", требовалось единогласие. Социал-демократы ни в коем случае не желали брать на себя всю ответст­венность.

 

Мирные условия Советского Союза

 

Министра иностранных дел Швеции не требовалось дважды про­сить быть посредником в достижении мира. Гюнтер был крайне оза­бочен поступавшими из столиц западных государств сообщениями о подготовке к интервенции на Север. За день до того, как Эркко передал просьбу Таннера, Гюнтер получил донесение шведского посланника в Париже, согласно которому западные державы готовились высадить войска в норвежские порты и, возможно, в Гетеборге, а также транспортировать их в Финляндию через Швецию и Норвегию. К донесению была приложена записка военного атташе, из которой следовало, что войска хорошо подготовлены для операции по десан­тированию. Начало отплытия судов с десантом ожидается в конце февраля ⁷⁹. В полночь 21 февраля из Стокгольма была направлена телеграмма новому посланнику Швеции в Москве В. Ассарссону, в которой ему поручалось как можно быстрее сообщить Молотову о просьбе Таннера ⁸⁰.

 

Ассарссон прибыл в Москву 20 февраля. Вечером того же дня его принял Молотов. Следуя ранее полученным указаниям, Ассарссон зая­вил, что расширение конфликта между Финляндией и СССР невыгодно ни Швеции, ни Советскому Союзу. Шведскому правительству стано­вится все труднее противостоять росту профинляндских настроений среди общественности страны. Оно надеется на успех переговоров между Финляндией и Советским Союзом и выражает готовность передать предложения советского правительства в Хельсинки. В ответ Молотов осудил правительство Финляндии за крайне враждебную позицию по отношению к СССР, поскольку оно под давлением Англии и Франции готово превратить страну в антисоветский плацдарм, отвергнув прошлой осенью умеренные предложения советского правительства. Теперь СССР в интересах своей безопасности требует больших уступок. По просьбе Ассарссона Молотов зачитал новые условия: Карельский перешеек, включая Выборг, территория северной части Ладожского озера, а также п-ов Ханко должны отойти к СССР. Таковы минимальные условия Советского Союза. В случае продол­жения войны условия могут быть более жесткими. Советское прави­тельство готово обсудить договор с Финляндией и Эстонией о совместной обороне Финского залива. Молотов заявил, что эти условия можно довести до сведения хельсинкского правительства. В ходе беседы народный комиссар особо подчеркивал, что требования Советского Союза ни в коей мере не угрожают безопасности Швеции. Затем он затронул вопрос об Аландских островах: "Принимая во внимание интерес Швеции к вопросу о Ботническом заливе и Аландском архипелаге (особенно его северной части), советское правительство может помочь Швеции в этом деле". В шведских и российских источниках в этом вопросе существуют расхождения. Согласно шведскому документу Молотов высказал пожелание шведскому правительству по "Аландскому вопросу". В то же время Ассарссон, исходя из полученных указаний, сообщил Молотову, что правительство Швеции "на данный момент" не готово обсуждать вопрос об Аландских островах ⁸¹.

 

Получив 21 февраля телеграмму от Гюнтера, Ассарссон на сле­дующий день посетил Молотова, который уже располагал сведениями о согласии Финляндии на условия, переданные через Коллонтай 12 февраля. Молотов уточнил эти условия, сказав, что к СССР должна отойти также Сортавала, чтобы новую границу привести в соот­ветствие с установленной в 1721 г. Ништадским миром, или иначе – с границей времен Петра Великого. На старой карте он показал Ассарссону, где эта граница проходила. Выдвинутые условия – минимальное требование, необходимое для безопасности Ленинграда. По поводу них советское правительство не намерено торговаться. Интервенция западных держав Молотова не беспокоила. Для ведения мирных переговоров необходимо, чтобы финляндское правительство предварительно одобрило выдвинутые условия. Нарком повторял несколько раз, что позднее условия будут более жесткими. Замечание Ассарссона, что условия являются и так тяжелыми, Молотов отверг. Не Советский Союз хотел войны, в которой его войска пролили много крови, заявил он. Причина ее – в упрямстве финнов. Теперь же остается лишь сожалеть о том, что произошло, и не допустить повто­рения. Таннер же, по словам Молотова, был известен как английский агент ⁸².

 

Условия, которые 12 февраля сообщила Коллонтай, не были "достаточно конкретными", продолжал народный комиссар. В даль­нейшем, однако, выяснилось, что он сам дал указание Коллонтай довести до сведения Гюнтера и Кута эти же условия. В них не упоминались Выборг, Сортавала и граница Петра Великого. В Фин­ляндии много размышляли о том, соответствовали ли условия, вы­двинутые 20 и 22 февраля, первоначальным целям СССР, которые по тактическим соображениям были доведены до сведения финнов не полностью, или же они, возможно, ужесточились после того, как была прорвана главная финская оборонительная линия и у Финляндии укре­пилась готовность к переговорам ⁸³. Или, как впоследствии утверждал Таннер, если бы Финляндия раньше склонилась к миру, то получила бы более легкие условия? Введенные в оборот источники не позволяют еще с какой-либо уверенностью ответить на этот вопрос. Во всяком случае представленные Молотовым 20 и 22 февраля условия во многом напоминают "программу максимум" советского руководства в начале октября 1939 г., когда начались переговоры с Финляндией.

 

Советское правительство направило мирные условия также в министерство иностранных дел Англии с просьбой передать их финнам. Лондон ответил отказом, сославшись на тяжесть предъявляемых условий. Форин Офис рекомендовал представить их финнам напря­мую ⁸⁴. Англия совместно с Францией завершала подготовку экспеди­ционного корпуса для отправки в Финляндию. Естественно, это плохо совмещалось с мирным посредничеством.

 

1     Российский государственный военный архив. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 233. Л. 138-139.

2     Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 527. Л. 31-33.

3     Kansallisarkisto. Tannerin kokoelma 4. Tanner Erkolle 21.1.1940. (Далее: КА).

4     Ibid. Tudeerin kokoelma. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasianvaliokunnan kokouksesta 29.1.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 29.1.1940. Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpanoja 29.1.1940.

5     Utenriksdepartementet. Oslo. HP1Af 709. Kempffin raportti 29.1.1940. (Далее: UD).

6     К A. Mannerheimin kokoelma 607. Mannerheim Rappelle 30.1.1940

7     Ibid. Tannerin kokoelma 4. Tanner Erkolle 30.1.1940.

8     Ibid. Rytin kokoelma 10. Rytin päiväkirja 2.2.1940; Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpanoja 2.2.1940; Mannerheimin kokoelma 670. Waldenin muistiinpanoja keskustelusta Rytin kanssa 2.2.1940.

9     Ibid. Tannerin kokoelma 27. Sähkeet 3.2.1940 Pariisiin ja Lontooseen; Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. Hels., 1972. S. 142; Häikiö M. Maaliskuusta maaliskuuhun. Porvoo, 1976. S. 141.

I      0          KA. Tannerin kokoelma 4. Tanner Erkolle 21.1.1940.

11   Ibid. Tannerin kokoelma 27. Tannerin muistiinpanoja 30, 31.1.1940; Paasikivi J.K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa, 1939-1941. Porvoo-Hels., 1958. S. 146-147; Tanner V. Olin ulkoministerinä talvisodan aikana. Hels., 1951. S. 206-207.

12   UD. HP1 Af Bihang. S. 6.

13   KA. Tannerin kokoelma 4. Tanner Erkolle 30.1.1940.

14   Архив внешней политики Российской Федерации Ф.059а. Л. 14, 15. (Далее: АВП РФ).

15   UD. HP1 Af Bihang. Güntherin muistiinpano keskustelusta Kollontain kanssa 31.1.1940; АВП РФ. Ф. 06. On. 02. П. 25. Д. 318. Л. 11-13.

16   UD. PHI Af Bihang. S. 60. Güntherin muistiinpano 2.2.1940; Ulkoasiainministeriön arkisto. 109 Gl. Erkko Tannerille 2.2. 1940. (Далее: UM).

17   KA. Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistinpano. 4.2.1940.

18   UM 109 G 1: Erkko Tannerille 3.2.1940; Коллонтай А. "Семь выстрелов" в зимней войне 1939 г. // Международная жизнь. 1990. № 1.

19   АВП РФ. Ф. 059а. Л. 21-22.

20   KA. Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpano 5.6.1940; International Affairs. 1970. № 1. (Kollontain päiväkirja 5.2.1940); Tanner V. Op. cit. S. 232-233.

21   KA. Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpanoja 5-6.2.1940; Tanner V. Op. cit. S. 210,213,228-237.

22   KA. Paasikiven kokoelma 26. Paasikiven muistiinpanoja 2.2.1930.

23   АВП РФ. Ф. 059а. Л. 26.

24   KA. Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpano 5-6.2.1940.; Коллонтай А. Указ. соч.; АВП РФ. Ф. 059а. Л. 27. (Kollontai Molotoville 6.2.1940); Tanner V. Op. cit. S. 210, 213, 228-237.

25   UD. HP 1 Af Bihang. S. 8.

26   Ibid. S. 9.

27   KA. Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpanoja 9.2. 1940.

28   Ibid. 7.2.1940.

29   Ibid. 8.2.1940. Paasikiven kokoelma 26. Paasikiven päiväkirja 8.2.1940; Tanner V. Op. cit. S. 240-241; Polvinen T. J.K. Paasikivi. Valtiomiehen elämäntyö 1939-1944. Juva, 1995. S. 106-107.

30   Sota-arkisto. R. Waldenin kokoelma 112/4. Waldenin muistiinpanot puhelinkeskusteluista Mannerheimin kanssa 6 ja 7.2.1940. (Далее: SA); Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen näytelmä. Hels., 1970. S. 251; Tanner V. Op. cit. S. 240-241.

31   Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers. 1940. P. 284. (Далее: FRUS).

32   KA. Kallion kokoelma. Kallion muistiinpanot helmikuun alusta 1940; Mannerheimin kokoelma 607. Walden Mannerheimille 5.2.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 5.2.1940; Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpanoja 8.2.1940; Tanner V. Op. cit. S. 242.

33   KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 11.2.1940; Rytin kokoelma 10. Rytin
Päiväkirja 10.2.1940; Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpanoja 10.2.1940; Jägerskiöld
S. Talvisodan ylipäällikkö. Sotamarsalkka Gustav Mannerheim, 1939-1941. Keuruu, 1976. S. 124-125; Mannerheim G. Muistelmat. Hels., 1952. Osa II. S. 250; Tanner V. Op. cit. S. 244-245.

34   KA. Rytin kokoelma 10. Rytin Päiväkirja 11.2.1940; UD. HP. 1 Af. Bihang. S. 5.

35   KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 12.2.1940; Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpanot 11-12.2.1940; Paasikivi J.K. Op. cit. S. 147-148; Tanner V. Op. cit. S. 246-252.

36   АВП РФ. Ф. 59а. Л. 31; UD. HP 1 Af. Bihang. S. 9. Güntherin muistiinpano keskustelusta Kollontain kanssa 12.2.1940; UM. 109 B6. Erkko Rytille 12.2.1940.

37   АВП РФ. Ф. 06. On. 2. Д. 319. П. 25. Л. 25-28.

38   Там же. Ф. 59a. Л. 31. Dongarov A. Tosiasioiden edessä. Talvisota. Jyväskylä, 1989. S. 272.

39   KA. Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpanoja 12.2.1940.

40   (1 UD. HP 1 Af. Bihang. S. 5.

41   KA. Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpanoja 13.2.1940; UD. HP 1 Af. Bihang. S. 9; Carlgren W.M. Svensk utrikespolitik, 1939-1945. Stockholm, 1973. S. 100; Tanner V. Op. cit. S. 254-256.

42   Wahlhäck К. Veljes veitsen terällä. Suomen kysymys Ruotsin politiikassa, 1937-1940. Porvoo, 1968. S. 275, 284.

43   Johansson A.W. Per Albin och kriget. Samlingsregeringen och utrikespolitiken under andra världskriget. Fallköping, 1984. S. 114-115; WahlbäckK. Op. cit. S. 325-341.

44   Carlgren WM. Op. cit. S. 102-104; Johansson A.W. Op. cit. S. 123-131; Wahlbäck K. Op.
cit. S. 348-358.

45   UM. 109 Gl. Erkko Rytille 26.2.1940.

46   UD. HP 1 Af. Bihang. S. 10. Güntherin muistiinpano 17.2.1940.
47   АВПРФ. Ф. 59a. Л. 5-7.

48   Там же. Л. 8-11, 14-15,29.

49   Там же. Л. 35, 37; UD. HP 1 Af. Bihang.S. 9. Muistiinpano Günterin ja Kollontain keskustelusta 13.2.1940.; Carlgren WM. Op. cit. S. 98-99.

50   UD. 35 G2. Norjan Tukholman-lähettiläs J.H. Wollebaek ulkoasiainministeriölle 20610.2.1940.

51   UD. HP 1 Af. Bihang. S. 9. Güntherin muistiinpanot keskustelusta Kollontain kanssa 13.2.1940.

52   Ibid. S. 10; KA. Tannerin kokoelma 27. Erkon sähke 18.2.1940.

53   KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 14-17.2.1940.

54   Ibid. Tannerin kokoelma 26. Muistio valtioneuvoston neuvottelusta 15.2.1940; Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 15.2.1940.

55   Ibid. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 17, 19.2.1940.

56   UD. HP 1 Af. Bihang. S. 7.

57   Akten zur deutschen auswärtigen Politik, 1918-1945. Ser. D. Baden-Baden, 1961. Bd. VIII. S. 162. (Далее: ADAP).

58   Ibid. S. 594.

59   Ibid. S. 600.

60   Ibid. S. 607, 636.

61   Menger M. Deutschland und Finnland im zweiten Weltkrieg. В., 1988. S. 62-63.

62   Peltovuori R.O. Saksa ja Suomen talvisota. Hels., 1975. S. 74-81; Seppinen L. Suomen ulkomaankaupan ehdot, 1939-1944 // Historiallisia tutkimuksia 124. Hels., 1983. S. 38-40.

63   ADAP. Ser. D. Bd. VIII. S. 574; Peltovuori R.O. Op. cit. S. 90-93.

64   UD. HP 1 Af. 105 Richert Güntherille 177/5.2.1940.

65   KA. Auswärtiges Amt, Büro des Staatssekretärs В. 18/В3382.

66   ADAP. Ser. D. Bd. VIII. S. 612; Blücher W. Suomen kohtalonaikoja. Porvoo, 1950. S. 176-180.

67   ADAP. Ser. D. Bd. VIII. S. 617; Blücher W. Op. cit. S. 180-181; Tanner V. Op. cit. S. 264-266.

68   KA. Auswärtiges Amt, Büro des Staatssekretärs B. 18B 386-387; Peltovuori R.O. Op. cit. S. 89.

69   Peltovuori R.O. Op. cit. S. 89-90. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 19.2.1940; Tannerin kokoelma. Tannerin muistiinpano 19.2. 1940; Tanner V. Op. cit. S. 264-267.

70   ADAP. Ser. D. Bd. VIII. S. 620; KA. Paasikiven kokoelma. Paasikiven päiväkirja 21.2.1940; Blücher W. Op. cit. S. 181-182; Tanner V. Op. cit. S. 266-267.

71   UD. HP 1 Af. 106.

72   Blücher W. Op. cit. S. 178.

73   KA. Auswärtiges Amt, Büro des Staatssekretärs B. 18416857-58; KA. Rytin kokoelma. Kivimäki Rytille 19.2.1940. Tannerin kokoelma 27. Kivimäki Rytille 24.2.1940. Kivimäen kokoelma 3. Kivimäen kertomia tietoja 4.4.1960; Kivimäki TM. Suomalaisen poliitikon muistelmat. Porvoo, 1965, S. 127.

74   KA. Tannerin kokoelma. Kivimäen selostus valtioneuvostossa 28.2.1940. Kivimäen kokoelma 3. Kivimäen kertomia tietoja 4.4.1960; Kivimäki TM. Op. cit. S. 127-128; Menger M. Op. cit. S. 66-67.

75   UD. HP 1 Af. Bihang. S. 10. Guntherin muistiinpanot 20.2.1940; UM. 109 В 6. Erkko Tannerille 21.2.1940; Carlgren WM. Op. cit. S. 175.

76   KA. Tannerin kokoelma 26. Tannerin muistiinpano 19.2.1940; Tanner V. Op. cit. S. 264-267.

77   Soikkanen H. Kohti kansanvaltaa. 1937-1944. Joensuu, 1987. Osa 2. S. 126-127.

78   KA. Tannerin kokoelma 26. Muistio eduskunnan ulkoasianvaliokunnan kokouksesta 21.2.1940: Soikkanen H. Op. cit. S. 126; Tanner V. Op. cit. S. 269-272.

79   UD. HP. 1 Af. 105. Hennings Güntherille 15.2.1940.

80   Ibid. HP. 1 Af 106. Güntherin sähke 9/21.2.1940. Moskovan lähetystölle.

81   Ibid. Assarssorin sähke 12/22.2.1940. Assarson Güntherille 21.2.1940.

82   Ibid. Assarson Güntherille 23.2.1940.; UM 109 В 6 Erkko Tannerille 24.2.1940; АВП РФ. Ф. 059 а. Л. 41-4-3.

83   Soikkanen Н. Sota-ajan valtioneuvosto // Valtioneuvoston historia, 1917-1966. Hels., 1977. Osa II. S. 36.

84   Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. Liittoutuneet ja Suomen talvisota, 1939-1940. Hels., 1972. S. 174-176.

 

МОЩНОЕ СОВЕТСКОЕ НАСТУПЛЕНИЕ

 

Поиски нового решения

 

© О. Маннинен

 

В первый период войны усилия советских войск оказались недоста­точны для того, чтобы убедить финское военное командование в бесперспективности дальнейшего сопротивления. Наступление на Ка­рельском перешейке было остановлено у главного финского оборони­тельного рубежа, а к северу от Ладожского озера Красная Армия достигла ограниченных успехов.

 

Финская армия, хотя и понесла потери, но ее моральный дух оста­вался высоким. Финны верили в способность удержать линию Маннергейма. Такое мнение складывалось и за рубежом. Престиж советских войск был подорван ¹.

 

Уже в первой половине декабря становилось очевидным, что ко­мандовавший войсками в финляндской операции командарм К.А. Ме­рецков неспособен решить стоявших перед ним задач. М.В. Захаров, работавший в оперативном отделе Генерального штаба, получил зада­ние изучить на месте вопросы, связанные с подготовкой нового наступ­ления на направлении главного удара и реорганизацией командования войск. Возвратившись с фронта в Москву, Захаров 16 декабря предло­жил: 1) направление главного удара перенести с кивиниеминского направления на выборгское; 2) прорыв укрепленного района осущест­вить на основе продуманного плана разрушения системы укреплений; 3) для улучшения руководства войсками создать два фронта: Северо-Западный (на Карельском перешейке) и Карельский (от Ладожского озера до Мурманска).

 

20 декабря из Москвы на фронт для изучения положения были также направлены: командующий Киевским военным округом коман­дарм 1-го ранга С.К. Тимошенко – на Карельский перешеек и коман­дующий Белорусским военным округом командарм 2-го ранга М.П. Ковалев – на северо-восточное побережье Ладожского озера ².

 

В конце декабря 1939 г. Главный военный совет принял решение всесторонне подготовить и осуществить новый оперативный план прорыва линии Маннергейма. Тогда же начали предприниматься меры по повышению боеспособности войск. Начиная с 24 декабря была отдана серия приказов о создании особых лыжных батальонов и эскад­ронов. Всего сформировали 40 батальонов и 200 эскадронов лыжников, в которых насчитывалось до 45 тыс. человек. Большая их часть стала использоваться в боях с конца февраля и в марте ³.

 

Финнам не давали передышки даже на короткое время. 3 января советские ВВС получили приказ: "В течение десяти дней необходимо провести систематические и сильные бомбовые удары с воздуха по рас­положенным глубоко в тылу объектам: административным и военно-промышленным объектам противника, железнодорожным мостам, же­лезнодорожным узлам, портам и грузовым судам". На этом закончилась непродолжительная передышка для финского тыла. Чтобы воспрепятст­вовать поступлению в Финляндию помощи из Швеции, 9 января авиация противника нанесла удары в северной части Финляндии по центру и порту г. Кеми. В конце января активизировалась блокада финских пор­тов путем воздушных бомбардировок и постановки мин в фарватере.

 

В начале января на заседании политбюро были рассмотрены воп­росы, связанные с ведением войны. На нем присутствовали коман­дующий и члены военного совета Ленинградского военного округа, командующие Западным и Киевским военным округами, а также руководящие лица наркомата обороны и Генерального штаба ⁴. Началь­ник Генерального штаба Б.М. Шапошников предложил руководство­ваться планом прорыва линии Маннергейма, который он подготовил еще до начала войны. На этот раз Сталин его поддержал. Доработка плана была поручена С.К. Тимошенко и Генеральному штабу.

 

По предложению Генштаба 7 января 1940 г. Главный военный со­вет Красной Армии принял решение создать Северо-Западный фронт. Командующим новым фронтом был назначен CK. Тимошенко. В него входили 7-я (командующий К.А. Мерецков) и 13-я армии (командующий В.Д. Грендаль), а также части военно-воздушных сил, артиллерии и ты­лового обеспечения. Балтийский флот находился в оперативном подчи­нении фронта ⁵. Армии к северу от Ладожского озера остались под непо­средственным руководством НКО, конкретно Генерального штаба, который использовал для их тылового обеспечения свою снабженческую базу. Ее основные запасы находились в Вологде. Ковалеву было по­ручено руководство операциями северо-восточнее Ладожского озера ⁶.

 

Новый командующий 8-й армией командарм 2 ранга Г.М. Штерн, ознакомившись с театром военных действий северо-восточнее Ладож­ского озера, в разговоре по прямому проводу со Сталиным и Вороши­ловым коснулся, в частности, проблемы, связанной с преодолением снежных заносов. По мнению Сталина, с наступлением не следовало спешить до подхода дополнительных войск. Ставка хорошо понимала, что для достижения успеха на этом направлении необходимы были еще несколько новых дивизий ⁷. Но в первую очередь следовало усилить войска на Карельском перешейке.

 

Подготовка крупного наступления

 

Подготовку наступления требовалось провести в сжатые сроки. Его задержка была чревата вмешательством Англии и Франции в войну на стороне Финляндии, что повлекло бы за собой возникновение для СССР новых трудностей.

 

За 20-25 дней Северо-Западный фронт был усилен 12 дивизиями, двумя штабами армейских корпусов, а также шестью артиллерийскими полками. Почти все эти соединения и части прибыли на фронт из отдаленных военных округов: Московского, Киевского, Одесского, Уральского, Сибирского и Приволжского. Неприкосновенными остава­лись войска южных приграничных, а также некоторых внутренних военных округов (Орловского и Харьковского) из-за угрозы интервен­ции западных держав с кавказского направления, а также войска на Дальнем Востоке, оборонявшие границу с Японией ⁸. Как известно, Франция и Англия в то время планировали наступление против советс­ких нефтеносных районов на Кавказе. В связи с этим Главный военный совет военно-морского флота СССР принял 29 января решение усилить противовоздушную оборону Баку и ряда районов на Каспийском море ⁹.

 

Для руководства наступлением на Карельском перешейке Северо-Западный фронт имел восемь штабов армейских корпусов, в том числе четыре в составе 7-й и три в 13-й армии (один находился в так называемой финской народной армии). Фронт располагал 23 дивизиями, в их числе двумя финскими ¹⁰. В западной части Ленинградской области был сосредоточен резерв главного командования (армейский кавале­рийский корпус, три стрелковые дивизии и танковая бригада), который предполагалось использовать в наступлении за Выборгским заливом после того, как удастся осуществить прорыв на Карельском перешейке. 8 февраля перед началом наступления резервная группа была подчинена командующему Северо-Западным фронтом ¹¹.

 

Тимошенко, вступив в свою должность, обратил особое внимание на выбор направления главного удара. Он исколесил весь фронт, знакомился с местностью, изучал оборону финнов, их тактику ведения боя, вел беседы в штабах и на передовой линии. На основе своих наблюдений, а также анализа докладов и предложений из войск, командующий фронтом решил нанести главный удар на выборгском направлении, основываясь на следующих оперативно-стратегических и тактических соображениях:

 

- прорыв в этой полосе мог обеспечить благоприятные условия для успеха всей фронтовой операции, поскольку создавал предпосылки для уничтожения на Карельском перешейке главной группировки против­ника, а также перекрывал пути ее отхода за водную систему Саймы;

 

- овладение Выборгом нанесло бы колоссальный моральный и материальный урон финским войскам, поскольку Выборг – второй важнейший политический, экономический и военный центр, а также береговой укрепленный район Финляндии. К тому же Выборг – узел железных и шоссейных дорог и морской порт. Его захват открывал возможность для наступления Красной Армии в южную и центральную Финляндию. По мнению финнов, Выборг является "замком" южной Финляндии, и с его утратой лишалась смысла оборона всего Карель­ского перешейка;

 

- части Красной Армии стоят в 30-35 км к югу от Выборга. Перед ними – выгодная для наступления полоса от Муолаанярви до Суммы. На этом направлении более обжитая территория, где значительно больше дорог и меньше озер, поэтому здесь легче будет вести наступ­ление с использованием техники, чем по бездорожью через леса, озер­ную и заболоченную территорию. Предполагается, что 7-я и 13-я армии осуществят одновременно смежными флангами прорыв на сравнительно широком фронте, используя преимущества местности, простирающейся от Вуоксы до села Кархула;

 

- удары авиации с воздуха ослабят моральный дух противника. Артиллерийское воздействие именно в этой полосе должно быть наи­большим.

 

Для бесперебойного ведения операции по прорыву обороны про­тивника Тимошенко решил построить войска Северо-Западного фронта в четыре эшелона: в первом – одиннадцать дивизий; во втором – три дивизии стрелковых корпусов; в третьем – две дивизии армейского резерва, танковые бригады, а также стрелково-пулеметная бригада; в четвертом – две дивизии резерва командующего фронтом и, кроме того, две дивизии "финской народной армии". Стрелковые дивизии были построены в один эшелон – все три полка каждой из них в одну линию, тогда как в полках батальоны располагались в три эшелона один за другим. Ширина фронта армейского корпуса была определена в 5-6 км, дивизии – в 2-2,5 км, полка – в 700-800 м и роты – не больше чем 400 м. Такое построение войск предусматривало нанесение возможно более массированного первого удара и наращивание сил для развития успеха в глубину на главном направлении.

 

В мировой практике не было случая, когда предпринимались нас­тупления против таких долговременных укреплений, как линия Маннергейма. Осенью 1939 г. французы не рискнули наступать против линии Зигфрида, хотя основные силы германской армии были тогда задействованы в Польше. Немцы восемь месяцев простояли у линии Мажино и затем, весной 1940 г., обошли ее через Бельгию.

 

Предназначавшиеся для наступления войска заблаговременно обу­чались штурму укрепленной полосы. В специальных инструкциях де­тально разъяснялось, как организовать боевое взаимодействие раз­личных родов войск при прорыве через укрепленный район, как вести артиллерийскую и авиационную подготовку, само наступление, как дей­ствовать в тылу и закрепить победу.

 

Новые соединения и части, прибывавшие на фронт, проверялись с точки зрения их боеготовности. Вместе с тем осуществлялись перегруп­пировка войск, их пополнение, формировались резервы для фронта и армий.

 

Военный совет фронта отдал распоряжение, согласно которому вой­ска, прибывшие железнодорожным путем на сборный пункт, не должны были отправляться на фронт без полушубков, теплого обмундирования и валенок. Кроме того, им выдавалось достаточное количество лыж, маскировочных халатов, обогревателей и другое зимнее снаряжение. Из-за сильных холодов традиционный головной убор – буденовка – был заменен шапкой-ушанкой. С наступлением сильных морозов строили утепленные землянки и сборные домики, создавали обогревательные пункты на маршрутах движения воинских частей. Для повышения калорийности питания красноармейцу на финском фронте с января увеличили норму потребления сахара и жиров, а также стали еже­дневно выдавать 100 г водки ¹².

 

С конца декабря и до начала февраля на перешейке велась пози­ционная война. Это, однако, не означало, что наступило затишье. Со­ветские войска совершенствовали способы ведения боевых действий. Они стремились как можно ближе продвинуться к финским позициям, проделывали подкопы и проходы к оборонительным сооружениям, используя при этом бронированные щитки. Пехоту подтаскивали на бронированных волокушах, прицепленных сзади танков. Много неприятностей финнам стало доставлять использование аэростатов для управления огнем артиллерии. Теперь она могла более точно поражать огневые точки на оборонительной линии. ДОТ-ы линии Маннергейма подвергались разрушению огнем тяжелой артиллерии, стрелявшей прямой наводкой. Обстрел велся также из огнеметов и орудий закопа­нных в землю танков. На некоторых участках частям Красной Армии удалось захватить огневые точки финской укрепленной линии. Это произошло, в частности, у берегового откоса оз. Моулаанярви в Ойнола. Финны потратили много сил, пытаясь полностью восстановить линию обороны ¹³.

 

1 февраля на территории между Северным Ледовитым океаном и Балтийским морем у советских войск было всего 40 дивизий, в которых в целом насчитывалось 975 675 человек. Дополнительные войска, тем не менее, все же прибывали, а резервов у 3,5-миллионной Красной Армии хватало ¹⁴.

 

Из 13 дивизий финской армии на перешейке находилось 9 и одна кавалерийская бригада. Пополнялись действующие на фронте войска. К концу войны имевшегося у Финляндии оружия могло хватить приб­лизительно на 430 тыс. человек. Несмотря на потери, численность ее армии за счет призывников и обученных резервов превысила 300 тыс. человек ¹⁵.

 

Находившиеся на Карельском перешейке части Красной Армии на­много превосходили финские войска: по пехоте – более чем в два раза; по артиллерии – почти в три. К 11 февраля она имела здесь 1 558 танков, в то время как финны – всего лишь 10 исправных танков ¹⁶.

 

Прорыв линии Маннергейма

 

Перед решительным наступлением предпринимались атаки для улучшения исходных позиций. Наиболее сильные из них, по мнению финнов, приходились на 1-9 февраля, причем 5 февраля в них участ­вовало 100-150 танков. Они изматывали защитников главного оборони­тельного рубежа. Финские войска вынуждены были постоянно нахо­диться на передовой линии, тогда как советское командование меняло свои части, чтобы они приобретали опыт для действий на местности, непосредственно прилегающей к главной финской позиции ¹⁷.

 

3 февраля 1940 г. войскам Северо-Западного фронта была постав­лена задача одновременным наступлением смежных флангов 7-й и 13-й армий прорвать линию укреплений и разгромить противника на рубеже от Вуоксы до Кархула. 7-я армия должна была наступать правым флангом на фронте Муолаанярви-Кархула в направлении на станцию Кямаря и Перо, а 13-я – на фронте Вуокса-Муолаанярви в направлении Юрьёля-Ритсеппяля. В течение четырех-пяти дней надо было достичь линии Лохийоки-Пурпуа-Илвес-станция Кямаря-Хуумола, затем воспрепятствовать отходу противника на запад и разгро­мить всю его группировку на Карельском перешейке. Предусматрива­лось выйти на рубеж Кякисалми-станция Антреа-Выборг. Ближайшей задачей армий являлся прорыв обороны противника на глубину 20-25 км, а общая глубина операции составляла 60-65 км. На всю опе­рацию отводилось 12-15 суток. Скорость продвижения должна была составлять 2-3 км в сутки при прорыве оборонительной линии и 6-10 км в сутки при преследовании финских войск. (В ходе наступления командование Северо-Западного фронта уточнило цели к западу от Выборга: войскам, форсировавшим Выборгский залив, требовалось перерезать основную шоссейную и железную дороги, которые вели из Выборга на запад, и выйти к линии Калхола-Виллала-станция Нурми).

 

Вдохновляющий приказ Тимошенко и члена военного совета Жда­нова (9 февраля) должен был поднять боевой дух войск и мобилизовать их на то, чтобы "навсегда обеспечить безопасность северо-западных границ Советского Союза и города Ленинграда". Командующий 7-й армии Мерецков отдал приказ провести 11 февраля в течение 2 час. 20 мин. (с 9.40 до 12.00) артиллерийскую подготовку. Командующий 13-й армии Грендаль распорядился осуществить артиллерийскую под­готовку в течение трех часов и начать наступление в 11.50. Из-за неблагоприятных погодных условий воздушные силы не могли участ­вовать в огневом воздействии. В районе Финского залива погода была нелетной 5-17 и 21-28 февраля ¹⁹.

 

С самого начала развернулись исключительно ожесточенные бои. Наступавшим требовалось преодолеть зону гранитных надолбов и противотанковых рвов, проволочных заграждений, минные поля и засеки. Пехота вела атаки при артиллерийской поддержке методом огневого вала. Огневая завеса создавалась по большей части в 200 м впереди наступавшей пехоты. Танки продвигались к зоне препятствий за огневым валом на уровне первого эшелона пехоты, а затем при­крывали ее и расчищали ей путь. После артиллерийской подготовки ударные подразделения направлялись на овладение бункерами и до­тами.

 

Три дивизии Красной Армии при поддержке сотен танков нанесли удар по обороне 3-й финской дивизии. На участке Ляхде наступавшим удалось вклиниться в ее расположение. Здесь на главном направлении 7-й армии пехота и танки 123-й дивизии выдвинулись к высоте 65,5 (1,6 км восточнее Суммаярви). На этой высоте, которая являлась центром оборонительной позиции, у финнов, несмотря на артобстрел, многие бетонированные огневые точки могли действовать, однако, противотанковые орудия, за исключением одного, были повреждены. Полевая артиллерия располагала лишь ограниченными возможностями. Связь нарушилась, проволочные заграждения и противотанковые пре­пятствия были уничтожены.

 

В первый день наступления штурмовые части Красной Армии овладели на этом участке семью бункерами, продвинулись вперед на 1-1,5 км и частично вышли к главной полосе финской обороны. На других участках наступления 7-й и 13-й армий штурмовым частям удалось преодолеть финскую полосу препятствий, овладеть лишь не­сколькими бункерами и огневыми точками, но затем их продвижение приостановилось ²⁰. На второй день наступление продолжалось восточ­нее Суммаярви с выходом к Ляхде. 13 февраля вечером после сильной артиллерийской подготовки 123-я дивизия при поддержке танков вклинилась силами двух полков в Ляхде и расчленила оборонявшихся там финнов. Четыре батальона 5-й финской дивизии предприняли контратаку восточнее Суммаярви, но вынуждены были отступить. Глубина прорыва наступавших войск составила уже 4 км.

 

Для поддержки прорыва начали спешно стягиваться силы. На левом фланге 123-й дивизии вступила в бой 7-я, а на правом – 90-я дивизии. Для развития успеха командующий 7-й армии направил туда же подвижную группу, в которую входили танковый и моторизованный батальоны. (Всего в 7-й армии использовалось три такие подвижные группы ²¹.)

 

Вечером 13 февраля Тимошенко, исходя из сложившейся об­становки, отдал войскам новые приказы. 7-й армии следовало усилить интенсивность прорыва в глубину финской обороны в направлении Лехтола (Ляхде) и Сумма (Хотинен), а также уничтожить суммские укрепления. 19-му стрелковому корпусу, действовавшему на левом фланге, – нанести удар в направлении станции Лейпясуо. Командующий фронтом решил предоставить ему в помощь для овладения Лейпясуо подвижную группу, а также поддержать силами 10-го и 34-го стрел­ковых корпусов. Воздушным силам приказывалось в ночь с 13 на 14 февраля нанести удар по резервам противника, которые прибли­жались к фронту по дорогам с выборгского и кякисалменского направ­лений. Особое внимание требовалось обратить на район станции Кямаря (Хуумола). Тимошенко сурово отчитывал командующих за безыни­циативность и предупреждал, что за это они могут быть подвергнуты строгому наказанию ²². К вечеру 14 февраля ширина прорыва достигла приблизительно 4 км, а глубина – 5-6 км. На участке Суммы и Ляхде финны были вынуждены отойти на более удаленные временные позиции.

 

15 февраля Маннергейм разрешил войскам на перешейке отойти на промежуточный рубеж к югу от Самоланлахти-Сомме-Няюккиярви – на одну линию со станцией Кямаря. Задача заключалась в том, чтобы продержаться на промежуточной позиции хотя бы около месяца, чтобы можно было быстрее подготовить укрепления тылового рубежа Выборг-Купарсаари. 23-ю дивизию, уже направленную из резерва в Приладожскую Карелию, решено было переместить на Карельский пере­шеек.

 

В тот же день 90-я дивизия заняла Меркки, а 123-я продвигалась своими передовыми частями к району Лукусуо, в 3 км севернее Ляхде, и к Аутио, в 3 км западнее Ляхде. 81-я дивизия наступала по направ­лению к Килтее. 100-я дивизия, действуя с фронта, и 7-я дивизия, на­нося удар с фланга и тыла, овладели сильнейшим укрепленным узлом линии Маннергейма Сумма (Хотинен). Вечером 15 февраля ширина участка прорыва достигла 8 км ²³.

 

16 февраля войска 50-го армейского корпуса успешно продвигались на север и северо-запад, а 19-й армейский корпус своим левым флангом (90-я дивизия) и подвижная группа наступали на станцию Лейпясуо. Вскоре подвижная группа овладела станцией Кямаря. К вечеру участок прорыва 7-й армии увеличился в ширину до 11-12 км, а глубина составила 11 км. Его острие находилось у станции Кямаря.

 

Для организации крупного контрнаступления у финнов не хватило сил. Свои резервы они использовали разрозненно. Сосредоточение войск осложнялось действиями советской авиации и подвижных групп.

 

14-16 февраля был достигнут успех на левом фланге 13-й армии. 17-я дивизия и 23-й стрелковый корпус в жестоких боях преодолели предполье оборонительной полосы на фронте протяженностью 18 км и продвинулись в глубину на 4-5 км к северному берегу оз. Муолаанярви. К вечеру 16 февраля центральная часть линии Маннергейма была прорвана на всю глубину, а ее защитники понесли тяжелые потери. 7-я армия полностью оправдала надежды командующего Северо-Западным фронтом, а 13-я выполнила поставленную задачу лишь частично ²⁴.

 

Отход на промежуточную позицию

 

В оборонительной линии на Карельском перешейке образовалась зияющая брешь. Финны отступали по всему фронту между Вуоксинской водной системой и Финским заливом на так называемую проме­жуточную позицию. Здесь они закрепились 17-19 февраля. 17 февраля командующий Северо-Западным фронтом отдал распоряжение коман­дующему 7-й армией начать энергичное преследование противника, чтобы сломить его сопротивление на выборгском направлении. Под­вижные группы, наступая в направлении станции Лейпясуо, станции Кямаря и Сяйниё, должны были не допустить отрыва противника. Армейским корпусам надлежало в течение дня создать особые части лыжников. 19-му стрелковому корпусу предстояло полностью очистить от противника станцию Лейпясуо, населенные пункты Вяйсянен и Таастонлампи и выйти к исходу 18 февраля главными силами на рубеж Хотокка и Кямаря (в окрестности Кямяярви). Одну дивизию этого корпуса надо было переместить во второй эшелон наступления. Ей ставилась задача помочь 13-й армии овладеть опорным пунктом Муола. Очистив от финнов территорию Пиен-Перо, Няюкки и Хуумола, 50-й стрелковый корпус должен был главными силами (84, 123 и 100-я дивизии) продвигаться 18 февраля к северо-западному берегу оз. Кямяряярви, к полустанку Хонканиеми и к Маннилаа. 10-му армейскому кор­пусу (138-я и 113-я дивизии) приказывалось предпринять решительное наступление в направлении Иоганнеса, чтобы не допустить отход здесь противника к Выборгу. 34-му армейскому корпусу (70, 42 и 43-я дивизии) предписывалось преследовать противника вдоль западного побережья перешейка, нанеся ему удар с правого фланга в направлении Макслахти и отбрасывая к Финскому заливу ²⁵.

 

Сталину представили довольно оптимистическую картину наступ­ления. Он считал, что передовые части находятся уже в 6 км от Выборга, и приказал пополнить Северо-Западный фронт грузовым автомобильным и гужевым транспортом для быстрого захвата пере­довыми частями финских оборонительных позиций, находившихся на подступах к Выборгу. Вступление в Выборг, однако, не предусматри­валось до тех пор, пока тяжелая артиллерия, снаряды и другие средства обеспечения не будут в достаточном количестве подвезены по железной дороге (используя станцию Сяйниё). Темпы наступления на флангах фронта можно было ограничить. Разведывательной авиа­ции ставилась задача своевременно выявлять контрдействия финс­кой стороны. В течение всей операции Выборг, вплоть до взятия, предусматривалось непрерывно бомбить, "не считаясь ни с кем и ни с чем"²⁶.

 

В ходе преследования темп наступления значительно возрос: на некоторых направлениях войска продвигались вперед на 6-10 км в сутки. 17 февраля они достигли промежуточной оборонительной пози­ции финских войск. 19 февраля танки прорвались через тыловой рубеж в районе Мусталампи и вышли к шоссейной дороге Выборг-Муолаа. В тот же день они обратили в бегство необстрелянный финский батальон на няюккиярвенском направлении и вклинились в южную часть Хонканиеми. Это заставило противостоявших ополченцев спешно отойти в ближайший тыл ²⁷.

 

Для повышения эффективности обороны финская сторона внесла изменения в схему управления войсками. На участке между pp. Вуокса и Пероийоки они вошли в состав 1-го армейского корпуса (командир генерал-майор Т. Лаатикайнен). 19 февраля командующим Армией перешейка был назначен генерал-лейтенант Э. Хейнрикс, командиром III армейского корпуса вместо него стал генерал-майор П. Талвела, к которому маршал Маннергейм питал особое доверие. Командиром II армейского корпуса, действовавшего на выборгском направлении, оставался генерал-лейтенант X. Эквист ²⁸.

 

17-25 февраля Красная Армия очистила от противника территорию к западу от линии Маннергейма и овладела укреплениями Койвисто, а также заняла острова и полуострова, где находились батареи, защищавшие вход в Выборгский залив, взяла под контроль фарватеры, проходившие у восточного побережья.

 

Финны вынуждены были констатировать, что продолжительные морозы изменили военную ситуацию не в их пользу. Они настолько крепко сковали водоемы, что по ним могли передвигаться даже тяже­лые танки. Водная система, которую финны считали лучшей оборони­тельной линией, в данном случае превратилась в "бронемагистраль". Это обнаружилось уже 18 февраля, когда началось наступление в направлении Выборгского залива. Проделанные финнами проломы во льду быстро затянулись новым льдом. С 22 февраля острова Финского залива также стали объектом советского наступления ²⁹.

 

Финны при отступлении максимально использовали в своих интересах особенности местности и положение Карельского перешейка. Они оборонялись, опираясь на заранее подготовленные рубежи, предпри­нимали, как правило, контратаки мелкими подразделениями на различ­ных направлениях против групп противника, численностью не более 1-2 батальонов. Отход же велся поэтапно. Таким путем пытались, из­бегая разгрома, измотать наступавшие войска. Глубокий снег, незнакомая местность, леса, заграждения и взорванные мосты тормозили их продвижение. К тому же финны по пути отступления сжигали дотла все жилища.

 

Прорыв главной полосы обороны поколебал всю оборонительную систему на Карельском перешейке. В ходе мощного наступления Крас­ной Армии финны понесли чувствительные потери. Некоторые батальоны потеряли 40-50% своих сил. Всем находившимся на фронте войскам требовался отдых, а также пополнение личного состава и запа­сов оружия. Вера финского руководства в то, что фронт выдержит, начала колебаться. Возникло сомнение в возможности продержаться до прибытия англо-французского экспедиционного корпуса ³⁰.

 

Прорыв промежуточного рубежа

 

Промежуточный рубеж проходил от северо-западного побережья оз. Муолаанярви через Пиен-Перо и оз. Няюккиярви к станции Сомме, находившейся у берега Выборгского залива. Подвижным группам 7-й армии не удалось сразу им овладеть, прежде всего из-за трудностей, связанных с условиями местности (леса, снег, отсутствие дорог), а так­же и потому, что финны успели занять оборонительные позиции. Большую пользу оказал им трехдневный снежный буран 21-23 фев­раля. Он задержал продвижение наступавших частей по покрытым сугробами узким лесным дорогам. Финны назвали этот буран "последним своим союзником".

 

Финским войскам удалось закрепиться на промежуточном рубеже у северо-западной части оз. Муолаанярви. 21 февраля войска 7-й армии, тем не менее, овладели оборонительным узлом в районе между Мусталампи и оз. Няюккиярви, входившим во вторую полосу укреплений. На этом участке финны сохранили свои позиции на линии Пиен-Перо, Суури, Рюсвярисуо и северное побережье оз. Няюккиярви. Но их попытка 22 февраля силою батальона и 24 февраля силами 3-4 бата­льонов устранить образовавшееся вклинение противника в промежуточный рубеж оказалась безрезультатной ³¹.

 

23 февраля отмечался День Красной Армии. Войска были сориен­тированы приурочить к этой дате решающий прорыв финской обороны. Они должны были наступать на Выборг в этот "Памятный день" ³².

 

Несмотря на большие потери и утрату главной оборонительной полосы, части финских войск продолжали упорное сопротивление. Северо-Западный фронт вновь вынужден был остановиться, чтобы организовать скоординированный удар всех родов войск. Наступавшие части были сильно измотаны многодневными непрерывными боями. 26-27 февраля главные силы 7-й армии и армейские корпуса правого крыла 13-й армии получили возможность отдохнуть. Войска были приведены в порядок, налажено их снабжение, произведена перегруппировка сил. Пополнение поступило прежде всего в дивизии первого эшелона. Под утро 26 февраля командующий Северо-Западным фронтом отдал распоряжение о прорыве второй финской оборонительной полосы.

 

27 февраля 136-я дивизия 13-й армии, действуя с юго-востока, частично овладела Муолаа-Илвеским оборонительным районом, а 62-я – угрожала обойти его с северо-востока. 97-я дивизия, продвигаясь по межозерному перешейку, минуя оз. Яюряпяянярви, вклинилась в оборонительную зону на его северном берегу и начала наступать в направлении на Хейкурила ³³.

 

Финские войска все еще продолжали бесперспективные попытки поправить положение. На фронт была направлена танковая рота, но ее легкие машины не сдержали подошедших тяжелых советских танков. Когда контратаки не помогли и русские танки стали появляться на льду Выборгского залива, командование Армии перешейка отдало приказ командирам I и II армейских корпусов, начиная с вечера 27 февраля отвести свои части на тыловой рубеж (на позицию "Т") линии Выборг-Тали-Няятяля-Калтовеси-Вуокса. Продвижение противника к позиции "Т" надо было сдержать в течение ряда дней, чтобы отводимые на нее части успели окопаться. Положение изменилось, однако, к худшему. Для того, чтобы надежно закрепиться на тыловом рубеже, у финнов не хватило времени. Для обороны было подготовлено лишь семь дотов ³⁴.

 

28 февраля части Красной Армии перешли в наступление на Карельском перешейке. Северо-Западный фронт должен был разгро­мить финскую группировку в районе Выборга и выйти на рубеж Кякисалми-Иоутсено-Лаппенранта-Луумяки-Виройоки. Оборонявшие­ся держались стойко. Небольшие финские части совершали разведывательные рейды в тыл противника и, как и прежде, своими не­ожиданными ударами наносили ему чувствительный урон.

 

Наступление велось в исключительно трудных условиях. Зима тогда была необычно суровой. Мороз достигал иногда 40-45°. Вообще же погода в первой половине марта была на три градуса ниже, чем обычно. Снежные сугробы глубиной до 2 м затрудняли продвижение войск, а также транспортировку вооружения и другого снаряжения.

 

После отхода финских войск на тыловой рубеж командование Красной Армии сообщало о достигнутом успехе. С наступлением тем­ноты продвижение приостанавливалось, и отступавшие финские войска отрывались от противника. Артиллерия не наносила им большого уро­на, поскольку подавляющая ее часть не смогла сопровождать пехоту из-за заторов на дорогах. По той же причине задерживалось выдвижение танковых резервов на передний край. На направлении Выборг-Тали советские войска вышли к позиции "Т" 1-2 марта. К 3 марта финны отошли к позиции "Т" и на других участках. Местность там была трудная, и это ограничивало возможность использования танков. 13-я армия к тому времени продвинулась вперед и овладела главной позицией обороны за оз. Яюряпяянярви.

 

7-я армия должна была обойти укрепленный район Выборга с севера. 13-я армия продолжала наступать в северном и северо-западном направлениях, а части ее войск предстояло форсировать р. Вуокса в среднем течении у Вуосалми ³⁵. Вместе с тем руководство Красной Армии и командование Северо-Западного фронта готовили удар в направлении Койвисто и прилегавших к нему островов с задачей выйти глубоко в тыл выборгской группировки финнов и даже к району оз. Сайма. Выполнение ее возлагалось на резервную группу войск во главе с комкором Д.Г. Павловым. Группу сформировали 29 февраля как 28-й стрелковый корпус (три дивизии с частями усиления), который вошел в 7-ю армию ³⁶.

 

 

Военные действия между Ладогой и Северным Ледовитым океаном

Опыт, полученный Красной Армией в начальной стадии войны, показал, что подготовка к боям на пустынной пограничной территории занимает много времени из-за ограниченных возможностей транспор­тировки войск и снабжения. Тем не менее войска на фронт прибывали, и к концу войны советское командование готовило наступление и на участке фронта к северу от Ладожского озера. Осуществить это удалось, правда, лишь частично.

 

В течение января и февраля на петрозаводско-сортавальском направлении группировка войск Красной Армии увеличилась в два раза: дополнительно к прежним восьми дивизиям прибыло (или находилось в пути) восемь стрелковых и две кавалерийские дивизии. Были также по­полнены поредевшие в боях части. Улучшилась организация снабжения, быстро были построены железные дороги полевого типа.

 

Для удобства управления 8-ю армию в январе разделили на две группы. 10 января командующим армией был назначен командарм 2 ранга М. Штерн. Из ее состава выделялась южная группа под коман­дованием М. Ковалева. Это разделение было закреплено 11 февраля созданием еще одного штаба армии. Южная группа преобразовывалась в новую 15-ю армию (командующий командарм 2 ранга Ковалев). Контрольные функции на этом направлении осуществлял командарм 1 ранга Г.И. Кулик, начальник артиллерийского управления и друг Ста­лина с времен гражданской войны. Он был наделен особыми полно­мочиями при решении как кадровых, так и оперативных вопросов ³⁷.

 

Севернее Ладожского озера финны продолжали сковывать окру­женные части Красной Армии, которые с февраля стойко оборонялись в крупном котле у Кителя и в некоторых более мелких котлах. Одновременно финны стремились преградить путь противнику к тем районам, которые они рассчитывали достигнуть по дорогам с востока. На протяжении всей войны наиболее стойко держались в обороне защитники Коллаанйоки. Два финских батальона на начальном этапе войны сдерживали здесь напор двух дивизий. Мужество и стойкость финских войск на участке обороны Коллаа (Коллаанйока) также хорошо известны, как и в Тайпале на Карельском перешейке ³⁸.

 

12 февраля 15-я армия получила приказ наступать по льду на район Импилахти-Сортавала и выйти к рубежу Сортавала-Куокканиеми-Раухалахти. До этого надо было попытаться освободить из окружения 18-ю дивизию и овладеть островами, находящимися западнее Питкяранта и Салми. По-видимому, идея Ставки заключалась в том, чтобы, наступая с тыла на оборонявших кякисалминское направление, облег­чить тем самым прорыв на перешейке ³⁹. Ковалев разработал трехэтапный план наступления, но осуществить его не удалось. Прибывший с перешейка комиссар H.H. Вашугин нашел в 15-й армии много упущений в организации и дисциплине. В результате 25 февраля по приказу Ковалев сдал армию новому командующему ⁴⁰.

 

В первые дни марта 8-я и 15-я армии предприняли большое наступление. Войска 8-й армии (шесть дивизий) при мощной артилле­рийской поддержке медленно продвигались в сторону Коллаа. На флангах ее частям с юга оказывали сопротивление несколько батальо­нов группы Талвела. 10 марта, после более чем недельного боя, передовые узлы укреплений в центре финской оборонительной позиции перешли к Красной Армии. Вечером 12 марта прорыв по направлению железной дороги на юг к Коллаанярви углубился на 1,5 км. Финны готовились к контратаке, но отказались от ее проведения, поскольку получили сообщение о заключении мира. Потери с обеих сторон были огромными. В некоторых финских ротах осталось всего по несколько солдат ⁴¹.

 

В начале марта обстановка в полосе наступления 15-й армии была значительно сложнее, чем в 8-й. Финнам удавалось держать в окру­жении остатки 18-й дивизии и 168-ю дивизию. В распоряжении 15-й армии была только одна линия коммуникаций вдоль побережья Ладожского озера через Лодейное поле, Салми и Питкяранта. Против­ник перерезал ее к северу от Питкяранта. Перед наступлением на Сортавала руководство 15-й армии предприняло попытку разблоки­ровать эту важнейшую магистраль. 1 марта Кулик поддержал план операции по овладению островами, расположенными к западу от Пи­ткяранта. 37-я дивизия должна была захватить о-ва Максимансаари, Петяйясаари, Паймионсаари. Утром 6 марта ее войска после артил­лерийской подготовки начали наступление. И к вечеру заняли все три острова. Им удалось восстановить связь с окруженной 168-й дивизией. После этого на питкярантском направлении финны вынуждены были отступить на несколько километров ⁴².

 

В целом же в результате наступления части Красной Армии северо-восточнее Ладожского озера оказались в трудном положении. В первой половине марта на направлениях Иломантси, Коллаа и Питкяранта три хорошо оснащенные финские дивизии держали в окружении две советские дивизии и остатки одной танковой бригады, сдерживали наступление четырнадцати других стрелковых и двух моторизованных кавалерийских дивизий, двух танковых полков, трех воздушно-десантных бригад и десятки лыжных эскадронов. Проблемы сосредоточения, а еще в большей степени обеспечения не позволили эффективно ис­пользовать эти формирования.

 

С окончанием боев у Суомуссалми и Раате основные силы 9-й финской дивизии сосредоточились на кухмонском направлении. В конце января здесь попали в окружение главные силы 54-й дивизии Красной Армии, но им удалось держать оборону в сложных условиях вплоть до заключения мира. Попытки советского командования установить связь с этой дивизией, используя части лыжников, не удались. Одна из лыж­ных бригад, которой командовал полковник В.Д. Долин, была пол­ностью разгромлена. После потери бригады в начале февраля для оказания помощи окруженным была создана Ребольская оперативная группа ⁴³.

 

На территории Суомуссалми и Кухмо действовала специальная часть численностью до 300 человек, возглавляемая полковником Х.Д. Мамсуровым. Несмотря на большие потери, она все же в какой-то мере нарушила финские тыловые коммуникации южнее Кухмо ⁴⁴.

 

В связи с ослаблением финской обороны на Карельском перешейке возникла необходимость переброски части войск с севера на юг. В конце февраля на салльское направление в район Мяркяярви прибыла на фронт бригада шведских добровольцев из двух батальонов. Коман­дующим Лапландской группой был назначен генерал-лейтенант Э. Лин­дер ⁴⁵. Наступление особого корпуса Красной Армии на этом направ­лении должны были сдерживать 6-9 финских батальонов, а также упомянутая шведская бригада.

 

Начиная с 15-17 марта 9-я советская армия должна была перейти в наступление, нанося главный удар на салльском направлении. По приказу от 26 февраля основная часть ее авиации предназначалась для действий в направлении на Кемиярви. Задача заключалась в том, чтобы нарушить коммуникации между Мяркяярви и Кемиярви и раз­громить Кемиярвинскую группу финнов, а также помочь 54-й дивизии выйти из окружения. 12-13 марта – в последние сутки войны против бригады шведских добровольцев была предпринята разведка боем ⁴⁶.

 

Слухи о намерении Франции и Англии направить в помощь Финлян­дии войска в районы Петсамо, Мурманска или Архангельска вынуж­дали 14-ю армию уделять внимание обороне Кольского полуострова и Петсамо, чтобы не допустить высадку десантов. Одновременно армия готовилась к наступлению на юг. При имевшемся количестве войск можно было рассчитывать только на захват села Наутси, находивше­гося под рукой южнее Петсамо. Наступление началось в конце февра­ля. Наутси было взято 7 марта. Продвинувшись вперед на 165 км, части Красной Армии и на этом направлении перешли к обороне.

 

В конце зимней войны в планах 14-й армии учитывалась также угроза высадки англо-французских войск в норвежском порту Киркенес. Но, вероятно, чтобы не раздражать Норвегию, авиации 14-й армии запрещались полеты вблизи норвежской границы ⁴⁷.

 

Быстрое продвижение Красной Армии во внутренние районы Фин­ляндии по всей линии фронта, простиравшейся от Северного Ледови­того океана до Ладожского озера, заставило финнов начиная с декабря перемещать свои резервы к восточной границе. Там находилось более трети финской армии (40% пехоты и 25% артиллерии).

 

Серьезные успехи, достигнутые на исходе года на этих рубежах, укрепили в финской армии и у населения в целом волю к сопротив­лению. Разгромленные или окруженные пять советских дивизий понесли значительные потери. За весь период войны, по подсчетам "финнов, им досталось в качестве трофеев 40 500 винтовок, 3 900 ручных пуле­метов, 200 автоматов и 900 станковых пулеметов, а также 138 полевых орудий, 125 противотанковых орудий, 131 танк, 9 бронемашин и 329 грузовых автомашин и другая техника. Тяжелую технику, например, танки, конечно, не удавалось сразу же использовать ⁴⁸.

 

Поражение финской армии на перешейке

 

В первой половине марта решающие бои на Карельском перешейке велись на трех главных направлениях: в районе станции Антреа с задачей продвижения в тыл основных сил финских войск, восточнее и севернее Выборга, а также на Выборгском заливе.

 

Командующий Северо-Западным фронтом Тимошенко стремился и далее настойчиво реализовывать свой первоначальный план – разгро­мить финские войска на Карельском перешейке, отрезав им путь к отходу в глубь страны. 29 февраля от приказал 7-й и 13-й армиям, сокрушая промежуточную позицию, полностью прорвать финскую обо­рону и разбить финские войска, оборонявшие перешеек. Общая задача, поставленная фронту, сохранялась прежняя: преследовать противника, сломить его сопротивление на выборгской позиции, овладеть Выборгом и добиться создания плацдарма на западном побережье Выборгского залива. 13-й армии следовало "обеспечить успех на левом фланге в направлении станции Антреа".

 

Вечером 3 марта командующий 7-й армии получил дополнительное указание перебросить следующей ночью резерв главного командования – войска 28-го армейского корпуса через Выборгский залив и попытать­ся создать плацдарм, чтобы затем перерезать магистраль Выборг-Хельсинки. Корпус получил приказ захватить районы Репола, Нисалахти и Вилайоки, а также продолжать наступление на север в направле­нии станции Симола (15 км южнее Лаппеенранта). Здесь корпус должен был получить дополнительные войска, перебрасываемые по льду через Финский залив, поскольку дороги перешейка были перегружены. Ко­мандующему Балтийским флотом надлежало направить в помощь сухо­путным войскам части береговой обороны ⁴⁹.

 

На Выборгском заливе финны попали в критическое положение. У них совершенно не было пехоты для прикрытия западного фланга, а огневые возможности береговой артиллерии оказались ограниченными.

 

Части Красной Армии, продвигавшиеся по льду из Пуллиниеми, высадились 4 марта на западном побережье Выборгского залива в Хярянпяянниеми и Виланиеми. 8 марта им удалось перерезать основ­ную дорогу, ведущую из Выборга в Хельсинки. Продвигаясь через о-ва Суурсаари и Лавансаари к Котка и Виролахти они сковали силы оборонявшихся. Семь батальонов наступало 4 марта также по льду между Ристниеми и Котка ⁵⁰.

 

Шесть дивизий левого фланга 7-й армии (10-й и 28-й стрелковые корпуса) высадились в итоге на почти 40-километровой прибрежной полосе. Наступавшие расширяли плацдарм на запад, север и северо-восток, причем на западе они продвинулись на 12-13 км.

 

Для обороны территории между Хамина и Виланиеми финны сфор­мировали новую группу "Хамина", подчиненную непосредственно главнокомандующему. На побережье собрали все возможные резервы. Плацдарм удалось блокировать. Но положение для них все же остава­лось исключительно опасным. Войска Карельского перешейка могли использовать лишь несколько дорог, которые вели на северо-запад и север в направлении лесисто-болотистой территории Миккелинской губернии. Однако воздушные силы и лыжные части Красной Армии пы­тались воспрепятствовать их использованию, особенно в узкопроходи­мых местах ⁵¹.

 

На правом фланге 7-й армии северо-восточнее Выборга с боями продвигались на северо-запад шесть дивизий и подвижные группы. Они перерезали железную дорогу между Выборгом и станцией Антреа. В результате была нарушена железнодорожная связь с финскими войска­ми на кякисалминском и сортавальском направлениях. Наступление северо-восточнее Выборга, у Тали, 7-9 марта застало оборонявшихся врасплох. Из-за больших потерь моральный дух дивизии, на которую пришелся удар, был поколеблен. Войск, на поддержку которых могла бы надеяться эта дивизия, не было. Защитить тыловые и другие пози­ции также не удалось, Тяжесть поражений заставила финнов решать боевые задачи, не считаясь с тем, что прибывавшие на фронт ополченцы и старые резервисты не имели боевого опыта ⁵². Части 34-го армейского корпуса, наступавшие в центре 7-й армии, вышли к город­ским окраинам Выборга, затем к его предместью и 12 марта овладели частью города.

 

Левый фланг 13-й армии, продвигаясь к Кауниссаари (на Вуоксе) и к Носкуанселькя, а в центральной части фронта в районе станции Пёлляккяля – к Каупинсаари, силами пяти полков форсировал Вуоксу в двух местах, стремясь нанести удар в тыл противника. Финнам приш­лось изыскивать резервы, в частности, на участке Тайпаленйоки. У Яюряпяя и Вуосалми разгорелись ожесточенные бои. Потери насту­павших составили за один день едва ли не 700 человек. 11 марта рус­ские, наконец, форсировали реку у Вуосалми. Положение финнов на открытом, незащищенном северо-восточном берегу Вуоксы было непрочным ⁵³.

 

Боевой дух финской армии с самого начала войны был исключи­тельно высоким, однако все более сказывалась накопившаяся в ходе боев усталость. Со второй половины февраля стала очевидной безна­дежность борьбы, поражение уже представлялось неотвратимым.

 

Протяженность фронта на перешейке до прорыва линии Маннергейма составляла 128 км. Теперь он растянулся до 170 км. Финны несли большие потери, и многие подразделения утратили боеспособность. У оборонявшихся не было больше резервов. Однако финны были обеспо­коены ужесточением советских условий мира. В частности, считали, что Советский Союз опять стремится привязать Финляндию к себе дого­вором о взаимопомощи. Поэтому идея продолжения боевых действий при поддержке западных держав по-прежнему оставалась для них привлекательной.

 

9 марта Маннергейм представил Государственному совету Фин­ляндии обзор обстановки. В нем на основе мнений командующего Арми­ей перешейка и трех командиров армейских корпусов (Эша, Эквиста и Талвела) сообщалось, что положение на фронте неустойчивое и напору Красной Армии войска уже неспособны долго противостоять, хотя обещанная западными державами помощь еще могла бы повлиять на ход войны ⁵⁴.

 

Настроение войск Северо-Западного фронта Красной Армии было иным. Они устали и понесли большие потери, но продвижение вперед ободряло. Для завершения военных действий на финском фронте, сог­ласно данным Шапошникова, имелось 58 дивизий. В последующем предполагалось дополнительно направить на фронт 4 дивизии, а затем еще 10 ⁵⁵. Следовательно, в принципе было принято решение задейство­вать 72 дивизии, т. е. создавалось шестикратное превосходство сил. Во всяком случае военная экспедиция Франции и Англии оказалась бы вынужденной лишь обороняться.

 

К концу войны против Финляндии советская сторона сосредоточила 960 тыс. человек, 11 266 орудий и минометов, 2998 танков и 3253 боевых самолета. Наряду с имевшимися 60 дивизиями она располагала еще тремя воздушно-десантными бригадами, восемью танковыми бри­гадами, десятью танковыми полками, пограничными и запасными пол­ками, а также тыловыми войсками. Всего в этой группировке находи­лось приблизительно около 700 стрелковых батальонов. Против Фин­ляндии действовало 56 полков, или 39% состава военно-воздушных сил Красной Армии ⁵⁶, а также части ВВС Красного Флота.

 

Общая численность финской армии к окончанию войны составляла 340 тыс. человек. На фронте находилось 180 пехотных батальонов, из которых 70 – на восточной границе и ПО – на Карельском перешейке. Имелось 944 полевых орудия, третья часть которых устарела; безоткатных систем и зенитных орудий – 241 ⁵⁷.

 

11 марта советское наступление продолжалось. Маннергейм не разрешал отходить, поскольку это могло ослабить позицию Финляндии на мирных переговорах. Чтобы укрепить позиции СССР, Сталин отдал приказ войскам захватить как можно больше финской территории ⁵⁸.

 

Оборонительные возможности финнов к середине марта могли быть сведены до минимума, если советские войска развернули бы новое крупное наступление на Тайпале, Вуосалми, Тали и на западном побережье Выборгского залива ⁵⁹. Артиллерийские боеприпасы финнов начали иссякать. В конце войны оставался только трехнедельный запас снарядов для 76-мм орудий, а для немногочисленных противотанковых орудий имелся запас почти на четыре месяца59. Большие потери несли наступавшие. В некоторых боях на Выборгском заливе в батальонах Красной Армии оставалось до тридцати боеспособных солдат. Прибыв­шая на фронт в ходе наступления на Выборг 95-я дивизия потеряла за три недели свыше трети своего состава. По-прежнему с трудом шло выдвижение дополнительных войск на передовую линию. На дорогах часто образовывались заторы, для ликвидации которых требовалось время ⁶⁰.

 

Для закрепления успеха войск, форсировавших Выборгский залив, и быстрого захвата ими всей Южной, а частично и Центральной Фин­ляндии, у командующего Северо-Западным фронтом имелся кавалерийский корпус, танковые бригады, а также лыжные батальоны и эскад­роны, которые были сосредоточены в районе Койвисто. 138-я дивизия, действовавшая в качестве резерва 7-й армии, находилась в районе станции Нуораа и к югу от нее. К тому же на перешеек прибыли посланные Ставкой резервные войска ⁶¹.

 

Финское руководство вынуждено было констатировать, что армии угрожает полный разгром, и в ночь на 13 марта в Москве был подписан мирный договор. Военные действия закончились 13 марта в 12.00 (в 11.00 по финскому времени). Естественно, сообщение о мире пришло на восточную границу с запозданием. В глухой отдаленной северной части Коллаа бои продолжались до вечера ⁶².

 

В день подписания мира в Выборге еще велись ожесточенные бои. Наступавшим нужно было выждать одни сутки, чтобы без боев занять Выборг и избежать излишних жертв. Они, однако, находились в неве­дении о мирном договоре и продолжали штурм города еще два часа после подписания мира. Центр города остался все же в руках финнов. По словам командующего 7-й армией Мерецкова, цель последних действий Красной Армии заключалась в демонстрации финнам того, что путь ей в Хельсинки открыт и предотвращена возможная интервенция Англии и Франции ⁶³. Фактически же в их основе лежали престижные соображения Сталина.

 

Потери

 

Советское руководство считало, что потери в войне имели второ­степенное значение – важнейшим итогом считалось достижение главной цели войны, поэтому они часто не соизмерялись с достигнутыми резуль­татами. При подсчете потери оказались слишком большими. Их масш­табы были обусловлены, главным образом, суровыми условиями театра военных действий и стойкостью, проявленной финскими солдатами в оборонительных боях. Во многом причина заключалась также в недо­статках организации ведения боевых действий и безынициативном руководстве ими.

 

В соответствии с утверждением, высказанным Молотовым в марте 1940 г., "у финнов количество убитых достигает не менее 60 тыс., не счи­тая умерших от ран, а количество раненых не менее 250 тыс. человек". Что же касалось Красной Армии, то, по подсчетам Генерального шта­ба, "количество убитых и умерших от ран составляет 48 745 человек, т. е. немного меньше 49 тыс. человек, а количество раненых – 150 863 человека". Получается, что потери, понесенные финнами, были в 1,5 раза больше. Давно подмечена склонность приуменьшать свои потери и преувеличивать их у противника. Молотов сделал именно так ⁶⁴.

 

Согласно данным по Красной Армии, уточненным к началу 1992 г., убитых было 71 214, пропавших без вести – 39 369, а всего безвоз­вратные потери составляли (включая умерших от ран и болезней) 126 875 человек. К этому следует добавить 188 671 раненого, конту­женного и обожженного, 58 370 заболевших, 17 867 обмороженных ⁶⁵.

 

В алфавитной картотеке Российского государственного военного архива, содержащей поименный перечень потерь, числится 131 476 убитых, пропавших без вести и умерших от ран. В этом каталоге указаны те, кто не попал в статистику мая 1940 г., но, по-видимому, даже половина отсутствующих в ней – это умершие от ран. Наиболее серьезные потери понесли 9-я армия на Кайну-Салланской возвышен­ности, 15-я армия на северо-восточном побережье Ладожского озера и 13-я армия в восточной части Карельского перешейка. Красная Армия понесла заметный урон в боевой технике и отчасти в вооружении. По некоторым финским оценкам, потери в авиации достигли 600 самолетов, причем более 50% из-за неисправностей и аварий. Потери финских ВВС составили 62 уничтоженных и 35 поврежденных самолетов ⁶⁶. Согласно некоторым финляндским данным, Красная Армия в ходе зимней войны лишилась большого количества танков – около 2000 машин, хотя, возможно, значительная часть из них была восстановлена ⁶⁷.

 

Потери оборонявшихся финских войск составляли, по официальным данным, 66 400 человек, из них 21 396 – убитых, 1434 пропавших без вести и 43 557 раненых; из русского плена возвратились 847 солдат ⁶⁸. О направленных в госпитали больных данных нет. В целом вооруженные силы Финляндии в ходе войны потеряли 20% своего личного состава. В напряженных боях этот процент был самым большим. Так, в завер­шающих сражениях на перешейке численность фронтовых батальонов равнялась 1/2-1/3 их штатного состава.

 

Об интенсивности боев позволяет судить картина финских потерь по месяцам: декабрь – 13 200, январь – 7700, февраль – 17 200, март -28 900. Половина всех потерь приходится на последние четыре недели войны, около 2/3 – на Армию Перешейка. Хотя потери Красной Армии в зимней войне почти пятикратно превышают потери финской армии, урон от нее был все же наиболее чувствительным для населения Финляндии, потери которого составили 1,8% от его общей численности, тогда как Советского Союза – всего 0,15% ⁶⁹.

 

Военнопленные

 

Обе стороны вели постоянную пропаганду среди войск противника. В местах их расположения распространялось громадное количество листовок. В финских листовках упор делался на прогрессивный харак­тер общественного строя Финляндии, сдавшимся в плен обещалось хорошее обращение, велось запугивание "белой смертью" – финскими морозами, а также тиранией политруков. Они призывали красноармей­цев убивать своих командиров и политработников, сдаваться в плен или возвращаться по домам. "Вам ваш Сталин говорит, что он не хочет и пяди чужой земли, а вас он посылает воевать за чужую землю", -говорилось в листовках. Читать их красноармейцам было строго запре­щено. В финских войсках, напротив, ознакомление с пропагандой про­тивника не запрещалось, поскольку ее сверхзажигательное содержание оказывало на финнов отрицательное воздействие. Советская пропаганда призывала одетых в солдатские шинели финских рабочих и кре­стьян вместе с героической Красной Армией подняться против по­мещиков и капиталистов. Центральный комитет Коммунистической партии Финляндии утверждал, что якобы "сотни тысяч рабочих и крестьян с радостным нетерпением ожидают приближения Красной Армии" ⁷⁰.

 

НКВД поручалось создавать лагеря для финских военнопленных, где предполагалось разместить к февралю 1940 г. около 20 тыс. чело­век. Число финнов, попавших в плен, оказалось, однако, небольшим -1100 человек. К примеру, войска 13-й армии пленили за все время войны на перешейке 18 унтер-офицеров и 51 солдата. Всего же после заключения мира на родину возвратилось 847 финских военнопленных. 20 человек отказались вернуться домой, по-видимому, они сотрудничали с надзирателями ⁷².

 

В финском плену было около 6 тыс. советских солдат, многие из которых оказались там в результате крупных боев в окружении у восточной границы Финляндии. Пребывание в плену продолжалось не­долго, и они чувствовали себя сравнительно неплохо. По данным российских исследований, продовольственное снабжение советских во­еннопленных было весьма скудным (в сравнении с тем рационом, кото­рый имели пленные финны в СССР), наблюдались случаи жестокого обращения с ними, хотя нормы международного права в основном соблюдались ⁷³. Буквально на последнем этапе войны Маннергейм раз­решил прибывшему в Финляндию представителю военной организации Российского эмигрантского союза, бывшему секретарю Сталина Б. Бажанову, выяснить, есть ли желающие среди военнопленных присое­диниться к борьбе против Советского Союза. По-видимому, они были. Около 180 человек (по советским данным, 152) завербовались в "Освободительную армию России". Несколько десятков человек находились уже в пути на фронт. Однако командование финской армии отказалось от их услуг. После войны часть записавшихся в это формирование по разным причинам эмигрировала из Финляндии ⁷⁴.

 

После заключения мирного договора военнопленные красноармей­цы (5572 человека) были возвращены в СССР и отправлены в при­бывших за ними товарных вагонах с закрытыми окнами под усиленной охраной частей НКВД в советские лагеря, предназначавшиеся для "государственных преступников". Один из них, приготовленный для финских солдат (Южский), заполнили вернувшиеся из финского плена. В лагере была учреждена следственная часть из 50 человек, которая выясняла, не сдались ли они в плен добровольно и не сотрудничали ли с противником. Тем, кто оказался в плену по причине ранения или бо­лезни, разрешили вернуться домой. Около 350 человек приговорили к смертной казни. 4354 человека были отправлены в трудовые лагеря на срок от 5 до 8 лет, где их также могла ожидать преждевременная смерть ⁷⁵.

 

1     Manninen О. Stalinin talvisota//Talvisota. Hels., 1989. S. 104.

2     Ibid. S. 104-105; Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat Suomen suunnalla 1939-1941 // Sotahistoriallinen Aikakauskirja. Osa 11. Jyväskylä, 1993. S. 60.

3     Manninen O. Dolinin hiihtoprikaati // Sotilasaikakauslehti. 1995. № 2. S. 60.

4     Ibidem.

5     Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat. S. 105; История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1974. С. 155.

6     Manninen О. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat. S. 105.

7     Российский государственный военный архив. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 62. Л. 169, 171 (Далее: РГВА).

8     Manninen О. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat. S. 106.

9     РГВА. Опись архивных документов Генерального штаба. 1940.

10   Manninen О. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat. S. 133-162.

11   Российский центр хранения и использования документов новейшей истории. Ф. ЦК КПСС, 1939-1946. Д. 132. Приказ Ставки 17.1.1940. (Далее: РЦХИДНИ); РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 2. Л. 90. Приказ Ставки 8.2.1940.

12   РГВА. Ф. 34980. Оп. 1. Д. 126. Л. 11; Оп. 14. Д. 46. Л. 36.

13   Järvinen Y.A. Suomalainen ja venäläinen taktiikka talvisodassa. Porvoo; Hels., 1948. S. 143-146.

14   РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1380. Л. 223.

15   Talvisodan historia. Osa 4. Porvoo etc., 1978. S. 164-170, 297.

16   РГВА. Ф. 34980. On. 1. Д. 39. Л. 37-68.

17   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Osa 7. Espo, 1987. S. 311.

18   РГВА. Ф. 34980, On. 14. Д. 46. Л. 43^t5.

19   Там же. On. 1. Д. 10. Л. 106-109; On. 10. Д. 7. Л. 2; On. 14. Д. 46. Л. 45, 48, 49; История Ордена Ленина Ленинградского военного округа. С. 160.

20   История Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941-1945. М., 1963. Т. 1. С. 268; Manninen О. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 311.

21   История Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941-1945. Т. 1. С. 269; Järvinen Y.A Op. cit. S. 100; Manninen О. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 311.

22   РГВА. Ф. 34980. On. 14. Д. 46. Л. 51-52.

23   Архив Штаба Ленинградского военного округа. Ф. 7043. Оп. 1. Д. 2. Л. 44 (Далее: АШЛВО); Manninen О. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 311.

24   АШЛВО. Ф. 7043. On. 1. Д. 2. Л. 46.

25   РГВА. Ф. 34980. Оп. 14. Д. 46. Л. 54-55; Manninen О. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 311,313.

26   РГВА. Ф. 34980. On. 1. Д. 69.

27   АШЛВО. Ф. 7043. Оп. 1. Д. 2. Л. 48; Järvinen Y.A. Op. cit. S. 180; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 313.

28   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 314.

29   История второй мировой войны, 1939-1945. М., 1974. Т. 3. С. 364; Järvinen Y.A. Op. cit. S. 183.

30   Vuorenmaa A. Ensimmäinen sotakuukausi // Kansakunta sodassa. Osa 1. Hels., 1989. S. 189.

31   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 314.

32   Sota-arkisto. T. 20170/3.

33   РГВА. Ф. 34980. On. 14. Д. 46. Л. 58-59.

34   Järvinen Y.A. Op. cit. S. 182-183; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 314.

35   РГВА. Ф. 34980. On. 1. Д. 54. Л. 149-152; On. 14. Д. 46. Л. 59-62; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 315.

36   РЦХИДНИ. Ф. ЦК КПСС, 1939-1946. Д. 132. Приказ Ставки 22.2.1940.

37   Manninen О. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat. S. 133-161.

38   Manninen О. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 312.

39   Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat. S. 108.

40   Ibid.

41   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 316.

42   РГВА. Ф. 34980. On. 14. Д. 46. Л. 76; On. 8. Д. 31. Л. 1-2.

43   Там же. Оп. 5. Д. 2. Л. 2-6; Д. 292. Л. 186-192; Д. 789. Л. 3-4.

44   РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 265. Д. 77. Л. 119-126.

45   Manninen О. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat. S. 108-109.

46   Ibidem.

47   Ibid. S. 109.

48   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 313.

49   АШЛВО. Ф. 7043. On. 1. Д. 2. Л. 56-62.

50   Советско-финляндская война на море. М., 1946. Т. 2. С. 24-25.

51   Manninen О. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 316.

52   АШЛВО. Ф. 7043. On. 1. Д. 2. Л. 62; Manninen О. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 316.

53   История Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941-1945. Т. 1. С. 270.

54   РГВА. Ф. 34980. Оп. 3. Д. 40. Л. 11-13.

55   РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 265. Д. 76. Л. 158-159.
56   Semirjaga М. Talvisota. М, 1990. S. 24.

57   Talvisodan historia. Osa 4. S. 302-307.

58   Manninen О. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 316.

59   Talvisodan historia. Osa 4. S. 302-307.

60   Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 316.

61   РГВА. Ф. 349807. On. 10. Д. 1400. Л. 167.

62   Manninen О. Kolla kesti kuitenkin // Sotilasaikakauslehti. 1990. № 4. S. 59.

63   Manninen O. Molotovin cocktail – Hitlerin sateenvarjo // Toisen maailmansodan historian uudelleen kirjotusta. Hels., 1994. S. 29.

64   РГВА. Ф. 34980. On. 14. Д. 46. Л. 81; Ф. 40442. On. 1. Д. 1875. Л. 117-118; Ф. 31983. Оп. 3. Д. 165. Л. 261.

65   Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: Стат. исследование. М., 1993. С. 125.

66   Vuorenmaa A. Op. cit. S. 192.

67   Ibidem.

68   Talvisodan historia. Osa S. 186.

69   Ibidem; Järvinen Y.A. Op. cit. S. 177.
70   Järvinen Y.A. Op. cit. S. 150, 159.

71   Vuorenmaa A. Op. cit. S. 191.

72   АВП РФ. Ф. 06. On. 2. Д. 33,5. Л. 10-14.

73   Галицкий В.П. Финские военнопленные в лагерях НКВД. М., 1977. С. 145.

74   Manninen О. Molotovin cocktail – Hitlerin sateenvarjo. S. 260-262.

75   Центр хранения историко-документальных коллекций. Ф. 1п, Зп;РГВА. Ф. 40442. Оп. 1. Д. 1875. Л. 117, 339; Manninen О. Molotovin cocktail – Hitlerin sateenvarjo. S. 265-266.

 

 

ОТ ВОЙНЫ К МИРУ

 

Трудный выбор

 

© О. Вехвиляйнен, В.Н. Барышников

 

В февраля 1940 г. характер войны между Финляндией и Советским Союзом существенно изменился. Решение Высшего военного совета за­падных держав от 5 февраля послать в Скандинавию войска под пред­логом помощи Финляндии превратило ожесточенную войну, которую вели две армии в заснеженных северных лесах, в международную проб­лему первостепенной важности. Как отмечалось ранее, подлинные цели Франции и Великобритании состояли в том, чтобы подорвать немецкую военную экономику, лишив ее шведской железной руды, создать на севере новый фронт против Германии. Последняя, естественно, не могла оставить это без внимания. С конца января, стремясь упредить запад­ные государства, она приступила к подготовке захвата Скандинавии.

 

Слабые в военном отношении Швеция и Норвегия оказались в затруднительном положении. На востоке они опасались поражения Финляндии, что привело бы советские войска к их границам, в то время как вмешательство Запада грозило вовлечением в мировую войну. Во избежание этого Швеция пыталась сделать все от нее зависящее, чтобы война между Финляндией и Советским Союзом не вышла за рамки столкновения двух государств, решительно выступала против использования своей территории для переброски войск в Финляндию и настоятельно рекомендовала финскому руководству заключить мир на советских условиях. И советское и финское правительства оказались перед лицом далеко идущих решений.

 

Наступление Красной Армии на Карельском перешейке привело к успеху, который Москва намеревалась использовать для того, чтобы заключить мир на условиях своего диктата. Перед финским прави­тельством стояла дилемма: принять ли помощь Запада, связанную с риском вовлечения Финляндии и остальных скандинавских стран в мировую войну, или смириться с тяжелыми условиями мира. Ослаб­ление обороны в западной части перешейка, усталость войск и недо­статок резервов не оставляли выбора. Несмотря на это, он оказался трудным.

 

Западные государства предлагают помощь

 

Детали плана интервенции стали известны финнам 22 февраля, когда английский генерал К. Линг изложил их Маннергейму в его Став­ке в Миккели. Экспедиционные силы в составе 3 или 3,5 дивизий должны были прибыть в конце марта, следуя транзитом через Норвегию и Швецию, и использоваться только на северном участке финского фронта. Требовалось, чтобы Финляндия еще раз обратилась к Швеции с просьбой о военной помощи, а также о предоставлении права на пропуск войск через свою территорию. Обоснованием этой просьбы служила 16-я статья Устава Лиги наций. На вопрос Маннергейма, как будут действовать западные государства в случае отказа Швеции, Линг не смог дать ответа. Это вызвало недоверие маршала ко всему плану. Вальден, возвратившись из Ставки в Хельсинки, передал утром 23 февраля Рюти, Таннеру и Ниукканену содержание переговоров. При этом выяснилось, что точки зрения Таннера и Ниукканена оставались совершенно противоположными. Рюти избегал четко определить свою позицию. Предлагаемая Западом помощь, считал Таннер, слишком не­значительна, и к тому же он сомневался, что она действительно будет оказана. Западные державы, отметил Таннер, имеют обыкновение за­паздывать со своими операциями, и может случиться так, что до при­бытия их войск вся Южная Финляндия окажется в руках противника. Ниукканен выступал за то, чтобы немедленно заручиться помощью западных держав. ¹

 

22 февраля в Хельсинки поступила информацию о выдвинутых В.М. Молотовым условиях, принятие которых Финляндией могло стать основой для ведения мирных переговоров. Тем временем с фронта вновь пришли плохие вести. Маннергейм по телефону сообщил Рюти, что войска, возможно, уже не смогут удерживать позиции на Карельском перешейке ².

 

Вечером состоялось заседание правительственной комиссии по иностранным делам. Таннер сообщил о советских требованиях, которые должны были быть приняты до начала переговоров: передача Ханко, Карельского перешейка и Выборга, северо-восточного побережья Ла­доги и Сортавалы; Финляндия заключает с СССР оборонительный союз. Таннер, как и прежде, считал, что обещанная Западом помощь не столь велика и неясно, каким образом она поступит в Финляндию. Тем не менее после того, как стали известны выдвинутые Молотовым условия, он засомневался в правильности своей позиции. "Следует собрать больше информации, прежде чем принять любое решение", -сказал Таннер. Теперь необходимо было официально выяснить позицию Швеции, а также точный размер помощи, обещанной западными государствами. Советские условия ошеломили министров. Паасикиви назвал их "ужасающими", ведущими к расчленению Финляндии. Он , считал, что надо подумать и повременить с принятием решения. Вальден на это ответил, что войска устали и не выстоят, если война будет продолжаться, помощь же западных держав слишком мала, чтобы выиграть войну. Ниукканен, однако, продолжал настаивать на том, что войска способны держать оборону и помощь со стороны западных держав имела бы для них большое значение. Возможно, говорил он, что она будет оказана после окончания войны в Европе, согласие же теперь на предложения Молотова означало бы полное подчинение Финляндии Советскому Союзу. В конце концов участники заседания сошлись на том, чтобы до принятия какого-либо решения запросить Швецию, предоставит ли она свою территорию для транзита войск западных держав, и уточнить, насколько реальна обещанная помощь. Было также решено не посвящать западные державы в ход советско-финляндских мирных переговоров. ³

 

Министр иностранных дел Швеции Гюнтер получил запрос фин­ского правительства перед тем, как собрался отбыть в Копенгаген на встречу с министрами иностранных дел скандинавских стран, на кото­рую Финляндия не была приглашена. Гюнтер отложил свой отъезд на один день и подготовил одобренный всеми членами правительства ответ финскому правительству. В нем заявлялось, что Швеция пре­доставит Финляндии всяческую, какую только возможно, мате­риальную помощь, а также попытается увеличить число добровольцев. Но вместе с тем говорилось, что в сложившейся ситуации Швеция не может направить в Финляндию свои войска или разрешить воюющим державам начать переброску войск через свою территорию. До того, как ответ был отправлен в Хельсинки, его содержание обсуждалось в парламентской комиссии по иностранным делам. Лишь один из ее членов – бывший министр иностранных дел Р. Сандлер, поборник идеи сотрудничества северных стран, не поддержал его. Он считал, что Швеция должна была заявить о своем согласии вести переговоры с Финляндией о военной помощи, которую она запросила ⁴.

 

Рассмотрение советских условий

 

25 февраля проект мирного договора был доведен до всех членов финского правительства. До этого Рюти и Таннер успели встретиться с английским посланником в Хельсинки Д. Верекером и генералом Лингом, которые сообщили, что Англия и Франция планируют на­править в Финляндию от 20 до 24 тыс. человек, хорошо вооруженных и обученных для ведения боев зимой. Финскому правительству до 5 марта необходимо официально обратиться за помощью к западным державам. Через месяц экспедиционные войска должны были занять северный участок фронта, вероятно, в районе Куусамо, и одновременно обеспечить противовоздушную оборону Северной Финляндии. Вопрос о том, можно ли будет путем дипломатического давления склонить Шве­цию и Норвегию к согласию пропустить войска через свою терри­торию, оставался открытым.

 

Таннер также рассказал членам правительства о переговорах, которые он вел в Стокгольме. Он охарактеризовал шведский ответ как "неопределенный" и выразил сомнение в том, что Швеция готова оказать военную помощь. Вместе с тем Таннер допускал, что все же удастся уговорить скандинавские страны на транзит войск. Он при­знавал, что помощь западных стран может вовлечь Финляндию в миро­вую войну. При этом помощь могла оказаться незначительной или придти слишком поздно. Генерал Вальден поддержал Таннера. Указывая на истощенность войск и сокращение резервов, он призвал заключить мир. Таннер стремился направить дискуссию в такое русло, чтобы убедить министров в необходимости принять условия мира. Его поддержали Паасикиви и министр финансов социал-демократ М. Пеккала. Оба они, конечно, надеялись, что в ходе переговоров о мире можно будет кое в чем смягчить советские требования. Паасикиви опасался, что позднее СССР ужесточит свою позицию. Пеккала напомнил о судьбе Польши. Аграрий Койвисто и беспартийный ми­нистр Р. Фиандт также считал необходимым принять тяжелые условия мира.

 

Во время отсутствия Ниукканена его единомышленник министр-аграрий Ханнула высказался против принятия советских условий и настаивал на продолжении войны с помощью западных держав. Его точку зрения разделяли аграрий Хейккинен, министры от шведской пар­тии Седерхьельм и фон Борн, социал-демократ Саловаара. Социал-демократ К. Фагерхольм на заседании не выступал, но на следующий день в письме Таннеру сообщил, что склонен поддержать тех, кто хо­тел бы получить помощь от западных держав. Ханнула обосновывал свою позицию тем, что принятие советских условий превратило бы Финляндию в протекторат России. Таннер и Пеккала опровергли этот аргумент. Финляндия, заявил Таннер, не может потерять независимость лишь из-за уступки части свой территории, отметив, что линия ее границы неоднократно изменялась в течение столетия. Вместе с тем он считал, что правительство ни при каких обстоятельствах не должно со­глашаться на заключение с СССР договора о взаимопомощи, который привязал бы финнов к России и в будущем мог втянуть в войну с Германией. В этом вопросе Рюти разделял его точку зрения. Оценка премьер-министром "дружбы" между Германией и Советским Союзом как краткосрочного явления весьма интересна в свете последующего развития событий.

 

Таким образом, в правительстве произошел раскол в важнейшем вопросе: могут ли советские условия стать базисом для мирных пере­говоров или следует продолжить войну при поддержке западных дер­жав. Каких-либо решений принято не было. Ни один министр не скло­нялся к безоговорочному согласию на предъявленные СССР условия. У Паасикиви и Рюти сложилось впечатление, что Сталин был ближе к пониманию финской позиции, чем Молотов и военное руководство. У них возникла мысль выйти напрямую на контакт со Сталиным через Коллонтай. Таннер решил снова отправиться в Стокгольм. Рюти пору­чил ему также еще раз оказать давление на шведское правительство и заявить, что Финляндия будет вынуждена принять помощь западных держав, если не получит поддержки со стороны Швеции ⁵. В личной беседе со шведским посланником он говорил, что Финляндия попала в такую ситуацию, когда она готова принять любую помощь от кого угодно ⁶.

 

Переговоры в Стокгольме и Москве

 

Третий визит Таннера в Стокгольм 27 февраля не оправдал на­дежд. В частной беседе премьер-министр Ханссон еще раз объяснил Таннеру, что официальное участие Швеции в войне или посылка ее регулярных войск в Финляндию не подлежит обсуждению. Согласно наставлению Рюти, Таннер тогда заявил, что в этом случае придется прибегнуть к помощи западных держав. Ханссон оставался непреклон­ным. Транзит войск не допустим, хотя можно сделать исключение для небольших и невооруженных групп. Если же войска попытаются без согласия Швеции пройти через ее территорию, то ей придется вступить в войну против Финляндии на стороне Советского Союза. Ханссон доверительно советовал финскому правительству заключить мир даже на тяжелых условиях, так как альтернативой этому будет разгром Финляндии. На встрече старых друзей и единомышленников возникла напряженная атмосфера. Таннер обвинил Ханссона в том, что отказ Швеции в помощи Финляндии позволил советскому правительству включить в условия мирных переговоров требования о передаче Вы­борга и Сортавалы. Он выразил недовольство тем, что Финляндию не пригласили на конференцию министров иностранных дел скандинавских стран в Копенгагене. Наконец, Таннер поинтересовался, готова ли Швеция подписать оборонительный пакт с Финляндией после этой войны. Финны, сказал он, боятся выдвижения Советским Союзом до­полнительных требований после подписания мирного договора и развя­зывания новой войны. Ханссон обещал дать ответ после консультации с правительством. Таннер заручился лишь обещанием шведской эконо­мической помощи в восстановлении хозяйства Финляндии после войны ⁷.

 

В Москве задержка ответа начала вызывать раздражение. Коллонтай также была озабочена. Из дневника полпреда можно заключить, что это представлялось не чем иным, как маневрированием финнов. Они жаловались шведам на жесткость условий, ссылались на их "неясность" и выражали сомнение в их окончательности. Таннер и Рюти, отмечала она, лишь лавировали и изворачивались ⁸. 24 февраля Коллонтай посетила министерство иностранных дел Швеции и обратила внимание секретаря кабинета министров Э. Бохемана, насколько важ­но, чтобы финны теперь одобрили предложения. Они были минималь­ными и их принятие стало бы предпосылкой для начала переговоров ⁹.

 

То же самое Коллонтай подтвердила 27 февраля во время конфи­денциальной встречи с Таннером, происходившей в одной из сток­гольмских частных квартир. Полпред настойчиво призывала финнов к скорейшему заключению мира и разъясняла, что советские предложе­ния отражают существо требований, а о конкретных условиях можно договариваться. Таннер на это отвечал, что рассчитывает на возмож­ность внесения в советские условия определенных изменений. Коллон­тай характеризовала эти условия как сдержанные. Проявляя нервоз­ность, Таннер эмоционально говорил об историческом значении Вы­борга для финского народа, который никогда не простит тем, кто уступит его древние укрепления. Коллонтай на это заметила, что если ус­ловия не будут приняты, война продолжится и Финляндия все равно по­теряет Выборг. "Вопрос ведь идет о более важном: о вашем суверенитете. Москва на него не посягает, но кто знает, чем кончится миро­вая война?" Примечательно утверждение Коллонтай, что условия мира были бы более легкие, если бы Финляндия ранее склонилась к миру ¹⁰.

 

В Москве вместе с тем внимательно следили за планами западных держав в отношении Финляндии. Коллонтай телеграфировала в Моск­ву, что, по имеющимся у нее данным, англичане очень встревожены начавшимся процессом мирного урегулирования и стремятся "продлить боевые действия в Финляндии", чтобы использовать ее "в качестве своего плацдарма" ¹¹. Л.П. Берия в свою очередь сообщал в наркомат обороны СССР полученные им агентурные данные из Парижа. Со­гласно им, 27 февраля французские власти запретили публикацию све­дений о посылке войск в Финляндию, о столкновении у Петсамо с советскими кораблями, о движении французских военных кораблей в направлении Нарвика, Мурманска и Петсамо ¹². При всем этом в Моск­ве учитывали и те сложности, с которыми могли столкнуться пра­вительства Англии и Франции в случае принятия окончательного ре­шения направить экспедиционные войска в Финляндию. В обеих стра­нах этому оказывалось явное противодействие. Советские разведывательные органы сообщали, что Ллойд Джордж, говоря о возможности возникновения войны с СССР, заявил: "Было бы очень нежелательно, если бы неосторожно идя по дорогам, покрытым снегом, Великобри­тания в результате соскользнула бы к войне с Россией"¹³. Ханссон сообщил Коллонтай, что Таннер наивно верит обещаниям западных стран о помощи. Они сами боятся Гитлера и эффективной помощи финнам не окажут ¹⁴.

 

Таннер просил Коллонтай сообщить в Москву, что Финляндии по­требуется несколько дней, чтобы дать ответ. Молотов телеграфировал Коллонтай, что из-за задержки с ответом требования Советского Сою­за следует наращивать. 28 февраля полпред сообщила Гюнтеру для передачи в Хельсинки, что Финляндии следует дать ответ в течение двух дней ¹⁵.

 

Для давления на финское правительство вновь напомнили о су­ществовании Куусинена. Председатель Верховного Совета СССР М.И. Калинин, принимая нового посла Швеции В. Ассарссона, резко осуждал Таннера и Маннергейма. Последний представлялся в качестве грезившего возвращением в России царской власти. Предпосылкой к заключению мира с Финляндией выдвигалось вхождение Куусинена в состав правительства и отставка Таннера. Дело представлялось таким образом, что Куусинен вовсе не являлся коммунистом, а был лишь "истинным демократом". Ассарссон писал по поводу состоявшейся бе­седы, что за этим скрывалось желание установить в Финляндии боль­шевистскую власть. ¹⁶ Ф. Шуленбург и Л. Штейнгардт допускали так­же, что Сталин считал вполне правомерным потребовать включения Куусинена в финляндское правительство ¹⁷. Гюнтер в беседе с Коллонтай обратил внимание на имевшие место слухи о том, что Советский Союз намерен вмешаться в формирование правительства Финляндии. Молотов дал указание Коллонтай заявить Гюнтеру, что эти слухи ложные ¹⁸.

 

Шуленбург в своей беседе с Ассарссоном, естественно, проводил официальную линию Германии, согласно которой финны сами повинны в своих трудностях. Финская делегация, и в особенности Таннер, во время московских переговоров явно не учитывала психологии русских. Для них столетиями существовала необходимость защиты Петербурга-Ленинграда, и они становились непреклонными, когда городу грозила опасность. Перспектива для Финляндии оказаться под властью России, сказал посол, не в интересах Германии. Но вести на эту тему разговор с Молотовым ему запрещалось. ¹⁹ Штейнгардт, со своей стороны, сказал Ассарссону, что президент Ф. Рузвельт поручил ему "как можно скорее" добиться окончания войны между Финляндией и Советским Союзом. Штейнгардт решил переговорить с Молотовым, пригласив его на завтрак 28 февраля. Народный комиссар уклонился от приглашения и дал понять, что Красная Армия намерена продолжать наступление и Москва не нуждается во вмешательстве Соединенных Штатов в дела между СССР и Финляндией.

 

На пути к развязке

 

К заседанию финляндского правительства 28 февраля ситуация во многом прояснилась. Позиция Швеции по вопросу о помощи Финляндии оставалась неизменной. Для дальнейшей обороны промежуточной пози­ции на перешейке, продолжавшейся десять дней, уже не было сил. Ее изможденные защитники вынуждены были отойти на совершенно не подготовленные рубежи к югу от Выборга. Посол Верекер в то утро сказал Таннеру, что численность войск западных держав, предназна­чаемых для оказания помощи, составит лишь 12-15 тыс. человек. Да и они прибудут только во второй половине апреля. Посол также не смог дать ответа на вопрос о том, смогут ли союзники гарантировать неза­висимость Финляндии и неизменность ее теперешних границ на после­военной мирной конференции ²¹.

 

С этого времени Таннер занял довольно твердую позицию в пра­вительстве. Финляндию оставили в одиночестве, заявил он. Отношение к ней Швеции стало решающим фактором, поскольку помощи от западных держав не будет. Условия надо принимать. "Отрезав от себя одну часть, мы можем спасти страну". Во всяком случае Финляндия достигла того, что Советский Союз отказался от услуг правительства Куусинена. Только что вернувшийся из Берлина Кивимяки поддержал Таннера. В Германии посоветовали достигнуть мира на любых условиях и подождать окончания мировой войны, когда можно будет получить компенсацию, независимо от того, кто победит. Рюти также высказался в пользу заключения мира, отметив, что даже совместной помощи Швеции и западных держав недостаточно для того, чтобы изменить ситуацию на Карельском перешейке в пользу Финляндии. Ниукканен и еще более непреклонный Ханнула продолжали отвергать мирные условия, но остальные министры начали колебаться. Аграрий Хейккинен уже изменил свое мнение в пользу достижения мира. Многие министры, как и президент Каллио, хотели, тем не менее, прежде, чем принять решение, выслушать Маннергейма. Таннер возражал против этого, потому что позиция маршала была известна. Все же пришли к заключению о встрече премьер-министра Рюти, министров фон Борна, Фагерхольма, Хейккинена и Седерхьельма в Миккели с главно­командующим. Поехали те министры, которые были готовы изменить свою позицию или колебались ²².

 

Пять министров, которые отправились ночным поездом в Миккели, надеялись узнать у главнокомандующего о положении на фронте и его мнение о дальнейших шагах в сложившейся ситуации. Правительство считало, что понадобится авторитет маршала для разъяснения необходимости подчинения жестким условиям мира всему народу, который до этого слышал по радио и читал в газетах о тяжелых потерях врага, о победах в оборонительных боях и об обещаниях зарубежной помощи. Как убеждал Таннера Фагерхольм, главнокомандующий должен был взять на себя ответственность в вопросе о мире. Маршал охарак­теризовал обстановку как исключительно тревожную. Прямо же вы­сказаться о том, следует ли принимать выдвинутые условия, он не захотел. Когда Фагерхольм задал этого вопрос, последовал краткий ответ: "Я доложил о военной обстановке. Дело господ, а не мое, принимать политические решения". В частной беседе с премьер-ми­нистром Маннергейм все же посоветовал согласиться с условиями мира, поскольку в одиночку невозможно продолжать борьбу. ²³

 

После посещения Ставки колебавшиеся, прежде всего фон Борн, Седерхьельм и Фагерхольм, пришли к твердому убеждению о неиз­бежности переговоров на предъявленных условиях. Только Ханнула твердо стоял на позиции отказа. Ниукканен сомневался. Он соглашался на переговоры при условии, что граница будет проходить южнее Вы­борга и восточнее Янисярви. Учитывая моральное состояние войск, Маннергейм рекомендовал не посвящать парламентские фракции в обсуждения, держать их в секрете. Но правительство не считало воз­можным начать переговоры, не заручившись поддержкой парламент­ского большинства. 29 февраля Таннер дважды докладывал о сложив­шейся ситуации комиссии парламента по иностранным делам. В результате его энергичного выступления комиссия, за исключением де­путата. У. Кекконена, решила оказать поддержку усилиям, направлен­ным на достижение мира. Вечером того же дня мирные условия были доведены до парламентских фракций. В социал-демократической фрак­ции Таннер получил почти единодушно поддержку. Среди депутатов-аграриев, напротив, развернулась дискуссия, которую возглавили Хан­нула и Кекконен. В конце концов и среди них только трое продолжали выступать против переговоров. Правительство теперь знало, что боль­шинство парламента стояло за мирные переговоры ²⁴.

 

Ответ финского правительства Москве был готов к полуночи 29 февраля. За основу переговоров принимались условия советского правительства. Вместе с тем отмечалось, что они нуждаются в уточнении. Ответ пытались составить таким образом, чтобы он не выглядел как отказ, но одновременно не исключал возможность внести изменения в условия мира в ходе переговоров. Местом их проведения предлагалась Москва. Надеялись на участие в них Сталина, который мог проявить большую снисходительность к Финляндии, чем другие советские руководители, уступки во всяком случае зависели от него. ²⁵ Текст финского ответа передали по телеграфу в Стокгольм Эркко, но не разрешили его вручать до получения специальных инструкций.

 

Тем временем в правительстве ситуация оценивалась как тра­гическая. Правительство готовилось уступить обширные территории, которые столетиями являлись частью Финляндии, где проживали сотни тысяч финнов. Советские войска завоевали к тому времени только долю тех территорий, на которые претендовала теперь Москва. Сорта-вала, Кякисалми по-прежнему были в руках финнов, и флаг воору­женных сил Финляндии все еще развивался над башней Выборгского замка. Широкая общественность не знала, в каком состоянии была ар­мия, и условия мира будут для нее глубоким потрясением. Вызывало тревогу также и другое. Что произойдет после заключения мира? Новая граница пройдет много западнее и станет более протяженной – сможет ли Финляндия защитить ее, если Советский Союз вновь со­вершит нападение? Предложение оборонительного договора с Шве­цией, естественно, получило поддержку и означало своего рода швед­скую гарантию новых границ. Но многим трудно было смириться с мыслью, что отдаваемое теперь под давлением утрачивается навсегда. Ю. Седерхьельм описал следующим образом настроения пяти ми­нистров во время поездки в Миккели 28 февраля: "Многое было высказано в пути. Существовало единое мнение, что, ощутив первый испуг, Швеция вынуждена будет после подписания мирного договора пойти на заключение оборонительного союза... Были единодушны в том, что мирный договор следует считать перемирием, а утраченные территории не рассматривать как потерянные и народ нужно держать в готовности их отвоевать. При первой же возможности". ²⁶

 

Шаг назад

 

Решение, принятое 5 февраля Высшим военным советом западных держав, предусматривало, что 100 тыс. английских и французских войск должны быть направлены в Скандинавию в середине апреля. Большая часть этих сил предназначалась для оккупации железорудных районов Швеции и побережья Норвегии, к тому же требовалось обеспечить защиту Южной Швеции в связи с опасностью принятия Германией контрмер. В частях, направляющихся для помощи Финляндии, должно было быть не более 15 тыс. человек (без тяжелого оружия). Такое ограничение, очевидно, вызывалось слабой пропускной способностью железных дорог на севере Скандинавии. Наибольший энтузиазм в про­ведении операции проявляла Франция, которая все время спешила с осуществлением предусмотренного плана. У премьер-министра Э. Даладье были для этого и внутриполитические мотивы. Выступая защит­ником Финляндии, премьер-министр стремился укрепить свои позиции против яростных нападок правых. По существу его политическое будущее зависело от предоставления помощи Финляндии. В Лондоне более отчетливо сознавали риск интервенции и к тому же не хотели окончательно сжигать мосты в отношениях с Советским Союзом. Поэтому английское правительство действовало более осторожно. Расчеты строились на том, что в Лулео следовало оказаться до появления немцев. Существовала опасность, что они могли оказаться там сразу после освобождения Ботнического залива от ледяного покрова, что происходило обычно в середине апреля. С учетом этих обстоятельств экспедиционные войска и их снаряжение должны были отправиться на десантных судах из британских портов 12-15 марта.

 

Впоследствии намеченную акцию расценили как плохо подго­товленную. Прежде всего руководство экспедиционных войск и осна­щенность их оружием не были на должном уровне. Отсутствовали авиационная поддержка и противовоздушная оборона. Фактор внезап­ности оказался утраченным, когда французское правительство по внутриполитическим причинам допустило утечку сведений об этой операции. Кроме того, интервенция требовала дипломатической подго­товки. Ей должно было предшествовать официальное обращение Финляндии с просьбой о предоставлении помощи, так же как и получение согласия Норвегии и Швеции. Иначе даже при пассивном сопротивлении норвежцев и шведов (к примеру, вывод из строя железнодорожного оборудования или отключение электроэнергии) вся акция подвергалась серьезной опасности. Ожидалось, что Финляндия 5 марта направит западным державам обращение с просьбой о помощи ²⁷.

 

Вся большая стратегия англо-французской коалиции зимой 1940 г. основывалась на том, что Финляндия будет продолжать сопротивление. Без этого, как отмечает профессор Ю. Невакиви, у них не было никаких оправдательных причин для интервенции. Поражение Фин­ляндии или заключение ею мира означало для западных стран потерю уникальной возможности открыть фронт на Севере, чтобы нанести удар Германии ²⁸. Для проведения скандинавской операции им необхо­димо было получить просьбу Финляндии о помощи, и генерал Линг решил посвятить Маннергейма в намечаемые союзниками планы ²⁹.

 

С точки зрения Финляндии помощь Запада являлась в перспективе альтернативой в случае, если переговоры не приведут к достижению результата или условия мира окажутся слишком тяжелыми. У финских руководителей не было какого-либо особого повода отвергать планы союзников. Беседуя с Маннергеймом 21 и 22 февраля, Линг вынес впечатление, что финский главнокомандующий в принципе одобрял их. Аналогичное мнение у Линга и нового английского посла в Хельсинки Верекера сложилось при встрече с Рюти и Таннером 24 и 25 февраля ³⁰.

 

Начальник политического отдела министерства иностранных дел А. Пакаслахти отмечал, что Таннера склоняли к этому довольно влия­тельные круги. Во время пребывания Таннера в Стокгольме Пакаслахти прямо побуждал к этому Рюти, который в большей степени был сторонником тактики маневрирования, полагаясь на обещания союз­ников, чем министр иностранных дел. Финский посланник в Париже Холма, следуя указаниям Рюти, обратился прямо к Даладье с выражением надежды, что предоставление обещанной помощи будет ускорено. В ночь на 1 марта Холма сообщил в Хельсинки, что экспе­диционные войска численностью 50 тыс. человек, согласно обещанию Даладье, прибудут в Финляндию к концу марта. Англия и Франция окажут давление на Швецию и Норвегию, чтобы они дали разрешение на их транзит через свои границы. В то же время из Лондона поступила телеграмма посланника Грипенберга, содержавшая предупреждения о том, что союзники прекратят помогать Финляндии, если она будет продолжать переговоры о мире. Это сделало бы невозможным дальнейшее сопротивление Финляндии ³¹. В ту же ночь Таннер дал указание Пакаслахти сообщить Эркко, чтобы финляндский ответ Со­ветскому Союзу, одобренный накануне вечером, не передавался адресату до особых указаний ³².

 

Обещания Даладье на мгновение пробудили у финнов надежду. Их ужасало, что страна останется без помощи западных держав. Фран­цузский посланник Магню предупредил Таннера, что если Финляндия приступит к переговорам о мире, это будет рассматриваться как ее окончательный переход на сторону Германии. Когда 1 марта пра­вительство собралось в 11 час, за час до установленного советским правительством предельного срока получения ответа, Таннер предложил попытаться выиграть время и достигнуть ясности относительно помощи западных держав. Судя по памятным запискам, сделанным секретарем премьер-министра А. Тудеером, надежда на продолжение борьбы вместе с союзниками обрадовала в тот момент министра иностранных дел: "Если бы западные государства смогли реализовать свои планы, то весь Север включился в войну и здесь возник единый фронт. Это могло привести Германию к поражению". Не исключено, что Турция выступила бы против Германии, и тогда война быстро бы закончилась. Но никто из правительства не выступил против отсрочки исполнения решений, принятых накануне вечером. Пришли к выводу о необходимости запросить у советского правительства более точное определение новой границы и информацию о компенсации, которую Финляндия получит за уступаемую ею территорию. Министру иностранных дел Швеции Гюнтеру сообщили, что Финляндия серьезно думает обратиться к западным державам. Последовала вместе с тем официальная просьба к западным державам подтвердить их готовность отправить сразу 50 тыс. человек и вдобавок к этому, по крайней мере, 100 бомбардировщиков с экипажами. По выражению Таннера, "к горлу западных держав пришлось приставить финский нож" ³³.

 

 

Швеция между двух огней

 

Гюнтер, основываясь на предварительном сообщении, полученном от Эркко, ожидал, что финское правительство даст положительный ответ на условия, предъявленные Советским Союзом, прежде чем истечет установленный Москвой срок. Усилия шведского министра иностранных дел, таким образом, были направлены на то, чтобы обеспечить начало мирных переговоров. Нетрудно понять, что Гюнтер не мог скрыть своего раздражения, когда Эркко принес совершенно иное известие, а не то, что ожидалось. Он отказался передать финский ответ в Москву. По мнению Гюнтера, вероятно, ответ мог быть истолкован как отказ, что привело бы к роковым последствиям. Поэтому он просил, чтобы в дополнение к финскому ответу было упомянуто о готовности Финляндии в принципе принять условия советского правительства. Однако Таннер с этим не согласился. Взамен он предложил, чтобы шведское правительство от своего имени связалось с Москвой и объяснило, что Сталин может разрешить возникшую сложную ситуацию примирительным "жестом" – компро­миссным предложением, которое можно было бы сразу принять. Кроме того, в интересах сближения со Швецией Таннер стремился уже на этом этапе добиться от нее согласия на заключение военного союза. Гюнтер отклонил это предложение, объяснив, что вопрос требует обстоя­тельного изучения. Вместе с тем он все же попросил Коллонтай, ссылаясь на возможность интервенции со стороны западных держав, поставить перед Москвой вопрос о необходимости пойти на некоторые уступки в условиях, предложенных Финляндии, во всяком случае исклю­чить из них Выборг. Полпред обещала это сделать, но выразила сомнение в получении положительного ответа, поскольку сама обра­щалась с такой просьбой, но безрезультатно. Как отмечает в своих воспоминаниях Коллонтай, она посоветовала Гюнтеру не пытаться отстаивать безнадежные предложения, которые приведут лишь к новым осложнениям ³⁴.

 

В то же время западные державы начали дипломатические приготовления к скандинавской операции. 2 марта английский посланник в Стокгольме В. Маллет сообщил о их намерении послать в помощь Финляндии войска, для чего вскоре сделают формальный запрос норвежскому и шведскому правительствам о разрешении на транзит. Они были также готовы оказать помощь Норвегии и Швеции в случае возможных контрмер со стороны Германии. С этой целью обеим скандинавским странам предлагалось начать переговоры генеральных штабов. Чуть позже в тот же день посланник Франции заявил о поддержке его правительством выдвинутого Англией предложения. Аналогичные заявления были сделаны западными державами в Осло. Кроме того, Англия заверила Норвегию, что готова "обезопасить" морские порты Тронхейм, Берген и Ставангер не позднее чем через четыре дня после того, как она даст согласие на прибытие союзных войск. ³⁵

 

В Лондоне и Париже едва ли существовали иллюзии, что известная позиция Швеции и Норвегии после этого демарша изменится. По-видимому, цель заключалась в том, чтобы прежде всего повлиять на финское правительство, вынудив его прекратить мирные переговоры с Москвой. Представлялась также возможность взвалить вину на скандинавские страны за то, что из-за них Финляндия в конечном счете склонилась пойти на мир ³⁶. Швеция оказалась теперь ближе, чем когда-либо ранее, к вовлечению в мировую войну. Во избежание этого Гюнтер всеми способами стремился воздействовать на Финляндию, чтобы она отказалась от обращения за помощью к западным державам и избрала путь переговоров. Гюнтер дал понять Эркко, что Коллонтай намекает на возможность достижения уступок в ходе переговоров. Вместе с тем он сказал, что располагает сведениями о намерении советского правительства потребовать введения Куусинена в состав финского правительства. Объясняясь с Эркко, он выразительно заметил, что хотел бы знать, как отреагирует шведский народ, если узнает о готовности Финляндии принести Швецию в жертву, превратив ее в поле брани во имя спасения Выборга и Сортавалы, не имеющих жизненно важного значения для Финляндии. По словам шведского министра, позднее можно бы было снова возвратить эти территории, со­образуясь с конъюнктурой. Но если, Швеция окажется втянутой в опас­ную ситуацию, она будет вынуждена заботиться о своей собственной обороне. А это, в свою очередь, повлияет на поступление в будущем военных поставок в Финляндию ³⁷.

 

Полпред Коллонтай, а через нее и советское правительство доста­точно хорошо оценивали позицию Швеции. У Гюнтера и Коллонтай была одна и та же задача – убедить Финляндию сесть за стол пере­говоров, и для достижения этой цели они тесно взаимодействовали. Попытки Швеции добиться от советского правительства смягчения условий заметно ослабились, вероятно, из-за того, что надежд на это было мало, поэтому она настойчиво склоняла Финляндию к согласию с выдвинутыми условиями. Однако принять их финнам было трудно. "Полученные сведения показывают, что Швеция, осуществляя посред­ничество, обращает больше внимания на свое собственное положение и безопасность", – сухо констатировал на заседании правительства Таннер. Главной заботой шведов, по мнению Маннергейма, было спасти свою собственную шкуру. Он предложил, чтобы вместо Швеции просить выступить посредником Соединенные Штаты ³⁸.

 

Швеция отвергла просьбу западных держав о пропуске их войск. "Вы оставили финнов на произвол судьбы", – таковы были слова английского посланника Маллета после получения ноты Швеции. Ответ норвежского правительства был также отрицательным, более того, в нем говорилось даже о применении силы в целях воспрепятствования транзита. Это было доведено до сведения шведского правительства. Реально высадка союзников могла вызвать протесты и пассивное сопротивление ³⁹. Последнее слово оставалось за Хельсинки.

 

Делегация направляется в Москву

 

1 марта финское правительство единогласно решило отложить от­вет советскому правительству, чтобы дополнительно выяснить возмож­ности западных держав относительно предлагаемой помощи. Вечером того же дня финский посланник в Лондоне Грипенберг от имени своего правительства сделал запрос министру иностранных дел Англии Э. Га­лифаксу, смогут ли союзники до конца марта послать в Финляндию обещанные 100 бомбардировщиков и 50 тыс. войск. Этот запрос по­ставил западные державы в щекотливое положение. Военное руко­водство Англии заявило кабинету министров, что удовлетворить запрос невозможно. Посылка в Финляндию такого количества самолетов с экипажами и обслуживающим персоналом ослабила бы собственные силы и в любом случае растянулась не менее чем на месяц. Из-за транспортных трудностей до конца марта в норвежские порты реально можно было отправить не более 12-13 тыс. человек.

 

Из Лондона и Парижа поступала противоречивая информация. Начальник имперского генерального штаба генерал Э. Айронсайд, находившийся в то время в Париже, информировал посланника Холма о плане союзников послать две английские и одну французскую дивизии. Они должны были быть готовы к отправке 12 марта. Даладье также заверил, что войска прибудут в марте. Более того, он обещал послать, по крайней мере, 50 бомбардировщиков вместе с экипажами ⁴⁰. Лондон вновь подтвердил, что в Финляндию будет направлено всего лишь 12-13 тыс. войск ⁴¹, причем ограниченность посылаемого контингента объяснялась намерением решить вопрос об усилении экспедиционной армии в целом. Англичане значительно меньше французов обнадежи­вали финнов обещаниями того, что не могло быть выполнено.

 

На заседании правительства 2 марта настроения еще были опти­мистичными. Таннер рассчитывал, что мирные переговоры продол­жатся, а Рюти сообщил, что к востоку от Лемитти в ходе операции по окружению войск противника захвачены большие трофеи. Пеккала, однако, подозревал, что обещания Запада по оказанию помощи были большим блефом, и в этом его поддерживали Котилайнен и Паасикиви ⁴². Но на следующем заседании, которое началось утром 3 марта, атмосфера была уже иной. Давление со стороны Швеции и выраженное Гюнтером предположение, что никакого ответа от советского прави­тельства не будет, повлияли на Таннера. Перед началом заседания он получил информацию от Верекера о том, что помощь войсками может поступить лишь в количестве 6 тыс. человек и только в апреле. Посланники западных держав и в дальнейшем не могли дать ответа на вопрос: каким образом войска смогут прибыть в Финляндию. Министр иностранных дел считал теперь, что никакой альтернативы больше нет. Он предложил отправить в Москву тот ответ, который одобрили еще 29 февраля ⁴³. Большинство членов правительства хотело, однако, повременить, ожидая, не будет ли еще каких-либо известий из Москвы. Но сразу после заседания Таннер согласился с Рюти, Паасикиви и Вальденом, чтобы сообщить советскому правительству о готовности немед­ленно же принять советские требования при условии, если Выборг и Сортавала будут из них исключены. В разговоре по телефону Таннер попросил Гюнтера довести это до сведения Москвы ⁴⁴.

 

На состоявшемся в тот же вечер очередном заседании Паасикиви предложил официально обратиться к Германии и попросить у нее дип­ломатической поддержки в Москве. Он, как и прежде, придерживался мнения, что она заинтересована в прекращении войны Финляндией и является единственной великой державой, имеющей влияние на со­ветское правительство. Пеккала и Ниукканен поддержали это пред­ложение. Таннер, напротив, довольно решительно отверг его. Он на­помнил, что к Германии обращались уже дважды и безрезультатно. К тому же он считал неприемлемым двуличием искать поддержки у Гер­мании и одновременно вести переговоры о помощи западных держав. Это могло привести к прекращению всякой помощи с их стороны. В конце концов решили не выходить на контакты с Германией ⁴⁵.

 

Рюти и дальше был готов маневрировать, но признавал, что долго сидеть на двух стульях нельзя ⁴⁶. 5 марта финнам надо было принимать решение, поскольку истекал крайний срок обращения Финляндии за по­мощью к западным державам. Ситуация на фронте стала очень опасной после того, как советские войска сумели закрепиться на западном берегу Выборгского залива. Маннергейм через Вальдена сообщал, что нужно быть готовыми к неприятным сюрпризам. Слишком малой и слишком поздней, по оценке маршала, могла оказаться помощь за­падных держав. Французы снова и снова обещали, но теперь эти обе­щания не возымели должного эффекта. Только Ханнула требовал официально обратиться за помощью к западным державам. Другие же объединились вокруг предложения Таннера принять в принципе условия советского правительства как исходную основу для мирных пере­говоров и идти на контакт с западными державами только в том случае, если Москва откажется от переговоров.

 

Был решено информировать Англию и Францию о том, что пра­вительство стремится к миру с Советским Союзом и ожидает ответа из Москвы. Если ответ окажется неудовлетворительным, Финляндия фор­мально обратится к западным державам за помощью. Одновременно была выражена просьба продолжать подготовку десанта. По инициативе Рюти решили предложить советскому правительству пере­мирие на время переговоров. Западные державы согласились отсрочить обращение с просьбой о помощи до 12 марта. Тем самым обе альтер­нативы оставались открытыми для финнов. ⁴⁷

 

Москва не спешила давать ответ. Советские войска были близки к достижению решающего успеха в районе Выборгского залива. Но не­большая финская армия при одобрении симпатизировавшей ей западной печати, казалось, могла еще в течение месяца удерживать оборону. Тем не менее для оптимистических прогнозов уже не было никаких оснований. Молотов заверил шведов, что Советский Союз не боится интервенции западных держав. Из-за отсутствия первоисточников не представляется возможным подтвердить, имело ли место это утверж­дение. Во всяком случае советское руководство было хорошо ос­ведомлено о стремлении Финляндии получить помощь с Запада. Фин­ляндский зондаж, касавшийся отправки бомбардировщиков и форми­рования десантной армии, быстро стал известен в Москве. О нем поступали сведения из Парижа. Основываясь на них, народный комиссар обороны оценил численность экспедиционной армии в 50 тыс. человек, причем часть их, считал он, безусловно, оставят в Швеции для ее обороны. Разведывательная информация содержала утверждение, что Швеция и Норвегия не будут оказывать сопротивления англичанам и французам ⁴⁸. Но через Коллонтай поступали иные данные. "Ханссон непреклонен как гранитный утес", – отметила она в своем дневнике 4 марта.

 

Поздним вечером 4 марта Молотов принял посланника Ассарссона. Ему было сказано, что советское правительство требует безогово­рочной передачи Выборга, Выборгского залива и Сортавалы. Красная Армия намерена продолжать продвижение вперед. Если правительство Финляндии откажется принять выдвинутые условия, окончательное соглашение будет подписано с Куусиненом ⁴⁹. Эта информация пришла в Хельсинки утром 5 марта, сразу после того, как правительство решило полностью принять советские условия. Передавая ответ Финляндии в Москву, шведское министерство иностранных дел вместе с тем вы­разило свою полную поддержку просьбе финской стороны о необхо­димости прекратить боевые действия.

 

Ночью 6 марта Молотов объявил Ассарссону: поскольку Фин­ляндия теперь согласна с требованиями, предъявленными советским правительством, оно готово начать мирные переговоры. В качестве места для переговоров предлагалась Москва. Просьба об установлении перемирия была отвергнута. Когда Ассарссон спросил о причине, Мо­лотов сослался на то, что приходится принимать во внимание со­ображение военных ⁵⁰. В данном случае советское правительство стре­милось вынудить Финляндию сделать, наконец, свой выбор. Перемирие дало бы Финляндии возможность и дальше маневрировать, рассчитывая на помощь западных держав. Давление на Финляндию продолжалось, пока она не подписала мирный договор. В телеграмме Главного военного совета Красной Армии, отправленной войскам, говорилось: "В результате успешного наступления на Карельском перешейке финны, понесшие большие потери, запросили мира. Мы... возможно, согласимся на ведение мирных переговоров, при этом понятно, что чем больше захватим в ближайшие дни территории противника, тем больше требований можем предъявить противнику" ⁵¹.

 

Путь в Москву, тем не менее, был открыт для финнов, и никто из членов правительства, за исключением Ханнулы, не захотел взять на себя ответственность за то, чтобы ворота к миру снова закрылись. Вопрос о персональном составе мирной делегации обсуждался еще на двух заседаниях. Единодушие было лишь в том, чтобы в нее входил Паасикиви. После того, как Котилайнен предложил в качестве главы делегации Рюти, мнения разделились, поскольку Ниукканен и неко­торые другие считали, что премьер-министра нужно оставить дома. В итоге Рюти согласился ехать в Москву. В состав делегации вошел социал-демократ профессор В. Войонмаа, председатель парламентской комиссии по иностранным делам. Он был опытным человеком в ре­шении подобных задач, и его фигура не вызывала ни восторга, ни возражений. Таннер отнесся с неодобрением к кандидатуре депутата парламента Р. Свенто, которого поддерживали Пеккала и Паасикиви. Пеккала предложил также избрать членами делегации депутатов от Аграрного союза для разделения ответственности, но не получил поддержки. Вальден дал согласие быть четвертым членом, несмотря на то, что Маннергейм проявил колебание в вопросе о включении в делегацию своего доверенного лица ⁵².

 

Таким образом, финская мирная делегация получилась достаточно авторитетной и к тому же политически представительной, что имело важное значение для мнения о ней как в Советском Союзе, так и в Финляндии. В нее вошли лучшие эксперты. Трое из ее членов – Па­асикиви, Вальден и Войонмаа – представляли Финляндию на мирных переговорах в Тарту в 1920 г. Благодаря ее главе Рюти она была полномочна принимать решения. Делегация не получила инструкций как таковых. "Сначала вы выслушайте, выскажите возражения, а затем телеграфируйте сюда", – такова была установка Таннера. Вечером 6 марта члены делегации с тремя помощниками отправились через Стокгольм в Москву.

 

Начало переговоров

 

В Хельсинки ожидали, что направившиеся в дальний путь делегаты смогут вести переговоры на базе предварительно выдвинутых условий. Предполагалось, что Сталин сделает "жест", который даст воз­можность заключить договор с учетом позиции Финляндии. В случае же, если не удастся добиться приемлемых условий, они могли вернуться домой, после чего западные державы получат просьбу о помощи ⁵³, которую они согласились ожидать до 12 марта. Тактика же Молотова на переговорах и быстрое ухудшение обстановки на фронте у по­бережья Выборгского залива не оправдали этих надежд, и не оста­валось ничего другого, как подчиниться диктату.

 

Финны с начала переговоров испытали разочарование. Сталин не появлялся. Советскую делегацию возглавлял Молотов, в нее входили A.A. Жданов и в качестве военного советника комбриг A.M. Ва­силевский. На переговорах осенью Сталин произвел хорошее впе­чатление на финнов своей деловитостью. Молотова и Жданова считали особенно враждебно настроенными по отношению к Финляндии. Такое представление о них было распространено довольно широко, и об этом знало советское руководство. Так, однажды, посол США в Москве заявил в доверительной беседе финской делегации, что Сталин никогда не хотел войны с Финляндией. Его подтолкнули на это военные круги Ленинграда, прежде всего A.A. Жданов и К.А. Мерецков, которые были уверены в том, что финнов можно победить за несколько дней ⁵⁴. В воспоминаниях Василевского вместе с тем особо отмечается вклад Сталина в "решение финляндского вопроса". Это в первую очередь касается территориальных проблем. "После общих указаний И.В. Ста­лина мне под руководством В.М. Молотова и Б.М. Шапошникова, -писал Василевский, – пришлось готовить все предложения относительно новых границ, которые и выносились на обсуждение при переговорах"⁵⁵.

 

Несомненно, именно Сталин сформулировал условия мира, а члены советской делегации являлись исполнителями его решений.

 

8 марта в начале первого заседания выступил Рюти с заранее подготовленной речью. Он напомнил об уроках истории, которые учат, что принудительный мир часто приводит к печальным последствиям. Советский Союз извлек бы только выгоду, если имел бы удовлетворенного соседа, желающего поддерживать добрые с ним отношения. Поэтому следует попытаться достигнуть такого решения, которое удовлетворило бы военные интересы Советского Союза, не создавая огорчения в сознании финнов. Выдвинутые же условия нанесут глубокую травму финскому народу.

 

Эти слова, конечно же, не возымели действия. Молотов объяснил, что Советский Союз не хотел этой войны. Причиной ее послужила враждебность финнов к СССР. Теперь долгом советского правитель­ства стало позаботиться о безопасности Ленинграда. Затем он выд­винул ряд требований: Финляндия должна уступить п-ов Ханко с прилегающими к нему островами и, кроме того, порт Лаппохья, а также территории на юго-востоке за линией Виролахти-Вайниккала-Вяртсиля-Корписелка, на севере – восточную часть районов Куусамо и Салла и к тому же часть п-ва Рыбачий, который Финляндия получила по Тартускому мирному договору. Вместе с тем она обязывалась построить железную дорогу от Салла до Кемиярви и предоставить Советскому Союзу право прохода через свою территорию к шведской границе.

 

Условия оказались более жесткими, чем ожидали финны, исходя из полученной ими предварительной информации. Требования новой линии границы, предъявленные Молотовым Ассарссону 22 февраля, были неопределенными и отчасти противоречивыми. Тем не менее он ясно указал на то, что Советский Союз требует границ Петра Великого, о чем и было уведомлено финское правительство ⁵⁶. Неожиданностью для финской делегации оказалось и то, что требования не ограничивались Выборгом и Сортавалой, а Финляндия, как выяснилось, лишалась всего побережья Ладожского озера. Новым было требование расширения уступаемой территории Ханко, а также передачи районов Куусамо и Салла. Эти районы, как объяснил Молотов, были важны для обеспе­чения безопасности Мурманской железной дороги. Дискуссия временами приобретала исключительную остроту. Молотов заявил, что условия должны быть приняты в представленном виде, в противном случае войну придется продолжить. Народный комиссар иностранных дел возложил всю вину за развязывание войны на Финляндию, и прежде всего на Таннера. Под аккомпанемент Жданова он обвинил финнов в том, что они предоставляют свою страну западным державам в ка­честве плацдарма для нападения на Советский Союз. Возражения финнов не произвели впечатления на Молотова. Первая встреча за­кончилась заявлением Рюти, что финской делегации необходимо изу­чить предъявленные, более тяжелые условия прежде, чем дать ответ ⁵⁷.

 

Когда полный перечень условий советского правительства получили в Хельсинки, правительство и главнокомандующий заколебались. Даже Пеккала хотел повременить еще одну ночь до принятия решения по этому вопросу. Прибывший из Парижа полковник А. Паасонен привез обещание генерала Айронсайда направить в помощь 57 тыс. войск, из которых 15 500 могли прибыть в течение трех недель. Эти сведения и настойчивость в действиях Паасонена явно оказали влияние на главнокомандующего, который предложил обратиться за помощью к западным державам и продолжать вести мирные переговоры – на худой конец можно будет отказаться от помощи ⁵⁸. Однако Таннер ре­шительно отклонил идею двойной игры. Министр иностранных дел, который в отсутствие премьер-министра председательствовал в пра­вительстве, был обеспокоен тем, что военная катастрофа может произойти в любой момент. После этого не было бы ни единого шанса ни на какие переговоры. "Мы должны смотреть правде в глаза", -сказал он. Во время заседания правительства 9 марта поздно ночью пришло сообщение из Ставки с оценкой сложившейся обстановки. Она была убийственной: фронт на перешейке не мог больше удерживаться. Основываясь на заявлении Ставки, Таннер склонил большинство правительства к тому, чтобы предоставить делегатам все полномочия для принятия условий мира, и это было в целом поддержано.

 

Ниукканен и Ханнула, тем не менее, опять требовали, чтобы западным державам немедленно была послана просьба о помощи. В нервозной обстановке Таннер обвинил их в утрате Выборга и Сортавалы, так как своим противодействием они задерживали подписание мирного договора ⁵⁹. Уведомление о предоставлении делегации пол­номочий было отправлено из Хельсинки рано утром 10 марта. Немного позднее Таннер уточнил, что делегации разрешалось принимать и новые условия, если их нельзя было изменить ⁶⁰.

 

Быстрое ухудшение обстановки на побережье Выборгского залива и угрожающая близость установленного западными державами срока -12 марта, потребовали от финнов принятия быстрых решений. Не­которую проблему представляла собой медлительность связи между Москвой и Хельсинки через Стокгольм. От отправления секретной телеграммы до ее приема и расшифровки проходило чуть ли не двенадцать часов. Между тем 10 марта состоялось второе заседание делегаций Финляндии и Советского Союза еще до поступления упомянутых выше указаний.

 

Рюти и его коллеги имели целью выяснить на этом заседании, с какими предложениями Советский Союз может согласиться. Они допускали также, что выдвинутые на первом заседании условия отражали скорее позицию военного руководства и не являлись последним словом Сталина. Они надеялись добиться уступок. Эти надежды, однако, были напрасны. Молотов категорически отверг утверждение финнов, согласно которым выдвинутые условия стали более жесткими, чем предварительные, предъявленные 22 февраля. Он повторил несколько раз, что переговоры будут прерваны, если сразу не последует согласие на предложенные условия. В этой связи он упомянул о существовании "народного правительства" Куусинена, что особо резануло слух финнов. Паасикиви стал вести речь о получении компенсации за передаваемую территорию. Он вспомнил о том, что Петр Великий заплатил Швеции большую компенсацию по Ништадскому миру 1721 г. Молотов ответил: "Пишите письмо Петру Великому. Если он прикажет, то мы заплатим компенсацию"⁶¹.

 

Финляндской делегации теперь стало ясно, что условия останутся жесткими. В Хельсинки была направлена телеграмма – их надо при­нимать, если есть намерение быстро достигнуть мира. 11 марта правительство решило уведомить делегацию о своей готовности пойти "в крайнем случае" на принятие условий. Оно, учитывая создавшееся на фронте положение, считало также,, что необходимо заключить пе­ремирие ⁶².

 

Иностранные державы и московские переговоры

 

После того, как советское правительство ужесточило свои тре­бования, Гюнтер, выступавший посредником, почувствовал, что попал в щекотливое положение. Шведы опасались, что Финляндия теперь отвергнет предлагаемые условия и обратится за помощью к западным державам. Таннер попросил Швецию обратиться к Москве, чтобы она смягчила условия. Ханссон, пригласивший к себе на беседу Коллонтай, поведал ей о том, что для Швеции возникла весьма сложная ситуация, поскольку переданные ею Финляндии условия оказались не окончательными. Полпред, ничего не знавшая о новых требованиях, готова была поддержать переполошившегося Ханссона, выражая сомнение относительно действий советского правительства, и посчитала, что возникает крайне тревожная обстановка. Премьер-министр также сказал, что Франция и Англия усилили давление и настаивают, чтобы Швеция изменила свою позицию в вопросе о транзите ⁶³. Ассарссон получил в свою очередь указание предупредить советское прави­тельство, что правительство Финляндии может, принимая во внимание настроения в стране, отказаться от подписания мирного договора. Финляндию поддерживало в этом общественное мнение скандинавских стран. Следует учитывать и позицию западных держав ⁶⁴. 11 марта Молотов отклонил это предупреждение, ссылаясь на то, что Советский Союз настаивает на возвращении к границам, установленным Ништадским миром. Требования же, касающиеся Салла и Куусамо, вызваны необходимостью обеспечить безопасность Мурманской желез­ной дороги. Он вновь заверил, что советское правительство намерено охранять дружеские отношения со Швецией и поддерживать ее в вопросе об Аландских островах ⁶⁵.

 

Для Швеции советские требования, связанные с железнодорожными коммуникациями в направлении Салла, Куусамо и, прежде всего Кемиярви, были весьма неприятны по той причине, что их можно было рассматривать как стратегическую угрозу Северной Швеции ⁶⁶. Тем не менее ужесточение требований не повлияло на шведскую политику. Цель ее оставалась прежней – склонить Финляндию к миру, даже на тяжелых условиях. В ответ на запрос, сделанный Таннером, шведское правительство 11 марта еще раз заявило об отказе западным державам в осуществлении транзита войск ⁶⁷.

 

Немецкое правительство, проявляя осторожность, держалось в стороне от конфликта между Финляндией и Советским Союзом. В Финляндии питали надежду, что Германия выступит посредником на переговорах и повлияет на смягчение условий мира. Верили в то, что его заключение отвечает интересам Берлина, который, в свою очередь, имеет влияние на Москву. Вечером 2 марта депутат парла­мента коалиционер А. Хакцель, в прошлом министр иностранных дел, а еще ранее посланник в Москве, встречался с посланником Блюхером. Согласно его сведениям, это произошло по инициативе Паасикиви. Выступая как частное лицо, Хакцель доверительно сказал своему собеседнику о ведущихся переговорах между Финляндией и Советским Союзом, которые близки к завершению. Финляндии, однако, крайне тяжело отдавать Выборг и территорию северной части Приладожья. Он спросил, не может ли Германия использовать свое влияние в Москве, чтобы советское правительство отказалось от требования о передаче СССР этих территорий ⁶⁸.

 

Так германское правительство впервые получило от финнов сведения о ведущихся переговорах. Не ранее 5 марта Молотов сказал послу Шуленбургу, что вскоре должны начаться мирные переговоры с правительством Хельсинки и объявил мирные условия Советского Союза, которые назвал "минимальными" ⁶⁹. Блюхер со своей стороны еще раньше побуждал Берлин обдумать возможность вмешательства в переговоры, указывая на экономическое значение для Германии Выборга и Кякисалми. В германском МИДе эта идея, как видно, при­влекла внимание. В подготовленной для доклада Риббентропу памятной записке предлагалось, чтобы Шуленбург заявил в Москве, что Германия приветствовала бы мирные переговоры, и сообщил со­ветскому правительству о подготовке Англией и Францией войск для отправки в Финляндию70. Однако Риббентроп решил не спешить ⁷¹. Позднее Шуленбург получил указание заявить в Москве, что Германия рассматривает заключенный ею договор с Советским Союзом как основу для того, чтобы находиться на стороне СССР в конфликте между Финляндией и Россией, и что по этой причине она уклоняется от предлагаемого ей посредничества. Тем более она не видит какого-либо желания со стороны советского правительства к такому посредни­честву. Получив 11 марта такое заявление, Молотов констатировал, что в сообщении посла точно отражена суть дела ⁷².

 

Безрезультатно закончились другие неофициальные попытки Фин­ляндии получить дипломатическую поддержку Германии. Шведский разведчик С. Хедин, известный своими связями в нацистской верхушке, 4 марта посетил Гитлера и вел с ним разговор о возможности мирного посредничества Германии в войне между Финляндией и СССР. Гитлер категорически отказался от этой идеи. Финляндия де неприязненно отнеслась к Германии и к ее закулисным переговорам со Сталиным. Подчеркнув, что Сталин не хотел войны, фюрер сказал: "Его требования являлись естественными и умеренными. Вопрос стоит о территории, которая прежде принадлежала русским. Он просит лишь небольшую часть этой территории". Судьба Финляндии теперь определена, продолжал он, и в этом она может винить только себя ⁷³. Известие о содержании этой беседы было получено в Хельсинки три дня спустя ⁷⁴. Несколько позже в Берлине появился экс-президент П. Свинхувуд. Поездка носила частный характер, но была предпринята с согласия Рюти. Никто из германских руководящих лиц не принял Свинхувуда. Ему предоставили возможность переговорить только с госсекретарем Вайцзеккером. Разочарованный и униженный старый друг Германии отправился в Рим ⁷⁵.

 

Германское руководство стремилось и дальше уклоняться в финляндских делах от всего, что могло бы вызвать раздражение или подозрение в Москве. Поэтому ни о каких посреднических действиях вопрос реально не стоял. Германия вела смертельную борьбу с Англией и Францией и заботилась в это время прежде всего о дружественных отношениях с Советским Союзом ⁷⁶. Финны получали из Берлина лишь советы заключить мир. Иногда в этих дружественных советах гово­рилось, что позднее Финляндия сможет получить утраченное обратно ⁷⁷. Такого рода утешения были, видимо, рассчитаны на то, чтобы связать будущее Финляндии с интересами Германии ⁷⁸.

 

Соединенные Штаты были готовы оказать Финляндии диплома­тическую поддержку. 4 марта Таннер через посланника X. Шоенфельда сделал запрос по этому поводу ⁷⁹. Тремя днями спустя он вновь попросил Соединенные Штаты побудить советское правительство пойти на умеренные требования ⁸⁰. Госсекретарь К. Хэлл тем временем уже начал действовать. Получив сведения о том, что финляндская делегация направилась в Москву, он поставил задачу послу США Л. Штейнгардту встретиться как можно быстрее с Молотовым. Ему поручалось сообщить советскому правительству, что у США нет намерения вмешиваться в мирные переговоры между Финляндией и СССР. Вместе с тем, отмечал Хэлл, на американское общественное мнение произвело бы исключительно хорошее впечатление, если бы Советский Союз проявил великодушие по отношению к Финляндии ⁸¹.

 

Для советского руководства в той международной обстановке, естественно, было важно поддерживать хорошие отношения с Соединенными Штатами. Поэтому Молотов принял Штейнгардта с подчерк­нутым радушием, поблагодарив президента Рузвельта и правительство США за оказанное внимание к восстановлению мира между Фин­ляндией и Советским Союзом. Он изложил также основные положения мирных условий. Штейнгардт прежде всего подчеркнул, что амери­канское общественное мнение не поддержит "назначенного" СССР правительства Финляндии. Он пытался выяснить, намерена ли или нет Москва осуществлять в этом вопросе диктат. Молотов объяснил, что финны будут свободны сами выбирать свое правительство. Советский Союз не проявляет к этому интереса ⁸².

 

Во время мирных переговоров финская делегация в Москве поддерживала контакт с Ассарссоном и Штейнгардтом. Посол США хотел предоставить свою официальную резиденцию в распоряжение финской делегации, но Хэлл посоветовал ему проявить осторожность, так как столь открытая поддержка финнов может вызвать у русских раздражение ⁸³. Через посланника Соединенных Штатов в Стокгольме финны получили информацию, что Рузвельт считает предложенные мирные условия очень суровыми. Президент готов был проявить по­нимание, если Финляндия не сможет принять их. Тем не менее Штейн­гардт рекомендовал финнам заключить мирный договор ⁸⁴. Позднее премьер-министр Рюти передал через Шоенфельда благодарность правительству Соединенных Штатов за проявленную поддержку во время московских переговоров, чей демарш перед первой встречей делегаций заставил советское правительство отказаться от требования относительно договора о взаимопомощи ⁸⁵.

 

Западные державы, и особенно Франция, все еще считали важной отправку экспедиционных сил в Скандинавию. Прежде всего ставилась задача оккупировать железорудный район Лапландии до того, как Балтийское море освободится от льда, что позволит нанести удар немцам в этом направлении. Франция была готова обещать Финляндии щедрую помощь, не считаясь с реальными возможностями. Премьер-министр Даладье предостерегал финнов о вероломстве Советского Союза: проявив готовность пойти на переговоры в условиях угрозы интервенции союзников, СССР позднее разгромит Финляндию. Если же Финляндия сейчас не обратится официально за помощью к западным державам, они не смогут даже в малейшей степени гарантировать возвращение ей после войны утраченных территорий ⁸⁶. В британском правительстве и военном руководстве весьма противоречиво судили о целесообразности отправки десантных войск. Было неизвестно, как поведут себя Норвегия и Швеция в случае прибытия англо-французских войск. Финляндия задерживала свое обращение к западным союзникам с просьбой о помощи, что было вызвано колебанием самого финского правительства. В итоге вечером 12 марта военный кабинет пришел к заключению, что войска на побережье Норвегии следует высадить 20 марта, поскольку вероятность просьбы Финляндии о помощи очевидна. Правительство Н. Чемберлена, опасаясь неблагоприятной реакции общественного мнения за рубежом и внутри страны, находясь под давлением французского правительства, не решилось идти на риск краха Финляндии, оставленной в одиночестве ⁸⁷. Рюти пытался использовать обещание западных держав о помощи для улучшения финских позиций на переговорах. Он дал указание из Москвы поставить в известность полпреда Коллонтай, что западные державы настойчиво предлагают свою помощь, но Финляндия пока еще ее не приняла ⁸⁸. Советская разведка была хорошо осведомлена о военных при­готовлениях западных держав. Она располагала сведениями о на­мерении союзников ввести войска только в Северную Финляндию, недосягаемую для немецких войск в условиях покрытого льдом водного пространства

 

Финляндия подчиняется требованиям

 

Пока шли переговоры в Москве, положение финских частей на фронте быстро ухудшалось. Советские войска успешно наступали в на­правлении Выборгского залива и Вуосалми, и практически все финские резервы были введены в сражение. Сообщение Паасонена заставило Маннергейма еще раз обдумать вопрос об обращении за помощью к западным державам, что могло улучшить положение Финляндии на переговорах. Точка зрения главнокомандующего стала известна нахо­дившейся в Москве делегации ⁹⁰. Но когда маршал получил донесения фронтовых командиров, он вновь изменил свое мнение и согласился с тем, что мир должен быть заключен до того, как фронт развалится ⁹¹. Членам финской делегации телеграфировали, что продолжение войны приведет к новым территориальным потерям, а помощь западных держав вовремя не успеет ⁹².

 

Из-за противоречивости оценок ситуации, поступавших из Хель­синки, у финской делегации в Москве возникли сомнения. По сви­детельству Рюти, Паасикиви и Войонмаа, складывалось такое мнение, что переговоры следует прервать, а их участникам возвратиться в Хельсинки, чтобы представить договор на одобрение парламента. В обоснование его делалась ссылка на информацию Паасонена о помощи Запада. Ранее сложившиеся в Хельсинки взгляды на заключение мира опять заколебались. Рюти был, однако, против этого, указывая на критическую ситуацию и огромные потери на фронте. Получив сведения, согласно которым советское военное руководство высту­пало за продолжение войны до полной победы, он не хотел поте­рять шанс заключить мир. Вальден поддержал точку зрения Рю­ти, который, будучи премьер-министром и главой делегации, разре­шил возникшую проблему ⁹³. Возможно, на это повлияло и то, что перед третьим заседанием в Москве финская делегация получила сведения о пессимистической оценке Маннергеймом сложившейся обстановки.

 

О возникших у финской стороны противоречиях стало известно Москве. Возвращение финской делегации в Хельсинки для принятия решения считалось весьма вероятным ⁹⁴. Но 11 марта на третьем заседании делегаций Рюти заявил, что финны готовы в основном принять советские условия. Он лишь предложил незначительные изме­нения намеченных границ, обосновывая это экономическими причинами. Предложение оставить Финляндии Сайменский канал как своеобразный коридор, также перевалочный пункт в Уурас Молотов отверг, посо­ветовав финнам экспортировать свои пиломатериалы через порт Котка. Вместе с тем он согласился рассмотреть финские предложения отно­сительно Энсо и Вяртисиля на следующем заседании. Во время детального рассмотрения текста договора финны добились лишь мини­мальных уступок, которые касались, в частности, повышения платы за использование аренды п-ва Ханко и сроков эвакуации населения с этой территории. 12 марта финское правительство утвердило полномочия делегации для подписания договора. Ниукканен и Ханнула объявили в этой связи о своей отставке ⁹⁵.

 

Западные державы до последнего момента продолжали оказывать давление на Финляндию, чтобы воспрепятствовать заключению мира. Поверенный в делах Франции тщетно старался войти в контакт с членами финской делегации в Москве, чтобы передать им новые предложения о помощи ⁹⁶. Даладье уверял Холма, что Франция будет действовать "в мгновение ока", получив просьбу о помощи ⁹⁷. Вечером 12 марта английский посол прибыл к Таннеру домой, заверяя его от имени правительства, что западные державы не откажутся от своего плана, даже если Швеция и Норвегия не разрешат транзит войск через свою территорию. Таннер, телеграфируя об этом делегации на пере­говорах, осведомился, можно ли рассчитывать на заключение мира или следует обратиться за помощью к союзникам ⁹⁸. В то время, когда посылалась эта телеграмма, решение было уже принято. Мирный дого­вор между Финляндией и Советским Союзом в 2 часа ночи 13 марта был подписан. В тот день в 11.00 (по финскому времени) он вступал в силу. Одновременно прекращались боевые действия.

 

Решение подчиниться тяжелым условиям мира вместо обра­щения за помощью к западным державам было, возможно, наиболее трудным и к тому же одним из самых далеко идущих по своим последствиям выбором, который пришлось делать Финляндии во время второй мировой войны. Осмысливая весь ее ход, можно сказать, что он являлся вместе с тем и важнейшим решением. Помощь западных держав Финляндии позволила бы им превратить Сканди­навию в театр военных действий и столкнуть Германию и Советский Союз. В этом случае вторая мировая война уже на ранней стадии развивалась бы совершенно в ином направлении, чем на самом деле.

 

Мнения в правительстве в связи с подписанным договором разделя­лись. Наиболее настойчивыми сторонниками принятия помощи Запада были аграрии: Ниукканен и Ханнула – в правительстве, Кекконен – в парламентской комиссии по иностранным делам. Президент Каллио так­же твердо стоял за это и склонился к заключению мира только под воздействием ситуации на фронте. Министры от Шведской народной партии – Седерхьельм и Борн неохотно склонились к принятию мирного договора и долго обдумывали возможность принятия предложений западных держав. Наиболее последовательную позицию за заключение ми­ра занимали социал-демократы, прежде всего Таннер, Пеккала и прак­тически вся их парламентская фракция, а также входившие в прави­тельство Паасикиви, Котилайнен и Фиандт. Социал-демократы Саловаара и Фагерхольм долго не склонялись к заключению мира на выдви­нутых условиях, тогда как аграрии Койвисто и Хейккинен поддержали мирный договор.

 

Для всех финнов это было нелегким делом. Жесткость советских условий, неопределенность обещаний относительно помощи западных держав и, наконец, тяжелое положение на фронте привели к тому, что на каком-то этапе почти все заколебались между принятием условий мирного договора и обращением за поддержкой к Западу. Фактически только Ханнула придерживался несгибаемой линии, требуя продол­жения войны с помощью западных держав.

 

В финских исследованиях получило распространение представление о Таннере, как о приверженце курса на достижение мира, который де, опираясь на поддержку Рюти, Паасикиви и главнокомандующего, дос­тиг цели ⁹⁹. Это в общем так и было. Но временами жесткость выдвину­тых условий вызывала и у Таннера сомнение в правильности избранного им пути. Яснее всего это проявилось на заседании правительства )марта, когда по инициативе Таннера решили отложить ответ Советс­кому Союзу, чтобы можно было прояснить новые предложения Запада о помощи. Рюти, конечно, понимал, что поддержка западных держав не­достаточна, но он стремился до самого последнего момента маневриро­вать, чтобы улучшить финские позиции на переговорах. То же самое можно сказать и о Маннергейме, который менял несколько раз свое мне­ние, но в итоге положение на фронте и неуверенность в эффективности помощи Запада сделали его сторонником достижения мира. Не отвергал помощи Запада и Паасикиви, хотя и весьма в ней сомневался ¹⁰⁰.

 

Противники подписания мирного договора объясняли свою позицию прежде всего жесткостью советских условий. Они были уверены, что цели Советского Союза простирались далее к контролю над всей Финляндией. По их мнению, согласие с предъявленными условиями может полностью поставить ее в зависимость от Советского Союза, превратит в неспособный защищаться протекторат и оставит без союз­ников. "К России всегда нужно относиться с подозрением", – сказал Ниукканен. Они испытывали отвращение к Германии, нацизму и возлагали надежды на западные державы, веря, что те выйдут победителями в мировой войне. Тогда Финляндия получила бы воз­можность участвовать в мирной конференции наряду с победителями. Ниукканен и Ханнула были готовы продолжать борьбу, даже рискуя потерпеть поражение, считали в противовес военному руководству, что Финляндия способна продолжать борьбу. Они до конца упорствовали, утверждая, что армия не разгромлена и есть возможность сопро­тивляться еще длительное время, а изменения в общей обстановке могут принести Финляндии спасение.

 

Кекконен также принадлежал к числу тех, кто выступал против заключения мира на выдвинутых Москвой условиях, и требовал при­нятия помощи западных держав. Отстаивая эту позицию, он вел борьбу в комиссии по иностранным делам парламента и в парламентской фракции Аграрного союза, стремился повлиять непосредственно и на президента. Осенью 1939 г. Кекконен выступал против уступок советскому правительству, воспринимая выдвинутые им условия как неимоверно тяжелые. Кекконен был убежден, что мир на предъяв­ляемых условиях означал капитуляцию и полную зависимость Фин­ляндии от Советского Союза. Он не располагал сведениями о реально сложившемся положении и поэтому заметно переоценивал значение помощи западных держав так же, как и возможность удержать фронт. Свою роль сыграла и чисто человеческая позиция. Он, как и другие депутаты от Выборгской губернии, испытывал боль в связи с утратой тех территорий, где проживали его избиратели ¹⁰¹.

 

Сторонники установления мира указывали на то, что Финляндии не удастся долго держать оборону без эффективной иностранной под­держки. Они также понимали, что помощь, обещанная западными державами, не может разрешить ситуацию. Мир должен был быть достигнут, пока Финляндия имела возможность вести переговоры, т.е. до того, как развалится фронт. Они опасались, что принятие помощи западных держав вовлечет ее в мировую войну и вынудит сражаться на стороне стран Запада до ее окончания, что ей явно не под силу. Таннер удерживал в поле зрения прежде всего отношения со Швецией, считая, что сохранение ею нейтралитета отвечает и интересам Финляндии. По его мнению, достигнутые при посредничестве Швеции мир и оборонительный союз с нею позволили бы Финляндии проводить внешнюю политику, сориентированную на северные страны. Паасикиви обращал свой взор на Германию, считая, что продолжение войны не соот­ветствует ее интересам. Во всяком случае он желал избежать такой ситуации, когда Финляндии пришлось бы помимо Советского Союза противостоять еще и Германии. Таннер и, особенно, Рюти не хотели отказываться от использования западной карты до того, как решится возможность о заключении мира. Разрыв отношений с западными державами означал, что Финляндия оставалась бы в одиночестве.

 

В итоге решающим фактором явилось стремление ценою утраты территории спасти армию от разгрома. Было ясно, что война в будущем продолжится. Если армия сохранит боеспособность, в изменившейся обстановке можно будет вернуть то, что потеряно. Если же армию уничтожат, будет потеряно все. "Лучше сохранить армию боеспособной, а страну спасти от уничтожения для того, чтобы в случае удачного развития событий мы оказались бы в таком состоянии, что сами по себе представляли нечто весомое", – сказал Рюти 28 февраля. – Лучше начать освобождение страны от Выборга, чем от Торнио". Подобное мнение выражали в разной связи и некоторые другие члены правительства. Таннер, конечно, предостерегал от подобных публичных высказываний, но соглашался с таким мнением ¹⁰². Паасикиви надеялся, что Финляндия на мирной конференции сможет получить обратно потерянные территории, если союзники победят ¹⁰³. Эту надежду раз­деляли многие, что как-то облегчало примирение с неизбежностью.

 

Решения о достижении мира принимались в относительно узком кругу. О советских условиях правительство информировало парламент­скую комиссию по иностранным делам и фракции парламента. Вместе с тем общественное мнение начали готовить к предстоящему тяжелому миру уже с того времени, когда члены финской делегации отправились в Москву. Еще в феврале Паасикиви обратил внимание на то, что большая часть людей верила в успешное ведение боевых действий и по этой причине известие о таком мире было для них жестоким разо­чарованием. Поэтому, считал он, правительству следует в любом случае взять на себя ответственность ¹⁰⁴. Другие министры: социал-де­мократы, представители Шведской народной партии, и особенно аграрии, были наиболее чувствительными к общественному мнению. Позиция Аграрного союза оказалась под влиянием значительной части карел, находившихся в руководстве партии и в избирательных округах. Таннер боялся "удара кинжалом в спину", если социал-демократов станут обвинять в заключении мира.

 

Учитывая общественное мнение, политики хотели, чтобы военное руководство, прежде всего Маннергейм, взяли на себя часть ответ­ственности. По той же причине едва ли не в самый последний час от Швеции ожидался официальный ответ за запрос относительно транзита, хотя ее позиция для финских руководящих деятелей была абсолютно ясной. Поэтому Таннер в своей речи по радио 13 марта охарак­теризовал обещанную западными державами помощь как "эффектив­ную в любом случае" (что на самом деле не соответствовало его взгляду) и осудил Швецию и Норвегию за то, что Финляндия так и не смогла ее получить ¹⁰⁵. Приказ Маннергейма, в котором констатиро­валась недостаточность имеющихся в стране сил и критиковались западные соседи "за заботу о собственных интересах", помог прави­тельству объяснить свое решение и избежать упреков в свой адрес.

 

15 марта парламент одобрил мирный договор. В ходе дискуссии правительство подверглось критике преимущественно со стороны крайне правых. Его обвинили в том, что оно поставило парламент перед свершившимся фактом и даже нарушило конституцию, подписав мирный договор без согласия парламента. С чисто формальной точки зрения это имело место ¹⁰⁶. Рюти, защищая правительство, разъяснил, что необходимо было как можно быстрее прекратить кровопролитие. С критикой выступили также председатель аграриев Кекконен и член Шведской народной партии Эстландер. Они даже предложили отвер­гнуть договор. Его, однако, утвердили 145 голосами против 3. От­сутствовали 42 депутата, многие из них представляли Карелию. Голосовать за мирные условия было выше их сил, хотя здравый смысл подсказывал, что альтернативы нет ¹⁰⁷.

 

В СССР заключенный с Финляндией мирный договор одобрили в узких кругах без какого-либо широкого обсуждения. Большинство населения Советского Союза приветствовало окончание войны и за­ключение мира ¹⁰⁸. 13 марта Молотов отправил Коллонтай телеграмму: "Мирный договор с Финляндией подписан и опубликован. Ввиду Ваших больших заслуг во всем этом деле горячо поздравляю Вас с этим новым международным успехом Советского Союза"¹⁰⁹.

 

1     Jägerskiöld S. Talvisodan ylipäällikkö. Sotamarsalkka Gustav Mannerheim, 1939-1941. Keuruu, 1976. S. 152-154; Häikiö M. Maaliskuusta maaliskuuhun. Suomi Englannin politiikassa, 1939-1940. Porvoo, 1976. S. 147-148; Mannerheim G. Muistelmat. Hels., 1952. Osa II. S. 253-254; Tanner V. Olin ulkoministerinä talvisodan aikana. Hels., 1951. S. 273-275.

2     Kansallisarkisto. Rytin kokoelma. Rytin päiväkirja. 23.2.1940. (Далее: КА).

3     Ibid. Tudeerin kokoelma. 1. Muistiinpanoja hallituksen ulkoasiainvaliokunnan kokouksesta. 23.2.1940. Paasikiven päiväkirja. 23.2.1940; Tanner V. Op. cit. S. 275-277.

4     Ulkoasiainministeriön arkisto. 109G1. Cünter Erkolle 24.1.1940. 109B6. Erkko Tannerille 24.2.1940. (Далее: UM); Calgren W. Swensk utrikespolitik, 1939-1945. Stockholm, 1973. S. 106-108; Tanner V. Op. cit. S. 277-278; Wahlbäck K. Veljeys veitsenterällä. Suomen kysymys Ruotsin politiikassa, 1937-1940. Porvoo, 1968. S. 366-369.

5     UM. 109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 25.2.1940; KA. Kallion kokoelma. Kallion muistiinpanot 25.2.1940. Paasikiven päiväkirja. 25.2.1940. Tannerin kokoelma 1. Fagerholm Tannerille 26.2.1940; Tanner V. Op. cit. S. 282-285.

6     Utenriksdepartementet. Oslo. HP 1. АF106. Sahlin Söderblömille 26.2.1940. (Далее: UD).

7     Ibid. HP1. Af Bihang. Hanssonin muistiinpano 28.2.1940. Tannerin selostus keskustelustaan Hanssonin kanssa, muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 28.2.1940; Paavolainen J. Väinö Tanner-patriootti. Elämänkerta vuosilta, 1937-1966. Hels., 1989. S. 126-127; Tanner V. Op. cit. S. 288-295.

8     Коллонтай А. "Семь выстрелов" зимой 1939 года // Международная жизнь. 1989. № 12. С. 210.

9     UD. HP1 Af Bihang. S. 12.

10   KA. Tannerin selostus valtioneuvoston istunnossa 28.2.1940; Коллонтай А. Указ. соч. С. 212; Tanner V. Op. cit. S. 296.

11   Сиполс В.Я. Тайные документы "странной войны" // Новая и новейшая история. 1993. №2. С. 118.

12   Российский государственный военный архив. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1302. Л. 79. Сообщение Л. Берия в наркомат обороны 29.2.1940 г. (Далее: РГВА).

13   Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 768. Бюллетень иностранной прессы. 29.2.1940. (Далее: РГАВМФ).

14   Коллонтай А. Указ. соч. С. 212.

15   Донгаров А. Предъявлялся ли Финляндии ультиматум? // Воен.-ист. журн. 1990. № 3. С. 44; UD. НР1 Af. Bihang. S. 15; Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 059а. Л. 47. (Далее: АВП РФ).

I6    UD. HP 1. Af 106. Assarsson Güntherille 25.2.1940.

17   Ibid. Assarsson Güntherille 27.2.1940. Söderblomille 26.2.1940.

18   UD. HP 1. Af. Bihang. S. 15; АВП РФ. Ф. 059а. Л. 49-51.

19   UD. HP 1. Af 106. Assarsson Güntherille 27.2.1940.

20   Ibid. Assarsson Söderblomille 29.2.1940.

21   UM. 109 B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 28.2.1940.

22   Ibid.; KA. Kallion kokoelma. Kallion muistiinpanot 28.2.1940.

23   UM. 109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 29.2.1940; Fagerholm K.A. Puhemiehen ääni. Hels., 1977. S. 125-126; JäherskiöldS.Op. cit. S. 170-171;Soikkanen H. Kohti kansanvaltaa, 1937-1944. Joensuu, 1987. Osa II. S. 128; Mannerheim G. Op. cit. S. 256.

24   Paasikivi J.K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa, 1939-1941; Porvoo; Hels., 1958. S. 161-162; Soikkanen H. Op. cit. S. 129-130; Soikkanen H. Sota-ajan valtioneuvoston historia, 1917-1966. Hels., 1977. Osa 2. S. 40-41; Tanner V. Op. cit. S. 308-309.

25   UM. 109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 29.2.1940; KA. Kallion muistiinpanot 29.2.1940.

26   JägerskiöldS. Op. cit. S. 168.

27   Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. Hels., 1972. S. 150-168; Nevakivi J. Euroopan suurvallat ja suomen talvisota. Hels., 1987. S. 58-64.

28   Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. S. 151.

29   Munch-Petersen T. The Strategy of Phoney War. Britain, Sweden and the Iron Question, 1939-1940. Stockholm, 1981. S. 137-138.

30   Ibid. S. 141-142.

31   KA. Tannerin kokoelma. Pariisin-lähetystön sähke 259/1.3.1940, Lontoon-lähetystön sähke 666/1.3.1940, muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 1.3.1940; Häikiö M. Op. cit. S. 150-151; Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. S. 227-231; Tanner V. Op. cit S. 310-311.

32   KA. Tannerin kokoelma 27. Ulkoasiainministeriön sähke Erkolle 1.3.1940; Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen näytelmä. Porvoo; Hels., 1970. S. 263; Tanner V. Op. cit. S. 311.

33   UM. 109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 1.3.1940, C/51/Ulkoasiainministeriön sähke. 1.3.1940 Lontoon ja Pariisin lähetystöille; Paasikiven päiväkirja 1.3.1940; Paasiki­vi J.K. Op. cit. S. 162-163; Pakaslahti A. Op. cit. S. 265; Tanner V. Op. cit. S. 312-314.

34   UM. 109. B6. Tukholman-lähetystön sähkeet 158 ja 160; UM. 109 Gl. Erkko Tannerille 1.3.1940; UD. HP 1 Af Bihang. S. 16-17; Коллонтай А. Указ. соч. С. 213.

35   UD. HP 1. Af Bihang. S. 18; UD. 35g2 VIII Kohtin muistiinpano 2.3.1940; Carlgen W. Op. cit. S. 114; Munch-Petersen T. Op. cit. S. 161.

36   Munch-Petersen T. Op. cit. S. 155.

37   UM 109 Gl. Erkko Tannerille 1.3 ja 2.3.1940; UD. HP. 1 Af. S. 18; Tanner V. Op. cit. S. 321.

38   Tanner V. Op. cit. S. 321-328.

39   UD. 35g2 VIII. Norjan Hallituksen vastaus Britannian noottiin; UD. HP 1 Af. Bihang. S. 19; Carlgren W. Op. cit. S. 116; Arbeiderbladet. 1950. 28.11; Munch-Petersen T. Op. cit. S. 161.

40   KA. Tannerin kokoelma 27. Pariisin-lähetystön sähke 1.3.1940 ja 2.3.1940, Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 2.3.1940; Munch-Petersen T. Op. sit. S. 156-157; Nevakivi.1. Op. cit. S. 240-242.

41   KA. Tannerin kokoelma 27, Gripenbergin ja Enckellin sähke 3.3.1940, Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 3.3.1940; Tanner V. Op. cit. S. 321-322.

42   UM. 109 В6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 2.3.1940.

43   Ibid. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 3.3.1940 klo 11, Paasikiven päiväkirja 3.3.1940; Tanner V. Op. cit. S. 319-323.

44   UD. НР1АП06. Söderblomin puhelinsanoma Sahlinille 3.3.1940 liitteenä Sahlinin kirjeeseen Söderblomille 4.3.1940; Tanner V. Op. cit S. 326-328.

45   UM. 109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 3.3.1940 klo 18; KA. Kallion kokoelma. Kallion muistiinpanot 3.3.1940, Paasikiven päiväkirja 3.3.1940; Tanner V. Op. cit. S. 326-328.

46   Pakaslahti J.K. Op. cit. S. 266-268.

47   Munch-Petersen T. Op. cit. S. 163-173.

48   РГВА. Ф. 33987. On. 1302. Л. 82-86. Информация Л. Берия наркомату обороны 7.3.1940 г.

49   UD. HPI Af Bihang. S. 19-20; UD. HP. 1 Af 106. Assarsson Güntherille 4.3.1940; АВП РФ Ф. 059а. Л. 60.

50   UM. 109В6. Erkko ulkoasiainministeriölle sähke 5.3.1940; UD. HP1 Af. Bihang. S. 51-52; UD. НР1АП06. Assarssonin sähkeet 22 ja 23/6.3.1940; АВП РФ. Ф. 06. On. 2. Д. 318. Л. 32. Памятная записка о беседе Молотова с Ассарссоном 5-6.3.1940; Донгаров А.Г. Указ. соч. С. 44.

51   РГВА. Ф. 33977. Оп. 1. Д. 391. Л. 37. Телеграмма Главного военного совета 11.3.1940.
52   UM.109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 6.3.1940 klo 11 ja klo 15.

53   Ibid. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 5.3.ja 6.3.1940 klo 11.

54   РГВА. Ф. 33987. On. 1301. Л. 103-104. Информация Л. Берия наркомату обороны 11.3.1940.

 55 Василевский A.M. Дело всей жизни. М., 1973. С. 103.

56   UM.109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 28.2.1940; UM. 109 Gl. Erkko Tannerille 24.2.1940.

57   АВП РФ. Ф. 06. On. 2. Д. 318. Л. 25; Paasikivi J.K. Op. cit. S. 177-183; UM 109B6. Pöytäkirjat rauhanneuvotteluista 1940.

58   Nevakivi J. Op. cit. S. 249-252.

59   UM. 109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 9.3.1940, klo 17 ja klo 22; Tanner V. Op. cit. S. 357-365; Pakaslahti J.K. Op. cit. S. 278-279.

60   KA. Tanner kokoelma 27. Tannerin sähkeet rauhanvaltuuskunnalle 10.3.1940.

61   АВП РФ. Ф. 06. On. 2. Д. 318. Л. 25; Paasikivi J.K. Op. cit. S. 184-186.

62   UM. 109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 11.3.1940.

63   Коллонтай А. Указ. соч. 214-215.

64   UD. НР1АП06. Ulkoasiaindepartementin sähkeet Moskovan lähetystölle 10.3.1940; Carlgren W. Op. cit. S. 121-123.

65   UD. НР1АП07. Moskovan lähetystön sähke 11.3.1940.

66   Munch-Petersen Т. Op. cit. S. 164.

67   UD.HPl.Afl07. Ulkoasiaindepartementin sähke Helsingin-lähetystölle 11.3.1940.

68   Akten zur deutschen auswärtigen Politik, 1918-1945. Ser. D. Vol. VIII. S. 651. (Далее: ADAP); KA. Auswärtiges Amt, Büro Staatssekr. В 19/3511.

69   ADAP. Ser. D. Vol. VIII. S. 664.

70   KA. Auswärtiges Amt. Büro Staatssekr. В19/3508. Auswärtiges Amtin muistiinpano zu Telegramm Nr. 94 aus Helsinki, 3.3.1940.

71   Documents of German foreign Policy. Ser. D. Vol. VIII. Wash., 1954. P. 849.

72   KA. Auswärtiges Amt, Büro Staatssekr. В 19/3515. Ribbentrop Moskovan-suurlähetystölle sähke 434/7.3.1940; Peltovuori R.O. Saksa ja Suomen talvisota. Hels., 1975. S. 95.

73   UD. НР1АП06. Rohert Bohemanille 4.3.1940; ADAP. Ser. D. Vol. VIII. S. 862;
Hedin S. Utan uppdrag i Berlin. Stockholm, 1949. S. 88-93.

74   KA. Tannerin kokoelma 27. Tukholman lähetystön sähke 7.3.1940.

75   Juva E.W. P.E. Svinhufvud, 1917-1944. Porvoo, 1961, Osa II, S. 647-649; Peltovuori R.O. Op. cit. S. 62.

76   Überschär G. Hitler und Finnland, 1939-1941. Wisbaden, 1978. S. 138-140.

77   Menger M. Deutschland und Finnland im zweiten Weltkrieg. В., 1988. S. 66-67; Wuorimaa A. Lähettiläänä Hitlerin Saksassa. Hels., 1967. S. 138-140.

78   Menger M. Op. cit. S. 67.

79   Foreign Relations of the United States. Diplomatie Papers. 1940. Vol. 1. Wash., 1958. P. 296. Schoenfeld Hullille 4.3.1940. (Далее: FRUS).

80   Ibid. P. 299-300. Schoenfeld Hullille 7.3.1940.

81   Ibid. P. 300-301. Hull Stenhardtille 7.3.1940.

82   Ibid. P. 305-306. Stenhardt Hullille 8.3.1940.

83   Ibid. P. 302. Hull Stenhardtille 8.3.1940.

84   UM.109B6. Rauhanvaltuuskunnan sähke 10.3.1940, Tukholman lähetystön sähke. 10.3.1940.

85   FRUS. 1940. Vol. 1. P. 322-323. Schoenfeld Hullille 28.3.1940.

86   UM. I09B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 8.3.1940.
87   Munch-Petersen T. Op. cit. S. 176-181.

88   UM.109B6. Rauhanvaltuuskunnan sähke 10.3.1940.

89   РГВА. Ф. 33987. On. 1302. Л. 93-94. Информация Л. Берия наркомату обороны 11.3.1940.

90   KA. Tannerin kokoelma 27. Mannerheim Tannerille 8.3.1940; Tanner V. Op. cit. S. 353-354; Paasikivi J.K. Op. cit. S. 184; Pakaslahti A. Op. cit. 276.

91   UM. 109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 9.3.1940; Tanner V. Op. cit. S. 368.

92   UM. 109B6. Salasähkeet rauhanvaltuuskunnalle 10.3.1940.

93   KA. Rytin kokoelma 10. Rytin muistiinpanoja. S. 127; Blücher W. Suomen kohtalonaikoja. Muistelmia vuosilta, 1935-1944. Porvoo, 1950. S. 188; Nevakivi J. Op. cit.S. 252; Polvinen T. J.K. Paasikivi. Valtiomiehen elämäntyö, 1939-1944. Juva, 1995. Osa 3.S. 137.

94   РГАВМФ. Ф. P-92. On. 2. Д. 769. Л. 51. Бюллетень иностранной прессы. 12.3.1940.

95   UM. 109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 12.3.1940.

96   FRUS. 1940. Vol. 1. P. 306-307. Stenhardt Hullille 9.3.1940.

97   KA. Tannerin kokoelma 27. Pariisin-lähetystön sähke 11 ja 12.3.1940.

98   KA. Tannerin kokoelma 27. Salasähkeet rauhanvaltuuskunnalle 13.3.1940; Tanner V. Op. cit. S. 392.

99   Paavolainen J. Op. cit. S. 108-132; Soikkanen H. Kohti kansanvaltaa, 1937-1944. Osa II. S. 120, 126, 140.

100 Pakaslahti A. Op. cit. S. 206; Polvinen T. Op. cit. S. 117.

101 Suomi J. Myrrysmies. Urho Kekkonen, 1936-1944. Keuruu, 1986. S. 199-219. 102UM.109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 28.2. ja 9.3.1940; Pakaslahti A. Op.cit. S. 302.

103 UM. 109B6. Muistiinpanoja valtioneuvoston istunnosta 23.3.1940.

104 Ibid.

105 Tanner V. Op. cit. S. 419-423; Soikkanen H. Op. cit. S. 138.

106 Pakaslahti A. Op. cit. S. 294.

107 Soikkanen H. Op. cit. S. 138.

108 См.: Центральный государственный архив историко-политических документов в Санкт-Петербурге. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 4020. Л. 125-128, 157-158. Информационные справки, подготовленные оргинструкторским отделом Ленинградского городского комитета ВКП(б) 13.3.1940; Д. 4077. Л. 107-108. Информационная справка отдела пропаганды и агитации Ленинградского областного комитета ВКП(б) 15.3.1940.

109 Документы внешней политики, 1940-22 июля 1941. М„ 1998. Т. 23. Кн. 2. С. 772

 

МИР ИЛИ ПЕРЕМИРИЕ?

 

Граница Петра Великого

 

© О. Вехвиляйнен

 

Московский мирный договор положил конец ожесточенной битве, длившейся три с половиной месяца. В Финляндии он рассматривался как диктат. Финское правительство было вынуждено подчиниться всем условиям, которые выдвинул Советский Союз, не сделав никаких усту­пок на переговорах. Понимая, что последствия отклонения советских условий будут катастрофическими, оно подчинилось неизбежному. Фин­нов, живших в то время, эти условия шокировали. Страна потеряла около десятой части своих земель. В своем большинстве утраченные территории входили в состав Финляндии еще со времен Ореховского мирного договора 1323 г. и Столбовского мира 1617 г. После поражения Швеции в Северной войне Юго-Восточная Финляндия по Ништадскому мирному договору 1721 г. была присоединена к России. В результате русско-шведской войны 1808-1809 гг. Финляндия перешла во владение России в качестве автономного Великого княжества. В 1812 г. импера­тор Александр I вернул ему Выборгскую губернию. Установленная тогда разграничительная линия была подтверждена Тартуским миром 1920 г. как граница между Советской Россией и Финляндской республи­кой. Граница, утвержденная Московским мирным договором 1940 г., приблизительно соответствовала границе, определенной Ништадским миром, т.е. так называемой границе Петра Великого, правда, с откло­нениями в некоторых местах.

 

Население на отошедшей к СССР территории было исключительно финским. Оно добровольно переселилось на запад, за новую границу. Тем самым более 400 тыс. финнов потеряли свое жилье. Была утрачена восьмая часть полей и лесов, до трети водных ресурсов и пятая часть торговых путей и промышленности страны. Выборг – второй по величине город Финляндии, а также Кякисалми и Сортавала остались по другую сторону границы. Важный для внешней торговли портовый город Ханко был сдан в аренду. Несмотря на это, страна сохранила независимость и демократический строй. После заключения мира в Моск­ве прекратило свое существование правительство Куусинена. СССР таким образом отказался от намерения взять под контроль всю терри­торию Финляндии, удовлетворившись тем, что обеспечил свои непосредственные стратегические интересы. Советское правительство не выдвинуло никаких требований, которые касались бы вопросов, связан­ных с формированием и составом правительства Финляндии, ограниче­нием ее суверенитета. За ней осталось полное право укреплять свою новую границу. На вопрос Р. Рюти, как к этому относится Москва, В.М. Молотов ответил: "Стройте столько укреплений, сколько хотите". Советское правительство не настаивало на выдвигавшемся им ранее предложении заключить советско-финляндский договор о взаимопомощи. Вместо этого мирный договор обязывал обе стороны воздержи­ваться от любых агрессивных акций друг против друга, не вступать в союзы и не участвовать в коалициях, направленных против одной из договаривающих сторон.

 

Война с Финляндией дорого обошлась Советскому Союзу. В докла­де на сессии Верховного Совета СССР 29 марта 1940 г. Молотов пы­тался оправдать потери в войне тем, что СССР достиг своих стратеги­ческих целей – обеспечил безопасность Ленинграда, Мурманска и Мурманской железной дороги. "Мы можем выразить полное удовлетво­рение мирным договором с Финляндией", – заявил народный комиссар иностранных дел и выразил уверенность советского правительства в том, что между Советским Союзом и Финляндией "будут развиваться нормальные и добрососедские отношения" ¹.

 

Граница, установленная по Московскому мирному договору, до­вольно точно соответствовала линии границы, которую советское пра­вительство определило для себя в октябре 1939 г. В дополнение к этому выдвигались требования в отношении восточной части Салла и Куусамо. Это наряду с условием построить железную дорогу Кемиярви-Салла показывало, что стратегические интересы Советского Союза распространялись в северном направлении. Взамен СССР вернул Фин­ляндии Петсамо, который советские войска заняли уже на начальном этапе войны. Это было сделано, вероятно, для того, чтобы не вызы­вать ненужного беспокойства в Норвегии. В то время было трудно предвидеть, что стратегическое значение Петсамо значительно воз­растет.

 

Советский Союз не выдвигал никаких требований относительно Аландских островов. Когда германский посол спросил Молотова, ста­вился ли вопрос о ликвидации укреплений, построенных здесь финнами, тот ответил отрицательно ². На переговорах с Англией и Францией летом 1939 г. Советский Союз выражал готовность оккупировать среди прочих баз и Аландские острова. Во время зимней войны военно-морской флот СССР разработал план по их захвату, чтобы перерезать финляндские морские коммуникации ³. Однако он не был осуществлен, по всей вероятности, из опасений негативной реакции Швеции. Молотов неоднократно заверял шведов, что Советский Союз будет уважать их интересы в отношении Аландских островов. Эту сдержанность можно объяснить тем, что СССР получил базу на п-ве Ханко и архипелаг утратил для него свое былое военное значение.

 

Реакция иностранных держав

 

Война между Советским Союзом и Финляндией затронула интересы как всех трех великих держав, участвовавших в войне, – Англии, Франции и Германии, так и нейтральных стран – Швеции и Норвегии. Правительства Англии и Франции сделали все возможное, чтобы воспрепятствовать заключению Финляндией мира. Для этого они дава­ли ей все больше и больше соблазнительных обещаний помощи, хотя и сами понимали, что их выполнение нереально. Поэтому Московский мирный договор рассматривался в Лондоне и Париже как едва ли не такое же поражение, как разгром Польши. "Мы потерпели второе поражение", – так прокомментировал полученное известие начальник имперского генерального штаба генерал Айронсайд ⁴. Замыслы исполь­зовать финскую войну против Германии провалились. Был утрачен предлог для открытия нового фронта на севере, чтобы перерезать пути доставки морем руды в Германию. Пришлось отказаться от планов нанесения удара с юга, имевшего целью вывести из строя советские нефтепромыслы на Кавказе и воспрепятствовать доставке их про­дукции в Германию.

 

То, что западные державы не оказали необходимой помощи Фин­ляндии, также было моральным поражением и подорвало их позиции в нейтральных странах. Правительства Англии и, особенно, Франции ста­ли объектами яростных нападок. В палате общин английского парла­мента депутат от консервативной партии Г. Макмиллан, посетивший Финляндию во время войны, открыто критиковал правительство за ми­зерную и слишком запоздалую помощь Финляндии. Французское прави­тельство попыталось обелить себя, взваливая вину за заключение мира на Швецию. Правительству Даладье грозила отставка. Недовольство правительством, которое нарастало уже долгое время как справа, так и слева, привело после бурных дебатов в Палате депутатов к его отставке. Это, пожалуй, был единственный случай, когда финляндские дела послужили причиной падения правительства великой державы.

 

Германия окончание зимней войны расценивала позитивно в том смысле, что план интервенции экспедиционных войск провалился. В Берлине считали, что Московский мирный договор означал поражение политики Англии и Франции. В то же время у Германии теперь не было предлога для высадки своих войск в Норвегии, которая намечалась на конец марта. Поэтому генерал А. Йодль еще до подписания мира отме­чал, что в политическом плане он "очень доволен" переговорами между Финляндией и Советским Союзом, но в военном отношении они явля­ются помехой ⁵. Во всяком случае тот факт, что Финляндия оставалась суверенным государством, устраивал Германию. Мирный договор откры­вал возможность возобновить важную для ее военной экономики тор­говлю с Финляндией сразу же, как это позволит ледовая обстановка ⁶.

 

Для шведского правительства окончание войны между Советским Союзом и Финляндией означало, что его сокровенные желания испол­нились. Целеустремленная дипломатия Гюнтера дала свой результат. Швеция, так же как и Норвегия, избежали вовлечения в мировую вой­ну. Ее позиции на востоке, тем не менее, заметно ухудшились. Раздел Польши между Германией и СССР, как и создание советских баз в прибалтийских странах, поколебали ту благоприятную для Швеции об­становку, которая существовала в акватории Балтийского моря после окончания первой мировой войны. Многие в Швеции считали, что интерес Советского Союза на севере определяется залежами шведской железной руды и выходом к побережью Атлантики. В донесении, напи­санном вскоре после заключения мира, шведский военный атташе в Москве майор Флодстрем утверждал, что СССР приобрел очень выгод­ный плацдарм для нового наступления через Финляндию на Скандина­вию. Приобретенные им территории в Салла означали, со шведской точки зрения, что вбит клин на очень опасном направлении. По мнению Флодстрема, вопрос стоял так – будет ли Советский Союз использовать эти преимущества для нового наступления против Финляндии и Скандинавии в целом и когда это может произойти? ⁷

 

Имеющиеся в настоящее время источники не дают основания утверждать, что советское руководство разрабатывало такие планы. Но весной 1940 г. никто не мог точно сказать, каков будет следующий шаг Советского Союза. Этот вопрос волновал не только шведов, но и финнов.

 

Финляндия ищет покровительства Запада

 

Посол Соединенных Штатов в Финляндии В. Шоенфельд доклады­вал своему правительству после подписания Московского мирного договора, что финский народ смирился с его условиями, поскольку аль­тернативы не существовало. Однако, по мнению посла, это не означало потерю надежды на то, что фортуна со временем вернет стране свое расположение. Это был вынужденный мир, писал Шоенфельд, и следовательно, он не мог быть прочным ⁸.

 

Наблюдения посла были правильными. Все финны разделяли мне­ние, что как всякий несправедливый мир Московский договор не будет долговечным. Фразы о правах малых наций из торжественных речей предшествующих десятилетий еще не стерлись в их памяти. Однако разговоры о необходимости его изменения не означали, что это будет достигнуто с помощью силы. Не будем отрицать, что были сторонники и такого метода. Московский договор часто рассматривался как своего рода перемирие, условия которого можно будет скорректировать на послевоенной мирной конференции. На этот счет финское прави­тельство стремилось заручиться гарантиями Запада еще во время войны ⁹. Если западные государства выиграют войну, а большинство финнов в это верило, то все еще может измениться к лучшему.

 

Однако в марте 1940 г. проблема справедливости не была столь актуальной. Финляндия собирала силы для защиты независимости в рамках границ, установленных Московским мирным договором. Буду­щее представлялось весьма неопределенным, и вместе с тем перед страной стояли большие задачи. Война охватила весь мир, и прихо­дилось серьезно беспокоиться о своей внешней торговле, которая была основательно подорвана. Разрушенное войной хозяйство требовало вос­становления, во весь рост встал вопрос о средствах существования на­селения. Поддержание военной готовности ложилось тяжелым бреме­нем на экономику страны. Началось строительство укреплений вдоль новых границ. Население, мигрировавшее из отошедших к СССР тер­риторий, в основном крестьяне, было вынуждено заново обустраивать свою жизнь. Это определялось как долговременная программа, озна­чавшая, что Финляндия готовилась к жизни в системе, определенной для нее Московским мирным договором.

 

Подозрительность к Советскому Союзу

 

Зимняя война обнажила изоляцию Финляндии. У финнов сложилось убеждение, что СССР стремится ликвидировать независимость Финлян­дии (это подтверждало создание правительства Куусинена) и он лишь временно отказался от этого намерения.

 

Как заметил профессор Ю. Невакиви, бесцеремонное поведение Молотова на московских переговорах и упоминание имени Куусинена в той ситуации увеличило подозрительность даже среди наиболее терпи­мо настроенных финнов относительно намерений Кремля ¹⁰. Однако до настоящего времени нет каких-либо данных, указывавших на то, что Советский Союз готовил новое наступление на Финляндию весной 1940 г. После Московского мирного договора на финляндском направ­лении наступило затишье, о чем поступали сведения и от финской военной разведки ¹¹. Но что может произойти на последующих стадиях развития мировой войны? Рюти заметил Шоенфельду, что, по его мнению, Советский Союз сделает передышку, по крайней мере, на пол­года, поскольку предыдущая акция дорого ему обошлась. В будущем очень многое зависело от дальнейшего хода второй мировой войны ¹².

 

Весной подозрения финнов усилились. В Советском Союзе была образована Карело-Финская Советская Социалистическая Республика, к которой была присоединена большая часть территорий, отторгнутых от Финляндии. Финский язык снова стал официальным языком наряду с русским и карельским, несмотря на то, что на территории этой новой советской республики финнов стало не больше, чем в 1939 г. Ни размеры, ни расположение Карело-Финской ССР не соответствовали такому статусу по Конституции Советского Союза. Цель этих действий оставалась непостижимой для финнов. Опасения возросли, когда О. Ку­усинен стал Председателем Президиума Верховного Совета респуб­лики, что вызывало подозрения о существовании плана присоединения Финляндии к Карело-Финской ССР ¹³.

 

В процессе реализации Московского мирного договора советское правительство проявляло настойчивость по всем спорным вопросам. Наиболее важные из них касались линии границы у Энсо, а также передачи СССР оборудования и техники на отошедшей к нему терри­тории. Мотивы твердой позиции советского правительства в этом деле стали понятны только впоследствии: заводы на переданной территории были важны для военной экономики Советского Союза ¹⁴. Направлен­ный посланником в Москве Паасикиви, который прежде вел от имени Финляндии переговоры, не зафиксировал признаков агрессивных наме­рений у Советского Союза. Вместе с тем он не сомневался, что СССР использует силу, если не удастся урегулировать разногласий с Финлян­дией мирными средствами. "Нынешние договоры сильному не поме­шают, а слабого не защитят"¹⁵, – писал он.

 

Вскоре после подписания мира правительство Финляндии ушло в отставку. Новый кабинет Р. Рюти сформировал на базе тех же пяти партий, которые и прежде входили в правительство. Замены минист­ров, тем не менее, были произведены. Таннер покинул пост министра иностранных дел. Он имел плохую репутацию как в Москве, так и в Берлине. Оздоровить отношения с Советским Союзом, да и с Герма­нией, было практически невозможно, пока он оставался на этом посту. Его преемником стал профессор Р. Виттинг, ученый и банкир, который имел опыт работы в парламенте и правительстве. Посланник Германии считал его другом своей страны, а, по мнению посланника Великобри­тании, он был настроен проанглийски. Для Советского Союза эта фи­гура оставалась "неизвестной величиной" ¹⁶. Новое правительство объявило, что его внешняя политика будет основываться на доверии ко всем государствам и направлена на стабилизацию международного по­ложения страны. Это означало прежде всего, что необходимо соблю­дать условия мирного договора и пытаться улучшить отношения с Германией, у которой к концу зимней войны осталось очень мало сторонников в Финляндии. Гитлер и Сталин оказались в одной и той же лодке, писал прозападно настроенный посланник Финляндии в Париже X. Холма. В конце мая сотрудник германского посольства в Хельсинки советник Кройцвальд отмечал, что финны настроены к Германии край­не недружелюбно, продолжая связывать свои надежды с западными государствами. Поражение Германии, по их мнению, будет способство­вать восстановлению прежних границ Финляндии ¹⁷. Но в действитель­ности, к тому времени Рюти думал о том, чтобы возобновить более тесные контакты с Германией. Он и, по-видимому, другие члены прави­тельства предвидели, что Германия и Советский Союз недолго будут вместе. Однако в тот момент реальность была такова, что и во время зимней войны и даже после нее Германия проявляла лояльность к Советскому Союзу. Поэтому финны в период войны искали поддержки везде, где только это было возможно: у западных государств и у Швеции ¹⁸.

 

Западные страны все еще были настроены на поддержку Финлян­дии. Они продолжали поставлять военные материалы и после оконча­ния войны, обещая также помощь в восстановлении ее экономики. Финская внешняя торговля находилась в зависимости от владычицы морей Англии. После зимней войны Финляндия была заинтересована в развитии с ней товарообмена. Она готова была заключить с Англией торговое соглашение по военным поставкам и ограничить торговлю с Германией ¹⁹.

 

Наиболее значительную поддержку Финляндии в ходе войны оказа­ла Швеция. Еще до начала мирных переговоров Таннер стремился до­биться от нее получения своего рода гарантий того, что союзный договор будет подписан. В разговоре с премьер-министром Ханссоном в Стокгольме 27 февраля Таннер высказал предположение, что мир с Советским Союзом долго не продлится. Чтобы предотвратить новое нападение, он предложил создать оборонительный союз между Финлян­дией, Швецией и, возможно, Норвегией. Не желая связывать себя никакими обязательствами, Ханссон выражал готовность обсудить этот вопрос ²⁰. Еще до подписания мирного договора финское правительство 11 марта официально запросило Швецию и Норвегию о возможности создания такого союза. Как из Стокгольма, так и из Осло ответили положительно, о чем затем все три правительства заявили публично ²¹.

 

Для финляндского правительства было важно, что зондаж относи­тельно оборонительного союза соответствовал настроениям народа. Мысль о поддержке других северных стран помогала пережить тяже­лые условия мира и давала надежду на будущее. Создание такого союза имело по крайней мере превентивное значение. Новое нападение Советского Союза на Финляндию автоматически затронуло бы и Шве­цию, хотя опыт зимней войны показал, что на ее военную помощь не очень-то можно полагаться. Тем не менее такой договор связал бы Швецию и Норвегию с Финляндией и дал возможность транспортировки войск и военных материалов с Запада ²². Однако вскоре возникла проблема, связанная с различием в системах безопасности трех север­ных стран. В шведском правительстве проявилось нежелание прини­мать на себя обязательства, которые могли угрожать нейтралитету страны ²³. Окончательная судьба альянса не зависела все же от Шве­ции. Она была определена отрицательным отношением к нему Совет­ского Союза и в конечном итоге нападением Германии на Норвегию.

 

Заколдованный круг недоверия

 

Спустя два дня после того, как средства информации оповестили о планах создания Финляндией, Швецией и Норвегией оборонительного союза, Молотов имел в этой связи разговор с шведским посланником в Москве. Он в жестком тоне разъяснил, что такого рода союз может быть направлен только против Советского Союза и противоречит политике нейтралитета Швеции и Норвегии ²⁴. 20 марта ТАСС сообщил о негативной позиции СССР, осудив при этом заявление, сделанное председателем норвежского стортинга И. Хамбро, который 13 марта выступил по радио с эмоциональной речью в поддержку Финляндии. Хамбро заявил, что Финляндия боролась против насилия. Он выразил надежду, что несправедливость, проявленная к Финляндии, будет устранена, как она была ликвидирована в отношении Дании 75 лет спустя после Венского мира 1864 г. ²⁵ Хамбро не стеснялся в выра­жениях и, хотя не упомянул об оборонительном союзе, ТАСС исполь­зовало его речь как доказательство антисоветского характера этого союза.

 

21 марта в беседе с Паасикиви Молотов заявил, что подобного рода союз находится в противоречии с Московским мирным договором, поскольку обе стороны взяли на себя обязательства не участвовать в блоках, которые направлены против одной из сторон. Ссылаясь на выступление Хамбро, Молотов истолковал планируемый оборонитель­ный союз северных стран как орудие реваншистской войны. "Если вы создадите оборонительный союз с Швецией и Норвегией, то мы будем рассматривать это как нарушение мирного договора"²⁶. Никакие возражения не могли изменить мнения Молотова, поэтому как в Финляндии, так и в Швеции посчитали целесообразным прекратить публичные дискуссии по этому вопросу. Окончательно выступления о совместной обороне трех северных стран прекратились 9 апреля 1940 г., с нападе­нием Германии на Норвегию. Но усилились подозрения финнов к наме­рениям Советского Союза. По мнению Паасикиви, Москва стремилась поставить Финляндию в положение изоляции и зависимости от СССР ²⁷.

 

Оценивая отношение советского правительства к оборонительному союзу северных стран, необходимо иметь в виду, что Москва не дове­ряла Финляндии. И хотя сама по себе она не представляла угрозы СССР, но как союзник какой-либо одной державы или ряда стран могла создать серьезную опасность. Поэтому и были предприняты попытки ее изоляции.

 

В Москве считали, что за планами скандинавского оборонительного союза стояли западные державы. 4 апреля 1940 г. народный комиссар военно-морского флота Н.Г. Кузнецов дал указания военному совету Балтийского флота учитывать на случай войны следующее: «Англия в стремлении восстановить утерянные исходные рубежи для наступления на СССР с севера пытается создать "военно-оборонительный союз" стран Скандинавии и Финляндии... Таким образом, на данном этапе противником на Балтийском море может явиться шведско-финская коалиция...». Исходя из этого, главная задача состояла в том, чтобы "создать прочную оборону побережья и военно-морских баз"₂₈. Мнение наркомата иностранных дел об оборонительном союзе северных стран было сформулировано в памятной записке, датированной 17 апреля 1940 г. Цель создания этого оборонительного союза связывалась, с одной стороны, с политическими устремлениями Англии и Франции, а, с другой – с замыслами руководства Финляндии вернуть утраченное. Англия и Франция всячески подталкивали Финляндию, Швецию и Норвегию к оборонительному союзу, скрывая его антисоветскую на­правленность. Реваншистские круги Финляндии намеревались таким об­разом разжечь в стране соответствующие настроения, восстановить ее экономический и военный потенциал. Составители записки обращали внимание и на тот факт, что в Швеции и Норвегии нарастала оппозиция созданию оборонительного союза ²⁹. Соображение, согласно которому образование союза между Швецией и Финляндией может приобрести большое значение в антисоветских замыслах великих держав, нашло летом следующего года отражение в оперативных планах Советского Союза ³⁰.

 

"Мы ничего не можем поделать с географией"

 

Зимняя война была не только локальным конфликтом Финляндии и СССР. Она являлась частью второй мировой войны, и ее следует рассматривать в контексте начального периода этой войны. С заключением 23 августа 1939 г. пакта о ненападении с Германией и возникновением мировой войны Советскому Союзу представился исключительно удобный случай воспрепятствовать расширению влия­ния других великих держав в Восточной Европе и акватории Балтий­ского моря, где исторически соперничали за свое господство Германия и Россия. Оккупировав восточную часть Польши, вынудив страны Бал­тии подписать договор о взаимопомощи и предоставить базы, Совет­ский Союз приступил к переговорам с Финляндией. У русских появилась в кои-то веки возможность обезопасить Ленинград, и они проявили бы глупость, если бы не воспользовались ею. Так впоследствии проком­ментировал действия СССР посол Ф. Шуленбург.

 

"Мы ничего не можем поделать с географией, так же как и вы не можете ее изменить", – говорил Сталин финским представителям на переговорах в Москве. Столетиями на отношения между Россией и Финляндией влияло то обстоятельство, что важный морской путь с запада в Россию проходил у южного побережья Финляндии. Этот путь Советский Союз хотел контролировать. По словам Сталина, если бы путь в Ленинград не пролегал вдоль финского побережья, не было бы и необходимости поднимать весь этот вопрос. Сталин отклонил заверения финских участников переговоров, что Финляндия не позволит про­тивнику России вести наступление через свою территорию. "Финляндия мала и слаба, – ответил он. – У вас и не спросят разрешения. Вы не сможете воспрепятствовать высадке войск крупной державы, даже если захотите это сделать"³¹. Позднее он смотрел на эту проблему, видимо, иначе. В 1945 г. им была высказана мысль, что если бы Финляндия оказалась в таком же положении, как в 1940 г. Бельгия, то не капитулировала бы перед немцами ³².

 

Безопасность для финнов являлась также важнейшим вопросом. После того, как исчезли надежды на Лигу наций, решение этой проб­лемы пытались найти в ориентации на северные страны, и полагаясь на собственные силы. Принятие советских условий означало отказ от нейтралитета, ориентации на северные страны и ослабление внимания к оборонительным позициям на Карельском перешейке. Оставалась надежда лишь на доброжелательность Сталина. Судьба Чехословакии была для финнов наглядным примером того, к чему могут привести уступки великим державам.

 

"Финляндия не может быть побеждена без длительной войны, требующей больших затрат и крови", – писал финский военный историк В. Халсти осенью 1939 г. И начальник Генерального штаба РККА Б.М. Шапошников пытался убедить Сталина в том, что это действи­тельно так. Сталин ему не поверил.

 

Наступление, предпринятое на Финляндию, выявило просчеты Со­ветского Союза. Вопреки представлениям его руководства и многих иностранных наблюдателей Финляндия оказалась способной защитить себя. Советский Союз понес серьезные потери, приковал войска к се­верному фронту. Престижу Красной Армии был нанесен большой ущерб.

 

Когда стало ясно, что северное сотрудничество неосуществимо, Финляндия была вынуждена искать поддержку в другом направлении. Готовность Великобритании и Франции направить экспедиционную армию в Скандинавию едва не привела к войне между СССР и запад­ными державами. И хотя Советский Союз достиг своих стратегических целей в войне с Финляндией, он в то же время приобрел озлобленного соседа, озабоченного своею безопасностью и стремящегося к реваншу.

 

С точки зрения как Финляндии, так и Советского Союза победы Германии на Западе летом 1940 г. решительным образом изменили об­становку. Отношения Финляндии с западными державами прервались, и ожидать их помощи уже не приходилось. Единственно возможным союзником оставалась Германия. Первые шаги в этом направлении были сделаны в то время, когда немцы закрепились в Северной Нор­вегии, разгромили Францию, а британские войска отступили на свои острова. Вначале Финляндия в целях своей безопасности стремилась получить от Германии оружие и дипломатическую поддержку. Позднее возник еще один мотив – стремление к пересмотру условий Москов­ского договора. Основательная завязка контактов с Германией произо­шла постепенно в рамках немецкого военного планирования.

 

Летом 1940 г. Советский Союз неожиданно оказался в довольно опасном положении. В Европе доминировала возросшая военная мощь Германии. В своих оборонительных планах СССР должен был прини­мать во внимание то, что Финляндия может включиться в германскую агрессию, направленную против него. Первоначальные оперативные планы, которые предусматривали ведение военных действий против Финляндии, готовились в сентябре. Одновременно к финской границе стали подтягиваться войска. В том же месяце первые немецкие тран­зитные войска прибыли на территорию Финляндии. Таким образом, преимущества, достигнутые Советским Союзом по условиям Москов­ского мирного договора, оказались кратковременными.

 

1     Молотов В.М. Внешняя политика правительства. М., 1940. С. 15. Доклад Молотова о внешней политике на VI сессии Верховного Совета СССР 29 марта 1940 г. на финском языке см.: Suomen ja Baltian kohtalo Neuvostoliiton asiakirjoissa, 1939-1940. Toim. A. Kautto. Saapijärvi, 1982. S. 23-41.

 2    Akten zur deutschen auswärtigen Politik, 1918-1945. Ser. D. Bd. IX. Frankfurt a/M, 1962. S. 19. Muistiinpano Molotovin ja von der Schulenburgin keskusteluista 26.3.1940. (Далее: ADAP).

3     Manninen O. Molotovin cocktail -Hitlerin sateenvarjo. Toisen maailmansodan historian uudelleen kirjoitusta. Hels., 1994. S. 115-116.

4     Nevakivi J. Ranskan Suomelle talvisodan 1939-1940 aikana tarjoamasta sotilasavusta // Tiede ja ase. 1976. №34. S. 13.

5     Maier K. Die deutsche Strategie: Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Stuttgart, 1979. Bd. 2. S. 199.

6     ADAP. Ser. D. Bd. IX. S. 16; Seppinen 1. Suomen ulkomaankaupan ehdot, 1939-1940 // Historiallisia tutkimuksia. 124. Hels., 1983. S. 55.

7     Utenriksdepartementet. Oslo. HP 726. Flodströmin raportti 17.3.1940. (Далее: UD).
8     Foreign Relations of the United States. Diplomatie Papers. 1940. Vol. 1. Wash., 1958. P. 319-320. (Далее: FRUS).

9     Kansallisarkisto. Tudeerin kokoelma. Tannerin kertomus keskustelustaan Britannian lähettilään kanssa. Muistiinpanoja hallituksen istunnosta 28.2.1940.

10   Nevakivi J. Apu, jota ei pyydetty. Hels., 1972. S. 281.

11   Heiskanen R. Saadun tiedon mukaan... Päämajan johtama tiedustelu, 1939-1945. Keuruu, 1989. S. 142-143.

12   FRUS. 1940. Vol. 1. S. 322-323.

13   Rentola K. Kenen joukoissa seisot? Suomalainen kommunismi ja sota 1937-1945. Juva, 1944. S. 222-223. H

14   Kilin J. Rajaseudun väki kahdesti panttina, 1939-1940 // Historiallinen Aikakauskirja. 1993. № 3. S. 208-222.

15   Paasikivi J.K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa, 1939-1941. Porvoo; Hels., 1958. S. 4-5.

16   Reimaa M. Puun ja kuoren välissä. Keuruu, 1979. S. 37-43; Soikkanen H. Sota-ajan valtioneuvosto // Valtioneuvoston historia, 1917-1966. Hels., 1977. Osa 2. S. 63-65.

17   ADAP. Ser. D. Bd. VIII. Dok. 16.

18   Reimaa M. Op. cit. S. 37-41; Seppinen I. Op. cit. S. 45-46.

19   Seppinen 1. Op. cit. S. 46-48.

20   Turtola M. Pohjoismaiden linjalle // Kansakunta sodassa. Hels., 1989. Osa I. S. 211; Wahlbäck Kr. Finlands-fragan: svensk politik, 1937-1940. Stockholm, 1964. S. 417.

21   Carlgren W. Svensk utrikespolitik, 1939-1945. Stockholm, 1979. S. 132; Arbeiderbladet. 1950.28.11.

22   Manninen O. Toteuttamaton valtioliitto. Suomi ja Ruotsi talvisodan jälkeen. Hels., 1977. S. 9-10; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia 7. Espoo, 1987. S. 822-823; Reimaa M. Op. cit. S. 50.

23   Reimaa M. Op. cit. S. 61-62.
24   Calgren W. Op. cit. S. 184.

25   UD. 35g2VIII; Morgonbladet. 1940.14.3.

26   Paasikivi J. Op. cit. S. 43-47.

27   Ibid. S. 52-58.

28   Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 502. Л. 31-32.

29   Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 0135. Оп. 23. Д. 2. Л. 47. Памятная записка заместителя начальника отдела Балтийских стран наркомата иност­ранных дел Маевского 17.4.1940 г.

30   Manninen О. Itsenäistymisen vuoden, 1917-1920. Hels., 1993. Osa 2. S. 116-117.

31   Paasikivi J. Op. cit. S. 65-66.

32   Rentola K. Op. cit. S. 226.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

© O.A. Ржешевский, О. Вехвиляйнен

 

Более полувека прошло со времени войны между Советским Союзом и Финляндией в 1939-1940 гг., которая привлекала внимание всего мира. Ее причины и события стали предметом неослабевающего интереса как ученых, так и широкой общественности. Ей посвящены многие книги, статьи, фильмы.

 

Исторические исследования о зимней войне прошли через несколько стадий – по мере того как все дальше по времени удалялись ее события и открывались архивы. В целом взгляды исследователей сходны по многим вопросам, хотя интерпретация в некоторых случаях различна, особенно в отношении подоплеки и причин войны. В этой связи следует напомнить, что еще не все архивы открыты для свободного доступа исследователей. Очевидно и то, что дискуссия о ней будет про­должаться.

 

Какое же место в истории занимает зимняя война? Как следует понимать связанные с ней основные события? Что касается Советского Союза, то его действия однозначно объяснялись агрессивной политикой Запада. В СССР помнили предупреждения Ленина о том, что для удушения социалистической революции капиталистические страны стремятся объединить все свои силы. После прихода Гитлера к власти в Германии советские руководители с еще большим беспокойством стали относиться к безопасности западных границ СССР. Была поставлена цель создать европейскую систему безопасности с привлечением к ней приграничных государств. Именно в этом контексте оценивалась в Москве позиция Финляндии. Сама по себе Финляндия не рассматри­валась как угроза Советскому Союзу, однако считалось, что если великие державы – Англия, Франция или Германия – смогут укрепиться в этой соседней стране, то возникнет непосредственная угроза Ленинграду и Мурманску. Нет сомнения, что начиная с 1933 г. в Москве со всей серьезностью относились к контактам между Фин­ляндией и перевооружающейся, агрессивной и крайне антисоветской Германией, особенно к взаимным визитам высших военных деятелей этих двух стран.

 

Для Советского Союза Финляндия была лишь частью общей про­блемы безопасности страны. Что касается финнов, то они более 20 лет опасались именно советского вторжения, рассматривая СССР не только как великую державу с необъятными военными ресурсами, но как коммунистическое государство, стремящееся к советизации соседних стран. Поддержка Коминтерном финских коммунистов, равно как и обу­чение красных финских офицеров в России, усиливала эти подозрения.

 

В начале 30-х годов напряжение между двумя странами ослабло, и они заключили договор о ненападении. Финляндия, однако, отвергла все предложения, которые могли бы привлечь ее в систему безо­пасности, создаваемую СССР. Вместо этого она искала поддержки у Лиги наций, а позднее рассчитывала обеспечить свою неприкосновен­ность в рамках нейтралитета скандинавских стран. В то же время некоторые влиятельные финские политики приветствовали приход к власти нацистов и перевооружение Германии, поскольку видели в этом противовес Советскому Союзу.

 

Зимняя война была одной из страниц второй мировой войны, разразившейся осенью 1939 г. С ее началом балтийские страны ока­зались в эпицентре интересов великих держав. СССР увидел в сложив­шейся обстановке возможность продвинуть свои передовые рубежи на запад и укрепить таким образом собственные границы. Сталин говорил Паасикиви, что, когда закончится война между Англией и Германией, флот победителей войдет в Финский залив.

 

Возобновление отношений между СССР и Германией укрепило советские позиции. В Москве были уверены, что требования, предъяв­ленные Финляндии, будут выполнены, как это ранее произошло в Эстонии, Латвии и Литве. В результате включения этих трех госу­дарств в сферу советских интересов западные державы в значительной мере утратили свои позиции в балтийском регионе. Что касается Германии, то хотя действия СССР затрагивали и ее интересы, она в то время была занята решением более крупных стратегических задач. Швеция с началом советско-финской войны осталась нейтральной, разочаровав многих финнов. Таким образом, в декабре 1939 г. Фин­ляндия фактически осталась в одиночестве.

 

Советское вторжение рассматривали в Финляндии как агрессию, угрозу национальной независимости страны. В Советском Союзе не было сомнений в том, что Красная Армия обеспечивает безопасность своих границ, особенно Ленинграда. Молотов в беседе с послом США Л. Штейнгардтом 1 февраля 1940 г. заявил, что советское руководство не опасалось нападения самой Финляндии, но "при развертывании европейской войны враждебная СССР Финляндия могла бы стать опасным очагом войны". Он подчеркнул, что в отношении ее независимости у СССР "не было и нет никаких претензий". Финны, однако, этому не верили. Жесткие условия, продиктованные в Москве при заключении мирного договора, усилили беспокойство финнов за судьбу страны. Это объясняет многое в последующей политике Финляндии. В конце концов зимняя война и Московский мирный договор подтолкнули ее к союзу с Германией.

 

Ценой престижа и больших потерь Советский Союз достиг своих стратегических целей в войне с Финляндией. Война показала необходимость принятия кардинальных мер для повышения боеспособности Красной Армии, привела к крупным переменам в военном строи­тельстве, что способствовало укреплению обороны СССР и защите Ленинграда.

 

Общественность западных держав относилась к действиям Красной Армии, как правило, негативно. Германские военные эксперты внимательно изучали ее недостатки, а также учитывали меры, предпринятые советским командованием для их устранения. И хотя нет прямых свидетельств того, что неудачи Красной Армии ускорили германское нападение на Советский Союз, Гитлер и его окружение трактовали события зимней войны в пользу своего предстоящего похода против СССР. Правда, объясняя провал наступления вермахта в России, Г. Геринг во время битвы за Сталинград заявил, что война СССР с Финляндией была, "возможно, самой большой маскировкой в мировой истории". По его словам, Сталин послал в Финляндию несколько армий, оснащенных устаревшим вооружением, для того, чтобы скрыть факт создания Советским Союзом беспрецедентной военной машины. Это необоснованное утверждение вызвало протест Маннергейма.

 

Часто говорят, что из истории не извлекают уроков. Однако влияние уроков зимней войны было многогранным и далеко идущим. По крайней мере невозможно представить, чтобы нечто подобное в отношениях между Россией и Финляндией повторилось в будущем.

 

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

 

Барышников Владимир Николаевич, специалист по всеобщей истории и истории советско-финляндских отношений, кандидат исторических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета. Автор монографий "Финляндия во второй мировой войне" (в соавторстве. Л., 1989), "От прохладного мира к зимней войне. Восточная политика Финляндии в 1930-е годы" (Санкт-Петербург, 1997) и других работ.

 

Барышников Николай Иванович, специалист по истории внешней политики СССР и советско-финляндских отношений, доктор исторических наук, профессор. Автор монографий "На защите Ленинграда. Проблемы безопасности и защиты Ленинграда с севера" (Л., 1978), "Финляндия во второй мировой войне" (в соавторстве. Л., 1989) и других работ. Вице-президент Ассоциации историков блокады и битвы за Ленинград.

 

Вехвиляйнен Олли, доктор исторических наук, профессор университета г. Тампере (1973-1996), научный руководитель проекта "Финляндия во второй мировой войне" (1974-1984), директор института истории университета г. Тампере (1986-1996). Основные публикации: "Национал-социалистическая Германия, 1933-1934 (Хельсинки, 1966), "Фронт против Гитлера? Третий рейх и возникновение французско-советского договора о взаимопомощи, 1934-1935" (Тампере, 1971), соавтор книги "Финляндия во второй мировой войне" (Хельсинки, 1989-1992. Т. 1-3).

 

Вихавайнен Тимо, доктор исторических наук, доцент Хельсинкского университета. Автор монографий "Финляндия в советской прессе, 1918-1920 гг." (Хельсинки, 1988), "Март в Хельсинки" (Ювяскюля, 1990), "Краткая история Финляндии" (Хельсинки, 1991), соавтор трудов: "История России и Советского Союза" (Керуу, 1986), "История Финляндии" (Порвоо, 1987) и "Нация в войне" (Хельсинки, 1989. Т. I).

 

Маннинен Охто, действительный член Финляндской Академии наук, доктор исторических наук, профессор университета г. Тампере, редактор "Финского исторического журнала", председатель Финской комиссии по изучению истории второй мировой войны, руководитель исследовательских проектов "Первые годы независимости Финляндии" (1988-1993) и "КПСС и Финляндия" (1994-1999). Автор монографий "Утверждение государственного союза" (1977), "Контуры Великой Финляндии" (1980) и ряда других работ по истории XX века.

 

Ржешевский Олег Александрович, доктор исторических наук, про­фессор, научный руководитель Центра истории войн XX века Института всеобщей истории РАН. Автор ряда книг по истории второй мировой войны и международных отношений, в том числе "Война и история" (М., 1976; 1984), "Война и дипломатия" (М, 1997), академик РАЕН, председатель Российской ассоциации историков второй мировой войны, вице-президент Международного комитета истории второй мировой войны.

 

Чубарьян Александр Оганович, член-корреспондент РАН, доктор исторических наук, Профессор, директор Института всеобщей истории РАН, заместитель председателя Национального комитета российских историков, вице-президент Международного комитета исторических наук. Автор монографий "Брестский мир" (М., 1964), "Европейская идея в истории: Проблемы войны и мира" (М., 1987) и ряда других трудов по истории XX столетия, истории Европы и истории международных отношений.

* * *

Авторы выражают искреннюю признательность Институту военной истории МО РФ, Военному архиву и Музейному фонду Финляндии, а также Городскому архиву г. Тампере за фотоиллюстрации; старшему научному сотруднику Центра истории войн XX века Института всеобщей истории РАН E.H. Кулькову за большой вклад в подготовку российского издания этой книги; Н.Д. Смирновой, И.Н. Венкову, А.Г. Донгарову, М.Л. Коробочкину, С.В. Листикову, В.А. Пронько, В.Г. Федорову и Б.В. Хилько за предоставленные материалы и консультацию по отдельным вопросам; Т.В. Андросовой, Е.В. Лоточниковой и М.Ю. Мягкову за участие в переводе текстов.